Пов. страт-х. хввку. гл. 12. как мы женили волчару

На курсе у нас было два Волчары. Один настоящий — драчун и хулиган, второй — его антипод.
Первого уже в свое время отчисляли из училища за хулиганство, и он к нам на курс поступил второй раз, отслужив год солдатом. Одно ухо его не слышало, поврежденное в ходе крупной драки — его тогда сбросили с моста, — а кулаки были тяжелые, как гири. Сам Волчара был напорист и неуправляем. Офицерская служба, я слышал, у него тоже не сложилась, вероятно, из-за его характера и дурной силы. Я с ним попытался побороться в казарме еще на первом курсе. Не продержался и тридцати секунд, хотя навыки классической борьбы имел. Иногда ночами, даже будучи в наряде по курсу, Волчара убегал в парк имени Горького и метался под луной по темным аллеям, как волк. То ли ему хотелось свободы, то ли психологической разрядки. И он разряжался. Чтобы потасовка была длительной и полноценной, меньше, чем на троих гражданских парней одновременно, он не нападал. Возвращался в казарму слегка потрепанный, но умиротворенный. Умывался и ложился спать. Видно, он относился к той редкой категории военных, которые живут только на войне. А если ее нет, то выдумывают таковую.
В старину перед войной казаки специально готовили атамана для жестоких схваток. Загоняли волка, и он убивал его лично, глядя в глаза. Сила и чутье волка переходили в атамана. Он был удачлив и неуязвим в бою, но уже не мог жить без войны, и с наступлением мира такого полевого командира обычно топили в Дону от греха подальше. Волку с людьми не ужиться. Так и наш Волчара тяжело уживался с дисциплиной. Если бы у него не было высокопоставленного покровителя, его бы окончательно отчислили. А так как в то время не было профессиональных военных наемников, а во французский иностранный легион не пробраться, Волчара, скорее всего, отправился бы на нары. Армия каким-то образом шунтировала его буйный характер. Однако от судьбы не уйдешь. Еще на третьем курсе у ресторанчика «Родничок» соперники по спаррингу чуть не поставили точку в биографии Волчары. В этой ночной схватке его огрели доской по голове. И он, поверженный, остался лежать на земле в шинели и без сознания. Прохожие вызвали скорую. Врачи не обнаружили признаков жизни. Но так как он был в форме курсанта, отвезли в военный госпиталь. В приемной его кололи иголками, и он начал дергаться. На волчарино счастье, дежурил специалист по черепно-мозговым травмам. «Покойника» сразу загрузили в операционную и вправили Волчаре мозги.
Самовольщика еще не хватились на курсе, а Волчара снова был с нами, вернулся с того света. О наказании его никто не помышлял. Начальство его искренне полюбило снова, потому что училище избежало ЧП со смертельным исходом.
После операции Волчару поместили в 15 психиатрическую больницу. Через месяц он с повязкой на голове, как комиссар гражданской войны, появился в казарме. Гордо показывал справку с диагнозом «Клиническая смерть, трепанация черепа, нуждается в освобождении от многих нагрузок». В наряды Волчара не ходил, в строю на плацу тоже не пылил, а когда началась сессия, в трудные минуты показывал экзаменаторам справку. Те смеялись и ставили тройку за то, что выжил. И еще некоторое время при поиске Волчары сокурсники задавали друг другу оригинальный вопрос.
— К вам труп не заходил?
Балансирование на грани жизни и смерти у Волчары закончилось, когда он многие годы спустя получил более серьезные увечья. Его природная агрессия всегда поворачивалась против него. Только неизвестно, принесло ли ему душевный покой снижение физических возможностей, или необузданные страсти продолжали бушевать в его мятежной душе.
Но наблюдать за буйным нравом исторических личностей, то есть личностей, постоянно попадающих в истории, лучше со стороны. Комфортнее, когда рядом уравновешенные невозмутимые флегматики. Или напоминающие флегматиков типажи, то есть антиподы Волчары. Антипода Волчары тоже называли Волчарой. Наверное, за его непохожесть на прототипа.
