Целина Красноярск - Дивногорск

     Предыдущая глава  http://proza.ru/2018/03/14/305

     Фото: 1 - Виктор Ардашин, бригадир строительной бригады студентов МИИТа
           2 - "моя" бригада. Всех знаю, всех помню, но имена многих друзей за 50-сят с лишним лет "выскользнули" из головы.

     Место дислокации студенческих строительных отрядов, как правило, год от года изменялось. И хорошо, поскольку это позволяет лучше узнать свою Родину, поколесить по её необъятным просторам. После третьего курса строительный отряд нашего факультета предполагалось направить на строительство подъездных путей к Саяно-Шушенской ГЭС. Тогда строительство только начиналось, и подъездные пути были очень нужны для обеспечения снабжения стройки материалами. Особых хлопот со сборами уже не было. Всё было знакомо – медицинская комиссия с обязательной прививкой от клещевого энцефалита, инструктаж по технике безопасности вот, пожалуй, и всё.

     Из нашего курса вызвались поехать на новую стройку человек десять. Поскольку для нас это была уже не первая стройка, то мы поехали квартирьерами. Квартирьеры – это бойцы отряда, которые заранее выезжают на место его будущей дислокации (порой в чистое поле) и готовят лагерь для приезда основного отряда. Для всех квартирьеров была предусмотрена возможность досрочной сдачи экзаменов весенней сессии. Выехать мы должны были дней на 20 ранее основного отряда.
     И вот мы в Московском аэропорту Домодедово. Рейс Москва-Красноярск. Время полёта – шесть часов. Прилетаем и сразу пересадка на следующий самолёт маршрутом Красноярск-Абакан. Самолётик - поменьше, маршрутик - покороче. Но часика два с лишним всё-таки летели. Мы слышали по радио информацию и видели по телевизору картинки о большом наводнении в Хакасии. А тут, под крылом самолёта можно было воочию увидеть реальные масштабы этого грандиозного наводнения. Водой было залито всё пространство от горизонта до горизонта. А вот и аэропорт города Абакан. Нас ровно двадцать человек. В основном все в студенческой форме строительного отряда. Форму выдали новую. На ней новые нарукавные нашивки и надпись по трафарету на спине «МИИТ. Саяно-Шушенская ГЭС. 1968 год». Но некоторые одеты в гражданку. Вот, например, Лёша Филь.  Лёша не учился в нашем институте. Он только в начале мая демобилизовался из рядов Советской армии и ему разрешили вместе с братом поехать со стройотрядом.

     Практически сразу после посадки самолёта мы направились к автобусу, который повёз нас в село Шушенское, неподалёку от которого и затевалась грандиозная стройка гигантской плотины. Приехали. Нас плотненько по-сибирски накормили. Места красивые, почти курортные. Кругом тайга, воздух чистый, река где-то недалеко. Поневоле пошутили, что царское правительство знало, куда отправлять в ссылку своих политических оппонентов. Чего же здесь не сидеть? От такого климата и питания не шутейно на женитьбу потянет. Именно в Шушенском отбывал ссылку, женился и жил несколько лет Владимир Ильич Ленин. Сохранился дом (теперь Дом-музей) в котором проживал Ильич во время ссылки. Учитывая, что это был дом рядового сибирского крестьянина (как писалось в биографии Ленина), домишко совсем неплох. Наш деревенский дом в Курьяново, построенный лет на восемьдесят позже этого, с ним и рядом не стоял. Первое, что будущая тёща сказала Ленину при встрече: «Как вас разнесло-то!» Ильич в Шушенском хорошо питался и вёл здоровый образ жизни: регулярно охотился, ел свою любимую сметану и прочие крестьянские лакомства. На деньги, ежемесячно отпускаемые царским правительством на содержание политического заключённого, он не только достойно проживал в ссылке втроём с женой и тёщей, но мог нанять и четырнадцатилетнюю девочку-домработницу для ведения домашнего хозяйства. Не самим же политзаключённым воду из колодца да чугуны из печки таскать! Им о свержении ненавистного царизма думать надо.
    
     Но вернёмся к стройотряду. Наши старшие товарищи направились к местному руководству для выяснения конкретного места дислокации отряда и нашего дальнейшего месторасположения на ближайшие дни (пока не будет поставлена первая палатка). Да и вопросы снабжения прибывшей бригады строителей провиантом и строительными материалами надо было обговорить. 

     Но тут произошла серьёзная заминка. Оказалось, что не только отряд в двести с лишним человек здесь не ждали, но и нас двадцать человек им принять практически некуда. Вот это номер! Номер достаточно серьёзный и скандальный. Чуть ли не всю зиму ведутся переговоры относительно стройотряда, присылаются заявки на строителей и решается заранее масса организационных вопросов. А здесь, как в картине Ильи Ефимовича Репина, «Не ждали»! Что делать-то? Начались звонки по телефонам, телеграммы во все концы. Сплошной русский гвалт, щедро сдобренный упоминанием не только близких, но и дальних родственников. Оказалось, что не всё у них на этом участке строительства правильно срослось. Что-то не подвезли, что-то не проплатили, и работы застопорились. А про студенческий отряд и совсем позабыли. Но вот решение, наконец, принято. Отряд (а соответственно и нас) переориентируют на другую стройку века – на строительные работы в районе Дивногорской ГЭС, что под Красноярском. После ночёвки абы как нас снова грузят в автобус, снова в самолёт рейсом «Абакан-Красноярск».

