Алекс
Это могла бы быть исповедь. Но нет, это не она. Я не буду откровенен полностью перед вами. Я то и перед самим собой не до конца честен. Это скорее дневник. Дневник самоубийцы. Пошаговая инструкция к саморазрушению и разочарованию. Вы только не думайте, что я тут буду рассказывать, как умереть. Нет, этого не будет. Как не будет прикасаться холодное лезвие к моим теплым запястьям. Для настоящего суицида я слишком труслив, слишком боюсь боли и слишком люблю жизнь или себя?! Над этим нужно подумать. Я эмоциональный самоубийца. Разрушительный ураган прокатился по моей душе и больше я не могу чувствовать. Жалость, сострадание, обида, злость и даже любовь все эти чувства мне чужды. Единственное, что я чувствую – это безразличие. Безразличие к самому себе и всем окружающим. Но я стараюсь быть хорошим. Стараюсь не грубить и не показывать, что мне без разницы, когда кому - то плохо. И от этого мне становится только хуже. Мне жаль. Искренне жаль людей, которые пытаются со мной сблизиться. Жаль, что я не могу ответить им тем же. Что я не могу их любить или поддержать. Мне жаль, черт возьми как же мне жаль, но я бессилен перед собой. И, что совершенно не свойственно самоубийцам, я проживу скорее всего долгую и по людским меркам даже счастливую жизнь. Только никто этого не поймет. Почему? Да, потому что никто не поймет моего счастья. И я сам не пойму. Но, все - таки есть вещи, которые меня радуют. Наверное, радуют. Мне нравится смотреть на рассвет и на воду. Я не испытываю чувств к другим. Но я не безразличен, к эмоциям, которые вызывают у меня места и действия природы. Шум дождя и гроза, например, волнуют меня и несут тревогу. Гладь озера успокаивает меня, а шум моря в шторм приводит в восторг. Думаете я странный? Правильно делаете. Это вы еще со мной не знакомы. Ну что – же исправим это?
- Привет, меня зовут Алекс, и я мертв внутри!
****
Я ненавижу осень. Осень потакает моей депрессии, моей хронической и затяжной депрессии. Осенью я стараюсь как можно меньше общаться с людьми и выходить из дому. Хотя с моей работой и моим образом жизни это совсем не просто. Я социолог и довольно хороший. Хотите соцопрос это ко мне. Статистические данные, графики и презентации - это тоже я. Самое ужасное в том, что мне совершенно безразлично, то что я делаю. Даже смешно. Я могу целый день общаться с людьми, чтобы сделать статистику о каких - то важных вопросах, но меня совершенно не будет волновать, что они говорят. Идеальный вариант для меня это анкетирование. Минимум слов. Все общение сведено к минимуму. Рай! Я человек крайностей. Мне не нравится, то что я делаю, но при том я люблю свою работу. Люблю на нее приходить и залипать в экран компьютера до поздней ночи. Есть люди, которые пытаются меня изменить. У них не получается. Они расстраиваются и уходят. Зачастую обиженные на меня, хотя я их не просил, я их не звал, и я в конечном счете я их даже не прогонял. Они сами пришли, сами надумали, сами облажались и сами уходят. Как правило, эти люди врываются в мою душу переворачивают там все верх дном, при этом думая, что они правы и так будет лучше, а потом уходят, натоптав и не выключив свет. Но виноват все равно Алекс. Забавно. Забавно и то, что я люблю наблюдать за этим. Наблюдать как пытаются изменить меня. Смотрю за этим со стороны и улыбаюсь. Милые такие. Носятся со мной, Алекс Алекс, а Алекс только знает, что пингвинов в голове считать. Это одна из моих защитных функций. Я отстраняюсь от мира, ухожу в себя и считаю пингвинов. И вы даже не представляете со сколькими девушками мне пришлось расстаться из - за пингвинов. Из - за того,
что время их считать приходит в самый не подходящий момент. И один, из таких моментов - это разговор о чувствах. Всегда, вот правда, только начинается разговор, о том куда нас это все ведет и бум уже мистер тринадцатый гордо шагает по льдине. Никто не хочет понять, что это не исправить. Это законченная пьеса моей жизни. И одиночество мне в бонус. Хорошо, что я люблю одиночество. А, моя квартира, это моё королевство, моё убежище которое скрывает моих демонов.
