Кадры решают все!

Известное изречение Сталина, сказанное еще на заре строительства социализма, как никогда актуально в настоящее время.  Я уже давно говорю, что все беды нашей страны в настоящее время во многом объясняются вопиющей некомпетентностью кадрового корпуса на всех уровнях.  Вспомните, кто такой Егор Гайдар, какой путь он прошел перед тем, как стал вице-премьером? Научный сотрудник института, потом заведующий отделом журнала «Коммунист», потом газеты «Правда».  Скажите, на каком посту он мог практически познакомиться с народным хозяйством России, когда был назначен вице-премьером, ответственным за проведение реформ в стране? И что за жизнь стала в России на время проведения этих реформ, мы хорошо знаем.

 Примерно такой же послужной список и у большинства членов нынешнего Правительства России.  Все эти изменения кадрового корпуса начались в «демократической» России под управлением Бориса Ельцина.  Правящая президентская «верхушка» строго контролирует назначение кадров в верхнем эшелоне власти и осуществляет только по принципу личной преданности, не считаясь с их непрофессиональной неподготовленностью. Это убедительно подтверждают результаты их «деятельности».

Все «лихие 90-е годы» я жил в Хабаровском крае я входил в верхний слой кадрового корпуса края, поэтому много что видел и что знаю. Конечно, не все я могу сказать на страницах печатного органа, но кое-что попытаюсь отразить.  Сразу хочу сказать, что Хабаровскому краю повезло с губернатором, который был вначале назначен президентом Ельциным, получив утверждение Верховного Совета РСФСР, как это требовалось по действующей тогда Конституции.  Его трудовой стаж и должности, которые он занимал до этого, позволяли ему успешно справляться с обязанностями губернатора, которого ещенесколько раз выбирали, а потом и назначали губернатором. Действительно, должности инженера, главного инженера на судостроительном заводе, потом директора только что построенного завода строительных алюминиевых конструкций в Хабаровске, начальника главного планово-экономического отдела крайисполкома позволили ему узнать народное хозяйство края. И в дальнейшем он продолжал изучать состояние экономики и социальное положение жителей края. Думаю, что не он писал диссертации, которые успешно защитил, став даже членом-корреспондентом, но не могу  бросить ему упрек в некомпетентности и отсутствии желания изменить к лучшему если не жизнь, то хотя бы ситуация в народном хозяйстве вначале Хабаровского края, а потом и Дальнего Востока. Именно при нем стал стремительно меняться облик центральной части Хабаровска, появились многие объекты социальной сферы, завершилось строительство совмещенного железнодорожно-автомобильного моста через Амур у Хабаровска, получило развитие жилищное и дорожное строительство в  крае.  Жители края пережили «лихие 90-е» намного легче, чем некоторые наши соседи – Приморский край, Амурская, Магаданская и Камчатская области.

В Приморье губернатором даже был избран криминальный авторитет Дарькин,  впервые которого я увидел на видеокадрах с похорон знаменитого в криминальных кругах Джема из Комсомольска-на-Амуре. По сути дела, к власти в Приморье пришли криминальные структуры, которые и руководили краем по понятиям, а не экономическим законам. И все СМИ все годы, пока я жил в Хабаровске, на все лады смаковали проблемы, с которыми сталкивался богатый природными ресурсами и рыбными запасами край.

Не менее впечатляющ послужной список многолетнего руководителя края Алексей Клементьевича Черного, который прошел долгую школу работы вначале на производстве, потом  в партийных, советских органах, начавшуюся в грозные годы войны на Эльбанском заводе, который выпускал боеприпасы для фронта. Потом активного члена партии выдвинули на партийную работу в Комсомольский горком, позже он возглавил партийную организацию района имени Лазо, был  секретарем крайкома, первым секретарем обкома КПСС Еврейской автономной области, председателем крайисполкома и 18 лет первым секретарем крайкома партии. 

Как известно, Сталин произнес свою знаменитую фразу в то время, когда в советской России подавляющее большинство населения было безграмотным. Поэтому на обучение грамоте были брошены лучшие кадры не только из числа коммунистов, но и комсомольцев.  Для этого использовались все возможности,  в том числе и такие, как личные дома справных хозяев, которых раскулачивали,  отправляли в ссылку, а их дома отдавали под школы.  Таким образом появилась школа для детей аборигенов в селе Больше-Михайловское на нижнем Амуре, под которую пошел родовой дом моего прадеда, одного из основателей этого села из числа первых переселенцев на берега Амура. 

Знаю еще одну школу, которая долгие годы существовала в доме бывшего купца Муковозова в селе Удинск на берегах Амгуни.  Сразу хочу рассказать, что в этом кусту, где еще в 70-е годы 19 века появились первые прииски и поселения, уже к 30-м годам существовала продуманная система получения вначале семилетнего, а потом и среднего образования.  В селах Удинск и Оглонги вначале были начальные школы, а в селе Херпучи семилетняя школа, но к 40-му году начальные школы стали семилетками, а Херпучинская школа средней, при которой существовал интернат. И это было почти 60 лет, но в нынешней, «демократической» России осталась только Херпучинская школа, и все дети из Удинска  живут в интернате, а оглонгинские дети с первого класса ездят на автобусе в школу за 7 км.  А в те далекие, трудные и голодные годы дети жили дома, и в небольших школах зачастую один учитель вел сразу 4 класса. И уровень образования от этого не страдал, что показывала учеба в более старших классах.