     В Красноярске нас встретили прямо у трапа самолёта и сразу повезли на склады для получения палаток, строительного материала, продуктов на первое время, спальных принадлежностей (матрасы, одеяла и подушки), миски, кружки, ложки. Организовано всё было хорошо. Территорию для разбивки лагеря нам выделили в очень живописном месте по трассе Красноярск-Дивногорск недалеко от посёлка Усть-Мана.  Это была большая поляна, одна сторона которой  ограничивалась вышеназванной автомобильной трассой, а другая заканчивалась обрывом, за которым располагалась железнодорожная ветка, опять таки соединяющая эти два пункта. В первый же день по приезду мы подошли к этому обрыву со стороны поляны и увидели Енисей во всей его красе. Естественно, сразу захотелось искупаться. Но как спуститься-то? Пригляделись. Оказывается, неподалёку от нашего лагеря на протяжении многих лет самосвалы сбрасывали с обрыва отходы деревообрабатывающего комбината. В итоге там образовался более пологий спуск к реке, который, как нам казалось, сплошь состоял из опилок. Поэтому, для сокращения маршрута к воде, мы вооружились деревянными жердинами и, вставив их между ног, лихо, как на лыжах, понеслись к воде. Получилось быстро и весело. Мы были очень довольны своей находчивостью. Хорошо, что наши проделки своевременно увидели местные жители. Они подошли к нам и предупредили, что такие забавы надо немедленно прекратить. Оказывается, эти огромные залежи отходов лесоматериала порой самопроизвольно возгораются и в них образуются огромные пустоты. Если в такую пустоту нырнуть, то найти человека будет практически невозможно, как в зыбучем песке. Кроме того, во время скоростного спуска можно нарваться на какой-нибудь острый обрезок древесины, который на скорости запросто пронзит человека насквозь. Даже представить страшно. Поэтому от таких заездов мы раз и навсегда отказались. В дальнейшем спускались потихонечку своими ножками. Медленно, но зато верно. А сейчас после головокружительного спуска мы сразу полезли купаться. Вода в Енисее была достаточно прохладной. Всё-таки Сибирь есть Сибирь. Да и по времени это был ещё конец мая месяца. Но всё равно, как было не искупаться в этой величайшей реке России. Ведь Енисей по протяжённости занимает второе место среди рек России (после Оби) и седьмое место среди рек мира. От Саян до Северного Ледовитого океана Енисей проходит через все климатические зоны Сибири. В его верховьях живут верблюды, а в низовьях — белые медведи. А тут мы барахтаемся где-то посредине. Здорово!
 
     Главная наша задача, как квартирьеров, состояла в обустройстве лагеря. Этой работой мы и занимались на протяжении всего времени, вплоть до приезда основного отряда. Рабочий день продолжался от рассвета и до заката с небольшими перерывами на еду и сон. Лагерь был по своей организации точно такой же, как и в Архангельске. Большие брезентовые палатки для бойцов с деревянным полом, командирская палатка и палатка для медпункта, кухонная палатка с большой плитой. В качестве столовой мы соорудили длинный навес от дождя, под котором были сколочены самодельные длинющие столы и с двух сторон скамейки. Да, ещё мы соорудили туалеты для мальчиков и девочек. Лагерь надо было обустроить таким образом, чтобы к приезду основного отряда всё было полностью готово и функционировало.Часть строительных материалов мы забирали с местного лесопильного комбината.

     После завершения строительных работ надо было собрать металлические кровати в палатках и положить на каждую кровать постельное бельё, завезти инструменты для работы (в основном лопаты, топоры, ломы), обеспечить на первый период продукты и даже приготовить первый обед. Ведь ребята приедут заселяться прямо из аэропорта и их надо накормить праздничным обедом. 

     Да, забыл сказать. На радостях в первый же день по прибытию в Красноярск нам подарили медвежонка, которого мы назвали  Степаном. Совсем был маленьким, только-только с мамкой из берлоги после зимней спячки вылез. С мамкой, видимо, что-то случилось, вот малыша нам на воспитание в студенческий отряд и пристроили. Так что Стёпку зачислили в студенты сразу из мамкиных яслей и без всяких вступительных экзаменов. Поскольку Степан попал в отряд совсем маленьким, то он прижился без всякого  труда. Первое время Стёпа повадился ночевать со мной в кровати. Почему он выбрал именно мою постель сказать не могу. Это надо спросить у него. Мне было очень забавно наблюдать как он пытался залезть на кровать. Вставал на задние лапки, а передними хватался за одеяло. Пыхтел, кряхтел, подскуливал и старался забраться изо всех силёнок. Приходилось ему помогать. Оказавшись в кровати он сразу успокаивался, устраивался у меня в ногах и сладенько засыпал. Во сне ему, видимо, что-то снилось своё, медвежье. Может быть мама. Наверное, они разговаривали друг с другом, поскольку он частенько ворчал и чмокал губами. Ворчал очень дружелюбно. Позже, когда приехал основной отряд, Стёпка стал всеобщим любимцем, особенно у девочек. Его все баловали, старались угостить чем-нибудь вкусненьким. Еды в отряде оставалось много, поэтому Стёпа рос как на дрожжах. Особенно полюбил каши и кисель. Уже к середине лета общение с ним стало небезопасным. Играя, он мог нешутейно прихватить когтями, а то и зубами за руки или за ноги до крови. Поэтому пришлось посадить его на цепь и, проходя мимо него, обращать внимание на безопасность дистанции. В целом, он был совершенно ручной и очень хотел общения. Скучал, когда ему не уделялось внимание. Мы частенько играли с ним, но предварительно, в целях безопасности, стали одевать телогрейку, плотные штаны с сапогами и перчатки. Так было спокойнее и для нас и для него. Любил он играть в мячик и с автомобильной шиной. В конце лета мы привезли Степана на поезде в Москву. Ехал он всю дорогу (трое с лишним суток) в вагонном туалете. Мы его кормили и на остановках выводили на прогулку. Это вызывало весёлое оживление пассажиров и железнодорожников. Поскольку в вагонном туалете было тесновато, то расширяя своё жизненное пространство, Стёпа вывернул унитаз и напрочь снёс рукомойник. В Москве на Ярославском вокзале нас, как обычно, встречали родственники и было даже несколько корреспондентов. На следующий день в газете «Гудок» появилась крупная фотография, на которой мы ведём за ошейник Степана по перону вокзала. В итоге, заканчивая повествование о Степане, скажу, что нам удалось пристроить его в подмосковный зоопарк.