Когда все рвутся в увольнение, Волчара номер два рвется в Ленинскую комнату*, посидеть за конспектами и учебниками. Учился он хорошо, но жилы не рвал, как отличники, нацеленные на золотую медаль. Если мы, как простые смертные, вечно запыхавшись, опаздывали из увольнения в казарму, Волчара возвращался часа за три до окончания срока увольнительной записки и почитывал книжечку в уголке кубрика на табуретке. Еще забавнее бывало, когда он получал увольнительную, тихонько пробирался обратно в казарму и прятался там. Его формальное увольнение давало ему привилегию не ходить строем в столовую или еще куда-нибудь. Это откровенно злило некоторых соратников, так как в увольнение могло уйти только 30 % личного состава, чтобы казармы не пустовали на случай войны. И Волчара как бы формально занимал чье-то место в пивной или на дискотеке, а сам, подлец, числясь в увольнении, зубрил аналитическую геометрию в коптерке. На насмешки Волчара не реагировал, просто жил со свойственной ему деревенской обстоятельностью и не торопил жизнь, не пытался брать от нее по максимуму, как мы. Интуиция потомка воронежского крестьянина подсказывала ему, что все, что нужно, в свое время само придет к нему. Так оно и случилось.
После третьего курса, во время летнего отпуска, я случайно встретил младшую сестру моего друга детства — Татьяну. Она повзрослела, похорошела. Весело рассказывала мне, что поступила в институт культуры в Харькове и все у нее хорошо, только хотелось бы для полного счастья выйти замуж. Я внимательно осмотрел ее. Да, хороша. Раньше мы ее прогоняли из наших детских игр, иногда пытались отшлепать за ее неугомонный характер, но теперь барышня хоть куда, только проказы стали серьезнее — вроде выскочить замуж побыстрее.
— Так тебе нужно замуж или побыстрее? — не мог я сходу уяснить задачу.
Она ответила, что замуж. И подчеркнула, что она девушка и не хочет размениваться по случайным связям, а бережет себя для одного парня, который и станет ее мужем. Ситуация для середины семидесятых вполне типичная. А сейчас, низкий поклон и большое спасибо Ельцину и прочим «отцам нации» от всех лукавых холостяков, с помощью телевидения девиц развратили настолько, что можно пользоваться ими сколько угодно. Особенно отличное изобретение либералов — гражданский или пробный брак. Под этой вывеской можно официально поспать вволю сначала с блондинкой, потом с брюнеткой, потом — с рыжей и т. д. И все пробовать, пробовать, пробовать якобы семейную жизнь, пока из тебя песок не посыплется — сплошная демократическая халява. Правда, детей труднее воспитать, где-то они останутся  в прошлом, но зато блуди, сколько хочешь — никакой критики. Постсоветское общество заглотило новые правила сексуальной игры и теперь «булькает» что-то про ухудшение демографии и падение нравов.
А мы с Татьяной в тот момент еще не покинули застойные времена и не спеша прогуливались по улицам родного города, размышляя о будущем. Я ей рассказал про свою курсантскую жизнь, она — про свои дела. Зная друг друга с детства, мы были достаточно откровенны. Она к тому же была очень бойкого характера и остра на язык, а мне вообще нечего было скрывать, никаких комплексов тогда не было и в помине.
Я ей прямо и честно сказал, что она чертовски хороша, но я еще не готов жениться. Ветер у меня в голове, кроме карьеры и развлечений ни о чем не думаю. Но для девушки все совсем по-другому. Для нее семья — самое важное, и я это понимаю и готов реально помочь.
— Все очень просто, — объяснял я ситуацию. — У нас большой мужской коллектив. Время подходящее — впереди четвертый курс, все начинают интенсивно жениться. Ты только сформулируй задачу, сообщи параметры жениха, а дальше мы тебе подберем нескольких кандидатов, и женитесь на здоровье.