Грамотные, получившие образование в школах в советское время молодежь и составила тот базис, на котором стало подниматься  высшее образование. Появились свои, доморощенные инженеры, врачи, учителя, работники культуры.  Быстрыми темпами стала развиваться наука. Уже в самые первые годы советской власти создавались научные институты, лаборатории, которые и помогли во многом преодолеть отставание от развитых капиталистических стран.  Здесь ковались научные кадры, которые и создали атомную бомбу,  и запустили человека в космос. Сейчас очень многие здравомыслящие люди говорят, что образование было самым большим достоянием советской власти.  Всесторонне образованные люди мыслили по новому, перспективно.  Сталин, зная, какой урон образованию был нанесен во время Великой Отечественной войны, приказал демобилизовывать учителей из армии,  когда война еще не закончилась, чтобы они могли снова учить детей в СССР.

А «реформы» образования в постсоветской России по указке заграничных советников  были направлены на то, чтобы новое поколение было малограмотным,  и его было проще оболванивать. И это во многом удалось, если судить по контингентам на митингах  Навального.  В Европе и США выпускники колледжей знают намного меньше наших выпускников 7-8 классов в советские времена.  Многие предметы, которые давали человеку представление о мире, как та же астрономия, вообще исключены из школьной программы, а учебники по истории и другим предметам написаны столь убого, что толку от их прочтения у молодых людей мало.  В Украине с 1 сентября 2018 года в некоторых школах  по указке из США прекратят преподавать физику, химию, биологию.  А в дальнейшем будут сокращены и естественные науки в большинстве школ, но все они останутся  в специализированных. Т.е. налицо разделение общества на две категории – образованных и  малограмотных. А там и до «быдла» один шаг. Если мы будем следовать в таком же русле, то и наши внуки не будут учить эти предметы в России.

Но вернемся к кадрам в молодой Советской России. В первые годы индустриализации инженеры были из-за границы. Они получали большие деньги, имели хорошие жилищные условия. Поэтому и ехали в СССР, а не для того, чтобы помочь  молодой республике догнать отставание в развитии от развитых стран. Но были среди этих инженеров и вредители, шпионы, и пока не выросло поколение своих доморощенных кадров,  мы ходили по лезвию бритвы.

Конечно, не все и не сразу становились  у руля на производстве.  Для начала Сталину пришлось освободить для них место, и на многих ступенях карьерной лестницы.  Прошедшие горнило подпольной революционной борьбы, гражданской войны, привыкшие разрушать, а не создавать, многие представители так называемой «ленинской гвардии» были не способны перестроиться на мирный лад,  и от них пришлось избавляться силами их самих.  Но о репрессиях 30-х годов я уже немало написал, не хочу повторяться.

Но далеко не все большевики с дореволюционным стажем являлись тормозом в развитии социалистического общества. Тот же Лаврентий Павлович Берия, став в 30 с небольшим лет руководителем Грузии, так повел трудящихся республики, что отсталая Грузия, а потом и все Закавказье, стали богатыми республиками, всесоюзными здравницами,  стали обеспечивать всю страну чаем, цитрусовыми, винами  и другими продуктами растениеводства, для развития которых в теплых республиках были природные условия.

Именно Берия прекратил репрессии наркома НКВД Ежова, провел первую реабилитацию невинно осужденных, а потом еще долго и хорошо работал на тех постах, куда его направляла партия большевиков. Именно Берия возглавлял Спецкомитет, в котором были созданы атомная и водородная бомбы, что спасло СССР от нападения США, до этого монополиста в обладании оружием разрушительной силы.  В возрасте  53лет  Берия был предательски убит заговорщиками во главе с троцкистом Хрущевым.

Но вот назначенный Сталиными в годы войны молодой нарком боеприпасов Дмитрий Федорович Устинов еще долгие годы после войны возглавлял эту отрасль, будучи секретарем ЦК, а потом стал даже министром обороны СССР.  И не самым бездарным, кстати.  Привести примеры удачных кадровых назначений Сталиным можно много.  Тот же министр финансов Зверев, другие наркомы и министры.

Хотя Сталин в конце своей жизни пришел к убеждению, что за партией надо оставить два вопроса – пропаганду и кадры,   его последователи оставили роль КПСС в прежних рамках тотального контроля за всему сторонами жизни,  и кадровые вопросы оставались на первом месте. Хрущев подкупил региональную партийную элиту путем расширения привилегий и льгот, что позволило ему провести  некоторые очень непопулярные в партии и у народа реформы, а сменивший его на высшем государственном посту Брежнев практические прекратил ротацию кадров, что и позволило говорить о «периоде застоя».  Это определение как раз и подходило к несменяемости власти на союзном, республиканской и региональном уровне, а не к застою народном хозяйстве СССР.

