Глава 2

(запись 03.01.2009)

   Послевоенный Тбилиси не был разрушенным городом, война его не коснулась. Но последствия войны ощущались и там. Основная масса людей жила бедновато, одевалась плоховато. Голода не было, но мясо мы покупали только раз в неделю, иногда и реже, и на праздники. А так чаще всего варили картошку, было много разных солений: огурцы, помидоры, джон-джоли, цыцаки, капуста квашенная. Варили вегетарианский борщ, лоби (фасоль), макароны, вермишель, баклажаны, каши разные. Зима была короткой, всего 1 - 2 месяца. В начале марта на рынке продавали букетики фиалок, чуть позже жёлтую мимозу. В это же время расцветали миндальные деревья, одни белые цветы, сначала без листьев. В конце марта распускались листики на деревьях, а в апреле мы уже ходили в платьях с длинными рукавами и в чулках с резиночками. Чулки были простые, в рубчик, коричневого цвета. Резиночки продавались отдельно и прикреплялись на петельках к лифчику. Это был такой байковый жилетик с пуговицами. Застёгивался он обычно сзади. Зима в Тбилиси не всегда бывает со снегом. И если один - два раза за зиму выпадал снег рано утром или ночью, то вся ребятня высыпала во двор, откуда-то появлялись санки. Мы кидались снежками, лепили снеговиков с морковным носом и с ведром на голове. К обеду обычно всё начинало таять, и зима переходила в слякоть, шёл дождь. К следующему утру могло даже следов не остаться от выпавшего снега.
   С 1 мая начиналось лето. В середине апреля цвела сирень. Первого мая все одевались в летние платья, беленькие носочки и шли на парад с родителями. Мы шли в какой-нибудь колонне, начиная с вокзала, минуя мост через реку Куру, цирк и доходили до площади Ленина. Там проходили мимо трибун с правительством и потом постепенно рассасывались, кто куда. Мы шли с разноцветными шарами, флажками, у некоторых были букеты цветов. Мы с мамой и папой шли в гости или к дяде Мише Орлову, или к дяде Нёме Петрейко. Всё это было, когда я подросла, но ещё не ходила в школу. Сейчас мне надо вернуться к моей родословной.
   Итак, мы снова в домике у бабушки Нади. В единственной комнате окна не выходили на улицу или во двор, они выходили на кухню-веранду. Поэтому, если не включать свет, там всегда царил полумрак. Для южных городов это хороший вариант, за счёт этого там сохраняется хоть небольшая, но прохлада. Двери были в середине на этой же стороне и тоже наполовину застеклённые. На этих окошках и двери висели тюлевые занавески белого цвета с узорами. Остальные три стены были глухие. Напротив друг друга стояли две никелированные кровати с круглым и шишечками из нержавеющей стали и с панцирной сеткой. На них были пуховые перины и они были застелены белыми покрывалами. На каждой было по две больших пуховых подушки, которые тоже были одеты в белые наволочки, лежали одна на другой и были накрыты специальными ажурными белыми накидками, тоже что-то вроде тюля. Над каждой кроватью висели ковры грубой шерсти с грузинским орнаментом. Цвета были в основном бордовые, коричневые, чёрные и немного жёлтые. На одной стене висел большой портрет бабушки в рамке под стеклом, где она молодая девушка. Там она в нарядном платье с жабо и высокой причёской. Рядом висели большие деревянные часы с маятником. Они были с боем. Над другой кроватью висел портрет молодого дедушки, которого я никогда не видела. На задней стене стояли в ряд шифоньер двустворчатый тёмного дерева, затем твёрдая кушетка с несколькими вышитыми подушками и снова шифоньер, но уже светлого дерева, 3-х створчатый с большим зеркалом. Над кушеткой тоже висел коврик, но попроще и накрыта она была тоже покрывалом, но тёмно-вишнёвым. Если смотреть из комнаты на кухню-веранду, то справа рядом с окном стояла тумбочка, а на ней трельяж и много разных безделушек, духи "Красная Москва". В то время моя бабушка считалась вполне зажиточной женщиной. Посредине комнаты стоял прямоугольный стол, накрытый плюшевой вишнёвой скатертью. И на нём стояла хрустальная вазочка в виде конфетницы. Прямо над столом висела лампочка с оранжевым абажуром, с бахромой. Скатерть на столе была тоже с бахромой. Около стола стояли четыре венских стула. А сзади кровати слева стояла печка-буржуйка. Летом она стояла просто так, зимой её топили. Так что бабушкина комната была не такой уж и маленькой. От стола до кровати оставалось с каждой стороны где-то по полметра. Недалеко от печки был деревянный люк, который вёл в подвал. Подвал был такого же размера почти, как и сама комната, а глубина метра два. Там по бокам были полочки и хранились бабушкины соленья и варенья. Она всегда делала много заготовок на зиму.
   На бабушкиных кроватях я любила прыгать, как на батуте. Бабушка ругалась, но разрешала. Иногда вечерами мы сидели за столом и пили чай из красивых тёмно-синих чашек с золотыми узорчатыми каёмками и с такими же блюдцами. А на столе стояли вазочки с вареньем и домашним печеньем.  Бабушка была хорошей хозяйкой и рукодельницей.У неё было связано много всяких беленьких салфеточек. Даже носовые платочки были с вензелями и обвязаны кружевом, кружевные воротнички на чёрном платье в белый горошек. Она хорошо шила и вязала. Когда я была маленькой, бабушка с мамой обшивали меня и обвязывали так, что я всегда ходила нарядная, с разными фартучками, а на фартучках обязательно большой кармашек полумесяцем и в нём ажурный носовой платочек, и всегда на голове большой бант. Их у меня, как и нарядов, было много. Бабушка многому научила мою маму, в том числе шить и вязать. И потом мама брала заказы на дом, шила всё вплоть до пальто. Мужские костюмы она не бралась шить, а женские костюмы и пальто - бывало. Я забыла сказать, что до замужества моя фамилия была, как и у дедушки и как у папы - Лактионова.