Татьяна наморщила лоб и тут же перечислила качества своего будущего мужа. Я ничего такого редкого не увидел в ее требованиях. Среднестатистический курсант, за исключением непростого условия для мужчины, «чтобы только меня любил». Ну, над этим стоило поработать. Впрочем, оглядывая ее крепкие ноги и высокую грудь, я подумал, что это не так уж сложно. Если добавить озорные карие глаза на миловидном лице, легкий румянец, оттеняющий белую кожу, одним словом, бурлящая кровь с молоком… Нужно просто выбрать ей парня поскромнее, для которого она будет настоящим сокровищем, и дело в шляпе.
— Ладно, приходи ко мне в общежитие, выдам тебя замуж. Есть у меня на примете пара ребят, подходящих по росту и характеру.
Но Татьяна не поверила. Мол, не все так просто, если бы было так просто, разве столько бы девиц проливали слезы по ночам в подушку от одиночества. Она посетовала, что все мысли девчонок в основном о парнях, а толку нет. Ну, женскую логику трудно понять. Видите ли, парни разборчивы очень, а девчонки готовы им вешаться на шею, и трудно при такой конкуренции построить отношения. Я лично не видел никого, кто готов был бы вешаться мне на шею, тут и на поцелуй не уломаешь, не то что на что-то большее. Я не видел ее трудностей, она не понимала моих сложностей в отношениях с девчонками. Так и говорили на разных языках. В плане межполовых отношений мы абсолютно не понимали друг друга. Поэтому я просто предложил ей поспорить на бутылку коньяка, что до нового года она будет замужем. В технические детали ей вникать не нужно — главное, пусть ориентируется на результат, а я — на коньяк. Разложив все по полочкам, мы заключили пари и договорились встретиться в сентябре в Харькове у меня в общежитии ХВВКУ.
И вот наступил сентябрь. Идем мы, не спеша, в общагу после занятия. Возле крыльца небольшая группа курсантов кого-то обступила и громко смеется. Кто-то оглянулся, увидев меня, сказал:
— А вот и он.
Я подошел  к группе. В середине Татьяна бойко развлекала моих сокурсников. Мне стало лестно, что ее оценили мои друзья. Я взял ее по-хозяйски за руку и отвел в сторону. Она продолжала рассказывать мне что-то про свои дела и подарила коробку конфет.
«Ну, конфеты-то зачем, лучше бы воблы к пиву принесла», — подумал я.
Ребята поняли, что это моя девушка, и разошлись. А мы уточнили план дальнейших действий.
План был простой. Я беру кандидата в женихи якобы на прогулку, а она приводит подружку посимпатичнее для меня, и мы как бы вчетвером общаемся. Дальше Татьяна незаметно пускает в ход свои чары на кандидата, если он ей понравится, и все готово. Кандидат «упакован» под венец.
Времени на сватовство было немного, и я решил не рисковать коньяком. Взял в кандидаты самого спокойного из предварительного заочного отбора — Волчару номер два. Думаю, он не избалован девичьим вниманием, и если перейдет в категорию жениха, то Татьяне легче будет его очаровать. И, скорее всего, он будет любить только ее, раз она так хороша для него. Ну, а развлечений у Волчары мало, и мы легко выманим его на променад.
Но плохо я знал Волчару. Он наотрез отказывался идти на прогулку в город. Ему, видите ли, и в общаге с учебниками неплохо. Я кинулся к соратникам. План горит. Пришлось их посвятить в тонкости пари. Идея всем понравилась. Не век же Волчаре бобылем куковать — пора делать из него мужчину и мужа.
Пошли его уговаривать втроем с Ломой и Петей. Снова не вышло. Я говорю Ломе:
— Пошли со мной вместо Волчары. А то две хорошенькие девчонки придут, а у меня облом. Объясню, что это тренировка, так сказать, холостой выстрел.
