Серебряный костыль

Серебряный костыль
рассказ
                1
  До 1973 года я проходил службу в должностях помощника начальника отдела политработы Томского-7 Управления войск по комсомолу и старшим инструктором по клубно-массовой работе. Когда в 1967 году я был назначен на клубно-массовую, в моём ведении был штатный духовой оркестр Управления. С бывшим в то время начальником отдела политработы полковником Александром Фёдоровичем Ананьевским, большим любителем художественной самодеятельности, на базе штатного оркестра воссоздали ансамбль песни и пляски. Который, замечу, в 1967 году в смотре-конкурсе художественной самодеятельности центрального Управления наших войск занял первое место. А восемь наших номеров были отобраны на заключительный концерт в Центральном доме Советской армии. Этих же ребят, раз они были в Москве,   пригласили и дать концерт на приёме в министерстве Среднего Машиностроения, который проводился  в честь пятидесятилетия Октябрьской революции. После концерта, во время банкета моих орлов пригласили и за отдельный в сторонке стоявший стол. А жена бывшего в то время министра Ефим Павловича Славского, налила ребятам и по рюмочке коньяка…
   Наш ансамбль в то время гремел по всей области, часто выступал во многих коллективах  и  на областном томском телевидении.
    Когда же я был переведен на комсомольскую работу, связь со штатным оркестром Управления не терял. На новой должности стал членом бюро Томского-7 ГК ВЛКСМ, членом Пленума ОК ВЛКСМ. Естественно, был знаком не только с руководством  томской комсомолии, но и со всем партийным руководством нашего ЗАТО.
   Бывший первый секретарь Томского-7 ГК КПСС Александр Григорьевич Мельников к 1974 году был переведен в томский ОК КПСС на должность заведующего отделом капитального строительства.
   В Томской области  уже несколько лет строилась железная дорога Асино-Белый Яр. Стройка эта была объявлена Всесоюзной ударной комсомольской.
  И вот, утром четвёртого октября 1974 года в штабе в/ч 11102, где я уже в то время проходил службу пропагандистом полка, раздаётся звонок, и дежурный по штабу со всех ног летит в одну из рот части и докладывает мне, что меня срочно к телефону. Звонил Александр Григорьевич Мельников. Когда я, запыхавшийся  взял телефонную трубку и доложил, что слушаю, большой партийный начальник коротко сказал: «Сегодня в 17 часов быть с оркестром на станции Томск-2. Там будет отправляться специальный поезд на торжества по случаю окончания работ на строительстве железной дороги Асино-Белый Яр. Будем забивать «серебряный» костыль. Надо будет отыграть на митинге, а потом дать хороший концерт».
   Тут надо пояснить читателю, что забивать «серебряный» костыль была такая традиция у тогдашних строителей железных дорог. А «серебряным» он назывался потому, что был последним. На  железной дороге Асино-Белый Яр строительство шло с двух сторон -  из Асино и из Белого Яра. В точке встречи рельсов и забивали последний, то есть «серебряный костыль».
   Выслушав Александра Григорьевича, я, было, начал ему объяснять, что уже   служу в 102-м полку, но партийный начальник очень спешил, буркнул мне: «Доложи о моей просьбе начальнику Управления», - и положил трубку.
   Естественно, я тут же позвонил в штаб Управления и доложил начальству о звонке Мельникова. В ту же минуту получил распоряжение немедленно готовиться к выполнению просьбы.
            
2
    Я сразу позвонил военному дирижёру оркестра, передал распоряжение готовиться к поездке и прикинуть программу концерта. Позвонив домой и сообщив маме, что срочно уезжаю в командировку, подхватил сумку с кинокамерами и фотоаппаратом, побежал на автобус, чтобы ехать в в/ч 40317, где проживал оркестр.
   Когда мы приехали на станцию Томск-2, там на первом пути уже стоял состав из шести пассажирских вагонов, прицепленных к маневровому тепловозу. Бегавший вдоль вагонов с красной повязкой парень указал мне наш вагон.    Поскольку в вагоне были мы одни, разместившись,  начали прогон концертной программы.