Четыре стены, как крепость. Я в ней король и наследник престола, я царская свита и шут. Мои стены прочны, они выдержат любую осаду. В этой крепости из мыслей и желаний, сотен тысяч переплетений возможностей и планов я восседаю на троне из пепла собственных воспоминаний. За окном меняются времена года, мимо проходят тревоги, моему королевству это не грозит, в моем королевстве исключительно мир. Я подписал этот договор давно, я так решил и мне все равно, я не ведусь на провокации из вне и мне без разницы, что замок мой стоит на дне.
Я в центре комнаты сижу на полу и составляю очередную вероятность событий, которая никогда не случится. Я создатель и созидатель, я судья в этом мире, и я адвокат. Мои стены прочны, и я не вижу смысла что-то менять.
Бесполезно выходить отсюда. За дверью все чуждо, враждебно. Работа и другие люди только портят в моем королевстве погоду. Моя крепость тюрьма, я охранник здесь и заключённый. Я готовлю план побега и рисую его на стенах. Но каждое утро он исчезает, как будто специально. И я врятле выберусь из плена. В королевстве моем все безвозвратно. А башне на верху сидит дракон. По воскресеньям я пытаюсь снести ему голову. Хотя в субботу мы играем в покер и поём песни. Он непобедим, он мой лучший друг.
Такой вот у меня досуг. Я трансформирую мысли в реальность, потом ее разрушаю и так до бесконечности, пока не надоест. Люди явно переоценивают одиночество. И относятся к нему с опаской тоже зря.
Одиночество. Кто - то его боится, кто - то им наслаждается. Но, и те, и другие испытывают странные чувства, находясь по разные стороны друг от друга. Люди, окруженные толпой, стремятся к нему, а сидящие наедине сами с собой пытаются убежать в толпу. Но все в конечном итоге сходятся во мнение, что одиночество это в своем роде наркотик. Привыкание правда происходит не с первого раза и не за один прием, но в итоге забирает тебя на сто процентов. И вернуться получается не у всех и не всегда. Стены вокруг становятся родными, тишина перестает звенеть в ушах, а зона комфорта чудесным образом сжимается до пары метров. Чудеса, да и только. Оставаясь наедине со своими мыслями, мы перестаем их бояться. Начинаем взаимодействовать с ними. И они начинают отвечать. А чувство свободы, понимание которого приходит со временем, становится неотъемлемой частью новой идеологии. И вот мы подходим к мысли, что одиночество, это отнюдь не кара, а черт возьми дар. Дар, ограждающий нас от лишних разговоров, действий, проблем. Бесконечные часы размышлений, самоанализа и чудесных метаморфоз фантазии.
Но вот приходит время, когда нужно прервать эту череду затворничества. Нужно идти куда - то и делать что - то. Нужно говорить и взаимодействовать. А это вдруг становится тяжело и невыносимо. Явное нарушение социального функционала. Чертовское отвращение действительностью. Ведь здесь все не так. Все не такое как в том мире, который ты придумал, сидя перед своими любимыми стенами. Ты расстроен, силы моментально улетучились и скорее пытаешься вернуться в свой храм. В котором ты себе идол и верховный жрец приносящий в жертву мысли, свободное время и самого себя. Ты получаешься главной жертвой своего одиночества. Ведь, как и любой наркотик оно убивает. Медленно, сводит тебя с ума, год за годом все глубже зарывается в твой мозг, поражает все происходящие в нем процессы и аннулирует любое проявление силы. Ты становишься овощем, способным на многое, но не желающим этого делать. Ведь, для счастья нужно просто вернуться домой. В тишину своей квартиры. Забиться в такой знакомый, мягкий угол и думать, только думать. Лишения свободы, лень, сопутствующие диагнозы. Ограниченность выбора и неуверенность в собственных силах в конечном итоге доводят до апатии, которая усиливается алкоголем и друзьями из социальных сетей. Невидимые люди, создающие вид полноценной жизни. А ты уже седой и совсем не молод. Но счастлив. Ты чувствуешь себя счастливым. Ты нашел все то, что искал. А главное, ты не привязан ни к кому. Но уже никому и не нужен. Твоя свобода стала твоей тюрьмой, счастье вдруг горечь оставляет, а одиночество, то которое вселяло надежду превратилось в дорогу в никуда. Дорогу, поросшую высокой травой, без красивых зданий, без машин и людей. Не дорога, а тропинка всего лишь в дебрях твоей юности которую ты променял на бетонные заборы в спальных районах. И вот награда твоя старик, оставайся теперь там навсегда и не смей вылазить и пытаться учить этому других. Твой выбор твоя судьба и лишь тебе в итоге смотреть в ее отражение на пороге дома который рухнет под гнетом твоего тяжелого взгляда.
