В зоне вооруженного конфликта

ОТ АВТОРА
Действие романа развивается на фоне реальных событий, произошедших в Северной Осетии и Ингушетии. На территории России в октябре-ноябре 1992 года произошел вооруженный конфликт, последствия которого в полной мере не устранены до сих пор. Конфликт развеял миф об эффективном решении высшими властными структурами страны проблем, связанных с межнациональными отношениями.
Большая часть ситуаций, описанных в романе, какими бы невероятными они не казались, не вымышлена, происходила в реальной жизни.
Главный герой, значительная часть других персонажей не имеют прототипов, по воле автора, зачастую, они взаимодействуют с героями, списанными с реальных участников событий, легко узнаваемых для тех, кто с ними общался, работал.
Автор не ставил цель осуществить глубокий анализ причин конфликта, позиций сторон; Федерального центра. Это задача историков, политологов, правоведов. Он попытался взглянуть на трагедию глазами непосредственного свидетеля и участника -- офицера Российской армии, оценить события через его восприятие.
Жанр остросюжетного романа потребовал от автора спрессовать некоторые события, сжать временные рамки, допустить незначительный отход от истинной хронологии происходившего.
******
Владимир Беликов
В зоне вооруженного конфликта
РОМАН
*******
ЧАТЬ I. КРОВАВАЯ ЛАВИНА.
*********
ГЛАВА ПЕРВАЯ
********
Протокол совместного заседания представителей Северо-Осетинской АССР и Чечено-Ингушской АССР для рассмотрения в соответствии с поручением Комиссии Верховного Совета РСФСР по межнациональным отношениям от 17 ноября 1989 г. вопроса о восстановлении государственности ингушского народа.
... Требования ингушской стороны, выраженные II съездом ингушского народа, состоявшимся 9--10 сентября 1989 г. в г. Грозном. Безотлагательно вернуть под суверенитет ингушского народа отторгнутые по произволу и беззаконию Сталина в пользу Северной Осетии ингушские села, населенные пункты, колхозы, совхозы, земли с включением правобережной по Тереку части г. Орджоникидзе... Председатель Оргкомитета по восстановлению Ингушской автономии Б. М. Сейнаров.
5 февраля 1990 г.
г. Грозный
Я не ощущал кончиков пальцев, покалывания прекратились, фаланги онемели. Зато суставы ныли нетерпимо. Не спасало то, что я с усердием, достойным лучшего применения, тер полы намокшей солдатской шинелью. Небольшие лужицы, образованные скоплением воды в многочисленных впадинах, выемках, промерзли до дна, однако, ночной морозец был еще слабосильным, не смог сковать пенящийся вокруг отполированных каменных валунов стремительный горный поток. Речушка была так себе. Точнее не речушка, а ручей, который вряд ли значился на топографических картах. Сделав хороший разбег, я смог бы без особого труда его перепрыгнуть, но некогда было оттачивать спортивное мастерство. Я был занят другим делом. Стирку шинельного сукна, в разящей холодом воде горного ручья, без стирального порошка или куска хозяйственного мыла к приятным занятиям не отнесешь, но смириться с подобной процедурой можно. Угнетал меня не сам процесс стирки. Я старался не смотреть на результаты труда, но глаза, помимо желания, задерживались на красном шлейфе, уносимом бурным потоком. Шинель пропиталась кровью и стоило большого труда эту кровь отстирать. За короткий срок шинель, прежде чем достаться мне, побывала в руках двух хозяев. Я не мог перебороть чувство некоего дискомфорта, брезгливости, одеть заскорузлую, покоробленную от быстро застывшей крови одежду, но не мог от нее и отказаться. Ночью в горах это было бы равносильно самоубийству, а пожить на этом свете мне еще хотелось. Я окончил стирку тогда, когда стекающая с шинели вода приобрела из буровато-красного розоватый оттенок. Затем минут пять оттирал песком окоченевшие пальцы; мне казалось, что чужая кровь забилась под ногти, несмываемыми пятнами выступает на ладонях и запястьях. Я понимал, что это глупости, но ничего не мог поделать. Окунал руки в холодную, прозрачную воду бесчисленное количество раз. Разводить костер для сушки не пришлось. Догоравшая неподалеку от ручья машина выполнила роль гигантской сушилки. Я отыскал подходящую корягу. Напялил на нее шинель так, чтобы рукава торчали в противоположные стороны, пододвинул самодельное сушильное устройство поближе к огню. Через несколько минут от мокрой шинели повалил пар. Мне пришлось немного отодвинуть сооружение, напоминавшее огородное пугало, от машины: летевшие искры могли прожечь сукно.
Копать яму в каменистой почве -- дело не простое. Вдвое труднее если одна рука почти не слушается хозяина. Камни покрупнее я отбрасывал подальше, мелкую гальку и песок складывал на края. Вначале я собирался вырыть могилу только для одного человека, потом решил, что не по-людски оставлять второй труп на растерзание хищным зверям и одичавшим собакам. Сил для того, чтобы обеспечить каждого покойника персональным последним приютом у меня не было. Решил похоронить в одной могиле и убийцу и жертву; однополчанина и неизвестного человека, которого на тот свет отправил я.
Сколько времени пришлось выполнять функции могилокопателя -- не знаю. Командирские часы хотя и обладали надписью, информировавшей о том, что они "противоударные" -- стояли. Мелкая паутинка трещин разбежалась по стеклу, небольшой осколок мешал стрелке совершать бег по циферблату. Когда и при каких обстоятельствах часы вышли из строя, не заметил. Да и не мудрено. Слишком насыщенной событиями была прошедшая ночь и сегодняшнее утро.
-- Пожалуй, достаточно! -- Мне показалось, что вырвавшиеся слова произнесены кем-то посторонним. Звук был неестественно хриплым и даже отдаленно не напоминал интонации моего голоса.
Конечно, я хитрил. Могила для двоих была слишком узкой, не достаточно глубокой, но пусть мертвые меня простят; следовало беречь силы, не расходовать их напрасно. Предстояло еще одно, не очень приятное занятие -- обыскать карманы убитых. У незнакомца я извлек складной нож с пластмассовой рукояткой в виде фигурки какого-то хищного зверя, начатую пачку сигарет "Астра" Ростовской табачной фабрики, неполную коробку спичек, потертый темный бумажник с денежными купюрами. Сумма меня удивила. Она равнялась как минимум моей годовой получке, наводила на мысль, что разбой на дорогах -- дело доходное. Одно было странным: зачем такие деньги носить в кармане, идя на темное дело? Документов я не обнаружил. Из внутреннего кармана солдата достал несколько конвертов с письмами и военный билет. В карманах брюк завалялись десяток небольших черных сухарей и два старых, грязных подворотничка. С фотографии, вклеенной в военный билет, смотрел улыбчивый, светловолосый парнишка. "Петухов Петр Петрович", -- я с трудом разобрал залитую кровью фамилию.
-- Прости, Петр Петрович, -- я негромко, вполголоса
попросил прощение, обращаясь к погибшему солдату. В том, что случилось ночью, была моя прямая вина и, поэтому, чувствовал себя скверно. Я был старшим по званию, возрасту, жизненному опыту; моя фамилия значилась в путевом листе в графе "старший машины"; на мне лежала ответственность принятия решения с учетом ситуации.
Петухов лежал ближе к вырытой яме. Я обхватил под мышки грузное, давно застывшее тело, подтащил к могиле, хотел опустить, но передумал. Промелькнула идиотская мысль: "Этот гад будет лежать сверху, давить на парня!" Для мертвого разницы нет, лежать внизу или сверху, но мне не хотелось, чтобы тело солдата служило подстилкой для убийцы. Прежде чем столкнуть в могилу труп бандита, я снял с его головы мохнатую овечью шапку, отвел глаза от коротко стриженного затылка. "Ничего, обойдется, без шапки, мне она нужней". -- Нашел оправдание. Напялил шапку на голову, в нос шибанул кислый запах -- смесь овчины и чужого человеческого пота.
Булыжники из ямы и несколько отполированных горным потоком валунов возвышались над свежей могилой. Отыскать место захоронения не составит труда. Ориентир -- остов сгоревшего грузовика. От него сто пятьдесят шагов в направлении одиноко стоящего дерева.
Шинель почти высохла. Не полностью отстиравшиеся бурые пятна да два рваных отверстия в районе груди, свидетельствовали о том, что шинель сменила хозяина. Рукава были коротковаты, полы доходили мне только до колен, но это была одежда, способная хоть немного защитить от ветра и холода.
Сейчас, когда работа была закончена, пожалел, что рядом с солдатом поместил в могиле бандита. "Не следовало этого делать. Наверное ,ему неприятно такое соседство, -- скребнула мысль. -- Эх, Петя, Петя, не повезло тебе, даже похоронить по-человечески не похоронили".
Несколько секунд я постоял над могилой, прощаясь с однополчанином. Фортуна оказалась благосклонней ко мне, хотя могло быть иначе. Но я не обольщался. За жизнь предстоит побороться. То, что было позади, цветочками не назовешь, то, что ожидало впереди, покрупнее ягодок, оказаться в незнакомом месте, без пищи, без снаряжения, в одежде и обуви, не рассчитанных на горные восхождения, и выжить в такой ситуации -- эта задача по плечу не каждому родившемуся и выросшему в горах; тем более, если близко горы ты видел преимущественно из окна туристического автобуса, или служебной машины.
В горах быстро темнеет. Я это знал. Перспектива ночевать где-нибудь под скалой у костра, благо спички у мены были, не казалась заманчивой. Оставаться у догорающей машины не имело смысла. Я решил отправиться в путь. По моим расчетам ,петляющая, извилистая дорога, по которой мы поднимались в горы, прежде чем съехать по бездорожью к ручью, должна была находиться где-то рядом. Скорее всего она вела к высокогорному селению или туристической базе, и следовательно, у меня были шансы выйти к людям. На дорогу я выбрался довольно быстро. Теперь предстояло решить задачу -- спускаться вниз или подниматься вверх. В шуточной песне поется: “умный в горы не пойдет, умный горы обойдет". Я уже находился в горах, и в том, чтобы подниматься еще выше, был свой резон. Почему? Да потому что во время поездки, сколько я ни прислушивался, в течение часа не слышал шума встречных и обгоняющих машин, не улавливал признаков того, что мы проезжаем селение. Следовательно, внизу, по крайней мере, километрах в сорока-пятидесяти, людей нет. Есть ли они вверху -- это вопрос. Но не может же дорога, проложенная в горах, вести в никуда. Я выбрал подъем.
Первый привал сделал часа через два. Подкрепился тремя сухарями, взятыми из кармана убитого Петухова, напился из небольшого ручейка, берущего начало где-то высоко  в горах, холодной, до ломоты в зубах, воды. Затем стал делать перерывы для отдыха все чаще и чаще. Врезался и давил плечо ремень ружья. Усталость проникала в каждую клеточку, каждую мышцу. Меня пугало царящее вокруг безмолвие, крепчающий мороз, набирающий силу ветер. Искрящиеся под солнцем цепи бело-голубых снежных вершин казались далекими, нереальными, напоминали полотна Рериха.
По мере подъема воздух становился все более разряженным, легким не стало хватать кислорода. Со стороны я, наверное, напоминал выброшенную на берег рыбу, забыв о реальной угрозе застудить горло, дышал широко открытым ртом. Надежда выйти на человеческое жилище до наступления темноты исчезала с каждым поворотом узкой дороги.
Время от времени мне приходилось останавливаться, поворачиваться спиной к ветру и растирать щеки. Хорошо хоть глубоко надвинутая овчинная папаха скрывала уши. Руки, несмотря на то, что я старался как можно глубже засунуть их в карманы шинели, одеревенели. Я не сразу сообразил, что надо не просто прятать их, а, время от времени, сжимать и разжимать пальцы, тереть их о шинельное сукно. Не следовало забывать о пальцах ног, угроза потерять их была весьма реальной. Первый раз, по-настоящему, я испугался, когда уткнулся в приличную осыпь из валунов, камней различной величины, припорошенную снегом  перегородившую дорогу по всей ее ширине. Испугался не потому, что придется потратить немало усилий, чтобы ее преодолеть, а потому что завал свидетельствовал -- по дороге движения в последние дни не было. На преодоление осыпи у меня ушло гораздо больше сил, чем предполагал. Несколько раз я подскользнулся, больно ударился коленом о каменную глыбу. Но, гораздо хуже было то, что во время одного из падений, я порвал брюки. И хотя, под ними находились еще одни -- спортивные, ветер, подобно местному наркозу, делал бесчувственной часть ноги. Скатившись с каменного, заснеженного ложа на чистый участок дороги, я пролежал несколько минут. Дать себе большую передышку я не мог, вспотевшее после предпринятых усилий по преодолению завала тело, начинало коченеть. Я оторвал небольшую часть подкладки от шинели, разодрал ее на узкую ленточку и не туго, стараясь не нарушить циркуляцию крови, обмотал штанину. По причине отсутствия иголки и нитки, ленточка выполняла функции шва, стянула порванную брючину.
Бесконечно вытянутая в длину и, в то же время, ограниченная по ширине с одной стороны гранитной стеной, с другой глубоким ущельем, дорога отнимала чувство самосохранения. Хотелось плюнуть на все, выбрать какую-нибудь расщелинку, выемку в нависающих над дорогой скалах, забиться туда, свернуться калачиком и лежать ни о чем не думая. Однако, такую роскошь я позволить не мог. Пока дорога различима, надо идти. Я понимал, после проведенной в горах ночи, если я даже не обморожусь, сил у меня вряд ли прибавится, продолжить подъем будет еще труднее. Но и тут следовало знать меру. Выбрать место для ночлега, собрать дрова для костра, можно засветло. По сторонам дороги росли небольшие деревья, местами ее окаймляли заросли кустарника. Но это не то, что я высматривал. И деревья, и кустарник были хилыми, тонкими. Для поддержания в костре огня всю ночь, наломанные с них ветки не годились. Темнота угрожающе быстро опускалась на землю. Я отчаялся найти подходящее дерево, поэтому подобрал несколько сухих веток, отличающихся от своих родственниц размерами и толщиной. Идти с охапкой дров дело непростое; коченели руки, то и дело приходилось поднимать упавшие ветки. Я решил -- этот поворот, последний -- сразу за ним выбираю место для ночлега. Кажется ,судьба решила вознаградить меня за упорство. Я обогнул выступ, принудивший дорогу сделать очередной изгиб, и не поверил глазам. Метрах в десяти от поворота, почти на краю обрыва, лежало большое, вывернутое с корнями лиственное дерево; то ли граб, то ли ясень. Обычно деревья этой породы на такой высоте не растут, это было исключением. Что свалило росшего не одно десятилетие великана -- порыв ураганного ветра, снежная лавина, или что-то другое, для меня не имело значения. Главное -- я обеспечен сухими, качественными дровами на всю ночь.
Небольшое, но вполне достаточное для того, чтобы
там разместился один человек, углубление в скальном массиве я нашел без особого труда. Бросил туда охапку дров, подобранных по дороге, наломал и добавил в общую груду палок по длиннее.
Мне следовало экономить спички, поэтому я тщательно готовился к разведению костра, использовал маленькие хитрости, позволяющие обойтись одной спичкой: насобирал остатки сухой травы, наломал тонких палочек и сложил их шалашиком, отодрал и расщепил кору. Моя попытка разжечь костер не удалась ни с первого, ни со второго, ни с третьего подхода; несмотря на все ухищрения палки по толще не загорались. Я не сразу догадался, причина тому -- отсутствие тяги под скалой.
Костерок, разложенный рядом с углублением, раздутый естественными мехами усиливающегося к ночи ветра, разгорелся в считанные секунды. Я подождал, пока займутся толстые палки, затем сдвинул костер на старое место, под нишу. Жар, идущий от потрескивающей, горящей древесины, расслаблял.
Возникло желание сесть у костра, насладиться живительным теплом, подремать хотя бы с полчасика. Последним усилием воли я совершил не менее десяти рейсов к поваленному дереву. Напряженный день, отсутствие достаточного количества калорий, необходимых для пополнения сил, были причиной того, что я с трудом отдирал от ствола ветки, которые были потолще, но только они могли дать тепло, способное противостоять ночной стуже. Наконец, я решил, что запаса дров хватит до утра. Остановило меня и то, что наступила непроглядная темень. Небо напоминало лист бумаги, залитый опрокинувшимся пузырьком с тушью -- ни пятен, ни просвета. Ломать ветви на краю пропасти в такой темноте было опасно. Мне предстояла еще одна, небольшая операция. Сучковатой палкой собрал почти прогоревшие ветки, уголья сдвинул на новое место, в нескольких метрах от углубления. Сам же забрался в нишу. Стены моего грота, за то время, пока я переносил дрова, успели немного нагреться, пол был горячим. Я навалил на него хворост, соорудив, таким образом, некое подобие подстилки. Теперь можно было не опасаться, что я заработаю воспаление легких, пролежав ночь на холодной земле. Наступило время подумать об ужине. Он состоял из нескольких сухариков и растопленного снега. Посуды у меня не было. Талую воду я получил, насыпав снежную горку на плоский каменный блин, под которым развел огонь. Вместо кружки подставил под образовавшийся ручеек сложенные лодочкой ладони.
Дремотное состояние, в которое я погрузился, приходилось время от времени прерывать. Я вставал, чтобы подбросить в костер новую порцию дров. Проспать я не боялся. У меня был довольно оригинальный индикатор, выполняющий роль будильника. Как только дрова начинали прогорать, крепчающий мороз наносил хорошо отработанный, коварный удар, пробирающий ненадежную защиту моего обмундирования. Тело начинало коченеть и я просыпался от холода. Наступление рассвета я определил, не имея никаких объективных показателей, основываясь лишь на собственных представлениях о том, сколько времени прошло с начала остановки. Страх окоченеть, замерзнуть ночью во сне, прошел. Теперь можно было не экономить дрова. Из оставшихся палок и хвороста я соорудил гигантский костер. Искры от него долетали до моего укрытия, пришлось отодвинуться в глубь выемки. Новая порция тепла, убаюкивала, блаженой волной пробежала по телу. Я не стал бороться с дремотой, подтянул колени к груди, поправил полы шинели, чтобы они укрыли ноги, скрестил на груди руки и забылся в тяжелом сне.
Проснулся я, когда солнце разбрызгало лучи по горным вершинам, подсветило снежные шапки и ледники, вытеснило темноту из ущелий. Заготовленные дрова кончились, мне снова пришлось ломать неподдающиеся ветки, собирать хворост.
Завтрак изысками не отличался. Он состоял из двух сухарей. Хорошо хоть снег не пришлось растапливать. Талая вода, образовавшаяся при горении костра, по небольшому наклону стекла в углубление под отполированым временем камнем, и, благодаря тому, что камень впитал тепло костра, осталась не замерзшей. Конечно, я решил бы проблему с едой, попадись мне какое-нибудь животное или птица. Оставшийся патрон я постарался бы использовать как можно эффективнее. Увы, звери и птицы обходили меня стороной.
В укрытии холод не ощущался, но стоило выйти из ниши, озноб становился невыносимым. Я не мог сдержать дробь, выбиваемую зубами. Перспектива прошагать несколько десятков километров угнетала. Сиюминутное желание сводилось к элементарному -- подбросить дров в костер, укрыться от ветра и ждать помощь. Мне удалось перебороть минутную слабость. Надеяться на помощь не следовало. Если меня и будут искать, то совсем в другом месте. Оставаясь на месте без пищи, на холоде, в лучшем случае можно выдержать трое--четверо суток. Гарантии, что за это время кто-то проедет или пройдет по заброшенной дороге, никакой -- значит, смерть. С таким исходом я смириться не мог, коль довелось выйти живым из сложнейшей ситуации,  пасовать в нынешней -- глупо. Во-первых, мне дорога жизнь; во-вторых, исчезнуть, пропасть без вести я не мог, не имел права и не только из-за себя. Мне нужно выйти из передряги живым, я должен рассказать, что произошло со мной и солдатом -- водителем дежурной машины. Сообщение о гибели, конечно же, будет страшным ударом для родных и близких, но разве лучше длящаяся многие годы неопределенность, неподкрепленная ничем надежда. И потом, у меня также есть люди, которым я дорог. Сдаться, пассивно  ждать как повернутся события дальше, означает предать их любовь, принести им горе.
Километров семь-восемь я прошел довольно быстро, не сделав ни одной остановки. Передохнул только тогда, когда на обочине увидел большой куст шиповника, усыпаный крупными оранжево-красными плодами. Пустой желудок подал сигнал -- "это съедобно", скорее, чем эту информацию воспринял мозг. Обдирая руки о колючие шипы, я нарвал полную горсть мягких, прихваченных морозцем плодов и отправил их в рот. Вряд ли подмороженные ягоды обладали лечебными свойствами, это не важно. Главное, что кисловато-терпкие плоды были съедобны, позволяли желудку работать с нагрузкой, а не в холостую. Я оборвал плоды, часть проглотил с зернами, часть рассовал по карманам про запас. Проблемы с водой я решил довольно просто. На дороге подобрал пустую, полуторалитровую пластмассовую бутылку, наполнил ее водой из ручья, который хотя и покрылся ледяным панцирем, но до дна не промерз. Чтобы не пить ледяную воду, запрятал бутылку под одежду, в район подмышки.
Дорога уводила вверх, становилась все круче и круче. Понемногу я стал сдавать. Делал перерывы, гораздо чаще чем планировал, тянул после каждого перекура с началом движения.
Очередная остановка затянулась помимо моего расчета. Просто-напросто я задремал. Очнулся от ощущения, что я не один, что чьи-то глаза уставились на меня. Метрах в десяти, со стороны, откуда я пришел, сидела серая крупная собака. Чувство радости захлестнуло меня. Вряд ли в горах собака уйдет далеко от жилища или хозяина. Значит, я могу рассчитывать на помощь.
-- Песик, песик, собачка, иди ко мне, -- я протянул руку. То ли собака была не так воспитанна, то ли рассмотрела, что рука пуста и я ничем не могу угостить, но она прореагировала на мой призыв угрожающе. Шерсть на загривке у собаки вздыбилась, в оскале обнажились крупные клыки. Странно, что собака не залилась лаем, предупреждая хозяина -- встретила чужого. "Неужели волк? -- Неприятная догадка заставила меня ухватиться за конец толстой самодельной дубинки, которую предусмотрительно выломал еще у поваленного дерева. При ходьбе, я использовал ее как трость, стараясь дать меньшую нагрузку ноющей левой ноге. Кажется, теперь палица могла пригодиться по прямому назначению -- для защиты. Хотя, стоп, у меня же есть ружье. Пусть в нем всего один патрон, но этого вполне достаточно, чтобы убить зверя.
Я подтянул ружье поближе. Открывать стрельбу не хотел. Вдруг я ошибаюсь, и передо мной сторожевая или охотничья собака. Ведь насколько я знал, осенью волки поодиночке не ходят, живут парами и даже сбиваются в стаи. Летом, поздней осенью, до выпадения большого снега, они не голодны, особой опасности для человека не представляют. Питаясь зайцами, мелкими грызунами, а при удачном раскладе,загоняя копытных, волки предпочитают обходить человека стороной. По крайней мере, на него не нападают. Не станет бросаться без повода на человека собака, если она даже и одичала. Стая да, одиночка, как исключение.
-- Пошел, вон! -- мой голос прозвучал не так агрессивно, как хотелось бы. Животные особым чутьем угадывают, силен или слаб противник.
Зверюга, не спуская с меня глаз, сменила место, немного отступила. Прижатый к туловищу хвост, повадки окончательно убедили -- это волк-одиночка. Что заставило хищника пренебречь инстинктом самосохранения, определить сложно, как и то, почему он вне стаи. Возможно стар, возможно ,болен, возможно его сородичи попали под выстрелы охотников и тогда он вдвойне опасен. Кроме ружья с одним боевым патроном и дубинки, у меня имелось холодное оружие -- остро отточенный нож, выуженный мною из кармана бандита. Для подстраховки я открыл нож, засунул лезвием в карман шинели. Игра в гляделки со зверем мне надоела. Еще раз попробую его спугнуть, не убежит -- буду стрелять. Я вскинул ружье, выцеливая широкую грудь, сделал два шага в направлении зверя. Заулюлюкал во всю мощь легких. Или волк был самоубийцей, или решил, что я не тот противник, перед которым следует пасовать. Два сильных толчка и он, нацелившись на мое горло, распластался в броске. Я слишком поспешно, резко рванул курок. Звук выстрела раздался до того, как зверь преодолел несколько разделяющих нас метров. Картечины ободрали волку бок, вспороли шкуру, однако не смогли причинить серьезного вреда. Мощный удар лапами в грудь опрокинул меня на спину. Спасло лишь то, что я успел  схватившись одной рукой за раскаленный от выстреле ствол, другой за приклад, выставить ружье впереди себя. Челюсти клацнули по металлу. Зверь очутился сверху на мне, однако его пасть оказалась заблокированной.
Долю секунды я принимал решение, использовать для защиты ружье или воспользоваться ножом. Мне было страшно отпустить руку, лишиться защитного барьера, но иного выхода не было. Остро заточенный нож вошел в бок зверя по рукоятку. Я наносил удар за ударом, не в силах остановиться. Даже когда животное дернулось, туша обмякла, я продолжал вонзать лезвие, неувереный что одержал победу в схватке с хищником.
Оправиться после шока, продолжить путь я смог лишь через час. В борьбе я израсходовал много сил и каждый километр давался с большим трудом. Бесполезное,из-за отсутствия патронов ружье я не стал брать с собой. В походе и иголка тяжела. Угнетающе действовали на психику нависающие над дорогой серые каменные глыбы, бесконечные изгибы дорожного полотна. Наконец я достиг перевала; дальше дорога бежала вниз. Но моя радость оказалась преждевременной. Уставшая, натруженная левая нога отказывалась служить, ныло ушибленное колено. И хотя я увидел лежащую внизу долину, путь к ней предстоял не простой. Ветер выдавливал слезы из глаз, не давал рассмотреть, есть ли в долине жилье. Мне казалось, что я различаю какие-то строения. Смущало только одно. Я не видел дымков из труб, хотя в такую погоду любое жилье должно отапливаться.
Я спустился с перевала, когда солнце скрылось за горными отрогами, на землю вновь опустилась ночь. Даже в темноте я рассмотрел несколько странных строений, расположенных в ста--ста двадцати метрах от дороги. Я окончательно убедился, что люди не живут в этой долине. Строения не могли быть также и развалинами старых, покинутых поселений. Непременным атрибутом горных аулов, будь они осетинскими или ингушскими являлись боевые или жилые фамильные башни. Каждый род, состоятельная фамилия воздвигали такие башни, стремясь обезопасить себя от нападения чужеземных врагов, кровников, через века передать потомкам наказ -- приумножать силу и мощь фамилии. В жилых и даже давно покинутых аулах обветшавшие, частично разрушенные башни все еще стерегут входы в ущелья и горные котловины. Здесь таких башен не было.
Пучок сухой травы, вспыхнув, осветил невысокое строение, сложенное из плоских камней. Его венчала небольшая пирамида-крыша. "Склеп!" -- мелькнула догадка. Этим летом я побывал на экскурсии в знаменитом Даргавском "городе мертвых". Находящиеся передо мной строения походили на могильники Даргавской долины. Я вспомнил рассказ экскурсовода. Осетины верили в загробную жизнь. Рядом с покойником укладывали все то, что могло понадобиться в загробной жизни. Большинство склепов, хотя и были впоследствии разграблены, сохранились неплохо. Эти могилы предания связывали с "чумными захоронениями" и желающих рисковать, копаясь в местах, связанных со страшной болезнью, было не так уж много.
Сил для того, чтобы набрать дров, обеспечивающих костер топливом на всю ночь ,у меня не было. Следовательно, предстояла ночевка в склепе. Сквозь отверстие, выполняющее роль дверного проема я заглянул внутрь. Догоравший импровизированный факел позволил рассмотреть кучу тряпья, лежащую в углу. Я протиснулся в отверстие. Насколько я помнил, разъяснения экскурсовода из Даргавса последние захоронения такого рода производились в начале XIX столетия. От чумы или от другой, какой болезни умер хозяин склепа, меня не волновало. Перспектива провести вторую ночь под пронизывающим ветром, заработать воспаление легких или обморожение меня пугала больше, чем угроза заразиться от покойника, умершего сотню лет назад. Мертвецов я не боялся; куда страшнее живые.
-- Извини приятель, что потревожил твой покой, -- шепотом произнес я, устраиваясь на тряпье. Под руку мне попалось что-то твердое, скорее всего кость, я осторожно отодвинул ее подальше к стене склепа. Ветер в мое убежище не задувал, холод можно было терпеть. Я свернулся в клубок, словно бездомный пес, зимой примостившийся на теплый люк канализационного коллектора, и забылся прерываемым кошмарами, неглубоким сном. Во сне мне вновь пришлось пережить события предшествующие стирке шинели в горном ручье, ночлегу в склепе.
********
ГЛАВА ВТОРАЯ
*******
Постановление Верховного Совета Северо-Осетинской АССР "Об общественно-политической ситуации в республике"
1. Осудить территориальные притязания к Северо-Осетинской АССР, от кого бы они ни исходили, признать незаконными антиконституционными посягательства на ее государственный суверенитет.
9. ... Объявить на территории Северо-Осетинской АССР мораторий на прописку граждан, куплю-продажу жилых домов и других домостроений на праве личной собственности.
Председатель Верховного Совета Северо-Осетинской АССР
А. Х. Галазов
14 сентября 1990 г.
г. Владикавказ
*********
Посыльный догнал меня на выходе из штаба.
-- Товарищ капитан, распишитесь, -- он протянул книгу приказаний по части.
Я пробежал глазами приказ по полку, в котором предписывалось повысить боеготовность и бдительность, усилить контроль за несением службы караула и внутреннего наряда. Перед подписью командира полка значились фамилии должностных лиц управления с указанием кому, когда и в какое время проверить полковые караулы, команды, расположенные за пределами военного городка. Моя фамилия находилась в конце графика проверки. Я хмыкнул: "Конечно, зам. начальника штаба, составляющий график не мог не  подложить мне свинью". Не любил меня и подполковник. Время проверки определил самое незавидное, разрывающее ночь -- с 2.00 до 4.00. Подразделение в прямом смысле -- свинское. Несколько человек из хозвзвода, ухаживающих за полковым свиным поголовьем. Не знаю в чью руководящую голову пришла идея в каждой части, на отходах солдатской кухни, содержать поросят. Возможно, человек руководствовался благими побуждениями -- добавить к скудному солдатскому пайку свежатинки. Правда, как всегда позабыл, что "пироги должен печь пирожник, сапоги тачать сапожник. Не в каждой части находились специалисты, способные выхаживать хрюшек. Поросята болели, приплод дох, иногда разворовывался, частенько попадал на стол всевозможных проверяющих. Ходить за ними определяли солдат, которым нельзя было доверять автомат. Как правило "ЧП" эта команда приносила столько же, сколько солдаты укомплектованного до штатной численности батальона.
По роду службы к хозподразделениям я не имел никакого отношения, но зам. нач. штаба, подполковник Корзинченко именно мне поручил проверку свинарей в форме. Не сложились мои с ним отношения. Все началось с мелочей. Как-то на занятиях по командирской подготовке я высказал точку зрения, не совпадающую с его. Когда проверили по "Боевому уставу", кто прав -- оказалось я. Второй раз память подвела старого служаку при составлении инструкции и, опять, я заметил несоответствие его "творения" руководящим документам. Такого подполковник простить не смог. Его можно было отнести к категории начальников, придерживающихся взгляда: "Есть моя точка зрения и неправильная". Везде, где мог подполковник старался показать "выскочке", кто старший по должности и званию. Что ж придется терпеть и на этот раз. Я оставил свой автограф в книге приказаний, вложив протест в росчерк, занявший не только мою, но и чужую строчку.
Дверь, ведущая на "контрольно-технический пункт" или попросту "КТП", оказалась закрытой. В окошко я увидел, что прапорщик дежурный по "КТП" спит за столом, положив голову на шапку. Мне пришлось барабанить минут пять, пока он оторвал голову от стола и уставился, очумелыми от сна, глазами на мое лицо, приплюснувшееся к окну с внешней стороны. Пятнадцать минут ушло на то, чтобы дневальный по "КТП" сбегал в казарму и разбудил водителя дежурной машины. Хотя по инструкции он должен был находиться в автопарке. Солдат появился в непомерно короткой по росту шинели, руки торчали из рукавов. Был он заспанным, каким-то взъерошенным, в нечищеных сапогах. Водитель долго разогревал мотор. Наконец машина выехала из автопарка и остановилась у металлических ворот. Теперь заклинило дверь в кабину. Солдат тщетно пытался надавать на ручку изнутри кабины, дверца не открывалась. Чувство раздражения на незадачливого служаку накапливавшееся постепенно, едва не выплеснулось наружу.
-- К машине, -- скомандовал я, водитель молча выполнил приказание. Я залез в кабину со стороны руля, перебрался на соседнее сидение. Перелезая, автоматически глянул на указатель бензина. Бак был почти пустой. Да, не повезло мне с водилой, то ли разгильдяй, то ли из категории недоделанных.
-- Бензин что на нуле? -- раздраженно спросил я.
-- Есть немного.
Солдат занял свое место за рулем.
-- У тебя ведь дежурная машина, должен быть полный бак, -- не отставал я.
-- Да, вы что, товарищ капитан! Мы уже давно годовой лимит бензина и солярки съели, -- солдат явно повторял слова кого-то из тыловых начальников. -- Сейчас горючку только на командирскую и дежурную машину выделяют. Дают полбака. Я за ночь уже две ездки сделал. С вами смотаемся и все -- заправка кончится.
-- А на обратном пути не застрянем, вдруг горючего не хватит? -- я не скрывал озабоченности.
-- Нам на свинарник?
Водитель высказал осведомленность, не удивившую меня. Ни для кого в части не было секретом, что график проверки караулов и команд хорошо знают не только те лица, которым контроль поручен, но и большая часть личного состава.
-- Точно, подтвердил я догадку новоявленного Штирлица.
-- Ну тогда, хватит, -- обнадежил водитель.
-- Смотри, будешь назад машину один толкать, -- пообещал я, и тут же устыдился своих слов. Разве солдат виноват, что ему дают отслужившее свое машину, не заливают в бак в достаточном количестве бензин.
Мы проехали по пустынной улице, не сбавив скорости,проскочили мост через Терек, повернули направо. Поселок "Южный" -- окраина Владикавказа казалось вымер. Я удивился тому, что не было ни одной горящей лампочки на столбах, расположеных вдоль дороги.
-- Электроэнергию экономят? -- высказал я предположение.
-- Да нет, -- возразил солдат, в поселке целую неделю заварушка идет. Местные ингуши не подчиняются осетинской милиции, обвиняют осетин в убийстве двух ингушей. Говорят, даже перестрелка между ингушами и МВДэшниками была.
Только сейчас я вспомнил об инструктаже начальника штаба. Приказ о повышении бдительности, в соответствии с которым я ехал проверять на месте команда свинарей, не сбежал ли кто в самоволку, появился не на пустом месте. Отношения между проживающими в республике ингушами и осетинами последние дни обострилась. В "Южном", где значительную часть жителей составляли ингуши, захватили и разоружили осетин -- милиционеров, кажется, два милиционера погибли. Пытавшихся навести порядок сотрудников МВД встретили огнем из припасенного заранее оружия. Так что поселок, который нам предстояло проехать, стал не самым спокойным местом в городе. Особенно ночью. Правда, случаев нападения на военных или воинские машины не зафиксировано, но долго ли это продлится.
Признаюсь, у меня мелькнула мысль: "А не вернуться назад в часть? Стоит рисковать своей жизнью и жизнью солдата, чтобы проверить, на месте полковой свинарник, не разбежались свиньи и свинопасы?" Эту мысль я сразу же отбросил. Представил лицо зам. начальника штаба. Кто-кто, а уж он постарается обставить дело так, что я буду выглядеть если не преступником, не выполнившим письменный приказ, то трусом.
-- Товарищ капитан, что делать? Остановиться?
Солдат задал вопрос для проформы. Проскочить мимо двух машин, перегородивших дорогу и группы вооруженных автоматами людей мы вряд ли смогли бы. У меня немного отлегло от сердца, когда я увидел, что экипаж машин -- сотрудники милиции.
-- Младший сержант Плиев, -- представился отделившийся от группы милиционер, держащий в руках автомат. -- Проезда дальше нет.
-- Капитан Соколов, -- мне приходилось говорить громко, так как я не смог открыть злополучную дверь. -- У меня приказ проверить караул на полигоне.
Я намеренно соврал, придал объекту проверки более значимый статус.
-- Подождите, доложу старшему.
Сержант вернулся к машинам. Судя, по заурчавшим моторам машин, нам собирались открыть дорогу.
Младший сержант вновь очутился у дверцы нашего грузовика.
-- Дело ваше, но я не советовал бы испытывать судьбу. У вас оружие есть?
-- Есть, -- соврал я и для убедительности похлопал себя по карману шинели.
Водитель проезжал в коридор, образованный разъехавшимися машинами приветственно помахал рукой. В ответ кто-то так же махнул нам.
И вновь, теперь уже ничем не оправданное раздражение охватило меня.
-- Товарищ, солдат, застегните воротничок, -- я нашел к чему придраться.
Водитель выполнил приказание. Обиженно засопев, он сосредоточился на дороге.
Окраина города закончилась. В этих местах ранней осенью, с друзьями, я собирал грибы-опята, поэтому знал что где-то слева располагался "Попов хутор". Мы еще тогда гадали, назван хутор по фамилии владельца, или когда-то принадлежал особе священного сана, хотя последнее, из-за отдаленности хутора от города, было маловероятным.
Человека, лежащего на дороге, мы заметили одновременно. Фары, переключеные на ближний свет, позволяли рассмотреть неожиданное препятствие, возникшее на нашем пути. Мужчина в темной куртке лежал спиной к нам. Колени были высоко подтянуты и почти касались подбородка. Конечно, ширина дородного полотна позволяла нам объехать лежащего, но это было бесчеловечно, вдруг он нуждался в помощи.
Машина скрипнула тормозами. На этот раз, солдат не обратился ко мне, принял решение сам.
-- Сиди, -- я попытался открыть дверцу со своей стороны -- бесполезно. Водитель не стал дожидаться, проявил инициативу, пытаясь реабилитироваться за плохой догляд за техникой, выпрыгнул из машины на асфальт. Пока я выбирался из кабины грузовика, солдат подошел к лежащему на дороге человеку. Дальше произошло то, что я впоследствии часто видел в повторяющихся кошмарных снах. Солдат нагнулся над телом, видимо пытался выяснить, жив или мертв лежащий. Выстрел, произведенный в упор, в голову оборвал жизнь водителя. Скорее всего он даже не понял, что произошло. Голова солдата дернулась от страшного удара, ноги подогнулись, он упал почти на то место, где до этого лежал его убийца, сыгравший роль "подсадной утки". Реакция  убийцы была отменной, он успел откатиться в сторону и уже держал на мушке меня. Правда, он мог не делать этого. Реальной угрозы я не представлял. У меня не было оружия, и кроме этого, прямо в затылок мне упирался ствол охотничьего ружья. Напарник убийцы, искусно сыгравшего роль пострадавшего, сумел неслышно подобраться ко мне сзади.
-- Обыщи офицера, -- на русском языке, но с заметным акцентом приказал главный виновник трагедии. Сам он обшаривал тело солдата. По его поведению я понял, что старшим, или точнее главным, является он.
Слов, произнесенных человеком, который ощупал мои карманы и охлопал бока, я не понял, но по тону догадался, что он недоволен результатом обыска.
-- Посмотри в кабине, -- отдал новое распоряжение старший. Наконец-то я увидел второго участника нападения. Был он невысоким, коренастым. Как и первый, одет в темную куртку. На голове нахлобучена мохнатая шапка. Не отводя от меня ружье, он осмотрел кабину. Теперь я хоть как-то мог объяснить происшедшее. Скорее всего, напавших на нас интересовало оружие. Кто они, ингуши или осетины, разобрать я не мог. Для тех, кто служил в Осетии подольше, это не составило бы особого труда, мои же языковые познания осетинского языка ограничивались несколькими расхожими фразами, ингушский я не знал совсем.
Напавшие на машину обменялись несколькими фразами. Не знаю почему, но я подумал -- решается моя судьба. Удивительно, но страха я не испытывал, больше переживал, что был груб с солдатом, своим недовольством подтолкнул его к необдуманным действиям.
-- Сними шинель, -- оказывается второй участник операции не только понимал, но и неплохо разговаривал по-русски.
Я выполнил приказание. Холод моментально забрался под китель, но охвативший озноб не имел отношения к температуре воздуха. Я почти не сомневался, что мне уготовлена участь солдата. Иначе, зачем меня заставили раздеться?
-- Положи солдата в кузов, -- приказание исходило от главного, предназначалось мне. Я с трудом донес тело водителя до машины.
-- Сними шинель, --  похоже, что это любимая фраза бандита в лохматой шапке.
Мне пришлось выполнить и эту команду. Негнущимися пальцами я расстегнул шинель солдата, долго мучился, пытаясь стянуть рукава.
Бандиты молча наблюдали за моими действиями, не предприняв попытки помочь.
Наконец, удалось снять шинель, я протянул ее второму и он накинул поверх куртки на плечи шинель убитого.
Я не мог смотреть на залитое кровью лицо солдата. Странно, но больше всего я переживал потому, что так и не удосужился спросить, как его зовут. Забросить тело в кузов мне удалось только с третьей попытки.
-- Свяжи руки этому, -- главный кивнул головой в мою сторону.
Второй не стал ничего спрашивать, но по его удивленному взгляду я понял, что лично он уже давно приговорил меня к смерти. Отсрочка приговора показалась ему странной, но через секунду все прояснилось.
-- Ты же не будешь копать могилу солдату, -- буркнул старший.
-- Он что твой родственник или друг? -- тоном, в котором
слышались нотки недовольства ребенка, у которого отняли
игрушку, произнес обладатель лохматой шапки.
-- Похорони убитого, может впоследствии найдется добрая
душа, которая и тебе мертвому выроет могилу и твои кости не
будут обглоданы собаками и шакалами, -- старший, видимо, не
был чужд сентиментальности или же придерживался неведомого
мне кодекса чести убийц с большой дороги.
-- Так что ты -- добрая душа? -- хохотнул кровожадный
напарник. Ответа не получил, но то, что доброта не являлась
врожденным качеством, присущим главарю, второй бандит знал
точно, иначе не объяснишь, почему он засуетился, выполняя приказание.
Забраться в кузов со связанными руками задача не из простых.
Я с ней самостоятельно не справился. Мощный толчок сзади помог преодолеть борт, я шмякнулся на доску, лежащую в кузове. Бандит в мохнатой шапке, перемахнул борт следом. Дернув за небольшой конец веревки, связывающей руки за спиной, он подтащил меня поближе к кабинке. В результате манипуляций я оказался примотанным к переднему борту.
Кто из бандитов сел за руль, не знаю. Но то, что водитель не переживал за комфорт находящегося в кузове пассажира, приравнивал меня к дровам, которые, как известно, тряски не боятся, не вызывало сомнений. Машину так подбрасывало на многочисленных выбоинах и ямах, заносило на крутых поворотах, что у меня сложилось впечатление -- шофер решил проверить мои ребра на прочность. Временами тело сползало по дну кузова и тогда, связанные за спиной и примотанные к борту, руки заламывались так, что я опасался -- не вывернутся ли плечевые суставы. Боль была адская. Я пытался упереться каблуками в пол, вернуться в первоначальное положение, поближе к переднему борту, но это не всегда удавалось.
-- Не сметь кричать! -- громко, в полный голос скомандовал я себе, -- какой пример ты подаешь солдату!
Команда не помогала. При каждом новом резком движении машины я вскрикивал от боли. На солдата мой крик никак не действовал. Он не нуждался в образце моего мужественного поведения. Тело солдата успело закоченеть и билось о борт, не посылая в мозг болевых импульсов.
Я даже позавидовал, что солдату не нужно ожидать нового поворота, новой выбоины.
На очередном крутом вираже я не смог предотвратить сползание тела вниз. Шок от боли в вывернутых суставах был настолько сильным, что я потерял сознание. Очнулся от грубого толчка ногой в бок.
-- Кончай ночевать, -- забравшийся в кузов бандит уже развязал веревку и успел подтащить убитого солдата к заднему борту. На этот раз борт был открыт, но выполнить команду и снять труп с машины я не смог. Кажется у меня была вывихнута левая рука. Владелец мохнатой шапки, видя мою беспомощность, грубо выругался. Он не стал утруждать себя. Ногой выпихнул из машины труп. Я выпрыгнул из кузова. Едва удержался на ногах.
-- Что с рукой? -- старший адресовал вопрос не мне, а напарнику. -- Твоя работа?
-- Да нет. Он сам покалечился. Сейчас посмотрим.
Второй бандит обхватил обеими руками мою кисть. Рывок был настолько резким, а боль острой, что я невольно вскрикнул и упал на колени.
-- Жить будет, пока пулю не схлопочет, -- пошутил костоправ.
-- Вы что, с пустым баком ездили? -- главный обратился ко мне.
Причина остановки стала понятной. Я посмотрел на дорогу. Видимо, последние полсотни метров машина пробежала по инерции, под горку, а на начавшемся подъеме споткнулась. Кончилось горючее.
-- Здесь будем рыть могилу? -- вопрос свидетельствовал о
том, что обладатель мохнатой шапки не отличался инициативой
и во всем ждал указаний.
-- Спуститесь вниз, к ручью. Там копать будет легче, -- распорядился старший.