   Ехали к месту назначения всю ночь. После Асино наш поезд можно было обогнать пешим шагом.   От сильных наклонов то влево, то вправо наш старый вагон так скрипел, что спать было невозможно. Проложенные через болота рельсы постоянно проседали, порой скрываясь под водой. Строители сыпали и сыпали щебень в насыпь, но проседание пути продолжалось. Иногда наш вагон сильно наклонялся вперёд, а потом его перед резко поднимался вверх, словно на крутую морскую волну.
   Часов в девять утра прибыли мы на какую-то, окруженную со всех сторон лесом не большую станцию. Там же не ровными рядами теснились и жилые вагончики строителей дороги. Немного погоняв вагоны по путям, отцепив от состава вагон - буфет, тепловоз снова сформировал состав и все приготовились ехать дальше. Я обратился к распорядителям мероприятия с вопросом о кормёжке моих музыкантов. Минут через пять нам в вагон какие-то парни принесли 2 ящика с колбасой, консервами и хлебом. Принесли и большой бачок с горячим чаем. Кружки или стаканы нам не дали, тогда в купе проводников, которых в составе не было, мы нашли одну алюминиевую кружку, и пили из неё чай по очереди. Скрипя и ещё больше раскачиваясь, поезд тронулся дальше.
Мы поехали, а на станции началось что-то невообразимое. У отцепленного от нашего состава вагон-буфета собралась толпа. Женщины, мужчины, подростки пробившись к окошку, откуда велась торговля, набивали мешки бутылками пива, палками колбысы, банками консервов и прочей снеди.
 Только к обеду, проехав километров двадцать, мы прибыли на место торжества. Там всё было готово к его проведению. Площадка метров по двадцать в обе стороны от рельсов была очищена от растительности и посыпана песком. Чуть в сторонке от насыпи была сооружена и украшена флагами и лозунгами трибуна. На рельсах стоял вагон со звеньями пути и кран, готовый их укладывать.
    Выгрузившись из вагона, мы заняли место рядом с трибуной, а все приехавшие в нашем составе и рабочие путейцы  стали перед нею. Оркестр стал играть марши и разные мелодии. Минут сорок все кого-то ждали, суетились. Наконец, Александр Григорьевич Мельников открыл митинг.
   После окончания митинга минут двадцать опять тянулось ожидание. Но вот Мельников дал отмашку и кран путеукладчик стал медленно поднимать звено из рельсов и прикрепленных к ней шпал. Место укладки последнего звена огородили красной лентой. За ленту ограждения зашло руководство стройки, Мельников, секретари обкома комсомола и несколько одетых в красивую робу рабочих путейцев победителей в соревновании за право забить «серебряный костыль». Александр Григорьевич вынул из портфеля,   семь покрытых никелем, как я позже выяснил на нашем Сибхимкомбинате, костылей, раздал их рабочим и некоторым гостям. Кран-укладчик начал плавно опускать последнее звено дороги на насыпь и получившие костыли рабочие и гости приготовились соединять рельсы и   специальными молотами заколачивать последние костыли.
   
3
      Я вынул из своей походной сумки приготовленную к съёмке 16 мм кинокамеру «Киев» и стал всё происходящее снимать. Выбрав удобную позицию, низко присевши, я сначала прошелся камерой по людям приготовившимся забивать костыли и только перевёл объектив на плавно опускавшуюся на насыпь плеть, как толпа за моей спиной двинулась вперёд, меня толкнули в спину, я наклонился к земле, а камера, работавшим объективом ткнулась в песок. От злости я резко подскочил, развернулся кругом, а увидевши того, кто на меня навалился, сказал ему: «Ты что наделал? Уйди отсюда!». Но мой обидчик высокий худощавый мужчина лет 35-40 с клинообразной редкой бородёнкой, с очень крутым фотоаппаратом, протирая пальцами рук толстенные линзы своих очков, как-то вежливо  сказал мне:   
   - Простите, а вы тоже пресса?
    - Иди отсюда! А не то я тебе сейчас…» - выкрикнул я, замахиваясь для острастки на мужчину камерой.