На это можно смотреть и с этой стороны. Но мне больше нравится быть в этом. Не среди людей. Нет. А как раз наоборот.
******
Моя самая большая проблема в том, что в свободное время я думаю. А поскольку думаю я много и о глобальном, то проблема растет как снежный ком. Мысль за мыслью, фрагменты в голове складываются в бесконечные цепочки из прожитых моментов и моментов, которые только могут произойти. Все это выглядит как плотный нуар. С широкополыми шляпами и забористым таким джазом. Эти мысли обретают просто фантастические формы. Формы моих мыслей иногда приводят меня в другие миры. На это влияет еще и бессонница, и алкоголь. Когда ты не понимаешь ты это или нет? И спал ли ты? Но, есть один факт, мои сны сводят меня с ума. А рассказать мне об этом некому, так что слушайте.
*******
Пока я истекал кровью на операционном столе, мой хирург в ординаторской жарил спирт и дежурную медсестру. Из - за этой забастовки все с ума сошли. Сейчас врачей мучило только три вещи. Жажда плоти, жажда денег и жажда смерти. Учитывая специфику их работы все, кроме денег они получали с легкостью. Вот только мне кроме смерти предложить им было не чего. Становилось холодно, рассудок понемногу мутнел, а кровь постепенно заливала глаза. И тишина, как же здесь тихо. Только редкие крики, шум шаркающих ног нарушал, эту идиллию в которой я уже готов был умереть. Вдруг дверь открылась, и я услышал звук удара железного ведра о кафельный. Это была уборщица тетя Лида. Милая бабушка лет семидесяти с добрейшим лицом и манерами портового грузчика. Увидев меня она вряд ли смутилась.
- Сынок, я тут помою, если ты не против?
Я только лишь замычал, сил говорить не было.
- Чего мычишь то? По-людски сказать не можешь что-ли? Вот тебя и не лечит никто, по-нашему не говоришь, мычишь только как бык. Тьфу ты, что за люди пошли?
Я слова издал звук мучения, пытаясь дать понять тете Лиде, что мне безумно хочется жить.
- Ну не мычи, не мычи ты. От горе то. Ну сейчас, давай я помогу чуточку.
Помощь от уборщицы была последней чего бы я хотел, но учитывая ситуацию я был согласен на все, что может уменьшить мою боль. Я услышал, как тетя Лида начала полоскать тряпку в ведре, тщательно выжав ее она вытерла с моего лица кровь и сильной, не по годам рукой, надавила на рану. Я застонал, пытаясь сказать, чтобы она убрала от меня свои руки и эту грязную тряпку.
- Ну вот, так-то лучше будет, милок.
Она рассмеялась и шаги ее стали удаляться.
- Жить то тебе не долго, ха-ха-ха, ой не долго кхе-кхе-кхе.
Кашель заткнул её. Она ушла, а мне и вправду стало легче. Ох черт угораздило же меня так попасть, тем более в такое время. Забастовка врачей была в самом разгаре, чего они хотели было понятно всем, изменений. Каких? Всем тоже было ясно. Не ясно было одно, почему их никто не слушал? Но и тут находились умники с предположениями, слушать их никто не хотел, но слушали, ведь кого-то слушать нужно было.
В кармане разрывался телефон. От вибрации у меня уже болела нога. Звонки чередовались сообщениями и наоборот. Это был один человек. Один самый родной человек. Она знала где я, хотя и не знала, что со мной. По сути это не изменило бы ничего, слишком далеко она была. Жаль только, что волноваться будет впустую. Дверь приоткрылась, я попытался поднять голову, но все вокруг начало вращаться и меня тут же затошнило. Размытый силуэт стоял в дверном проеме.