Тело солдата осталось лежать у машины. Я и конвоир скатились по насыпи. Мой охранник в одной руке держал саперную лопатку, конфискованную из машины, в другой сжимал ружье. Старший намеревался последовать за нами, но затем передумал. Он произнес короткую фразу на своем языке. Конвоир также коротко ответил. Судя по резкому тону следующей фразы, ответ старшего не устроил. Второй не стал пререкаться, соглашаясь с чем-то, несколько раз кивнул головой.
-- Пошел погулять, а нам тут с могилой мудохайся. -- Это высказывание, произнесенное вдогонку в направлении лесочка старшему, хоть и не свидетельствовало о бунте на корабле, выражало недовольство подчиненного действиями главаря.
Он указал место, где нужно копать, бросил лопатку так, что она глубоко вонзилась в почву. Я оттягивал начало работы. Понимал, что копать могилу придется не только для солдата, но и для себя. Не такие уж идиоты новоявленные "абреки", чтобы отпускать живым свидетеля разбойных действий на дороге. Да и какая им разница, убить одного человека или двух. Судя по всему, опыт душегубства у них был немалый.
-- Можно до ветра? -- спросил я охранника.
-- Чего? -- он не понял вопрос, удивленно вытаращил глаза. Видно разговорная практика на русском языке была не столь обширной.
-- Ну, по большому, -- промямлил я.
Он опять не уяснил смысл просьбы.
-- Мне в кусты надо, -- я показал в направлении нескольких, отдельно растущих кустов.
-- Посрать что ли? -- наконец-то до него дошло.
-- Да.
-- Так бы и сказал.
-- Иди, но не вздумай бежать. Пуля не кинжал, от нее не убежишь.
Это я знал и без напоминаний. Бежать я не собирался. Ни по маленькому, ни по большому не хотелось, но мне следовало потянуть время. Я принял решение, за жизнь буду драться.
Если у тебя нет оружия, а противник вооружен, сделай несколько шагов навстречу: ты можешь погибнуть, но ведь есть шанс завладеть оружием. Смерть от пули в грудь для меня была предпочтительней ожидания выстрела сзади, в спину, исподтишка. А что такой выстрел рано или поздно последует, я не сомневался. Вот только рисковать зря не хотелось. Я ждал, когда первый бандит удалится. Справиться с противниками поодиночке легче.
-- Дальше не ходи, -- окрик заставил меня присесть на
ровном, незащищенном от ветра и любопытных взглядов месте,
за несколько метров до кустарника. Как время не тяни, штаны одевать все равно надо. Я вернулся к охраннику.
Ветерок, потянувший от ручья, был ощутимым. Конец октября в Осетии одно из лучших времен года. Если летом могут замучить ливневые дожди, то осень, как правило, бывает теплой, ласковой. В долинах в дневные часы можно обходиться без теплой верхней одежды, достаточно свитера и легкой куртки. В горах и предгорьях все иначе. Близость заснеженных горных вершин служит надежным тылом для удачных интервенций осенних заморозков. Что "холод не тетка", я ощутил давно, кажется, сейчас это понял и мой охранник. Ему не хотелось подниматься по откосу к машине, чтобы забрать оставленную в кабине, облюбованную до этого солдатскую шинель, он решил послать за ней меня.
Теперь между нами было довольно большое расстояние. У меня появился искус -- рвануть и попытаться скрыться от бандитов. Но я пересилил желание драпать. Не хотел играть роль скрывающейся от охотников, обреченной на смерть, двуногой дичи.
По росту шинель для ее нового владельца была явно длинновата, по объему в груди -- узковата, тем более, что он пытался напялить ее прямо на куртку. Продев левую руку в рукав, бандит положил перед собой ружье, и тщетно пытался всунуть в болтающийся сзади рукав правую. Более удобного момента для нападения трудно представить. Я сделал резкий рывок вперед и толкнул неприятеля обеими руками в грудь. Толчок оказался достаточно сильным. Он отлетел на несколько метров от ружья и со всего маха сел на копчик. Ружье оказалось у меня в руках. Не знаю, смог ли бы я выстрелить в невооруженного, выполняющего мои команды человека, скорее всего -- нет. Мой противник не собирался сдаваться на милость победителя. Саперная лопатка, лежавшая на месте предполагаемой могилы, оказалась у него в руках. Не имеющий представление о рукопашной борьбе человек, вряд ли отнесет саперную лопатку к холодному оружию. Я же знал, что остроотточенная, достаточно увесистая, удобно лежащая в руке лопатка -- оружие опасное, а потому как, совсем недавно, бандит метнул лопатку, чтобы обозначить место могилы, не сомневался -- управляться с ней головорезу не впервой.
-- Брось лопатку на землю. -- Движение ствола придало вес моим словам.
Бандит не выполнил приказание. Его рука с лопаткой взметнулась вверх. Я нажал вначале на один курок, затем на другой. Два равных отверстия, почти соприкасающихся краями, испортили внешний вид шинели. Ружье было заряжено крупной картечью. Выстрел с близкого расстояния не дал ей разлететься, картечь кучно вошла в тело. Пульсирующая кровь устремилась к громадной ране; шинель в районе груди побурела. Лицо бандита мгновенно утратило цвет, характерный для человека, много времени проводящего в горах на свежем воздухе, стало молочно-белым. Он упал на спину. Даже неискушенному в медицине было бы ясно, врач бандиту не понадобится -- он мертв.
Еще в кузове грузовика я заметил, что низ куртки "абрека" топорщился. Моя догадка подтвердилась, -- там находился патронташ, но в нем было всего лишь три снаряженных патрона. Я лихорадочно сорвал патронташ с убитого и бросился вверх по откосу к машине. На ходу перезарядил ружье. Вначале выбрал для засады невысокий бугорок, но затем решил залечь за одним из колес. Оперевшись на руку, внимательно вгляделся в ту сторону, куда скрылся старший бандит. Звук в горах разносится далеко. Конечно же он услышал выстрелы. Темная фигура вынырнула из лесочка совсем не в том месте, где я ожидал. Главарь не торопился, шел медленно. Кажется ружейные выстрелы не были для него сюрпризом, а то, что они прозвучали немного раньше, чем потребовалось бы временим для рыться могилы на двоих человек, бандита не насторожило.
-- Рановато ты меня списал со счетов, -- прошептал я пересохшими губами.
Не знаю от чего, но я почувствовал сильный жар. Я провел рукой по лбу; он был покрыт крупными каплями пота. Руки также вспотели. Я вытер их проведя по штанинам. Во рту было сухо, слюна перестала выделяться и я никак не мог сплюнуть, хоть и предпринял несколько попыток.
"Ты должен сделать это" -- я мысленно попытался убедить самого себя.
Первого бандита я расстрелял в запале схватки, и даже не успел осознать, что лишил жизни человека. Уложить на месте второго технически было несложно. Из укрытия я его отлично видел, расстояние небольшое, с такого не промахнешься; в убойной силе заряда я успел убедиться. Моральное право было на моей стороне -- бандит убил водителя; приговорил к смерти меня, хоть и поручил приведение приговора подручному.
Руки снова вспотели и я опять вытер их о штаны. Плотно прижал приклад к плечу. Мне не хотелось открывать огонь исподтишка, стрелять в приближающуюся фигуру.
-- Алло! -- крикнул я, немного высунувшись из-за колеса. Восклицание было явно не к месту и не ко времени. Я не смог бы объяснить почему оно у меня вырвалось.
-- Алло! -- автоматически повторил я и тут же добавил более подходящую команду. -- Бросай оружие!
Бандит на секунду замер на месте и в следующий момент, выстрелив в падении, откатился за невысокий валун. Меня кажется он не заметил, стрелял на голос. То, что сумел так быстро сгруппироваться, сориентироваться на местности, открыть огонь и выбрать укрытие, свидетельствовало, что противнику не впервой попадать в сложные ситуации и науку выживать он осваивал не теоретически. Второй выстрел бандита оказался более удачным. Пуля пробуравила покрышку колеса, за которым я укрывался. Оно оглушительно бабахнуло рядом с ухом, а затем я услышал шипение и свист спускаемой шины.
В тире из пристреленного личного пистолета я редко делаю промах, сейчас из ружья "промазал". Картечины откололи от каменной глыбы мелкие осколки, рикошетом разлетелись по сторонам, не зацепив укрывшегося там человека. Положение начинало складываться не в мою пользу. В ружье один заряд, в патронташе имелся еще один патрон, но времени для перезарядки нет. У противника в обойме патроны в достатке, да и вторую обойму вставить много времени не потребуется. Укрытие у него надежное, а главное, я утратил фактор внезапности.
-- А ты живучий сука! Ну да недолго тебе осталось жить! -- в голосе моего противника звучала нескрываемая злоба.
Он старался спровоцировать меня на ответную грубость, необдуманные действия, чтобы точно определить, где находится жертва. Я замер. Мы напоминали охотника и хищного зверя, чуящих друг друга, способных уничтожить того, у кого первым сдадут нервы, кто совершит оплошность, ведущую к смерти. Вот только кто из нас охотник, а кто зверь -- это вопрос.
На фоне темной каменной глыбы ствол пистолета был почти незаметен, и лишь отблеск солнечного зайчика от часов, которые бандит носил, позволил мне засечь сжимавшую оружие руку, а затем и плечо.
-- "Не торопись. Ты не должен промахнуться. У тебя больше не будет возможности сделать выстрел", -- я пытался сдержать желание немедленно нажать на курок. Наконец-то я увидел голову, появившуюся из-за камня, мне даже показалось, что наши глаза встретились.
"Он может открыть огонь первым", -- промелькнула ужасающая мысль. я сильнее сжал сощуренный глаз, хотя и знал, что делать этого не следует, плавно надавил на курок. Несколько хлопков, следующих один за другим, свидетельствовали -- бандит тоже выбрал цель. Промазал я или нет, сразу определить не смог. То, что противник угодил не в белый свет, понял через секунду после его выстрела. Пуля попала, скорее всего, в бензобак автомобиля и хоть бензина там оставалась капля, последствия были ужасные. Мне показалось, что машина подпрыгнула немного вверх, а затем опустилась на землю. Взрыв был мощным, пламя моментально охватило противоположную от меня боковую часть кабины. Мне приходилось выбирать -- пуля или огонь. Угроза воспламениться от машины была вполне реальной, и я решил покинуть убежище. Сгруппировавшись, я откатился в сторону. Подсознанием ожидал выстрела, пули вдогонку, но все обошлось. Спасла то ли огненная завеса, то ли что-то еще. Ползком я преодолел десяток метров и только после того, как укрылся за внушительным, подмытым весной разбушевавшейся водой и выдернутым с корнем деревом, всмотрелся в то место, где до взрыва бензобака находился неприятель. Солнце, успевшее подняться достаточно высоко, светило прямо в глаза.
-- "А что если он сменил место?" -- подумал я, пытаясь определить, где противник сумел бы укрыться. -- "Нет, лучше не рисковать, затаиться, а там, будь что будет". Прежде всего, следовало зарядить ружье оставшимся патроном. Справиться с этой задачей было несложно.
Минут пять-семь я лежал неподвижно. Мне слышались неясные шорохи, напоминающие осторожные шаги по гальке. Нервы были на пределе.
"Будь что будет, -- решил я. -- Или пан, или пропал". Рывком я оторвал тело, плохо подчиняющееся команде головного мозга, от спасительной земли, вскинул ружье, готовое выплюнуть смертоносный свинец из стволов. Противник себя не обнаружил. Ветер развернул в мою сторону столб дыма от горящей машины и я был вынужден поменять место. Теперь я был удобной мишенью, выбирай лишь очку прицеливания, но выстрела не последовало.
"На ловушку не похоже", -- решил я. Будь я по другую сторону барьера, давно выстрелил. Осторожно, не опуская ружья, стараясь прикрыть прикладом грудь, я направился в сторону камня, за которым совсем недавно укрывался мой враг. Первое, что я увидел -- пистолет. Рукоятка была в крови, небольшая лужица крови, собравшаяся в каменной выемке, подтверждала -- мой второй выстрел достиг цели. Вряд ли рана была смертельной, если он сумел покинуть убежище. Странным было то, что бандит бросил оружие. Я поднял пистолет, направив в сторону кустарника, спустил курок. Выстрела не последовало. Даже первого взгляда было достаточно, чтобы определить -- заклинило затвор. Это могло произойти просто от падения и удара пистолета о камень, иди же виною был мой точный выстрел, ружейная картечь. Раненому бандиту разбираться в неисправности оружия было недосуг, он предпочел скрыться. В спокойной обстановке починить пистолет пустячное дело.
Я присел на камень. Мной овладело оцепенение. Не хотелось ни думать, ни двигаться. Даже то, что я вышел невредимым из сложной ситуации, выиграл поединок, не приносило удовлетворения. В руке я все еще держал оружие противника. Пучком сухой травы вытер кровь с рукоятки, увидев, что кровь запачкала мою руку, стал оттирать ее. Вынув магазин, оттянул вниз спусковую скобу, перекосил ее, а затем отделил затвор от рамки. Повторив операцию в обратном порядке, водрузил затвор на место. Обойма с легким щелчком заняла свое место. Нажал на курок, но выстрел не последовал -- неисправность не удалось устранить. Ладно, займемся починкой оружия на досуге.
Я с трудом отделался от заторможенного состояния. Подобрав ружье, спустился вниз с откоса. Саперная лопатка не лучшее орудие для рытья могилы в каменистой почве. Камни покрупнее я отбрасывал подальше, мелкую гальку и песок ложил на края.
*******
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
******
Закон Российской Советской Федеративной Социалистической Республики N 1107-I "О реабилитации репрессированных народов".
СТАТЬЯ 3
Реабилитация репрессированных народов означает признание и осуществление их права на восстановление территориальной целостности, существОВАВШЕЙ до антиконституционной политики насильственного перекраивания границ, на восстановление национально-государственных образований, сложившихся до их упразднения...
Председатель Верховного Совета РСФСР
Б.Н. Ельцин
26 апреля 1991 года
г. Москва
********
Постановление Верховного Совета Северо-Осетинской ССР "О создании республиканской гвардии и комитета самообороны Северо-Осетинской ССР"
Учитывая многочисленные просьбы местных Советов народных депутатов, общественных организаций и отдельных граждан об обеспечении безопасности жизни и здоровья людей, государственного суверенитета и территориальной целостости РСФСР, Верховный Совет Северо-Осетинской Социалистической Республики постановляет:
Создать республиканские силы самообороны и республиканскую гвардию как составную часть Российской национальной гвардии.
Образовать республиканский Комитет самообороны...
Председатель Верховного Совета Северо-Осетинской ССР
А.Х. Галазов
15 ноября 1991 г.
г. Владикавказ
*********
Проснулся от того, что почувствовал -- закоченели колени. Шинель, как известно, служит солдату в полевых условиях и матрасом, и подушкой и одеялом, но, если она не соответствует объему и росту хозяина, выполнить все три функции качественно не может. Как я не съеживался, сворачивался калачиком не мог укрыть, хотя бы до икр, незащищенные  голенищами  сапог ноги.
Светлеющая полоска неба просматривалась в отверстие моего убежища. Я не сразу сообразил, где нахожусь. Небольшое, почти квадратное помещение было сложено из известняковых камней. Кроме входа, в который я забрался, отверстий не было. Только тогда, когда напрягая зрения, я разглядел кучу перепревшей растительной трухи и тряпья, вспомнил куда устроился на ночлег. Если с вечера, соседство с мертвецом, проведшим в склепе не один десяток лет, меня не пугало, то сейчас я испытал чувство, близкое к суеверному страху. Мне представилось, я заживо замурован по соседству с покойником, никак не могу поломать каменную кладку и выбраться на волю. Работая локтями и коленями, я задом попятился к выходу из склепа. Я старался не смотреть в ту сторону, где виднелись очертания, напоминающие человеческий скелет и череп.
Морозный, разряженный высокогорный воздух пьянил. Я несколько раз глубоко вдохнул и сделал такие же глубокие выдохи, пытаясь освободить легкие от застоявшегося в склепе затхлого воздуха. Не мешкая, не поблагодарив хозяина за предоставленное для ночлега место, я выбрался на асфальтированную дорогу. Дорожное полотно давно не обновлялось, не ремонтировалось. На каждом шагу встречались выбоины. Кое-где на дороге виднелись скатившиеся с окружающих скал булыжники. Идти было трудно. Ветер рвал полы шинели, дул в лицо. Постепенно дорога стала сужаться. Глубокое ущелье, демонстрируя свою мощь в споре с человеком, старалось оттеснить творение человеческих рук к скалам, свести к минимуму полоску, по которой можно было проехать на автомобиле. Я подошел к краю дороги. Далеко внизу вскипала белой пеной горная река. Я решил, что именно в нее втекает ручей, около которого осталась могила с погребенным солдатом. Метров через двести, за очередным поворотом, меня ожидало неприятное открытие -- кончился асфальт. Теперь стало понятно, почему за дорогой никто не следит. Это означало, что впереди, если и есть селение, то там, скорее всего, никто не живет. Как-то, в трамвае, мне довелось быть свидетелем встречи двух пожилых мужчин -- осетин. Когда-то они жили по-соседству в горном ауле. Но приблизительно в те времена, когда в центральной России была выдвинута и осуществлялась на практике идея об укрупнении малых деревень, хуторов, диктуемая, якобы, экономической целесообразностью, что-то подобное происходило и в Северной Осетии. Тогда жителям небольших высокогорных аулов было предложено спуститься на равнину в большие села или города. Объясняли это тем, что в горах нет условий для нормальной экономической деятельности, мало пригодной для обработки земли; сюда сложно пробить дорогу, провести свет, дать другие блага цивилизации. С тех пор покинутые селения были обречены на неравную борьбу с ветрами, осадками и неумолимым временем. Без заботливой руки человека сторожевые башни, сложенные из грубых камней, жилища, сари, ограды постепенно превращались в развалины с пустыми глазницами окон и хлопающими дверями.
Моя догадка подтвердилась. Каменистая, извилистая дорога вывела меня к небольшой долине. Вход в нее был защищен боевой фамильной башней. Такие башни мне доводилось видеть только на картинках в музее. Верх башни был разрушен и все равно она имела внушительный вид. Низ состоял из монолитных блоков, сцементированных между собой особым раствором. Не знаю, правда ли, но я слышал, что раствор для башен замешивали на специальной извести, молоке и птичьих яйцах и поэтому скорее можно было разрушить камень, чем шов. На уровне второго этажа обычной многоэтажки виднелись узкий бойницы. Одна из бойниц была выполнена в виде креста. Я прошел мимо башни, никем не окликнутый. Последний часовой покинул свой пост никак не меньше сотни лет назад. Горный аул, вытянувшийся по косогору, имел довольно живописный вид; низкорослые, приплюснутые сакли, ровесницы башни, соседствовали с домами, построенными с учетом достижений архитектуры нашего времени, У большинства строений отсутствовали крыши. Причем, если сакли лишились покрытия в результате напора стихии, то к разрушению домов приложил руку человек. Черепица и железо с крыш, оконные и дверные блоки были вывезены или хозяевами или случайными людьми, польстившимися на дешевые стройматериалы. Я прошел по единственной улице. Несколько домов имели довольно приличный вид, но признаков присутствия людей не заметил: не дымились печи, не слышалось разговоров соседей, не раздавались блеяния овец, ни лай собак. Только сейчас я осознал как голоден. В сегодняшний дневной рацион входили остатки маленьких сухариков, несколько горстей, успевшего засохнуть на кустах шиповника. Основу пайка составили подмороженные оранжево-желтые ягоды облепихи, в изобилии росшей по берегам ручья. Я ободрал до крови руки о колючие шипы облепиховых зарослей, зато не только притупил голод, но и наломал веток, облепленных гроздьями мелких ягод, про запас. Однако, для человека, путешествующего в горах, требуется более основательная и калорийная пища. Я решил проверить несколько заброшенных домов. Не надеялся, что там сохранились остатки продуктов, но вот посуда, пригодная для кипячения воды -- должна остаться. Я смог бы заварить витаминный чай из плодов шиповника и облепихи. Обшаривать покинутые жилища -- занятие не слишком достойное, но иного выхода у меня не было. Я облюбовал дом, отличающийся от своих соседей габаритами. Как правило в саклях, и даже домах современной постройки аульчане делали узкие окна с частым деревянным переплетом рам -- стекло в горах всегда было дефицитом, его не просто было доставить из равнины. В этом доме окна были большими и что самое удивительное -- поблескивали целыми стеклами. Не было разрушено ограждение, опоясывающее двор. Я подошел к калитке, толкнул дверь из потемневших от времени, но прочных досок; она не открылась. Мне ничего не оставалось как перемахнуть через забор. Подтянувшись на руках, я оказался наверху сложенного из плоских камней забора; осмотрелся и пригнул на вымощенную из булыжников дорожку. Прыжок был не совсем удачным. Я не успел выпрямиться в полный рост, как из-за крыльца дома выскочила громадная кавказская овчарка. Что-то слишком часто приходится сталкиваться мне в этом путешествии с четвероногими противниками. Собака неслась большими скачками ко мне. Она не лаяла, не рычала, но намерения по отношению к непрошенному посетителю, вторгшемуся в ее владения, были вполне понятны. Я потерял секунды, не смог решить -- выхватить лежащий в кармане нож или же воспользоваться для защиты от собаки дубинкой. Теперь делать это было поздно. Сделай я резкое движение и сжатый в пружину комок, состоящий из мышц и смертоносных клыков, собьет меня с ног, вопьется в горло. У меня не был твердой уверенности, что из схватки вновь победителем выйду я.
Следовало воспользоваться усвоенным с детства правилом -- если рядом с тобой чужая собака, будь спокоен, не показывай вида, что ты напуган, не предпринимай до поры до времени активных действий. Когда-то подобное поведение не раз меня выручало. Сейчас я не был уверен, распространяется правило только на дворняжек или оно действительно и по отношении к кавказским овчаркам. Однако, выбор как себя вести был крайне ограничен. На всякий случай, я чуточку приподнял плечо и локоть выставленной вперед левой руки, намереваясь защитить от клыков горло и был в готовности нанести удар ногой по корпусу собаки, если она попытается в прыжке добраться до меня. Кажется пес прошел хорошую школу, охраняя стада овец, по крайней мере, он знал как себя вести с посторонними, не тратил сил на бессмысленную ярость. Не добежав до меня метров пять, оставив запас для короткого разбега и броска, собака уселась на землю и уставилась на меня налитыми кровью глазами. Она тяжело дышала. Красный язык то и дело вываливался наружу; по углам пасти скапливалась слюна и тонкой струйкой сбегала на землю.
"Уж не бешенная собака? -- промелькнула мысль. -- Нет". -- Я пытался загасить беспокойство, так как имел слабое понятие о поведении бешенных собак. Слышал, что они вроде не виляют хвостом. Присмотрелся к сидящему напротив одомашненному чудищу и невольно вздрогнул -- хвост был неподвижен. Играть в гляделки мне быстро надоело. Я попытался потихоньку переместиться в сторону калитки, в надежде, что изнутри смогу ее открыть и покинуть негостеприимный двор, но мой маневр был замечен и пресечен на корню. Волкодав еще больше ощерился и угрожающе зарычал. В рыке не слышалось злобы, но предупреждение было явственным -- "сиди не рыпайся". Я лихорадочно стал перебирать в памяти собачьи клики, но не одна из них не вязалась с обликом лохматого, здорового пса. Остановился на "Джульбарсе".
-- Джульбарс, прости, что вторгся в твои владения, мне надо идти, -- голос звучал заискивающе. Собака наклонила голову.
Я воспринял это как разрешение и сделал небольшой шажок. Волкодав обогнул меня, отрезая путь к калитке. Теперь издаваемый звук был лишен миролюбия. Шерсть на загривке у собаки вздыбилась. Она оскалила пасть. Слюна еще сильнее закапала на землю. Собака клоцнула зубами. Было похоже, что она тренируется, отрабатывает упражнение. Я представил, как клыки впиваются в тело. Картинка была не для слабонервных.
-- "Придется доставать нож, -- принял я решение, -- без
драки нам не разойтись".
Выполнить намерение не пришлось. Я услышал скрип дверей. На пороге дома появился высокий, худощавый мужчина. Одет он был в особого покроя гимнастерку из зеленой защитной ткани. От военной, гимнастерка отличалась большими накладными карманами и воротником. Спортивные брюки с цветными лампасами заправлены в белые шерстяные носки. Обуви на ногах не было. Лицо и шея мужчины по цвету напоминали бронзу. В поджаром теле не имелось и грамма лишнего веса; казалось горный ветер и близкое солнце высушили и задубили тело, сделали его невосприимчивым к погоде. Возраст мужчины я не смог определить: ему могло быть и пятьдесят и все восемьдесят.
"Казбек, место!" -- Мне показалось, что мужчина нисколько не удивился появлению во дворе незнакомого человека. Он не выказал никаких признаков беспокойства, или испуга, хотя мой вид не внушал доверия -- шинель со следами картечи и крови, мохнатая шапка. Собака моментально выполнила команду и скрылась за домом.
-- Добрый день, извините, что перелез через забор. Я думал, здесь никто не живет, попал в переделку, думал отыскать посуду, пригодную для кипячения воды.
Кажется, извинение было принято. Мужчина широко распахнул дверь и произнес:
-- Заходите. В этом доме гостю всегда рады.
Чтобы показать свое миролюбие, не беспокоить хозяина, я не стал подбирать оброненную дубинку. Мужчина пропустил меня во внутрь застекленной веранды. Вблизи я увидел, что лучики, собравшиеся у кончиков глаз хозяина дома, были светлее, чем остальная кожа на лице, видимо, он имел привычку щурить глаза на солнце, и глубокие морщины, оставленные годами, загорели только сверху. Теперь я с уверенностью мог сказать, мужчине больше шестидесяти лет, хоть и выглядел он крепким, не истрепанным временем.
В осетинских семьях гостя и хозяина обслуживают женщины, а за большим праздничным столом, за который усаживаются одни мужчины, младшие, безусые юноши. Из-за отсутствия тех и других хозяин сам хлопотал, выполняя долг гостеприимства. На невысокий, резной трехногий стол, он поставил три стопки, два больших стакана, стеклянный графин, наполненный темно-коричневым напитком, с пенящимся шлейфом у основания горлышка и еще один небольшой графинчик с прозрачной жидкостью. Отлучившись на минуту, хозяин вернулся с завернутым в чистую тряпку белым кругом осетинского сыра, большим куском вареного мяса и лавашем.
-- Гостя принято встречать тремя пирогами, -- хозяин жестом остановил мою попытку помочь накрыть на стол, -- но я тут один остался, лаваш испечь могу, а пироги женских рук требуют.
Мне не раз доводилось отведать блюдо, которое можно отнести к национальным осетинским -- три пирога. Я даже помнил их название: пироги из мяса -- фыдчин; сыра -- олибах, листьев молодой свеклы с сыром -- цахараджин. После двухдневной диеты, о пирогах я и не мечтал, то угощение, которое было выставлено  гостеприимным хозяином, казалось мне царским.
Хозяин, заметив, как я сглотнул слюну, засуетился, наполнил три рюмки из маленького графинчика -- одну протянул мне, вторую взял себе, третью по обычаю оставил на столе. Тост был коротким.
-- Поднимем бокал за покровителя нашего Уастырджи, да благословит он нашу путь, поможет во всех делах и начинаниях.
Я имел смутное представление о традициях и обычаях людей, на чьей земле мне довелось служить. О том, что Уастыржи или Святой Георгий, один из наиболее почитаемых осетинами богов, покровитель воинов, охотников, путников, помогающий им в делах и дороге, знал. По обычаям, я должен был поддержать тост, выпить только после того, как старший осушит свой бокал.
-- За сказанное, -- мне пришлось отделаться тостом, к
которому прибегают лишенные дара красноречия люди, подождав хозяина, я выпил рюмку.
А вот терпения, дождаться, когда он начнет есть, у меня не хватило. Я отломил большой кусок лаваша и с такой жадностью набросился на мясо, что самому стало неудобно. Хозяин, казалось, не замечал с каким остервенением я откусываю большие куски хорошо проваренного мяса и проглатываю их почти не жуя. Сам он, налегая на сыр, отщипывая небольшие белые кусочки от круга. Не дожидаясь, пока я утолю накопившийся голод, хозяин налил в стаканы темный пенящийся напиток. Дегустатор из меня никудышный, но я определил, что из рюмок мы выпили араку -- напиток из кукурузы, близкий родственник российского самогона и виски, приготовленный методом перегонки из сброженной кукурузной массы. В отличие от самогона, здесь вместо дрожжей применяются в качестве сбраживающего материала пророщенные кукурузные зерна. Темный напиток был ни чем иным, как осетинским пивом. Своими вкусовыми качествами оно сильно отличалось от знакомого нам по пивным ларькам, барам, бутылкам и банкам, одноименного напитка. В селах, где придерживаются старых рецептов, пиво варят в больших котлах, из воды, набранной в горных источниках. В качестве компонентов используют ячмень и хмель, выращенный в горах. Кипятят на медленном огне несколько суток, не прекращая процесс ни днем ни ночью, постоянно помешивая густеющую массу. От привычного нам пива, сваренный напиток отличается темным цветом, густотой, сладковатым вкусом. Увидев, что я справился с очередной порцией мяса, хозяин снова налил рюмки. Подняв свою, он произнес очередной тост:
-- Предки завещали нам, что гость божий дар. Гость -- всегда радость в доме. Выпьем за то, чтобы встреча была не последней, чтобы удача сопутствовала тебе в делах.
Как ответить на тост хозяина, я не знал. Отделаться фразой за сказанное, было не совсем удобно. Я напряг извилины и выдал, не знаю к месту или нет.
-- За то, чтобы порог этого дома переступали желанные гости!
Себя к таковым я отнести не мог. Однако, знал, что горцы с молоком матери впитывают обычай -- хозяин никогда не покажет недовольства, кто бы не переступил порог его дома. В городе обычаи предков утрачиваются быстрее, в сельской местности, особенно в небольших поселках традиции свято чтут. Позор для хозяина, если гость не обогрет, не накормлен, лишен ночлега, защиты.
Мужчина, выросший в горах, никогда не проявит излишнего любопытства, не станет расспрашивать гостя, какими ветрами занесло.
Я это понимал, решил сам рассказать хозяину, о том, что со мной приключилось. Он выслушал рассказ молча. Только когда я закончил повествование, произнес:
-- Ты запомнил хотя бы одно слово, которым они обменялись на своем языке?
Я отрицательно качнул головой. В той обстановке, я и не пытался уяснить смысл сказанных слов. Кроме гортанной интонации, характерной для многих представителей Северного Кавказа и Закавказья, я ничего не усвоил. Это могли быть осетины и ингуши; чеченцы и грузины, жители Дагестана и азербайжданцы, десятки других представителей народов, живущих в кавказской части России или странах, ранее входивших в СССР.
После третьего тоста, очередной рюмки араки, запитой пиво, уплотненной мясом и сыром, я почувствовал легкое опьянение. Событие, предшествующие моему появлению в горном селении, казались мне чем-то далеким, не реальным. У меня не было сил ни двигаться, ни говорить, зато хозяин как это свойственно людям ограниченным длительное время в общении разговорился. Из рассказа стало ясно, я почти не ошибся в выводах: поселок, в свое время был оставлен жителями. Мой хозяин, Таймураз (по осетинскому обычаю даже младшие обращаются к старшим без отчеств), заработав в городе пенсию, пятый год предпочитал летом жить в селении, где родился и вырос. Вместе с ним в летнюю пору жили, как на даче, еще несколько человек. Но с наступлением холодов бывшие аульчане, вновь вернулись в городские дома, Таймураз не спешил, ждал после ноябрьских праздников приезда сыновей. Домой собирался увезти солидное подспорье к городскому меню -- мясо выращенных в горах баранов и двух годовалых телков, сыр из овечьего молока, собранные в горах ягоды и травы.
На мое сообщение о беспорядках в Южном, хозяин реагировал довольно бурно.
-- И что люди не поделят? Бывало и раньше между осетинами и ингушами из соседних селений возникали проблемы. Не всегда отношения можно было назвать дружескими, но и враждебными они не были. Нам даровано одно небо, одни горы, одна земля. Всевышний определил быть соседями, и не в воле людей изменить это.
Засиделись мы допоздна. В начале ужина, я несколько раз клевал носом. Хозяин намеревался отправить меня спать, но ко мне пришло второе дыхание, сон улетучился. Со мной такое бывало частенько, особенно в карауле, где начальнику отведено на отдых несколько часов в дневное время. Прободрствуешь ночь, ни на минуту не сомкнешь глаз, устанешь неимоверно, а заснуть, в положенное по инструкции время никак не можешь. Так и перебиваешься без сна, зато последующую ночь дрыхнешь как убитый. Таймураз начал поглядывать на часы, деликатно намекая, что пора на покой.
Я помог убрать со стола, вымыл посуду. Указав мне место для ночлега в небольшой, теплой комнате, хозяин удалился в соседнюю. Я не спешил с отбоем. Решил внимательнее осмотреть взятый в качестве трофея пистолет. Вынул обойму. В спокойной обстановке без труда обнаружил неисправность. Щелчок, прозвучавший после нажатия на курок, подтвердил -- оружие к бою готово. Преодолевать обратную дорогу, имея на вооружении не только дубинку и нож, было куда безопаснее.
Улечься в постель я не успел. Во дворе раздался непонятный шум, сопровождаемый вначале злобным рычанием, а затем, непрерывным громким лаем. Казбек то ли изменил привычке не расточать силы на запугивающий лай, то ли ситуация была несхожей с моим проникновением во двор, требовала от пса иной реакции.
-- Кто-то чужой шастает по двору, -- Таймураз стоял в дверях. Он не скрывал тревоги. В руках хозяин держал старенькое ружье.
-- Чужой? Откуда здесь взяться чужому человеку? -- удивился я.
Преодоленный за двое суток нелегкий путь в моих глазах был доводом, опровергающим слова Таймура. -- Может какой-нибудь зверь забрался?
-- Нет, на зверя Казбек лаять не стал бы, завалил и все, -- хозяин досконально знал привычки пса.
Прозвучавшие во дворе один за другим несколько ружейных выстрелов, подтвердили правильность догадки. Собака взвизгнула от боли, видимо, именно она являлась мишенью. Таймураз рванулся к выходу, на выручку к четвероногому другу.
-- Куда? Если схлопочешь пулю, собаку не спасешь, -- остановили хозяина не мои слова, а то, что я успел схватить его за руку. -- В доме один выход или есть еще?
Мой вопрос не сразу дошел до Таймураза.
-- Дверь одна, но можно выбраться через чердак, туда ведет люк из коридора, а снаружи приставлена лестница, -- после некоторого промедления, выдал информацию хозяин.
Я попытался восстановить в памяти расположение дома и примыкающих к нему строений. Изучал я их довольно долго, пока сидел на заборе, прежде чем спрыгнул во двор, кроме того, раза два выходил проветриться, освободить место для домашнего пива. По моим расчетам получилось, что лестница, ведущая на чердак, расположена в том районе, откуда раздавались выстрелы. Таймураз подтвердил мое предположение, добавив, что стреляли около сараев, в которых находилась скотина -- бычки и овцы.
Мой план был прост. Непрошенные гости, поняв, что их присутствие обнаружено, скорее всего будут держать под прицелом окна и двери, про чердачный лаз они могут не знать, этим следует воспользоваться. Предпримут неизвестные нам люди попытку проникнуть в дом, зависело от того, кто они, и что им надо. Тут было над чем поразмыслить. Если прибыли по моим следам, чтобы расквитаться за смерть сообщника, похороненного у ручья, во что я признаться не очень верил, будет штурм дома. Если цель скот и имущество хозяина, то, возможно, убийство не входит в планы грабителей, они ограничатся тем, что блокируют нас в доме. В этом случае, о том, что хозяин в доме не один, они возможно не ведают. Тогда есть смысл их об этом оповестить, сделать это следует эффектно, появиться внезапно.
Мы распределили с Таймуразом роли. Я забираюсь на чердак, осматриваюсь, далее по обстановке, или если засеку неприятеля, открываю стрельбу, или же спускаюсь во двор, попытаюсь выяснить, кто к нам пожаловал. Хозяин, переместившись к входным дверям, соблюдая меры предосторожности, предпримет отвлекающий маневр, выстрелит из обоих стволов, в форточку небольшого оконца, расположенного в коридоре и затаится.
Небольшая чердачная дверца была закрыта на задвижку изнутри. Я открыл ее, осторожно выглянул наружу. Ровный лунный свет заливал двор. Ничего подозрительного, присутствия посторонних я не обнаружил, то ли неведомые пришельцы покинули двор, то ли умело замаскировались. Что же, сейчас проверим. Таймураз внес в согласованный план свои коррективы.
Вместо того, чтобы выстрелить в оконце и залечь, он толкнул входную дверь, пригнувшись, выскочил на крыльцо и прокричал в затаившуюся темноту:
-- Сюда, сволочи. Посмотрим кто кого.
Спасло Таймураза от смерти чудо. Приподнявшийся на локтях человек держал под прицелом дверь и, естественно, мог выстрелить по четко обозначившейся в дверном проеме цели, раньше чем я успел бы совершить прицельный выстрел в него. Однако залегший в засаде, профессионалом не был, выбрал неудачную позицию, не позаботился об упоре для ствола. При поспешном движении, локти, приготовившегося к стрельбе мужчины, соскользнули на обледеневшей, натрушенной перед укрытием соломе, которую он использовал в качестве подстилки. Кучный заряд дроби, крупными оспинками. обезобразил, входную дверь, слева от стоящего на крыльце Таймураза.
Времени для тщательного прицеливания у меня не было. Я дважды нажал на курок, почти уверенный, что промазал. Однако, вырвавшийся, у лежащего на земле человека стон, свидетельствовал, что мне на инспекторских проверках заслуженно ставили по стрельбе "отлично".
Таймураз спрыгнул с крыльца, распластался за невысокой поленницей нарубленных дров. Я боком протиснулся в чердачную дверцу, поставил одну ногу на лестницу. В спокойной обстановке, спуск не составил бы особого труда, но сейчас я должен был сосредоточить внимание не на лестнице, а на обстановке во дворе. Мое предчувствие, что нас посетил не один гость оправдалось. В крайнем сарае скрипнула дверь, и оттуда выскочили еще два человека, вооруженных ружьями. Таймураз их тоже заметил. Его выстрелы прижали незнакомцев к земле. Ружье не автомат, нуждается в перезарядке. Таймураз лихорадочно разломил ружье, стал загонять патроны в стволы. Секунду я размышлял не вернуться ли на чердак, оттуда легче контролировать обстановку, но понял, что упустил момент. Начни обратный путь, станешь легко уязвимой мишенью.
Стрелять по прижавшимся к земле людям с лестницы, несмотря на то, что они были как на ладони, мне не с руки, так как я находился к ним спиной. Разворачиваться не было времени
Я сгруппировался и прыгнул вниз. Острая боль пронзила левую ногу. На мгновение у меня потемнело в глазах, но я быстро пришел в себя.
Бандиты, не ожидавшие активного сопротивления, были в замешательстве. Обстреляв поленицу, они, видимо, тоже перезаряжали ружья. Я подумал, что не следует забывать об их подстреленном напарнике. Если рана несерьезная, он занимает более выгодную позицию для огневой дуэли со мной и Таймуразом. Тревога оказалась напрасной. Бандит очнулся, но не помышлял о том, чтобы снова открыть стрельбу. Ружье валялось на земле, а он, зажав окровавленное плечо, перевернулся на спину и, отталкиваясь обеими ногами, напоминая движениями пятящегося рака, перемещался к сообщникам. Довершить дело, пристрелить бандита и тем самым сравнять число нападающих с количеством отстреливающихся, для этого не нужно быть снайпером. Но мне это претило.
На моем счету на этой неделе уже был покойник, добивать безоружного, занятие не достойное мужчины. Таймураз, кажется придерживался этого же правила. Два его выстрела предназначались не раненому, а залегшим у сарая неприятелем. О том, что им доводилось попадать в перестрелки свидетельствовало то, что бандиты умели просчитывать время на перезарядку. Ответив залпом на выстрелы Таймураза, они, делая зигзаги, побежали к воротам. По дороге один из отступающих подхватил под мышки схлопотавшего пулю товарища. По моим подсчетам, Таймураз уже должен был перезарядить ружье, но огонь на поражение он не открывал, как, впрочем, и я. Хлопнула калитка. Я отдал должное бандитам, они продумали даже мелочи. Насколько я помнил, Таймураз перед сном проверял запор, блокирующий вход.
После того, как мы убедились, что непрошенные гости ретировались, настало время провести рекогносцировку местности.
Таймураза в первую очередь интересовал вопрос: где собака и что с ней? Казбек лежал в нескольких метрах от входной двери в сарай. Кусок темной ткани, со следами крови, свидетельствовал о том, что, по крайней мере, один из ночных посетителей познакомился с клыками собаки. Выстрел, произведенный с близкого расстояния, разнес псу голову.
-- А я пожалел этих сволочей, не стал стрелять вдогон, -- по тому, каким Таймураз произнес фразу, было понятно, доведись ему снова схлестнуться с бандитами, щадить не стал бы.
В длинном, сколоченном из досок сарае было темно. Таймураз зажег керосиновый фонарь, прикрепленный к столбу. Картина, открывшаяся нашим глазам, в какой-то мере объясняла цель ночного визита. На полу лежали несколько баранов, овец и два бычка с перерезанными шеями. Остальные овцы, свидетели ночного разбоя, сбились в угол.
-- Вот сволочи, -- Таймураз в сердцах сплюнул на пол. --
Чтоб их женщины никогда не снимали траурных одежд.
Пожелание было страшным, но разве заслуживали иного те, кто посягнул на результаты чужого труда, кто готов был расправиться с хозяином, оценив его жизнь в стоимость нескольких баранов и двух бычков.
-- Помоги разделать туши, -- хозяин спешил освежевать
забитых животных, пока они не застыли.
-- Как же они собирались унести столько мяса? -- спросил я. -- Приподняв крупного барана, я зацепил за специальный металлический крюк, позволяющий разделывать тушу на весу. -- На машине сюда не проехать, на дороге завал.
-- Проехать можно. В горах лавины каждую осень разгребать приходится. Только мне сдается, они не на машине приехали, а на лошадях и не с той стороны, откуда ты пришел.
-- Из Ингушетии? -- высказал я предположение, так как знал, что после долины, в которой располагался поселок, тянется длинное ущелье, за ним вздыбилась горная гряда, естественный разграничитель земель, принадлежащих двум республикам.
-- Скорее всего, -- Таймураз помолчал, затем добавил. -- Давненько у нас в горах не было открытого разбоя. Пожалуй в войну и сразу после нее, когда в горах скрывались вооруженные дезертиры. И вот опять. Ты думаешь, почему я не стал добивать раненного, почему не стал стрелять в спины убегавшим? Не хочется кровников иметь. Пролить кровь, убить человека, да еще в запале, легко. А что потом? Потом пойдет ответная реакция, кровавая лавина, которую невозможно остановить. Зуб за зуб, око за око, жизнь за жизнь.
Провозились мы до рассвета, разделали туши животных, затем на дальнем конце двора у забора закопали убитого пса.
Спал я на широкой деревянной кровати. Матрас и одеяло заменяли хорошо выделанные овечьи шкуры. Таймураз предложил мне дождаться приезда сыновей, и с ними спуститься вниз. Я не знал, как поступить, не мог ждать целую неделю, но оставлять старика одного, когда визит ночных гостей мог повториться -- тоже непорядочно. Заснул я, так и не приняв окончательного решения. Недаром говорят: "утро вечера мудренее".
Нас разбудили гудки машины, уткнувшейся радиатором в калитку. Сыновья Таймураза приехали за отцом раньше установленного срока. Дорога в горах их немного задержала -- всю ночь пробивали завал. Из слов сыновей стало ясно -- в пригородном районе Владикавказа творится что-о необъяснимое, идут вооруженные столкновения ингушей и представителей правопорядка Осетии.
*******
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
*******
Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину
Председателю В.С. Р.Ф.  Р.И. Хазбулатову
Народным депутатам Р.Ф.
Изучив проект Закона РСФСР "Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации", мы руководители местной администрации, представляющие территорию проживания ингушей: Сунженского, Малгобегского, Назранского районов и пригородного района Северной Осетии, выражая волю и мнение ингушского народа, обращаемся к вам... по вопросу восстановления ингушской государственности, в статусе Ингушской Республики с административным центром в правобережной части города Владикавказа как это и было до 1934 года до начала сталинского геноцида, с настоятельной просьбой:
........
2. Предельно сократить сроки решения ингушской проблемы, поскольку власти Северной Осетии, используя преступные методы систематически нагнетают обстановку в регионе, провоцируя население в республике на межнациональные столкновения.
...Ингушский народ никогда не примирится с ролью гостя в собственном доме, не примирится с потерей правобережной части города Владикавказа, Пригородного и части
Малгобекского районов. Попытки сохранить существующий статус -- поэтапно отторгнутых Сталиным территорий -- это путь в дальнейшей дестабилизации и росту напряженности в регионе.
Подписи председателей С/Исполкомов -- 20 подписей
и другие 32 подписи.
28 марта 1992 года.
**********
Закон Российской Федерации "Об установлении переходного периода по государственно-территориальному разграничению в Российской Федерации".
..........
Статья I. Установить переходный период по государственно-территориальному разграничению в Российской Федерации до 1 июля 1995 года.
........
Статья 3. Самовольные захваты территорий и изменение территориальных границ запрещаются.
Любые действия, направленные на самовольные захваты территорий и изменение границ в Российской Федерации, являются преступлением против России и влекут уголовную ответственность согласно действующему законодательству.
Президент  Российской Федерации
Б.Н. Ельцин.
3 июля 1992
г. Москва. N 3198--I
*******
Владикавказ встретил нас темными окнами домов. Была глубокая ночь, большинство жителей крепко спали. Припозднились мы из-за сборов. Таймураз не ждал сыновей и не был готов к отъезду. Пока свежевали оставшихся баранов и овец, распихивали вещи, которые старик наметил взять с собой, прошло немало времени.