Но,  тем не менее,  убыль руководящих кадров по естественным причинам заставляла КПСС выдвигать на руководящие должности умелых руководителей. Часто практиковалось в национальных республиках избирать первыми секретарями на всех уровнях выбирать национальные кадры, а вторыми секретарями избирались работящие русские партийцы, которые и тащили на себе весь воз практической работы.  Примеров тому можно привести массу.  Поэтому  значительно осложнилась жизнь в республиках, ставших самостоятельными государствами после распада СССР. Просто настоящих работников в управлении  многими отраслями народного хозяйства и социальной сферы после изгнания русских  не осталось.  Остались одни «свадебные генералы», не привыкшие работать.

Но все же вернемся в более ранние времена, когда еще существовал Советский Союз,  и КПСС была руководящей силой общества.  Тогда к подбору руководящих кадров подходили очень ответственно. Разве что на какие-то второстепенные должности выбирались малокомпетентные кадры.  У меня лично на памяти довольно много таких примеров.  Хотя были и ошибки. Самой большой ошибкой нашего руководства на самой высшем уровне было избрание Генеральным секретарем ЦК КПСС Горбачева. Приложил к этому руку Андропов,  послужной список которого не дал бы ему в сталинские времена стать руководителем государства. Комсомольский функционер во время войны и в первые послевоенные годы,  Андропов потом был на дипломатической работе в Венгрии, и допустил серьезные волнения в этой стране. Потом работа в ЦК КПСС на рядовых должностях,  потом приближение к Брежневу, должность Председателя КГБ, когда Брежнев решил отдалить от реальной власти «комсомольцев» Шелепина, Семичастного, которые представляли для Брежнева серьезную опасность в качестве руководителя государства.  Именно Андропов в своем ведомстве позволил укрепиться тем силам, которые ставили своей целью свержение власти КПСС. Сменщик Андропова в должности Председателя КГБ Крючков никогда не был самостоятельной личностью, а серой мышкой, секретарем при Андропове. И когда потребовалось проявить власть, чтобы сохранить Советский Союз как единое государство,  Крючков не смог все это организовать.

Примерно такой же  послужной  список был и у Горбачева.  После окончания юридического факультета МГУ он пошел по комсомольской линии, став в конце концов первым секретарем крайкома ВЛКСМ.  А потом плавно перешел на партийную работу, весьма далекую от практики, умея еще с комсомольских времен говорить без бумажки.  Еще в молодости он попал под влияние своей жены Раисы Максимовны, которая и стала его главным советчиком на долгие годы. Неважное здоровье Андропова, который часто ездил лечиться на курорты  Минеральные Воды  в Ставропольской край, где работал Горбачев,  сблизило их между собой.   Андропов  после избрания Генсеком перевел на работу в Москву Горбачева, который ничем не выделялся среди региональных первых секретарей.  Ну что дальше произошло, думаю, большинству моих читателей хорошо известно.

Горбачев, придя к власти в должности Генерального секретаря ЦК КПСС, которая в системе советской власти не значилась, решил перетрясти весь корпус своих недавних коллег по работе – первых секретарей вначале краевых, областных, а потом и республиканских партийных комитетов.  Закончился «застой» и началась чехарда, когда многих опытных  партийных руководителей стали менять на не очень подготовленных к самостоятельной работе коммунистов из низовых комитетов или даже варягов из других регионов, а то и республик.  Партийная жизнь вроде забурлила, а вот жизнь рядовых граждан становилась все хуже и хуже.

Именно во времена правления Горбачева изменилась и моя жизнь.  Имея большой стаж работы по специальности и в течение 10 лет будучи парторгом многопрофильной больницы, я получил приглашение занять должность главного  специалиста края, на которой успел неплохо себя зарекомендовать, о чем свидетельствовала справка, которую написал главный специалист РСФСР после проверки моей работы. Именно после этого я получил приглашение перейти на заботу в отдел здравоохранения Хабаровского крайисполкома.  Вот что об этом я написал в своих мемуарах.

В сентябре 1988 года я получил информацию из краевого отдела здравоохранения, что во второй половине октября в Хабаровский край приедет с проверкой главный внештатный рентгенолог РСФСР профессор Павел Васильевич Власов. Я лично знал этого неординарного врача-рентгенолога, он работал заведующим отделом Научно-исследовательского института рентгенологии и радиологии Минздрава РСФСР, мы с ним встречались ни Пленумах научного общества рентгенологов, а так же во время моей командировки в Москву в НИИ рентгенологии и радиологии на какое-то совещание. Особо готовиться к проверке мне было нечего, только составил план посещения рентгеновских кабинетов разных лечебно-профилактических учреждений на его выбор,  и предупредил своих коллег о предстоящей проверке. Встретил Власова в аэропорту, разместил в гостинице и привез в отдел здравоохранения крайисполкома представиться. Там же был обсужден представленный мной план проверки,  и мы начали его реализацию.

