Посёлок

Этот посёлок ничем не отличался от сотен других, также стоящих в зоне боевых действий. Теже глинобитные дувалы, низкие хижины, таже разруха и тоже запустение вокруг. Казалось, он вымер, но, вдруг, мелькнёт чья то тень в подслеповатом окошке, высунется взъерошенная детская головка, сверкая любопытными глазками, хлопнет где-то дверь, а из некоторых труб в морозное ясное небо тоненькой струйкой тянется серый дымок. На небольшую площадь перед полуразрушенным зданием бывшего правления выехало три БТРа, из которых стали вылезать солдаты, разминая затёкшие ноги и настороженно оглядываясь по сторонам.
- Товарищ лейтенант, может, выскочим за посёлок и там встанем? - подошёл к лейтенанту старший сержант: - Не нравится мне этот посёлок. Да и подобраться к нам между домами можно почти вплотную. Не дай бог бой - по этим улочкам из окружения выскакивать одно мучение.
- Да что ты ноешь? - лейтенант так возмутился, что даже вскинулся весь от негодования. - Для тебя что, разведданные игрушки, что ли? Люди проверяли, смотрели. Сказано же: посёлок безопасен. Да и воды набрать надо.
Лейтенант Игорь Проскуров всего неделю, как оказался здесь, на этой непонятной войне. И сразу угодил во взвод, где все бойцы не раз ходили под пулями, а замкомвзвода старший сержант Мишин уже месяц, как сам командовал взводом за неимением офицеров. И, надо сказать, командовал хорошо. Понятно, что появление во взводе нового командира - зелёного необстрелянного лейтенанта, вызвало у солдат насмешку. Игорь постоянно ловил на себе взгляды, как бы говорившие: «Ну что ты из себя командира корчишь? Посмотрим, как в бою заговоришь». И это было обидно. Быстрее бы уже бой какой-нибудь. Игорь и ждал его, и боялся. Боялся опозориться, испугаться. Хотелось завоевать уважение у этих солдат, доказать им, что и он не лыком шит. А тут ещё этот Мишин со своими советами лезет. Чем ему этот посёлок не понравился? Тихий, спокойный. Небось, осталось в нём несколько старушек, которым деваться некуда. А остальные ушли от войны подальше. Чёртова война... В свои двадцать два года Игорю совсем не улыбалось погибнуть здесь неизвестно за что. Вообще возраст был ещё одним пунктом в комплексе неполноценности Проскурова. Половина солдат в его взводе была всего на год младше, а Мишину вообще летом стукнет двадцать четыре. Чтобы как-то отвлечься от этих невесёлых мыслей, Игорь раскрыл планшет и уткнулся в карту. Солдаты отыскали колодец и неторопливо наполняли свои фляжки. Возле БТРов лениво переругивались два бойца. Одичавшие голуби грелись в неласковых лучах зимнего солнца на чудом сохранившихся ногах какого-то деятеля на постаменте перед правлением. Всё было настолько тихо и спокойно, что взрыв и пламя, взметнувшиеся из переднего БТРа, показались нереальными. Игорь на это даже никак не отреагировал. Он повернулся в сторону полыхающего пожара, изумлённо застыв на месте. Только крики бойцов и первые автоматные очереди вывели его из оцепенения. Двое солдат бросились к горящей машине, пытаясь спасти тех, кто ещё находился внутри, но через пламя пробиться не было никакой возможности. Да и спасать, судя по всему, было уже некого. Рядовой Гринько, встав на одно колено, долбил из автомата в одну, только ему ведомую точку.
- Гриня! - прокричал младший сержант Живило, - куда долбишь?
- Да, кажись, там гранатомётчик сидит.
- Смирнов! Давай сюда! Гриня покажет. Убери этого гада, пока он нам все БТРы не перебил.