     Поскольку практически все члены отряда квартирьеров были участниками стройотряда не первый год, то некоторых из нас назначили бригадирами. Стал  бригадиром и я. Вот на приведенном к этой главе снимке  запечатлена наша бригада в количестве пятнадцати  человек. Разместился я в последнем ряду прямо под нашим бригадным флагом. Флаг был чёрного цвета на манер пиратского. Но вместо скрещенных костей были скрещенные топор и лопата, что отражало характер нашей работы. Часто нашу бригаду возили на место работы в кузове грузового автомобиля. Мы всегда прикрепляли наш флаг впереди кузова рядом с кабиной водителя. Сотрудникам ГАИ такой флаг не нравился и нас поначалу частенько тормозили. В таких случаях я, как бригадир, спрыгивал с кузова и вступал в переговоры. Я объяснял, что это никакой ни пиратский флаг, а флаг строительного отряда, символизирующий необходимость соблюдения техники безопасности при проведении работ. Вскоре к нашему флагу привыкли и останавливать перестали.

     Основной задачей моей бригады была прокладка водоотводных сооружений, защищающих от обводнения уже сооружённую железнодорожную линию между Красноярском и Дивногорском. Для этого надо было вырыть приличную траншею в несколько километров длиной и шириной примерно в полтора метра. Глубина траншеи определялась профилем местности и варьировалась от одного до полутора метров. Затем надо было установить опалубку и забетонировать стены и дно этой траншеи. Я написал «вырыть» траншею, хотя практически везде это не вполне  соответствовало реальности. Грунт на всех участках был сильно каменистым, а порой до самого уровня земли распологались сплошные скальные породы. Поэтому основным инструментом у нас были не лопаты, а ломы и отбойные молотки. Для подачи сжатого воздуха в эти молотки к нашей бригаде прикомандировали компрессор, расположенный на специальном автомобильном прицепе.

     На этом объекте мы проработали почти до конца лета. У нас сложились очень добрые отношения с местными жителями Усть-Маны. Поначалу они относились к нам несколько настороженно. Ещё бы! Полторы сотни молодых шалопаев приехали из самой Москвы и что от них можно хорошего ждать? Того и гляди за местными девчонками ухлёстывать начнут, а нет – так гляди за курями. Но время шло и ничего такого не происходило. К нам стали относиться с доверием и даже по широте своей русской души предлагали нас подхарчить. Они по своей доброй простоте считали, что молодым ребятам, да ещё на тяжёлой работе, еды постоянно не хватает. Но с этим у нас было всё в порядке и мы вежливо отказывались. Единственно, когда стали поспевать фрукты в саду, мы позволяли себе принять от них в подарок яблочек или груш. Но только после добровольного предложения и ни в коем случае не самолазом. А вот, когда пришло время сниматься  с этого завершённого объекта, нас душевно пригласили попариться в сибирской баньке, топившейся по-чёрному. Пригласил нас местный житель Ермилыч, как мы его звали и с кем мы очень тепло общались на протяжении всего этого летнего периода. Именно он наиболее часто подходил к нашей бригаде и любил беседовать с нами во время «перекуров». Его всё интересовало – и какая такая Москва, в которой он никогда не был, но видел в кино и по телевидению, и как даётся нам учёба, и про политику и всё прочее. Всё ему было интересно. Было интересно и нам поддерживать с ним беседу и узнавать что-то новое о Красноярске и его окрестностях. Именно Ермилыч наиболее часто приносил гостинцы из своего сада-огорода. Поэтому я вместе с несколькими бойцами нашей бригады его предложение о баньке с благодарностью приняли. Хотелось попробовать настоящую баньку по-сибирски.