Меня высадили у подъезда дома, где я по договору снимал квартиру. Есть такая палочка-выручалочка в решении квартирных проблем военнослужащих. Суть ее в том, что офицеры и прапорщики, убывающие за границу, на Дальний Север или другие места, имеющие особый статус, права на владение квартирой не лишаются, бронируют жилплощадь.
Закрыв вещи в одной из комнат, ключи сдают в часть. На время отсутствия основного хозяина, свободными квадратными метрами пользуется кто-нибудь из бесквартирных очередников части. Выгода взаимная. На своем опыте я в этом убедился.
И мне хорошо. Офицеру-холостяку отдельную жилплощадь получить практически невозможно, квартир семейным не хватает. А тут тебе пожалуйста: все удобства, никаких сварливых хозяек, покой и условия, несравнимые с жизнью в офицерском общежитии. Хозяева свой интерес имеют -- не надо оплачивать квартплату и коммунальные услуги, да к тому же бесплатный сторож в наличии. Конечно, квартирант разный попадается, может так загадить квартиру, что потом не отчистишь, но он не пришлый с улицы, управу в части на временного жильца найти можно, по крайней мере косметический ремонт оплатит. Бывает временному жильцу квартиры повезет. Если хозяин возвращается для продолжения службы в другой гарнизон, там обеспечивается жилплощадью, то его квартира может перейти к тому, кто получить постоянную прописку по этому адресу и не мечтал.
Мое жилье находилось на пятом этаже последнего подъезда кирпичного дома. Но я не торопился домой, несмотря на позднее время, решил нанести визит в соседний подъезд. Была в этом доме квартира, где моему приходу всегда были рады.
-- Кто там? -- в приглушенном двумя дверьми, женском голосе испуга не слышалось. Я неплохо знал характер хозяйки квартиры. Поздний звонок мог ее удивить, но не испугать.
-- А кого ждете? -- я попытался изменить голос, но мой фокус не удался.
Щелкнули замки вначале одной, а затем другой двери. Две теплые, мягкие руки обвились вокруг шеи. Мое лицо оказалось на уровне выреза ночной рубашки, я вдохнул запах молодого тела, расслабленного здоровым, крепким сном.
-- Живой, а я уж чего не передумала. В полку только и разговоров о твоем исчезновении.
-- Откуда информация?
-- Откуда, откуда. А то ты не знаешь, что в дивизии моя школьная подружка на узле связи служит?
Мягкие чуточку припухшие губы вначале слегка коснулись моих, а затем впились, лишая возможности наполнить легкие кислородом. Я не сразу сообразил, что влага на моих щеках это ничто иное, как слезы прижавшейся ко мне женщины.
-- Ну что ты, малышка, разве можно погибнуть, зная, что ты ждешь.
Я был немножко удивлен подобной реакцией. Да, мы оба дорожили нашими отношениями. Особенно не афишируя их, давали друг другу то, без чего жизнь молодой женщины и молодого мужчины не может быть полноценной. Но я как-то уверил себя, что далеко идущие планы создания семьи, рождение детей Алла со мной не связывает. По крайней мере, от нее я эти утверждения слышал не один раз. В отличие от меня -- закоренелого холостяка, Алла успела, как она выражалась: "сходить замуж".
Хождение оказалось недолгим. Муж, бывший одноклассник, окончив местный Горнометаллургический институт работал в фирме родного дяди по материнской линии, привозил большими партиями из Москвы, а бывало и из-за границы импортные телевизоры, видеомагнитофоны, бытовую технику, начинающие входить в моду среди деловых людей персональные компьютеры. Дядя спонсировал, ссужал деньгами, а Аллин супруг разрабатывал стратегию и тактику развития фирмы, осуществлял закупку, контролировал работу магазинов, занимающихся продажей техники. Трудился много, но зато и хорошо наваривал. Большие деньги, они не каждому по плечу. Попробуй удержись от соблазна. Пристрастился к крепким спиртным напиткам. Было у Аллы подозрение, что начал травкой баловаться, покуривать для кайфа. Дальше, больше. Стал налево похаживать, вначале тайком, когда бывал в отрыве от дома, а затем, внаглую, мог не приходить ночевать по трое-четверо суток, ссылаясь на занятость на работе.
Алла пыталась поговорить с мужем серьезно, но кроме оскорблений и грубости ничего не услышала. Попробовал воздействовать на племянника дядя, тот клятвенно обещал изменить образ жизни, но слово не сдержал. Алла подала на развод. Муж вначале воспринял это как личное оскорбление, угрожал физической расправой, но в результате еще одного разговора с дядей, присмирел. После развода, однокомнатная квартира, свадебный подарок дяди мужа, по настоянию дарителя, остался за Аллой. Бывший супруг особенно не возражал, при его доходах, приобрести жилье не проблема.
Вначале Алла хотела квартиру продать и уехать к родителям. Ее отец, прослужив в армии тридцать лет, уволился буквально накануне свадьбы. Во Владикавказе жить после увольнения в запас родители Аллы не захотели, выдав дочку замуж обменяли квартиру на Подмосковье, поближе к родственникам. Однако поразмыслив, Алла решила не торопиться с переездом -- удерживали школьные и университетские друзья, привычный круг общения. Да и работу жаль было оставлять. Проработав два года на ниве просвещения, Алла, вместе с подругой, организовали фирму по подготовке детей к школе. Дела пошли неплохо, фирма крепла, расширялась. Сотрудники, не говоря об учредителях, получали зарплату, которая учителям и не снилась.
На личном фронте дела складывались нормально. По крайней мере, выбор из претендентов, предлагающих руку и сердце был. Своих серьезных намерений не скрывали университетский приятель, давний воздыхатель, исчезнувший из поля зрения после Аллиного замужества, вновь появившийся на горизонте после развода, а также заместитель председателя солидной строительной организации, познакомившийся с Аллой на турбазе, где она отдыхала с подружкой. Окончательного выбора Алла не сделала. От меня информацию о соперниках не скрыла, на том основании, что в потенциальных женихах не числила.
С Аллой судьба нас свела месяца через два после ее развода.
Я опаздывал на работу. Не потому что проспал. Такого за мной не водится. Вышел из дома как обычно, с зазором в полчаса. Но что-то случилось на трамвайных путях, трамваи не ходили. В автобусы, по этому случают втиснуться не было возможности, они набивались на месте старта, и большинство водителей, высаживали пассажиров, если те собирались выходить не на остановках, а предусмотрительно притормозив в полусотне метров до них. Я решил половину дороги пройти пешком, там глядишь тронутся выстроившиеся в длинную очередь трамваи, а может удастся остановить такси или попутчика-частника. Темп ходьбы я задал достаточно высокий, несмотря на то, что немного побаливала нога, обогнал несколько десятков человек, махнувших на общественный транспорт и шагающих вдоль трамвайной линии.
И все же, на ходока-марафонца я не тянул, никак не мог угнаться за стремительно двигающейся женщиной. Если быть до конца откровенным, физическая закалка позволяла мне повысить темп движения, но тогда я лишился бы возможности наблюдать легкое покачивание умопомрачительных бедер, то появляющиеся, то исчезающие, под колышащейся в такт шагам юбкой, подколенные впадинки на стройных ногах, прямую, с развернутыми по-спортивному плечами, спину, длинную красивую шею, густую, отливающую бронзой, копну волос. К мужчинам, чересчур озабоченным сексом, я себя не отношу, но тут, словно загипнотизированный, не мог отвести взгляд, по моим понятиям, идеальной, с тыльной стороны, женской фигуры.
"Скорее всего, хорошо сохранившаяся женщина бальзаковского возраста, из бывших спортсменок, которая до сих пор увлекается аэробикой или каким-нибудь шейпингом". Я попытался выдвинуть аргументы, способные остудить интерес к незнакомке. Было у меня одно маленькое правило, сформулированное для себя самого: женщина, с которой я намеревался перейти от стадии шапочного знакомства или приятельских отношений к более близким, должна отвечать, по крайней мере, двум условиям: быть хоть на несколько дней, но моложе меня; по внешности не уступать предыдущей подружке. О характере, душе избранницы я не думал -- так как в мои планы, на ближайшие годы создание семьи не входило.
Ближайшая цель, которую я себе определил -- поступление в академию. Получу академический значок, дальше видно будет. Какие мои годы.
Аварийная машина, вызванная из трамвайного парка, устранила причину, остановившую движение. Трамваи зашевелились, короткими рыками устремились вперед. Люди принялись штурмовать сгрудившиеся от остановки до следующей остановки вагончики. В какой набилось пусто, в какой густо.
Тот, в который успели заскочить женщина, а следом и я, пассажиров запрыгнуло сверх всякого норматива. Меня так притиснули к спине незнакомки, что продолжайся наш маршрут немного подольше, существовала реальная угроза приросту, и будем составлять видоизмененный вариант "сиамских близнецов" из особи мужского и женского пола. Лица женщины мне так и не удалось разглядеть.
Версия, что она перешагнула тридцатилетний рубеж отпала, после того, как я увидел нежную кожу шеи и щеки незнакомки.
Первый, значительный выплеск пассажиров, по моим расчетам, основывающимся на ежедневных наблюдениях, должен был состояться через три остановки. Несмотря на толчки в бока, спину, в тайниках моих желаний вызревало одно -- пусть трамвай добирается до остановки как можно дольше.
Мне хотелось вдыхать запах тонких французских духов, чувствовать магическое тепло соседки, ощущать прикосновение ее локона к моей щеке. И неважно, что все это мне не предназначалось, я воровал запахи и прикосновения, воспользовавшись ситуацией, беспомощностью соседки. Стыда не было.
Трамвай громыхнул дверью, выпуская большую порцию одуревших от давки пассажиров. Стремящихся пополнить наш вагон, не находилось, идущие впереди трамваи подобрали всех желающих уехать. Я отодвинулся к заднему окну, женщина переместилась к выходу. Сознание того, что на следующей остановке незнакомка выйдет, и загадка соответствует ли ее лицо фигуре, или господь не столь расточителен, оделяя прекрасным одного человека, так и останется неразгаданной, заставило меня действовать активно.
Я посмотрел на часы. До утреннего построения на развод временной зазор имеется минут тридцать. Добраться до плаца успею, если даже дальше опять придется идти пешком. Рискнем.
Я сошел следом за женщиной. Никак не мог придумать начальную фразу. Банальное: "Извините, не подскажете который час?" или не менее избитое "Не знаете, где здесь ближайший телефон-автомат?" были неуместны. Так обычно останавливают идущих навстречу, я же был в роли догоняющего.
Внезапно незнакомка резко остановилась, и повернулась ко мне. Теперь я смог разглядеть ее лицо. Таким женщинам не льстят упоминанием о великолепной фигуре, за неимением других достоинств. Ее лицо было более чем приятным. Небольшой нос, с едва заметной горбинкой, огромные темные глаза, четко очерченные губы и все это в обрамлении волнистых непокорных прядей.
-- Что же дальше? -- Голос был спокойным, мягким, в нем не чувствовалось ноток раздражения.
-- В каком смысле? -- я не уловил суть вопроса.
-- В прямом. Я промолчала, когда вы в трамвае ко мне прилипли.
-- Да не прилипал, меня притиснули. -- Я не дал ей договорить, попытался оправдаться за то, что не смог сдержать напор толпы.
-- Ну если только притиснули, -- едва заметная улыбка промелькнула на ее губах. -- Значит, вы меня догоняли, чтобы принести извинения?
-- Нет, -- брякнул я. -- Вы мне очень понравились.
-- Понравилась? -- хмыкнула бывшая соседка по трамвайной прессовке. -- Ведь вы могли изучать только мой затылок.
Я не мог припомнить, когда краснел в последний раз, а тут почувствовал, как к лицу прихлынула кровь. Кажется, этот факт не ускользнул от женских глаз.
-- А вы на работу не опаздываете? -- вопрос позволял мне ретироваться без окончательной утраты чувства собственного достоинства.
Я взглянул на циферблат своих "командирских". Кивнул головой, что следовало понимать: "заговорился я тут", и развернулся назад к трамвайной остановке.
-- Товарищ капитан, а номер моего телефона вы не хотите узнать?
Я поверил услышанному только тогда, когда у меня в руке очутился листок из блокнота с написанными шариковой ручкой заветными цифрами.
Впервые за офицерскую службу я торопил стрелки часов.
Товарищи по кабинету удивились когда сразу же после определенного по распорядку часа окончания рабочего дня, стал складывать документы в сейф. Такое у нас не принято. Обычно трудимся, пока вышестоящее начальство не покинет кабинета. А оно засиживается допоздна.
-- Ко мне родственники приехали, -- ни к кому не обращаясь, сообщил я причину ухода со службы в четко указанное распорядком время.
Телефонную трубку подняли не сразу.
-- Да, вас слушают, -- отозвался мягкий, приятный голос, чуточку измененный телефонной трубкой, по сравнению с тем, как он звучал сегодня утром на остановке.
И опять я не знал, как начать разговор.
-- Вам кого? -- пришли на помощь на другом конце телефонной линии.
Увы, имени молодой женщины, обрадованной, что заполучил телефонный номер, спросить я не удосужился, как впрочем, не представился сам.
-- Это вы, капитан? -- то, что трубку не положили сразу, являлось хорошим знаком, то, что в качестве возможного абонента подразумевали мою персону -- вдвойне.
-- Да, -- немного громче, чем следовало, выпалил я. -- Мы не могли бы сегодня встретиться?
-- Сегодня? -- нотки раздумья, прозвучавшие в ее голосе, лишали меня надежды, я уже был не рад, что поспешил с вопросом о встрече? -- Я не смогу. Договорились с подругой, что приеду к ней.
-- А после встречи с подругой?
-- Мы с ней обычно допоздна засиживаемся, не расходимся,
пока не наболтаемся.
-- Я тоже обычно спать ложусь не сразу после просмотра "Спокойной ночи, малыши". -- Меня задело, что встреча с подругой оказалась предпочтительнее.
Кажется, чувство юмора у моей новой знакомой имелось. На шутку она отреагировала  коротким смехом.
-- Договорились. Жду вас сразу после детской передачи, --
она продиктовала адрес.
Признаюсь, меня удивило, что в первый день знакомства удостоился чести быть приглашенным домой.
Положив трубку, я сообразил, что живем мы в одном доме, только в разных подъездах, и было странным, что до этого ни разу не встречались. Впрочем, этот факт объясним -- уходил я из дома затемно, как затемно и возвращался. В российской армии рабочий день не регламентирован "от темнадцати -- до темнадцати".
Собирался я как на прием в Кремле. Вначале одел, несмотря на теплый вечер, костюм и рубашку с галстуком. Вовремя остановился. Я что, свататься, представляться родителям иду? Если таковые меня и встретят, за джинсы и рубашку из тонкого особого вельвета, надеюсь не осудят. Шампанское и коробку конфет я купил по дороге домой, сомневался, не прихватить ли в качестве презента еще и бутылку водки -- вдруг доведется сидеть за одним столом с родителями, а отец новой знакомой, может шампанское не пьет. Поразмыслив, решил водку не брать.
Ишь чего захотел, чтобы ужином угощали. Скорее всего, никто тебя и не собирается за стол усаживать, и как ты будешь выглядеть со своей бутылкой? Шампанское, куда ни шло, можно вручить хозяйке, она уж решит, как им распорядиться.
-- Николай, -- я первым делом постарался ликвидировать утреннюю оплошность: представился стоящей в дверном проеме хозяйке.
-- Алла.
Я завозился у входа, пытаясь снять туфли. Возражений не последовало. В зале работал цветной телевизор. У дивана стоял накрыть стол: конфеты, сладкий пирог свидетельствовали о ом, что чаем угощать меня собирались: шампанское пришлось кстати. Вот родителей в наличии не имелось. Не было также признаков, что в квартире, кроме Аллы, еще кто-то живет.
Алла достала из серванта два хрустальных бокала. Большого опыта открывания шампанского у меня не было, предпочитал спиртные напитки попроще и покрепче, но я, по собственному мнению, успешно справился с задачей. Хлопок был эффектным, ни одной капли не пролилось мимо бокалов. Конечно, в солидном ресторане мне поставили бы минус за то что пробка стартовала в направлении окна, но какой эффект, если вместо праздничного салюта раздается пшик, и вино не пенится в бокале.
-- За знакомство! -- выдал я не оригинальный, но вполне уместный тост.
Алла прищурилась, разглядывая через хрусталь поднимающиеся вверх пузырьки искрящейся влаги.
-- За знакомство, капитан Соколов.
Я едва не поперхнулся, уж никак не ожидал услышат свою фамилию. Алла рассмеялась.
-- А вы что, думали я первого встречного, пусть и в военной форме домой приглашу? Заочно я с вами давно знакома. Слышала от отца, вы его однополчанином были, от подруги -- она в дивизионном узле связи служит и всех гарнизонных офицеров-холостяков знает, от хорошей знакомой вашей соседки по лестничной площадке.
-- Вот уж не знал, что я такая популярная личность, --
шуткой приходилось маскировать смущение.
-- Популярно и весьма положительно оцениваемая. Старинная мамина подружка и ваша соседка -- Нина Васильевна, давно порывается выполнить роль свахи, свести нас. Приглашала меня и вас на свой день рождения, на другие праздники, да так получалось -- приду я, вы отсутствуете; в гостях вы -- я чем-то занята.
-- Значит вы не замужем? -- сам собой вырвался вопрос.
-- Сходила замуж, да вернулась. У меня с первой попытки
плохо что получается, -- пошутила хозяйка.
Я по новой наполнил бокалы. В отличие от сидящей рядом молодой женщины, попыток сочетаться законным браком не предпринимал. У военных, если не женился как большинство товарищей на последнем курсе военного училища или сразу по выпуску, то с созданием семьи могут возникнуть проблемы. У кого-то из-за нехватки свободного времени, и в связи с этим ограниченного выбора потенциальной супруги, у кого-то из-за слишком завышенных требований к женщине, которой собираешься одеть на палец обручальное кольцо и с которой предстоит прожить жизнь, у кого-то из-за нежелания распрощаться со свободой, холостяцкой вольницей.
Причины, по которым я был до сих пор не женат, по большей части относились к третьей группе и вытекали из моего характера. Надеюсь, что никто из моих знакомых и друзей не относил меня к числу зануд и педантов. Но за годы холостяцкой жизни у меня выработались определенные привычки, своеобразный жизненный уклад, которым я дорожил. Скажем воскресный или праздничный день у меня был "днем лентяя". В этот день, если не был занят на службе, я валялся в постели часов до двенадцати, не выключая телевизор, читал заранее прикупленное развлекательное чтиво. Зверски проголодавшись, совмещал обед и ужин, осуществляя пробу фирменных блюд в каком-нибудь кафе или ресторане. Был "пивной" вечер, который я посвящал дегустации, в компании приятелей по службе, любимого мною напитка. Четверг числился "банным днем", и только что-то сверхъестественное могло помешать попариться с веничком в парной. Субботу я определил как день общения с "прекрасным полом". Правда одного дня в неделю на это времяпрепровождение иногда было маловато, приходилось идти на поводу у собственных инстинктов, искать дополнительные резервы в ущерб другим делам.
Имелся фактор, вносящий существенные коррективы в мой еженедельный распорядок, часто путавший все карты -- служба. Но, увы, обрести большую свободу, сняв погоны, распрощавшись с армией я не мог. Службой я дорожил, к ней прикипел, в глубине души считал, что это мое призвание. Впрочем, попав в военное училище со школьной скамьи, не представлял что бы мог делать на гражданке, как и чем зарабатывать на хлеб насущный.
Привнесение еще одного дестабилизирующего фактора, каковым, безусловно, является жена, поставило бы крест на моих привычках и пристрастиях. Я не чувствовал себя готовым идти из-за семейной жизни на подобные жертвы.
В этой квартире от меня этого и не требовали. К такому выводу я пришел, когда решил, что пора и честь знать, для первого раза загостился. Алла в который раз за этот день удивила. Она не принадлежала к породе женщин, свято соблюдающих условности -- при знакомстве можно позволить взять себя за руку, при третьей встрече разрешить обнять за плечи, при следующей поцеловать, а там...
Заметив, что я засобирался, она все с той же полуулыбкой, нисколько не смущаясь, произнесла:
-- Я не против, чтобы ты остался, Думаю и ты этого хочешь.
Наша первая ночь была немного утомительной и сумбурной, но запоминающейся. Каждый из нас как-то сразу понял, что нравится партнеру, и самое главное, сумел ему это дать.
С той самой ночи мне пришлось внести серьезные коррективы в недельный распорядок. Кроме всего прочего, я совершил поступок -- вычеркнул из записной книжки телефоны подружек. То, как встретила меня Алла после моего кратковременного исчезновения, свидетельствовало -- я небезразличен, обо мне беспокоятся, меня ждут.
К себе домой я вернулся под утро, В двери моей квартиры под узенькой дермантиновой полоской утепляющей обивки торчала записка: "Срочно прибыть в часть".
Проставить дату посыльный не догадался. Но я понимал, что в части отсутствие дежурной машины с водителем и проверяющим давно замечено. По команде доложено командиру полка и ведутся попытки отыскать хотя бы малейшую зацепку для выяснения обстоятельств странной пропажи.
Моя повседневная шинель, отнятая бандитами, наверное, сгорела в машине. Впрочем, в этом я не был уверен. Шинель солдата одел один из бандитов. Мою, как средство утепления, мог использовать другой. Несмотря на что, что я держал главаря на мушке, не помнил во что он был одет, сосредотачивался на ином. Старую я не хранил. приходилось выбирать: одеть парадную шинель или камуфлированный бушлат. Увы, на бушлате отсутствовали погоны. Я их спорол неделю назад, почувствовав редкий для себя прилив желания привести в порядок зимнюю форму одежды. Уж больно погоны были заношенными -- не менялись с лейтенантских времен. Получая очередное звание, я просто прокалывал в них новую дырочку. Конечно, если бы в соответствии с нормами вещевого довольствия мне, как положено, выдавали новые форменные вещи, такой трюк на ум, не пришел бы. Но увы, бушлат я получал еще в училище. На полковом складе моего размера не находилось. То ли наш начвещь не был ретивым, то ли окружные склады пустовали. Но факт оставался фактом, и не один я  донашивал выслужившую свой срок форму.
Перед тем, как погасить свет в прихожей, я бросил взгляд в зеркало. Только сейчас заметил -- непорядок. В часть идти нельзя. Темная щетина кустилась на лице. Пришлось раздеться и соскрести жесткие волосы безопасной бритвой.
Мои передвижения по квартире, несмотря на сверхранний час, не остались без внимания. Настойчивая соловьиная трель музыкального звонка, оставшегося от прежнего хозяина, заставила меня ускорить процесс бритья. Из-за значительной разницы в возрасте мы не были друзьями, но соседством оставались довольны. По праздникам и выходным, если я не испарялся из дома, Нина Васильевна считала своим долгом угостить холостяка-соседа чем-нибудь вкусненьким. "Петрович" -- как я величал соседа, выручал перед получкой, одалживал взаймы. Меня удивило, что позвонил не супруг, а хозяйка.
-- Коля, наших скоро отпустят домой? -- не поздоровавшись, спросила соседка.
-- Откуда отпустят? -- ничего не понял я.
-- Думала, ты в курсе, -- я не мог уяснить о чем идет речь.
-- Ну как же, в училище и твоей части объявлено "казарменное положение". Петрович позвонил, что ночевать дома не будет.
-- Фу ты, ну ты! -- было чему удивляться. Офицеры военных училищ в армейском табеле о рангах -- категория особая. В училище получить звание до полковника, включительно, гораздо проще, там порядки иные, чем в частях: рабочий день регламентирован, выходные и праздничные дни действительно являются таковыми: отношения, которые в строевых частях считаются нормой, могут объявить унижением человеческого достоинства, там вместо "ты" подчиненным говорят "вы"; старших по должности и званию называют по имени-отчеству. Если в училище объявлена боевая готовность, то произошло что-то чрезвычайное, не вписывающееся в рамки обыденной армейской жизни.
Закончить разговор мы не успели. По ступенькам лестничных проемов в подъезде, в ускоренном ритме, забухали шаги. Я удивился. Такое количество одновременно возвращающихся ночью людей, для нашего жилища было нехарактерным. Дом, хоть и принадлежал горисполкому, был заселен в соответствии с выделяемыми по льготным процентам, значительную часть жильцов составляли военнослужащие и работники МВД.
Я склонился, всматриваясь вниз лестничного проема. Увиденная картина поразила. У двери квартиры, расположенной этажом ниже сгрудилась группа людей. В свете тусклый лампочки, освещающей лестничную площадку я рассмотрел, что некоторые из них были вооружены охотничьими ружьями, обрезами. Двое мужчин помоложе, ружейными прикладами колотили в дверь. Хозяев квартиры я знал. Глава семьи -- Мусса, работал завскладом в какой-то строительной организации. По характеру он не походил на своих братьев по крови -- ингушей. Был общителен, не гнушался рюмки, не избегал торжеств, справляемых в "хазарах" -- облегченных каменных строениях, имеющихся почти в каждом дворе и служащих для мужчин своеобразными клубами -- местами встречи. В хазарах праздновались все значительные события в жизни осетин: от рождения детей, внуков и до совершения поминок. Была у Муссы одна слабость -- любил просить в долг у малознакомых людей, но долги,  как правило, пусть и несвоевременно, но возвращал. Соседям помогал приобрести стройматериалы, мебель, бытовую технику. Его жена, предпочитала, чтобы ее звали несложным для русского языка и уха именем, а близким по звучанию -- Галя, не работала; воспитывала троих детей -- двух мальчиков близнецов лет восьми и старшего -- лет пятнадцати, который учился в строительном техникуме.
Я заскочил назад в свою комнату, сунул в карман конфискованный после перестрелки у ручья пистолет, и в два прыжка преодолел лестничный проем, ведущий вниз. Дверь в квартиру Муссы была выбита. Таких ожесточенных лиц раньше мне не доводилось видеть. Казалось нечистая сила вселилась в утративших разум мужчин.
-- Где муж и старший сын?
Я не смог разобрать, кто задал вопрос. С удивлением отметил, что большинство толпящихся в квартире взломщиков мне знакомы. Они жили или в нашем, или в соседнем доме. Выставив вперед плечо, я пробурился на более-менее свободный пятачок, где стояла полураздетая хозяйка прижимающая к себе одного из близнецов.
-- Мужики, вы что сбесились? -- я не жалел голосовых вязок.
-- Капитан, иди домой, без тебя разберемся, -- в голосе
моего хорошего знакомого, живущего в соседнем подъезде, Махарбека не было угрозы, но слышалось с трудом сдерживаемое напряжение.
"Наверное Мусса не расплатился с очередным кредитором, и
тот, потеряв терпение, решил силой вернуть долг", -- промелькнула мысль.
-- Где муж? -- один из вооруженных ружьем мужчин наступал на хозяйку.
-- С каких это пор осетины воюют с женщинами и детьми? --
моя реплика была услышана. Худощавый, одетый в темный плащ, отреагировал первым:
-- Ингуши не смотрят женщины перед ними или дети, а мы что должны?
Вопрос меня озадачил: я не понимал, причем тут национальность хозяина? Ведь, присутствующие отлично знали, что Мусса ингуш и тем не менее, приглашали на кувды -- совместные праздники, проходящие в общем дворе. Я не знал, что ответить: выручил пожилой мужчина, живущий на первом этаже. Он частенько за праздничным столом в хадзаре выполнял обязанности старшего -- тамады.
-- Мы не ингуши. Все за мной, вниз, во двор.
В Осетии не принято спорить со старшими, уважаемыми людьми. Хотя из группы и послышались недовольные высказывания, реплики, мужчины освободили квартиру, неохотно стали спускаться по лестнице вниз. Старик задержался на пороге.
-- Галя, -- обратился он к хозяйке, -- у тебя родственники в Назрани есть?
-- Да, -- едва слышно ответила женщина.
-- Ты бы забрала детей и переждала несколько дней там. Люди озлоблены, как бы чего не вышло.
-- А как же вещи? -- хозяйка едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
-- Тебе о детях надо думать, а не о вещах, -- укорил Галину сосед. -- За квартирой я присмотрю. Может через несколько дней все образумится, тогда и вернешься.
Во дворе бурлил несанкционированный митинг. К тем, кто был в квартире Муссы, добавилось еще с десяток человек. Разговор шел на осетинском и я не понимал, что волнует собравшихся, о чем они так возбужденно толкуют.
Махарбек был одним из активных участников дискуссии. Я тронул его за плечо. С большой неохотой Махарбек отошел в сторонку от толпы.
-- Можешь объяснить, что происходит? -- задал я вопрос.
-- Ты что, с луны свалился? -- вместо ответа, процедил Махарбек сквозь зубы.
-- С луны, не с луны, а с гор -- точно. У меня солдата убили, едва сам в живых остался.
-- Ингуши, -- Махарбек не сомневался в национальности людей, устроивших засаду.
-- Бандиты, -- мои слова поумерили агрессивный настрой
соседа, но толком объяснить он ничего не успел. Один из
пожилых мужчин, только что присоединившийся к толпе,
вмешался в наш разговор
-- Где вы были, армия? На вас такие деньги тратят, а когда
людей надо защищать, вас нет. Где вы были, когда
родственников выгоняли из домов, убивали?
Я совсем зашел в тупик. Кто убивал? Где убивали?
Махарбек совершил небольшой маневр, переместился, отрезая меня от борца за справедливость.
-- Ты что, правда ничего не знаешь? -- кажется он сообразил, что я, по воле случая, оказался в информационном вакууме.
-- Меня пару дней не было в городе, -- я попытался объяснить ситуацию.
-- Сегодня ночью ингуши Осетии войну объявили. Захватили несколько сел и Пригородном районе, собираются штурмовать, брать Владикавказ, -- выпалил на одном дыхании Махарбек.
Услышанная информация меня озадачила. Я не знал, как ее воспринимать. Для правды она была невероятна, с другой стороны, какой смысл Махарбеку вешать лапшу на уши.
-- Ты ничего не путаешь? -- на всякий случай переспросил я.
-- Какая может быть война? Осетия и Ингушетия -- республики
в составе России. Как такое может быть, чтобы они между
собой воевали?
-- Ингуши все время на нас зуб точили. Прав или не прав был Сталин, когда их с насиженных мест турнул, не нам судить: тогда время было другое, жизнь была иной, порядки не схожие с нынешними. -- Махарбек был уверен в верности своих слов. -- Но отдавать назад земли, которые вошли в состав Осетии, которые осетины обиходили, где построили дома и жили с пришедшим после реабилитации ингушами, как добрые соседи, мы никому не позволим. Ты знаешь, до чего они обнаглели -- считают, что часть Владикавказа принадлежит им!
-- Ничего они не получат, кроме клочка земли для могилы, -- выкрикнул кто-то из толпы. -- Терпению осетин пришел конец. Теперь хоть что-то становилось понятным. Конфликт, назревавший в Осетии, для разрешения которого ни Москва, ни Владикавказ не приложили необходимых усилий, дошел до пиковой отметки. Кровавая лавина сошла и остановить ее будет сложно.
Я не сомневался, что Махарбек выразил не только свое настроение, но и мнение собравшихся во дворе людей, однако недоумевал, как в одночасье можно разрушить добрососедские отношения между осетинами и ингушами.
Наш дом был сравнительно новым. Телефоны имелись только в нескольких квартирах, хозяева которых либо занимали немалые посты в структуре местной власти, либо являлись обладателями тугих кошельков. Правда, остальным нельзя было пожаловаться на отсутствие телефонов-автоматов. Один из висел перед входом в продовольственный магазин. Я набрал городской телефон дежурного по полку.
-- Ты где? Ты как? -- В голосе дежурного я уловил радостные
нотки, это и понятно: одной из проблем, которыми ему
предстояло заниматься во время дежурства, стало меньше.
Я сообщил свои координаты.
-- Через пятнадцать минут жди БТР.
Бронетранспортер подошел даже чуть раньше названного дежурным срока. Я уже перестал удивляться чему бы то ни было. Так что поездку по начинающему просыпаться городу на боевой технике, выполняющей роль служебной машины, воспринял как что-то само собой разумеющееся.
********
ГЛАВА ПЯТАЯ
*********
Решение объединенной Сессии Назрановского, Малгобекского, Сунженского райсоветов народных депутатов Ингушской Республики и депутатской группы Пригородного района Северной Осетии.
.........
2. Выражая волю ингушского народа и в целях защиты своих родственников, проживающих в северной Осетии, объединить добровольцев в отряды самообороны и организовать их дежурство во всех населенных пунктах Пригородного района Северной Осетии, где проживают ингуши.
........
4. Для обеспечения безопасности добровольцев и ингушей, проживающих в Пригородном районе, разрешить им использование личного огнестрельного и другого оружия, государственных транспортных и технических средств.
Председатель объединенной сессии горрайсоветов
М. А. Зурабов
25 октября 1992 г.
г. Назрань.
***********
Механик-водитель резко ударил по тормозам. Я от неожиданности едва не врезался лбом в панель. БТР по инерции проскочил с десяток метров и замер. Въехать на территорию полка через центральные ворота не представлялось возможным. Перед контрольно-пропускным пунктом собралась внушительная толпа. Конечно, БТР не "Запорожец", им можно расчистить путь для свободного проезда, но для этого надо принять решение и вклиниться в толпу. Месить колесами людей у меня, а тем более у механика-водителя желания не было. Оставался другой путь. Пришлось обогнуть опоясывающий часть бетонный забор.
Тыльные ворота, откуда обычно выезжает техника, стоящая в автопарке, никто не блокировал. Дневальный, открывший ворота, скрестил руки, предлагая нам остановиться.
-- Товарищ капитан, начштаба приказал вам подъехать к центральному корпусу. За тот путь, который отделял нас от штаба, я пытался лихорадочно составить доклад о том, в какой переплет попал.
Начальник штаба мой рапорт слушал невнимательно. Лишь когда
я сказал, что погиб солдат, отреагировал: покачал головой.
-- Подгони БТР к центральному контрольно-пропускному пункту.
Действуй по обстановке, -- не дослушав до конца мой доклад,
приказал он.
-- Товарищ подполковник, я не понял, что должен делать?
Начштаба махнул рукой, буркнул довольно грубо и раздраженно:
-- Мозги есть, разберешься.
Мозги мозгами, но для военнослужащего четко сформулированный приказ -- залог успешного выполнения поставленной задачи. Сейчас я не только не понимал, что должен делать, но и в чем суть моего задания. "Что предпринять? Как остановить, отрезвить готовых на крайности людей?" -- готового решения я не имел.
-- Товарищ капитан, они что, с ума посходили? Что им надо? -- голос механика-водителя прервал мои размышления.
-- Не знаю, попробую разобраться. Ты пока разверни БТР так, чтобы перекрыть ворота и жди. А я сейчас.
Не дожидаясь пока солдат выполнит приказание, я выпрыгнул через люк и побежал к двери контрольно-пропускного пункта.
Толпа не скрывала агрессивного настроя. Спрессованная людская масса занимала асфальтированный кусок пространства перед главными воротами, одноэтажным приземистым зданием контрольно-пропускного пункта. Несколько человек втиснулись в предбанник и находились у вертушки, блокирующей проход. Среди собравшихся я не заметил ни женщин, ни детей -- мужчины разного возраста -- большая часть лет двадцати пяти--тридцати.
Мне показалось странным не то, что эти люди сгрудились в агрессивную группу у входа в воинскую часть, а то, что вели себя не так, как обычно ведет толпа. Стояла гнетущая тишина. Не было слышно ни единого выкрика, реплики, призыва, только отдельные покашливания и шарканье подошв по асфальту, переминавшихся с ноги на ногу людей. Молчание было напряженным, зловещим, достаточно было малейшей искры, чтобы наэлектризованная людская масса взорвалась, превратилась в неуправляемый поток, способный смести все, что попадется на пути.
Дежурный по КПП прапорщик с лицом, покрытым пунцовыми пятнами, сжимал обоими руками изогнутую трубу вертушки. С той стороны на вертушку никто не давил, хотя стоило собравшимся приложить небольшое усилие и прапорщик и его двое подчиненных-дневальных, вооруженных штык-ножами был бы отброшены и размазаны по стене.
Вероятно, прапорщик успел сообщить дежурному по полку о назревающем конфликте и теперь с надеждой поглядывал то в открытую дверь, через которую виднелось крыльцо штаба, то в застекленное окошко на расположенный в комнате дежурного телефонный аппарат. Как и я, он не знал, что предпринять в данной ситуации и ждал либо подкрепления, либо указаний что делать дальше.
-- Что они хотят? -- я задал вопрос достаточно громко, чтобы его могли услышать те, кто находился по другую сторон вертушки.
-- Добиваются, чтобы к ним вышел командир полка, -- прапорщик немного оживился, увидев, что появился старший по званию, пришла пусть и незначительная, но подмога.
-- Зачем им командир полка? -- я умышленно игнорировал толпу.
-- Требуют выдачи оружия, чтобы защищать свою землю, свои
дома, -- прапорщик успел выяснить намерения собравшихся.
-- Сейчас позвоню в штаб, сообщу ваши требования, -- время
было моим союзником и я хотел, заставив толпу ждать, внести
небольшой сбой в ее агрессивный настрой.
Не уловив ответной реакции, я все же решил выполнить
обещание. Один из дневальных протянул мне снабженный длинным
шнуром телефонный аппарат. Командир полка не стал
выслушивать до конца сообщение.
-- Я все знаю. Продержись минут пять. Сейчас пришлю
вооруженных солдат из караула и кого-нибудь из старших
офицеров. На территорию части толпу не пускать. Если
дорвутся до складов с оружием, кровопролития не избежать.
Объяви им, в руководстве Осетии решается вопрос о записи добровольцев в республиканскую гвардию и народное ополчение.
Всем записавшимся выдадут оружие.
Не пускать-то не пускать. Но как это сделать, имея в наличии мизерные силы. Моя информация о записи добровольцев никакого впечатления на собравшихся не произвела. Я понял: они хотят получить оружие здесь и сейчас.
Время шло, подкрепление не прибывало, никто из руководства полка не горел желанием идти на переговоры. Минут через десять терпение у ожидавших кончилось.
Постепенно стал нарастать угрожающий ропот. Толпа стала напоминать воду в чайнике: еще не кипит, но дошла до такой кондиции, когда со дна к поверхности поднимаются пузырьки. По науке, именно такой водой заваривают чай, чтобы он не потерял аромат и вкусовые качества.
Что касается толпы, то ее срочно следовало остудить, не доводя до критической температуры.
Топот десятка ног за спиной заставил меня оглянуться. Несколько солдат, вооруженных автоматами, во главе с начальником караула, добежав до КПП, развернулись в жидкую цепочку.
-- Хоть ума хватило не снимать автоматы, -- такое подкрепление могло лишь озлобить толпу, придать решимости; остановить возбужденных людей даже угрозой применения оружия нет.
-- Товарищ капитан, может дать залп в воздух? -- лейтенант, начальник караула, кажется тоже, не имел четких указаний, как действовать.
Ответить я не успел. За меня это сделал невысокий плотный
подполковник, одетый в камуфлированную форму:
-- Отставить. Действовать только по моему приказу.
Я не помнил фамилию подполковника. Слышал ее когда офицера представляли собравшимся на служебном совещании, но не запомнил. Подполковник прибыл в часть недавно, до этого служил под Тбилиси, а затем еще где-то. В петлицах носил десантные эмблемы. Орденские планки говорили о многом -- два боевых ордена заслужить не так-то просто.
К нам в часть он попал временно, находился за штатом. Последнее время это стали практиковать по отношению к офицерам, чью судьбу в силу резких сокращений в армии или каких-то других обстоятельств никак не могли решить в кадрах. Увольнять не хотели и подходящей должности найти не могли. В Северо-Кавказский округ попал не случайно, пробивал назначение в верху, стремление попасть в Осетию было вполне понятным. Подполковник родился и вырос во Владикавказе, здесь жили его родители и братья, многочисленные родственники.
Как подполковник оказался у меня за спиной, я не заметил. Он решительно  шагнул к вертушке. Резко крутанул ее.
Стоящие с обратной стороны люди отпрянули, освобождая проход. Я двинулся следом за ним. Вдвоем мы оказались на улице перед зданием контрольно-пропускного пункта. Будь я старшим, определяющим линию поведения, я не стал бы оставлять тылы незащищенными, но решение принимал он.
Толпа качнулась нам навстречу. Именно качнулась, а не пошла, не побежала. Несколько потоков, подобно прорывающей плотину воде, отделились от основной массы, охватили, окружили нас.
С каждой секундой кольцо становились плотнее и плотнее. Непроизвольно я сунул руку за пояс. Там, нагретый телом, засунутый за ремень, хранился пистолет, который я отвоевал в схватке у горного ручья. Пальцы обхватили рифленую рукоятку.
"Стоп, -- скомандовал я себе, -- не паниковать! На пистолет надежда плохая. Даже в давке несколько человек я уложу, но что это решит. Разве толпу остановить? Вид смерти товарищей только распалит ярость остальных, погасит последние проблески разума".
-- У вас есть старший? -- подполковник брал инициативу в
свои руки.
Толпа вновь качнулась, образуя небольшое, незанятое раздраженными людьми, пространство. Только один, из готовых штурмовать вход в часть мужчин, не сдвинулся с места.
На вид ему было лет тридцать пять--сорок. На лице выделялись густые ухоженные черные усы. Судя по его решительному виду, поведению он являлся генератором, возбуждающим толпу и являющимся ее основной частью, без которой она превратилась бы в расплывчатую, не способную на активные действия массу.
-- Ты кто? -- довольно резко спросил подполковник. Я не удивился, что он обратился к стоящему напротив мужчине на "ты". Они были примерно одного возраста, кроме того, в
Осетии не принято даже старшим по возрасту говорить "вы".
-- Человек! -- ответ обладателя роскошных усов прозвучал гордо, но слишком общно.
-- Вижу, что человек. Как фамилия, откуда родом? -- Психологически вопрос был рассчитан точно. Договориться зная, с кем общаешься, гораздо проще, чем беседуя с безымянной личностью, пусть и облеченной доверием толпы.
-- Я что, на допросе? -- старший не хотел раскрывать карты.
-- Какие переговоры ты собираешься вести, если боишься назвать фамилию?
Приписать горцу трусость -- значит нанести ему кровную обиду. Мужчина сжал кулаки, едва сдерживая себя, выпалил скороговоркой фамилию и еще какие-то слова. Я расслышал только название селения -- "Чермен" и "профтехучилище". Кажется, возглавляющий толпу работал в черменском ПТУ.
-- Понятно. А я, подполковник Дударов. Командир полка поручил мне вести переговоры. Что вы хотите? Для чего пришли сюда?
Толпа не дала лидеру возможности ответить на вопросы, загудела недружными голосами:
-- Оружие.
-- Автоматов.
-- Дайте нам оружие.
-- Как это вы себе представляете? Военный склад не частная лавочка! Разве командир полка может раздавать оружие неизвестно кому, не имея на то разрешение свыше?
Вопрос, заданный Дударовым, завис в воздухе. Там, где в силу вступает психология возбужденной толпы, там нет места логике и трезвому мышлению.
-- Чермен захватили ингуши! Армия и МВД -- куплены;
разрешают бандитам безнаказанно творить разбой. Наши дома горят! Наших женщин и детей убивают! -- старший выплеснул накопившуюся боль, тревогу, гнев на людей ни коим образом непричастных к трагедии в Чермене.
Выдержка изменила подполковнику:
-- Если на поселок напали, что же вы делаете за десятки километров от него?
Толпа секунду переваривала услышанное, затем разразилась криками:
-- Оружие.
-- Вооружите нас и посмотрим как ингуши побегут.
-- Предатели! Вы за одно с ингушами.
-- Мы сумеем дать отпор, но дайте нам оружие.
-- Послушайте меня, -- подполковник едва не сорвал голос, пытаясь перекрыть шум толпы. В комитете самообороны Осетии знают ситуацию. Я только что разговаривал по телефону с членом республиканского комитета генералом Суановым, там принимают необходимые меры, объявили демобилизацию. Обращайтесь в комитет, если возникнет необходимость, вам выдадут оружие.
Толпа уже обладала данной информацией. Похожую идею я попытался подбросить несколько минут назад, увы -- безуспешно. Совет подполковника постигла та же участь, он был пропущен мимо ушей.
-- Нам некогда ждать! -- Кольцо возбужденных, теперь уже не жалеющих голосовых связок людей, вновь стало сжиматься вокруг нас.  -- Дайте оружие или мы возьмем  его силой.
-- Этого не будет! Вам не прорваться на территорию части:
-- Дударов пытался сохранять хладнокровие.
-- Что, стрелять будете? -- чей-то высокий голос озвучил вопрос, мучающий многих из собравшихся.
-- Если потребуется охладить пыл безумцев, придется. Разграбить склад с оружием и боеприпасами вам не дадут!
-- Мы пустим вперед женщин и детей! Посмотрим, осмелитесь ли вы стрелять! -- Скорее всего усатый выкрикнул эти слова сгоряча; не в обычаях горцев прятаться за слабых. Но слово не воробей, вылетит -- не поймаешь.
На секунду перед КПП воцарилась тишина. Судя по всему, каждый из присутствующих осмысливал сказанное. Я подумал, что такое развитие событий хотя и маловероятно, но вполне возможно. Страшно было даже представить, к чему могли привести такие действия.
Если возникнет перестрелка, и будут жертвы, нормальное обеспечение жизнедеятельности, службы полка станет невозможным, а о безопасности семей офицеров и прапорщиков, проживающих за пределами военного городка, говорить глупо.
Наверное, похожие мысли пришли Дударову. Я заметил, как побледнело его лицо, заходили желваки на скулах. Он вплотную придвинулся к лидеру толпы.
-- Ты осетин? -- подполковник выдавил фразу сквозь зубы.
