Будем здоровы!

       По дорогам начала заметать позёмка, когда к дядьке Лаврентию заглянул его родной племянник Ваньша. Собственно, это был уже и не Ваньша, а давно повзрослевший женатый и успевший развестись Иван, у которого подрастало два сына. С женой гулёной он развёлся и жил у своей матери, по настроению помогая ей по хозяйству. Дядьку же забегал проведать, покалякать с ним о жизни и спросить совета, который ему нафик и не нужен был никогда. Больше Ваньшу интересовала дядькина закуска в виде яичницы «глазуньи» свойских кур, домашнего сала, жареной картошки и томатного сока для запивки алкоголя. Для сочности разговора он прихватывал к застолью банку салата из зимних заготовок матери и пузырь водки из бакалейки.
       На сей раз ещё подрулили два дядькиных другана со своим пузырём, и застолье заладилось крепенькое, дружно и весело начавшись со звона стаканов и избитого тоста:
- Ну-к, будем здоровы!
       Разговоры полились рекой, и первый пузырь водки на четверых испарился очень быстро.
- Ты давай не части, - мягко попросил Ваньша собутыльника и кивнул за окно: - На улице, вишь, чё творится. До дома ещё добраться надо будет так, чтобы не заблудиться.
- Лей, лей давай! – по-хозяйски скомандовал дядька Лаврентий и, хлестнув взглядом племянника, едко бросил: - Боишься, что мамка ремня всыпет?
- Ну чё брешешь-то? – не повышая тона, культурно осадил его племяш, поднял стакан и сверкнул очками: - Давай, будем здоровы!
       Где было дядьке понять, что такое ворчание, причитание и укоры Ваньшиной матери. Дядька жил одиноким бирюком с тех пор, как из-за его невыносимого рукоприкладства от него сбежала жена. Бабы же, которые пробовали с ним жить, сбегали месяца через два-три излупленные, как сидоровы козы за то, что не могли угодить абсолютно ни в чём! Себялюба они наказывали унылым одиночеством. За это Лаврентия нещадно и пилила его родная сестра Ирина, Ваньшина мать, так как все бабские хлопоты по его дому и огороду падали на её хрупкие женские плечи.
- Ты надоел своей дуростью! – ругала она брата и перечисляла униженных им баб: - Зинку выгнал с позором! Марья у тебя была только дура набитая! Алку откоцал! Вальку чуть не через забор вышвырнул! Да кому ты такой «любвеобильный» нужен?! Эгоист! Довыкобеливаешься, я точно плюну и перестану возле тебя крутиться! В конце концов, я к тебе в рабы не нанималась! Найди себе бабу, уважай её и ублажай, а она пусть вокруг тебя юлой крутится! Вон, Татьяна за тебя всё расспрашивает, к ней и подкатывай! А мне хватат моего дома и Ваньшу тунеядца, которому надо сто раз покланяться, чтобы упросить что-то сделать, а потом ещё и за ним переделать то, что он накосячил!
       Теперь подвыпивший дядька Лаврентий срывал зло, разнося племяша, и стучал ложкой об стол, как об его лоб:
- Вот ты, суккин сын, объясни мне: почему ты относишься к матери так, что она на меня, как собака кидается? У тебя что, руки из задницы растут, что ты не можешь ничего нормально сделать? Высшее образование имеешь, очки на нос нацепил, как профессор, а матери на шею забрался и ноги свесил, слюни распустил по её макушке…
- Дядька, я ведь обижусь! – перестал жевать Ваньша сало, немигающим взглядом глядя ему в глаза.
       Рядом затыкали закуской рты хихикающие дружки.
- О! – задрал палец дядька, обращаясь к собутыльникам: - Культурный интиллихгент, ёкал-мокал, обидеться пригрозил! – и он помахал Ваньше пальцем: - Ты вот смотри у меня! Если мать на тебя ещё раз пожалуется, я с тобой по-своему разберусь! Я за сестру так дам!..
       И он вдруг так грохнул по столу волосатым кулачищем, что на нём всё подпрыгнуло, а друзья чуть не подавились вилками! На грохот во дворе даже залаяли собаки.
- Угомонись ты! – охладил Лаврентия дружок, видя, что его заносит, и очень просто сказал: - Чё на Ваньшу-то нападашь? Женить тебя твоя сестра хочет, вот и орёт, ходит. Чего тута не ясно?
- Точно! Женить тебя хочет на этой… как её?.. На Таньке! – поддакнул другой дружок и клюнул вилкой картошку.
- Ну вот, - сразу успокоился Ваньша и угодливо разлил вторую бутылку водки, примирительно приговаривая: - И нечего здоровье портить. Женись да радуйся.
- Ну… будем здоровы! – призадумавшись, поднял стакан дядька Лаврентий.
       Вторая бутылка испарилась, как и первая. После её опустошения друзья сразу засобирались по домам. С ними поднялся и Ваньша.
- Не, я не понял… – недовольно уставился на них Лаврентий. – Чё это вы так дружно сметаетесь? В столовую, что ли пришли отметиться? У меня вот!.. – он нырнул рукой под стол, не вставая со стула, и водрузил на стол большую бутыль мутной жидкости: - Самделашный лично мною!
- Не, я пас! – сразу поднял обе руки дружок.
- Звиняй, Лаврентий, я тоже! – застегнул тулуп другой и пообещал: - В следующий раз. И так засиделись.
- На улице темняет уже, да и метёт, - полез в валенки и Ваньша.
       Но дядька встал, властной крепкой рукой отобрал у него шубу, сунул её обратно на вешалку и заново усадил племяша за стол, приговаривая, как можно мягче:
- Нет, ты мой первач оцени и как друг объясни, чё за Таньку мне сватат твоя мать.
- Ну, наливай что ли, - не очень охотно подпёр Ваньша кулаком щеку и, подождав, пока закроются двери за друзьями, без энтузиазма объяснил: - Бабенция работат в нашей бакалейке. Толстая така, рыжая. Танькой и называется.
- Толстых люблю, - довольно крякнул дядька, налил по полстакана самогона и перекосился, как от кислятины: - А рыжих терпеть не могу! – и звякнул стаканом о стакан Ваньши: - Будем здоровы!
       Племяш вздохнул и поднял стакан.