-Жив еще?
Собравшись силами я застонал нарочито громко и сильно, показывая всем своим видом, что не собираюсь умирать в ближайшие часы.
- Хм, сильный малый. Я думал готов уже. Ладно, заштопаем его. Он ведь не виноват ни в чем. Обычный таксист.
Голос явно с кем-то говорил, он явно был не один.
- двадцать семь лет, молодой еще. Жить и жить, так сказать. Хотя столько времени тут лежит, можем и не успеть.
Я снова застонал. Я пытался заговорить, но сил совсем не было. Я едва прибывал в сознании. Дверь закрылась. Сколько прошло времени я не знаю, но с каждым граммом крови, вытекающим из моего тела я терял часть силы, которая еще боролась за мою ничтожную жизнь. Как вдруг дверь снова открылась. В комнату ввалилась толпа, именно ввалилась, их было много, человек шесть, лиц я не видел, только размытые пятна. Отчетливо я ощущал только две вещи: это стойкий запах перегара и сигаретного дыма. Эх, сейчас бы закурить подумал я. Почувствовав, что в руку делают укол, я понял, что скоро все закончится. Будь как будет. Перед тем как отключиться я подумал, что, наверное, классно быть доктором, ведь можно ... мысль я не додумал, сознание покинуло меня.
Как долго я был под наркозом я не знаю. Очнулся я в палате. Раньше это была палата интенсивной терапии. Сейчас все палаты были одинаковы. Всё, что можно было продать врачи и медсестры уже продали. Я лежал в углу на грязном матраце. Состояние было ужасное. Напротив, меня, в другом углу лежал еще человек, вроде мужчина, он еще был в отключке. Черт бы побрал всех на свете. Телефон был разряжен, видимо вчерашние сообщения и звонки его доконали. Голова болела, как и все тело, в горле пересохло как в пустыне. Из ржавой раковины в другом конце палаты сочилась струйка грязной воды, сочилась прямо на пол. От мысли, что кроме этого пить больше нечего захотелось умереть. Дверь неспешно открылась и зашла тетя Лида. Моя любимая уборщица.
- Ну что, живы еще смертники?
Эта фраза развеселила её очень сильно.
- Здравствуйте. А вы не могли бы дать мне глоток воды?
Тетя Лида посмотрела на меня с удивлением, но черпнув из раковины ржавой воды протянула ее мне. Глядя на алюминиевую кружку полную рыжей воды меня чуть не вырвало. Но переборов себя я сделал небольшой глоток. Приемлемо, я думал будет хуже.
- Заговорил хоть. А то вчера только и делал, что мычал.
- Мы с вами знакомы?
- Тоже мне, знакомы, ты смотри чего удумал, нужен ты мне знакомиться еще с тобой. Мычал мне вчера, мешал уборку делать, я и вытерла тебе башку от кровищи.
- Эммм, спасибо вам и за воду спасибо. Я ничего не помню.
- Так конечно не помнишь. Вчера на тебя ставки делали. Главврач три тысячи проиграл, говорил, что ты до утра не дотянешь. А ты вон, солнце в зените, а ты живой еще. Еще и болтаешь без умолку.
Я оторопел, как ставки? Они, что с ума сошли? Чертова революция, врачи нарушили все свои клятвы и вместо помощи теперь осуществляют работу связанной инквизиции.
- Ну что ты глазами лупаешь? Не знаешь, что за время сейчас? Удивленный такой? Эх молодежь!
Последняя фраза прозвучала как-то ободрительно что-ли.
- Ты знаешь, до тебя на этом матраце трое умерло.
Как-то гордо заявила старуха.
- И какие ставки?
Спросил я.
- Что?
Не поняла тетя Лида.
- Ставки. На что ставят? Буду я четвертым или нет?
Старуха ухмыльнулась и продолжила мыть пол.
- Та тебя не ставят. Говорят, бодрый сильно. Но вот тебе мой совет! Спи днем!
— Это, еще почему?
- Чтобы ночью крыс отгонять. А то они вас загрызут.
