Пов. страт-х. хввку. гл. 20. культура

Далеко не каждому удавалось уйти в выходной день в увольнение в город — приобщиться к местной культуре или пообщаться с культурными девочками. А без восхищения в девичьих глазах вроде и форму незачем носить. Вот для тех, кому не удалось вырваться из душной казармы на свободу из-за дисциплинарного взыскания, двоек или из-за того, что не подошла еще твоя очередь увольняться, существовали культпоходы. Культпоходы бывали разные: в театры, в кино, или в музеи, но самые продуманные и практичные культпоходы совмещали и культуру, и девочек. Это, в основном, были плановые посещения вузов с девичьим контингентом. Вот это и была настоящая культура общения. Однако такую культуру командование из-за своего перезрелого возраста не понимало и норовило принудительно отправить нас в театр на революционную драму. По мнению политработников, это развивало лучшие человеческие качества: чувство прекрасного, классовое сознание и пролетарский интернационализм.
Иногда в театр мы ходили сами добровольно, но почему-то только в кукольный. Не детский, конечно, а для взрослых, на сатирические пьесы. Видно, классическая драматургия тяжело воспринималась неокрепшим умом, а через куклы — веселее и легче. А если политотдел пытался нас загнать в украинский народный театр на какую-нибудь пьесу типа «Леся Украинка» на малороссийской мови, то народ сразу разбегался по темными коридорам, как только тушили в зале свет. Прятались от такого искусства в буфете или в кулуарах театра, если входные двери здания блокировали курсовые офицеры. Они не выпускали некультурных подчиненных из театра до конца спектакля, дабы пресечь всякое уклонение от прекрасного.
Так что на политотдел в плане приобщения к востребованной культуре не было никакой надежды. Вся надежда была на комсомольскую организацию. И то, только на первичные низовые ячейки, а не на придворный секретариат. Вот культсектор курсовых и групповых комсомольских организаций брал ответственное дело приобщения к изящному в свои беспокойные руки. Налаживал контакты со студсоветами нужных вузов с большим количеством студенток и организовывал совместные дискотеки. Выбор был невелик: филфак и ин. яз. университета, инженерно-экономический институт и институт культуры. Вот на этих дискотеках в полутемных залах находилось занятие и для ума, и для шаловливых рук. Приходилось без устали вести возвышенные светские беседы и одновременно щупать притягательные тела девушек.
Когда в культсектор нашего учебного отделения выбрали меня, моя природная коммуникабельность сразу нашла свое самое достойное применение. В результате этой кипучей деятельности наше отделение ходило на дискотеки каждую субботу и воскресенье несколько месяцев подряд. И все — в рамках культурного просветительства. Многие уволенные в город ребята, наевшись домашнего борща у мамы, прибегали к нам на эти вечера и завидовали не уволенным. Потому что не получившим увольнительные записки было хорошо и весело в девичьем общежитии и без всякого увольнения.
Особенно удобно было, если имелся свой ансамбль электромузыкальных инструментов. С таким оснащением мы были желанными гостями во всех общежитиях и, конечно, злоупотребляли таким преимуществом, оттесняя конкурентов из других учебных заведений.
Кроме театров курсанты временами прорывались в увольнении или в самоволке на концерты эстрадных артистов. Особенно желанными были какие-нибудь иностранцы типа югославов или наши «неофициальные» звезды. Правда, более близкое знакомство с эстрадными кумирами иногда приносило некоторое разочарование. В конце 70-х годов Владимир Высоцкий на своих последних концертах казался нам невысоким, слегка сутулым, уставшим человеком. И этот образ никак не вязался с пассионарием на магнитофонных лентах. А Алла Пугачева, вместо озорной «арлекины», оказалась грубоватой теткой с хамскими манерами. А когда наши ребята пробрались на репетицию ее группы и услышали ее несдержанные оценки местной публики, из разряда «что будем петь этим баранам?», решили больше никогда даже по телевизору не слушать эту слишком вульгарную для культурного Харькова певицу. Вот пусть бараны ее и слушают.
По тому же телевизору тоже иногда удавалось приобщиться к какой-нибудь культуре. Но просмотр телевизора в казарме часто ограничивался только новостной программой «Время», в которой сюжеты битвы за урожай перемежались с хроникой бытия кремлевских старцев и наводили тоску. Но, когда в конце 80-х годов появились видеомагнитофоны, ситуация резко изменилась. Горизонты культуры внезапно раздвинулись до безобразия.
Вот как-то притащили курсанты в казарму видеомагнитофон, ну и, естественно, кассеты то ли с эротикой, то ли с порнушкой. Чтоб все было чин чинарем, отправили делегацию сержантов к дежурному по факультету. Легенда: «Разрешите посмотреть прогрессивную программу “Взгляд” по телевизору после отбоя».
Уговоры и уламывание длились почти час. Наконец «добро» было получено под следующие условия: все сидят параллельно и перпендикулярно, форма одежды номер «РАЗ», в казарме — идеальный порядок. Быстро оказав помощь наряду по курсу в наведении порядка, вся «колда», то есть учебный курс в синих трусах расселся в линию взводных колон перед телевизором. Естественно, добавились соратники других подразделений с верхних и нижних этажей казармы. Телевизор был переведен в «дежурный режим», то есть после выключения видеомагнитофона включался «Взгляд». Дневальный — «на стреме», переключатель телевизора — в режиме ожидания — все готово. Просмотр начался. Смотрели молча, сосредоточенно и внимательно. Где-то в середине второго фильма дневальный подал условный сигнал: «По лестнице поднимается дежурный по факультету». Видик — под стол, врубают «Взгляд». Картина маслом: «Взгляд» уже давно закончился, в казарме тишина, и в этой тишине все внимательно смотрят концерт симфонической музыки, а подполковник в легком недоумении.
Всегда. Нет. Никогда. Никогда больше в жизни дежурный по факультету не видел стольких ценителей симфонической музыки в одной казарме. Стройными рядами в синих трусах на табуретках в затылок друг другу две сотни задумчивых рыл заворожено следили за дирижерской палочкой. Кудряшки пухлого дирижера вместе с палочкой взлетали вверх-вниз в такт музыке. Эти движения на экране еще больше завораживали слушателей. Непривычная мелодия скрипки и виолончели наполняли армейскую казарму неожиданным глубоким звучанием.
Дежурный по факультету замер. Одухотворенные лица курсантов удивленно уставились на него, как бы вопрошая: «Зачем мешаешь приобщаться к прекрасному?» Подполковник смутился и пробормотал:
— Ладно, заканчивайте просмотр, — и вышел из казармы.
Как только дверь за ним захлопнулась, непонятный и неожиданный импульс поразил слушателей. Тонких ценителей классической музыки внезапно охватил грубый дикий хохот. Казарма взорвалась дружным ржанием. Слушатели падали с табуреток, катались по кроватям в приступе смеха. Все впали в сумасшедший необъяснимый восторг, наверняка навеянный бессмертными музыкальными опусами.