В общем, пошли тренироваться. Лома — с Татьяной под ручку, я — с подругой.
Погуляли по парку, поели мороженое, поболтали. Проводили подруг к общежитию института культуры и домой, в училище. В общаге в нашей комнате собрались за круглым столом у чайника на совещание. Как Волчару заманить на смотрины? И так, и эдак прикидывали. Не складывается. Тогда решили пойти на хитрость. Волчара, возможно, что-то заподозрил, поэтому не будем на него больше давить. Попробуем проследить за ним от общаги и незаметно изменить маршрут его передвижения по городу. В конце совещания Лома у меня спросил:
— А как тебе подруга, понравилась?
— Нормальная девушка, но ничего серьезного у меня не получится с ней. Я пока сам не серьезный.
— Так, может быть, я с ней попробую, мне понравилась она, — задумался Лома.
— Конечно, пробуй. Но давай сначала закончим операцию с Волчарой, раз ты в курсе и подруга тебе по душе. Еще пара попыток, и, если не вытащим его на свидание, придется вычеркнуть из кандидатов. Будем брать следующего по списку.
Мы договорились с Татьяной, что следующая попытка будет в очередную субботу после занятий. С утра мы взяли Волчару «под колпак». Не выпускали его из виду и находились рядом, пытаясь угадать его планы. Пока все складывалось хорошо. После лекций Волчара засобирался в кино. Мы с Ломой поддержали его намерение развлечься. Волчара переоделся в парадно-выходную форму и вышел из общаги. Мы с Ломой за ним незаметно последовали. Волчара — на остановку троллейбуса у корпуса «А», мы недалеко от него делаем вид, что что-то обсуждаем. Подошел троллейбус. Волчара сел в него. В последний момент мы с Ломой запрыгиваем туда же и становимся с двух сторон около Волчары. Он натянуто улыбается, что-то спрашивает о наших планах. Мы ему говорим, что нам по пути. Троллейбус потихоньку спускается по Сумской улице к центру города. Вот и кинотеатр. Волчара собрался выходить, но не тут-то было. Мы с Ломой заблокировали его в углу троллейбуса и как бы в шутку не выпускаем. Волчара начал биться, как рыба, попавшая в сети, но, видно, ему было неудобно перед пассажирами, а нам было вполне удобно. Пока все шло согласно плану брачной операции. Проехав свою остановку, Волчара затих, как бы смирившись с судьбой, или из любопытства. Мы подъезжаем уже к нашей остановке. И говорим Волчаре:
— А теперь тебе пора выходить.
Но Волчара заупрямился и вцепился в поручни. Ситуация в салоне троллейбуса кардинально изменилась: на этот раз мы пытаемся вытащить упирающегося Волчару из троллейбуса. Борьба была короткой. Нас было двое, и нам было наплевать на мнение гражданской общественности. Волчару с выкрученными руками мы вытащили на тротуар. Поставили его на ноги, отряхнули и предложили тут недалеко прогуляться. Ошарашенный такой публичной грубостью, Волчара автоматически последовал за нами. Метров за пятьдесят от института культуры мы увидели стайку девчонок, весело о чем-то болтающих. Верховодила среди них Татьяна. Волчара своим звериным нюхом учуял неладное и рванул в сторону. Но мы были начеку. Схватили с двух сторон его за рукава, снова вывернули ему руки и, как особо опасного преступника, начали подтаскивать к группе девчонок. Все смеялись, кроме Волчары. Он понял, что сопротивление только смешит окружающих, обиделся и потребовал отпустить его. Он сам пойдет. Мы отпустили Волчару и, придерживая его слегка под локотки, представили Татьяне. Не знаю, что она рассказывала о нашем плане сокурсницам, но почти вся группа пришла на смотрины. Татьяна с важным видом подошла к оробевшему Волчаре, пристально посмотрела ему в глаза и бросила ему свою дамскую сумочку. Волчара, как дрессированный пудель, ловко поймал сумочку и вопросительно смотрел на Татьяну. Она коротко сказала:
— Иди за мной.
