Гоголь оптом и в розницу

   Спектакль «Женитьба» «Коляда-Театра»,
   режиссер Николай Коляда. 2007 г.

    Гоголь в «Коляда-Театре» уже был. Великолепный «Ревизор» показал, что Гоголь в этих стенах родной, что автора здесь понимают сутью, нутром, подсознанием, всем существом. Николай  Коляда и Николай Гоголь живут на этих подмостках в тесном соавторстве, в плотном сотрудничестве – Гоголь в трактовке Коляды становится как бы дважды Гоголем и немножко Колядой. Поэтому, совершенно закономерно появление спектакля «Женитьба», где бюст великого русского писателя Гоголя возвышается  на резном буфете, затмевая бюстики и статуэтки прочих классиков, массовкой ютящихся на полу.

    Помимо Гоголя в спектакле звучит целый хор писательских голосов -   близкие к тексту цитаты в исполнении горничной Дуняшки (Т. Зимина). Открывается всё, конечно же, самим Николаем Васильивичем: «Над  кем смеетесь?» И, уже от Николая Владимировича: «самовар, водка, Пушкин - на здоровье-е!» А в качестве резюме некрасовское: «Придет пора… народ… Белинского и Гоголя с базара понесет!».  В этой фразе угадывается некий важный смысл, и дальнейшее действие подтверждает догадку – она для спектакля концептуальна.
 
  Сразу же, с экспозиции, Коляда задает происходящему пародийный тон:   уж очень все напоминает стихийную рекламу русской  национальной культуры. Берите, мол, люди добрые, у нас этого добра навалом  - и пушкины с гоголями, и духовность, и верность – чего изволите?   Словом, винегрет из символов русской  культуры, заправленный пронзительной несерьезностью.

  Но  чувствуется в этой заправке и другой привкус – того самого гоголевского «над кем смеетесь», потому как до  боли  узнаваем весь этот карнавал, слишком четко в этом гоголевско-колядовском зеркале отражается наше общество, ставшее  непростительно поверхностным. Коляда, вслед за Гоголем, сквозь смех, но от этого не менее жестко, дает понять – культуры подлинной, внутренней у нас нет! Есть просто символы-понятия, настолько уже  замусоленные, что уже что Пушкин,  что самовар стоят где-то в одном ряду. Мы, русские, говорит Коляда,  как будто носим на себе, как крышку от самовара, этот лейбл: «русский человек», а значит  - «духовный» и  вынуждены этому соответствовать. Мы держим свою национальную культуру где-то на поверхности – авось пригодится, мы уже привыкли ей спекулировать, оттого, что есть на нее спрос.
 
Художественный мир спектакля – мир поверхностности и формализма,  и сама женитьба предстает здесь как соблюдение определенной формальности, следование форме при  полном отсутствии  смысла и содержания. Для Подколесина женитьба – это  действительно совершенно невероятное событие, он  не понимает, зачем это надо. А потому что нет в этой, по базарному суматошной, кадрили  главного - любви. «Настоящая», говорит Коляда,  она бывает только в сюжетах про заморские пляжи  и  вводит пантомиму Дуняшки и Степана, иллюстрирующую как заканчивается та любовь, которая наша, русская, а  не с пляжа Сансет-бич. Эта сцена  настолько иная, неожиданная   по ритму, пластической выразительности, языку и драматизму, что  становится понятным, что это – словно некое  предзнание Подколесина,  внезапное понимание им сути предстоящей  женитьбы.

   Подколесин Олега Ягодина, этот безвольный тряпичный паяц в розовых шелковых штанах,  это даже «не сатира над человеком», потому что  его как человека не существует вообще. Следуя закону мимикрии, он стал подобен своей среде обитания – это  лишь пустая  безжизненная форма. Ягодин как никто умеет играть вот такую  внутреннюю пустоту, он просто транслирует ее через себя, становясь вдруг  настолько эфемерно-бестелесным и прозрачным, как папиросная бумага, что возникают сомнения в его физическом существовании. Тема пустоты - это его тема,  тема актера Олега  Ягодина, который в  художественном мире театра Николая Коляды воплощает черты героя нашего времени, потерявшего свою внутреннюю  идентификацию и остро воспринимающего свое вынуждаемое миром небытие.

   Подколесин,  совершает свой первый и единственный выбор, но этот герой слишком безжизненен,  чтобы выпрыгнуть в окно. Он, словно в подтверждение своей бестелесности и фантомности, буквально просачивается сквозь пол, растворяясь, распадаясь на  «молекулы воздуха». Вспоминается цветаевское: «сквозь-пол-человек, прошел-человек». Коляда и Ягодин  выбрали своему Подколесину – не быть. Сюда же работает  и метафора: женитьба равно кровать равно могила. Подколесин заупокойной свечкой оплавляется в эту могилу, умирая для формалистского мира кочкаревых. Был человек,  и нет человека. А вернее, как не было человека,  так и нет человека, так и не стал этот недочеловек Подколесин «настоящим» человеком  на этом  «базаре житейской суеты».

   И тишина последней сцены спектакля -  это  тишина уже  другого, несуетного  мира.  И только Дуняшка, сметая остатки нежного пуха, бормочет гоголевско-колядовское: «Куда несешься ты, Птица-тройка? Доедет ли это колесо до Казани?». У Николая Васильивича Русь, как известно, не отвечает. А  колесо до Казани так и не доедет, потому что мы, по мысли  уже Николая Владимировича – формально живущее общество мертвых душ.
 
    Да, Гоголь в «Коляда-Театре» уже был. И  спектакль «Женитьба» вышит режиссером Колядой теми же нитками по той же режиссерской канве, но зеркало отзеркаливает,  смех превращается в само-смех, а ирония Николая Коляды над всеми нами и всем миром вдруг оборачивается самоиронией  художника, живущего в этом же мире и вынужденного творить в ситуации базара,  прилавок которого  незаметно для всех нас стал той самой кафедрой,  с которой «Белинского  и Гоголя» давно уж понесли.