       За окном в ночной темени во всю завывала метель, а Ваньша всё объяснял дядьке, что за женщина Танька и в какой цвет можно выкрасить её рыжие волосы, чтобы она не вызывала у него психоз быка, как на красный плат матадора.
- А то ведь она мне не угодит, я ж её сразу вот так прибью! Вот так!! – распалялся перепивший дядька, со всей дури бахая кулаком по столу перед носом племяша. На что тот трусовато ему выговаривал заплетающимся языком:
- Ну ты чё разошёлся-то? Посуду покрошишь невзначай. Я тебе никого не навязываю. Это с матерью разговаривай.
       Дядька молча сопел, пытливо всматриваясь в него осовевшим взглядом, и наливал очередную порцию самогона. После очередной порции и тоста «будем здоровы!» Ваньша понял, что завтра на работу встанет навряд ли, чего нисколько не грозило дядьке пенсионеру. И тогда он мудро встал из-за стола со словами:
- Ну ладно, пора и честь знать!
       Неожиданно его так повело, что он широко взмахнул руками и улетел на вешалку с шубами.
- О-оо! – одобрительно подхватился дядька с места и, хорошо шатаясь, подбежал на выручку: - Оставайся-ка ты с ночевой. Самогон допьём…
- Не-ее-не-не-нене!!! – замахал на него племяш чуть не ногами. – Всё, хорош! А то меня мать с потрохами сожрёт! Я домой пойду…
- Ах, ну да! – обрывая его, всплеснул дядька руками и с отвращением съязвил: - Мамка ремня всыпет! Не дури, на улице всё перемело! Ещё заблудишься! Оставайся, давай, - и, вытряхнув его из шубы, он повешал её на вешалку.
- Не, домой надо идти! – упёрся Ваньша, кляня себя в душе, что не смылся вместе с собутыльниками. – Мать переживат наверняка. Я не говорил ей, что с ночевой к тебе иду. На работу завтра…
- Сядь за стол, самогон хоть допьём! – набычился дядька, глядя, как племяш пытается попасть рукой в рукав, перевёрнутой кверху ногами шубы.
- Сам, сам допьёшь, - отмахнулся Ваньша. – Я домой пойду.
- Никуда ты такой не пойдёшь! – встал вдруг дядька в дверях быком. – На улице всё в сугробах, а он ни в один рукав шубы попасть не может и домой к мамке собрался! – и он неожиданно гаркнул на весь дом: - Сядь, ядри тебя, я сказал!!!
- Ты, дядька, много-то на себя не бери! – расправил плечи осмелевший спьяну племянник и, угрожающе сверкнув очками, напомнил на свою голову: - Я ведь уже не тот мальчик, которому ты затрещины походя врезал!
- Это ты-то для меня не мальчик?! – удивлённо подлетели у дядьки брови, и он внезапно в считанные секунды, как котёнка вытряхнул его из шубы, зло приговаривая: – Домой он собрался, сопляк! Сядь, я сказал!! Допивай самогон и марш спать!!!
- Да чё ты тута мне указывашь?! – разозлился племяш и вцепился в шубу. – Ещё сивуху свою недоделанную пить заставляшь!..
       Он не договорил, потому как так крепко получил в ухо, что очки, сверкая, улетели через всю кухню в спальню! Остальную взбучку лучше не описывать, потому что будет ПЛОХО!
       Когда без шапки, без шубы и без очков, весь до костей промёрзший и заметённый словно снеговик, благо на ногах были обуты валенки, Ваньша заколотился в двери отчего дома, мать открыла ему и чуть не упала в обморок! Своего родного сына она узнала только по свитеру, который связала ему самолично.

