Глава 7

Глава 7.

В которой следователи узнают,
что врачи  тоже артисты.

21 февраля, 2004, 11:17.

Майор поднялся на третий этаж, прошёл по пустому коридору и остановился у  кабинета, в котором располагались  начальник управления и его заместитель. Он взялся за отполированную тысячами человеческих рук медную ручку и осторожно открыл дверь.
Подозревая, что речь может пойти об утреннем происшествии в медицинском центре, Милютин мысленно пытался найти логическое объяснение своим действиям. У него нет заявлений пострадавших, никто из родственников пропавших девушек не обратился к нему за помощью, однако, основываясь  лишь на устных заявлениях троих не очень надежных свидетелей, он, майор милиции, откладывает выполнение прежних заданий и начинает заниматься выяснением «пропажи» девушек. Почему в кавычках? Да потому, что чужая душа – потёмки, а среди женщин особенно. Среди них встречаются очень разные – и глупые, и романтичные особы, и отъявленные авантюристки, которые сломя голову бросаются в бурный круговорот любовных приключений, чтобы через какое-то время очнуться от любовных переживаний и осознать всю нелепость необдуманного поступка. Хорошо бы узнать, что представляют из себя эти две: Эльвира Щеглова и Алла Серова… Что руководило их действиями?
Заместитель начальника управления властным жестом указал ему на стул, давая понять, что разговор будет суровым. Он медленно поднялся со своего кресла и, не торопясь, прошелся по большому кабинету. Высокий, стройный, холёный мужчина с плотно сжатыми губами и надменно суровым, напряженным взглядом холодных карих глаз.
Милютин внутренне напрягся, встретив так хорошо знакомый ему испытующий взгляд подполковника, мгновенно избавился от всех своих раздумий, расправил плечи и приготовился к обороне.
Подполковник остановился и строго заговорил:
- Товарищ майор, - я хочу знать, что за расследование вы ведёте в последние дни?
Не взирая на грозный тон, Милютин спокойно воспринял неожиданный вызов начальника.
- Веду невидимую борьбу с нарушителями закона – певуче протянул он, – то есть исполняю свой долг, а заодно и служебные обязанности.
По реакции подполковника стало понятно, что шутить он не намерен.
- Прекратите паясничать! – Бизякин дважды стукнул кулаком по столу, словно припечатывая каждое слово.
Лицо Милютина сделалось каменным.
- Откровенно говоря, я не совсем понимаю... – холодно продолжил следователь.
Подполковник гневно сверкнул глазами.
- Чем вы занимаетесь в рабочее время? – перебил его  подполковник. – Объясните, что за расследование вы ведёте без моего ведома!
- Товарищ подполковник, довожу до вашего сведения, – невозмутимо начал Милютин, – что при загадочных обстоятельствах…
Бизякин прервал его, взмахнув рукой.
- От кого вы получили информацию об исчезновении двух женщин, майор? – заорал он, – хлопнув обратной стороной ладони по листку, лежащему на столе. – «Молодой, психически неуравновешенный тип, агрессивный качёк и сутенер, уголовник со стажем», – прочел Бизякин, ещё раз стукнув ладонью по листку. – И вы посмели обвинить руководство и персонал медицинского центра «Асклепий», известного своей безупречной репутацией, в похищении людей… при этом вы просто забросили дела, которые требуют безотлагательного участия с вашей стороны!
Милютин растерялся от неожиданности.
- Но я никого не обвиняю, я только задал вопрос и...
- Это что же получается, - продолжал кричать подполковник, – вы врываетесь в медицинское учреждение, парализуете работу врачей, не даёте возможности гражданам получать медицинские услуги... – Бизякин просто задыхался от гнева. – Депутат городской думы Оргалаев и товарищ Аганесян из управления здравоохранения города, крайне возмущены вашими действиями, произведёнными сегодня утром в медицинском центре «Асклепий». Они требуют прекратить это безобразие. И я разделяю их возмущение.
Милютин не верил своим ушам.
- Доктор Аганесян? Но я никогда не видел этого человека, ни разу не общался с ним…
Однако начальник не желал ничего слушать.
- Вы, очевидно, считаете, что за все происшедшее сегодня утром несет ответственность ваш сотрудник – капитан Панкрушев? Но мне известно, что он действовал по вашему указанию!
- Совершенно верно! – подтвердил майор. – Он действовал по моему указанию и выполнил это задание.
Побагровевший от гнева подполковник, словно не слыша его, продолжал:
- Я приказываю вам немедленно прекратить расследование! Слышите, майор? Вы слышите меня?!
Бизякин уселся в кресло тяжело дыша. Выпустив свой гнев, подполковник перевел дух и вытащил из лотка для бумаг какой-то листок.
- Это ваше заявление об отпуске. Я вынужден удовлетворить вашу просьбу, – он холодно взглянул на Милютина и толкнул листок по столу в сторону следователя. – Хоть у нас катастрофически не хватает людей, но и такой помощи нам не надо. С сегодняшнего дня вы в отпуске!
Майор, не торопясь, взял заявление и, внимательно изучив визу «Разрешаю», разорвал его на четыре части и аккуратно положил на стол.
- Благодарю вас, но, учитывая сложность обстановки, вынужден отказаться от отпуска! – твердо сказал он, глядя Бизякину в глаза.- По крайней мере, до окончания визита премьер министра.
Подполковник вскочил с места, с грохотом отодвинув кресло. Ноздри его раздулись, глаза начали наливаться кровью. Ударив кулаком по столу, он заорал:
- Прочь отсюда! И не вздумайте совать свой нос в «Асклепий»!
Аккуратно собрав части разорванного заявления, майор твердым шагом вышел из кабинета.

