Ложки

               


Чайные эти ложечки были тонюсенькие, нежные, серебряные, чуть блестящие позолотой. Наверняка были они еще дореволюционого происхождения и появились в нашем доме, когда мне было лет пять. Смутно припоминается, что принес их в подарок кто-то из друзей моих родителей. Вероятно, это была какая-то годовщина их свадьбы, потому что подарок был довольно символический  -  две ложечки, накрепко перевязанные вместе позолоченной ленточкой с бантиком.


В доме в тот вечер было шумно и весело. Играли на гитаре, пели, танцевали, кто-то весь вечер отстукивал ритм на расшатанном венском стуле. Как говорится,  дом ходил ходуном. Так как весь дом представлял из себя одну тринадцатиметровую узенькую комнатенку, которую родители мои прозвали трамвайчиком, то, конечно, мне в углу за занавеской, до утра уснуть не удавалось.  Сквозь мой сон нет да нет прорывались отрывки романсов,  барабанная дробь стула и позвякивание рюмок и ложечек в стаканах чая.


Много, много лет жили в нашем доме эти ложечки. За это время мы поменяли несколько комнат и квартир, я выросла, развелись и разъехались в разные города мои родители, я вышла замуж, родился сын, а потом и дочь, я, в свою очередь, тоже развелась и, наконец, отправились мы вдвоем с маленькой дочерью на другой конец света. А ложечки так и оставались вместе, в отведенном для них ящичке, теперь уже в квартире моего взрослого сына.

   
На чужбине первый десяток лет тоскливо и грустно и нет возможности вернуться назад и встретить близких и дорогих тебе людей и увидеть знакомую с детства улицу и березовую рощу под Москвой и прикоснуться руками к своим таким привычным и любимым вещам.

 
Тосковала и я. И иногда просила сына передать что-нибудь с наведывавшимися на родину знакомыми. Так перекочевали ко мне старые папины книги, несколько картин, альбомы с детскими фотографиями всех родных, знакомых и незнакомых.


Через много лет, наконец-то, мне удалось преодолеть многочисленные препоны и проведать мой родной город. Всё было вроде также и вроде совсем иначе. Иначе щебетали птицы и пахла сирень, иначе разговаривали и были одеты люди на улицах, иначе звенел и стучал трамвай под окнами моей квартиры. И не было больше ни мамы, ни папы. И ложечек больше не было на их привычном месте в верхнем ящике буфета.


"А где же ложечки?" - расстроенно спросила я сына.

"Как где?" - удивился он. "Я же отправил их тебе лет пять тому назад с кем-то из твоих тамошних знакомых."

Восстанавливать ход событий не имело никакого смысла. Ложечки утекли вместе с прежней жизнью. Мне больше никогда с ними не встретиться, не подержать их в руках. Ну, да ладно, что теперь поделаешь, придется смириться и с этой потерей, не такой уж и значительной в нашей полной потерь жизни.


Пробежало ещё несколько лет. Жизнь моя устоялась более или менее. Появилась интересная работа, хорошие друзья и  книги, любимая кошка, дорогой мне мой дом и мой уют и мое спокойствие. То тяжелое давящее чувство, которое зовётся ностальгией, уже не тянуло невыносимой тяжестью к земле. Но нет, да нет, особенно в выходные или в наши старые праздники, становилось грустно и тоскливо и хотелось улететь куда-нибудь из своего опустевшего дома.

 
И вот в один из таких праздников, а дело было восьмого марта, - праздник, о котором американский народ и слыхом не слыхивал, решили мы с подругой устроить себе маленькое развлечение и отправиться, как мы это называли, по помойкам, то бишь по распространённым во всех маленьких городках магазинчикам, горделиво называемым "антиквариат" или "бутик", а по-простому "second hand ".

 
Поездка выдалась довольно скучной. Было сумрачно. То накрапывал унылый дождь, то сыпал мокрый снег. Машину то и дело заносило. Ничего интересного на помоечных прилавках не попадалось. Настроение не улучшалось. Пора было возвращаться домой.

 
Как вдруг в одном маленьком магазинчике из картонной пыльной коробки, забитой каким-то ненужным хламом, выглянули на меня две нежные серебряные чайные ложечки, крепко связанные друг с другом - нет, не тоненькой позолоченной ленточкой, а толстым полиэтиленовым пакетом. Дрожащими руками потянулась я к ним, стараясь через пакет рассмотреть: "Мои? Не мои?"


Нет, ложечки, скорее всего, были не мои. На них ясно видна была монограмма, которой я не помнила (или позабыла?) , но точно, представляте себе, абсолютно точно такие же, нежненькие, трогательные, давно позабытые ложечки моего детства.
Сидя в машине, я  освободила их из безобразного полиэтиленового пакета и, смеясь, прижимала их к себе всю дорогу. Подруга, отрываясь от руля, с недоумением поглядывала на меня и, наконец, проговорила: " И вот такая ерунда за три доллара и семьдесят пять центов может сделать тебя счастливой ?"

 
А у меня в глазах блестели слёзы и  в голове стучал ритм, отбиваемый на венском стуле и старый давно забытый романс и молодые голоса моих родителей.

 
Дома я протянула ложечки на минутку забежавшей уже взрослой своей дочери и она с удивлением и даже испугом спросила меня по-английски: "Мама, а ты - ведьма?" Я рассмеялась, а про себя подумала: "А что, очень может быть, чем чёрт не шутит!"


А ложечки каждое утро нежно улыбаются мне, когда я открываю ящик своего кухонного стола и свет и запах кофе наполняют мой дом.