С первых минут пребывания в моем служебном кабинете Власов обратил внимание на обилие таблиц с показателями деятельности рентгеновских служб городов и районов края, развешанных  на стенах. Он поинтересовался, откуда взяты эти данные, ведь в официальных отчетах медицинских учреждений о работе за год таких сведений не предоставляется. Я сказал, что все данные получены расчетным путем и базируются на  официальных данных о количестве населения, количестве врачей, количестве исследований и т.д. Показал, как эти сведения получаются,  и отражают не только загрузку рентгеновских кабинетов, но и  доступность населения в получении этого вида исследований, частоту специальных и контрастных методов исследований. В общем, в какой-то степени я открыл возможности главного специалиста объективно оценивать деятельность в масштабе города и района в рентгенологии. Будучи человеком сомневающимся, Власов долго пытал меня, смотрел все исходные данные для расчетов и потом заявил, что никогда ничего подобного не видел,  и что он согласен со всеми моими выводами. Потом мы ездили по рентгеновским кабинетам. Нас сопровождала в проверке кабинетов заведующая радиологическим отделом краевой санэпидстанции Енисейская. На вопрос в одном из кабинетов, кто пользуется большим авторитетом у рентгенологов – Щербаков или Енисейская, был получен ответ – Щербаков. Это порадовало и меня, и Власова. Вообще он кое-что подсказал в плане организации работы кабинетов, но в целом был очень доволен результатами проверки, о чем было доложено в кабинете заведующего отделом здравоохранения Вялкова А.И.  Отметил Власов  мое неординарное мышление к  подходу в оценке деятельности рентгеновских служб городов и районов края. Сразу после подведения итогов проверки в отделе здравоохранения я проводил Власова на вокзал, он  уехал во Владивосток, а мне было предложено Вялковым А.И. вернуться  в отдел здравоохранения на беседу. Для какого вопроса, я не знал, и гадал всю обратную дорогу. Но все мои потуги угадать были напрасны, так как разговор лишь очень кратко пошел на тему проверки, и сразу же повернул в другое русло.

В присутствии первого заместителя заведующего крайздравотделом Чебаненко В.П. мне была предложена должность заместителя заведующего отделом здравоохранения, что было совершенно неожиданно не только для меня, но, как потом выяснилось, для всех врачей края. Мне было предложено возглавить организацию оказания медицинской помощи взрослому населению края. На вопрос, чем же руководствовался Вялков, приглашая меня, не лечебника, на эту должность, он сказал примерно следующее: «Вы хорошо зарекомендовали себя как руководитель партийной организации крупного лечебного учреждения.  Заведующий рентгеновским отделением многопрофильной больницы, где оказывается медицинская помощь именно взрослому населению,  и через рентгеновский кабинет проходят больные самого различного профиля. Хороший организатор очень важной рентгеновской службы края.  Очень оперативно «разрулили» непростую ситуацию с чернобыльцами и очень четко обо всем доложили в Минздраве  РСФСР. Получили очень лестную оценку своей деятельности из уст главного специалиста республики Власова. Все это свидетельствует о Вашем высоком уровне врача по организации здравоохранения, что и позволило краевому отделу здравоохранения остановиться на Вашей кандидатуре». Я сказал, что для меня это очень неожиданное предложение и мне надо подумать над ним. Вялков и Чебаненко согласились с этим и дали мне неделю для окончательного принятия решения.

Неделя прошла в тяжелых раздумьях над этим предложением. Жена была против,  мама и баба Ага сказали, что это высокая должность и надо все взвесить, но они в этом ничего не понимают, и все равно решать придется мне. К окончательному решению я не пришел, даже идя в отдел здравоохранения крайисполкома, и наш разговор с Вялковым и Чебаненко был довольно длительным. С обоих сторон выдвигались разные аргументы, но всё же их было двое, а я один, и они меня убедили согласиться на предложенную мне должность. Мне было жаль покидать уже ставшее привычным кресло главного рентгенолога края, покидать хоть небольшой, но дружный коллектив рентгено-радиологического отделения Хабаровской краевой больницы, и сразу после ноябрьских праздников 1988 года я был переведен на работу в отдел здравоохранения Хабаровского крайисполкома.

Это мой собственный пример назначения на вышестоящую должность, при этом назначении я значительно проигрывал в заработной плате.  Хочу сейчас высказать свое мнение о ставшим моим начальником и коллегой на долгие годы Анатолии Ивановиче Вялкове.  Его назначение на должность заведующего отделом здравоохранения началось с небольшого скандала, но я не буду повторять, что уже когда-то писал об этом.  Вялков перед назначением на должность имел довольно длинный послужной список. Врач, затем заведующий поликлиникой в городе Комсомольске-на-Амуре,  потом директор тамошнего медицинского училища, потом главный врач городской больницы. С этой должности он попал на партийную работу – инструктора горкома партии Комсомольска-на-Амуре.  Энергичного инструктора заметили и пригласили на аналогичную должность в краевой комитет КПСС.  И здесь Вялков проявил себя очень хорошо, даже был избран секретарем первичной партийной организации краевого комитета партии.  Это было для него хорошей школой, особенно с учетом того, что членом первичной парторганизации был Черный, первый секретарь крайкома.