Панкрушев виновато посмотрел на Милютина.
- Сильно влетело? – извиняющимся тоном произнес он.
- Не в первый раз.
- Хочешь, я сам схожу к нему и скажу, что это всё я натворил?
Милютин устало опустился на стул.
- Ты думаешь ему это надо?
- А что ему надо?
- Шеф потребовал прекратить расследование и не соваться больше к врачам! – Он грустно улыбнулся. – Он хотел, чтобы я немедленно ушел в отпуск, а я в сердцах разорвал свое заявление.
Панкрушев понимающе вздохнул и неожиданно произнёс:
- Но ведь этого делать нельзя!
- Что нельзя? Рвать подписанное заявление?
- Я про расследование, его необходимо продолжать, всё указывает на то, что девушки действительно исчезли!
Милютин беспомощно пожал плечами.
- Задета честь мундира...
- Как? – не понял капитан.
- Похоже, этот Лекторов наябедничал на нас Аганесяну в управление здравоохранения и депутату Оргалаеву, ну а они сообщили Бизякину.
- Оргалаев? - удивился Панкрушев, - а этот здесь причем?
- Видимо и шеф и Оргалаев пользуются услугами этого центра. Других версий по поводу их недовольства у меня нет.
- Да уж…
- В результате Оргалаев, через шефа, приказал прекратить расследование, а заодно, видимо, подколол шефа насчет профессионализма…
- Теперь понятно, отчего Бизякин взбесился… – понимающе закивал Панкрушев.
- Понятно, да не совсем. – Майор задумчиво качнулся на стуле.
Панкрушев насторожился.
- Что ты имеешь в виду?- вкрадчиво спросил он.
- Что имею, то и в виду, - невесело пошутил Милютин, но сразу задал интересующий его вопрос, - ты говорил, что Лекторов сам участвовал в опознании?
- Да... – растерянно откликнулся капитан.
- Можешь описать настроение сотрудников, которые были привлечены к этой процедуре?
Панкрушев помолчал, собираясь с мыслями, затем ответил:
- По моему мнению – им было весело, пока...
- Пока Лобанов не начал бузить? – продолжил за товарища майор.
- Ну, да.
Они замолчали.
Первым прервал паузу Панкрушев:
- Ты думаешь, что Лекторов специально всё подстроил?
- Очень на то похоже... - Милютин вытащил из кармана разорванное заявление и, скомкав, бросил в мусорную корзину, - как говорит Черномырдин: «Мы продолжаем то, что уже много наделали...»   
Панкрушев удивлённо уставился на друга.
- Не переживай, разве можно было предвидеть реакцию Лобанова на эту неудачную очную ставку? – спокойно продолжил майор. – Однако, как следователь, ты должен всегда помнить о границах допустимых законом действий и не переступать их. Хотя, надо признаться честно, поведение людей часто совершенно непредсказуемо…
Панкрушев одарил его благодарным взглядом.
- Я никак этого не ожидал, – сказал он. – Всё начиналось очень хорошо. И Лекторов в прекрасном расположении духа, и сотрудники центра восприняли эту процедуру как небольшое шоу. Никаких нарушений… Да и Лобанов пребывал в нормальном состоянии – ни истерик, ни эмоций. Когда перед нами прошли все участники «парада», у меня камень с души свалился. Я не заметил, когда в нём произошла перемена настроения. Признаюсь, я искренне обрадовался тому, что Лобанов никого не узнал.
Милютин удивленно нахмурил брови.
- Это почему?
Панкрушев пояснил, трогая пальцами ссадины.
- Я уже говорил тебе, что не верю в то, что этот медицинский центр имеет какое-то отношение к случаю с двумя женщинами, и то, что Лобанов не узнал никого, послужило тому подтверждением.
Майор задумчиво посмотрел на него.
- И ты не скрывал своего ликования?
- Не понял?
Милютин ухмыльнулся.
- А если за вашим с Лобановым поведением кто-то скрыто наблюдал?
- Зачем?
Милютин не ответил. Неожиданно он подался вперед и, прищурившись, уставился на своего друга.
- Ты часто общался с Аганесяном?
Панкрушев отрицательно покачал головой.
- Нет, я говорил с ним один... ну, два раза.
- И о чём вы разговаривали?
- Первый раз, – сказал Панкрушев, – когда наводил справки о докторе Лекторове.
- А второй?
- Во второй раз я расспрашивал его о городской поликлинике: кто, кого  и куда должен направлять…
- Это всё?
- Да.
Майор поднялся из-за стола, подошёл к Панкрушеву и приставил указательный палец к груди своего друга.
- Во время ваших разговоров ты упоминал об исчезновении Аллы Серовой?
- Я вообще не упоминал об исчезновениях.
- А при разговоре с доктором Лекторовым?
- Тоже нет. Речь всегда шла только о Щегловой.
Милютин задумчиво провел рукой по подбородку.
- Тогда почему Аганесян и Оргалаев потребовали у Бизякина  закрыть следствие по поводу исчезновения двух женщин? А также упоминают о трёх недоумках: один – псих, второй – «агрессивный качёк», третий – сутенёр, уголовник, заявивших о пропаже девушек.
Панкрушев негромко присвистнул.
- Не свисти, денег не будет.
- В самом деле… – пробормотал капитан, пропустив мимо ушей замечание Милютина. – Речь все время идет об исчезновении двух…
- Вот именно! – Милютин почти ликовал, – псих – это Лобанов, его видели в центре в день исчезновения Щегловой, Федоров наводил справки о Серовой и тоже засветился в центре, а вот насчёт Лютикова никто не знал, если ты не говорил... Ты не говорил?
Капитан энергично замотал головой:
- И в мыслях не было.
Друзья замолчали, размышляя о происшедшем.
- Получается, – глухо произнес Панкрушев, – что Аганесян откуда-то знает об исчезновении Аллы Серовой.
Лицо Милютина стало серьёзным.
- Он мог узнать об этом от Лекторова, а тот в свою очередь - от персонала, с которым разговаривал Федоров, наводя справки об Алле. А вот о показаниях Лютикова не знает никто. Спрашивается: откуда Лекторов и Аганесян узнали об участии в этом деле Лютого? Лютиков никому не сказал об исчезновении Серовой, мы никому не говорили о встрече с ним.
Оба молчали, обдумывая сказанное.
- Возникает два вопроса: почему Бизякин вел разговор о пропаже двух девушек, если мы никому не говорили, что их двое? И откуда появилась информация о Сидоре Лютикове? – майор, прищурившись, смотрел на друга.
- Понятия не имею, - растерянно сказал капитан.
- В разговоре со мной Лютиков упомянул о знакомствах в «Асклепии». Вполне возможно, что он договаривался о визите Серовой с самим Лекторовым, – Милютин поднял вверх указательный палец, - Лекторов, пытаясь избавиться от нашего назойливого внимания, наябедничал Оргалаеву и Аганесяну!
- Да, реакцию ты только что ощутил на себе, - Панкрушев сочувственно вздохнул, - только я не пойму, чему ты радуешься?
- Тому, что мы на верном пути! – он похлопал друга по плечу, - ты вот что, забери результаты экспертизы с Бабушкина, а я пока поговорю с Вовиком.