-- Да.
-- Не похоже. Осетины никогда и ни при каких условиях не прикрывались женской юбкой и телом ребенка.
Его оппонент смутился лишь на секунду, эхом отразил вопрос:
-- А ты осетин?
-- Да.
Усатый решил взять реванш за нанесенные прилюдно оскорбительные намеки:
-- Какой ты осетин? Твоих сородичей выгоняют из родных домов, убивают, а ты не даешь нам возможность получить оружие. Если ты не пособник ингушей, то кто?
-- Офицер Российской Армии, выполняющий приказ. Вы можете получить оружие законным путем. Вас это не устраивает. Следовательно, вы либо безответственные люди, либо преступники. Позволить таким вооружиться нельзя.
Лидер агрессивной толпы не думал отступать от намеченного плана.
-- Что ж, у нас есть реальный способ получить оружие без крови, -- усатого осенила идея.
-- Какой же? -- Дударов не скрыл усмешки.
-- Возьмем тебя и капитана в заложники и не выпустим, пока
не получим оружие.
Характер у подполковника был еще тот. Я почувствовал, что он дошел до верхней точки кипения. Попытался выдвинуться немного вперед и вклиниться между едва удерживающихся от физических действия парламентариев. Продвинуться не удалось, слишком плотным было окружение.
-- Слушай ты, храбрец! -- подполковник старался говорить не торопясь, отчетливо. -- Я бы не драпанул из села, не оставил там женщин и детей, даже если бы у меня не было оружия. Мужчина оружие может добыть в бою у противника.
-- Все мы на словах герои. Посмотрел бы, как ты себя повел, окажись безоружным под огнем автоматов и пулеметов, -- парировал усатый.
-- Ты это видишь? -- Дударов ткнул пальцем в орденские планки.
-- Ну. Планки.
-- Планки каких орденов можешь сказать?
-- Нет.
-- Орден "Красного Знамени" и "Красной Звезды" -- эту информацию выдал я, так как не был уверен, что среди присутствующих что-то мог разобраться в цветах орденских лент.
-- Ну и что? -- усатый не собирался уступать в словесной перепалке. -- Мало кто какие цацки нацепит.
-- Это не цацки, а боевые ордена. Я их заслужил в Афгане.
-- Ладно, кончай базар. Взять обоих в заложники. -- Усатый был уверен, что его команда будет выполнена.
Я попытался рвануться назад, к входу через КПП, но десятки рук вцепились в мое тело. Подполковник Дударов успел выхватить из-за пазухи какой-то небольшой предмет, затем резким движением взметнул обе руки вверх.
-- Стоять! Всех положу!
В правой руке подполк овника была зажата граната, в левой выдернутое из запала кольцо.
-- Толпа инстинктивно отшатнулась.
-- Может кто-то не расслышал мою фамилию? -- Голос подполковника звучал громко, ровно, не срываясь. Я -- Дударов. Наша фамилия не из последних в истории Осетии. Если вы попытаетесь взять меня и моего товарища в заложники, подорвусь. Завещаю братьям и родственникам отомстить тем, по чьей вине я погибну. Думаю, моей смерти они не простят.
Окружавшее нас кольцо мгновенно стало растягиваться, распадаться. Трудно было определить, что повлияло: то ли угроза оказаться в эпицентре взрыва и получить смертоносные осколки от гранаты, которая могла взорваться в любую минуту, то ли слова подполковника. Конечной, обычай "кровной мести" считается изжитым в большинстве республик Северного Кавказа и, в частности, в Осетии. Но для живущих здесь, не секрет -- члены фамилии виновным в смерти родственника отомстят. Форма мести может быть любой: от помощи следственным органам в поисках улик, свидетелей и виновных, до элементарного устранения обидчика.
Не знаю, чем бы закончилось противостояние, если бы у въезда на КПП не затормозили два небольших автобуса, выкрашенных зеленой краской. Из первого выпрыгнул мужчина в полевой форме без воинских знаков различия.
-- Я представитель Комитета самообороны. Всех желающих прошу в автобус. Поедем в городок, где размещается батальон Национальной гвардии. Там желающие смогут записаться в ополчение.
-- А оружие дадут? -- выкрикнул кто-то из толпы.
-- Тем, кто будет призван в ополчение, дадут.
Человек тридцать из состава толпы устремились к автобусам, остальные как-то незаметно рассосредоточились. Гроза сошла на нет не разразившись.
-- Капитан, помоги мне.
Только сейчас, я посмотрел на подполковника Дударова.
-- У меня правую руку свело, не могу пальцы разжать.
С трудом мне удалось оторвать побелевшие в костяшках пальцы подполковника, намертво сжимающие спусковой рычаг запала, перехватить гранату. Для того, кто знаком с устройством гранаты, обезвредить ее не проблема. Легче всего было бы вставить назад усики, соединенные с кольцом предохранительной чеки. И все дела. Но кольцо подполковник обронил. Осторожно придерживая рычаг, я выкрутил запал, отшвырнул его подальше к группе деревьев.
У контрольно пропускного пункта вновь собралась довольно большая группа людей. Но это были наши -- офицеры и солдаты части.
-- О чем эти сволочи наверху думают? -- Вопрос Дударова не имел конкретного адреса.
Невозможно было понять, кого он считал сволочами -- российское руководство, не имеющее продуманной политики на Кавказе, не принявшее решительных мер к пресечению конфликта в его зародыше, или политических лидеров двух республик, допустивших накопление сверхкритической массы ненависти, озлобленности, вражды, приведших к сходу кровавой лавины.
После того, как страсти, связанные с попыткой проникновения на территорию возбужденной толпы, требующей оружия, улеглись, я подробно доложил начальнику штаба о ночных событиях, гибели солдата.
Тот ни разу меня не перебил. Зато присутствующий при докладе подполковник Корзинченко, неоднократно порывался задать мне вопросы, и лишь предупреждающие жесты начальника штаба -- "не мешай", останавливая зама. Происшествие с гибелью солдата, утратой машины -- дело серьезное. Начальник штаба связался с прокурором гарнизона. Минут через тридцать я уже сидел перед следователем прокуратуры.
Седой майор, явно предпенсионного возраста, в помятом кителе и брюках, судя по стрелке, забывших, когда их отпаривали утюгом, выглядел усталым. Видимо, привалило работникам военной прокуратуры работенки в последние дни, а может просто человек приболел.
Майор, задавая вопрос, смотрел на меня покрасневшими от бессонницы глазами. Эта манера меня раздражала. Ну, записываешь и записывай ответы, чего играть в экстрасенса, способного без детектора лжи отличить правду от вымысла. Что-то не нравилось майору в моем рассказе. Но вот что? Я старался сообщить о происшествии как можно подробнее, ничего не скрывал. Да и что мне скрывать?
Существенное нарушение инструкции по проверке караулов, которое мне можно было приписать, то, что я не взял штатный пистолет, поехал на проверку без оружия.
Но ведь контролировал я не караул, а команду свинарей. Мне всего-навсего надо было пересчитать спящих людей по головам, а для этого оружие не требуется.
Майор все допытывался: я приказал выйти из машины солдату-водителю к лежащему на земле человеку, или он это сделал по своей инициативе. Конечно же по своей. Если бы дверь машины с моей стороны не заклинило, я бы выпрыгнул первым, чтобы проверить, что там случилось на нашем пути.
Машинистки, тем более секретаря, в кабинете не было, следовательно печатать протокол допроса, иди опроса, как его там правильно назвать, никто не печатал. Я мельком прочитал неровные каракули, которыми майор стенографировал ответы на вопросы, поставил свою роспись на каждой странице.
-- Дело довольно запутанное, -- если все было так, как вы рассказали, вам ничего не угрожает, -- наконец-то подвел итог нашей беседы следователь. -- Проверить ваши показания будет сложно, но мы попробуем.
Кого майор подразумевал под местоимением "мы" -- себя или весь штат прокуратуры, я не стал уточнять.
-- Значит так, завтра с утра возьмете у командира полка машину, пару солдат для охраны, и поедем на место, где захоронены убитые и сгорела ваша машина. Проведем следственный эксперимент, -- приказным тоном произнес следователь.
Я не смог скрыть недоумения на лице. То ли я чересчур драматизировал создавшееся в Осетии положение, то ли майор воспринимал совершенно иначе то, что происходило за стенами этого кабинета.
-- Вам что-то непонятно? -- следователь оторвался от бумаг, на которые он переключился, считая наш разговор оконченным.
-- Да. Я не уверен, что мы доберемся до места.
-- Вы что, забыли, где похоронили солдата? -- в голосе майора снова прозвучали нотки недоверия.
-- Ничего я не забыл. Место с закрытыми глазами найду. Вот только доберемся ли мы до него на легковой машине? -- высказал я сомнение.
-- Это не ваша забота. Ваше дело доложить командиру полка мою просьбу о выделении машины. В прокуратуре с техникой проблема. -- Майор снова занялся бумагами.
После посещения прокуратуры я сознательно пошел на нарушение, вместо того, чтобы поехать в часть, решил заскочить домой. Мне не давала покоя мысль: "Как там дела у Аллы?" Я несколько раз звонил ей, воспользовавшись прямым телефоном в город из кабинета командира полка, она трубку не поднимала.
Квартирный звонок трезвонил впустую. Хозяйки дома не было, к двери она не подходила. Это было странным, усиливало мою тревогу.
Я знал, что в городе не работали ни предприятия, ни организации, ни школы. Значит, Аллина фирма тоже должна была взять "тайм-аут".
Коль уж я оказался около родного дома, следовало навестить свою квартиру, взять кое-какие мелочи, ведь сколько продлится казарменное положение определить было сложно. Засунув в большую сумку спортивный костюм, белье, кое-какие продукты, я решил проведать соседку.
-- Кто там, -- в голосе Нины Васильевны звучала нескрываемая тревога.
-- Свои, Николай, -- я поспешил успокоить женщину.
Хозяйка довольно долго возилась с замками. Когда дверь открылась, стала ясна причина ее медлительности. Открывала запоры Нина Васильевна одной рукой, в другой у нее находилась граната.
-- Заходи, Коля, -- приветливо улыбнулась она мне.
-- Это вы для меня приготовили? -- я кивком головы указал на смертоносный предмет.
-- Ой, забыла положить!
Нина Васильевна довольно небрежно опустила гранату на вязанную салфетку, украшающую полочку под большим зеркалом. Зеркало с полочкой располагалось в проеме входной двери и двери, ведущей на кухню. Обычно на полочке хранились одежные щетки, расчески, косметичка хозяйки. Гранат что-то раньше я там не видел.
-- И кого же это вы собираетесь подрывать? -- мне было интересно, чем вызвано наличие в квартире гранаты.
-- Никого не собираюсь. Но мне с ней спокойнее. Тут в доме такое творится, что я заснуть ночами не могла. К Гале старший сын вернулся. Кто-то из соседей увидел. Снова собралась толпа. Взломали дверь. Мальчишку забрали -- "мужчина", а ему всего-навсего пятнадцать лет. Говорят, еще с несколькими заложниками в подвале котельной держат. Галю и младшеньких не тронули, но предложили убраться подобру-поздорову в Ингушетию. Она тайком кое-какие вещи ко мне принесла. Соседку жалко, я согласилась сохранить имущество. Галя электричкой до "Прохладного" поехала. Думаю сейчас у родни. А в ее квартиру самовольно вселились беженцы из Южной Осетии. Большинство осетин из нашего подъезда этим вселением недовольны, но заселившихся никто не трогает.
Вчера мой на минутку из училища забежал. Я ему все рассказала, он вначале "дурой" обозвал, а потом сказал, что я молодчина. Я его попросила хоть какое-нибудь оружие для меня достать. У мужа пистолет и две гранаты были, им в училище выдали. Вот он со мной и поделился, оставил гранату.
-- А вы с ней обращаться умеете? -- не удержался я от вопроса.
-- А то. Когда мы в гарнизоне служили, офицерские жены из автомата и пистолета стреляли, гранаты бросали не хуже солдат. Так что навыки имеются, -- похвасталась Нина Васильевна.
-- Так ведь граната штука коварная. Осколки могут зацепить и того, кто ее бросает, -- предостерег я.
-- Ты что ж, думаешь я смогу гранату в людей бросить? Это так для самоуспокоения. Совсем по-другому себя чувствуешь, когда знаешь, что есть чем защититься. После того, как мой гранату принес я ночью словно младенец спала.
-- Что ж, проведал вас, побегу, -- мне действительно следовало торопиться.
-- Да погоди ты минутку. Зайди в квартиру, -- потребовала Нина Васильевна. -- Возьмешь с собой пирожков, а то я целую гору наготовила, а есть некому.
От домашних пирожков, приготовленных Ниной Васильевной, отказаться невозможно. Я шагнул в прихожую, ожидая, когда хозяйка выполнит обещание, принесет пироги. Но она вместо того, чтобы пройти на кухню, заглянула в зал.
-- Знакомьтесь. Мой сосед -- Николай, а это дочь моей лучшей подруги -- Алла. Хозяйка отошла в сторону, представив возможность  выйти из зала молодой женщине.
-- Алла, -- изящная ладошка очутилась в моей руке.
Ставшая мне близкой женщина, тревога за которую собственно и привела меня в микрорайон, стояла рядом с хозяйкой. Она покусывала губы, стараясь сдержать готовый вырваться смех.
-- Я ее к себе позвала. Второй день вместе живем. Веселее и не так страшно. Вечерком сходим, зажгем свет в ее квартире, посидим немного и назад, -- объяснила Нина Васильевна присутствие гостьи.
Я не знал, как себя вести. Кажется, Алла предпочитала соблюдать конспирацию.
-- Очень приятно. Николай -- Я отпустил теплую ладонь с большим сожалением.
Сделав шаг мне навстречу, Алла крепко обняла меня за шею и не стесняясь присутствия хозяйки и поцеловала в губы.
-- А вы что, знакомы? -- такое поведение несколько удивило Нину Васильевну.
Мы одновременно кивнули головой.
-- Ну, тогда мы тебя без чая не отпустим, -- вновь вспомнила о долге гостеприимства хозяйка.
-- Нет, мне давно пора в часть.
Пока Нина Васильевна накладывала на кухне в пакет пирожки, мы стояли словно дошколята, взявшись за руки.
Прибыв в полк, я поставил в известность начальника штаба о требовании  следователя. Тот махнул рукой:
-- Сейчас это нереально. Будет возможность поедете.
*******
ГЛАВА ШЕСТАЯ
********
Обращение Верховного Совета Северо-Осетинский ССР к гражданам Северной Осетии ингушской национальности.
Уважаемые сограждане, жители Северной Осетии!
В последние дни после трагических происшествий в селе Октябрьском и поселке Южном в республике, особенно в г. Владикавказе и в Пригородном районе, резко обострилась обстановка.
20 октября во время движения колонны военной техники под колеса бронетранспортера попала перебегавшая улицу 13-летняя девочка ингушской национальности. В тот же день возбуждено уголовное дело и начато расследование.
22 октября в пос. Южном г. Владикавказа и на участке автодороги "Архонская--Беслан" обнаружены два трупа граждан ингушской национальности. При осмотре места обнаружения трупа в пос. Южном собралась большая группа лиц ингушской национальности. Была предпринята попытка захвата работников милиции в заложники.
...В результате перестрелки погибло два работника милиции и ранены трое, убито четыре гражданина ингушской национальности, ранены трое.
...По всем указанным событиям проводится расследование.
...Националистически настроенные группировки из числа лиц ингушской национальности воспользовались трагическими событиями для разжиганий межнациональной розни и открытого противодействия органам власти. Незаконные вооруженные формирования в местах компактного проживания ингушей блокируют дороги и населенные пункты.
...Мы обращаемся к вам и надеемся, что вы прислушаетесь к голосу разума, выполните наши законные требования по восстановлению нормальной жизнедеятельности населенных пунктов, где вы проживаете.
Верховный Совет Северо-Осетинской ССР
27 октября 1992 г.
г. Владикавказ
***********
К переходу на казарменное положение, которое в полку было введено во время моего отсутствия, я был готов. Тревожный чемодан, из-за участившихся в последнее время проверок, держал на рабочем месте. В нем, в соответствии с разработанным каким-то армейским педантом списком, дожидались своего часа как жизненно необходимые, так и совершенно ненужные вещи: запасные сапоги и рубашки, носовые платки и подворотнички, кружка, ложка, складной нож, индивидуальный перевязочный пакет и зубная паста, бритвенные принадлежности и крем для обуви, консервы, галеты и пачка чая. Как и у многих офицеров, помимо обозначенных в описи вещей, хранилась, для особого случая, замаскированная в одежде бутылка водки. С учетом захваченных из дома после поездки в прокуратуру вещей я был экипирован на сто процентов.
Место для ночлега, металлические солдатские кровати с чистыми постельными принадлежностями, находилось по соседству с рабочим кабинетом -- в большой комнате, принадлежащей строевому отделу. Хозяев выселили в меньшее помещение, создав на их площади временную ночлежку для младших офицеров штаба. Обладателям звезд побольше, должностей посолиднее, кровати поставили прямо в служебных кабинетах. Отсутствие душа и горячей воды уравнивало условия быта младших и старших офицеров.
Не предвиделось проблем с питанием. В солдатской столовой выделили закуток для перешедших на казарменное положение офицеров и прапорщиков, и три раза в день готовилась горячая пища, не всегда вкусная, но зато составленная с учетом количества калорий, необходимых для занятых ратным трудом людей. К услугам тех, кому перловая каша, сдобренная свиной тушенкой и бледным соусом, отдаленно напоминающим томатный, или жаренная ставрида казались недостаточно изысканными блюдами, было офицерское кафе.
Правда, пайковые деньги вычитались у всех, без исключения, набиваешь ты желудок в столовой или обходишь ее стороной. Но тут уж ничего не поделаешь. Составлять списки, кто хочет питаться в солдатской столовой, кто не хочет в обстановке, приближенной к боевой -- некогда. Себя к гурманам не относил, солдатская пища устраивала.
Одно было плохо -- не вязалась моя парадная шинель с обстановкой, царившей в городе и части. Раз десять пришлось объяснять -- почему я в "парадке". Да и сам я понимал, что выгляжу нелепо. Только когда удалось выпросить у знакомого старшины роты поношенный подменный бушлат, почувствовал себя в нормальной шкуре.
Прямо с утра меня вызвал командир полка. Мне пришлось больше часа ждать, пока он освободится. Я успел доложить о чрезвычайном происшествии, смерти солдата по команде, но командир решил выслушать меня лично.
Докладывать о причине моего отсутствия, происшествии по дороге на полигон, я старался коротко и ясно. Как и в прокуратуре, ничего не утаивал.
Командир меня не упрекал, хотя гибель солдата, утрата машины, происшествия, о которых ему придется сообщать в дивизию и корпус, а там к таким потерям спокойно отнестись не смогут -- самим придется ставить в известность о чрезвычайных происшествиях округ.
Военный билет погибшего командир забрал. Перед тем, как отпустить меня, спросил:
-- Место захоронения помнишь?
-- Так точно. Следователь гарнизонной прокуратуры хотел туда со мной проехать.
-- Немного утрясется обстановка, поедете, привезете солдата сюда. -- Голос у командира был глухим, бесцветным от усталости. -- Похороним на родине или здесь, с почестями.
Получив разрешение идти, я направился к двери и уже открыв, услышал:
-- Спасибо за действие на КПП. Ты нас здорово выручил.
-- Это не я, это подполковник Дударов.
Я не считал, что в обуздании толпы хоть какая-то моя заслуга, и все же, похвала командира мне была приятна.
Таких суматошных дней я не мог припомнить за все время службы в штабе. Мы строились несколько раз за день на плацу, получали оружие, собирались на совещания разных уровней, присутствовали на инструктажах, разрабатывали варианты действий полка в различных ситуациях, готовили несколько приказов по полку, контролировали подразделения.
Кроме всего прочего, мне поручили вести карту обстановки.
Не мог замначштаба жить спокойно, если не сделает мне хоть маленькую пакость. Я сразу понял, что сейчас он подбросит работенку, лишь увидел в дверях его длинную, немного сутулую фигуру.
-- Кто у нас хорошей графикой и почерком славится? -- с порога прозвучал вопрос.
В комнате сидели три человека. До персональных кабинетов мы не доросли. То, что обладателем лучшего почерка, неплохими навыками обладаю я, в полку знали все. Карты для командира полка и начштаба, когда они проводили занятия, или привлекались к командирской подготовке в дивизии, а также на все командно-штабные учения оформлял я.
Корзинченко был осведомлен о моих талантах, и лишь разыгрывал спектакль перед присутствующими. Я решил промолчать, проявить, так сказать, скромность -- а то могут подумать, что хвастаюсь почерком, Но подполковник направился прямо к моему столу.
На самом краешке столешницы, у письменной лампы лежала стопка книжек в мягкой обложке. Их принес приятель -- командир батальона, знавший о моем хобби -- переплете книг, с просьбой, чтобы я, на досуге, подлатал книжки, сделал новое, прочное лицо. На обложке, образовывая прямой угол, сходились два слова: ДЕТЕКТИВ, ФАНТАСТИКА.
Корзинченко на несколько секунд лишился дара речи. Наконец, он пришел в себя.
-- Так, значит в служебное время читаем детективные романы! -- В его голосе звучало торжество человека, уличившего ребенка порядочных родителей в воровстве яблок из чужого сада.
-- Я не читал. Это мне принесли книги для переплета, -- попытался объяснить я.
-- Одни вкалывают, а другие книжки читают, -- с теми же интонациями продолжил подполковник. -- Значит так, -- он перешел на официальный тон, -- товарищ капитан, чтобы в
23.00 у меня на столе лежала рабочая карта, отражающая боевую обстановку.
-- Какую обстановку? -- не понял я.
-- Командир полка приказал вести в штабе карту, отражающую оперативную обстановку в Осетии, -- Корзинченко даже не смотрел в мою сторону. -- Получите в секретке топографическую карту и за работу.
-- А исходные данные? Где их брать? -- я задал резонный вопрос.
Подполковник порылся в кожаной папке, которую держал в руках. На стол мне спланировали несколько стандартных листов бумаги, исписанных разными почерками. Я взял один из них. Кто-то впопыхах записал название несколько поселков, расположенных на территории Осетии. Косая строчка свидетельствовала, что делавший пометки или разговаривал по телефону, или записывал, не имея под листом удобной опоры. За строчкой следовало слово "вооружение" и стоял жирный знак вопроса. Чуть ниже запись: "автоматы, ручные пулеметы, три единицы бронетехники".
Снова вопросительный знак у слова и ниже в качестве резюме: "Ни хрена себе!" Беглый просмотр стальных листов убедил меня -- информации для составления карты явно не хватает.
-- Это все? -- удивился я. Даже студенту вуза, уклоняющемуся от занятий на военной кафедре, было бы понятно -- с такими данными нанести боевую обстановку невозможно.
-- Вот вам телефон в Республиканском комитете самообороны. Звоните, уточняйте обстановку. Звоните в штаб дивизии, корпуса, там подскажут
Корзинченко протянул мне маленький листочек с записью пятизначного номера, телефон комитета самообороны Осетии.
-- Да кто я такой, чтобы со мной стали разговаривать, сообщать обстановку? -- я не скрывал возмущения. -- Разве в комитете или корпусе сейчас до какого-то капитана, которому надо рисовать карту?
-- Не выполните приказание к 23.00 -- накажу!
У подполковника была своя логика. Он направился к двери и в гневе хлопнул ею. Я едва удержался от того, чтобы не плюнуть вслед непосредственному начальнику.
Телефон отзывался короткими гудками, свидетельствующими, что желающих дозвониться до абонента предостаточно. Я уже потерял надежду, когда услышал хрипловатый голос:
-- Вас слушают!
-- С вами говорит представитель войсковой части, -- я назвал номер части и только хотел изложить суть проблемы, как вновь услышал короткий зуммер. То ли произошел сбой, то ли человек на другом конце провода положил трубку.
Во второй раз длинный гудок и ответное "Алло" я услышал только через полчаса.
-- Здравствуйте, это Соколов, -- я избрал эту форму представления, одурев об бесконечного набора телефонного номера.
-- Генерал Соколов? -- уточнил голос в трубке.
-- Да, -- не поняв вопроса, произнес я и только потом сообразил, что меня принимают за другого человека.
-- Минуточку.
"Сейчас наверное положит трубку", пронеслось в голове. Мне не было стыдно, что я самолично присвоил генеральское звание, хотелось одного -- получить необходимую информацию.
-- Петр, ты что хочешь? -- со мной разговаривал другой человек, видимо, хорошо знакомый с моим однофамильцем генералом. Если генерал для него Петр, то кто он сам?
Генералов в нашем гарнизоне не так уж и много, по пальцам можно пересчитать. Только сейчас дошло, что выдаю себя за начальника общевойскового училища, носящего ту же фамилию.
-- Извините, -- я решил не испытывать судьбу и бросил трубку.
Составить карту, не имея исходных данных -- дело безнадежное.
-- Не миновать строгого выговора, -- посочувствовал мой
дружок, капитан Володя Ковалев.
-- Что, задача не выполнима? -- произнес сидевший за столом напротив моего майор Зайцев. Был он сторожилом части и гарнизона: майора получил еще тогда, когда я и не думал о курсантских погонах. Но это звание было его потолком. В академиях Аркаша Зайцев не обучался и даже в молодости не думал об учебе. Природный ум, дотошность при исполнении обязанностей могли бы сослужить службу при продвижении на более высокую должностную ступень, но Зайцев за должностями и званиями не гнался.
Была у Аркадия одна, но пламенная страсть -- рыбалка. За то, чтобы посидеть с часок с удочкой на берегу пруда или озера в ожидании поклевки карася или карпа, или же протопать десяток километров по течению горной речки в поисках заводи, где кучкуется форель или усач, мог майор душу продать и испариться со службы пораньше, ради любимого занятия за грех не считал.
Начальство воспринимало такие выходки крайне болезненно, прежде всего потому, что, как известно, редкая рыбалка обходится без бутылки, редкий рыбак возвращается после рыбной ловли трезвым. Зайцев к исключению не принадлежал.
Хобби имело свои плюсы. Не было в гарнизоне ни одного мало-мальского любителя рыбной ловли, который бы не знал майора, не посчитал бы за честь порыбачить с ним в одной компании, не поддерживал с Зайцевым товарищеских отношений.
-- "Дед", -- я обратился к майору, по закрепившейся за ним с незапамятных времен кличке, -- как получить данные по оперативной обстановке?
-- По коробу поскреби, по сусеку помети, авось наберется, -- отшутился Зайцев.
-- Без шуток. Выручай, у тебя столько знакомых, -- я
понимал, что без помощи ветерана рыбацкого фронта не обойтись.
-- Друзья, они до тех пор друзья, пока не обременяешь их своим проблемами, -- глубокомысленно заметил Зайцев, однако потянулся к телефонной трубке.
Он переговорил с несколькими приятелями. Разговор начинал стандартно -- сетовал, что из-за создавшейся обстановки с рыбалкой придется повременить. Я сидел как на иголках. Меня подмывало вмешаться в телефонный треп. Не с моей психологией уразуметь, как можно обсуждать рыбацкие проблемы, когда рядом людей убивают, идет вооруженное столкновение.
Наконец майор закончил переговоры.
-- Задача решается элементарно, -- в его голосе звучали покровительственные нотки, так обычно "дембель" разговаривает с только что прибывшим в часть молодняком. -- Бери карту, дуй в корпус. Спросишь подполковника
Подопригору, скажешь от меня. В корпусе давно подобную карту ведут, у них целая группа анализом обстановки занимается.
-- С меня бутылка, -- пообещал я, вспомнив о
неприкосновенном запасе, хранящемся в чемодане.
-- Разберемся, -- майор оживился. Свой НЗ, за две ночи проведенные на казарменном положении, он успел уничтожить. -- Вот еще что, -- посоветовал Зайцев, -- возьми кальки, да побольше.
-- Это еще зачем? -- удивился я.
-- Много времени на изучение обстановки у тебя не будет, а с помощью кальки перерисовать обстановку, плевое дело, -- раскрыл маленькую штабную хитрость многоопытный майор.
Зайцев оказался прав, с картой я смог поработать минут
десять, затем ее потребовал кто-то из корпусного начальства.
После того, как я торопливо перенес на кальку разноцветными
фломастерами условные знаки и подписи, лихорадочно переписал
данные из пояснительной записки, которую мне дал
подполковник Подопригора, пришло время разобраться в полученной информации.
С толку сбивало многое. Положим, где и какие силы участвуют в столкновении, понять еще можно было: на военных картах неприятеля традиционно малюют синим цветом, своих -- красным. Но вот боевые порядки. Я привык расшифровывая нехитрые значки, определять, кто наступает, кто обороняется, ближайшую и последующую задачи атакующих, направление главного удара, глубину и прочность обороны, поддерживающие силы и много других данных, которые позволяют военному человеку сносно знающему общевойсковую тактику составить цельную картину боевых действий. Как я не силился, вычитать на карте необходимую информацию не смог. Подопригора снизошел до разъяснения капитану, из какого-то там полка, оперативной  обстановки.
Картина была до того невероятной, что я несколько раз задавал уточняющие вопросы. Только сейчас я стал понимать масштаб происходящего конфликта. Даже пережитое в злополучную ночь несостоявшейся проверки свинарника и мандраж, когда я оказался в центре обезумевшей толпы, не так подействовали на мое сознание, как полученная информация.
Приказание подполковника Корзинченко я выполнил со значительным опережением временных параметров -- рабочая карта была готова к 17.00.
Ознакомившись с ней, командир полка поставил новую задачу -- довести собранную информацию до офицерского состава. За оставшийся до совещания час я набросал шпаргалку.
Постарался разложить по полочкам все, что выяснил в штабе корпуса.
Аналитик из меня не ахти какой. Мне бы очень хотелось найти ответ на вопрос, который я задавал себе, слышал постоянно от других: почему произошел вооруженный конфликт между людьми, столько лет жившими по соседству?
Причина была на слуху -- спорная территория. Но это только вершина айсберга, а что скрывалось за ней?
Мой дед любил говаривать: "Если дерутся двое -- виноваты оба". А как быть, если один из участников спора не нашел лучшего способа доказать правоту как от слов перейти к делу, исподтишка нанес соседу удар. Как должен вести себя обиженный, подставить другую щеку или ответить мордобоем?
Я решил не усложнять задачу, не лезть в дебри, ограничиться перечислением событий последних дней. У меня получилось нечто, напоминающее сводку с места боевых событий. Особенно детально я расписал первые сутки конфликта.
31 октября 1992 года 2 часа 02 минуты
Стрельба из стрелкового оружия в селениях Дачное, Джейрах, Камбилеевское и ряде населенных пунктов Пригородного района Северной Осетии.
6 часов 25 минут.
На контрольно-пропускной пункт у поселка Чермен напала вооруженная группа лиц ингушской национальности. Личный состав КПП разоружен. Оперативно-войсковая группа в количестве 84 человек на 6 бронетранспортерах, направленная для выяснения обстоятельств захвата КПП и уточнения обстановки, блокирована, разоружена. Военнослужащие взяты в заложники, переправлены в Ингушетию. 7 бронетранспортеров и все оружие оказалось в руках нападавших.
6 часов 30 мнут.
Вооруженные стычки, ожесточенные перестрелки ингушских вооруженных отрядов с нарядами ОМОНа и осетинской милиции в поселках Спутник, Карца, Редант, Южный. Имеются убитые и раненые с обеих сторон. Отделение милиции в поселке Чермен окружено и обстреливается из автоматического оружия.
8 часов 15 минут.
Активные боевые действия в поселке Южном и на Втором
Реданте, используются крупнокалиберные пулеметы и гранатометы.
9 часов 20 минут.
Атаковано село Камбилеевское и поселок Дачное. Атака проводилась под прикрытием нескольких БТРов, а позже к Камбилеевскому были подтянуты танки, прибыло хорошо вооруженное подкрепление лиц ингушской национальности.
Со стороны Назрани (столица Ингушетии) в направлении Осетии отмечалось интенсивное движение машин, с бортами, укрепленными бронированными листами, автобусов, в которых размещались вооруженные группы. В этом же направлении двигались несколько единиц бронетехники, в том числе и танки.
14 часов 00 минут.
Вооруженные формирования выдвинулись на позиции к окраинам Владикавказа. В самом городе зафиксированы вооруженные стычки с небольшими группами ингушей, стрельба снайперов.
15 часов 00 минут.
Отдельные вооруженные группы просочились в район санатория "Осетия" на южной окраине Владикавказа.
К вечеру захвачены и разоружены почти все контрольно-пропускные пункты, прикрывающие подступы к Владикавказу.
В ночь на 1 ноября боевые действия активизировались, перестрелка усилилась. Осуществлялся штурм промышленных предприятий, учреждений на окраинах Владикавказа, обстрел с БТРов электроподстанции, пивзавода, других объектов.
В селениях Пригородного района отмечены разрушения, поджоги домов, в которых проживали осетины.
Против ингушских вооруженных формирований боевые действия ведут подразделения МВД Осетии, Республиканская гвардия, народное ополчение, добровольцы из представителей Южной Осетии и Терского казачества.
Имеются случаи нападения на подразделения вооруженных сил России, взятия военнослужащих в заложники, разграбления имущества, захвата боевой техники, оружия и боеприпасов.
-- Вот это да! Это что же, пахнет небольшой войнушкой на территории России! -- Зайцев не скрывал изумления смешанного с тревогой.
Я не заметил как он очутился у моего стола.
-- Под классическое определение войны, события не подходят, -- высказал я мнение, хоть и не был уверен в его верности.
-- Это как посмотреть -- у "деда" была великолепная память,
и те прописные истины, которые мы изучали еще в военных училищах, а затем в системе марксистко-ленинской подготовки, пока ее не отменили, он усвоил не хуже меня. -- Помнишь Клаузевица в пересказе Ленина: "Война -- продолжение политики иными, насильственными средствами". То, что за всем этим стоит политика центра, местных "авторитетов" не поймет только житель дурдома, имеющий там постоянную прописку.
-- Ну ты скажешь: "политика центра", -- не удержался я от возмущения. -- Что по-твоему, в Москве есть силы, заинтересованные, чтобы на Кавказе полыхало?
-- Отсутствие политики -- тоже политика. Майора невозможно было переубедить. -- Как ты думаешь, почему оперативно-войсковые группы, части гарнизона не вмешиваются в боевые действия?
-- Ну не знаю, скорее всего не было команды.
-- А почему ее не было? -- наседал Зайцев.
-- Местные начальники боятся ответственности, ждут указаний сверху. А там, -- я поднял палец вверх, -- не разобрались в обстановке.
-- Там раньше нас, сопливых, во все разобрались, -- уверенно заявил Зайцев. -- Знаешь как весной щуку ловят? -- помолчав, спросил он.
-- Как?
-- Во время паводка она оказывается в мелких лужах. В них воду мутят, щука всплывает вверх, ее цап за жабры. Так и тут в мутной воде рыбку ловить кому-то захотелось.
Мы не успели завершить дискуссию, подошло время совещания. Информацию я делал в гнетущей тишине. Зато по ее окончанию посыпались вопросы. Когда их число превысило десяток, командир полка пришел мне на помощь:
-- Мне кажется, не все присутствующие на совещании знакомы с докладывающим. Для тех, кто не знает его фамилию, сообщаю -- Соколов, а не Ельцин, не Гайдар, и даже не Грачев.
Юмор у нашего командира был еще тот, армейский, но я был благодарен его вмешательству, хоть и не полностью согласен с репликой. Мне казалось, что ответы на заданные моими сослуживцами вопросы не смогли бы быть ни Президент, ни исполняющий обязанности главы Правительства, ни Министр обороны.
******
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
*******
Выступление Председателя Верховного Совета Северо-Осетинской СССР, Председателя Совета обороны Северной Осетии Асхарбека Галазова по республиканскому телевидению и радио.
В ночь на 31 октября вооруженные бандитские формирования ингушских экстремистов вторглись на территорию района Пригородный. Совершено нападение на воинские посты, захвачены техника и вооружение, заложники из военных и сотрудников МВД республики и внутренних войск России. С обеих сторон имеются убитые и раненые. Совет безопасности Северной Осетии принял решение о введении комендантского часа на территории Владикавказа и Пригородного района, отдан приказ Министерствам внутренних дел и безопасности, Республиканской гвардии и народному ополчению об освобождении Пригородного района от бандитских формирований.
1 ноября 1992 года.
г. Владикавказ
*********
От долгой работы в закрытом помещении разболелась голова. Я вышел глотнуть свежего воздуха.
Уханье пушек, треск пулеметов, автоматные очереди можно было различить, не напрягая слух. Канонада была столь внушительной, что даже непосвященный человек мог сделать вывод -- вооруженное столкновение расширяется с каждым часом.
Полк жил в ритме напряженного ожидания, что же дальше?
Нельзя было исключить, что линия соприкосновения воюющих докатится до границ военного городка. До санатория "Осетия", в районе которого то и дело слышалась стрельба, на машине можно было добраться за считанные минуты. Поселок "Южный", где перестрелка не смолкает -- вот он, рядом. У нас была информация, что в поселке Дачное захвачено воинское подразделение. Солдат там было с "Гулькин нос" -- несколько десятков, сопротивление они не оказали, очутились в заложниках.
Полк не рота и даже не батальон -- солидная боевая единица. Была бы команда, силы и возможности, несмотря на штатную недоукомлектованность для организации, отпора противнику найдутся. Вот с командами не все так просто. Передаваемые по цепочке из округа, штаба корпуса, штаба дивизии, они были расплывчатыми: захвата военных городков не допустить, боевую технику и оружие сохранить, действовать по обстановке, однако, от применения оружия воздерживаться, на провокации не поддаваться. Понятно, округ далеко, там может и не совсем представляют, что у нас творится, а как понять наше корпусное и дивизионное начальство? Они что канонаду не слышат? А захват в заложники солдат -- это провокация или нет?
После ценных указаний, идущих сверху, командир полка мрачнел на глазах. Его настрой передавался и нам. Немного уверенней мы себя почувствовали, услышав выступление по местному телевидению, прибывшего в зону конфликта из Москвы вице-премьера Хижи. Не знаю, можно было считать приказом для войск его высказывание-провокации, направленные против вооруженных сил, пресекать всеми имеющимися средствами, но дышать стало немного легче.
Весь вечер я находился рядом с командиром полка, в его кабинете. Меня устраивало новое положение -- что-то вроде офицера по особым поручениям. Я принимал по командирскому телефону ценные указания, идущие сверху, доклады из подразделений, тогда, когда командир отлучался из кабинета по служебным делам; доводил его приказания до должностных лиц; отнимал хлеб у посыльных, отыскивая нужных командиру офицеров; заносил изменения и дополнения на карту оперативной обстановки; делал многое другое, что обычно возлагают большие начальники на плечи положенных им в соответствии с рангом, адьютантов или порученцев. Одним словом, дел хватало.
Маленький перекур на свежем воздухе прибавил сил. Я собирался вернуться в кабинет командира, но он тоже вышел на крыльцо штаба, сбросить накопившуюся усталость.
-- Похоже, танки из пушек палят, -- прислушившись к канонаде, констатировал командир.
Чтобы составить командиру компанию, я закурил новую сигарету, хоть во рту и без того было противно от множества выкуренных за день сигарет.
-- До шести утра можешь покемарить. Если ничего сверхъестественного не случится, я тоже попробую уснуть, -- командир по опыту знал, что без отдыха коэффициент мозговой деятельности значительно снижается. Грядущий день мог приготовить нам немало сюрпризов, потребовав напряжения всех сил.
Дверь в комнату, выполняющую роль спального помещения для офицеров, оказалась закрытой изнутри. Я удивился, кому это на ум пришло запираться на ключ от внешнего мира? На стук, неясные звуки, раздававшиеся из комнаты, утихли, затем кто-то подошел к двери.
-- Кому не спится в ночь глухую? -- Вопрос прозвучал довольно недружелюбно.
-- Квартирант, -- подал я голос. -- Имею право возвращаться на ночлег, когда захочу!
-- Нормальные люди после двенадцати спят, -- я узнал по голосу  капитана Ковалева.
В двери щелкнул ключ. В комнате стояло шесть кроватей. Пять из них пустовало. Хозяева четырех, как и я, под определение нормальных не подпадали, несмотря на то, что шел второй час, еще не ложились. Они сгрудились вокруг стола, расположенного у глухой стены. Люстра, висевшая на потолке, не горела, комнату освещала лампа с абажуром, стоящая на полу. Я не сразу сообразил, чем заняты мои сослуживцы. Рассмотрев стандартный, расчерченный лист бумаги с какими-то записями и шариковые ручки, лежащие напротив каждого места, понял -- режутся в "преферанс".
-- Кому война, а кому мать родна! -- не удержался я от замечания.
-- Да понимаешь не спится. Решили хоть за картами время до утра скоротать, -- прозвучало от стола.
-- Одни вкалывают, а другие в карты играют, -- я повторил не только слова, но интонацию подполковника Корзинченко. Смешок моих приятелей свидетельствовал, пародия получилась.
-- Коля, тут нам "дед" не давал пульку расписать, все в дверь ломился, тебя спрашивал, -- переборов смех, произнес Ковалев. Закрыв дверь на ключ, он вернулся к партнерам по игре.
-- Что ему надо? -- я задал вопрос для проформы.
Что понадобилось майору, я знал -- поллитра из "тревожного чемодана". Перспектива идти в другую комнату, распивать с Зайцевым бутылку меня не прельщала: во-первых, устал; во-вторых, не хотелось идти на нарушение приказа командира -- на период казарменного положения к спиртному не прикасаться. Я прошел к кровати, разобрал постель.
-- Ты думаешь "дед" успокоится, пока не получит обещанное? -- Володя не хуже меня знал характер майора, его потребности, привычки.
"Тревожный чемодан" я поместил под выделенную мне койку еще утром, тем самым забронировал место ночлега. Порывшись в чемодане, я отыскал бутылку. Соорудил сверток, маскирующий емкость со спиртным, и направился к выходу. Картежники не хотели прерываться.
-- Закрой дверь на ключ снаружи, -- попросил Володя. -- Только долго не задерживайся. Мы еще круг распишем и завалимся спать.
Я не собирался задерживаться. Под спальные покои майор Зайцев облюбовал комнатушку без окон, подсобку, где хранились схемы, рулоны бумаги, всевозможные бланки, тетради, старая документация, которая вроде бы и ненужна, да выбрасывать жалко, глядишь когда-нибудь пригодится.
Места в комнатке было мало, стояло несколько деревянных шкафов да большой двухтумбовый письменный стол с исцарапанной полированной столешницей. Кровать едва втискивалась в пространство между столом и шкафами. Я бы ни за что не согласился спать в такой спальне, но Зайцев замкнутого пространства не боялся. Преимуществами выбранного для сна помещения он считал высокие потолки, отсутствие соседей и, как следствие, необходимости мириться с чьим-то храпом, а также то, что в комнате даже днем царил сумрак и можно было соснуть в обеденный перерыв.
Свет в замочную скважину не пробивался. Это меня устраивало. Осторожно, стараясь не создавать в гулком коридоре шум, я повернул восвояси.
-- Николай, ты? -- обитатель отдельного номера то ли проснулся, то ли до сих пор не спал.
Пришлось толкнуть дверь. Она поддалась и я очутился в вытянутом вверх пенале. Зайцев лежал на кровати поверх одеяла, в полной форме -- за исключением сапог.
На столе моментально появились два стакана, нарезанный
крупными ломтями хлеб, прихваченные с ужина несколько кусков
жаренной ставриды и банка свиной тушенки. Роль столовых
приборов выполняли две чайные ложки и перочинный нж. Я
протянул бутылку майору.
-- Мне не наливай, -- попросил я, предупреждая движение
горлышка от одного стакана к краю другого. -- Не буду.
Зайцев поднял удивленные глаза; как это человек не хочет
снять напряжение?
-- Командир полка приказал мне к шести быть в его кабинете, -- я постарался выдвинуть вескую причину отказа.
-- Что я алкаш, один пить, -- майор не хотел лишаться компании.
-- Ты извини, "дед", я устал, пойду спать. -- Дипломатия дипломатией, но выполнив обещание, я не собирался задерживаться в подсобке.
Кажется Зайцев не особенно переживал по поводу моего ухода. Была бы бутылочка, да закуска, а среди одуревших от круглосуточного нахождения на службе людей, желающие снять стресс с помощью спиртного найдутся.
Картежники игру не закончили. Даже если бы они разговаривали в полный голос, а не шептались по ходу партии, моему сну помешать не смогли бы. Я провалился в тягучее, лишенное ярких красок и образов, забытье. Поспать до 6.00 мне не удалось.
Короткая автоматная очередь разорвала тишину ночи. Стреляли где-то рядом, метрах в тридцати от здания штаба. Я с трудом разлепил глаза. Мои соседи по комнате сидели на кроватях, напряженно прислушиваясь к звукам, проникающим в комнату извне.
-- Думал, мне померещилось, -- произнес я, с трудом ворочая языком в пересохшем рту. -- Что за стрельба?
Вопрос остался без ответа. Мои товарищи знали столько, сколько и я. Мы замерли. Теперь стреляли уже из нескольких автоматов. В открытую форточку явственно слышались какие-то команды, перекрываемые криком раненого человека.
-- На полк напали! -- высказал предположение Володя.
В случае нападения каждый из нас должен был находиться в
определенном месте. Захватив оружие, мы выбежали в коридор.
По коридору в сторону выхода уже бежали офицеры штаба. Мы не
успели выскочить на улицу, в дверях образовалась давка.
Пулеметная очередь из расположенного перед зданием штаба БТРа могла означать только одно -- противник рядом.
-- Ложись, -- крикнул кто-то из находившихся у двери.
Команду повторять не пришлось, мы растянулись на полу.