Снайпер Смирнов подбежал к Гринько и, покивав, замер со своей СВДшкой в кустах. Пули позёмкой мели по площади. Солдаты под огнём влезали в два оставшихся БТРа, пока Жвакин с Харитоновым прикрывали их из-за постамента. Один БТР выскочил с площади и тут-же нарвался на гранату. Второй свернул на другую улицу и рванул на противотанковой мине. Игоря отбросило взрывной волной в кусты. Поцарапанный, он бросился в единственное укрытие, которое находилось поблизости - полуразрушенное здание правления. Солдаты, оставшиеся в живых, уже занимали позиции у окон. Оборванный, с окровавленной щекой, Мишин уже руководил обороной. Грохнуло ещё два взрыва, с потолка посыпалась штукатурка, и где-то в глубине здания кто-то глухо застонал. Игорь понимал, что нужно что-то делать, нужно принимать командование на себя, но в голове было пусто, мучительно хотелось жить и единственное, что он мог - это занять позицию у одного из окон. На площади замелькали фигурки, Игорь дал очередь, что-то дробью защёлкало над головой, за шиворот посыпались куски кирпича, а что-то большое со звоном упало на каску. То там, то здесь мелькали огоньки, вокруг визжали пули, куски кирпича больно били по лицу и рукам. Ствол раскалился, патроны подходили к концу, и Проскуров, сбросив вещмешок, принялся набивать магазины. Только сейчас он получил возможность оглядеться. Боем уже никго не руководил. Вокруг лежали убитые и тяжелораненые. Остальные отстреливались. Живило бинтовал предплечье левой руки, нервно вздрагивая и что-то крича. Игорь опять бросился к окну и полоснул очередью почти наугад, туда, где только угадывалось какое-то движение. Рванула граната. Осколки щёлкнули по стене и ушли гулять куда-то вглубь помещения. За шиворот опять посыпалась штукатурка. Забывшись, Игорь схватился за ствол и тут-же отдёрнул руку, обжегшись. Бой продолжался. Стреляли в него, стрелял он... Прошло двадцать минут или двадцать часов, а может двадцать дней - он не знал. Всё слилось в непрерывный изматывающий марафон за жизнью. Кто-то хлопнул его по спине. Он оглянулся и увидел Смирнова.
- Уходим! - прокричал ему на ухо снайпер.
В проём двери уже залетали первые автоматные очереди. Игорь вскинулся и побежал дальше по коридору за чьими то спинами. Кто-то лежал на полу, и Проскуров, переступая через тело, поскользнулся на луже крови и упал напротив какой-то двери. Над головой пронеслась очередь, другая... Игорь метнулся в дверь и оказался в небольшом кабинете, который занимал когда-то какой-то клерк из правления. На полу, привалясь спиной к покосившейся батарее, сидел Кладышев, младший сержант, командир второго отделения. Весь его правый бок был разворочен, в груди противно клокотало, а на полу растекалась кровавая лужа. Кладышев ещё цеплялся за жизнь. Временами его потускневшие глаза оживали, и он пытался схватиться за автомат без рожка. Опустевший магазин валялся рядом, но Кладышев уже не помнил, что остался без единого патрона. Где- то за стеной выстрелы становились всё реже и реже, гортанные выкрики на незнакомом языке заполнили здание и стало ясно, что надеяться на что-то не имеет смысла. Кладышев открыл глаза и прошептал Игорю: «Прошу тебя, как человека, добей. Не хочу живым к ним попасть». Проскуров приложил ствол автомата к голове младшего сержанта и нажал курок. Автомат выстрелил и умолк. До Игоря дошло, что это был последний патрон. В панике он схватился за голову. Что такое, попасть в живым в руки духам - он наслышан. Лучше умереть. В бок упёрлось что-то твёрдое. Граната. Видимо раненый Кладышев уронил её, когда полз к стене. Игорь схватил гранату и шагнул к двери. Он боялся. Ему было настолько страшно, что волосы на голове шевелились, будто жили своей жизнью. Отброшенное в угол кольцо стало символом отброшенной от себя жизни. Он шёл, смотрел, чувствовал, но он уже был мёртв. Жизнь лежала рядом с кольцом среди кусков штукатурки и битого кирпича на грязном полу. Сжимая в кармане гранату, содрогаясь всем телом от ужаса и, ничег о не видя от слёз, он шагнул в коридор. Его заметили. Несколько бородатых, самоуверенных духов, радостно гогоча, подошли к Проскурову. Один из них пнул Игоря по голеням, и Игорь упал на колени. Все загоготали ещё сильнее. И тут Проскуров разжал ладонь и выдернул руку из кармана. Раздался взрыв. То, что было совсем недавно Игорем и радостными бородачами, разлетелось по коридору и размазалось по стенам. Несколько духов так и остались лежать, сражённые осколками. Раненые, обливаясь кровью, поползли к выходу. Но ничего этого Игорь уже не видел. Это был его первый и последний бой. Бой, которого он так ждал и так боялся. И в котором он, всё- таки победил.