Резко повернулась на каблуках и, не оборачиваясь, пошла по аллее. Растерянно оглянувшись на нас, Волчара потрусил за ней. Через минуту он исчез за поворотом — сразу на трое суток. Так как Петя был командиром учебного отделения и в курсе брачной операции, два дня мы легко «отмазывали» самовольщика Волчару. Только шутили, что женщины всегда губили мужчин. Волчара никогда в самоход не ходил, пока не напоролся на любовь. Затем забеспокоились. Я с трудом дозвонился до Татьяны, чтобы узнать, жив ли Волчара и где он ночует. Она сказала, что у нее, но у них пока только цветочно-конфетный период — они даже не целуются.
— Ты его хотя бы корми. Волчара может несколько дней не есть, потом просто упадет.
Вернувшись в общежитие после внезапного любовного свидания, Волчара первым делом подрался с сокурсником, с которым давно не ладил, но, наверное, раньше не решался «заехать» ему в лицо, а Танька, видно, вдохновила его на подвиги. И Волчара начал их регулярно совершать. Исчезал, пропускал занятия. Дерзил всем подряд. Задирался. Кое-кто случайно видел Волчару в городе. Он с ухарским видом надел свой китель на Татьяну, прогуливался на виду у гарнизонного патруля только в рубашке.
Нам все это вскоре надоело, и я вызвал Татьяну «на ковер», то есть на свидание, на разбирательство поведения Волчары. Она торжественно пообещала взять его на поруки и перевоспитать в прежнего тихого Волчару. Так и случилось, Волчара поджал хвост и начал готовиться к свадьбе. Мы со стороны наблюдали зарождение новой ячейки общества и чувствовали себя творцами этой ячейки. Кстати, участие Ломы в устройстве личной жизни Волчары дало побочный эффект. Он запал на подругу Татьяны с нашего первого свидания. Тут многие на четвертом курсе начали жениться, и Лома туда же. Я ему намекнул, что его результат не планировался, а оказался случайным, поэтому мы на коньяк не претендуем, но «выкатить» бутылочку сухого Хереса было бы правильно. Как-никак — почти сваты.
В общем, hаppy end: Лома обогнал Волчару на две недели. Женился раньше. Татьяна организовала в конце декабря хорошую свадьбу. Я был у Волчары свидетелем, «мед, пиво пил». Прямо перед росписью в ЗАГСе Танька незаметно сунула мне в руки бутылку хорошего молдавского коньяка. Пари я выиграл.
Пока Волчара учился, они снимали комнату. Татьяна, наконец, научилась готовить и быстро родила сына. А Волчара потом признался, что влюбился в нее с первого взгляда, еще на крыльце у общаги, когда Татьяна приходила ко мне. Но не смел мечтать о такой красавице и даже догадывался, куда мы его тащили на свидание, но панически боялся встречи со своей безответной любовью.
После учебы Волчара получил хорошее распределение под Москву в Гжатск, на спокойную должность. Любимая жена бросила институт и последовала за ним. На ровное доброжелательное отношение к жизни жизнь ответила Волчаре тем же.
Он не делал карьеры. Спокойное обстоятельное существование без потрясений было его осознанным выбором. Вероятно, он жил своим маленьким, теперь уже семейным миром, в котором было комфортно и другим.
После выпуска из училища я больше не встречал ни Татьяну, ни Волчару. Но общие знакомые и ее брат меня подробно информировали об их судьбе.
Татьяна оказалась на удивление хорошей и заботливой женой. Спустя годы меня даже кольнула мысль, а, может, зря я на ней сам не женился тогда.
Советской Армии в каждой казарме предусматривалась Ленинская комната, стены которой украшали стенды о жизни вождя, политбюро и армии. Там проводились политзанятия и смотрели телевизор.