-- Выключить свет, -- скомандовал начальник штаба. Он первый сообразил, что выбегающие из освещенного помещения люди, будут хорошей мишенью для нападающих. -- Дверь оставить открытой, выбегать по одному, пригнувшись. Залечь цепью, в сторону КПП. Выбегающие, покинув помещение, старались рассредоточиться, укрыться кто за дерево, кто за возвышающийся бордюр асфальтированной дороги, идущей параллельно зданию штаба. Я увидел фигуру командира полка, оглядевшись он двинулся к БТРу. Только сейчас я вспомнил о своих обязанностях порученца, подумал -- мое место рядом.
Стрельба больше не была слышна. Но заставить себя, подняться в полный рост я не смог, пригнувшись побежал за командиром.
У БТРа, укрывшись за броней, находилось несколько офицеров штаба. Люки бронетранспортера были открыты. На броне сидел старший лейтенант в бушлате, наброшенном на плечи. Увидев командира полка, он спрыгнул, сбросил бушлат, поднес руку к шлему:
-- Командир роты, старший лейтенант Вороненко.
-- Вороненко, что за стрельбу вы открыли? В чем дело? -- командир хотел получить информацию из первых рук.
-- Я получил приказ на ведение огня из пулемета.
-- Кто отдал приказ?
Лейтенант на секунду замедлил с ответом.
-- Я приказал.
Вперед шагнул подполковник Корзинченко. Он бросил зажатую в руке, только что раскуренную сигарету, вытянулся словно получил команду "смирно".
-- Что случилось? -- командир повернулся к подполковнику. -- Кто-то пытался прорваться через центральные ворота?
-- Никак нет. Я услышал автоматную стрельбу в городке, решил это провокация. Приказал командиру роты дать из пулемета очередь в воздух, -- пояснил замначштаба.
-- Для чего? -- удивился командир полка.
-- Ну чтобы показать, мы готовы к ответным боевым действиям.
-- Понятно, -- судя по интонации, командир полка не был доволен инициативой Корзинченко. -- А кто открыл автоматную стрельбу вы выяснили?
-- Никак нет, -- замначштаба снова принял положение "смирно". -- Не успел.
-- Товарищ подполковник, разберитесь в чем там дело, -- командир теперь обратился к начальнику штаба, который присоединился к нашей группе. -- Потом со своим замом зайдете ко мне. Всем остальным -- отбой.
Командир развернулся и направился к штабу. Я направился вслед за ним. Проходя мимо Корзинченко, почувствовал запах алкоголя, не перебитый табаком. Кажется командир еще раньше понял, что подполковник нарушил приказ, не удержался от употребления спиртного, но не стал делать разнос при младших офицерах.
Начальник штаба не успел доложить командиру о причинах автоматной перестрелки, это сделал дежурный по полку. ЧП оказалось серьезным. В нем не были замешаны силы из вне, однако без жертв не обошлось.
Пострадал прапорщик из танкового батальона, ему прострелили обе ноги. Дежурный уточнил, что прапорщик доставлен в санчасть.
В санчасти царила необычная для этого заведения суматоха. Небольшой штат, привыкший справляться с насморками, мозолями и головной болью пациентов, с огнестрельным ранением столкнулся впервые. Капитан -- начмед полка, колдовал над прапорщиком, лежащим на кушетке, оббитой дермантином, делал ему укол. Подчиненные начмеда носились по коридору, выполняя приказания начальника.
Ноги прапорщика были перебинтованы, на бедра наложены жгуты. Рядом с кушеткой лежали разрезанные сапоги. Мне показалось, что они полны крови, большая темно-красная лужа расползлась в сторону от сапог. В крови был халат начмеда, и оббивка кушетки. Лицо прапорщика от болевого шока и большой потери крови было мертвенно-бледным, но сознания он не потерял.
В коридоре толпились человек шесть солдат, вооруженных автоматами. Это они принесли раненого в санчасть.
-- Повезло прапорщику. Ранения одно касательное, другое навылет. Кости целы. Крови потерял многовато, а так ничего смертельного, -- начмед не стал дожидаться вопроса командира полка, проинформировал о тяжести ранения.
-- С ним можно говорить? -- Вид крови подействовал на командира, иначе он вел бы себя по-другому, и уж точно не стал бы консультироваться с начмедом как поступить.
-- Только недолго, -- капитан почувствовал свое могущество в стенах медчасти. -- Придется раненого отправить в госпиталь.
-- Что случилось? -- командир второй раз за последний час
задал один и тот же вопрос. -- Кто в вас стрелял?
-- Товарищ полковник, -- это все, что прапорщик смог
выговорить.
-- Вы что, дали ему в качестве обезболивающего алкоголь? -- командир повернулся к начмеду.
-- Никак нет. Он предусмотрительным оказался, заранее принял, -- не удержался съязвить капитан.
-- Так, -- выдавил командир. -- Не ожидал я от тебя Солдатенко такого.
Только теперь я узнал прапорщика. На всех торжественных собраниях он сидел в президиуме. Фотография Солдатенко красовалась в музее истории округа и не мудрено -- он четыре года прослужил в Афганистане, имел три наши боевые награды и высший афганский орден.
-- Виноват, товарищ полковник. Сорвался. У меня жена вот-вот родить должна, а я вместо того, чтобы быть рядом, торчу здесь.
-- Это что, повод для пьянства? -- возмутился командир. -- Кто вас ранил?
Прапорщик молчал.
-- Ладно, потом разберемся. Его пьяного в госпиталь примут? -- командир обратился к начмеду.
-- Я с ним поеду. Договоримся с госпитальным начальством. Думаю пойдут навстречу, -- обнадежил капитан.
Прапорщика положили на носилки, двое солдат понесли раненого к ждущей у крыльца санитарной машине.
-- Товарищ полковник, разрешите обратиться, -- сержант срочной службы, подпиравший стену в коридоре санчасти, сделал шаг вперед.
-- Слушаю.
-- Товарищ полковник, это мы подстрелили прапорщика Солдатенко, -- голос сержанта дрожал.
-- Как это произошло? По неосторожности? -- правая бровь полковника поползла вверх.
-- Никак нет. Стреляли на поражение.
-- А пояснее не можете?
-- Мы вчетвером патрулировали территорию вдоль забора. Слышим кто-то с нашей стороны пытается на него взобраться. Я как положено приказал: "Стой, руки вверх". В ответ мат. Я крикнул "Стой, стрелять буду". У неизвестного автомат был, он его сорвал, как заорет: "Духи!". И в нашу сторону выпустил очередь, чудом никого не зацепил. Ну мы залегли, открыли огонь. Чьи-то пули в цель попали.
-- А как же вы его до смерти не ухлопали? -- перебил командир.
-- Он закричал чтобы не стреляли, отбросил автомат. Ну мы подошли, видим ошибка вышла -- прапорщик из нашей части. Подняли раненого и бегом в санчасть, -- пояснил сержант.
-- Понятно!
-- Товарищ полковник, а что нам теперь будет? -- задал вопрос один из солдат-патрульных.
-- Проведем расследование. Если все произошло так, как
доложил сержант -- ничего не будет. Вы действовали верно. --
Ответ командира успокоил солдат. -- Сейчас идите в роту.
Передайте мой приказ: "Вас сменить, дать время для отдыха".
Начальник штаба и его заместитель ждали командира полка в тамбуре перед его кабинетом. Командир жестом показал, чтобы я не заходил в кабинет вместе сними.
Даже сквозь двойную, оббитую утеплителем дверь мне были слышны отдельные слова, произнесенные командиром. Большинство из них употреблять при дамах не принято. Минут через пять подполковник Корзинченко пулей вылетел из дверей. Лицо его было красным, губы дрожали. Начальник штаба вышел позже.
-- Оповестите офицеров штаба через пятнадцать минут построение на плацу с "тревожными чемоданами", -- проходя мимо меня, проронил начштаба.
Полк строился дольше пятнадцати минут. Хотя дежурный по полку передал приказ в подразделения: "На построение прибыть с "тревожными чемоданами", не все офицеры и прапорщики их принесли. Пришлось нерадивым легкой рысцой бежать на рабочие места и также возвращаться на плац.
Две шеренги растянулись на всю длину плаца. Разнокалиберные чемоданы стояли у ног хозяев. Командир полка выслушал рапорт начальника штаба и взял бразды правления в свои руки.
-- Раскрыть "тревожные чемоданы", подготовить к осмотру.
Команда была выполнена.
-- Прошедшей ночью некоторые офицеры и прапорщики совершили грубое нарушение дисциплины -- употребление спиртных напитков. И это несмотря на мое предупреждение, Прапорщик Солдатенко получил ранение из-за того, что был пьян. Предупреждаю -- офицеры, прапорщики, замеченные в употреблении спиртных напитков на территории части, будут представлены к увольнению из армии, -- голос командира, усиленный микрофоном, был слышен даже в казармах.
Кончено это не дело, что солдаты посвящались в проблемы, происходящие среди постоянного состава, но слишком серьезной была обстановка.
Выстроившиеся на плацу по-разному воспринимали слова командира.
-- Скоро в трубочку придется дуть, как перед инспектором
ГАИ, -- раздалось вполголоса из второй шеренги.
-- На войне даже солдатам сто грамм фронтовых выдавали. А
тут чем стресс снять? -- это, кажется, изрек Зайцев.
-- Кончай комментировать, -- оборвал дискуссию кто-то из старших офицеров. -- Нам только дай повод, на ста граммах никогда не остановимся.
Разговоры  прекратились.
-- Слушай команду, -- командир выдержал паузу, -- всем у кого в чемоданах хранится спиртное, выставить бутылки на асфальт.
Несколько человек, порывшись среди вещей, достали бутылки, однако основная масса офицеров и прапорщиков остались неподвижны.
-- Можете считать меня самодуром, можете жаловаться куда угодно, но я лично проверю каждый "тревожный чемодан". Если найду спиртное, пеняйте на себя.
То, что командир слов на ветер не бросает, стоявшие в строю знали, но лишаться припасенной на крайний случай бутылки никто не хотел.
-- А бутылки разобьете? -- выкрикнул кто-то из стоявших на левом фланге.
-- Тем, кто достанет спиртное добровольно, его вернут после отмены чрезвычайного положения, -- командир едва сдержал смех.
-- Ну да, дождешься, -- прозвучал тот же голос.
-- Начальник штаба составит список, что у кого забрали, затем вернет, -- пообещал командир. -- Кто попытается спиртное припрятать на рабочем месте ответит как за невыполнение приказа в боевой обстановке.
Теперь к чемодану нагнулся каждый второй, шеренга выставленных бутылок приняла солидный вид.
Капитан Ковалев и прапорщик, возглавлявший секретную часть, шли за начальником штаба вдоль шеренги, сделав соответствующую запись о владельце емкости, конфисковывали бутылки, упрятывали их в большие чемоданы, в которых обычно переносят секретную литературу.
Начальник штаба, останавливался перед каждым стоящим в строю, как это обычно делают во время строевого смотра, глядя в глаза задавал вопрос:
-- Спиртного в чемодане или на рабочем месте нет?
Сознаться в том, что заначка алкогольной продукции имеется в служебном кабинете решили человека три-четыре, их также внесли в общий список.
-- Вовремя ты рассчитался, -- шепнул Зайцев, стоящий за мной во второй шеренге. -- А то бы пришлось сдавать бутылку на вечное хранение.
-- Думаешь не вернут? -- отозвался я.
-- Вернуть-то не вернут. Но когда -- вот вопрос. Пока чрезвычайка кончится, водка прокиснуть успеет, -- глубокомысленно изрек "дед".
-- Ты случайно бутылку не с замначштаба распил? -- я не удержался от вопроса, захотел проверить возникшую ночью, у открывшего огонь БТРа догадку.
-- С ним. Но я потом спать лег, а он не остановился где-то еще добавил.
-- Что бутылка моя не сказал? -- поинтересовался я. -- А то он и этот случай не в мою пользу повернет. Мол не было б бутылки, не было б ЧП.
-- За кого ты меня принимаешь. Я же знаю, что Корзинченко на тебя зуб точит, -- успокоил майор. -- Твою фамилию слышать без содрогания не может.
Оставшуюся после построения часть ночи, точнее утра, почти никто из офицеров полка не спал. Да и как успеешь, когда пулеметные и автоматные трели на окраинах города не прекращались ни на минуту.
Проснувшись от топота ног в коридоре, я посмотрел на часы. Можно было бы еще подремать. Введение казарменного положения имело один плюс -- не надо добираться до части
Однако за мной числился должок -- невыполненная еще до чрезвычайки работа. Массивная входная дверь с надраенной до блеска бронзовой ручкой, скрипнув, пропустила меня в помещение.
Я прошел по темному, из-за мелочной экономии электрических лампочек, коридору мимо двери с надписью "КИНОМЕХАНИК", свернул вправо и очутился перед ее сестрой-близняшкой, выкрашенной в точно такой же неопределенный, мрачный цвет. Они разнились лишь табличками, выполненными с помощью трафарета, красной краской на продолговатых полосках стекла, укрепленных на дверном полотне с помощью узких металлических зажимов. На этой значилось -- "Музей истории и боевой славы".
По большому счету, две узенькие комнаты, скрывающиеся за дверью, битком набитые всевозможными экспонатами у специалистов музейного дела, кроме скептической усмешки, ничего вызвать не могли бы, но для воинской части, в которой должность начальника музея по штату не положена, это было связующее звено между прошлым, настоящим и, возможно, будущим.
Наплыва посетителей музей, по причине того, что находился на территории закрытого военного городка, не испытывал. Пик посещений приходился на дни принятия присяги новобранцами, увольнения в запас отслуживших положенный срок, да на "День части".
Я посещал музей гораздо чаще, и даже не потому, что мне вменили в обязанность кураторство над его работой, а потому, что любил особую тишину, царящую в этих комнатах, запах истории. Мне нравилось листать старые документы, рассматривать выцветшие от времени фотографии, вглядываться в лица людей, одетых в военную форму -- моих однополчан. Они, также как и я, спешили по утрам на развод, ходили по старому паркету, уложенному в казармах еще в царские времена, заступали в наряд, обслуживали боевую технику, находились на занятиях и боевых стрельбах, словом, делали все то, что требует военное ремесло.
Пусть и с разрывом во временных рамках, нас объединяли запись в военном билете или удостоверении личности из нескольких цифр, обозначающих номер части; верность полковому знамени, гордость за историю и традиции полка.
Во втором зале, в конце экспозиции располагался стенд, у которого я, если не было посторонних, задерживался на несколько секунд. Под заголовком выполненным крупными буквами "Военнослужащие части, удостоенные правительственных наград" располагалось около двадцати фотографий. Было там цветное фото, на котором, в парадной форме, красовался я. Под фотографией значилось: "Капитан Соколов Николай Петрович". Ниже надпись более мелким шрифтом: "За выполнение интернационального долга в Демократической Республике Афганистан награжден "Орденом Красной Звезды" и медалью правительства ДРА". С фотографии смотрел довольно симпатичный, худощавый, светлоглазый офицер. Короткая прическа, немного выдающийся вперед подбородок с ямочкой, придавали лицу, как мне казалось, довольно мужественное выражение. Нос с горбинкой вряд ли был бы отнесен приверженцами классической красоты к идеальному, но мне самому он нравился, по крайней мере, не какая-то непонятная нашлепка над губами.
Сегодня я не стал любоваться фотографией капитана-орденоносца. За небольшим столиком, расположившимся между двумя окнами, сидел Александр Федорович -- ветеран части, подполковник в отставке, он же заведующий музея.
Так как должность заведующего в штатном расписании полка не значилась, числился Александр Федорович на полставки подсобного рабочего по службе тыла. От проверяющих финансистов это нарушение скрывали, а все остальные понимали, что небольшую зарплату отставник отрабатывает сторицей, воссоздавая историю части, поддерживая связь с ветеранами, проводя воспитательные мероприятия с солдатами.
-- Привет хранителям вечности! -- отсалютовал я.
-- Привет штабным крысам! -- достойно парировал выпад Александр Федорович. -- Принес свою писанину?
Я протянул несколько страничек, отпечатанных на машинке. Чрезвычайное положение -- чрезвычайным, а жизнь продолжается В ноябре в формуляре полка значится особая дата -- День создания части.
Доклад на торжественное юбилейное собрание как всегда готовил Александр Федорович. Концовку -- о сегодняшнем дне, задачах, проблемах, решаемых полком, лучших офицерах и солдатах писал, по распоряжению начальника штаба, я.
Задание получил почти месяц назад, а вот выполнил только сегодняшним утром, и сразу же принес заведующему музея.
-- Что это вы изучаете? -- поинтересовался я, заметив подшивку  газет, лежащую перед Александром Федоровичем.
-- Вот удалось раздобыть дореволюционные газеты. Не могу оторваться. Читаю и убеждаюсь -- история развивается по спирали.
-- Это вы про что? -- не понял я о какой-такой истории идет речь.
-- Об отношениях между осетинами и ингушами. Два народа. Судьбой им предопределено жить по соседству, рядом. Благодаря мудрости стариков удавалось сдерживать вражду, не допускать до большого кровопролития. Но не всегда. Я-то думал при царе батюшке, с тогдашними отношениями к национальным меньшинствам, ситуацию под контролем держали, ан нет. Во почитай сам.
Заведующий протянул мне подшивку газет, пожелтевших от времени.
Я прочел выделенное большим шрифтом название: "Терские ведомости", посмотрела на год издания -- 1907.
-- Там закладочка перед нужным номерком имеется, -- подсказал Александр Федорович.
Легко справляясь с "ер" и "ять" старого алфавита, я вчитывался в строчки, написанные почти девяносто лет назад. Газета сообщала о вооруженном столкновении между ингушами и осетинами, произошедшим 23 мая 1907 года в селении Ольгинском. Столкновение было кровопролитным, с жертвами обеих сторон. Для наведения порядка власти отправили конную сотню казаков, батальон солдат, две батареи с орудиями. Только после открытия пулеметного огня, артиллерийской стрельбы, решительных действий казаков и солдат удалось отбить атаки ингушей на Ольгинское.
Газета пыталась выявить, что послужило поводом для столкновения. Глубоко авторы статьи не копали, но и то, что было на поверхности, говорило о сложности во взаимоотношениях двух народов-соседей.
Я не поленился, сделал небольшие выписки для личного пользования.
"К взаимной вражде послужило поводом столкновение еще на Пасхальной неделе между двумя соседями ингушами и осетинами. Тогда были покушения на убийство с обеих сторон, причем у одного убитого ингуша было отрезано ухо. После первого столкновения обе стороны вели переговоры о перемирии, но не пришли ни к каким благоприятным результатам. Затем, не раз после того, были и другие столкновения между теми и другими. Утром же 23 мая ингуши и осетины вновь поссорились между собой из-за скота, зашедшего на осетинские посевы.
После этого случая на базоркинской мельнице, принадлежащей Таиб Гаджи Тангиеву, было совершено убийство его сына, как говорят, ружейным выстрелом, произведенным со стороны осетин. При таких условиях становилось уже совсем трудным определить -- "кто прав и кто виноват"."
Я отложил ручку. Если в те давние времена трудно было определить, кто виновен в разжигании вражды, кровопролитии, теперь это сделать гораздо труднее. Бесспорно в обеих республиках есть те, кто заработает на разжигании национальной вражды политический капитал, кто погреет руки, но основная масса осетин и ингушей, как бы не сложилась ситуация дальше, окажется в проигрыше.
Следующее за анализом причин описание самого столкновения свидетельствовало -- история повторяется:
"В предобеденное время ингуши большим скопищем напали на жителей селения Ольгинское и стали их грабить. Из ольгинцев одни в панике бежали из селения, другие же стали защищать себя и свое имущество.
...В нескольких местах селение Ольгинское было подожжено. Местная администрация стала вызвать о помощи во Владикавказ и на ст. "Беслан".
...К ночи же, когда на Ольгинское селение стали наступать от 3-х до 4-х тысяч ингушей, из Владикавказа были отправлены две батареи с орудиями и один батальон".
Увидев, что я закончил чтение, Александр Федорович задал короткий вопрос:
-- Ну как?
-- Если бы мы умели извлекать уроки из истории, -- повторил я слова какого-то гения.
********
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
**********
Указ Президента Российской Федерации N 1327
"О введении чрезвычайного положения на территории Северо-Осетинской ССР и Ингушской Республики"
В связи с резко обострившейся ситуацией на территории Северо-Осетинской ССР и Ингушской Республики, массовыми беспорядками, межнациональными конфликтами, сопровождающимися насилием с применением оружия и боевой техники и приведшими к человеческим жертвам среди населения, а также в связи с угрозой безопасности и территориальной целостности Российской  Федерации... постановляю:
1... ввести с 14 часов 00 минут 2 ноября 1992 года и до 14 часов 00 минут 2 декабря 1992 года чрезвычайное положение на территории Северо-Осетинской ССР, а также... на территории Ингушской Республики.
Б. Ельцин
2 ноября 1991 г.
г. Москва
********
-- Бери БТР, отделение солдат и давай в аэропорт, -- командир полка, отдавая распоряжение, прервал разговор по телефону, прикрыл трубку рукой. Вторая трубка, снятая с аппарата, лежала на столе. Уточнить задачу он не успел, загудел зуммер телефона прямой связи с командующим корпуса.
-- Смольный, да и только! -- буркнул командир. -- Нет,
товарищ генерал, это я не вам. Есть. Понял. Так точно.
Разговор с комкором был коротким, зато по двум другим
телефонам командир разговаривал минут семь. Все это время я,
переминаясь с ноги на ногу, стоял и гадал, что должен делать в аэропорту.
-- Ты еще здесь? -- удивился полковник, откинувшись в кресле.
-- Вы не поставили задачу, -- попытался объяснить я присутствие в кабинете.
-- Разве? -- Поступаешь во временное распоряжение прибывающих десантников. Найдешь старшего, представишься, скажешь, что ты представитель корпуса. Твоя задача -- помочь десантуре разобраться в обстановке, сориентироваться в городе, выйти в указанный район.
-- На сколько поступаю? -- задал я вопрос.
-- Что? -- голова командира уже была занята другими проблемами.
-- На сколько поступаю в распоряжение десантников?
-- Там видно будет. Когда отпустят, тогда и уедешь. Насколько я понял, им поставлена задача разблокировать окруженные ингушами села на территории Осетии, вклиниться между ведущими боевыми действиями сторонами.
-- Так они же под перекрестный огонь попадут! -- не удержался я от восклицания.
-- У нас всегда так. Эти говнюки наверху в свои игры играют, а потом армии расхлебывать приходится. Вот увидишь, и одна и другая стороны будут обвинять военных: осетины в бездействии, неоказание помощи; ингуши в преосетинской позиции, да еще припишут армии борьбу с безоружными людьми, кровавые зверства.
Снова зазвонил один из телефонов. Командир махнул рукой, выпроваживая меня из кабинета. Я козырнул, повернулся кругом.
-- Подожди. Чуть не забыл. Возьми пропуск. Без него вряд ли попадешь в аэропорт. И смотри там поосторожней. Не геройствуй. На рожон не лезь, солдат не подставляй под огонь. Вы проводники. Десантники без вас разберутся.
Командира, прилетевших и занятых выгрузкой десантников я вычислил не сразу. На его камуфляже не было генеральских погон, только залихватская, с высокой тульей, спецпошива фуражка "а ля Грачев" выделялась среди беретов остальных прилетевших. На десантника внешне он не тянул -- был невысок, худощав. Выслушав меня, подозвал одного из руководивших выгрузкой офицеров. Представил нас. У подполковника была жесткая, сухая ладонь, пальцы бугрились набитыми в тренировках суставами.
-- Пригородный район знаете? -- обратился ко мне генерал.
Я не по-уставному кивнул головой.
-- Вот селение, -- генерал достал из полевой сумки карту. -- Задача командиру оперативной группы поставлена. Через двадцать минут группа выдвигается на маршрут. Пойдете с ними.
Я едва не высказал появившееся у меня сомнение. Десантники недавно прилетели, разгрузка в разгаре. Какие двадцать минут? Тут работы на несколько часов. Мое дело маленькое -- не стать Сусаниным для своих, вывести в заданный район. К моему удивлению, подполковник не стал просить отсрочки, лишь уточнил:
-- Товарищ генерал, а обещанная техника вовремя подойдет?
-- Уже здесь. Ты свои БМД проверь, все-таки впопыхах собирались.
-- Моя техника в порядке, головой ручаюсь, -- заверил подполковник.
-- Голову побереги. Она тебе еще может пригодится, -- генерал не одобрял самоуверенность подчиненного.
Пока завершалась выгрузка, я решил поближе рассмотреть знаменитые БМД -- боевые машины десанта. Были они внешне не такими внушительными, как армейские машины пехоты, но более маневренными, способными действовать в любой местности, приспособленными к десантированию  парашютным способом.
Ровно через двадцать минут оперативная группа, вытянувшаяся в походную колонну, начала движение по указанному маршруту. Дисциплина и организованность у десантников оказались на высоте. Двигались компактно, на большой скорости. По дороге колонну дважды обстреляли из автоматического оружия. Выяснять кто, откуда стрелял -- не стали. Среагировали как слон на Моську -- пусть себе лает. Важно, что нет потерь. Ввязываться в перестрелку неведомо с кем, терять время в ущерб выполнению поставленной задачи командир группы не собирался.
БТР, на котором я добирался до аэропорта, двигался где-то в середине колонны десантников; я как проводник, находился в одной из БМД вместе с командиром. Сидели тесно прижавшись друг к другу, так как число пассажиров превышало число посадочных мест.
-- Товарищ капитан, вы бы просветили нас, что происходит, -- обратился ко мне старший лейтенант -- когда колонна набрала заданный темп движения. -- Что ингуши с осетинами не поделили?
-- Территорию, земли, -- отделался я однозначным ответом.
Моя голова была занята другим. Хоть и по своей воле оказался я в проводниках, но вот уверенности что с задачей справлюсь не было. В этих местах мне доводилось бывать пару раз, но досконально местность, подъезды к селению не знал.
-- Про земли мы слышали. Хотелось поподробнее знать, что к чему, -- поддержал подчиненного подполковник
В отношениях между осетинами и ингушами столько всего наслоилось, что без поллитра не разберешь, -- я попытался отделаться шуткой. -- И потом, я ведь не Генштаб представляю, а в штабе мотострелкового полка служу.
-- Ладно, не прибедняйся. Я слышал, как твой непосредственный начальник по телефону тебя полковым офицером называл, -- произнес подполковник, развернувшись ко мне лицом. -- Ты сколько в Осетии прослужил?
-- Пять лет, -- вопрос меня удивил.
-- Ты пять лет, а мы на этой земле несколько часов. Не может быть, чтобы не интересовался отчего здесь полыхнуло. В любом случае больше нашего знаешь.
-- Интересоваться-то интересовался. Да информация противоречивая. Ингуши обвиняют осетинское руководство, считают себя пострадавшей стороной. Осетины оценивают события как неприкрытую ингушскую агрессию. Ну а Москва, никак не определится, -- произнес я.
-- Ты не совсем прав, капитан, -- перебил меня командир десантников. -- Если бы Москва не определилась, нас здесь не было.
-- Может наверху и спохватились, но с большим опозданием. Еще немного и весь Кавказ запылает. -- Мне не хотелось спорить, но и отказываться от своей точки зрения я не собирался.
Возражений не последовало.
-- Так все же в чем причина конфликта, -- снова подал голос старший лейтенант. -- У меня до этой поездки не каждый боец знал, где Владикавказ на карте расположен. Хоть немного нас просветите.
Отмалчиваться дальше было неудобно, подумают или тупой общевойсковик попался, или цену себе набивает.
-- До революции осетины, ингуши и многие другие народы, живущие по Тереку, входили в Терскую область, -- я решил дать небольшую историческую справку. -- После объединились: вначале в Терскую, Советскую, потом в Горскую Республики. Затем ее стали кроить по национальным образованиям.
Сведения были почерпнуты мною из какой-то брошюры о дружбе народов на Северном Кавказе.
-- Что-что, кроить мы умеем, вот бы еще и шить научились, -- прокомментировал мои слова  один из  членов экипажа.
-- В двадцать четвертом году из остатков Горской Республики создали Северо-Осетинскую и Ингушскую автономные области. Земли кромсали как бог на душу положит, волевыми решениями. Через десять лет надумали ингушей объединить с чеченами. Решили -- сделали. Поначалу создали общую автономную область, а затем автономную Чечено-Ингушскую республику. -- Мне не очень-то хотелось озвучивать популярную брошюрку, но более глубокими сведениями не обладал. -- Про сорок четвертый год вы знаете, -- я попытался сократить рассказ. -- Эти события у всех на слуху.
-- Что мы знаем? Что чеченцы и ингуши были насильственно переселены в Казахстан и Киргизию -- и вся информация. Дедушка Сталин чикаться не любил, для него что одна голова, что тысячи голов, было все едино. А вот чем такое переселение было вызвано, я внятного объяснения не встречал, -- командир десантников снова повернулся ко мне, словно ожидал что уж я-то про выселение  знаю досконально.
-- Геноцид, -- промямлил я спасительную фразу. -- Геноцид-то, геноцид, а вот я слышал, что ингуши немцев хлебом-солью встречали, белого коня подарили, -- одному из членов экипажа не терпелось продемонстрировать свою осведомленность.
-- Положим, коня не ингуши дарили. А в России не было что ли таких, кто оккупантов как освободителей встречал? Генерал Власов, он что, чеченцем или ингушом был? -- не выдержал я.
-- Так что, для выселения никакого повода не было? -- последовал новый вопрос.
-- Повод найти всегда можно. И профашистски настроенные банды в горах действовали и дезертиры из числа чечен и ингушей имелись, но ведь были и те, кто жизни не жалел на фронте. Разве можно объявлять преступником народ? Лови, наказывай тех, кто преступление совершил, -- они этого заслужили, но депортировать народ -- этому оправдания нет. -- Мне приходилось доказывать прописные истины.
-- Да я и не спорю, -- народа-преступника не бывает, есть
конкретные сволочи, бандиты, независимо от национальности,
-- неожиданно легко согласился с моими доводами сержант,
задававший вопрос о причине выселения.
-- Ну вот, в сорок четвертом с ликвидацией Чечено-Ингушетии была образована Гронзенская область, часть земель отошла в Осетию, часть в Грузию, часть в Дагестан.
После смерти Сталина, в пятьдесят седьмом году Чечено-Ингушскую республику восстановили, земли вновь перекраивали, о последствиях не думали. Учесть интересы обеих сторон ума не хватило. На а то, что в последние годы осмысленной политики центра на Северном Кавказе нет -- в этом сомневаться не приходится. Националистическая карта в руках местных вождей, вожаков стала главным козырем.
-- Так уж и нет разумной политики -- командир на то и командир, чтобы отреагировать на подобные слова.
Раньше я и сам был поостерегся давать подобную оценку деятельности руководства; можно было офицерские погоны потерять, теперь время другое -- говори что думаешь.
-- Конечно, не было и нет. Законов, затрагивающих регион,
напринимали без учета того, как их выполнять; на то, что в
республиках незаконные вооруженные формирования, накоплены
горы оружия никакой реакции; националистические выступления,
национальный экстремизм в Ингушетии и в Осетии не пресекались. Федеральная власть заняла позицию стороннего наблюдателя. Можно подумать, что это все не на территории России творится, а в далеком Гондурасе, -- высказал я наболевшее, то, о чем с друзьями и сослуживцами обсуждал не один раз.
-- В общем ясно, что ничего не ясно, -- глубокомысленно изрек подполковник.
Кажется, он уже был не рад, что предоставил мне возможность выступить со своим видением причин конфликта. А что он ждал от моей информации? Вот бы заглянуть подполковнику под черепушку. Как он для себя определил, кто развязал конфликт: кто тут прав, кто виноват; кто друг, кто враг? Продолжать политбеседу мне расхотелось. На мое счастье, рация командира оперативной группы прохрипела простуженным голосом:
-- Товарищ пятый -- я "Рыбак", подходим к пруду. Признаков жизнедеятельности не обнаружено. Кажется, карасей в пруду нет.
Я невольно улыбнулся. Код в шифровальщике не нуждался. Пятый -- командир группы; караси -- жители села; рыбак -- командир ГПЗ; пруд -- селение.
-- Так, проскочи до окраины. Из машины не выходить. Осмотреться. Об увиденном доложить. Повнимательней там и поосторожней, -- приказал командир экипажу головной походной заставы.
-- Есть, -- по тону можно было понять, что находящиеся в составе походной заставы, "карасей" за серьезного противника не воспринимают.
Командир десантников дал по рации короткие указания в подразделения; приказал водителю прибавить скорость, выйти в голову колонны. Наша боевая машина, лязгая по асфальту, гусеницами взобралась на пригорок.
-- Стоп, -- скомандовал командир.
Вслед за подполковником я покинул нагретое чрево машины. Холодный ветер рванул полы шинели. Внизу виднелся конечный пункт нашего маршрута -- небольшое селение. Добротные каменные дома образовывали две параллельные линии, обозначавшие длинную главную улицу. От местного проспекта шли маленькие улочки и переулочки. В центре поселка возвышалось двухэтажное здание, -- скорее всего, резиденция местной администрации. Вторая двухэтажка -- судя по расположенному рядом стадиончику и некоторым другим признакам -- школа, находилась на противоположном конце селения.
-- Ого, кто-то здесь серьезно поработал, -- вырвалось у командира полка.
Я перевел взгляд в ту сторону, куда он смотрел. В глаза бросились два десятка обгоревших строений. Несколько домов казались разрушенными до основания. Огонь не смог бы сделать таких разрушений, здесь не обошлось без взрывчатки.
-- Дома осетин, -- определил я.
-- Почему ты так решил?
-- Ингуши, как правило, строят дома так, чтобы на улицу выходила глухая стена, осетинские дома смотрят окнами. Взорванные здания там, где привычные для глаза строения. Не думаю, чтобы осетинские и ингушские дворы чередовались, скорее всего они заселяли разные окраины.
-- Наверное, ты прав, -- согласился со мной подполковник. -- Так а где же наша БМД? -- в его голосе звучали нотки нескрываемой озабоченности.
Я напряг зрение. Машины разведчиков на дороге, ведущей в селение, видно не было.
-- Ну-ка дай мне бинокль, -- потребовал подполковник у командира роты, который изучал местность с помощью армейского бинокля.
-- Там, в начале улицы, что-то вроде баррикады из поваленных столбов и всякой рухляди сооружено, но наших нет, -- сообщил старший лейтенант.
-- Что за черт. Куда они делись? Ну-ка свяжись с экипажем, -- приказал командир оперативной группы.
Старший лейтенант уселся на броню.
-- Молчат, товарищ подполковник.
Командир снова чертыхнулся, добавил пару фраз позаковыристей:
-- ...Почему эти супермены на связь не выходят?
Ответ мы получили через несколько мнут. Молчавшая рация заработала.
-- Слушай начальник, мы твоих людей разоружили, взяли в плен, -- надтреснутый голос принадлежал мужчине, успевшему прожить довольно большой отрезок жизни. Акцент человека, не признающего мягких знаков, заменявшего букву "и" на "ы", выдавал кавказца.
-- Что вы хотите? -- командир десантников произнес фразу так, как будто разговаривал с человеком, для которого готов выполнить любую просьбу.
-- Мы с армией не воюем. Возвращайтесь туда, откуда пришли, -- прозвучало по рации требование.
-- Так, понятно. А что будет с боевой машиной и экипажем?
Ответ на вопрос поступил не сразу. Скорее всего он не был подготовлен заранее, шло совещание.
-- Технику и оружие оставим себе, солдат отправим в Назрань, а потом передадим в Беслан.
-- Ваш вариант ясен. Я предлагаю другой. Вы отпускаете моих солдат, отдаете технику и оружие, добровольно сдаете свое оружие. Мужчины, не проживающие в селении, его оставляют, -- ультиматум был предельно краток.
-- А что будет, если мы не согласимся? -- последовал вопрос.
-- Штурмом возьмем селение.
-- Попробуй сунься, -- теперь в рации звучал голос другого мужчины. Можно было определить, что он гораздо моложе своего товарища. -- Мы твоим солдатам бошки отрежем, на помойку выкинем.
-- А вот это вы напрасно. Если с головы моих солдат упадет хоть один волос, пеняйте на себя. -- Командир говорил все так же спокойно, но по его побледневшему лицу было заметно, как дается ему это спокойствие. -- Даю вам пятнадцать минут на обдумывание моего требования.
-- А что будет потом? -- в голосе молодого мужчины звучали издевательские нотки человека, не боящегося запугивания, уверенного в своей безнаказанности. Так обычно разговаривают телефонные хулиганы, не верящие в возможность того, что их вычислят и заставят отвечать за содеянное.
Минут пять ушло на постановку задач командирам подразделений, еще несколько, чтобы они поставили боевые задачи подчиненным. С нашего командно-наблюдательного пункта было хорошо видно, как несколько боевых машин рвануло из колонны, приблизилось к селению, охватило боевой линией его в полукольцо.
-- Пятнадцать минут прошло, -- я отвлекся, наблюдая за слаженными действиями техники, невольно вздрогнул, услышав за спиной голос командира оперативной группы.
О том, что он услышан и понят, свидетельствовал ответный мат по рации.
Кажется командир решил продемонстрировать огневую мощь своих десантников. Наперегонки залаяли автоматические пушки, рыкнул неуправляемый реактивный снаряд, глухо ухнули минометы. Вначале я подумал, что стрельба ведется в воздух, для устрашения. Однако клубы пыли, дыма, а затем и огонь в центре села свидетельствовали, что цель была реальной. Двухэтажное административное здание напоминало карточный домик, развалившийся от неуклюжего прикосновения. Картина была не для слабонервных.
-- Даю еще десять минут на размышление, -- командир был уверен, что его слушают, связь не прервали. -- Через десять минут откроем огонь по двум крайним домам.
Нервы у захвативших в плен наших разведчиков оказались обычными, не стальными. Через пять минут по рации прозвучал голос того человека, который первым вступил в контакт.
-- Мы готовы выслать трех человек для ведения переговоров.
-- Переговоров не будет. У вас осталось пять мнут, для выполнения требований.
-- Но здесь женщины, дети, -- выдвинул весомые аргументы мужчина. -- Неужели, будете стрелять по старикам, женщинам, детям?
-- Мне поставлена задача войти в селение. В случае сопротивления разрешено применять любые средства. Если вы решили прикрыться женщинами, детьми -- воля ваша. Я против кровопролития, но у меня выбор ограничен. Выбирайте сами. Кровь будет на вашей совести.
-- Я не один принимаю решение. Мне надо посоветоваться, -- попросил отсрочку возглавивший переговоры с ингушской стороны.
-- Мои солдаты живы?
-- Да.
-- Дайте связь со старшим.
Минут пять тянулась томительная тишина.
-- Товарищ подполковник, это я -- лейтенант Сушков.
-- Как дела лейтенант? Все живы?
-- Живы. Раненых нет. Бока немного намяли.
-- Как вас угораздило вляпаться? -- командир задал вопрос незадачливому лейтенанту.
-- Виноват. Не подумал, что такое может случиться.
-- Все, разговор окончен, -- гортанно прозвучал голос, принадлежавший молодому участнику переговоров с ингушской стороны.
-- Окончен так окончен. Даю еще десять минут. Потом
открываем огонь -- повторил ультиматум командир десантников.
-- А если мы в эти дома ваших солдат посадим? -- вопрос таил
нескрываемую угрозу.
-- Не думаю, что вы готовы подписать себе смертный приговор.
-- Ах ты, сука. Посмотрим, кто кого, -- голос молодого ингуша сорвался в крик. Он, видимо, хотел продолжить угрозу, но его оттеснили от рации.
Оставшееся время прошло в томительном ожидании. Насколько я понял, не очень-то хотел подполковник разворачивать боевые действия, с одетым в цивильное, противником. Внезапно из-за закрывавшего обзор дома появилась БМД. Она на полной скорости рванула в сторону вытянувшихся в боевую линию остальных машин.
-- Это не провокация? Вдруг это смертники нашлись, решившие пару наших машин таранить? -- высказал предположение кто-то из офицеров.
-- Вряд ли, -- проронил командир.
-- Пятый, пятый, я -- "рыбак". Все в порядке, нас отпустили, -- лейтенант Сушков не скрывал радости.
-- Добро. Давай ко мне на доклад, -- командир облегченно вздохнул. -- Рыбак хренов. Твое счастье что "караси" голову не оттяпали.
-- Товарищ подполковник, смотрите, -- командир роты, с которым я ехал в БМД, показывал рукой правее селения.
По проселочной дороге в сторону границы с Ингушетией удалялось около десятка грузовых машин, примерно столько же легковушек. Борта грузовиков были обшиты толстыми досками, оббиты металлическими листами. Замыкал движение бронетранспортер.
Едва колонна приблизилась к зарослям, обрамлявшим небольшой ручей, раздалось несколько автоматных очередей и ружейные залпы. Колонна ход не сбавила. Бронетранспортер совершил маневр, прикрывая броней и пулеметным огнем людей, сидящих в кузовах. Из кустов несколько раз ухнул гранатомет. Одна из легковушек завалилась на бок от точного попадания и загорелась. Сидящих в ней людей накрыло осколками. Никто не выскочил.
-- Что за самодеятельность? -- удивился командир десантников.
-- Скорее всего осетины. Отбить село у них, видимо, сил не хватало, вот они и устроили засаду, -- высказал я предположение.
-- Хлебнем мы здесь киселя, -- нахмурился командир. -- Цепной реакции не избежать. Вернувшиеся осетины не простят сожженных домов, как бы в отместку поджоги не устроили. Ингуши тоже вряд ли успокоятся, попытаются восстановить свое положение.
Колонне удалось проскочить. Потери техники были минимальны, а вот то, что пули устроивших засаду достали нескольких человек, в бинокль хорошо было видно.
Лейтенант Сушков, докладывая командиру оперативной группы, в глаза старался не смотреть. Вид у него был как у побитого щенка, и не только в переносном смысле; скула рассечена, под глазом синяк. Подвела лейтенанта излишняя самоуверенность и неосмотрительность, Не мог молодой офицер-десантник поверить, что на территории России, в мирное время какие-то там горцы смогут захватить вооруженный экипаж, пленить его профессионала, а потому и вел себя соответственно. Когда боевая машина едва не врезалась в баррикаду на окраине селения, он приказание командира полка не выполнил -- с двумя бойцами БМД покинул, за что и поплатился.
Десантники даже осмотреться не успели, как их окружила
толпа. Воспользоваться оружием и на ум не пришло: толпу в
большинстве составляли женщины и дети. Подростки лет
десяти-двенадцати буквально повисли на руках и ногах
ошеломленных военных. Пока десантники расшвыривали пацанов, появились вооруженные старшие братья и отцы.
Механик-водитель, увидев, как пленили командира, тоже растерялся: задний ход не дал, стал раздумывать что дальше делать. Часть толпы перекрыла путь к отступлению боевой машине. Давить гусеницами безоружных женщин и детей на это солдат-первогодок не отважился, не могли открыть огонь по толпе из стрелкового оружия остальные члены экипажа. Одно дело стрелять по мишеням, перебивать ладонью кирпичи, отрабатывать друг на друге приемы, и совсем другое прицельно стрелять то толпе. Этому их не обучали. К этому психологически десантники не были готовы. Оно и понятно, у армии своя специфика, у внутренних войск -- своя. Можно было задраить люки, не так-то просто было бы экипаж выкурить из машины; подвела горячность. Решили за броней не прятаться, отбить товарищей. Десантировались, но окруженные толпой действовать не смогли, как и первая тройка оказались в заложниках. Синяков навешали в самом начале, когда разоружали, потом не трогали. Держали пленных в подвале. Обращались сносно.
О том, что будет дальше, старались не думать, больше переживали, что подвели своих, создали дополнительные проблемы. Когда приказали выйти из подвала, не могли поверить, что отпускают. Лишь когда получили назад штатное оружие, задраили люки в БМД, тревога сменилась радостью -- свободны.
Командир десантников вызвал к себе всех офицеров. На коротком совещании было принято решение, в селение не входить, оцепить. Перекрыть все подходы, по возможности приступить к минимальному обустройству, окапыванию.
После совещания я подошел к командиру.
-- Товарищ подполковник, я свою задачу вроде выполнил, разрешите убыть в часть.
-- Дальше наша работа, -- я снова испробовал крепкое пожатие натренированной руки. -- Спасибо, капитан. Ты не обижайся, что оборвал твою информацию. Не хочется, чтобы у подчиненных сомнения зарождались: мол мы -- козлы отпущения; разгребаем дерьмо, которое другие наложили. Людям с таким мыслями в боевой обстановке делать нечего, их под пули не пошлешь. Хорошо воюет тот, кто воюет за идею, или хотя бы за большие деньги.
-- Вопрос можно? -- мне не давала покоя одна мыслишка.
-- Ну ежели не на засыпку и не на проверку интеллекта,
валяй, задавай.
-- Если бы ваш ультиматум не выполнили, вы отдали бы приказ
на обстрел селения? -- я взглянул в светлые глаза стоящего рядом человека, которому несколько минут назад пришлось решать непростую задачу.
-- Если бы да кабы, -- усмехнулся подполковник. -- А ты как думаешь, приказал бы?
-- Не знаю, -- чистосердечно признался я.
-- Вот и я не знаю. Одно правило по Афгану усвоил прочно -- подчиненных выручать следует не считаясь ни с чем, только тогда на них можно положиться. Только тогда и у тебя есть шанс выжить в любой ситуации.
В полк мы добрались без приключений. Отсутствовали мы часов десять, но за этот небольшой срок на территории военного городка произошли разительные перемены. Ударно поработала инженерная служба. Бетонная стена, опоясывающая часть, щетинились тремя рядами колючей проволоки; перед стеной притаилась в пожухлой траве "путанка" -- тонкая проволока, действующая по принципу паутины, захватывающая жертву и не позволяющая ей делать резкие движение; на подъездных дорогах возвышались металлические надолбы, надежно перекрывающие путь технике. Два бронетранспортера, неизвестно для чего укрытые маскировочной сеткой, темными дулами пушек и пулеметов настороженно наблюдали за всеми, кто пересекал КПП.