Лидия Григорьевна разразилась ужасным смехом и покинула палату. Я допил воду и решил, что все-таки в этом совете есть логика. Потом задумался на счет путешествий во времени и не отправился ли я в средневековую Европу. С ее чумой, кострами, грязью и крысами. Крысами, которых я так ненавидел.
К вечеру у меня началась горячка. Стоит заметить, что в течении дня к нам никто не зашел. А мой сокамерник так и не пришел в себя. Хотя вроде дышал и иногда даже хрипел. Горячка сопровождалась страшной головной болью и видениями, которые выходили за рамки сна. Я кричал так, что думаю крысы этой ночью сами были в ужасе. Мне мерещился доктор пытавшийся вырвать мое сердце, потом пришли дети с крысами на руках и пытались меня скормить своим питомцам. Затем началась война, которая закончилась в аккурат с рассветом. Жаль, я только привык к авиаударам. Галлюцинации были жуткими.
Утром следующего дня пришел доктор. Не спросив ни слова, он посмотрел на меня, забрал кружку и что я пил, в очень жесткой мере меня отругал.
Сосед по палате умер. Он так и не пришел в сознание. Тетя Лида больше тоже не заходила. Редко кто заходил. Врачи заглядывали иногда просто через щель в приоткрытой двери. Я привык к этой тишине. И даже подружился с крысами. Однажды ночью в состоянии очередного бреда я договорился с ними, чтобы они меня не ели. Звучит ужасно болезненно, но это так. Время тянулось, и я уже совсем поправился. Стал даже ходить по отделению. Правда прогулка моя была не долгой. Огромный санитар, увидев, что я вышел из палаты сказал мне чтобы я не вылазит из своей дыры, а иначе он мне нос в голову вобьет. Когда такие вещи говорит двухметровый мужчина со шрамом через все лицо и татуировкой смерти на руке, непроизвольно начинаешь ему верит, а желание спорить устремляется к нулю. Благо туалет был в палате.
Когда меня выписали. Я вышел на улицу и глубоко вдохнул. После стольких дней в закрытой палате, даже наш пропитанный выхлопными газами воздух кажется чище горного. У газетного киоска я узнал, что забастовка закончилась и два часа назад правительство пошло на уступки. Мимо меня проехала карета скорой помощи, из нее вынесли парня с окровавленной головой и повели внутрь.
- Бедняге повезло больше чем мне.
Я стоял посреди дороги и смеялся. Смеялся от радости, что я смог! Смог победить саму смерть, что я выдержал и выжил! Вот только смех мой никто не слышал, и не видел мое радостное лицо. Тело мое лежало в холодном подвале больницы. А бирка гласила "17/77". Так я и войду в историю. Стойкий пациент номер 17/77.
Такие вот прекрасные сны мне дарит мое воображение. А вы говорите, что одиночество не идет на пользу? Да у меня интереснейшая жизнь. Нереальная, ненастоящая и не в этом мире. Но, она идет. Льётся бурной рекой пока я как в бреду лежу в своей мокрой от пота постели.
Сегодня ночью слушая песни звезд, я задумался о том, что бетонные стены могут чувствовать гораздо больше чем мы можем себе представить! Они ведь всегда с нами. Окружают нас и не покидают. Немые свидетели наших трагедий и побед. Смотрят на нас и молчат. Переживают, наверное, но не подают виду. В плане эмоций я как эти бетонные стены. Мне нравится смотреть и слушать, но совершенно не хочется участвовать в судьбе других. И уж тем более в своей собственной.