     Баня по-чёрному — это низкая избушка, с маленьким окошком, низкой дверью и высоким порогом. Именно поэтому жар в этой бане держится у пола. Обогрев помещения осуществляется от костра, который горит в очаге, расположенном обычно в центре помещения под кучей крупных камней. Трубы в бане по-чёрному нет. Дым от костра, пройдя через камни, аккумулирующие жар, циркулирует по помещению, обогревая стены, потолок, и затем уходит через отверстия в крыше и стенах, а также через полуоткрытую дверь. Потолок и стены в такой бане всегда закопчённые, отсюда и название бани — по-чёрному. Когда баня истоплена, то после полного сгорания дров, оставшиеся головёшки и угли выбрасывают во двор. Затем закрывают все отверстия, через которые выходил дым из очага. Баня до её использования должна выстояться час-полтора, чтобы вышел угарный газ. После этого стены окатывают водой, моют пол, полок. Для опаривания бани обязательно поддают на раскалённые камни один-два ковшика воды. Стены бани по-чёрному быстро и сильно прогреваются, так как жар от костра, пройдя камни, не вылетает в трубу, а растекается внутри. Кроме того - в "чёрной" бане совсем другой "дух". Она прогревается равномерно. В «чёрной» бане можно свободно поддавать пар, сидя на полке, без риска обжечься - пар от прогретых камней мягче. Здесь пар никогда не бывает "колючим" и не "стелется" слоями. Он как бы "опускается" сверху. Вот такую баньку нам и предстояло опробовать.

     Конечно, подготавливали баньку к этому таинству не мы, а хозяин. Мы только со стороны с интересом наблюдали за процессом её приготовления и внимательно слушали пояснение сибиряка. Когда всё было готово и баня «выстоялась» и напиталась по самую макушку благотворным теплом, мы приступили к процессу помывки. Этим процессом также руководил Ермилыч. Он заранее заготовил целую охапку берёзовых и можжевеловых веников. Внутри бани также были рассыпаны ветки берёзы и можжевельника, которые, прогревшись, издавали удивительный запах. Полати были устланы сеном, запах которого смешивался с запахом веток. От одного этого запаха голова шла кругом. Парились мы, наверное, часа два, время от времени выскакивая на улицу и бросаясь с разбегу в Енисей (баня стояла на самом его берегу). Брызгались, кувыркались, ныряли, играли в салочки и снова в баню. На какое-то время мы, взрослые мужики, просто впали в детство.

     Приятным сюрпризом стал для нас праздничный ужин, приготовленный Ермилычем и его женой. К моменту окончания банных процедур во дворе дома был накрыт стол. Он буквально ломился от всяческих закусок собственного их  изготовления (помидоры, огурцы, жаренные и солёные грибы, капуста, жареная картошка и тому подобное). Украшением стола были пару зажаренных цыплят. Такой еды мы уже давно не видели. Вот сколько лет с тех пор прошло, а я всё помню. Хорошее помнится долго. Спасибо им за это. 

     На следующий день мальчиков моей бригады вместе со мной перебросили в Красноярск. Нашей задачей была разборка фундамента старого и уже снесённого здания бывшей котельной, на месте которой намечалось новое строительство. Командир отряда объясним нам, что это сверхурочная подвернувшаяся работа, которую можно выполнить за пару-тройку дней и за которую отряд получит две тысячи рублей. Казалось бы очень выгодный вариант. Выдали нам рабочие инструменты в виде ломов, лопат и несколько больших кувалд.

     Немедля мы приступили к работе. Но странное дело. Лупим-лупим ломами и кувалдами по этому фундаменту, а они отскакивают от него как резиновые и только искры летят да маленькие зазубринки остаются на фундаменте. В чём дело? Ребята мы, вроде, нехилые, а фундамент и не думает поддаваться. Непонятно. Решили перекурить и обсудить создавшееся положение. И тут к нам подходят местные строители, которые что-то возводили неподалёку от нас. Они поинтересовались кто мы и откуда. Разговорились. В процессе разговора выяснилось, что этот фундамент остался от котельной дореволюционной постройки. Её давно сломали, а вот фундамент никак не поддаётся. В те времена делали всё очень основательно, и в цемент фундамента добавлялся вроде-бы даже яичный белок для крепости. Работу по разборке фундамента предлагали этим строителям. Заказчик оценил её в пять тысяч рублей (а нам сказали «две»). Строители попробовали разбить фундамент и, поскольку они были гораздо опытнее нас, быстро сообразили, что подручными средствами и за такую сумму выполнять эту работу – это только потерять время. Ага, понятно! Заказчик держит нас, студентов, за валенки. Ну ладно. Сидим, курим. И вот к обеду на газике подъезжает заказчик. Бодренький такой, улыбчивый. Поприветствовал нас и спрашивает, как мол идут дела, молодёжь?! Я бригадир – мне и беседу вести. Объясняю ему, что такую работу тем инструментом, который нам выдали, выполнить практически нельзя. Здесь нужны отбойные молотки, а то и динамит. Он сделал озадаченное лицо, с которым и отъехал от нас на своём газоне. Примерно через часок возвращается и предлагает за эту работу заплатить четыре тысячи. Но мы-то, благодаря местным ребятам, уже в теме. Я снова отказываюсь, и он снова уезжает. Где-то часа через два подъезжает уже не один, а с комиссаром Московского строительного отряда Юрой Торяником. Юра тоже учился в МИИТе на курс старше меня, то есть к тому времени он уже вышел на дипломное проектирование. До института Юра отслужил в Советской армии, где и вступил в ряды КПСС. Среди студентов партийных были единицы. Почти все мы были комсомольцами. Юра уже не первый год был комиссаром сначала в отрядах МИИТа, а затем выбился в главного комиссара всех студенческих строительных отрядов Москвы. Подъехал он на служебной белой «Волге» с персональным водителем. Ему, как комиссару, это было положено по статусу. Сам весь такой в отутюженном студенческом костюме и белой рубашечке с галстуком. Ботиночки блестят. Личико сытенькое, румяное. Вышел и сразу попёр на нас. Дескать, вы  студенты, комсомольцы. Что вы ведёте себя как цыгане на ярмарке. В то время, как весь советский народ в едином порыве в окружении стран капитализма трудится над претворением в жизнь решений партии и правительства….. Вспомните трудовые подвиги Павки Корчагина и прочих героев-комсомольцев. А вы…..  А вы….. Ну и так далее в том же духе. Говорить был мастак. Активист, одним словом. И всё на меня косится. Ведь бригадир и, стало быть, заводила - я. Ну а я-то Юру хорошо знал по институтскому комитету комсомола нашего факультета, куда я входил тоже не первый год. Он наш комитет курировал от лица партийной организации. К его балабольству я уже принюхался. Поэтому предлагаю ему снять свой костюмчик с ботиночками и продемонстрировать нам наглядный пример трудового энтузиазма. Юра бросил на меня косой начальственный глаз и резко шмыгнул в свою «Волгу». За ним дал по газам и заказчик.