Майор со смешанным чувством досады и жалости смотрел на Лобанова, который лежал в камере на топчане, подложив руку под взлохмаченную голову. Владимир был подавлен и растерян как и в тот день, когда пришёл в кабинет следователей в первый раз. Кажется, целая вечность прошла с тех пор!
Молодой человек был погружен в глубокие раздумья, он даже не заметил, как вошел следователь, и майору пришлось потрясти его за плечо. Лобанов вздрогнул и, взглянув на Милютина, привстал и потянулся.
- А-а, товарищ майор… – он уселся на лавке. Следователь внимательно смотрел на юношу.
- Да, я, – просто ответил он.
Лобанов потёр ладонями лицо, приводя себя в чувство.
- Что же вы не были с нами сегодня на опознании?
- Пройдём, - коротко сказал Милютин, открывая дверь камеры.
Они поднялись в кабинет. Лобанов присел на краешек стула. Следователь прошёлся по кабинету, посмотрел в окно и, вернувшись, сел за свой стол.
- Рассказывай, что на тебя нашло в медицинском центре?
Владимир вздохнул.
- Мне вас там очень не хватало, – сказал он.
-  Моё присутствие там было необязательно, - пояснил майор.
Молодой человек сокрушенно покачал головой.
- Вы не должны были доверять это дело вашему помощнику!
- Ты имеешь в виду капитана Панкрушева?
- Да, я говорю о вашем коллеге, что был тогда вместе с вами, когда я пришел сообщить об исчезновении Эллочки. Может быть, он и хороший следователь, не мне судить…, но сегодня в медцентре его оставили с носом.
Майор нахмурился.
- Ты считаешь, что его обманули?
- Да! Все было разыграно как по нотам! – с жаром воскликнул Лобанов.
- Представление?
- Цирк! Камеди клаб! - Владимир распалялся с каждым словом. – Ваш коллега позволил обвести себя вокруг пальца! Его просто ослепили эти белые халаты, приветливые физиономии, этот бал-маскарад! Все сотрудники центра «Асклепий» хорошо подготовились! Все тщательно причесаны, напомажены и наутюжены… ничего не скажешь, замечательное представление! Все участники этого действа просто издевались надо мной! А ваш коллега, так ничего и не понял… А меня все сочли сумасшедшим!