       На следующее утро с самого ранья к сестре заявился протрезвевший брат Лаврентий. Ирина молча впустила его в дом и, скрестив руки на груди, въелась в него ненавистным взглядом.
- А где Ваньша-то? – чуя неладное, осторожно спросил Лаврентий и наощупь положил на табуретку шубу, шапку и очки племянника.
- В больнице Ваньша! – гневно выкрикнула сестра.
- В какой больнице?! – совсем протрезвел Лаврентий.
- В травматологии! – огрела его ответом Ирина.
- В травматологии?!! –  не веря своим ушам, остолбенел браток и в полном недоумении спросил: - А чё его туды занесло?!
- А ты ему вчера челюсть выбил и с обеих сторон рёбра переломал! – сообщила Ирина и взорвалась атомной бомбой: - Не умеешь пить, так не пей!!! Дурак дураком, так ещё и до смерти кого-нибудь зашибёшь!!! Отвозил парня так, что он чуть Богу душу не отдал!!! На «Скорой» увезли!!! Это ещё чудо, что он при таком состоянии в пургу до дому раздетый добрался, да ещё и без очков!!! Кулаки у тебя чешутся, иди коновалом на бойню быков валить, а к Ваньке больше не подходи!!! Сама лично прибью!!!
       В этот момент Лаврентий понял, что ПРИБЬЁТ точно! Ирина замолчала и полезла в духовку, где тушилась курица для передачи в больницу.
- Так это Я ему что ли рёбра сломал?! – наконец понял ошарашенный Лаврентий, не смея сойти с места и, посмотрев на шубу, шапку и очки, поразился: - Не может быть!
- «Не может быть»!.. – с грохотом поставила Ирина на печную плиту противень и гневно погрозила вилкой: - Не был бы ты мне младшим братом, в тюрьму бы тебя посадила!
- Не, ну я помню, что уговаривал его остаться с ночевой, потому что метель, тёмно… – не выходя из шока, стал припоминать Лаврентий.
-  Во-во! Ты его и «уговаривал» так, что живого места на нём не оставил! – выкрикнула сестра, вытерла выступившие слёзы посудной тряпкой, сунула курицу в духовку и с грохотом закрыла заслонку: – Видеть тебя не могу!
       Она ушла в другую комнату и стала молиться на иконы за Ваньшу.
- Вот те и «будем здоровы»… – остался Лаврентий на кухне один.
       Он тихо вышел на улицу и сам себе твёрдо пообещал:
- Всё, завязываю!!!

       Совсем не пить у Лаврентия не получалось, но пил он теперь крайне редко и в рамках приличия. Больше спиртным лечился, делая на нём настойки да натирки.
- Хоть поумнел через свои кулаки, - мрачно радовалась сестра, замечая его трезвость во время уборки в его доме.
       Ваньша же после своего выздоровления в доме дядьки вообще больше никогда с ним не пил. Разве что на каком-нибудь празднике в доме матери, за её столом и рядом с нею. А на тост дядьки «будем здоровы!» он молча чокался со всеми стаканом и, поджав губы, лишь косился из-за очков на мощные волосатые кулаки, от которых драпал по метровым сугробам так, что до сих пор не помнил, каким чудом выскочил из дядькиного заточения.

(Калининград/г.Пионерский 2014)
(фото из инета)