     К вечеру за бригадой прислали наш грузовичок. Приехали в лагерь. Поужинали, а заодно и пообедали. Вроде всё тихо. На вечерней поверке тоже молчок. Утром мою воссоединённую с девочками бригаду направили в Дивногорск на уборку территории строительства Красноярской ГЭС. Так нам довелось впервые побывать в Дивногорске и воочию увидеть эту гигантскую стройку. Дивногорск получил своё название в связи с месторасположением – раскинулся на противоположном левом берегу Енисея напротив Дивных Гор. Сама стройка началась в 1956 году и, к нашему приезду, был запущен в эксплуатацию первый блок станции. На полную мощность ГЭС выведена только в 1972 году. Таким образом, строительство и оснащение Красноярской ГЭС продолжалось целых шестнадцать лет. Для человека это время от его рождения до совершеннолетия, включая детский садик и школу. Неслабо! Я не раз бывал на самой плотине. Совершенно сумасшедшее впечатление стоять на самом верху плотины малюсенькой песчинкой, когда под тобой вибрирует огромное бетонное сооружение, а внизу  оглушительно ревёт водопад. С одной стороны воды Енисея того гляди перехлестнут через плотину, с другой – огромная пропасть куда эти воды извергаются. Красота!

     Город Дивногорск нам очень понравился, начиная от его территориального живописного месторасположения, до атмосферы, царившей во взаимодействии между его коренными и приезжими жителями. Все делали одно дело и стремились во всём друг другу помочь. Это не везде так. В Дивногорске мы проработали что-то около двух недель до самого отъезда в Москву. На этом описание нашей работы можно и закончить и перейти к бытовой части.

     За всё лето у нас было всего два полноценных выходных дня. Первый день совпал, по-моему, с Днём студенческих строительных отрядов. Для меня он прошёл в достаточно сумбурном темпе. Дело в том, что к этому дню была приурочена встреча команды КВН нашего строительного отряда (в глазах местных болельщиков мы представляли Москву) и команды города Красноярска. Встреча проходила в Центральном парке на открытой сцене Зелёного театра. В выходные дни этот парк пользуется большой популярностью. Полно отдыхающих жителей города, многие из которых приходили с детишками. Ведь в парке, как обычно, имеются различные аттракционы - от Чёртова колеса до различных качелей и каруселей. Много кафе, где располагается в основном молодёжь. Но у нас-то была в тот день другая задача. К этой встрече мы готовились по вечерам и ночам недели две, с тех пор, как нам объявили о принятии решения о её проведении. Сформировали команду из бойцов строительного отряда. Вошёл в неё и я. Выбрали капитана. Здесь вопросов не было. Капитаном по единогласному мнению стал Либман Михаил с экономического факультета. Вот уж поистине одарённый парень. Искромётные шутки, экспромты, эпиграммы так и сыпались из него без всякого КВН. Если бы у нас был такой капитан на нашей «большой» всесоюзной игре, то мы, безусловно, одержали бы победу над медиками. Но не судьба.

     Болельщиков на игре было достаточно много. Во-первых, это полторы сотни бойцов нашего отряда. Во-вторых – любой отдыхающий в парке посетитель с ребёнком или без. Входных билетов не было. Встреча неоднократно заранее анонсировалась по Красноярскому радио и местному телевидению; в городе было размещено несколько афиш. Да и по громкоговорящей связи Парка отдыха давалась информация о месте и времени предстоящей встречи. Детали этой игры я плохо помню, поскольку принимал в ней непосредственное участие. Голова была занята выполнением своих номеров и реплик. А остальное всё было как в тумане. Помню только, что обстановка сложилась очень доброжелательная. У меня создалось впечатление, что большинство местных жителей «болели» за нас, а наши ребята в ответ стали «болеть» за красноярскую команду. Игра проходила с равным успехом. Шли, что называется, «ноздря в ноздрю». В итоге, по результатам последнего конкурса «домашнее задание», наша команда одержала победу в этой встрече. Хотя было бы более справедливо, на мой взгляд, присудить боевую ничью. Но это не в моих силах. В целом впечатление от этой игры осталось очень хорошее как у нас, так и у наших друзей-соперников. После окончания игры мы ещё долго делились с ними впечатлениями, обменивались адресами и телефонами.