Вялков вырос в очень грамотного организатора здравоохранения,  довольно быстро перерос региональный уровень, и был переведен на работу в Минздрава России.  Вначале был начальником главка, потом стал заместителем министра, и потом и первым заместителем,  при министре Шевченко фактически руководил Министерством здравоохранения России.  Я на своем веку пообщался со многими заместителями Министра,  знал и деловые качества некоторых министров, и убежден, что Вялков самый сильный организатор здравоохранения в России на рубеже веков.  Сейчас он передает свой богатый опыт в Московской медицинской академии имени Сеченова.

Чтобы проиллюстрировать, как в советские времена  подбирали кадры на высшие руководящие должности в стране, хочу процитировать Виктора Степановича Пастернака из его книги «Воспоминания и размышления», вышедшей в Хабаровском книжном издательстве в 2005 году.  Глава называется «Смотрины»:

«Был поздний субботний вечер, вернее, уже ночь – без пяти минут двенадцать – 25 марта 1986 года. Мы с женой еще читали, но собирались выключать свет и спать. Вдруг раздался телефонный звонок. Тумбочка с телефоном рядом с моей кроватью. Сразу же взял трубку и ответил. Безо всяких «здравствуй» раздается голос  голос  А.К. Черного: «Ты еще не спишь?» (Здороваться он считал лишним, все ему подчинены, и все должны его узнавать без этих «формальностей»).  Меня такое обращение не удивило, но встревожило. Во-первых, позвонил сам (всегда по его поручению звонили или помощник, или дежурный по крайкому). «Случилось что-то очень опасное, где-нибудь большая авария, - вот первое, что мелькнуло тревожно в мозгу, - иначе сам бы не звонил». А Алексей Клементьевич  после моего ответа, что не сплю, но уже собрался, спокойно так говорит: «Тебе в понедельник, в девять часов утра, надо быть в ЦК в нашем секторе и Могильченко». «Наш сектор» - это сектор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС, курирующий Хабаровский край.

Я спросил, почему так срочно и по какому вопросу меня вызывают. Черный ответил, что тоже не знает, ему, якобы, не сказали. Потом помолчал немного и добавил: «Смотрины, видимо, какие-то, так что готовься к переменам». И еще: «Я завтра у себя буду работать с документами. Если хочешь, заходи часиков в 12, посоветуемся. Ну а теперь, если сможешь, спи».

Я положил трубку, посмотрел на жену. Она была рядом, все слышала. Подумали мы, поразмышляли, и оба пришли к выводу, что нам, скорее всего, надо будет снова собираться к переезду: в то время мое служебное положение не позволяло отказываться от «мнения ЦК», это было не принято. Но куда? Я высказал мнение, скорее всего, в Узбекистан: там только начали «раскручивать» так называемое «узбекское дело» и туда стали переводить «для укрепления» кадры из России.

Ночь у нас прошла почти без сна. На следующий день, в воскресенье, в 12 часов, встретились с А.К.Черным. Поговорив обо всем и ни о чем, закончили тем, что Алексей Клементьевич сказал: «Если будут предлагать «ерунду», не соглашайся». Намекая на то, что он не вечно будет «первым», попросил сразу же, как я узнаю, что предлагают, позвонить ему. В 15 часов я улетел в Москву.

Понедельник последней недели марта 1986 года, 9 часов утра. Я в кабинете заведующего сектором отдела ЦК КПСС К.Н.Могильченко.  Мы знаем друг друга не один год. Его отношение ко мне  можно назвать благожелательным. На вопрос, в связи с чем меня так срочно ночью в субботу решили вызвать  в ЦК, он «глубокомысленно», слегка улыбаясь, ответил, что, в общем,  знает причину вызова, но мне об этом скажут другие.  А сейчас, мол, меня проводят к секретарю ЦК, заведующему орготделом ЦК Разумовскому. Инструктор орготдела, курирующий наш край, сопровождает меня в главное здание ЦК КПСС, где находятся кабинеты секретарей и зал для заседаний Секретариата ЦК КПСС. Мне в этом здании раньше не приходилось бывать.

Приглашают пройти в кабинет Разумовского. Мы с ним знакомы, он раньше работал председателем крайисполкома Краснодарского края, так что когда-то были коллегами.  Встречает неформально, с улыбкой, как старого знакомого, выйдя навстречу. Приглашает садиться, и сам сел напротив, за приставной столик. Начал разговор так, как будто  мы оба председатели крайисполкомов: как идет зимовка скота, как с надоями молока, чувствуется ли у нас весна, как дела с ремонтом сельхозтехники и прочее о делах председательских, но ни слова о том, ради чего меня вызвали.  Я отвечаю на «интересующие « его вопросы, поддерживаю его «непринужденный» тон разговора, а сам думаю: «Коли разговор начали «орготдельцы (они занимались кадрами), значит, все-таки речь пойдет о каком-то назначении с переездом». Вдруг Разумовский говорит, что со мной хочет познакомиться Владимир Иванович Долгих (это кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС, ведающий вопросами тяжелой промышленности, энергетики, транспорта и связи).  Совершенно новый поворот в моих предположениях! «Он, -  говорит Разумовский, - тебе обо всем скажет».