«Город»
Он такой же как ты тысячи других. Не отличается и требует тоже самое. Он интересен и ужасен, прекрасен и неотразим, хотя в тоже время воняет помойками и мертвыми мечтами. Здесь можно споткнуться о чей-то труп и пойти дальше. Никому не будет дела до этого, даже самому мертвецу. Солнце обходит это место стороной. А луна, которая сопутствует моему безумию здесь всегда кровавая. Такой вот он, мой родной город. И я его конечно же люблю. Обожаю просто. Прям с ума схожу. Нет, правда. Он вдохновляет меня не обращать внимания на окружающих. На их серые лица и проблемы в этих серых лицах. Идти по лужам из слез молча и не моргая. Идти вперед или на назад. Стоять на месте, если хотите. Танцевать, лежать, летать. Делать все что угодно моей душе. Мой город это – мой братан. Мой лучший друг. Люблю его, своей особенной любовью, которую я испытываю к некоторым вещам. Например, к свежим булочкам, которые пекут в соседнем доме или к новым сериям сериала. Невозможно оторваться. Я словно городской наркоман. Я ненавижу уезжать из него. И выходить за его границы. Я не люблю другие города, хоть они и похожи друг на друга. Но они чужие мне. В них мне не комфортно. Там другие люди, которых я не люблю. Мне хватает своих в моем городе. Чувствую себя наркоманом. И дико прусь от этого. Небольшая провинциальная дыра, грязная и разваленная. Но такая родная, мать её эти.
А ещё здесь есть бездомный. Ну как здесь? В моём городе. И их много. Черт. Да в каждом городе дохренища бомжей. Но я не об этом. Я о том, что в моём городе есть один бездомный который мне запомнился. На центральной улице этого города разочарований в аккурат при выходе из подземного перехода он сидит в инвалидном кресле. Зачастую от него несёт перегаром, чаще всего он стоит в окружении своих друзей или, собутыльников или кем там они ему приходятся?!
Он занимает чертовски выгодную позицию. По пути из подземного перехода к автобусной остановке вы не пройдёте мимо него. Тысячи людей проходят ежедневно, тысячи судеб пролетают перед его глазами. Каждый день, без перерывов и выходных, в любую погоду он на своем месте. И он не просит милостыню. Он сидит в кресле, на его ногах, точнее на то, что от них осталось лежит пластиковая баночка, а он просто сидит. Он не просит! И проходящие мимо люди непроизвольно завидев его бросают в эту баночку мелочь. Нет, этот парень определенно стратег каких мало.
Я часто даю милостыню. Я не требую, чтобы вы меня сейчас начали нахваливать, нет. Это нужно было сказать для того, чтобы вот сейчас сказать, что этот парень запомнился мне тем, как он благодарит тебя и любого другого кто даст ему пару монеток.
- Спасибо и хорошего вам дня!
И так каждый раз. Каждый раз он произносит эту фразу. Каждый день, без перерыва и выходных. В любую погоду, как только ваши монетки коснутся дна его баночки и весело там зазвенят вы тут же услышите:
- Спасибо и хорошего вам дня!
Важна еще и интонация с которой он все то произносит. Он тянет слова. В его голосе нет той обреченности, он как будто бы оказывает вам услугу. Вы платите ему за пожелание.
Но я не могу понять одного, почему я думаю об этом в час ночи? Ведь завтра нужно рано встать и идти на работу. А сейчас нужно спать. Закрыть глаза и уснуть. Бесполезное занятие. Эта бессонница точно решила меня с ума свести. Пытаясь рассмотреть в темноте потолок своей спальни, я задаю немые вопросы самому себе и прихожу к выводу, что собеседник я так себе. На вопросы я не отвечаю. А время беспощадно идет. А время беспощадно.
Нет, конечно утром встать с кровати проблемой не будет. Будет конечно, но я справлюсь. Две чашки кофе быстро приведут мысли в порядок, тряска в общественном транспорте поправит физическое здоровье. Но потом начинается мрак. Если по пути на работу тебя окружают люди, которым дела до тебя нет, точно так же, как и тебе до них, то на работе начинается вторжение в зону комфорта. Личное пространство трещит по швам. И твои уши начинают скручиваться в трубочку от миллионов тонн нытья. Спасите помогите и заберите меня от сюда, прошу вас. Двадцать минут в этом чертоге недовольства и настрой на день потерян. И вот как теперь менять мир? Как менять мир, с людьми, которые не могут даже высидеть на стуле несколько часов и не сказать о том, как же им не удобно?! Как? Я вам скажу никак. Это абсурд. Все это абсурд. Весь мир и все, что происходит с нами это абсурд. Вам стало легче? Мне нет только хуже.