     Второй выходной день (совсем близко к концу нашего пребывания в Красноярском крае) многие из нас провели в заповеднике «Красноярские столбы». Это всемирно известный заповедник, куда приезжают любители скалолазания из многих стран. Нередко здесь проводятся соревнования по мастерству покорения скальных вершин. В этом деле мы не были специалистами, но молодой адреналин бил в нас ключом. Поэтому мы не смогли удержаться и решили тоже приобщиться к покорителям высоты. Тем более, что совсем недавно в 1967 году вышел художественный фильм «Вертикаль» с Владимиром Высоцким в одной из главных ролей. Кроме того, в этом фильме звучали душераздирающие песни Высоцкого альпийской тематики. Как тут было не приобщиться к скалолазанью, тем более что имелись такие блестящие возможности. И мы полезли в гору. Конечно у нас не было никакого альпинистского снаряжения – ни верёвок, ни соответствующего обмундирования, ни защитных средств и приспособлений.  Был только голый энтузиазм. Задача оказалась весьма непростой. Снизу всё это мероприятие представлялось лёгкой забавой. На деле, для нас, не имеющих никакого опыта скалолазания, это было очень даже рискованно. Но всё удачно обошлось. Мы залезли на маленькую площадку, которая располагалась на высоте метров двадцать от подошвы горы и на ней устроили перекур. Только тут мы оценили результаты нашего молодецкого поступка. Ну забрались, ну сидим, ну курим. Дальше-то что? А как спускаться? С высоты площадки, на которой мы расположились, спуск вниз представлялся равносильным спуску по отвесной стене. Куда ногу поставить, за что рукой хвататься? Тем более, что нам попалась вершина сланцевой структуры. Она состояла из пластов сланца, которые достаточно легко отслаивались и осыпались под воздействием даже небольшого усилия. Только обопрёшся на него ногой и намереваешься перенести руку, как опорный пласт срывается из под ноги и ты оказываешься в подвешенном состоянии. Хоть спасателей вызывай! Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Полезли вниз в той же последовательности, как и поднимались. Нам повезло и все благополучно спустились. Ободранные коленки и локти в расчёт не идут. А вот впечатлений осталось масса. Ещё долго в дружеском окружении я предавался воспоминаниям о «покорении» труднодоступных Красноярских столбов. И в этих воспоминаниях я уже сам себе рисовался этаким матёрым скалолазом, попинавшим ногами не одну знаменитую вершину. А то!

     Закончив с альпинизмом, мы решили это дело немного «отметить». В студенческих отрядах строго соблюдался принцип «сухого закона». И в целом мы его действительно соблюдали (по крайней мере те ребята, в окружении которых я в основном находился). Да и нарушать этот принцип особой потребности не было. Все дни были заняты достаточно нелёгкой физической работой. Потом интересное общение со сверстниками, многие из которых представали здесь совсем в другом свете, чем в Москве. Лично у меня практически весь досуг уходил на занятие фотографией. Надо было отснять все наиболее интересные моменты жизни нашего отряда, проявить плёнки и напечатать многочисленные фотографии. Из Красноярска каждый боец по традиции увозил с собой памятный «дембельский» альбом, в котором размещалось 15-20 памятных фотографий. Простой подсчёт показывает, что для выполнения этой работы мне надо было напечатать свыше трёх тысяч снимков. Но мне это было интересно. Помимо того, я продолжал сотрудничать с институтской газетой «Инженер транспорта», выполняя роль выездного корреспондента. Поэтому стремления нарушать «сухой закон» я за собой не отмечал.

     Но в тот раз оказался как бы другой настрой. Был  выходной день. Совсем скоро заканчивалась наша «целина». В Красноярске я и мои сверстники были уже «стариками» и шли «по второй ходке», как мы шутили между собой. Мы только что лихо покорили вершину. Не грех это событие как-то отметить. Тем более, что уже в заповеднике наша группа «пересеклась» с другой группой тоже «стариков» из нашего отряда, которая не участвовала в восхождении. В этой группе были братья Володя и Лёша Филь, о которых я уже упоминал ранее. Напомню - с Володей мы учились на одном потоке, а его брат Алексей в мае вернулся из армии и по просьбе брата был зачислен в наш отряд квартирьером. В лагере мы все размещались в одной палатке. Подумать только – лето подходит к концу, а мы наше братство так ни разу и не отметили! Непорядок! Итак, для исправления допущенного упущения. мы зашли в магазин и приобрели немного спиртного и какой-то немудрящей закуски. Выпили и закусили здесь же неподалёку в каком-то лесочке. Ну, собственно вот и всё. На подвиги больше никого не тянуло.