Провожают меня в кабинет В.И.Долгих. Мы с ним раньше не встречались.  Знаю только, что он сибиряк, работал раньше на Норильском металлургическом комбинате директором, потом  первым секретарем Красноярского крайкома КПСС, и вот сейчас  - секретарь ЦК, занимается важнейшими вопросами народно-хозяйственного комплекса,  не имеет никакого отношения к организационно-партийной и идеологической работе. Ну, думаю, это что-то совсем неожиданное.

Поздоровались, обменялись крепким рукопожатием. Долгих  говорит, что с Алексеем Клементьевичем давно и хорошо знаком, а вот с его председателем крайисполкома не довелось раньше познакомиться.   И просит меня рассказать немного о себе. Ну, думаю, началось, давай автобиографию, начиная с деда. Такой встречный вопрос ему и задаю: «С кого начинать, Владимир Иванович, с отца или с деда?»  Он весело засмеялся и говорит: «Ты меня не так понял. Если ты  об этом, то я могу тебе рассказать больше, чем ты сам о них и о себе знаешь. Давай лучше о работе поговорим, о крае. Я в вашем крае ни разу не был, хотя много раз собирался».

За его спиной, на стене находилась большая (чуть ли не во всю стену) рельефная карта Советского Союза с границами всех республик, краев и областей.  Он, не вставая со стука, поворачивается к ней и смотрит то на свой Красноярский край, то на наш – Хабаровский. Потом говорит: «Наш край побольше вашего. И ваш край большой и тоже – начинается на юге, а заканчивается на севере». И как-то совсем незаметно увлек меня в такой интересный разговор о нашем крае,  что стал ему рассказывать, характеризуя все: и климат, и природные богатства, и основные отрасли, и наши проблемы, и наши планы, и наши трудности в их реализации.  Как-то непроизвольно я подошел к карте и так, стоя возле неё, он, сидя на стуле почти рядом, мы продолжили разговор.  Я совсем забыл, что он фактически меня экзаменует, настолько умело «заставил» меня забыть об этом.  Я только чувствовал, что очень легко с ним разговаривать, он великолепно разбирался во всех вопросах, вспоминал о таких же проблемах в Красноярском крае.  Он меня не торопил, а наоборот, переводил разговор на конкретные темы, интересуясь даже отдельными деталями. А его интересовало, знаю ли я глубоко, конкретно и осмысленно детали, потому что без этого нет действительного знания проблем, а есть только поверхностное знакомство с ними, которое характеризует верхоглядов.  Ему важно во мне разобраться, но делал это он так, что действительно было очень интересно с ним разговаривать. Забыв о времени, я прямо и откровенно говорил ему о наших проблемах, и о своем  «видении», как их решить, надеясь где-то подспудно, что этот «очень высокий партократ» поможет нам.

Приведу два примера, как Владимир Иванович проверял меня в конкретном знании отдельных деталей важных проблем, но делал это так (подыгрывая мне), как будто хотел, используя встречу, помочь в их решении.

Разговор шел об энергетике и электроресурсах края. Подробно остановились на строительстве газопровода с острова Сахалин до Комсомольска-на-Амуре. Вдруг Долгих спрашивает (будто это его очень интересует и давно не дает покоя): «Слушай, ты не помнишь, случайно,  какой диаметр труб на этом газопроводе?» «720 миллиметров», - отвечаю. «А сколько мы получим по нему газа в Комсомольске, ты не помнишь?» «Четыре с половиной миллиарда в год», - говорю.  Он, с моей помощью, провел на карте примерную трассу газопровода, потом что-то прибросил в уме и уточнил: «По трубе 720 миллиметров на таком расстоянии вы рассчитываете получить 4,5 млрд кубов в год?»  Я понял его сомнения и добавил, что это после строительства компрессорной в селе Циммермановка, и показал на карте на берегу Амура это село, примерно посередине газопровода. Без насосной будем получать полтора миллиарда кубов в год.  Владимир Иванович проговорил: «Ну, хорошо, хорошо. Какие есть проблемы со строительством?»

Тогда я выложил свои жалобы на министра газовой промышленности Виктора Степановича Черномырдина, который не понимает, что мари (болота) нужно пройти с газопроводом сейчас, весной, и не дает нам нужную технику. Провозит мимо нас закупленную в Японии, а нам предлагает из Тюмени ту, которую надо еще отремонтировать. Так ничего не выйдет, мари летом растают, и мы туда не войдем ни с какой техникой. Никакого газопровода к 7 ноября не будет. Говорю, что я все Черномырдину объясняю, а он не согласен ни в какую.