-- Наши что, к долговременной осаде готовятся? -- прокомментировал усилия сослуживцев механик-водитель.
-- Береженого Бог бережет, -- отозвался я. -- Меры по обеспечению безопасности полка, после случая с захватом экипажа лейтенанта Сушкова, мне не казались чрезмерными.
Глава девятая
Обращение Президента Российской Федерации
"К гражданам страны"
...Категорически отрицаю заявление о том, что происходящее в регионе -- это столкновение ингушского и осетинского народа. Конфликт спровоцирован воинствующими националистами, а народам отведена роль заложников в их кровавых планах.
...Со всей решительностью и ответственностью заявляю: преступным замыслам и действиям будет положен конец. Очаг кровопролития на российской земле будет погашен. Право граждан на жизнь и мир будет восстановлено.
Б. Ельцин
5 ноября 1992 г.
г. Москва
Я постучал в дверь с надписью на табличке "Начальник штаба". Шеф не терпел, если в его кабинет входили без стука. Едва различимый звук принял за разрешение. Рабочий стол начальника штаба пустовал. Зато перед неким подобием ширмы, закрывающим солдатскую кровать стояли хромовые сапоги.
Я попытался потихонечку ретироваться, но меня остановил вопрос:
-- Кто там?
Голос из-за ширмы не принадлежал начальнику штаба. Если бы я услышал его по телефону, то не сомневался -- говорит командир полка. Но что ему делать в чужом кабинете, на чужой кровати? Командирские аппартаменты комфортабельные, кровать расположена не за ширмой, а в небольшой смежной комнате, там же имеется персональная раковина для умывания. Хотя, переселению этажом ниже найти объяснение легко. Командира полка мог потеснить проверяющий, в генеральских погонах. Однако, если размышлять логично, какие проверки, когда кругом такое творится, в республике идут боевые столкновения.
-- Это кто?
-- Капитан Соколов, -- отозвался я.
-- Заходи, капитан. Коль не дал подремать, получишь задание.
Теперь я не сомневался, что за занавеской командир полка. Через секунду он отдернул ширму, и отыскав сапог, стал с огромным усилием натягивать его на ногу.
-- Распухают, сволочи, -- словно о врагах, отозвался
командир о собственных конечностях. -- Хотел отдохнуть малость, даже из своего кабинета сюда перебрался, там то телефоны трезвонят, то посетители вламываются, а тут ты. Что хотел?
-- Виноват, я к начальнику штаба, доложить, что задачу выполнил.
-- Виноватых бьют, -- буркнул полковник. -- Ну что там десантники, освоились?
Я рассказал об особенностях операции по деблокированию населенного пункта.
-- Слава Богу, у нашего руководства ума хватило, объявить чрезвычайное положение в районе конфликта. А то бы армию, все кому не лень обвинили в жандармских функциях. Интересно получается гавкнуть на президента ни одна собака не осмеливается, ведь не мешало бы спросить, как допустил войну на территории России. Зато армия -- палачи и звери, воюет со своим народом, как будто мы вольны поступать как нам хочется, если получаем приказ навести порядок.
Справившись с обувью, командир набрал в согнутую лодочкой ладонь воды из графина, и плеснул в лицо.
-- Не дал подремать, садись на телефон, собирай замов, начальников служб, командиров батальонов. Проведем совещание. Нас комкор инструктировал, немного обстановку обрисовал. Думаю, для всех полезно будет уяснить, как начальство ситуацию оценивает.
Минут через пятнадцать в кабинете начальника штаба собрались офицеры обозначенной категории. Мне по занимаемой должности на совещании присутствовать вроде бы не полагалось, но с другой стороны, я всех оповещал; команды "пошел на свое место" не поступило, поэтому я пристроился за спиной командира одного из батальонов.
-- Последние дни я только и делаю, что присутствую на совещаниях у больших начальников, -- довольно нестандартно начал командир полка. -- Нельзя сказать, что пользы от таких совещаний нет. Я хоть немножко начинаю понимать, что в
Осетии происходит. То, что я вам сообщу, не совсем официальная точка зрения. Скорее всего, это мое понимание позиции тех, кто находится наверху.
Телефонный звонок прервал вступление командира. Он досадливо поморщился. Начальник штаба снял трубку и положил ее на стол. Длинные, а затем сменившиеся их короткие гудки мешали командиру сосредоточиться.
Кто-то из офицеров, сидящих у стены, отсоединил вилку от телефонной розетки.
Что мы имеем на территории Осетии? -- командир выдержал небольшую паузу. -- Крупномасштабное вооруженное столкновение между представителями двух северокавказских народов -- осетинами и ингушами. Факт бесспорный -- в конфликте участвуют не только ингуши, проживающие на территории Осетии, но и их сородичи из Ингушетии. Кто в конфликте виноват? Осетинская сторона обвиняет ингушскую, ингуши осетин и Москву. -- Командир вновь помолчал секунду. -- Конечно же обе стороны, прежде всего те, кто стоит у власти в республиках, и наше политическое руководство. -- Полковник большим пальцем правой руки показал на потолок. -- Если бы вверху не были озабочены тем, как отпихнуть соперников, урвать кусок пожирнее, подобная ситуация не сложилась бы.
"Однако, -- подумал я, -- года три назад после
политинформации, когда вместо официальной точки зрения
излагается свое мнение командиру могли предложить на выбор:
или строгий выговор по партийной линии, или назначение с
понижением на должность, когда под командой не будет людей, боевой техники. Помнится по молодости, по глупости, я во время обмывания звания одного из сослуживцев, рассказал анекдот, где в суе упоминался Генеральный Секретарь ЦК КПСС, так мне несмотря на вовремя оформленное представление год не присваивали очередное воинское звание. А тут вещи называются своими именами. Вольнодумство в армии строго каралось, сейчас же командир не скрывает отношения к происходящему. То ли уверовал, что наступила эра демократии, то ли довели до такого состояния, что ему наплевать, что будем с его дальнейшей карьерой".
-- Товарищ полковник, ведь в Ингушетии до сих пор нет высших органов власти, не с кого спросить за безобразия. -- Начфин полка принадлежит к категории людей, которые стараются показать, что они не ординарные, следящие за политической ситуацией, активные граждане.
-- Вот поэтому я про Москву и вспомнил. Если бы там, -- командир опять указал пальцем вверх, не тянули резину, форсировали выборы в Верховный Совет Ингушетии, определили границы республики, применили силу, чтобы разоружить население и незаконные вооруженные формирования и в Осетии и в Ингушетии, да еще бы контролировали криминогенную обстановку, вооруженный конфликт на территории России вряд ли произошел бы.
-- Так кто же все-таки прав, кто виноват -- ингуши или осетины? -- вопрос прозвучал откуда-то сбоку от меня. По голосу я не определил, кто его задал.
-- Когда мы с вами в военных училищах Историю КПСС изучали, были убеждены, "белые" -- сволочи, "красные" -- наши. Я у сына методическое пособие, разработанное в Москве по Истории для десятиклассников, полистал -- теперь, оказывается, "красные" -- кровожадные монстры, их противники -- защитники веры, устоев, отечества. Вот и определи, кто прав, кто виноват. Все зависит, под каким углом рассматривать проблему. Приняли Российский закон "О реабилитации репрессированных народов", куда лучше! Справедливость должна восторжествовать. А что на деле? Ингуши стали считать, что их право на территориальную реабилитацию нарушается, выполнение закона срывается Осетинскими руководителями. Населенные пункты Пригородного района Осетии, в которых проживали ингуши, вышли из-под контроля осетинских правоохранительных органов. Руководство Осетии, игнорировавшие территориальные претензии ингушей, даже мысль о возвращении части территории Пригородного района воссозданной республике считает крамольной. Их понять можно. Дай палец, противник руку готов оттяпать. Ведь экстремисты в Ингушетии претендуют на часть Владикавказа, и ее считают спорной территорией. Ингушские лидеры были уверены -- вопрос о спорных территориях решится в их пользу.
-- Так значит ингуши в военном конфликте виноваты? -- не унимался любитель получить конкретный ответ на конкретный вопрос.
-- Ты что, заявление президента не читал? -- командир на
"ты" обращался к подчиненным в двух случаях: если хотел подчеркнуть близость, доверие или же в состоянии раздражения, недовольства. -- Народы не причем, конфликт спровоцирован воинствующими националистами.
-- Националисты, это какая-то особая порода? -- ехидно заметил сидящий впереди меня командир батальона.
-- Ладно, хватит умничать, -- терпение командира полка не было беспредельным, -- пытаешься помочь разобраться в обстановке, вместо благодарности дурацкие вопросы задают.
Мне продолжать или как?
Молчание присутствующих свидетельствовало -- продолжения ждут.
-- Конечно же осетинская сторона вела себя не лучшим
образом. Это вы и без меня знаете, командир поборол раздражение. -- Ограничивали прописку и продажу домов ингушам, слушать не могли о территориальных претензиях. Вопреки Конституции создали самодеятельные вооруженные формирования, силы самообороны. Правоохранительные органы Осетии фактически бездействовали. Явно провокационные уголовные преступления против Ингушей не раскрывались, на складывающуюся ситуацию реагировали неадекватно. Вот и получили -- попытку силового решения проблемы.
-- Товарищ полковник, а правда, что войска будут вводиться
на территорию Ингушетии, -- вопрос принадлежал все тому же начфину.
-- Правда. Уже вводятся. Иначе и быть не может. Если остановиться на границе, жди повторного похода.
-- А как Чечня на это реагирует? Чеченцы не втянутся в конфликт? Ингуши и чечены одной крови -- вайнахи. Это раз, а два -- войска будут стоять на границе с ними? -- озабоченность начальника штаба, задавшего вопрос, разделяли многие из присутствующих.
-- Насколько я знаю, официально Чечня поддерживает
требования ингушей о возвращении части Пригородного района, но выступает за мирное урегулирование конфликта. К тому же ингушские неформальные лидеры не признают за благо приход к власти в Чечне генерала Дудаева. России это на руку. Хоть Дудаев не без поддержки Москвы пришел на смену бывшего коммунистического лидера, начинает зарываться, не хочет действовать по подсказке сверху. То что дудаевский режим ингушам не в жилу, для Москвы бальзам.
Такие откровения командира полка свидетельствовали, что живем мы в сложное и странное время.
-- А как понять, что из Москвы в Ингушетию несколько генералов откомандировано, в том числе и Руслан Аушев? -- вопрос, заданный одним из замов, подтверждал, что разобраться в проблеме каждый пытался поглубже.
-- Так и понимайте. Сначала Москва облажалась, оставила ситуацию без контроля, затем спохватилась: стали искать авторитетных людей, способных разрешить кризис. На Кавказе отношение к военным особое. Это в Москве генералы на метро ездят. В Ингушетии они наперечет -- их поименно знают. Тем более молодого генерала -- Героя Советского Союза.
-- А так не может получиться, что приезд генералов из Москвы вместо того чтобы стабилизировать обстановку, ее ухудшит. Вдруг кто-нибудь из них примеряет папаху Шамиля?
Вопрос был что называется не в бровь, а в глаз.
-- Предполагать все можно. Тем более, что первые заявления того же Аушева довольно резкие. -- Командир кажется уже не был рад, что попытался довести до офицеров свое видение проблемы. -- Но если он действительно желает своему народу благо, попытается военный конфликт остановить, решать противоречия политическим путем.  Иного не дано.
Командир большими глотками опустошил стакан с водой.
-- Политинформация окончена. По рабочим местам, -- скомандовал начальник штаба.
-- Пойдешь со мной, -- подполковник вычислил меня, несмотря
на то, что я старался быть незаметным. -- Дело сть.
Я замешкался, не успел протиснуться в дверь, пришлось
пропускать старших по званию.
В маленьком закутке перед кабинетом командира полка, именуемым "приемной", толпились незнакомые мне люди. Большинство из них усиленно дымили сигаретами. Густые клубы табачного дыма обволакивали лампочку расположенного под потолком плафона, создавали иллюзию туманного раннего летнего утра на какой-нибудь небольшой речушке в центре России. Правда, присутствующие в "предбаннике" мужчины на рыбаков походили лишь несоскобленной щетиной на щеках. Лица были озабоченными, угрюмыми; их объединяло какое-то общее начало: как у родных братьев и сестер, родителей и детей, если они даже и не похожи внешне, все равно едва уловимые черточки позволяют безошибочно определить -- это родственники.
Вначале я не понял, что их сближает, затем догадался -- свой отпечаток наложило участие в боевых действиях; то, что мужики "понюхали порох". Почти все присутствующие были одеты в военную форму, большинство носило погоны старших офицеров, но возраст и некоторые другие признаки позволяли определить наметанному глазу -- это запасники или отставники. Я сообразил, что все они посланцы из ополчения, национальной гвардии, иных добровольных формирований, принимающих участие в боевых действиях; прибыли к нам за помощью.
-- Ты куда, капитан? Тут живая очередь.
Плотный великан, с пышными усами в казачьей форме перекрыл дверной проем. Выглядел казак несколько театрально. Полевая фуражка с самодеятельной кокардой была залихватски сбита набекрень, на обычные армейские галифе нашиты широкие лампасы, кавалерийская сабля, в потертых ножнах, довершала живописную картину.
-- Служу я здесь, -- мне с трудом удалось оттеснить казачка, овладеть дверной ручкой.
Казак бросил на меня недоверчивый взгляд. Только сейчас я сообразил, что мой помятый, не первой свежести бушлат, давал основание причислить меня к числу толпящихся в предбаннике просителей.
Я уже привык к тому, что мои доклады до конца никто не выслушивает. Было, конечно, немного обидно: все-таки посылали меня не в магазин за буханкой хлеба и банкой консервов, а с серьезным заданием. Но командиру полка, видимо, некогда было выслушивать мой полный рассказ, достаточной оказалась информация, полученная в кабинете начальника штаба.
-- Садись, будем вести прием посетителей. -- Командир полка указал на кресло у полированного столика. -- Записывай: кто, зачем пожаловал, решение по каждому вопросу. Потом проследишь за выполнением.
Первым в кабинет вошел казак. Молодцевато вскинул руку к головному убору, четко доложил о цели визита, было понятно, что погоны он нацепил не самозванно. Представлял он казаков-добровольцев, причем не только терских, но и прибывших из Ростова, Ставпрополья и занимающих оборону вместе с милиционерами в районе поселка Редант. Как добровольцы, казаки в официальные вооруженные образования включены не были, ни на каких видах довольствия не состояли, а посему, после нескольких боевых стычек, нуждались в пополнении боеприпасов; кроме того, прибывшие из других регионов, собиравшиеся впопыхах, испытывали проблемы с теплым обмундированием, организацией нормального питания.
-- Не могу я дать ни патронов, ни гранат; нет у меня разрешения сверху, -- командира полка начинала раздражать непонятливость усача.
-- Не дадите боеприпасы, сами будете воевать с ингушами, -- наседал казак. -- Вы что, считаете осетинская гвардия, милиция и омон их остановят? Или думаете, удастся отсидеться за бетонным забором?
-- Будет приказ, отсиживаться не станем.
В жилах казака бурлила горячая кровь, к тому же он не был скован рамками воинской субординации.
-- Полковник, какого приказа ты ждешь? Я не знаю, кто спровоцировал эту кровавую бойню. Знаю одно -- массовые беспорядки, вооруженные столкновения сами по себе не прекратятся. Знаю и то, что ингуши пытаются силой оружия решить территориальную проблему, подошли к окраине Владикавказа. Не останови их, может вспыхнуть весь Кавказ. А ведь это моя Родина, Родина моих предков, и мне не безразлично, что здесь творится. Насколько я понимаю, и ты, и твоя семья живут тоже на этой земле.
Слушать как тебя отчитывают -- занятия малоприятное. Вдвойне неприятно, если ты обличен определенными полномочиями, властью, но повлиять на ситуацию не можешь. Реакцию полковника можно было предугадать.
-- Ты русский язык понимаешь? Не могу я без приказа
раздавать оружие и боеприпасы. Не по адресу обращаешься. Здесь не частная лавочка, а российская регулярная часть.
Все, свободен.
Командир встал, повернулся к посетителю спиной, давая понять -- разговор окончен. Казак чертыхнулся. Хлопнул дверью так, что в высоких книжных шкафах, занимавших одну из стен кабинета, задрожали, тренькнули стекла.
-- Догони этого анархиста, -- приказал полковник. -- Сведи его с зам. по тылу. Пусть выделит сухих пайков, поможет с обмундированием. Вояки хреновы. Нет бы в штаб самообороны обратились, там бы решали все вопросы, прут к нам. Подскажи казаку, как как связаться с комитетом самообороны, с теми, кто сможет подбросить боеприпасы.
Успокоить распалившегося казака было не просто. Только тогда, когда уяснил, что пусть небольшую, но реальную помощь для своих боевых сотоварищей он получит, прекратил поминать маму, бабушку и других близких родственников "зажравшихся" начальников.
Просьба очередного посланца носила иной характер, но также ставила командира полка в щекотливое положение -- выполнить не имея на то разрешения сверху, можно навлечь на себя гнев за самоуправство, не выполнить -- совесть не позволяет. Худощавый, с запавшими от бессонной ночи глазами, мужчина в камуфлированной форме с нашивкой на рукаве, изображающей готового к прыжку барса, свидетельствующей о принадлежности к национальной гвардии, просил выделить нескольких специалистов, способных устранить неполадки, вернуть в строй находящиеся в зоне столкновения БТРы.
-- Как вы не уясните, не могу я послать туда своих солдат или офицеров. У меня команда, часть привести в повышенную боеготовность, ждать дальнейших указаний. Ну выделю я вам несколько человек, отправлю в район боев, а вдруг кого-нибудь ранят или убьют. Мне тогда головы не сносить. Да и не имею я права самочинно направлять подчиненных в зону боевых действий.
-- За голову боитесь. А то, что там ополченцы и гвардейцы погибают, то, что без боевой техники нам худо придется, вас не волнует?
Человека, прибывшего с передовой, взглянувшего смерти в лицо, вывести из себя несложно. Втолковать ему вроде бы прописную истину, что в армии все делается по приказу вышестоящего начальник трудно.
-- А что за неисправности? -- я пренебрег субординаций и
без разрешения вмешался в разговор.
-- У одного БТРа автоматическую пушку заклинило, ничего не
можем сделать, у второго что-то с пулеметом, стреляет только
одиночными. Мы к рассвету планируем, надо засевших боевиков
выбить с хутора. Без техники атака может захлебнуться.
-- У вас что, своих специалистов-оружейников нет? -- спросил командир полка.
-- Толковых не хватает. Техника на вооружение в основном старая, часть списанной, постоянно выходит из строя. На ходу ее поддерживать легче, машина она и есть машина, а вот с вооружением сложнее. Давить на спусковой крючок и малобученный боец может, а неполадки устранить -- тут специалисты нужны, -- в голосе гвардейца явственно слышались оправдательные нотки.
-- Да, ситуация, -- командир полка никак не мог прийти к окончательному решению.
-- Товарищ полковник, может мне съездить, посмотреть. Кажется, поломки легко устранимые, -- вызвался я.
-- А справишься? Ты же у нас в штабных числишься? -- командир тянул с решением.
-- Как никак три года ротой командовал, зам. командира батальона служил, -- обиделся я. -- Штатную технику знаю. В штаб не по своему желанию попал. К нестроевой медики приговорили.
-- Мы вашего офицера мигом туда и обратно доставим. Я головой за его безопасность отвечу, -- пообещал проситель.
-- Мне твоя голова ни к чему, мне за головы подчиненных отвечать, -- кажется командир начал сдаваться. -- А сюда вы технику пригнать не можете, раз она на ходу?
-- Никак нельзя. БТРы хоть и не на полную огневую мощь используются, но это фактор, охлаждающий пыл боевиков. У нас на том участке народу не очень много, подкрепление только ночью подойдет.
-- Приказать ехать в район боевых действиях я не могу, -- командир полка обернулся ко мне, -- даже обязан не допускать оставления части. Но коли ты добровольно вызвался помочь гвардейцам, мешать не буду. Начштабу скажешь, что получил от меня персональное задание. Какое, мол, командир сам объяснит, если сочтет нужным. Давай действуй.
-- Борис, -- так представился второй проситель, дал мне на сборы десять минут.
Второй раз за сегодняшний день я оставлял полк. Потрепанный "жигуленок" с дремлющим на месте водителя молодым парнем поджидал нас у КПП. До места, где бойцы осетинской гвардии и ополченцы держали оборону и готовились к атаке, добрались меньше чем за час. Меня представили командиру сводного отряда из ополченцев и гвардейцев, среднего роста мужчине лет тридцати пяти.
-- Ацамаз, -- отрекомендовался он. Пожав руку, обратился ко мне. -- Выручай, капитан. Без пушки и пулеметов нам туго придется. У нас, в основном, добровольцы из ополчения. Служить в армии все служили, да давненько. Храбрости людям не занимать, а вот навыков ведения боевых действий нет. Мы тут почти двое суток оборону держали. Теперь ждем подкрепление, готовимся брать хутор в свои руки
Поломки, как я и ожидал, оказались пустяковыми. Пулемет в порядок я привел минут за десять, с пушкой провозился полчаса.
Борис добросовестно выполнял роль опекуна, не отходил от меня ни на шаг. Убедившись, что оружие в полном порядке, готово к действию, отпускать меня без ужина не захотел. Я отнекивался, но уговорить доставить меня в часть незамедлительно, не смог.
Роль столовой, как впрочем и штабного помещения, выполняла большая обогреваемая армейская палатка, тщательно замаскированная в высоком, густом кустарнике. Внутри нее было светло от нескольких керосиновых ламп, тепло и довольно уютно. Такую картину мне не раз доводилось видеть во время крупномасштабных учений. За яркими пластмассовыми столиками сидели мужчины в форменной одежде, несколько минут назад глядевшие в глаза смерти. Трудно, почти невозможно, было поверить, что в километре, в домиках, разбросанного в лесочке хутора засели люди, решившие добиваться торжества справедливости с оружием в руках. А их вчерашние соседи, ставшие в одночасье кровными врагами, готовы отдать жизни, чтобы отстоять свою правоту.
Меню разнообразием не отличалось, но для казачков, державших оборону недалеко от этих мест, оно показалось бы царским. Из глубоких эмалированных чашек исходил ароматный запах недавно сваренной говядины. Обжигающий, не успевший остыть бульон приправлен зеленью, щедро наперчен красным перцем. Традиционные осетинские пироги свидетельствовали о том, что защитники не обделены вниманием.
Только сейчас я ощутил как голоден. Предложенную порцию уничтожил в считанные минуты.
-- Вот бы казакам такой харч на позицию, -- я не удержался, высказал вслух пожелание.
-- Уже несколько термосов с горячим бульоном и мясом отправили, -- отозвался Борис, -- берем над ними шефство. С боеприпасами и у нас напряженка, а вот с питанием все налажено, поделимся.
-- Кончай ужин, всем по подразделениям, -- команда, прозвучавшая от входного тамбура, заставила людей прервать растягиваемое удовольствие, которыми так не богата окопная жизнь.
-- Что случилось?
Мой куратор по-видимому занимал определенную ступень в руководстве сводного отряда, иначе, вряд ли на его вопрос последовал бы ответ:
-- Прибыло подкрепление. Командование решило утра не дожидаться. Атакуем хутор под покровом темноты.
В считанные минуты палатка-столовая опустела. "К профессионалам этих ребят не отнесешь", -- промелькнула мысль. -- Солдат, побывавший в боях, перед атакой набивать брюхо не станет. И не потому, что с полным желудком тяжело подниматься в атаку, а потому, что ранение в живот после приема пищи грозит смертельным исходом. Простой боец перед соблазном горячей пищи может не устоять, а вот командование сводного отряда обязано этот фактор учитывать".
-- Прости, капитан, но придется твою отправку немного отсрочить, у нас сейчас каждый человек на счету. Да и мое место среди атакующих. -- Борис был немного смущен тем, что не сдержал данное командиру полка слово, но оставить товарищей в ответственный момент не мог.
В странной ситуации я оказался. В темноте формировались небольшие группы, суетились, перебегали вооруженные люди, выполняющие приглушенные команды. Только я оказался не у дел, путался под ногами у готовящихся к атаке. Так и не решив окончательно, следует ли занять место в одной из готовящихся к броску групп, или ограничиться роль наблюдателя, я побрел туда, куда ускоренным шагом выдвигалось несколько десятков человек.
События последних дней заставляли о многом задуматься, даже далекого от политики человека. До чего же довели нашу многострадальную страну избранные демократическим путем правители. Как же смогли допустить, чтобы не имеющие отношения ни к внутренним войскам, ни к армии представители одной национальности шли убивать своих соотечественников другой национальности, в свою очередь нацеленных на убийство тех, кто высшими силами и историей определен в вечные соседи. Такого даже в гражданскую войну на Северном Кавказе не было; тогда схлестнулись нищета и богатство, сытость и голод, несхожие ценности и образы жизни, противоположные идеологии. Теперь, за сравнительно небольшой срок противоречия между двумя народами, которые существовали с незапамятных времен, однако худо ли, хорошо ли, но разрешались миром, превратились во флюс, грозящий заражением крови и гибелью всего организма, требующий хирургического вмешательства.
-- Товарищ капитан, вас командир зовет, -- как подошедший посыльный разглядел меня в темноте среди десятка других, молча двигающихся людей, было загадкой.
-- Капитан, нужен совет. У нас тут голоса поровну разделились. -- Ацамаз прервал совещание. -- Как считаешь, перед атакой следует обстрелять засевших в домах из пушек БТРов?
Различия между порядками, царившими в сводном отряде и регулярной частью, налицо. В полку командир никогда не стал бы принимать решение путем голосования.
-- А у вас есть разведенные цели? -- задал я уточняющий вопрос.
-- Мы знаем, что у противника имеется два ручных пулемета и,
кажется, один БТР, но где они расположены, данных нет.
-- Тогда для чего стрельба? Чтобы оповестить о начале атаки?
-- не удержался я от иронического замечания.
-- Вот видишь, капитан также считает, что ночью палить из БТРов по домам пустое занятие, -- один из участников совещаний, молодой мужчина, выделяющийся ростом и комплекцией, выказывал явное нетерпение. -- Мои люди готовы к атаке. Сколько можно ждать? Определяй участки атаки и вперед.
-- Тимур, не горячись, в таком деле поспешность, кроме вреда, ничего не принесет, -- попытался охладить пыл торопыги Ацамаз.
-- Я смотрю, вы тут неплохо устроились, даже столовую развернули, окопов нарыли. Так воевать можно. А не боитесь, что к ингушам подойдет подкрепление и они на вас нападут? Если вы трусите носы из окопов высунуть, мои парни сами справятся, возьмут хутор. -- Великан явно не признавал авторитет командира сводной группы, хотя тот был старше по возрасту и, без сомнения, имел опыт военной службы.
-- Ты и твои люди будут действовать только по приказу, там и тогда, когда я укажу, -- Ацамаз не собирался допускать в сводном отряде партизанщину. -- Если тебя что-то не устраивает, можешь убираться, воевать самостоятельно.
Резкая отповедь не понравилась любителю активных действий, но он решил подчиниться, однако не смог удержаться от реплики в адрес присутствующей:
-- Тоже мне гвардейцы. Барса на рукав нашили, а почуяв опасность, как бездомные дворняги хвосты поджимают.
-- А ты знаешь сколько человек в отряде из гвардии? -- не вытерпел кто-то из присутствующих, -- и двух десятков не наберется, остальные ополченцы.
-- Я с двумя десятками храбрецов не такие дела делал, -- Тимур хотел оставить последнее слово за собой.
-- Тимур -- командир добровольцев из Южной Осетии, -- шепнул мне на ухо присутствующий на совещании Борис. -- Парни отважные, с боевым опытом. Смерти не боятся, лезут на рожон. Но вот с дисциплиной неважно.
После словесной перепалки совещание длилось недолго. Решили, что сил для атаки достаточно. Наступать на хутор наметили несколькими группами по десять-пятнадцать человек. Подойти поближе, занять позицию для атаки, затем открыть огонь по домам из двигающихся за бойцами БТРов, а дальше действовать с учетом обстановки. Гвардейцы распределятся по группам, добровольцы из Южной Осетии будут действовать самостоятельно. Их ближайшая задача -- захват двух крайних домов. Тимур предложил окружить хутор в кольцо, чтобы не дать противнику уйти. С ним не согласились, привели веские доводы против: мало сил, чтобы замкнуть кольцо: в темноте трудно отличить своих от чужих.
Однако причина крылась в другом: никто из присутствующих не жаждал лишней крови -- выбить противника из хутора, пусть при этом будут неминуемые потери -- это одно. Шанс спастись, уйдя в лес, у обороняющихся оставался. Если кольцо окружения замкнуть, операция превратится в бойню, в живых, засевших в хуторе, вряд кто останется. Несмотря на накопившуюся ненависть к ингушам, этого, кажется, большинство из присутствующих на совещании, не хотело.
Полчаса растянулись на полтора. Наконец от командиров групп поступили сообщения, на указанные рубежи выдвинулись. Руководить ночной атакой разрозненных групп из штаба, не имея средств связи, не имело смысла. Ацамаз сформировал резерв из оказавшихся незадействованными ополченцев, включив в него и тех, кто составлял его штаб.
"Прямо классическая операция, -- с некоторой долей горькой иронии подумал я, -- левое крыло, правое крыло, центр, засадный и резервный полки. Одним словом, битва века: не иначе Ацамаз знает толк в военной истории. Вот только враги не заморские, а свои доморощенные".
Принять командование резервом я отказался, а вот войти в его состав в качестве простого бойца счел -- обязан. Не мог я, профессиональный военный, оказаться сторонним наблюдателем. Борис на просьбу выдать автомат, ответил отказом:
-- Эт не твоя война. Помог отремонтировать пушку и пулемет, на этом спасибо.
*******
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
*********
Обращение Чрезвычайного Комитета Ингушской Республики.
Обсудив сложившуюся обстановку в связи с введением Чрезвычайного положения СОССР и Ингушской республике, а также учитывая официальное обращение Президента РФ, его представителя Хижи Г. С., во избежание бессмысленных жертв с непредсказуемыми последствиями, ЧК ИР вынужден обратиться ко всему населению Ингушской республики с просьбой незамедлительно прекратить боевые действия, осуществить организованный отход с занимаемых позиций всем вооруженным формированиям и лицам.
Всем членам Комитета с выездом на место обеспечить организованный вывод вооруженных формирований и лиц.
Чрезвычайный Комитет Ингушской республики.
2 ноября 1992 г.
18 ч. 30 мин.
г. Назрань.
*******
Первый одиночный выстрел показался совершенно чужеродным звуком в ночной тишине. Кто выстрелил -- сидящий в охранении какой-нибудь безусый паренек, обнаруживший движущиеся фигуры, или не выдержали нервы у кого-то из подкрадывающейся цепи и он нажал на курок -- определить было невозможно. Секунду длилась напряженная тишина, затем ночь взорвалась. Автоматные и пулеметные очереди нахлестывались друг на друга, сливались, умножая звук выстрелов. Ружейная пальба, несостыковывающаяся по частоте с автоматными трелями, напоминала удары палкой по штакетнику.
Вскоре все эти звуки поглотил более мощный -- это выплюнули снаряды автоматические пушки, установленные на БТРах. Задрожали, задребезжали стекла домов, послуживших целями для пушек, не сумев устоять, со звоном раздробились на мелкие осколки. Трассирующие пули вспороли темноту, выдавая местонахождение обороняющих и атакующих.
Внезапно ночная темень отступила -- в нескольких местах к небу поднялись огненные языки пламени: вспыхнули несколько стогов с высохшим сеном и соломой, следом загорелись деревянные сараи, еще какие-то постройки и один из домов.
С обеих сторон велась довольно интенсивная стрельба. Как и предполагал Ацамаз, у обороняющихся имелось два пулемета: их расположили со знанием военного дела, так, чтобы перекрестным огнем перекрывали свободное пространство перед домами. К счастью для атакующих, БТР у противника отсутствовал, иначе он сразу ввязался бы в огневое противоборство. Думать о лобовой атаке, когда момент внезапности утрачен -- глупо. Кажется, понимал это не только я, но также Ацамаз и командиры групп.
Не успев достичь рубежа, с которого возможен был решающий рывок, цепь атакующих залегла. Постепенно стрельба несколько поутихла и у наступающих, и у обороняющихся боеприпасы были на строгом счету. Приближавшийся рассвет выступал союзником окопавшихся, заранее готовившихся к обороне хутора, участников боевых действий.
В создавшейся ситуации самым разумным для наступающих был бы отход ползком, поодиночке, под прикрытием огня товарищей назад, на окраину взявшего хутор в кольцо лесочка, но даже тогда потери могли быть весьма ощутимыми.
Звук, рвущийся из десятка мужских глоток, приглушенный расстоянием, однако явственно различимый, отдаленно напоминающий "Ура", заставил меня приподнять голову и повернуться туда, где на фланге должны были действовать добровольцы из Южной Осетии. То, что именуют "психической атакой", мне привелось увидеть воочию.
Явственно различимые на фоне горевших в отдалении стогов, выпрямившиеся в полный рост, ведущие огонь из автоматов с ходу, люди шли ровной цепью по направлению к двум крайним домам.
-- Ну прямо "Чапаев", -- невольно вслух произнес я.
Тут же промелькнула мысль, что классический сюжет может повториться, если за одним из пулеметов обороняющихся находится толковый пулеметчик, подпустит поближе и начнет косить цепь.
Напрасно я усомнился в боевом опыте атакующих. Пулеметчику не позволили открыть огонь. Руслан поднял своих лишь после того, как предварительно отправил к выявленному по итогам огневой дуэли пулемету, двух бойцов. Две гранаты накрыли место, где располагался пулеметчик, до того, как он начал свою смертоносную партию.
Недружный огонь, вырвавший из цепи атакующих одного или двух человек, не остановил наступательный порыв. Правда теперь бойцы с шага перешли на бег, увеличили интервалы между собой, стали передвигаться зигзагами, использовать укрытие и, в случае необходимости, на короткое время залегать.
Успех на фланге поднял моральный дух ополченцев и гвардейцев.
-- Вперед, в атаку!!!
Призыв-команда, прозвучавшая сразу в нескольких местах, оторвала людей от промерзшей, всасывающей крупицы тепла земли, бросила вперед. Вопреки военной науке и обыденной логике, вместо того, чтобы рассредоточиться, быть менее уязвимой одиночной целью, атакующие сбивались в группки. Людям, не искушенным в боевых действиях, казалось, что их сила, как это когда-то бывало в детских, мальчишеских конфликтах, умножается сплочением массы, ощущением плеча друга. Спасение виделось в том, чтобы быть рядом, как можно ближе к другим; прочно спаянным звеном в цепи задыхающихся, спотыкающихся, непривычных к бегу по пересеченной местности, да еще и с оружием в руках, людей.
-- Рассредоточиться! Перемещаться перебежками, -- я
выкрикнул команду, понятную даже солдату-первогодку, прошедшему курс молодого бойца, но то ли не был услышан, то ли не понят: люди продолжали атаковать плотными группами.
Увлекаемый общим порывом, я бежал по вспаханному полю навстречу участившимся вспышкам одиночных выстрелов, автоматным очередям. Страх за собственную жизнь уступил место сложному чувству -- сплаву злости, возбуждения, азарта и еще чему-то неведомому, что заставляет человека забыть о самосохранении. Не оставляла уверенность, что пуля для меня еще не вылита, что в этой стычке я не буду ни ранен, ни убит. Нечто подобное, наверное испытывали и остальные, бегущие в цепи люди.
Второй пулемет прокашлялся двумя короткими очередями, затем затрещал без перерыва.
Несколько протяжных вскриков, стоны, ругань свидетельствовали -- пули достигают цели.
-- Ложись!
Бежавшие рядом со мной люди услышали и выполнили команду, их примеру последовали остальные.
Молодой парень, вряд ли успевший отслужить в армии, позицию не выбрал, улегся там, где его застала команда, на отлично просматриваемом и простреливаемом участке вскопанного огорода.
-- Ползи ко мне!
Пришлось трижды повторить призыв, прежде чем юноша понял, что обращаются к нему. Полз он, явно, не по-пластунски: высоко подняв голову и то место, которое расположено пониже спины. Плюхнувшись в некое подобие канавы, служившей мне укрытием, а до этого предназначенной скорее всего для отвода влаги с более высоких участков огорода: он никак не мог отдышаться. Очередная пулеметная очередь вспорола землю на том месте, где несколько секунд назад находился неопытный вояка. Парень вздрогнул, наверное дошло, что очередь предназначалась ему.
-- Спасибо, -- произнес мой сосед по укрытию, с трудом разжимая губы, -- вы мне жизнь спасли.
-- Ты сам себя спас, сообразил, что надо делать. Другой мог бы растеряться, -- я знал, как важно в данной обстановке внушить человеку уверенность в собственных силах.
Несколько минут мы лежали молча. Пулеметчик берег патроны. Совсем прекратить огонь он не мог, понимал, атакующие поднимутся для решающего броска, поэтому стал стрелять короткими очередями. Каждый раз, когда пули высвистывали свой смертельный посвист вблизи от нашего укрытия, парень дергался, словно одна из них впивалась в его тело.
-- Что, страшновато? -- не удержался я от вопроса.
-- Нет, -- с трудом разжимая губы, пробормотал парень.
-- А у меня маленько поджилки трясутся, -- признался я. -- Лежать под пулями, оказывается гораздо хуже, чем ждать и догонять.
-- Что? -- парень не уловил смысл сказанного?
-- Говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять. Оказывается, есть -- находиться под обстрелом.
-- Да, -- согласился мой квартирант по канаве. -- А вы
правда боитесь?
-- Конечно. Кому ж охота умирать. Пуля она не разбирает, в кого попасть. Но страх не лишает меня разума.
-- Как это?
-- Стараюсь действовать осмысленно: оценивать обстановку, смотреть по сторонам, не переть на рожон, выбирать менее уязвимую позицию.
-- У меня что-то это плохо получается, -- признался парень.
-- Это с опытом приходит.
-- А вы что, воевали? -- парень переместился ближе ко мне.
-- Довелось, два года.
-- А Афганистане?
-- Да, в Афгане.
-- Ну и как там было? Хуже, чем здесь?
Я усмехнулся. Мне как-то на ум не приходило сравнивать то, что довелось увидеть, пережить на Афганской земле с событиями, происходящими последние дни в Северной Осетии.
-- По крайней мере, там нам более-менее вразумительно пытались объяснить, что происходит, за что воюем, кто враг, кто друг. Здесь даже это трудно понять.
-- Ну, кто враг и дураку ясно -- ингуши, -- без тени
сомнения выдал молодой ополченец.
-- Все ингуши?
Не секунду он задумался.
-- Не все, только те, кто взял в руки оружие, пытается захватить нашу землю.
-- А ты не считаешь, что до такой жизни, таких действий их довели? И потом, ведь ингуши уверены, что земли эти принадлежали их предкам, следовательно, они на эту территорию имеют законные права.
Дискуссию завершить мы не успели. Один из бронетранспортеров сводной группы сумел выбрать удачную позицию и подавить пулемет.
-- Держись поближе ко мне, не зевай, -- прокричал я парню прежде, чем вскочил для рывка вперед.
Кажется, он последовал совету: по крайней мере, я слышал его топот и тяжелое дыхание прямо за спиной.
До дома, который служил объектом атаки той группы, в которой находился я, оставалось несколько метров. Огонь из здания прекратился: то ли защитники покинули обороняемый объект, отошли в лес, то ли решили принять ближний бой, укрывшись за стенами.
Внезапно ощущение, что для меня все обойдется, что я останусь цел и невредим, оставило меня. "Если смерти, то мгновенной, если раны -- небольшой" -- я не мог отвязаться от возникших в памяти слов песни, которую еще в раннем детстве исполнял в составе школьного хора.
Я не фаталист, а тут был уверен, если зацепит когда вертящееся на языке слово "смерти" совпадет с постановкой на землю правой ноги, все -- конец. Если на шаг с постановкой правой придется "раны" -- отделаюсь царапиной. Сменить заевшую в мозгу пластинку, не повторять песенную строчку, я не мог, как не в силах был остановить фиксацию -- какое слово подпадает под правую, как не мог прекратить бег, залечь за естественным укрытием.
Дверь в доме оказалась закрытой. Несколько человек, в том числе и парень, с которым я лежал в канаве, обогнали меня. Под ударами прикладов, добротные толстые дверные доски поддались, пропуская в жилище непрошенных гостей.
"Пронесло что ли? -- удивляясь, до конца не веря в
счастливую звезду, подумал я. И тут же другая мысль
заставила броситься в сторону толпящихся на крыльце людей:
-- Стойте!!! Не входить!!! Вход может быть заминирован!!! -- я не узнал свой голос. С ужасом понял -- предупреждение прозвучало поздно.
"Если смерти, то мгновенной, если раны..." -- вновь, помимо желания, песенный ритм наложился на темп движения.
Мощный взрыв, прогремевший в нескольких метрах от меня, разбросал в стороны от крыльца людей, отбросил сорванную с петель дверь, высадил остатки стекол в окнах. Последнее, что я зафиксировал -- обезумевшая кошка, выскочившая сквозь дымящийся дверной проем. Шерсть на ее спине вздыбилась, хвост задрат, один глаз выбит. Кошка широко раскрывала пасть, но мяуканья я не слышал, или оно не раздавалось, или после взрыва меня контузило, заложило уши.
У меня было ощущение, что какой-то великан залепил оглушающую оплеуху. Земля стремительно рванулась навстречу. Чтобы не упасть, я опустился на одно колено, но не смог перебороть головокружения, завалился на бок.
Очнулся я довольно быстро. По моим подсчетам, с момента взрыва прошло не более часа. Мой вывод основывался на том, что рассвет только сейчас начал выигрывать извечное противоборство с ночной тьмой. Солнечные лучи, пробежав по крышам уцелевших домов, фокусировались на грудах догорающих строений, которые совсем недавно служили надежным пристанищем для чьих-то семей, и в которых уже никогда не прозвучат кашель, покряхтывание стариков, смех, крики, возня, топот детских ножек.
Утренний туман, нарванный большими клочьями и разбросанный по низинным местам, поднимаясь перемешивался с дымом от подожженной пулями и снарядами травы, опавшей листвы.
Я лежал на сидениях, вытащенных из какой-то машины. Роль одеяла, укрывавшего меня, выполнял большой овчинный полушубок. Я не полностью осознавал, что со мной произошло, хотя помнил, что участвовал в атаке на хутор. Только тогда, когда удалось повернуть голову и я увидел несколько человек, уложенных на земле в одну шеренгу, вспомнил, как хотел предупредить атакующих, что вход в дом может быть заминирован.
Парень, имя которого я так и не узнал, лежал крайним в шеренге, почти рядом со мной. Мне показалось, что он каким-то образом уменьшился в росте, съежился. Десяток осколков впились в его тело, изуродовали, окровавили лицо. Картина была не из приятных.
Внезапно испуг вышиб холодный пот на лбу, я не чувствовал рук. Я ранен? Что с руками? Боли я не ощущал, но пошевелить руками он не мог. Попробовал сесть, кружилась голова, подступила противная тошнота. "Где же остальные? -- мысленно сформулировал я вопрос. -- Углубились в лесок, вытесняют оттуда ингушей? Почему в таком случае не слышны выстрелы? Почему не оставили охрану? Или меня посчитали убитым? Но ведь кто-то укрыл меня полушубком, да и лежу я не на земле, как остальные участники злополучного штурма домика".
С третьей попытки мне удалось сесть. Руки целы, ноги на месте. Ран кажется нет. Наконец-то до меня дошло, каким образом я избежал смерти. Тела обогнавших меня людей послужили живым щитом, вобрали осколки от направленного взрыва.
Сидя, я сумел осмотреть то, что раньше было недоступно моему взору. С радостью убедился -- не одинок. Бой закончился, несколько десятков людей сновали перед уцелевшими домами, кое-кто следил за тем, чтобы загасить остатки догоревших строений. Были и такие, кому пришлось выполнять роль похоронной команды, сосредотачивать в одном месте убитых.
Одно мне казалось странным -- я не слышал разговоров, криков, шума. Люди передвигались, общались, выполняли возложенные на них обязанности бесшумно. Я дотронулся руками до ушей, ощутил на кончиках пальцев что-то мокрое, липкое. Увидев кровь, осознал, что контужен.
Дружеский толчок в плечо звоном отозвался в голове.
-- Ты как? -- я прочитал по губам Бориса вопрос.
Вместо ответа жестом показал на уши, стремясь пантомимой сообщить, что ничего не слышу. Только потом сообразил, что дара речи я не лишился, разговаривать-то могу.
-- Ничего не слышу, какой-то звон в ушах.
Судя по тому, что Борис отшатнулся я несоизмерил силу голоса, произнес фразу чересчур громко, как это обычно делают люди с дефектом слуха.
-- Все будет хорошо...
Хотя Борис выговаривал слова медленно, по слогам, я понял только начало.
-- Ручки нет? -- предложил я перейти на более легкий для
меня способ общения.
Первая же фраза, написанная Борисом, подняла настроение:
"Пока ты был без сознания, тебя осмотрели, ран нет".
-- Что с ушами, почему ничего не слышу? -- Я не стал
терять время на писанину.
-- Барабанные перепонки целы. Глухота пройдет. -- Борис
забылся, вначале произнес фразу вслух, затем продублировал
ее письменным сообщением.
-- А кто осматривал?
Мой вопрос был объясним. Насколько я мог уяснить, среди бойцов сводной группы медики как-то не просматривались.