     Меня лично потянуло в свою фотолабораторию. Скоро дарить альбомы, а у меня ещё было много работы для их наполнения фотографиями. Поэтому я поймал попутную машину и на ней приехал в наш палаточный лагерь. Запустил генератор для подачи электроэнергии, развёл химические реактивы для проявления и закрепления фотоплёнки и бумаги и, таким образом, полностью готов был погрузиться в процесс работы. В общем, всё было как обычно. Но дальше всё пошло не так. Неожиданно ко мне подошёл дежурный по лагерю и сообщил, что мне надо срочно явиться в командирскую палатку. Я со спокойной душой туда и направился. Захожу. В президиуме сидят командир нашегоь отряда Саша Медведев, комиссар отряда Боря Платонов и комиссар Московского отряда Юра Торяник (тот самый). Сбоку от стола с потухшим видом стоял Лёша Филь. Было заметно, что он весьма «датый». Торяник мне заявляет, что вот Филь нарушил сухой закон и признался, что выпивал вместе с Ардашиным (то есть со мной). Порядок знаете. Сегодня вы оба идите и отсыпайтесь. А завтра мы подготовим и зачитаем приказ о вашем отчислении из отряда, после чего вам прямая дорога в Москву. Так что не мешкайте особо и собирайте вещички. Вот и весь разговор.

     Подробной предистории этого разговора я не знаю до сих пор. Предполагаю, что Лёша остался в заповеднике после того, как я уехал оттуда. Вероятно, для поднятия настроения, он принял на грудь ещё какое-то количество «веселящей» жидкости. Один ли он принимал или в компании с кем-то – не знаю. Потом Лёша, видимо, отстал от компании, вышел на трассу Красноярск-Дивногорск, решив (как и я) добраться до лагеря на попутке. Но, вид у Лёши был, возможно, недостаточно презентабельным и машины проносились мимо него без остановки. Он постоял, постоял, да и присел, а потом и прилёг здесь же на придорожной обочине. Надо же так совпасть, что в это время по трассе из Красноярска в наш лагерь ехала служебная «Волга» Торяника. В ней находился он сам вместе с Медведевым и Платоновым. Смотрят, а на обочине сладко спит молодой парень в форме бойца студенческого строительного отряда. Отрядов в то лето на стройках Красноярска было несколько, и не только из Москвы. Вот они едут и рассуждают – наш или не наш парень. Саша Медведев был смекалистым малым и он сразу уверенно заявил, что видел, дескать, на спине бойца эмблему другого отряда, и даже не Московского. Но наш комиссар Боря Платонов со всей простецкой простотой искренно возражал, что это, мол, наш парень и его бросать в трудной ситуации никак нельзя. Это  не по товарищески. Да и мало ли что с ним может случиться! Пока шла эта дискуссия машина проехала приличное расстояние. Наконец, решение Юрой Торяником было принято. Он велел водителю остановить машину и послал Борю Платонова установить истинную принадлежность отдыхающего строителя. Тот охотно направился исполнять поручение и без труда опознал личность Лёши Филя. И, вместо того, чтобы посоветовать Лёше быстренько делать отсюда ноги, он (благо что силушкой Бог не обидел) взвалил Лексея на плечо и припёр прямо к автомобилю. Вот, дескать, я был прав – парень наш! Ну а дальше всё было просто. Лёша спросонок не мог толком понять где он находится и что от него хотят. А Торяник хотел от него узнать с кем он так крепко накушался. Почему-то Лёша вспомнил только мою фамилию (возможно потому, что наши кровати в палатке стояли рядом). Ну, вот и всё. Правосудие свершилось с неожиданым, но думаю приятным для московского комиссара результатом. К тому времени, вероятно, Юра ещё не забыл мой совет сбросить галстучек и продемонстрировать с кайлом свой строительный энтузиазм. А тут такой фарт!

     На следующее утро созвали отрядное построение. Чуть ли не под звуки барабана зачитали приказ о нашем отчислении из отряда и досрочной отправке в Москву. Содержание этого приказа уже не было новостью для большинства студентов. Слухи распространяются быстро. Особенно в такой замкнутой, и по-товарищески сплочённой среде. Реакция у многих была однозначной. Большинство ребят мне выражали сочуствие и осуждали поступок Лёши. И это не удивительно и не по тому, что я был уж так хорош. Просто я учился с этими ребятами три года, был бригадиром в отряде и достаточно известным благодаря своему участию в подготовке «дембельских» альбомов. Практически с каждым студентом я персонально общался на предмет обсуждения набора фотографий, который тот хотел бы видеть в своём альбоме. Да и недавнее участие в составе команды КВН добавило мне определённую популярность. А Лёшу знали меньше. Знали в основном как брата Володи Филя. Кроме того, последствия этого отчисления ему практически ничем особенно не грозило. Ну отправили в Москву несколько раньше срока. Деньги бы всё равно выплатили. Вот и всё, делов-то! Мне же вырисовывалась совсем другая картина на перспективу. Аналоги такой перспективы уже были в хронике студенческих строительных отрядов. Это исключение из комсомола (за антиморальный поступок) и, по ходатайству комитета комсомола, отчисление из института. А там уже и служба в рядах вооружённых сил не за горизонтом. То есть жизнь делает крутой и достаточно неожиданный разворот. Была, правда, некоторая надежда, что это предполагаемое наказание в Москве несколько смягчат, учитывая мою неплохую успеваемость на протяжении предыдущих трёх лет учёбы в институте. Но это, как говорится, как фишка ляжет. Что делать? Будь что будет.