Долгих берет трубку первой «вертушки» (это прямая связь высшего руководства) и набирает номер Черномырдина. А дальше состоится такой примерно разговор:
- Слушай, министр, ты, наверное, за своими большими газопроводами в Сибири совсем забыл про газопровод на Дальнем Востоке с Сахалина до Комсомольска?
- Что, Владимир Иванович, нет, мы не забыли, вот сейчас…
- Подожди, подожди. Если не забыл, то скажи, пожалуйста, какого диаметра там трубу кладете?

Ведь этот диалог хорошо слышно: я стою рядом. Трубка какое-то время молчит, но слышно, как быстро Черномырдин шелестит бумагой. Долгих ему со смешком говорит: «Ну,  давай, давай, ищи этот газопровод поскорей. А говоришь, что не забыл. И почти сразу же «трубка» докладывает: «720 миллиметров, Владимир Иванович. Первая очередь – полтора миллиарда, вторая – через дополнительную компрессорную – четыре с половиной!».

Долгих, повернувшись ко мне, улыбается, а Черномырдину говорит: «Молодец, быстро нашел, а главное, точные цифры называешь. Теперь скажи, что у тебя просят хабаровчане?» «Да немного из той техники, что мы везем из Японии. Но мы ведь по вашему указанию…» «Подожди, подожди, - перебивает Долгих, - он ведь у тебя просят совсем немного? Вот и дай то, что просят. Ты ведь по их марям летом-то совсем не пролезешь».  «Хорошо, Владимир Иванович, будет сделано!»

Долгих положил трубку и говорит с улыбкой: «Ну вот, и помог я тебе решить твою проблему». И без особого перехода спрашивает, как идут дела на новом строящемся металлургическом заводе в Комсомольске.  Там мы ввели в эксплуатацию первую электропечь. Она еще не вышла на проектную мощность семь плавок в сутки, но пять плавок уже получали. Недавно вместе с министром черной металлургии были на заводе. Пришли к общему мнению, что надо скорее готовить кадры, а пока министр обещал помочь кадрами с других заводов.

Вот эту короткую информацию и сообщил Долгих. Добавляю только, что по количеству плавок спросил меня, так же как про диаметр газопровода. Потом также по «вертушке» вызвал министра черной металлургии, как бы желая проверить, спросил про плавки.  Когда тот подтвердил цифры и тоже сказал о мерах, намеченных вместе с руководством края, Долгих пошутил: «Ну, конечно, «подмахнул» ты акт приемки недостроенного объекта, - и добавил: - Все, что пообещал краю, выполни обязательно и поскорее». Мне же Долгих сказал: «Ну вот, решили вторую твою проблему». Наше первое знакомство продолжалось около четырех часов».

Потом Пастернак описывает, как был на беседе у Егора Кузьмича Лигачева,  секретаря ЦК КПСС, который председательствовал на заседаниях Секретариата, оставался «на хозяйстве» за Горбачева, когда тот был в отъезде или в отпуске, ведал кадрами, в том числе аппарата ЦК КПСС.  Таких встреч было еще несколько. Кроме этого, председатель крайисполкома решал и другие задачи, которые требовалось решить во время командировки в Москву.  И далее он пишет:

«В постоянной беготне по московской бюрократической «кухне» со своими проблемами и не заметил, как прошла неделя. Вот и пятница. Во второй дня мне позвонили: в 19 часов быть у В.И.Долгих. Встречаемся, как «старые знакомые». Он в хорошем настроении. Спрашивает, все ли свои проблемы я успел решить. Потом серьезным таким тоном говорит: «Ты не обижайся, что не состоялась встреча с Михаилом Сергеевичем. Мы с Лигачевым с ним встречались, его подробно проинформировали, у него вопросов нет, с нашими предложениями он согласен»… Пауза… «А наше предложение пора и тебе знать, хватит томить «загадками». Во вторник, 4-го апреля, на заседании Политбюро тебя будут утверждать заведующим отделом ЦК КПСС по транспорту и связи. Как ты к этому относишься?»

Это было совсем неожиданно. И потом: сначала сообщил, по существу, мнение Секретариата (без этого на Политбюро такие вопросы не выносятся), а после спрашивает, как к этому отношусь? Будто после этого у меня есть какой-то выбор».

Далее Виктор Степанович описывает продолжение разговора с Долгих, когда он высказал сомнения о том, справится ли с новым делом, и Владимир Иванович дал пояснения, что работа ему знакома по многим годам работы в партийных и советских органах,  и уверен, что Пастернак справится с партийным поручением.

А теперь представьте, уважаемые читатели, как подходили в советские годы к подбору руководящих кадров не по принципу личной преданности, а по деловым  качеством. А что соображает в управлении государством председатель колхоза Грудинин? А это потруднее, чем стать заведующим отделом ЦК КПСС.  Вот вам уровень компетенции тогда и сейчас, у людей, которые рвутся к высшей власти.

А теперь для  сравнения, как решались кадровые вопросы в «демократической» России в начале 90-х годов приведу несколько цитат из книги Михаила Полторанина, министра печати и вице-премьера в первом правительстве Ельцина.  Он написал свои мемуары под таким названием «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса».  Вначале его размышления о подходе к расходованию народных средств в разные годы существования СССР.