"В югоосетинском отряде есть врач. Правда он специалист-гинеколог. -- Борис не удержался от улыбки, выводя ровные округлые буквы на помятом листе. -- Однако, в последнее время столько раненых и контуженных через его руки прошло, что можно говорить о смене специализации".
-- Мне бы в полк побыстрей, -- высказал я просьбу.
"Тебе по случаю контузии отпуск положен", -- заспешила ручка по бумаге.
-- Какой еще отпуск? -- я все еще туго соображал и шутки до меня не доходили.
"Через часок наши приготовят завтрак. Подкрепимся, помянем товарищей, и тебя отвезут в часть". -- На листке почти не осталось неисписанного места, поэтому Борис был вынужден уменьшить размер букв. -- "Возражения контуженных во внимание не принимаются".
Пришлось подчиниться. Я закрыл глаза и сразу же уснул. Проснулся от того, что кто-то брызгал мне в лицо холодной водой. Как меня перенесли в большую палатку, не слышал. Шум в голове окончательно не прошел, но чувствовал себя я гораздо лучше, даже смог сам подняться и занять место за накрытым столом рядом с Борисом.
Во главе стола сидел старший по возрасту седобородый мужчина и являющийся старшим по положению командира свободной группы -- Ацамаз.
Выражение лица людей, расположившихся рядом и напротив меня разительно отличались от тех, которые я видел перед атакой и во время штурма домов. Тогда меня окружали угрюмые, озабоченные, напряженные лица; если и доводилось увидеть улыбку, она была вымученной, нервной. Теперь, несмотря на боль от утрат товарищей, родственников, осознание того, что ты уцелел, вышел невредимым из обстановки, грозящей смертью, не принесешь в семью дополнительного горя, несчастья, расцветили лица улыбками, разгладили морщины самых суровых
Да и я, встречаясь взглядом с теми, кто недавно вышел из боя, непроизвольно улыбался.
В отличие от значительной части ингушей, особенно представителей старшего поколения, придерживающихся мусульманских запретов и почитающих крепкие спиртные напитки за грех, в традициях осетин горе и радость встречать за общим столом с аракой, тремя пирогами, вареным мясом.
Вот и сейчас, из обычных стаканов, заменяющих в походных условиях рюмки, отдавая дань уважения погибшим, пили кукурузный самогон, перегнанный по особой технологии.
Я был слаб и без араки, отставил предложенный стакан с прозрачной жидкостью. Есть мне тоже не хотелось. Попытался, через силу, пожевать на вид очень аппетитный, недавно сваренный, дымящийся кусок говяжьего мяса, но не смог, подкралась тошнота. Чтобы не портить людям застолье, решил выйти на воздух.
Ждать около палатки мне пришлось около получаса. Через полчаса помещение, приспособленное под столовую, стали покидать небольшие группки людей. Рассиживаться у многих не было времени, Это потом, в своих дворах, общественных хадзарах можно будет не торопясь высказать слова благодарности Святому Георгию, даровавшему покровительство, уберегшему от осколка, помянуть погибших.
Прежде, чем везти меня в часть, Борис приказал шоферу подскочить на хутор, который мы недавно атаковали. Ацамаз поручил ему что-то передать командиру группы, остающейся для охраны хутора, недопущения туда отступивших в лес ингушей.
Картина, которую мы увидели, была довольно странной. У одного из домов стояли две грузовые машины, нагруженные домашним имуществом. К ним то и дело подходили люди с какими-то узлами, вещами. Я посмотрел на Бориса, сидевшего рядом с водителем. Лицо у него было бледным.
Мы подъехали к странной группе. Борис вскочил на подножку одной из загруженных машин, попытался привлечь к себе внимание. Что он выкрикнул, я не понял. Окружающие на его поведение никак не реагировали. Было такое впечатление, что кругом, такие как и я, оглохшие люди.
Борис выхватил пистолет, выстрелил несколько раз в воздух.
На выстрелы из домов появилось еще несколько человек, все они побежали к машине. Среди окруживших Бориса вооруженных людей, я увидел Руслана -- командира группы из Южной Осетии.
Обстановка становилась взрывоопасной. Водитель и я поспешили на помощь Борису.
-- Вы что тут творите?
Вначале я даже не сообразил, что мешавшая глухота прошла, и я вновь слышу.
-- Пошел ты... -- Старший югоосетинского отряда не собирался оправдываться перед Борисом.
-- Это же мародерство! -- Борис не скрывал возмущения.
-- Ну и что? -- выкрикнул кто-то из окружавших нас
вооруженных людей. -- Разве ингуши не разграбили дома осетин
в приграничных селах?
-- Я не допущу, чтобы вы грабили чужое имущество.
-- Что, будешь стрелять в своих? В тех, кто не жалея жизни,
выбивал с хутора ингушей? А сам-то ты где был во время
атаки?
Возбужденные люди не собирались так просто уступать права победителей.
-- Ты знаешь, как мы живем в Южной Осетии? -- Руслан
вплотную приблизился к оппоненту. -- После войны с грузинами
никто из нас не имеет работы, промышленные предприятия
стоят, сельским хозяйством нет возможности нормально
заниматься, торговать нечем. Семьи живут впроголодь, дети и
старики мрут от плохого питания, недостатка лекарств. Мы вам
на помощь пришли, а где были ваши мужчины, когда Южную
Осетию чуть не стерли с земли?
-- Северная Осетия была на вашей стороне, -- не удержался, отреагировал на обидное замечание Борис.
-- Кое-какая помощь была, не спорю. Но кровь свою проливать
вы не стали. Мы для вас -- "кударцы". Настоящими осетинами
считаете только тех, кто родился и вырос в Северной Осетии.
У меня в отряде за время боев два человека погибли. Четверо ранены. Что их семьи получат хоть какую-нибудь компенсацию? А остальным, что зарплату как гвардейцам или МВДэшникам? Нет. Наше только то, что мы сумеем добыть после боя. Я считаю, что это вполне справедливо, забрать имущество врага.
-- А я считаю, что руки у нас должны быть чистыми. На нас напали. Мы дали отпор. Но не в обычаях горцев наживаться за счет имущества побежденных. Мы не абреки.
-- Да пошел ты куда подальше со своими обычаями. Нас поставили в аткие условия, что приходится думать лишь о том, как выжить. Эти шмотки единственный шанс для наших семей пережить эту зиму.
-- Так вы что, воюете за то, что сумеет разжиться?
-- Не передергивай. Враг, напавший на ваши дома, и наш враг. Но после войны вы вернетесь к нормальной жизни, пострадавшие получат помощь, а кто вспомнит нас? Кому наши семьи нужны?
Разговаривать с человеком, который несколько лет приходится ради выживания не выпускать оружие ни на минуту, который в своей стране, на своей земле не в результате иноземного нашествия, в одночасье потерял право на труд, отдых, достойную жизнь, обеспеченную старость, трудно. Обращаться к его совести, когда эти и другие чувства длительное время попирались -- бесполезно. Борис это понял. Он махнул рукой и попросив нас немного подождать, отправился разыскивать командира оставленной для охраны группы.
Тот предпочел не вмешиваться, а занимался тем, что со своими людьми углублял окопы, опоясывающие хутор, так и не пригодившиеся выбитым из хутора.
Мне не хотелось быть свидетелем мародерства. Я отошел к тому месту, где не так давно контуженный соседствовал со страшной шеренгой из мертвых. Ее не было. Убитых отвезли к родственникам, чтобы те смогли оплакать близких, предать их тела земле. Иная участь ожидала погибших ингушей. Их товарищи отошли, не успев вынести тела. В соответствии с Кораном, погребение мусульман должно совершится до захода солнца. "Вряд ли найдутся у победителей желающие совершить обряд захоронения", -- подумал я. -- Надо бы подсказать Борису, оставлять убитых незахороненными нельзя".
Но моя подсказка не понадобилась.
Два человека копали широкую могилу.
-- Ты похоронишь убитого, глядишь и твои кости не будут обглоданы собаками и шакалами, -- донеслось до меня от готовящегося места погребения.
Машина, натуженно урча, преодолела насыпь, отделяющую ответвление проселочной дороги и асфальтированное шоссе. Нас весьма ощутимо тряхнуло. Какая-то неуловленная до конца мысль не давала мне окончательно расслабиться, задремать в теплом салоне. Что-то важное мое сознание не посчитало таковым. Приметить приметило, но вот положить на нужную полочку, сопоставить с гнездящейся там информацией, отделить шелуху от зерен, не смогло. Но что? Что касающееся меня, моей личной безопасности я зафиксировал краем глаза и не сосредоточился, посчитав второстепенным?
Минут двадцать мы ехали молча. Наконец, показались дома, возвещающие, что мы въехали в черту города.
-- Ладно хоть мертвых ингушей похоронят. -- Борис все еще переживал, что не смог предотвратить разграбление хутора.
"Мертвых похоронят" -- механически повторил я. -- "Мертвых!" Вот оно! Вот ключик. Как же я сразу не обратил внимание.
Ведь фразу: "Похоронишь убитого, смотришь и твои кости не будут обглоданы собаками и шакалами" я в первый раз услышал не сегодня. Причем слышал тогда, когда в потенциальные покойники записывали меня.
-- Стой, -- я хлопнул водителя по плечу. От неожиданности
тот резко нажал на тормоза. Машина, взвизгнув старой резиной покрышек, завиляла по шоссе.
-- Что случилось? -- Борис повернулся ко мне. -- Что-то забыл?
-- Кто хоронил убитых ингушей, кударцы? -- вопросом на
вопрос отреагировал я.
-- Ну, -- последовал утвердительный ответ.
-- Это с твоей подачи они занялись похоронами?
-- Да нет, -- Борис не понимал, к чему я клоню. -- Сами сообразили. Они огонь, воду и медные трубы прошли, понимают, что трупы оставлять незахороненными нельзя, кроме морального тут и чисто медицинский аспект.
-- Мы не могли бы вернуться назад, на хутор? -- высказал я просьбу.
-- У меня особого желания нет смотреть, что там творится, -- откровенно признался Борис. -- А ты что там потерял?
-- Не что, а кого. Мне бы на одного мужичка еще раз взглянуть.
-- Мужичка?
-- Да. Сдается мне, среди добровольцев из Южной Осетии у
меня есть знакомый.
-- Ну а если поточнее, что за знакомый?
Не вдаваясь в подробности, я рассказал, как попал в засаду, потерял солдата, выполнял роль могильщика, избежал смерти у горного ручья.
-- Так, ты опознать этого бандита сможешь? -- после некоторого раздумья произнес Борис. -- Надо будет привести неопровержимые доказательства, что именно он участвовал в нападении на машину, иначе вряд ли его выдадут.
-- Лицо не помню, -- честно признался я. -- Среднего роста, средней комплекции, несколько дней не брился. Выделить во что был одет, вряд ли смогу. У меня он шинель забрал, но скорее всего ее не носит.
-- Не густо, -- разочарованно протянул Борис.
-- Так что, вернемся назад? -- водитель не любил неопределенности.
-- Возвращаемся? -- Борис оставлял за мной право выбора.
Я не знал как поступить. Бросить незнакомому человеку обвинение в том, что несколько дней назад с напарником устроил засаду, убил солдата Российской Армии, покушался на жизнь офицера на основании только того, что этот человек при похоронах ингушей произнес фразу, которую я когда-то раньше слышал, было, по крайней мере, глупо. "Стоп, -- мысленно скомандовал я. -- Ведь мой выстрел достиг цели, я ранил противника в руку".
-- У него должна быть ранена правая рука.
-- Точно, -- вмешался водитель. -- У одного из мужиков, копавших могилу, ладонь была перемотана бинтом. Я еще удивился, что это он левой рукой лопату держит, подумал, что у них дефицит в рабочей силе?
-- Давай назад, -- скомандовал Борис. -- Ты только подумай, что старшему говорить будешь. -- Насколько я понял, он бойца из своего отряда по первому требованию не выдаст.
Обосновывать требования по выдаче одного из бойцов отряда юго-осетин мне не пришлось. За то время, пока мы ехали в сторону Владикавказа, отряд из Южной Осетии успел собраться, загрузиться и постольку-поскольку не встретился нам, убыл из хутора по дороге, идущей в объезд города.
*******
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
*******
Заявление Верховного Совета Северо-Осетинской Советской Социалистической Республики.
"О вероломной агрессии ингушских национал-экстремистов
против Северо-Осетинской Советской Социалистической Республики."
.......
...Вопрос образования Ингушской республики -- дело ингушскго народа, но решаться он должен без ущемления территориально-государственных интересов Северной Осетии.
...Верховный Совет Северо-Осетинской Советской Социалистической Республики заявляет, что нет и не может быть оснований для территориальных споров, поскольку границы суверенной Северо-Осетинской республики в соответствии с ее Конституцией, Конституцией Российской Федерации и Федеративным Договором нерушимы.
Мы никогда не признавали диктата силы, от кого бы он ни исходил. Миролюбивый многонациональный народ Осетии и впредь будет давать отпор любому агрессору.
Председатель Верховного Совета СОССР
А. Галазов
10 ноября 1992 г.
г. Владикавказ
********
Учеба в школе мне давалось легко, впрочем, в военном училище так же. Какие-то гены позволяли, не напрягаясь постигать учебную программу. Если к тебе нет претензий, то сам процесс обучения не в тягость, а в радость. Но иногда, особенно в старших классах школы, мне хотелось на несколько дней остаться одному, поваляться подольше на диване, почитать какую-нибудь книжонку, поесть большой ложкой домашнее варенье из вишни или смородины. Мешать мне никто не мешал. Жили мы вдвоем с мамой. Она работала в райкоме партии и, естественно, с утра до поздней ночи пропадала на работе.
Не знаю, почему, пришли мне на память школьные годы, может потому что начмед полка, направив меня к терапевту, и работавшему в медчасти на полставки гражданскому врачу-невропатологу, предписал на трое суток постельный режим. Так как полк находился на казарменном положении, эти трое суток мне предстояло пролежать в небольшой палате полковой санчасти.
Двое суток я наслаждался тишиной и покоем, ощущал примерно то же, что и в школьные годы. Прочитал несколько детективов, предусмотрительно выпрошенных у библиотекарши, не имеющих штампа библиотеки: то ли книги принадлежали ей, то ли не опасаясь внутрипроверочной комиссии библиотекарша оприходовала не все поступающие из округа книги.
С вареньем тоже было все в ажуре: банку смородинового принес посетивший меня в первый же день майор Зайцев. Проведывал он меня не очень долго. Мы перебросились парой фраз, он выставил варенье, и сразу же, услышав голос начмеда, раздавшийся в коридоре, удалился.
У меня закралось подозрение, что посещение контуженного это только повод и в санчасть "дед" прибыл не столько из-за меня, сколько из-за того, что у его приятеля по рыбалке, начмеда, в сейфе всегда имелся запас медицинского спирта. Но бог ему судья, варенье-то он принес.
Шум в голове, боль, сдавливающая виски, темные спирали перед глазами и главное -- приливы и отливы глухоты почти прошли. Я уже подумывал, как бы прервать "бюллетень" раньше установленного срока; все-таки не удобно валяться в тепле, без дела, когда твои товарищи несут службу в условиях чрезвычайного положения. Вступать в конфликт с начмедом, воспринимающим не выполнение его рекомендаций как выпад лично против него и всей системы медицинского обеспечения в армии, мне не пришлось, посыльный из штаба вызвал меня к командиру полка.
-- Как самочувствие? -- поинтересовался полковник.
-- Практически здоров, -- отрапортовал я.
-- Полчаса на приведение внешнего вида в порядок, затем весте со мной поедешь в общевойсковое училище.
-- В училище? -- не удержался я от вопроса.
-- Ну да. В гарнизон Министр обороны Грачев прилетает, и его коллеги Баранников и Ерин. Будут встречаться с руководством Осетии, представителями ингушской стороны и главой Временной администрации. Территорию выбрали нейтральную -- Военный городок училища. Министр, наверное, соберет командный состав частей гарнизона.
Корпусное начальство встретит Министра в аэропорту, а нам приказано прибыть в училище, быть под рукой, предстать перед начальственными глазами по первому зову.
-- Ясно, -- отреагировал я. По правде говоря, не совсем
было понятно, для чего командиру полка понадобилось, чтобы я сопровождал его на встречу с министром. Но приказы не обсуждаются.  Кажется, командир уловил мое недоумение.
-- Твоя задача держать связь с полком. Вдруг Грачев надумает осмотреть части гарнизона. Мне труднее незаметно из свиты отлучиться, ты -- другое дело. По встрече в училище определишь, что министру нравится, чем недоволен. Послушашоь, какие вопросы задает и всю информацию доложишь. Начальство положено встречать во всеоружии, соображать, откуда и куда ветер дует. Увядшую траву зеленой красной раскрашивать мы не станем, но должный марафет навести придется.
Городок военного училища в инженерном отношении был оборудован не хуже нашего. Перед контрольно-пропускным пунктом, внутри городка расположились несколько бронетранспортеров. Вооруженные автоматами курсанты, скорее всего подобранные по росту из разных подразделений всех курсов, вытянулись в длинную цепочку вдоль футбольного поля, идущего параллельно двухэтажному центральному зданию училища, выстроенному еще в дореволюционное время под кадетский корпус.
Ждать пришлось довольно долго: то ли самолет министра обороны задерживался, то ли свой визит он начал с посещения других объектов. После небольшого совещания офицеры, представляющие корпус, решили до поры до времени не высовываться. Пусть училищное руководство встречает и сопровождает высокого гостя, раз министр прибыл на их территорию.
Начальник училища спешно комплектовал группу старших офицеров, которым предстояла почетная миссия представиться и пожать руку министра. На гражданке, при встречах высокопоставленных особ, стараются подобрать привлекательных, миловидных девушек для вручения хлеба-соли; в армии своя тактика -- ищут бывших однополчан тех, кто в свое время служил или учился вместе с взлетевшим высоко гостем.
Так как портфель министра обороны Грачев начал осваивать не так давно, эта задача оказалась несложной. В училище нашлись три человека, знакомые с министром лично.
Тактика оказалась безошибочной. Грачев признал в шеренге представляющихся офицеров в невысоком полковнике однокашника по академии Фрунзе.
-- Ты что ж это допустил подобное безобразие? -- громогласно поинтересовался министр, протягивая руку сокурснику.
-- Да вот, -- растерянно протянул полковник, не понимая, шутит министр или говорит всерьез.
Полковника я знал неплохо. Мне приходилось с ним несколько раз сталкиваться по службе. Дмитрий Максимович занимал какую-то должность в учебном отделе училища. Я с ним познакомился, когда полковник контролировал ход стажировки курсантов в нашем полку. Предотвратить вооруженное столкновение ингушей и осетин в силу служебного положения Дмитрий Максимович естественно не мог.
-- Как служба, как дела? -- Грачев пытался припомнить имя однокурсника, но не смог.
-- Все нормально, товарищ министр обороны, -- обрадованный, что второй вопрос касается лично его, а не обстановки в зоне конфликта, выпалил Дмитрий Максимович.
-- Ну служи, служи, -- отечески посоветовал министр, переходя к следующему в шеренге офицеру.
Помощник начальника училища по воспитательной работе служил с Грачевым еще в те времена, когда оба носили погоны младших офицеров. С ним министр общался дольше. Подозвал к себе после завершения церемонии представления. Даже дружески олнял. Сопровождающая свита и мощные ребята в кожанках из охраны тактично отстали на несколько шагов, пока министр на ходу разговаривал с бывшим однополчанином.
Толпа приезжих и сопровождающих направилась вдоль аллеи каштанов, обрамляющих асфальтированную дорогу. Командир полка махнул мне рукой. Я понял, что визит по частям гарнизона в планы министра не входит.
-- Капитан, привет. Хочешь подержаться за руку, которой я с министром обороны здоровался, -- Дмитрий Максимович улыбнулся, протягивая мне руку для пожатия.
В училище отношения куда демократичнее и проще, чем в строевых частях. В полку, как правило, полковник один -- командир полка. В дивизии полковничьих должностей не так уж много, поэтому полковничью барашковую папаху не часто увидишь и дистанция между полковником и капитаном довольно значительная. В училище три большие звездочки можно получить служа в управлении, на кафедрах; в полковничьи ряды могут влиться в командиры учебных батальонов, даже не имея академического образования, что в боевых частях практически невозможно. Когда полковников встречаешь на каждом шагу, начинаешь относиться к ним без должного служебного трепета. Я до подобной наглости опуститься не мог, но дух училищной демократии проник и в мои поры.
-- Товарищ полковник, теперь Грачев наверняка к себе в Министерство, в Москву возьмет, -- стараясь скрыть улыбку, произнес я.
Хотя Дмитрию Максимовичу было приятно, что министр узнал его, эйфории полковник не испытывал.
-- Если бы Павел Сергеевич всех, с кем учился или служил, забирал в министерство, в войсках служить некому бы было.
Какой-то бесенок не давал мне покоя.
-- Товарищ полковник, я понял, что министр на вас возлагает ответственность за конфликт, -- спрятав улыбку, довольно ехидно прокомментировал я итог встречи.
-- Ты видел, какая у министра голова? -- вопрос был
довольно странным.
-- Большая, -- я не понял, причем тут голова министра.
-- Очень большая, -- уточнил Дмитрий Максимович.
-- А при чем тут голова? -- не скрыл я удивления.
-- Ты знаешь, у десантников считается шиком? -- начал выигрывать словесную дуэль полковник.
-- Фуражка с высокой тульей, -- попробовал отгадать я.
-- Я не об этом. Настоящий десантник способен о голову кирпич на две половинки расколоть. А Павел Сергеевич десантник от Бога, -- на полном серьезе выдал Дмитрий Максимович. -- Ну а если об голову часто кирпичи разбивать, что может произойти с оной?
Намек был весьма прозрачным. Кажется, полковник не испытывал
к бывшему сокурснику трепетного чувства почтения. И
насколько я успел заметить, не он один относился подобным
образом к министру. Впрочем, как и к его предшественнику.
Того уважения, с которым армия относилась к стоящим во главе ее людям лет десять, или даже пять назад, не было и в помине. Гречко, Устинов, Язов не были святыми, за ними числились немалые грехи и прегрешения. Порой слух о слабостях начальства просачивался в армию, но к должности министра они шли несколько иными путями, чем Шапошников и Грачев -- верные птенцы гнезда Борисова.
Командир полка плюхнулся на переднее сидение рядом с водителем. По тону отданного приказания водителю, можно было понять -- полковник раздражен. Впрочем, он и не скрывал этого.
-- Полководцы хренвоы, -- ни к кому не обращаясь, пробурчал командир.
Я не счел удобным задать вопрос, что вызвало у полковника недовольство. Опыт общения в последние дни подсказывал, что командир не станет скрывать наболевшее, это не в его характере. Я не ошибся.
-- Совсем армию хотят превратить в дополнение к внутренним войскам. Разве наше дело заниматься разборками внутри страны? -- вопрос был обращен в пространство.
-- А если внутренние войска не справляются? -- не очень тактично перебивать непосредственного командира, но я не сдержался.
-- Не справляются, значит надо руководство МВД разгонять, -- командир немного помолчал. -- Заодно не мешало бы отправить на пенсию, а может и не только на пенсию всех тех, кто страной рулит.
-- Министр какие-то задачи поставил? -- я попытался выяснить, что непосредственно стало причиной дурного расположения моего начальника.
-- Командирам частей, дислоцированных на территории Осетии предписано выполнять все приказы и распоряжения главы Временной администрации, по поддержанию режима чрезвычайного положения.
А что сейчас в Осетии не касается чрезвычайного положения? -- удивился я необычному переподчинению армейских частей.
-- Вот и я об этом же, -- буркнул командир. -- Первое распоряжение уже последовало. -- Приказано выделить силы и средства для усиленной охраны нескольких объектов, плюс к тому, получаем участок в одном из сел совместного проживания осетин и ингушей, будем обеспечивать там правопорядок.
-- Товарищ полковник, а это правда, что всех ингушей с территории Осетии выселили? -- Водитель командира пользовался определенными привилегиями, как впрочем большинство водителей, приближенных к начальству, одна из них возможность задавать вопросы.
-- Сказать, что их выселили, наверное будет не точно. Насколько я знаю, значительная часть женщин, стариков, детей покинула свои квартиры, дома заблаговременно, накануне конфликта. Мужчин, взявших в руки оружие, выбили, вытеснили за границу с Ингушетией. Все они попали под категорию беженцев. Комдив говорил, что в пригородном поселке "Спутник" на территории военного городка укрылись несколько сот ингушских семей. А сколько ингушей находится в заложниках, об этом никто не знает.
-- А осетины у ингушей в заложниках тоже есть?
-- А ты как думаешь?
-- Не знаю.
-- Есть и немало. Самое страшное, что страдают от конфликта не только те, кто воюет, но и ни в чем неповинные люди.
-- А правда, что в Ингушетии нет своего правительства, не определены границы республики? -- вопрос солдата свидетельствовал о том, что определенная информация до личного состава доходит, газеты они используют по прямому назначению, и смотрят по телевизору наши бойцы не только развлекательные программы.
Командир устал выступать в роли политинформатора. Вместо ответа по существу он недовольно буркнул:
-- Смотри за дорогой, а то до полка не доберемся.
Замечание было своевременным. Шедший впереди нас бронетранспортер с омоновцами на броне, резко тормознул у стихийного рынка на улице, на котором бабульки торговали легально овощами, зеленью, сигаретами и нелегально приторговывали водкой, приготовленной где-нибудь в гараже или на кухне из двух равноправных компонентов спирта и воды из-под крана. Несколько омоновцев выпрыгнули из машины. Краем глаза я отметил, что некоторые из них не только пополнили сигаретный запас, но и спрятали за пазуху по бутылке самопальной водки, приобретенной у старушек.
-- Закон об образовании Ингушской Республики этим летом принял Верховный Совет России. А вот дальше все спущено на тормозах, -- я решил удовлетворить отнюдь не праздное любопытство солдата. -- Нельзя сказать, что там нет власти. Есть представители Верховного Совета России, исполнительные органы на местах. Важную роль играет Мякхел -- образование, объединяющее Совет старейшин родов, религиозных авторитетов, лидеров общественных движений. Ингушский народный совет "Нийсхо", а вот лигитимные органы государственной власти практически отсутствуют.
-- Лигитимные?
-- Ну значит законные. Избранные или назначенные в соответствии с Российским законодательством, -- Я не до конца был уверен, что разъяснил все правильно.
Солдат хотел задать еще какой-то вопрос, но заметив взгляд командира полка, предпочел промолчать, оставить расширение кругозора до других времен.
Как я и ожидал, мой "друг" подполковник Корзинченко подыскал мне и на этот раз не самую приятную работенку. Я получил его устный приказ отправиться с батальоном на выделенный для обеспечения безопасности и порядка участок вблизи села с компактным проживанием ингушей и осетин.
То, что личную безопасность находящимся там солдатам и офицерам гарантировать никто не мог, меня не волновало. За прошедшие дни мне довелось побывать в местах более опасных.
С тем, что бытовые условия на участке будут далеки от идеальных -- траншеи, палатки, сухой паек, смириться можно -- эти тяготы и лишения мне не в новинку. Угнетало мое положение. В качестве кого, с какими полномочиями я туда направляюсь? Командир батальона на месте командира рот в наличии. Контролера-инспектора из штаба? Дублера командира батальона? А нужен ли комбату советник? Я попытался было уточнить, в чем будут заключаться мои обязанности, но добился от Корзинченко лишь одного:
-- Вы что, не способны сами определить, чем заняться в боевой обстановке?
Майор Зайцев, оказавшийся свидетелем инструктажа, по-дружески посоветовал мне:
-- Не мешайся у комбата под ногами, не лезь куда не просят и все будет нормально. Я начальнику штаба через пару дней пожалуюсь, что зашиваемся, глядишь, он тебя отзовет. А может командир полка раньше кинется. Как-никак ты почти штатным порученцем стал.
Приказы не обсуждаются, их выполняют. Собрав кое-какие вещи, я отправился в автопарк, где готовился к выходу в заданный район выделенный батальон.
Селение, в районе которого нам был выделен участок то ли
разграничения, то ли обеспечения порядка, мне было хорошо
известно, впрочем как и командиру батальона. Мимо него
проходила дорога, ведущая на наш учебный полигон. Частенько
бывало так, что мы, чтобы не трястись по ухабам запущенной из-за недостатка средств дороги ведущей на полигон, предпочитали проезд по поселку.
Был он по Российским меркам небольшим, но дома добротные, каменные, дороги ухоженные. Ингуши и осетины, проживающие в поселке, раньше находили общий язык, хотя и те и другие считали свой народ первооснователем селения. Именовался поселок -- Тарское.
Название сохранилось от казачьей станции, поголовно выселенной в отместку за то, что часть казаков участвовала в вооруженной борьбе против большевиков. Ингуши селение называли "Ангушт", считали, что именно от этого названия и пошло русское название "ингуши".
-- Интересно, есть там кого разъединять, -- произнес командир батальона, когда наша небольшая колонна повернула с дороги, ведущей на полигон, в сторону селения.
-- Ингушей там не осталось. Они ушли из своей части села. Наша команда несколько дней на полигоне в окружении находилась. От нас требовали выдать оружие, технику. Грозили, что отберут силой, но все обошлось. На штурм не решились. Знали, что подступы к автопарку и складам заминированы, что на полигоне достаточно сил и средств для отпора, -- я поделился информацией, которой владел в силу того, что находился рядом с командиром полка. -- Сейчас вокруг селения МВДэшники службу несут. Нам в первую очередь с ними надо связаться.
-- Кто собирался нападать, ингуши или осетины? -- попытался уточнить командир сведения о провокациях против полигонной команды.
-- А Бог его знает. Разве в этой кутерьме можно было разобрать. Оружие и тем и другим требовалось, -- я не стал скрывать, что и сам не знаю.
Тонкая линия неглубокой, прерывистой траншеи и одиночных окопов разбегалась в сторону от сооруженного на скорую руку из бетонных плит блок-поста. Увидев нашу колонну, вооруженные люди, охранявшие въезд в село, предприняли определенные меры, свидетельствующие, что они понимают сложность обстановки и бдительность не теряют.
Комбат приказал колонне остановиться, сам пошел в направлении поста.
Я последовал за ним. Майор МВДэшник уяснив, что мы прибыли на усиление, радости не скрывал. Быстро и толково ввел нас в обстановку, Вооруженного столкновения между осетинами и ингушами в селе не было. Во время боев в поселке Южном, и временной изоляции Тарского от Владикавказа, местные ингуши боевиков-соплеменников в поселок не пустили. Когда же вооруженные ингушские отряды стали отступать почти все местные жители ингушской национальности ушли из своих домов.
То ли проживавшие в поселке осетины в отместку за пережитое унижение и страх, а скорее всего пришлые варяги в опустевших домах похозяйничали, унесли все ценное, а чтобы скрыть следы преступления некоторые дома подожгли.
Днем вокруг относительно спокойно, с наступлением темноты по периметру начинают постреливать. В основном огонь неприцельный, ведущий с большого расстояния. Неизвестные мстители ограничиваются несколькими выстрелами в сторону села или окопов, занятых солдатами внутренних войск, и сразу же покидают место, с которого вели огонь. Урона такая стрельба почти не наносит и все же и в селе и среди солдат есть несколько человек раненых.
Майор на правах хозяина предложил нам чайку, но мы отказались, надо было засветло занять отведенные позиции, осмотреться, развернуть палатки, подготовиться к полевым условиям жизни. Остаток дня прошел в заботах и хлопотах. Зам по тылу полка обещал в первый день, пока мы будем обустраиваться, обеспечить солдат горячим обедом и ужином, приготовленным в полку и доставленным на позицию в термосах. Обед мы не получили, судя по времени, с ужином намечалась та же история.
Командир батальона приказал ротным варить нечто среднее между супом и кашей из крупяных и мясных консервов, выданных в качестве сухого пайка, обеспечить солдат кипятком без всяких лимитов.
Выделенные в кашевары бойцы не успели приступить к приготовлению ужина, прибыл долгожданный обедо-ужин из полка. Привез его начальник продовольственной службы. Его извинения с задержкой горячей пищи были приняты. Понять и простить можно было. Полк был разбросан по отдельным участкам, а термосов на всех не хватало. После того, как мы подкрепились в палатке, поставленной для комбата и отправили начпрода в обратный путь, я с благословения командира батальона решил проведать соседей по флангу.
Нам горячее питание доставили. Мы-то сыты и нос в табаке, а они на позиции не первый день, с организацией питания могли быть проблемы. Чтобы не приняли меня за террориста, о своем визите по рации сообщил командиру МВДэшников, благо мы заранее договорились, как поддерживать связь. Тот против моего визита не возражал, предупредил лишь, чтобы я был поосторожней. Темнеет, именно в это время возможен обстрел из засад. Комбат вначале хотел составить мне компанию, поближе познакомиться с соседом, но потом передумал, слишком много оставалось нерешенных проблем, требующих его личного вмешательства.
Траншеи на выделенном батальону участке рылись наспех, строгий проверяющий отметил бы, что вырыты они с большими отступлениями от требований наставления по инженерной службе: во-первых, были мелковаты, местами лишь по пояс; во-вторых, не составляли сплошную линию, а имели большие разрывы. Поужинавшие солдаты получили команду углубить траншеи и одиночные окопы, укрепить бруствер.
Вначале я решил было идти в сторону фланга по траншее, но затем от этой затеи отказался. Главная причина -- буду мешать солдатам в окапывании, и не менее существенная -- как я буду выглядеть в глаза бойцов, в условиях, когда никакой опасности не наблюдается -- перестраховываюсь.
То, что прозвучавший выстрел предназначался мне, я понял, когда фонтанчик вздыбленной от попадания в небольшой бугорок земли засыпал носок правого сапога. Стреляли откуда-то сбоку, с невысокого холма, поросшего кустарником, "С такой дальности прицельную стрельбу можно вести из карабина или снайперской винтовки", -- промелькнула мысль. Второго выстрела я не стал дожидаться, прыгнул в траншею. Солдаты, находившиеся поближе ко мне, отреагировали на выстрел и мои действия, постарались укрыться; остальные работу продолжали.
-- Всем в траншею, -- моя команда предназначалась нескольким солдатам, устроившим перекур на бруствере.
Люди, побывавшие в боевой обстановке, под пулями, на опасность реагируют довольно быстро. Увы, перестроить психологию человека с мирного на военный лад, не так-то просто. В этом я за последние дни успел убедиться, если дорожишь жизнью, не зевай.
Большинство солдат батальона за время конфликта территорию военного городка не покидали, воспринимали все происходящее как что-то отвлеченное, не несшее угрозы лично им. Второй выстрел засевшего в кустах стрелка оказался точным, один из солдат, участников перекура, вскрикнул и завалился на бок. Рядом со мною застрекотало несколько автоматов. В стремительно надвигающихся сумерках поразить из автомата на такой дальности цель, если даже стрельба ведется из десятка автоматов, довольно сложно.
-- Пулемет, -- прокричал я, стараясь перекрыть звук очередей.
Что в данной обстановке эффективен лишь огонь пулемета,
сообразил не только я. Командир роты, находящийся здесь же,
в траншее, и контролирующий ход работы подчиненных, уже
разворачивал ручной пулемет в направлении холма, откуда
прозвучали два выстрела. Первая длинная очередь пришлась в
белый свет как в копеечку, чиркнула по верхушкам самых
высоких кустов. Вторая, если стрелявший по солдатам не
сменил позицию, должна была накрыть его. В том, что цель
поражена, я не был уверен, помнил слова майора-МВДэшника,
что боевики, сделав несколько выстрелов, меняют позицию.
Кажется, разделял мои опасения и командир роты, иначе зачем был он дал еще несколько очередей, правее и левее места, с которого предположительно велась стрельба.
-- Как ты думаешь, попал? -- спросил я, добравшись до командира роты.
-- Черт его знает. Если у него там никакого укрытия нет, достал, -- не очень уверенно произнес он.
-- Наверное, надо послать к холму несколько автоматчиков, прочесать местность, -- высказал я предположение.
-- Я и сам об этом подумал. Доложу комбату. Как он решит. Мое мнение -- пока не убедимся, что опасности нет, работы возобновлять не стоит. А на холме придется отделение разместить, оттуда наша позиция как на ладони, -- согласился командир роты.
Мы прошли несколько десятков метров. В боковом ответвлении солдаты положили товарища, которому не повезло, которого нашла пуля.
Над лежащим склонилось несколько человек. За их спинами невозможно было разглядеть солдата, определить жив он или мертв.
-- Пропустите командира роты, -- один из группы отреагировал на наше приближение.
Солдат лежал на двух бушлатах. Левая рука чуть ниже плеча была перемотана несколькими бинтами. Верхний бинт был окровавлен, но судя по тому, что на земле и подстеленном бушлате следов крови не было, ее удалось остановить. Кто-то из товарищей раненого сообразил и наложил жгут повыше раны. Солдат был без сознания.
-- Рана серьезная? -- командир роты обратился к сержанту, который делал повязку.
-- Кость наверное задело. Выходного отверстия нет, -- высказал предположение сержант. -- Надо его срочно в госпиталь.
-- Выноси раненого поближе к дороге, -- распорядился
командир роты. -- Сообщу комбату. Он машину даст. Повезем во Владикавказ, в госпиталь. Идти с докладом командиру роты не пришлось. Встревоженный пулеметными очередями комбат и с ним еще несколько офицеров батальона были уже в районе чрезвычайного происшествия. Прибыли они вовремя. По грунтовой дороге, ведущей в сторону поселка, с потушенными фарами шли легковая машина на большой скорости. Кто и зачем пытался проникнуть на территорию поселка в позднее время было загадкой. Если бы приехавшие не имели злого умысла, они проехали бы мимо блокпоста. Предъявив документы и сообщив цель посещения, после досмотра приехавшие добились бы своей цели, их бы пропустили. То, что машина обогнула блок-пост, сделала объездную дугу и пыталась проскользнуть в поселок незамеченной, свидетельствовало не только о том, что водитель хорошо знал окрестности, но и о том, что у приехавших с законом нелады.
Не думаю, чтобы водитель рассчитывал на большой скорости проскочить наше охранение, скорее всего, он обладал устаревшими сведениями, что поселок охраняется не по всему периметру, и в темноте просто не заметил произошедших перемен.
-- Ну-ка дай предупредительную очередь в воздух, -- командир
батальона обратился к стоящему рядом с ним солдату.
Водитель среагировал на выстрелы мгновенно. Машина
взвизгнула покрышками, оставляющими частицы резины на
утрамбованной дороге. То, что водитель "асс", не вызывало сомнений. Резко затормозить на высокой скорости и не перевернуться, да к тому же ухитриться развернуть машину на ограниченном пятачке мог только опытный водитель.
-- Еще очередь. Теперь садани над машиной, чтобы поняли --
с ними  не шутят, -- приказал майор подчиненному.
Вторая очередь не оставляла сомнений -- это последнее предпреждение. Ответ на нее был адекватным. Задняя дверца машины открылась и оттуда раздалась прицельная автоматная стрельба. Дело принимало серьезный оборот.
Командир роты, так и не расставшийся с ручным пулеметом, не стал дожидаться команды. Пулеметная очередь внесла свою тональность в возникшую перестрелку. От пули не убежишь. Эта истина нашла подтверждение. Раздробленное на мелкие осколки, посыпалось заднее стекло, пули прошили багажник. Теперь водитель не смог удержать руль, машина перевернулась на бок и юзом прошла с десяток метров.
Несколько солдат с автоматами на перевес побежали в сторону машины.
-- Не стреляйте, не стреляйте!
Водителю удалось открыть свою дверцу и он вылез из машины.
-- Брось оружие! -- приказал кто-то из солдат.
Водитель отбросил пистолет далеко от себя.
-- Лечь лицом вниз.
Кажется, наши солдаты быстро усваивали уроки действий в экстремальных ситуациях. Пока два человека держали под прицелом водителя, остальные окружили в полукольцо машину.
-- Кто такие? Зачем ехали в село? -- командир батальона подошел к лежащему на земле человеку. Тот приподнял голову. Разглядев форму и поняв, что перед ним офицер Российской армии, вместо ответа на поставленный вопрос, едва сдерживая слезы, произнес:
-- Что же вы  наделали! Что же вы наделали!
-- Ты что, плохо понимаешь по-русски? Я спросил, ко вы
такие?
-- Сотрудник МВД Осетии, -- ответ был довольно неожиданным.
-- Документы есть? -- комбат не верил на слово.
Мужчина кивнул головой. Из внутреннего кармана дрожавшей рукой достал удостоверение и протянул его комбату.
-- Так, -- комбат ознакомился с документом. -- Что вас сюда занесло, сержант?
Водитель несколько секунд молчал, должно быть размышлял стоит ли говорить правду, затем решился.
-- У капитана, -- он кивнул в сторону машины, -- в селении брат живет. Попросил привезти оружие. Время вон какое. Каждый должен рассчитывать на свои силы. Представилась возможность мы и приехали.
-- Значит остальные тоже сотрудники МВД? -- уточнил комбат.
Мужчина снова кивнул головой.
-- А почему не выполнили команду, не остановились? Почему отрыли огонь? -- командир батальона хотел полной ясности.
-- А вы остановились бы, если бы по вашей машине стреляли? Подумали, что на эту окраину селения вышли ингуши, и мы попали в засаду.
На выяснение всех обстоятельств вооруженной стычки не было времени, следовало прежде всего определить, что с находящимися в перевернутой машине людьми. Солдаты облепили машину. На счет "раз и два" поставили ее на колеса. Кровь, накапавшая на асфальт, свидетельствовала, что пассажиры либо ранены, либо убиты. Задние двери заклинилось, одна из них после непродолжительных действий с помощью монтировки поддалась. Находящиеся в салоне люди признаков жизни не подавали.
-- Вот это история! -- с нескрываемым сожалением произнес командир роты, оказавшийся отменным стрелком из пулемета, и теперь переживающий, что стрелял он оказывается не по злоумышленникам.
-- Товарищ майор, у одного ранений нет, наверное потерял сознание от удара. У второго две пули прошли навылет, насколько я соображаю, ранение не смертельное, -- тот самый сержант, который в траншее делал перевязку сослуживцу, успел осмотреть пострадавших.
-- Будет жить? -- с надеждой спросил водитель.
-- Должен. Сейчас кровь остановим, и надо в больницу или госпиталь.
-- Товарищ майор, можно я их сам в больницу отвезу, мне кажется, машина в порядке, -- обратился к комбату оставшийся невредимым и успевший прийти в себя водитель-сержант.
-- Машина может быть и в порядке, а ты? -- не согласился майор. -- Мы своего раненого в госпиталь повезем, прихватив и твоих. А к тебе могут возникнуть вопросы. Я обязан связаться со своим начальством и поставить в известность о случившемся ваше.
-- Не стоит, майор, выносить сор из избы, -- еле слышно прозвучал хриплый голос. -- Мужчина, на котором не были обнаружены следы ранений, пришел в сознание. -- Трагическая ошибка вышла. Ни мы, ни вы в ней не виноваты. Неразумно вверх сообщать. Пусть все останется между нами. Попробуй потом докажи, что ты не верблюд. Я скажу, что напоролись на засаду,  что нас обстреляли неизвестные.
Комбат стоял молча, обдумывая предложение. Он колебался.
Кому охота вешать на себя чрезвычайное происшествие.
Конечно, правда была на нашей стороне и виновны в происшедшем приезжие. Даже если сказанное шофером правда и осетинские МВДэшники ехали к родственнику, действовали они не лучшим образом.
-- Подумай, майор, если наш товарищ не выживет, как объяснить его родным, что он погиб на своей земле не от пули агрессора, а по глупой случайности, -- дожимал доводами очнувшийся. -- Они ведь захотят посмотреть в глаза виновнику смерти родственника.
-- Ты нас не пугай, и вину на нас не сваливай, -- командир батальона не собирался брать на себя чужой грех. Он повернулся ко мне, кивком головы показал, что нуждается в совете.
Я пожал плечами. Как поступить в данной ситуации, не знал.
Мы проверили документы лишь у водителя, двух других членов
экипажа не тронули, да и как будешь проверять пострадавшего
и шарить по карманам у тяжелораненого. Не выяснили мы,
действительно у одного из них есть родственник в поселке, а
может это туфта и приехавшие обычные мародеры. С другой стороны, хоть и вины за нами нет, действовал командир роты верно, ненужных хлопот не миновать, да и объяснений с родственниками не избежать.
-- Черт с ними, -- шепнул я на ухо комбату. -- Кажется это лучший выход.
-- Ты уверен, что справишься с управлением? -- обратился комбат к шоферу. -- Может поедешь как пассажир, а я дам своего водителя и бойца для охраны.
-- Я в норме. До больницы доедем, -- отказался тот от предложения.
Сержант закончил перевязку раненого. Тот несколько раз громко застонал. Медлить не следовало, да и наш солдат нуждался в квалифицированной медицинской помощи.
Обстрелянная из пулемета машина имела довольно неприглядный внешний вид, однако жизненно важные центры оказались незадетыми. Мотор заурчал, машина плавно тронулась. Водитель понимал, что каждый толчок, каждый ухаб причинит боль раненому.
-- Николай, -- обратился ко мне с просьбой командир
батальона, -- ты не мог бы отвезти солдата в госпиталь?
Просьба меня удивила. Конечно, не мне сидеть за рулем, удел офицера -- старший машины. По логике командир батальона обязан старшим послать кого-то из батальонных офицеров или прапорщиков. Я представитель штаба. У меня свои задачи и функции. Я сам определяю, что мне делать, где быть. Батальонный правильно понял затянувшуюся паузу.
-- После госпиталя надо будет заехать в полк, доложить командиру о случившемся, объяснить, почему мы решили замять происшествие. Я поехать не могу, сам понимаешь. Если пошлю кого-то из своих офицеров, не уверен, что командир до конца его выслушает и поймет объяснение. Ты все-таки лицо из вышестоящего штаба, твоему рассказу, выводам доверия больше, -- обосновал свою просьбу комбат.