     Особенно негодовали ребята из моей бригады. Они непрерывно разрабатывали какие-то просто фантастические варианты выхода из этой ситуации. Например, хотели заставить Лёшку написать письмо о своей ошибке в моей идентификации. Объявить забастовку и не выходить на работу. Всё это было, конечно, трогательно для меня, но нерационально. И я всеми силами удерживал их от этих поступков. Дескать, не надо ребята, всё само собой как-нибудь утрясётся. Как утрясётся, я даже не мог и предполагать. Сейчас надо было как-то отвлечься от ситуации. Поэтому я в последний день своего пребывания в лагере сразу после линейки и завтрака направился в фотолабораторию. Хотелось сделать как можно больше фотографий для ребят. Да и время там протекало быстрее и освобождало от общения с сочувствующими товаришами. Что толку толочь одно и то же. В лаборатории я пробыл до самого вечера с краткими перерывами на обед и ужин. Был там и после ужина, где меня и застало трагическое известие.

     Лёша очень переживал сложившуюся ситуацию. Он столкнулся с осуждением своего поступка практически всеми ребятами. Неоднократно подходил ко мне и пытался объяснить мне и самому себе как это произошло. Хорошо, что я не отталкивал его и выслушивал если не с одобрением, конечно, но с пониманием. Пониманием того, что сделал он это не из мести или недоброжелательности ко мне лично, а так «выскочило». Ну что теперь делать? В тот, последний перед отъездом вечер, Лёша пошёл на прощальную вечернюю прогулку со своей девушкой. Гуляли они по нашему местному «Бродвею» - по обочине шоссе Красноярск-Дивногорск. Стало уже темно. Лёша шёл по обочине ближе к трассе, а девушка справа от него. Неожиданно мимо пронёсся какой-то большой автомобиль, который буквально смахнул Лёшу с шоссе и отбросил девушку в придорожную канаву. Впоследствии, как показала экспертиза, Лёша погиб не долетев до земли. Скорость автомобиля была так велика, что Лёшу просто выдернуло из ботинок, которые так и остались лежать на дороге. Следствием было установлено, что аварию произвёл водитель на автомобиле скорой помощи, который просто перегонял машину из Дивногорска в Красноярск. Кроме водителя в автомобиле никого не было. Водитель даже не остановился и поэтому потребовалось определённое время на поиски его и машины. Но, надо отметить, нашли быстро -буквально на следующий день. Но Лёшу уже не вернёшь.

     Это чрезвычайное происшествие буквально ошеломило отряд. Многие студенты и так были взвинчены предшествующими событиями с нашим отчислением, а тут такая трагедия. В лагере стояла полная тишина, что, впрочем, полностью соответствовало объявленному в отряде Дню траура. Командирам надо было срочно определить действия, связанные с транспортировкой тела Лёши на его Родину и оказания помощи в его погребении. Лёшин брат Володя здесь был не помощник. С момента получения вести о гибели брата и до самого отъезда из лагеря он был никакой.

     Сначала командиры приняли такое решение. Тело предпологалось транспортировать в Москву поездом Красноярск-Москва в багажном вагоне пассажирского поезда. Сопровождать тело до Москвы и в дальнейшем до самого места погребения будем я и его брат Володя. Об этом мне и объявили с одновременным вручением всех необходимых проездных документов. Ну что сказать? Ситуация у меня была весьма сложная. От Красноярска до Москвы поезд следовал где-то около четырёх суток. Предстояло ехать в купе совместно с Володей, находящемся практически всё время в мало вменяемом состоянии. Поэтому все хлопоты, связанные с перегрузками тела, организацией его транспортировки в какое-то село (не помню уж какой области, но далеко от Москвы), и похоронами ложились на меня. Но выбирать не приходилось и я был готов включиться в эту работу. Вдруг, буквально в последний момент, всё неожиданно и круто переигралось (если здесь уместно такое слово). Было решено транспортировать тело и сопровождающих его до Москвы самолётом. В качестве сопровождающего выделили комиссара нашего отряда Борю Платонова. Того самого, который притащил Лёшу на разборку к Юрию Торяннику, закончившуюся приказом о нашем с ним отчислении. Вот так всё круто перевернулось. В итоге этот вариант и был реализован. Я в этом уже никаких реальных действий не принимал. Вопрос о моём досрочном отъезде из отряда отпал сам собой.

     На фоне описанных событий, воспоминания о  завершении нашего пребывания в стройотряде осталось какими-то стёртыми. Помню, что ехали мы в плацкартных вагонах до Москвы почти четверо суток. Прибыли на Ярославский вокзал с медведем Стёпкой. Но об этом я уже писал. Деньги, заработанные в строительном отряде, как обычно, раздавали в конвертах каждому строителю без каких-нибудь платёжных ведомостей и прочих глупостей прямо в поезде. В моём конверте было что-то порядка 750 рублей. Это почти в два раза больше, чем в среднем по отряду. Но моя заработная плата (как и некоторых других строителей) учитывала работу квартирьером по оборудованию лагеря, бригадирства и чего-то там ещё, отличного от среднестатистического списка. Деньги для меня были большими – примерно моя стипендия за два года. Но даже они не шибко радовали душу. Мысли  постоянно возвращались к присшедшей трагедии. С тех пор я для себя раз и навсегда усвоил простое правило следования по обочине автомобильной дороги – идти надо по обочине той стороны дороги, чтобы фары проезжающего транспорта светили в лицо, а ни в коем случае не в спину. Если бы эти правила были соблюдены, то скорее всего результат был бы совсем другой. Лёшка наверняка смог бы отскочить в сторону кювета и оттолкнуть туда же свою подружку. Была бы совсем другая история.


     Продолжение   http://proza.ru/2018/03/16/278