   Тот  шарахнулся от меня в сторону, а я, быстро протерев объектив камеры, продолжил снимать. А снимать-то мне осталось только момент забивания рабочими костылей. Не выбрал я в кадр ни рабочего передовика, выступавшего на митинге, ни Александра Григорьевича, который тоже вбивал один из костылей. Время главного кадра было пропущено.
   Засняв сцену поздравлений и аплодисменты по случаю окончательной стыковки рельсов, я подошел к Александру Григорьевичу, намереваясь попросить его помочь мне сделать несколько постановочных сцен. А тот, выслушав меня, сказал: «Ты снимал на камеру?» Я ответил, что снял только две кассеты и посетовал на то, что один важнейший эпизод пропустил из-за толчка в спину.  Надо бы тот эпизод переснять. Но Мельников молча запустил руку в мою сумку с кассетами и забрал их. Потом, наклонившись к моему уху тихо и коротко объяснил, что пилот вертолёта с  корреспондентами разных газет и киносъёмочной группой центрального и Томского телевидения по ошибке приземлился на поляне у   посёлка  рабочих путейцев. Высадив журналистов, улетел. «Понял, почему я произвёл у тебя реквизицию?» - понял, ответил я в след поспешившему куда-то Александру Григорьевичу.
   На последней кассете у меня оставалось ещё много плёнки. Я завёл пружину камеры и стал снимать отдельных персонажей из толпы. Послышалась команда по вагонам. Площадка мигом опустела, но поезд ещё минут сорок не отправлялся. И я, воспользовавшись этим, забрался на тепловоз и попросил машиниста подобрать меня, когда пойдёт состав. Спрыгнув с лесенки подъёма на тепловоз, я побежал вперёд, чтобы снять кадры наезжающего на меня поезда. К счастью, метрах в ста, ста -  тридцати на насыпи прямо меж рельсами было небольшое углубление в щебне. Я быстро в него забрался, дождался момента, когда поехал на меня поезд и снял отличные кадры на скорости 16 кадров в секунду. Поезд  шел очень медленно, а мне то-надо было, чтобы он шел быстро. При демонстрации куска снятого с меньшей скоростью на экране  получается нужный эффект.
   Тут, кажется мне, надобно прервать изложение происходивших дальше событий и поведать читателю кое-что для ясности.
   Когда я служил в отделе политработы старшим инструктором по клубно-массовой работе, на вверенной мне кинопрокатной базе Управления я обнаружил две давно заброшенные кинокамеры. Одну 35 мм «Конвас», а вторая была полупрофессиональная чешская 16 мм. Вольнонаёмный начальник кинопрокатной базы поведал мне, что обе камеры в рабочем состоянии, есть к ним штативы, сменные объективы и даже вполне пригодные щелочные аккумуляторы, которые можно заправить, и они готовы будут к работе. Мужичок сказал мне, что в комендантской роте служит солдатик по фамилии Лисняк. Его подобрали на должность штатного фотографа Управления, но разрешение на фотосъёмку на него до  сих пор не оформили. А без специального разрешения в Томске-7 фотографировать в то время категорически запрещалось. «Говорят, - продолжил начкинобазы, -  что до армии тот  парень работал на «Мосфильме».
  Я в тот же день разыскал Якова Лисняк и после беседы с ним, у меня  родилась идея создать любительскую киностудию. Меня в этом сразу же поддержал начальник отдела политработы полковник А.Ф. Ананьевский.
   Яша  действительно до армии работал в студии документального кино «Мосфильма» помощником кинооператора. Видел я и титры нескольких киножурналов с Яшиной фамилией.
    Началась наша с Яковом кропотливая работа в созданной киностудии «Горизонт». Яша как мог, учил меня работе с камерой. Мы с ним сняли три короткометражных фильма на плёнке 35 мм и несколько фильмова на плёнке 16 мм. Александр Фёдорович выбил нам деньги на приобретение ещё двух 16 мм кинокамер «Киев», проявочной машины 16 же мм, много всякой необходимой мелочи. Плёнки 35 мм за плату мы проявляли, печатали позитив и писали звук на областном телевидении ночами. Так я получил кое-какие знания кинооператора, и на все важные  мероприятия таскал с собою камеру.      
