Предсмертная записка

Я устал. У меня нет физических и моральных сил продолжать борьбу с гонениями и внутренними страданиями. Учебные заведения меняются как перчатки, а изменений - не наблюдается, а значит, дело не в людях. Мой крайне скверный характер не позволяет общаться со всеми на равных, все духовные ценности идут врознь с их мировоззрением и вкусовыми предпочтениями.  Всерьёз начал задумываться над тем, чтобы просто сбежать в другой город, где никто и ничего не знает. Постоянные шрамы, раны и ссадины уже трудно скрывать от близких.  Мысленно я несколько раз затягивал петлю и на собственной шее, и на горле издевателей, но это лишь мир иллюзорных фантазий, а реальность суха, жестока и кровава. Вчера в подворотне какой-то "неизвестный" парень подлетел ко мне с ножом, приставил его к подбородку и стал рьяно кричать о том, что лучше бы я отказался от взглядов на устройство мира и перестал сверлить "противным взором" улыбку  его пассии. А мне плевать, ведь черта, за которую нельзя заступать, стёрлась от времени, вместо неё теперь дежурит граница пролитой крови.
Чтобы хоть как-то избавить сознание от уродства своей внешности, раз в неделю закрываюсь в ванной комнате и делаю пару неглубоких, но болезненных порезов на ногах и руках, выпуская накопившуюся ненависть. Это не должно вызывать жалость и сострадание у здравомыслящих людей, тем более этот выбор осознан, но до безумия нелеп и глуп. Опиум - социальные сети. Сюда можно выплеснуть оставшийся сгусток тошнотного комка депрессии, можно, закрыв глаза,  утопиться в безграничных просторах пессимистичной музыки. Лирический герой музыкальных композиций сталкивается с трудностями и стойко борется с ними до конца, но зачем? Почему он не хочет сдаться и принять судьбу такой, какая она есть?
У него есть внутренний стержень и желание жить лучше, чем сейчас. Осознание беспомощности и признание себя беззащитным слепцом, способным отвернуться от собственного "я" не принесёт ничего, кроме дополнительной порции самоистязаний.
Это сложно - вникнуть в помыслы и идейную позицию определённого круга лиц, давящего на тебя не из-за реальных недочётов или действий, а лишь по причине твоего отличия от сформировавшейся однотипной слизистой серой массы. Ещё с младших классов меня ненавидели только за то, что я стремился к знаниям, мечтал чего-то добиться, а не являлся бренным организмом, существующим пустой и бессмысленной формальностью в обществе.  Людские приоритеты граничили с животным инстинктами, оторванным образом жизни, хулиганством и издевательствами, мне же стало интересно творчество, саморазвитие.
Но неожиданный удар ножом доверительного предательства заставил усомниться и в правильности направления мыслей. Словесные и моральные страдания постепенно становились частью полноценной картины зависти, кислотной ненависти и желания причинить физические увечья. Всё началось с самого простого: "Обычное" закидывание мелом и какие-то обидные для того возраста выкрики. Однако продолжение становилось всё более и более устрашающим: появились реальные оскорбления из-за внешности, из-за неполноценности в поступках и действий(ну, да, мне не хотелось прятать чужие вещи, не хотелось издеваться над новенькими, которым и так трудно). Дальнейший этап мучений лучше опустить, ограничившись лишь парой колких, но болезненно впившихся в доску сознания моментов:
прятанье вещей в таких местах, куда без сторонней помощи добраться нельзя, серьёзные и грубые оскорбления, слабые физически издевательства, лёгкие угрозы и, наконец, финалом стало намеренный толчок в спину, из-за чего моё правое ухо до сих пор деформировано. Да, в результате случившегося, я болезненно упал и рассёк ухо на две половинки.  Первые несколько мгновений осознание даже не приходило, но капли крови на пальцах говорили о повреждении. Пришлось идти к раковине и умываться. Лишь в ту секунду, стоя перед зеркалом, юный мальчик понял, что пострадал.  Страх и слёзы мгновенно взяли верх..
И за то событие никто не понёс никакой ответственности. Никому из старших не было до этого формального дела, родители просили сказать правду, а я боялся, ведь мне ещё 4 года потом пришлось учиться в одном заведении с теми людьми. Ненадолго мучения прекратились, но только до момента выздоровления. Шутки над шрамом, укоры, усмешки, грубости - всё вернулось на круги своя.
В те годы у меня впервые начало формироваться понимание собственной непригодности для нормального существования в мире с другими идеалами. Тело прекратило казаться нормальным и стало первостепенным объектом отторжения. Я ненавидел себя только за то, что отличался от других, ведь так хотелось быть частью общества, которое меня изуродовало.
Каждый день - превращался в хождения по мукам, но боль нельзя показывать - они лишь этого в те моменты и добивались..
Даже сейчас, поднимаясь по лестнице подъезда, трудно адекватно воспринимать окружающую реальность. Обжигающие обрывки памяти опьяняют и берут бразды правления рассудком в свои руки.  Кожа на предплечье обезображена до неузнаваемости: один день - один порез. Тарифы по усмирению боли выросли по сравнению с предыдущими годами. Сейчас даже сам факт моего существования вряд ли кого-то заинтересует, а исчезновение из мира - заставит многих довольно усмехнуться. Поэтому вместо двери в квартиру, я отворяю преграду, ведущую прямиком на крышу. Холодный свежий воздух резко начинает обдувать лицо, но мне уже нет до этого никакого дела, ибо тут я лишь с одной целью...
Шаг. Прыжок. Парапет. Я. Асфальт. Лужи крови. Друзья, которых нет...