И вот время половина третьего, а мои мысли заводят меня все дальше от сна. И приводят обратно к тому бродяге, что сидя у перехода собирает дань за пожелание о хорошем дне. И меня снова бесит то, что я думаю о нем вместо того, чтобы спать. Но утром я не буду жалеть об этом. Утром я выйду из перехода и брошу пару монеток этому парню, получу своё пожелание и отправлюсь менять мир. А он так и будет сидеть там, на том же месте, без перерывов и выходных, в любую погоду, немного пьяный, но как по мне в какой - то степени счастливый. Ведь пока мы все бежим куда, что - то ищем, он наблюдает за нами. И за небольшую плату желает того, чего мы в душе так сильно хотим – счастливого дня!
*****
И большей частью мне безразличны люди. Но этот парень, неунывающий. Он меня зацепил, за то последнее живое, что видимо ещё есть у меня в груди. Ведь он бодр. Бодр духом, и как бы это не звучало глупо, телом тоже. Отсутствие обеих ног его совершенно не смущает. Вот с ним, я бы согласился менять мир и не важно в какую сторону.
Я сторонюсь этих мыслей. Крепче закрываю глаза и засыпаю. Как ни странно, но снов я сегодня не вижу. Чувство того, что я выспался ужасно и бесит меня. Неужели и день будет хорошим. Этот бродяга, что колдун? Может мне еще и улыбаться начать? Что за абсурд?
Вторая чашка кофе категорически не лезла в горло. Я старался не думать, смотрел в окно и жевал бутерброд. Там внизу, людей почти не было. Легкая сырость и серость украшали этот день. Я приоткрыл створку и вдохнул полной грудью. Очень мило, спасибо родной город, родные заводы за этот сладкий смог. К подъезду подходила девушка. Через мгновенье я услышал звук вызова домофона внизу, но ответа не последовало. Ну что же, не для всех видимо то утро доброе. Тфу ты, как и для меня. Совсем забылся. Одевшись и погрузившись в свои мысли, я спускался вниз. Окончательно отключив сознание, я толкнул входную дверь подъезда. И чуть не снес ей эту девушку несчастную девушку, которая так и не смогла попасть в место назначения.
Чёрт, этого ещё не хватало, подумал я.
- Извините меня ради Бога. Выйдя из ступора, я легонько взял её под руку и посмотрел в её бездонные глаза.
-Кофе. Моментально ответила она. Как будто ждала, что я могу сбить её с ног.
-Вечером?!
-Вечером!
Я достал из внутреннего кармана блокнот и ручку. Молча написал свой номер телефона и имя.
- Время и место выберешь сама. Мне правда очень жаль.
-Это немного грубо, Алекс, но я согласна. Я пришлю сообщение, если тебя это устроит?!
-Вполне. А сейчас мне и правда пора бежать.
Быстрым шагом я прошел мимо нее. Я что, даже не спросил её имени? Да, это было действительно грубо.
-Алекс, услышал я за спиной. Обернувшись я увидел, как она махнула мне рукой, довольно неловко как мне показалось.
- До вечера, Алекс. Улыбнулась она.
- До него, ухмыльнулся я. Она ещё не знает какое её ждет разочарование. Хотя и сам не знаю.
«Любовь»
Говорят, что время лечит. Другие говорят, что лечит любовь. Я не знаю, что вылечит меня. Мне трудно судить. Я никогда никого не любил и в ближайшее время не собирался менять своих взглядов на мир. Как сосуд я был пуст. В плане вселенной я бесполезен. Вселенной нужны эмоции она их любит. Я их не произвожу. К сожалению. Или к счастью?! Вопрос как мне кажется риторический. В детстве разбитые коленки мы лечили подорожником. Где взять подорожник для души? Я слышал, что душу лечат ощущениями. Меня они только бесят все эти ощущения. А все, что меня не бесит является частью моей болезни.
Но, не смотря на всё это с недавних пор у меня появилась подруга. Которая, как и все до неё решила, что сможет мне помочь. Сможет сломать стойкую систему безразличия, которую я годами выстраивал. Никакого уважения к личному пространству. Мы познакомились возле подъезда, когда, выходя на работу я её чуть не убил, открывая дверь. Вечером мы встретились. И после этого встречаемся уже несколько месяцев. И, по-моему, но это не точно я ей нравлюсь. Сильно. Но, это не точно. Хотя она меня не бесит, а значит тоже нравится?! Это тоже не точно!