« История поучительная и для сегодняшних чиновников-кавалеристов с шашками наперевес. В 85-м году по решению союзного правительства в Елабуге началось строительство Камского тракторного завода для производства пропашных агрегатов.  Три года возводили корпуса, потратили громадные деньги, а зачем – так и не поняли. Современных образцов трактора, годного к массовому выпуску, ведомственные конструкторы дать не удосужились. Задумались, что дальше строить и для чего? (Это ж надо так планировать и хозяйствовать!)

Новым росчерком пера союзного правительства в 88-м решили все переделать под автомобильный завод по выпуску 900 тысяч малолитражек в год. Чтобы продавать за валюту. Стали переделывать и потратили 1,3 млрд. долларов. Но никакой серьезной экспертизы не проводилось. Оказалось, что на заводе такой мощности должно работать 600 тысяч человек, а все население Елабуги 50 тысяч. И инфраструктуры никакой. К тому же, «Ока» и старая фиатовская модель Panda за валюту никому не нужны. Опять остановились и стали чесать в затылках».

На следующей странице Полторанин пишет:
«Сейчас мы уже привыкли быть в этом направлении позади планеты всей. И откатываться назад все дальше и дальше. Но даже в самые сложные, голодные времена, наша страна умела кое-что делать. В 1930 году советское руководство обратилось к США за технической помощью в строительстве у нас первого тракторного завода. На Руси лапотной этим никогда не занимались. Но американцы заломили безумную цену. А кто из капиталистов захочет выращивать себе конкурентов!
Тогда русские инженеры сами разработали генплан завода с учетом последних мировых достижений в тракторостроении. Успели провести экспертизу, все отмерить не семь, а семьдесят раз. В том же году в Челябинске началось строительство завода.
Кремлевская власть опекала стройку, как дитя малое (с таким же рвением, с каким нынешняя власть опекает  возведение дворцов и резиденций для себя,  родимых). Всячески поддерживала свежие идеи конструкторов, разжигала изобретательский бум. И через три года Челябинский тракторный завод  (ЧТЗ) начал выпускать продукцию (к 1940 году с конвейера  сошло сто тысяч тракторов). Какую продукцию? На этот вопрос в 1937 году ответила международная выставка техники в Париже: там наши трактора СМ-60 и С-65 были признаны лучшими и удостоились высшей награды – «Гран-при». Не будь всего этого, не было бы у Советского Союза лучшего танка Второй мировой войны – Т-34.  Еще одну высшую награду «Гран-при» у нас получила «Волга-21». На международной Брюссельской выставке в 1958 году она была признана лучшим автомобилем годы и получила название «Танк во фраке».

И тогда, когда мы были в технике на первых позициях, и в 80-х, когда страна скатилась в аутсайдеры, в Советском Союзе царствовала одна и так же политическая система. А какие разные результаты! Кстати, не только в этой отрасли. Так что дело не в форме общественного устройства».

Прочитать такие сроки у ярого демократа и либерала из ельцинского окружения дорого стоит. Вы не находите это, уважаемые читатели?  И потом он пишет, что бездумно потратил 1,3 млрд долларов зампред Совмина СССР Силаев, и, чтобы не отправлять его в каталажку, его собрались отправить досрочно на пенсию. Но вдруг через некоторое время он всплыл в должности первого в истории премьер-министра России – Председателя Совета министров РСФСР.  Ничего себе кульбит высшей власти в России времен Ельцина.  Единоличное решение в «демократические» времена.   И далее Полторанин пишет следующее:

«Технократу советской школы Силаеву, далекому от финансовых махинаций, нужен был «свой» поводырь в банковских делах. И Кремль его дал. Ходорковский делал то, что он него хотели. У его кабинета я сталкивался со многими будущими олигархами. Потом они толпились в приемной Силаева. И наверняка – в приемной Ельцина. А потом появлялись решения и российской, и кремлевской власти о раздербанивании государственных банков со всеми отделениями и филиалами, и передаче их активов определенной группе товарищей. За 90-й год в России было создано 1300 коммерческих банков. Кто-то входил в финансовый бизнес со своим накоплениями, но многие использовали присвоенный народный капитал».

На этом я прекращаю цитирование  книги Полторанина.  Выходит, растаскивание  народного богатства началось еще в то время, когда существовал Советский Союз,  и власть предержащая потворствовала этому.  И не один Горбачев виноват в этом, воровали все, кто хотел. Книга очень интересная, автор, на глазах которого во всей своей зловещей достоверности открылись тайники кремлевского двора, происходило целенаправленное разрушение экономики России, разграбление её богатств, присвоение народной собственности кучкой нуворишей и уничтожение самого народа, пишет с болью в сердце. Для него, многолетнего спецкора газеты «Правда», затем главного редактора газеты «Московская правда», поход во властные структуры со всей наглядностью показал, что управлять страной должны люди, имеющие для этого соответствующие знания, опыт и человеческие качества. Кадры решают все!