  Не доезжая до меня метра два, поезд остановился. Я забрался на боковую площадку тепловоза и стал благодарить машиниста за помощь. А трогать дальше машинист не спешил, потому что из вагонов, где в самом разгаре шел обед с крепкими напитками, на насыпь после остановки вывалило много народу. Тщетные усилия организаторов торжества по уговору пассажиров пройти в вагоны, результата не давали. Тогда кто-то из них, увидав меня, обратился за помощью сопроводить участников мероприятия  в вагоны. Я вывел из вагона своих музыкантов, послал в каждый вагон по два человека срочников. Приказал им встать в оба тамбура вагонов и ни кого из оных не выпускать. С военным дирижёром, музыкантами сверхсрочниками и организаторами празднества мы стали заводить уже весёленьких и очень разговорчивых людей в вагоны.
   На полустанок с рабочим посёлком  приехали поздно ночью. В тесной станционной столовой для моих музыкантов были накрыты столы с остывшим ужином. На столах стояли и бутылки с водкой. Я попросил бутылки со столов убрать. Мы быстро поужинали и направились в свой вагон. Но нам пришлось задержаться, надо было  опять помогать загрузить людей в вагоны.
   Когда мы с великим трудом людей в вагоны загрузили, старший из распорядителей попросил меня походить по вагонам понаблюдать, кабы чего где не случилось. Я отправил в свой вагон моих музыкантов во главе с дирижёром, а сам потопал по вагонам, исполнять обязанности схожие дежурного по составу.
   В коридоре купейного для начальства вагоне я встретил Валерия Мещерякова, первого секретаря нашего ГК ВЛКСМ. Он о чём-то оживлённо разговаривал с мужчиной, который запортил мне самые ответственные кадры. Валерий стал меня представлять своему собеседнику, а тот ответил ему, что мы уже почти знакомы… Это оказался собственный фотокор ТАСС  по Западной Сибири. Только я собрался улизнуть от Мещерякова и его собеседника,  как открылась дверь соседнего купе, и на пороге возник Мельников. «Ага, а вот и он, - сказал Александр Григорьевич группе мужчин в его купе, - ну-ка заходи, заходи сюда», - сказал он мне. Когда я зашел в купе, стоя  сзади меня Александр Григорьевич представил меня сидевшим на полках и сказал: «Постой, а ты ведь снимал ещё и перед отправкой поезда. Где эти кассеты?» Я ответил, что доснял только одну кассету и она в нашем вагоне. Один из мужчин спросил меня, что снято на той кассете. Когда я рассказал, что там снято, мужчина сказал Мельникову, что надо бы взять ещё и это. Александр Григорьевич велел мне срочно доставить ему ту мою последнюю кассету. «Тебе пойти помочь?», - сказал  он строго глядя мне в глаза. Я пообещал сейчас же принести и отдать ему кассету.
   Когда я пришел в свой вагон за кассетой, мои музыкантики мирно сидели по купе за столиками и мирно кушали. Как оказалось, перед отправкой поезда в наш вагон  принесли ещё ящик с колбасой и хлебом. Принесли и убранную со столов водочку. Я поддерживал порядок по вагонам, а тут…    Вместе со срочниками и сверхсрочниками аппетитно вкушал ещё один ужин и мой главный помощник военный дирижёр. Мне же осталось только приказать ему после ужина всех уложить спать, а сам понёс кассету Мельникову.
   Так до утра мы с распорядителями, единственно трезвыми во всём поезде и ходили по вагонам. Мы боялись, кабы чего не случилось. Уж больно много водки было загружено в вагоны.
    Недели через две по центральному телевидению прошла передача про забивание в Томской области «серебряного костыля». Показали отрывками и мои кадры. Закончили телевизионщики передачу кадрами, на которых по новой дороге мчится поезд увешанный красными флагами и лозунгами на кумаче. На носу тепловоза красовался большой портрет Ленина, из-за которого выглядывал добродушный усатый дядька машинист.
                А. Перепелятников.
                февр. 2018 г . Ерёмкино