Сейчас самый разгар терапии и я не в восторге. Мне уделяют слишком много внимания. И это напрягает. Сильно. Моя подруга хочет, чтобы я расцвел. А я не хочу. Ничего не хочу. Всё как обычно. Не нужно меня тревожить и это основное правило. Проблема в том, что ещё никто не пытался меня принять таким какой я есть. Все лезут в мой монастырь со своим уставом. Всем нужно свой нос засунуть. Но нет, простите. Дверь закрыта, ключ на вахте. Сегодня вечером нас нужно будет поговорить об этом. Пора заканчивать этот мимилэнд.
*****
- Почему ты плачешь?
- Потому что мы расстаемся. Неужели не понятно?
-Это мне как раз понятно. Мне не понятно, почему ты ревешь?! Мы всего лишь на всего не будем видеться.
- Почему? Ну, вот почему ты такой? Почему ты такой черствый, Алекс?
- Я расскажу тебе одну историю на прощание.
- Мне не нужны твои истории…
- Ты любила мои истории.
- Любила! Я и тебя любила, но видимо зря.
- Как можно любить зря или не зря? Это ведь непроизвольное чувство. Ты или любишь, или нет. Сердцу же не прикажешь?! Моему то точно не прикажешь.
- Рассказывай давай свою историю, только не нуди. Рассказывай и уходи, прошу тебя. Хватит, наше прощание и так затянулось.
Вечер потихоньку переходил в ночь. Лето. Небо ясное. Алекс взглянул на звезды и задумался. Вокруг была тишина, только всхлипы его подруги, бывшей подруги нарушали эту идиллию.
- У меня был друг. Начал Алекс.
- Его звали Платон. На момент нашего знакомства ему было семь лет. Милый парнишка. Всегда носил шапку и футболку с длинными рукавами и джинсовые шорты. Очень стильный.
- Да к чему это все, Боже?
- Дослушай, прошу! Так вот. Каждый раз, когда Платон знакомился с кем либо, он говорил одну и туже фразу. Звучала она следующим образом.
Алекс отвел глаза от своей подруги, бывшей подруги, крепко зажмурился и продолжил.
- Он говорил одну и туже фразу:
- Привет, меня зовут Платон и у меня есть мечта.
Люди таяли от умиления, представлялись в ответ и спрашивали какая же мечта есть у этого маленького чуда.
- Победить рак. С очень серьезным выражение лица говорил Платон.
И после этого девяносто процентов людей начинали плакать. И тогда Платон спрашивал:
- Почему ты плачешь? Ты ведь не умираешь! И вот тут люди менялись в лице. Слезы пропадали и разговор переходил на более насущные темы, типа погоды, нового Lego или мультиков.
- Как ты можешь понять, дорогая моя, то шапку Платон носил, потому что, был абсолютно лысый от лекарств, а длинные рукава скрывали следы от постоянных капельниц и уколов. Он умер через два месяца после нашего знакомства. Я не смог не прийти на его похороны. И вот там, собралось много людей. Самых разных. И никто, никто из них не позволил себе проронить ни одной слезинки. Так вот, дорогая моя, я и спросил, почему ты плачешь?
К этому моменту подруга Алекса сидела молча и даже не всхлипывала. Лицо Алекса казалось безмятежным и не выдавало никаких эмоций.
- Знаешь, Алекс, это в твоем стиле. Добавить больше нечего. И как ты можешь заметить я больше не плачу. Чтобы не смущать тебя. Прощай.
Она встала и направилась по алее мимо фонтана к выходу из парка. Алекс смотрел ей вслед. В какой-то момент его глаза наполнились слезами, он смахнул их рукой, крепко сжал зубы и осмотревшись по сторонам последовал тем же путем, что и его подруга, бывшая подруга.
Ещё один персонаж который ворвался в мой мир. Оставив ещё один рубец.
-Так будет лучше. Для нас.
Вселенная Алекса не нарушилась в этот момент. Нечему нарушаться там, где нет ничего. Невозможно исправить того, кто не хочет этого. И Алекс, прекрасно это знал. И его, Алекса, всё устраивало.
Люди не меняются.
Свидетельство о публикации №218031602131