Кажется, он прав. Командир полка не из той категории руководителей, которые придерживаются принципа -- "я начальник -- ты дурак", но и он иногда бывает несдержанным, резким.
Особенно нетерпим полковник ко лжи, попыткам скрыть нарушение или происшествие. Сам такой практики не придерживается, честно докладывает по команде, того же требует и от подчиненных.
-- Добро, -- согласился я. -- Выполню роль громоотвода. Заодно попрошу, чтобы на батально выделили еще несколько комплектов полушубков и валенок. Солдаты жалуются, что в траншее в бушлатах и сапогах два часа дежурства просидеть тяжеловато.
Процедура передачи солдата в госпитале заняла несколько минут. Он еще по дороге к городу пришел в сознание, держался несмотря на мучавшую боль, хорошо.
Дежурный хирург, осмотрев рану, приказал готовить солдата к операции.
-- Кость не задета, -- не подтвердил врач диагноз сержанта, делавшего перевязку. -- Извлечем пулю, обработаем рану и если все будет в норме, бойца через неделю можно будет выписывать.
Это, пожалуй, была первая приятная новость за прошедшие сутки.
В полку, несмотря на ночь и положенный по распорядку отбой, царила рабочая суматоха. Прогревали моторы, готовые к выезду машины, сновали вооруженные солдаты. На дороге перед штабом выстроилась какая-то команда в полной экипировке. Ее инструктировал зам. начальника штаба. Проходя мимо, я отдал честь подполковнику. Тот никак не отреагировал, то ли так бы занят инструктажем, что не заметил меня, то ли не счел нужным ответить на приветствие подчиненного.
Командир полка оторвался от папки с документами, на которых он ставил резолюцию.
-- Ты куда это пропал? -- вопрос прозвучал так, как будто минут двадцать назад он отсылал меня с пятиминутным поручением, а я задержался.
Воистину верна поговорка "С глаз долой, из сердца вон".
Когда под боком у начальства без тебя как без рук, а нет тебя, лишний раз и не вспомнят.
-- В Тарское вместе с батальоном ездил, -- сообщил я достаточно уважительную причину отсутствия.
-- Я же сказал, выполняешь только мои приказания. Кто послал или сам вызвался? -- командир принцип единоначалия считал в армии одним из основополагающих.
-- Сам, -- не знаю почему, соврал я. Не хотелось выступать в роли обиженного непосредственным начальником.
-- Ну тогда докладывай, как там дела, какие проблемы, -- полковник приготовился слушать мой доклад и одновременно собирался завершить работу с бумагами. Однако, с началом моего рассказа папку отложил. По его лицу было видно, что решение отпустить нарвавшуюся на наше охранение машину, не выяснив всех обстоятельств ее появления, он не одобряет. Вывод, который сделал командир полка по окончании доклада, меня удивил, шел в разрез с его принципами:
-- Ну и молодцы. Только конфликта и разборок с осетинской стороной нам не хватало. Тут и без того голова кругом идет. Дожили, что сосед на соседа войной пошел, теперь наверное немного осталось, чтобы как в гражданскую, брат с братом схлестнулись.
-- Товарищ полковник, мне можно назад в Тарское
возвращаться? -- я задал вопрос, зная характер командира, почти не сомневался в содержании ответа:
-- А что, без тебя там не справятся? -- командир оторвал голову от бумаг, которыми вновь занялся после моего доклада. -- Или считаешь, что я тебя чересчур нагружают поручениями, а в Тарском ты сам себе хозяин?
-- Никак нет. Командир батальона офицер грамотный, толковый. -- Мне стало как-то не по себе от того, что могли заподозрить в желании быть там, где полегче. -- Поручений я не боюсь.
-- Вот и отлично. Три часа тебе на сон. -- Он взглянул на
большие настенные часы. -- Потом поедешь старшим колонны из
трех грузовиков с оружием. Доставить его нужно будет на
окружные склады в Ростов.
Увидев недоумение на моем лице, пояснил:
-- У наших начальников наверху медвежья болезнь обозначилась. Испугались задним числом. До кого-то дошло, что обозленные неприятием мер осетины действительно могли штурмовать склады с оружием. Могли их и ингуши в случае победы в конфликте захватить. Теперь вот приказали все запасы стрелкового оружия со складов неприкосновенного запаса везти в Ростов.
-- Это сейчас, когда конфликт до конца не улажен и на дорогах все, что угодно может случиться, -- не удержался я от замечания.
-- Вот именно. Уж если надумали оружие вывозить, можно было привлечь авиацию. До аэропорта оружие доставить -- это одно, везти его на машинах за сотни километров -- риск куда больший, -- согласился со мной командир. -- Да разве наших стратегов убедишь. Я кое-какие меры по обеспечению секретности операции принял. О том, что грузим оружие, знает несколько офицеров. Солдаты не в счет. Для чего грузят, в полку знают два человека, я и ты. Когда выйдет колонна и кто ее будет сопровождать, я решу прямо перед отправкой. Так что язык на замок, никому не слова.
********
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
*******
Председателю Конституционного Суда Российской Федерации.
Народам России.
Парламентам и правительствам мира.
Мировой общественности.
.......
Под прикрытием Указа Президента РФ о введении чрезвычайного положения в Северной Осетии и Ингушетии руководство Осетии и Российские войска проводят в ингушских селах Пригородного района и в городе Владикавказе массовое истребление гражданского населения, превратили в развалины ингушские села Тарское, Куртат, Дачное, Чернореченское, Длинная
Долина, Чермен, поселок Южный и другие. Взорваны и сожжены все дома в г. Владикавказе, в которых проживали ингуши.
...Значительная часть ингушей, жителей Пригородного района оказалась в заложниках. В списках убитых и раненых уже тысячи людей.
Председатель Московского общественного комитета по чрезвычайному положению в Ингушетии.
С. М. Беков.
Члены комитета -- двенадцать подписей.
09.11.1992 г.
г. Москва
**********
Не могу сказать, что я сразу осознал сложность поставленной передо мной задачи -- доставить три грузовых машины с оружием и боеприпасами из Владикавказа в Ростов. Иначе вряд ли я заснул бы на три часа, представленных командиром полка мне на отдых, сном праведника. Понимание, что это рискованное предприятие, пришлось позже, тогда, когда я с начальником службы вооружения осмотрел штабеля из прочных зеленых ящиков, закрытых на замки, опечатанных печатями, сложенные в кузовах трех машин. Солдаты, участвовавшие в погрузке, обвязали ящики веревками, натянули на кузова брезентовые тенты, затянули на них ремни.
Командир полка, присутствующий при погрузке, лично проверил документацию, которую начальник вооружения передавал мне. Подготовлено было два отличающихся друг от друга комплекта документов. В том, который я должен был передать в округ, имелась детальная опись оружия и боеприпасов, хранящихся в каждом ящике; во втором, который если возникнет такая надобность, я мог предъявить при остановке колонны на многочисленных контрольно-пропускных пунктах, значилось: "Спецгруз Министерства Обороны России. Вскрытию не подлежит".
Для того, чтобы у особо бдительных представителей дорожно-постовой службы, бок-постов, всевозможных застав не возникло соблазна проверить содержимое ящиков мне вручилось несколько пропусков, действующих как в зоне чрезвычайного положения, так и за ее пределами, подписанных должностными лицами от заместителя главы временной администрации и до МВДэшного начальства самого высокого уровня.
-- Товарищ полковник, -- обратился к командиру, -- ведь
ящики комплектовали без меня. А вдруг там чего-нибудь не хватит.
-- Это не твоя забота, -- усмехнулся командир. -- Ты должен доставить указанное количество ящиков. Головой отвечаешь за сохранность печатей. Большое количество людей для охраны я тебе не даю. По автоматчику в кабинку с водителем посадим.
Ты поедешь на "Уазике", с тобой еще два вооруженных солдата. Думаю, этого вполне достаточно. Поедете сразу же после завтрака, так что опасную зону преодолеет засветло. В
Ростове вас будут ждать в любое время, даже если придется выгружаться ночью.
Получасовой отрезок пути до Беслана наша небольшая колонна преодолела без особых приключений. Трижды нас останавливали, но ни мои документы, ни полномочия сомнений не вызывали. На своем "Уазике" я совершал челночные рейсы, то возглавлял, то замыкал колонну из трех грузовиков. До селения Эльхотово, граничащего с Кабардино-Балкарией, оставалось минут пятнадцать; дальше территория, не относящаяся к зоне конфликта, можно из режима "повышенной готовности" перейти в режим "постоянной".
Водитель "Уазика" неплохо знал трассу. Кажется, и ему хотелось поскорее проскочить границу Осетии. Он понемногу добавлял газку. Разрыв между нашей машиной и первым грузовиком заметно увеличился. Я хотел было сделать замечание водителю, приказать сбросить скорость, но передцмал.
На границе двух автономных республик с вероятностью в сто процентов, создана система контроля, проверки, досмотра, пересекающих ее автомобилей и проезжающих автобусов. Лучше если я подъеду первым и предъявлю документы до подхода колонны.
Впереди, слева, явственно обозначилась горная гряда.
Покрытые снежными шапками горные вершины, с выработанным веками спокойствием взирали на то, что происходит у подножий.
Собиравшийся все утро дождь вначале лениво, а затем все сильнее и сильнее забарабанил по тенту, забрызгал ветровое стекло. Я посмотрел в боковое зеркало и не обнаружил своей колонны.
-- Притормози, -- скомандовал я водителю. -- Дождемся своих. Проведем короткий инструктаж.
Первая машина показалась через три минуты. Вторая шла с разрывом в десять метров. Третьей машины не было. Я, высунувшись из "Уазика", жестом показал водителю головной машины, чтобы он съехал на обочину и притормозил.
-- Где третий грузовик?
Водитель и сержант -- старший второй машины, недоуменно пожали плечами.
-- Я минут пять, до того как дождь заморосил, назад смотрел, они шли за нами, -- удрученно произнес сержант.
-- Вот что, -- принял я решение. -- Вы поедете до ГАИ, блок-поста, КПП, или что там есть на границе; нас подождете. Я проскочу назад. Если минут через пятнадцать не подъеду, доложите ситуацию тем, кто на посту, попросите помощь.
Дождь, перемешанный со снегом, выстраивал завесу, мешающую ехать на приличной скорости. Механические дворники едва справлялись с липкими хлопьями, оседающими на стекло. Мы проехали по трассе с километра три-четыре. Нашего грузовика не было. Сержант сказал, что минут пять назад последняя машина была в зоне видимости. Если она совершила вынужденную остановку, мы бы ее обнаружили.
-- Еще километр вперед, затем разворачиваешься и едем на маленькой скорости. -- Если бы кто-то спросил меня, почему я отдал такое приказание, вразумительного ответа не последовало бы. Так, интуиция.
"Уазик", развернувшись, сбавил скорость. Мы не ехали,
ползли. Густое месиво, струящееся с неба, мешало движению,
не позволяло рассмотреть, что находится в трех-пяти метрах впереди и сбоку. Узкая асфальтированная лента составляла прямой угол с основным шоссе. Краем глаза я зафиксировал уходящую в сторону дорогу, но отреагировал не сразу. Мы проехали метров двадцать.
-- Стоп. Сдай назад до развилки, -- приказал я водителю. -- Там остановишься.
Машина напоминала пятящегося задом рака. "Лишь бы за нами никто не ехал", -- промелькнула мысль, -- в такой круговерти столкнуться плевое дело". Выходить из теплой кабины, под смесь дождя и снега особого желания у меня не было, кажется не испытывали его и сидящие на заднем сидении солдаты.
Я открыл дверцу, жестом остановил солдат, разрешил им остаться в машине. Довольно высокие, редко посаженные деревья пунктиром обозначили дорогу, ведущую неведомо куда.
-- Товарищ капитан, возьмите плащпалатку, -- водитель протянул мне скатанное в тугой сверток брезентовое полотно.
Я набросил солдатскую плащпалатку на плечи, прошел по боковой дороге несколько метров. Спроси, что я ищу на этом ответвлении от основного шоссе, вопрос остался без ответа. Наш "Уазик" на первой скорости полз за мной.
Я собрался было вернуться в салон, как услышал звук, напоминающий мычание или стон. Кожаные подошвы сапог скользили по спрессованному месиву, ноги разъезжались. Я съехал в кювет, попытался подняться к полоске деревьев, но не смог; невысокую насыпь пришлось преодолевать на четвереньках. Колени и руки оказались основательно запачканными в грязи. Вокруг деревьев скопились невысокие бугорки не успевшего растаять снега. Я решил отмыть руки и направился к ближайшему деревцу.
На земле, измазанные в грязи, связанные по рукам и ногам, с кляпами во рту лежали солдат-водитель и младший сержант -- старший третьей машины. То, что оба живы, не вызывало сомнений. Об этом свидетельствовало перемешанное в кашу пространство из снега и земли вокруг тел, следы, оставленные при попытках освободиться.
Водитель лежал ближе ко мне. Я вытащил кляп у него изо рта.
-- Что случилось? Где машина?
Вместо ответа он заплакал. Слезы текли по грязным щекам, смешивались с грязью, образовывали два ручейка, которые солдат не мог вытереть, так как его руки были профессионально связаны толстым капроновым шнуром.
У младшего сержанта психика была намного устойчивее.
-- Мы купились, -- прохрипел сержант, когда я освободил его от кляпа.
-- Купились? -- не понял я.
-- Ну да, -- младший сержант сплюнул накопившийся сгусток крови. -- Купились, как пацаны. На обочине стояли "Жигули" с открытыми дверцами. Рядом с ними лежал человек. Я грешным делом подумал, что может наша машина, идущая впереди, случайно зацепила вышедшего из салона водителя. Дал команду остановиться. Вылез из машины. Подошел к лежащему на земле. Не успел нагнуться, как он вскочил. Приставил к голове пистолет. Валерка, -- сержант кивнул в сторону шофера, -- тоже ничего не успел сообразить. Откуда-то появился еще один мужик, в офицерской форме с автоматом. Вдобавок из "Жигулей" выскочили два вооруженных кадра. Я уже попрощался с жизнью, думал, пристрелят. Обошлось. Нас связали, заткнули по кляпу, оттащили в лесополосу и бросили.
-- Машину куда погнали, по шоссе или по этой дороге? -- я ткнул рукой в направлении узкой асфальтовой ленты.
-- По дороге, -- сержант кивнул в сторону ответвления.
-- Ваше оружие забрали?
-- Да.
Солдаты из моего "Уазика" пришли на помощь. Штык-ножами они разрезали веревки, опутавшие сослуживцев.
-- Выходите на основное шоссе. Впереди оборудованная автобусная остановка. Там посуше будет. Мы попробуем догнать бандитов.
Младший сержант махнул рукой. Его жест можно было расценить двояко. Он мог означать и неверие в то, что мы догоним преступников, мог выражать и то, что им промокшим до нитки наплевать будут ли они мокнуть и дальше или укроются от дождя и снега под навесом автобусной остановки.
Мне не пришлось понукать водителя "Уазика". Он выжимал из машины все, что мог. Фора у преследуемых нами бандитов, захвативших машину с оружием и боеприпасами была значительной.
Конечно, под завязку груженый "Камаз" на скользкой дороге, в условиях ограниченной видимости держать такую скорость, как наш юркий "Уазик" не сможет, но не наивно ли полагать, что похитители не предусмотрели какой-нибудь трюк. Что им стоит перегрузить оружие и боеприпасы в заранее приготовленную машину или машины, а наш "Камаз" бросить. Не исключен и более простой вариант загнать машину с оружием в какое-нибудь укромное местечко, оставить там до поры до времени, пока шум утихнет.
-- Товарищ капитан, куда дальше? -- вопрос водителя прервал мои размышления.
Вопрос был вызван тем, что асфальтированная дорога обрывалась у нескольких длинных приземистых строений. Силосная башня, возвышающаяся над зданиями, большой огороженный загон свидетельствовали о том, что находимся мы в районе животноводческой фермы. Подтверждал эту догадку стойкий специфический запах, который невозможно спутать ни с каким другим. Ферму огибали две грунтовые дороги, расходящиеся затем под углом в шестьдесят градусов. Одна вела в сторону протянувшегося на пару километров вспаханного поля, другая в направлении темневшего монолитной массой леса, расположенного у подножья горной гряды.
-- Заезжай на ферму, -- приказал я. -- На ней должен кто-нибудь быть: сторож или скотники. "Камаз" незамеченным мимо фермы проехать не мог.
В двух коровниках не было ни людей, ни животных. Зато в третьем работало сразу четыре человека. Мужчина лет пятидесяти в темном ватнике, резиновых сапогах, громадной фуражке, шитой на заказ, поливал из шланга полы, смывал остатки соломы, навоза в направлении выхода из коровника.
-- Здравствуйте, -- громко произнес я, стараясь привлечь внимание мужчины.
Рабочий поднял на меня красные, слезящиеся глаза. Вместо ответа кивнул головой.
-- Извините, вы случайно не заметили в районе фермы две машины -- грузовик и легковую?
На этот раз последовал отрицательный кивок. Кажется, мужчина не испытывал желания вступать в беседу с незнакомцем.
-- А ваши товарищи не видели?
-- В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, -- хриплым голосом простывшего человека проворчал обладатель фуражки-"аэродрома". -- Мы из коровника никуда не выходили.
Моя надежда получить информацию улетучилась. Я повернулся и направился к выходу.
-- А что за машины? -- раздалось мне в спину.
"Камаз" мой. Какие-то вооруженные люди им завладели, погнали
по дороге, ведущей на вашу ферму, -- я решил, что скрывать
случившееся на шоссе, нет смысла.
-- А вы сами кто будете? -- вопрос касался не только меня,
но солдат, которые вылезли из машины и последовали за мной.
-- Я военный, офицер. А это солдаты из моей команды.
Мужчина бросил шланг на пол. Освободившейся рукой почесал несколько дней небритую, седую жесткую щетину на бороде, затем направился к выходу из коровника. Солдаты, пропуская его, посторонились.
-- Иди сюда, -- прохрипел мужчина, стоя в дверях. -- Видеть
я ничего не видел. А вот слышать слышал. Минут десять назад мимо две машины проехали. Ваши или нет, не знаю. Поехали вон туда, в сторону гор. Я еще удивился, кого по такой погоде в лес несет, что они там забыли.
-- Десять минут? -- у меня вновь появилась надежда отбить свой грузовик.
-- Не больше. Может чуть меньше.
Мотор "Уазика" перестал роптать на хозяина, выжимающего из него максимально возможную скорость, он стонал словно тяжело большой человек, пытающийся хоть стоном облегчить страдание. По грунтовой, начинающейся раскисать дороге, двигаться на такой скорости сумасшествие. В любой момент наша машина могла пойти юзом, выскочить за пределы дорожного полотна, врезаться в обступающие дорогу деревья, перевернуться, но сбавить скорость -- значит обречь гонку за преступниками на неудачу.
Лесок, в который мы въехали, становился гуще. Натужный гул идущей впереди машины, скрытой от нас повалившего крупными хлопьями снегом, я услышал первым.
-- Кажется, догоняем, -- шепотом, боясь вспугнуть удачу, произнес я. Сообразив, что остался неуслышанным, повторил в полный голос. -- Догоняем. Приготовиться к бою. Сзади раздались характерные звуки досылаемых в патронник патрон. Водитель потянулся одной рукой за своим автоматом. Я остановил его, взял автомат себе. Пистолет -- оружие ближнего боя.
О том, что нам предстоит боевая схватка с угонщиками, я до последнего момента не думал. План действий не составлял, решил, будем действовать по обстановке. Теперь следовало наметить тактику наших действий.
Противник у нас был не из хилых. Судя по тому, как прошла операция по захвату грузовика на шоссе, как в таких случаях говорят "враг хитер, опытен и коварен". Вооружен отменно.
Сержант -- старший угнанной машины сообщил, что в операции участвовало четыре человека. Нас тоже четверо. У противника два человека крутят баранки -- один на "Жигулях", другой на угнанной машине. У нас за рулем один. Так что огневая мощь пока находимся в движении у нас побольше. Скорее всего, бандиты уверовали в то, что им удалось избавиться от погони, так что фактор внезапности при нападении наш союзник. Вот только как его сохранить? Если будем сокращать расстояния до преследуемых, они могут услышать шум мотора, насторожиться, подготовят встречу. Вот если бы их обойти каким-нибудь образом, встретить, что называется "в лоб", да еще отрезать путь к отступлению. Но это уже из области невозможного.
-- Что же делать? -- я не собирался обращаться за советом к экипажу "Уазика", адресовал вопрос самому себе, просто механически сформулировал его вслух.
-- Догоним машины и из подствольного гранатомета влупим по ним, -- я не понял, кто из двух сидящих за моей спиной выдвинул предположение.
-- Давно праздничного фейерверка не видел? -- отозвался водитель. -- В угнанном грузовике не только оружие, но и боеприпасы. Шандарахнет, мало не покажется.
-- А я и не подумал о боеприпасах, -- мой добровольный
советчик только теперь уяснил, что сморозил глупость.
-- Сбавь скорость, -- обратился я к водителю. -- По моим
подсчетам бандитам пора перекур устроить. Если они нас с
утра караулили, то теперь самое время для короткого отдыха, восполнения сил. Для нас беспроигрышный вариант напасть на них во время остановки.
-- Товарищ капитан, а если впереди не бандиты? Вдруг этот небритый мужичок нас направил по ложному следу? -- водитель еще раз подтвердил, что мозги у него в порядке.
Я и сам подумывал о таком варианте. Острыми коготками царапала мыслишка, а не могли люди, встреченные на ферме, иметь отношение к угону нашей машины? Что-то мне там не понравилось. Что именно, я сообразил лишь тогда, когда мы проехали довольно большое расстояние от фермы. В сарае не было коров. Конечно, их могли перегнать в другой сарай, пока наводили порядок, очищали пол и ясли, могли выгнать на прогулку, хотя при такой погоде это было маловероятным. И потом -- угонщиков было четверо, в сарае тоже работало четыре человека. Это могло быть простым совпадением, но с такой же долей вероятности в сарае могли укрыться угонщики. Спрятать машину среди разбросанных на ферме строений большого труда не составляло. Сейчас они безбоязненно могли катить в другую сторону, посмеиваясь над нами.
Делиться сомнениями я не стал. Будем преследовать едущих впереди до победного конца. Будь что будет. Нам оставалось надеяться на везение, да на собственные силы. Даже если прибыв на границу двух республик, мои подчиненные обратились за помощью в официальные структуры в соответствии с моим приказанием, вряд ли она будет действенной и эффективной.
Теперь мы продвигались, соблюдая определенные меры предосторожности. К этому вынуждала помимо всего прочего сужающаяся дорога.
Я открыл боковую дверь, чтобы не пропустить момента, когда преследуемая нами группа сделает остановку. Мокрые снежные хлопья, повинуясь порыву ветра проникали в машину. Растаяв, впитывались шинельным сукном, норовили проникнуть за голенища сапог.
Плохая дорога превратилась в очень плохую. Дорогой ее можно было назвать с большой натяжкой; точнее, узкая колея, теснимая деревьями и кустарником, которую использовали для вывоза дров, скошенного в предгорьях снега, поездок за лесными дарами: черемшой, кизилом, грибами, облепихой.
Две машины могли на ней разминуться не на всем протяжении, а лишь на отдельных участках. У меня начали закрадываться сомнения в верности догадки о том, что следующие впереди машины сделают остановку. Еще с десяток минут и я был бы готов отдать приказ водителю добавить газ, догнать преследуемых, а там будь что будет.
На наше счастье рев моторов идущих впереди машин смолк. Водитель услышал это одновременно со мной и сразу же заглушил мотор нашей машины. С десяток метров мы проехали по инерции.
-- Значит так, -- я обдумывал и одновременно пытался сформулировать задачи для каждого члена нашей группы в предстоящей операции. -- Вы с ним, -- вначале я ткнул пальцем в сторону водителя, тем самым подчеркнув его старшинство, -- останетесь здесь. Машину отгоните немного назад, уберете в кусты. Дорогу завалите деревьями. Там, сзади, метрах в пятидесяти, лежали обработанные бревна. Чем выше соорудите баррикаду, тем лучше. Вы пойдете со мной, -- приказал я второму автоматчику. Постараемся атаковать наших противников в лоб. Если у нас нападение не получится и обе машины прорвутся назад, по "Жигулям" можете выстрелить из подствольного гранатомета, -- разрешил я остающемуся солдату реализовать его заветное желание. -- Только смотри аккуратно. Попадешь в грузовик, костей не соберем, ни их, ни ваших.
Мокрый снег, шедший все утро, внезапно прекратился. Солнце, прорвавшее заслон свинцовых туч, похоже устыдилось того, что с утра сачкануло, не в полную силу использовало свои возможности в борьбе с непогодой, стало припекать. С бега я переходил на ускоренный шаг, отдышавшись, снова прибавлял скорость. Нога побаливала, но терпеть можно было. Солдат вначале опережал меня, однако отсутствие закалки и должной тренировки не могло не сказаться. Он несколько раз споткнулся, понемногу стал отставать.
Продолжать бег по дороге не следовало, можно после очередного поворота выскочить на наших противников. Мне пришлось сбавить темп, дождаться солдата. Продвигаться по лесу было еще сложнее, Улегшийся на землю снежный покров, даже с небольшой натяжкой, сугробами назвать никто бы не назвал, но ускоренному движению он мешал. Ноги то и дело разъезжались, и хуже того, попадали в замаскированные снегом ямы, канавы, рвы.
Кросс по пересеченной местности продолжался минут пятнадцать, в конце концов я решил, что мы уже должны оказаться впереди сделавшей остановку бандитской группы. Мой расчет оказался верным. В этом я убедился после того, как мы, отыскав дорогу, соблюдая все меры предосторожности, ускоренным шагом пошли назад.
"Жигуленок" стоял впереди. За ним возвышалась кабина
"Камаза" с защитного цвета тентом на кузове. Значит наша гонка оказалась не напрасной. У меня отлегло от сердца. Угнанный грузовик мы нашли. Как его отбить -- это уже другое дело. У меня не было сомнений, что смогу решить и эту задачу.
В салоне "Жигулей" никого не было. Пусто было и в кабине "Камаза".
-- Товарищ капитан, вон они, -- мой напарник первым заметил дымок от костра, тянувшийся вверх. Костерок потрескивал на небольшом пятачке сбоку от дороги.
Даже по разведенному огоньку можно было определить -- противник у нас не лыком шит. В припорошенном снегом лесу найти древесину, которая дает жар и при это почти не дымит, может не всякий.
-- Мясо варят, -- у солдата был не только острый глаз, но и чуткое обоняние.
Теперь и я почувствовал, что из оцинкованного ведра, висящего над огнем, пахнет вареной говядиной. Желудок, успевший забыть о наспех проглоченной утром каше с куском жирной свинины, запитой не очень сладким чаем, отозвался судорожным сжатием. Рот наполнился слюной.
-- Ну что, перемещаемся в сторону костра? Два человека
справа -- мои, твои те, что сидят влево от костра, -- так же шепотом распределил я обязанности.
Я снял автомат с предохранителя. Солдат выполнил ту же операцию. Ближе можно было и не подползать. Цели были как на ладони. И все же я решил переместиться еще на несколько метров в сторону костра. В том, что не промахнусь, я не сомневался.
А вот солдатик мой вряд ли за всю службу выезжал на полигон больше двух раз. Довели армию до того, что солдат стреляет по окончании курса молодого бойца, перед присягой, а потом как доведется, может за оставшуюся службу так и не выедет на полигон.
Те два человека, которых я определил в качестве своей мишени, не подозревали, что жить им осталось совсем недолго. Угрызений совести, что мне придется оборвать жизнь незнакомых людей, я не испытывал. Было мне неприятно? Да. На всю жизнь, а точнее на весь период армейской службы, я усвоил внушенный мне в училище принцип: профессиональный военный не должен считать нормальным явлением войну, необходимость убивать себе подобных. Но он обязан с курсантской скамьи и до увольнения в запас, готовиться к этому. Идеальный вариант, если судьба будет благосклонна и тебе не доведется увидеть смерть товарищей по оружию, не придется лишать жизни людей, созданных по образу и подобию божьему. А коль определено судьбой применить знания, умения, навыки, полученные в училище и отточенные во время последующей службы, действуй, не мешкая.
Понять одно, реализовать на практике другое. В Афганистане, где я получил первое боевое крещение, самым трудным для меня было то, что враг -- это не обязательно мужчины зрелого возраста, а это и 14--15-летний пацан, который не видел жизни, не прикасался к бросающему в дрожь женскому телу, и старик, которому нужно думать о вечном, а не лежать в "зеленке" с автоматом или "Птурсом".
Отдыхающие у костра, были как говорится в самом соку. Зачем им понадобилось оружие, вывозимое из нашей части, я не знал, возможно, для того, чтобы поднять жизненный уровень -- оружие всегда в цене; возможно для того, чтобы в нашей изнасилованной стране, где человеческая жизнь ничего не стоит, обеспечить себе, своим семьям минимальный уровень безопасности.
Задумываться об этом не хотел, начнешь думать -- шарики
сдвинуться. Мне это ни к чему. Я исходил из объективной
реальности. Мне поручено дело -- довести машины с оружием и
боеприпасами до Ростова, сдать его куда положено. Кто-то
пытается мне помешать. Какой вывод: или выполню приказ или облажаюсь. Стирать запачканные штаны не в моих правилах. Следовательно надо действовать. Отбить грузовик, не пролив крови, не удается. Значит будем биться не на жизнь, а на смерть.
Расстояние до лежащих у костра менее пятидесяти метров. Так что даже для солдата первогодка попасть в неподвижную цель не проблема. Выберем вначале менее уязвимую. Того мужика, что лежит ближе ко мне, практически на открытом пространстве, оставим на второе. Если он и сообразит, что происходит после первых выстрелов, скрыться ему некуда.
Ну что ж, капитан, они знали, на что шли, приговор вынесли и подписали себе сами, ты лишь исполнитель, назначенный судьбой для реализации приговора.
-- Огонь, -- скомандовал я в полный голос.
Команда предназначалась не только для солдата, но, что скрывать, она и мне не оставляла пространства для колебаний, бездействия.
Ни первый, ни второй, выбранные в качестве моих целей мужчины, так видимо и не поняли, что же произошло. Две короткие очереди оборвали их жизни. А вот солдатик мой подкачал. Оно и понятно, не так-то просто в 19 лет хладнокровно расстрелять двух человек. Да, они преступники. Да, в подобной обстановке вряд ли оставили бы нас живыми.
Все так. Но переступить грань человекоубийства, да еще не в горячке боя, когда выбора нет, когда или ты или тебя, а стреляя из засады, не просто.
Выпущенная солдатом длинная очередь разметала костер, так и не зацепив ни одну из определенных ему в качестве целей темных фигур. Вторичного предупреждения бандитам не понадобилось. Одного из них я бы смог достать. Его спина несколько секунд маячила среди деревьев. Я даже поймал в совмещенные прорезь прицела и мушки сырое пятно на одежде под левой лопаткой убегавшего. Нажать на курок не захотел.
Не замолить мне и тех грехов, которые в силу своей профессии я совершил. Противник напуган, обезоружен, деморализован потерей двух человек, отбить назад легко доставшуюся и вновь утраченную добычу он не сможет.
-- Товарищ капитан, извините, -- боец с трудом разжимал посиневшие губы. -- Я не нарочно. Я целился. Делал все, как учили на полигоне, но почему-то не попал.
-- Не переживай. Стрелять по мишени и по человеку --
огромная разница.
Я не собирался обвинять солдата. Может оно и к лучшему. По крайней мере, после увольнения тебя ночные кошмары мучить не будут.
"Камаз" и стоящий впереди него "Жигуленок" тихонечко урчали невыключенными моторами.
-- Ты машину водишь? -- спросил я солдата.
-- Перед армией курсы от военкомата кончил. Но права с собой в поездку не взял.
-- Обойдемся без прав, главное, чтобы с баранкой справился.
-- Справлюсь, -- заверил солдат.
-- Тогда садись в "Камаз", а я поведу "Жигули".
Я дождался, когда боец залезет в кабину машины и только тогда подошел к костру. Стараясь не смотреть в лица убитых, в поисках документов обшарил их карманы. Пусто. Кроме носового платка у одного и расчески у другого ничего, что могло бы указать на личности погибших не было. Три автомата, составленные в пирамиду, стояли поодаль от костра. Если два отобраны у моих солдат, то уже приварок.
Приварок оказался более весомым. В салоне "Жигулей" оказались еще два автомата. Там же, на заднем сиденье, лежала серая шинель. А выше, так, чтобы ее можно было увидеть в заднее стекло, армейская шапка с офицерской кокардой. Я потянул шинель. На погонах сверкнули позолотой четыре маленьких звездочки. Какой-то внутренний голос шепнул мне: "Посмотри метку". И хотя я был уверен на 90 %, что моя повседневная шинель сгорела в машине в ночь проверки команды, взял шинель.
От привычки, оставшейся еще с курсантских лет, я всегда помечал форменную одежду: шинели, кители, шапки, фуражки. В училище это было просто необходимо, попробуй на вешалке или в каптерке, где висят вещи курсантов целой роты, отыскать свою одежду. Офицеры форму шьют на заказ, различий предостаточно, но я почти механически, получив из ателье или со склада вещь, ставил в укромном местечке свои инициалы. Вывернув внутренний карман шинели, я обнаружил искомое -- две маленькие буквы, написанные синей шариковой ручкой "Н.С." -- Николай Соколов. Такие же буковки имелись спереди на отвороте у шапки.
-- Вот тебе и сюрприз! -- не удержался я от произнесенной вслух реплики. Обнаружить свою шинель и шапку в десятке километров от Владикавказа, в машине бандитов, пытавшихся захватить оружие и боеприпасы, я никак не ожидал. Сразу возникло несколько вопросов.
И тогда и сейчас действовал один и тот же преступник? Два косвенных свидетельства: и там на трассе лежал мужчина, изображавший пострадавшего, а также моля шинель и шапка говорили в пользу такой версии.
Второй вопрос. Для чего угнавший дежурную машину и убивший солдата бандит хранил мою форму? Ведь это серьезная улика.
Не верил в возможность встречи со мной, а форму использовал, чтобы обойти всевозможные досмотры и проверки. Положим, о метках он не подозревал, а одетую на кого-то форму признать своей сложно. Но тогда у бандита должны быть документы, подтверждающие его принадлежность к Вооруженным силам
России. И документы, не какая-нибудь там подделка, которую при многочисленных проверках, обусловленных чрезвычайным положением, можно выявить, а подлинное офицерское удостоверение.
И третий отдающий мистицизмом вопрос: как расценивать, что какой-то неизвестный мне противник все время оказывается на моем пути. Это что? Стечение обстоятельств, или я являюсь объектом, с которым неведомые силы стремятся свести счеты?
Сформулировать вопросы гораздо легче, чем дать на них обоснованные ответы. Мне пришлось вновь подойти к догоравшему без подпитки дровами костру. Цель одна -- посмотреть лица убитых -- нет ли в их числе моего старого знакомого. Тот, кого застала первая очередь, меня не заинтересовал. У него был явно выраженный славянский тип лица. Второй, темноволосый, плохо выбритый, усатый молодой человек мог быть тем, кто напал на машину, когда я ехал с проверкой караула. Но у него должна была быть моя отметина -- ранение в кисть руки. Ранения не было. Да и пышные усы за столь короткий срок вырасти не могил. Нет, с этими людьми я раньше не встречался. Оставались еще два, но они остались невредимыми, скрылись.
Спрашивать у солдата, не было ли у одного из мужчин, определенных для него в качестве мишеней, перевязана рука, не имело смысла. Судя по направлению очереди, стрелял солдат если не с закрытыми глазами, то в состоянии, близком к шоковому.
Для того, чтобы развернуть машины на маленьком пятачке, мне пришлось оттащить убитых от костра в кусты, завалить дотухающие угли мокрым снегом.
Минут пятнадцать нам пришлось разбирать завал из бревен, сооруженный для того, чтобы похитители не смогли прорваться назад. На КПП, созданном на границе Осетии и Кабардино-Балкарии, нас ожидали. Патрульная машина, отправленная после полученной информации о происшествии на шоссе, проскочила чуть ли не до Беслана. На обратном пути эта машина подхватила моих мерзнувших на остановке солдат. Так что вся моя команда была в сборе.
Взятые в качестве трофея "Жигули", я оставил на КПП, объяснив, как они у меня оказались. Рассказал о скоротечной операции, произошедшей в лесочке за фермой. А вот автоматы, доставшиеся мне после бегства с поля боя противника, решил оприходовать. Привезу в полк, там видно будет, как ими распорядиться.
В Ростове нас ожидали. Какой-то чересчур озабоченный подполковник не стесняясь присутствия солдат, отпустил несколько нелестных эпитетов в мой адрес за столь поздний приезд. Огрызаться я не стал. Не стал рассказывать о подробностях происшедшего на границе двух республик. Нам предложили переночевать в одной их воинских частей, я отказался.
Перекусив взятым сухим пайком, после выгрузки оружия и боеприпасов, мы отправились в обратный путь. Ночное шоссе от Ростова до Минеральных вод было свободным, мы шли на приличной скорости. Перед Минеральными водами в одном из расположенных на трассе кафе, работающих круглые сутки, я накормил свою команду. Заспанный повар, видимо, не служивший в армии по причине косоглазия, не скрывал удивления. Заказанные на каждого члена моей команды полные порции борща, пельменей, жаркого по-домашнему и отбивных котлет, исчезали с неимоверной быстротой. Находись в это время в кафе телевизионщики, способные заснять процесс поглощения солдатами пищи, лучшей рекламы для кафе придумать было бы невозможно.
Командир полка по ходу моего доклада задал с десяток вопросов. Вначале я не понимал, что он хочет выяснить, потом уяснил, полковника интересовало, не делился ли я информацией о времени отправки оружия и маршруте движения с посторонними. Минут через двадцать мне пришлось повторить рассказ в присутствии майора, представителя Министерства безопасности, курирующего наш гарнизон.
********
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
*********
Заявление Верховного Совета Северо-Осетинской ССР (VII съезду народных депутатов Российской Федерации).
"О вероломной агрессии ингушских бандитских формирований против Северо-Осетинской ССР".
......
Вооруженная агрессия ингушских бандитских формирований сопровождалась массовыми убийствами мирных жителей, мародерство, захватом заложников с вывозом их в Ингушетию, поджогами жилых домов, административных зданий и сооружений, угоном скота и автотранспорта.
Многие проживающие в Северной Осетии ингуши, используя заранее приготовленное огнестрельное оружие, начали боевые действия в тылу сил самообороны Осетии, превратив ингушские дома и даже мечети в огневые точки.
Председатель Верховного Совета Северо-Осетинской ССР.
А. Х. Галазов
27 ноября 1992 г.
г. Владикавказ
*********
Я лежал на солдатской кровати. Несмотря на то, что за прошедшие сутки не сомкнул глаз, уснуть не мог. Ключ к разгадке случившегося ни мне, ни командиру, ни майору-специалисту по отгадыванию подобных загадок, подобрать не удалось.
Проще простого было бы отнести нападение на грузовик с оружием и боеприпасами к явлению заранее не планировавшемуся. Разве нельзя допустить, что в результате ряда совпадение наш грузовик и бандиты оказались в одном и том же месте, в один и тот же час, их пути-дороги пересеклись. И дело случая, что в грузовичке перевозилось оружие, пользующееся в зоне военного конфликта повышенным спросом, а не какой-то другой, представлявший для грабителей не меньшую ценность, груз.
Все так. Вот только как вписать в данную логику рассуждений наличие в "Жигулях", принадлежащей мне шинели, отобранной убийцей солдата-водителя в памятную ночь, когда я ехал проверять отдельную команду.
Еще одно случайное совпадение? А не многовато ли этих самых совпадений? Не выдерживает идея о случайности в выборе объекта нападения мало-мальской критики. Поджидали колонну с оружием люди, знавшие о том, что лежит в опечатанных печатями ящиках. Обладали они также информацией, когда и где эта колонна будет проходить.
Положим, маршрут движения вычислить большого труда не составляет. Владикавказ расположен на отшибе, как не мудри, трасса до Ростова одна, по полевым, проселочным дорогам на загруженных машинах пробираться не станешь. А вот время прохождения колонны и есть тот главный секрет, обладая которым можно добиться успеха в проведении операции.
Получить сведения о времени выезда машин из части можно двумя способами: постоянно наблюдая за воротами на КПП и в автопарке, или в результате телефонного звонка, от владеющего информацией человека.
Первый способ можно отмести. Машины, подобные нашим, каждые пятнадцать, двадцать минут территорию части покидают, отследить в потоке грузовиков с грузом оружия для постороннего человека сложно.
Теперь со звонком. Точное время выезда знали несколько человек. Солдаты, грузившие оружие, не в счет, время для них являлось секретным. Автоматчики, сопровождавшие колонну были назначены в последний момент. Уж если кто из солдат мог оказаться под подозрением -- это водители машин. Но что они знали? Их машины загружаются, надо быть в готовности к выезду. Вот пожалуй и все. Даже если кто-то из водителей мог услышать более подробную информацию, выйти в горд или позвонить просто возможности солдаты не имели.
Значит круг подозреваемых не столь многочислен. В кабинете командира полка мы прикинула, кто знал о времени отъезда: он сам, начальник службы вооружения, начальник штаба, я. Итого четыре офицера. Командир и я из списка подозреваемых выбывали автоматически. Вся вина за пропажу оружия ложилась бы на нас; командиру полка и мне непосредственно отвечающему за сохранность груза, пришлось бы несладко. Еще вопрос, удалось бы сохранить звездочки на погонах и должности, и не очутиться на скамье подсудимых.
Начальнику штаба командир полка доверял как себе самому, не вызывала сомнений порядочность начальника службы вооружений, он не первый день служит в части, был на хорошем счету. А больше подозреваемых вроде бы и не было.
Я полез в карман за сигаретами. На пачке был записан номер телефона майора госбезопасности. Он просил позвонить, если я припомню что-нибудь стоящее внимания, но ускользнувшее при нашей беседе. Кажется, все, что имело хоть какое-то отношение к операции по доставке оружия в округ, я рассказал, даже сообщил поминутно, что делал, с кем контактировал за время, после получения приказа от командира полка.
Этот промежуток времени особыми событиями не изобиловал. От машин я отлучился лишь в столовую, перекусить, да сходил в свой кабинет, забрал двухлитровый термос, чтобы наполнить его крепко заваренным чаем. Как известно, в многочасовой дороге горячий чаек первое средство борьбы с холодом и усталостью. Докладывать куда и зачем еду, никому не докладывал, понимая, что дело серьезное, лишнего не болтал.
-- Вот это да! -- не удержался я от возгласа, Оказывается,
не все я рассказал командиру полка и майору-"гэбэшнику". Не потому, что хотел что-то скрыть, просто не соотнес этот эпизод с операцией по отправке оружия. А ведь был еще один человек, который без особого напряга с моей помощью мог определить время выезда нашей колонны. И был это никто иной, как мой стародавний недоброжелатель подполковник
Корзинченко.
Столкнулись мы перед его кабинетом, когда я забежал в штаб за термосом, На несколько секунд я прикрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти, что же произошло в коридоре. Кажется, мне это удалось.
-- Товарищ капитан, вы что здесь делаете? -- у меня было такое ощущение, что Корзинченко, приоткрыв дверь, подкарауливал именно меня. -- Почему вы без разрешения оставили Тарское?
-- Привез раненого солдата в госпиталь, -- я не стал вдаваться в подробности.
-- С каких пор госпиталь размещается на территории нашего военного городка? -- подполковник придал голосу достаточную дозу иронии.
-- Я доложил командиру полка о случившемся.
-- Надеюсь, вас больше в полку ничто не задерживает? -- Корзинченко разговаривал со мной как с дезертиром, покинувшим поле боя.
Сдерживаться я не смог:
-- Задерживает. Приказ командира полка. Если вам так
хочется, можете сами проскочить в Тарское. А я через полчаса выезжаю в Ростов.
Не слушая слов, которые разгневанный зам. начальника штаба прокричал мне вслед, я, так и не захватив термос, выбежал из штаба.
-- Значит знал еще и Корзинченко, -- командир полка стал рисовать какие-то замысловатые фигурки на лежащем перед ним листе бумаги. -- Может это и неразумно, но следует и ему задать тот же вопрос, который я задавал вам троим, знавшим о времени отправки машин -- не поделился ли он информацией с кем-то еще.
-- А если Корзинченко как-то связан с напавшими на грузовик людьми? -- личная неприязнь штука серьезная. В душе я хотел, чтобы именно подполковник был виновником выхода информации за пределы части.
-- У меня такие же основания доверять Корзинченко, как и
вам, -- слова командира немного поумерили мой сыщицкий настрой. -- Если я начну подозревать своих офицеров во всех смертных грехах по каждому поводу, нормальной атмосферы в полку не будет.
Командир полка набрал номер по внутреннему телефону, трубку никто не брал. Командир набрал другой номер. Краем глаза я зафиксировал, что это телефон дежурного по полку.
-- Подполковника Корзинченко ко мне!
-- Есть, подполковник Корзинченко к вам, -- продублировал команду дежурный.
-- Где Корзинченко? -- через пятнадцать минут терпение командира полка кончилось. Я не разобрал, что пробубнил дежурный в ответ.
-- Так вы утверждаете, что на территории части его нет?
-- Так точно, -- теперь голос дежурного был отчетливо слышан даже мне. -- Стучали в кабинет, дверь закрыта. Трубку никто не поднимает. Посыльный по штабу утверждает, что в течении последнего часа он не видел, чтобы замначальника входил или выходил из штаба. На территории его тоже никто не видел, мимо дежурного по КПП не проходил.
-- Странно, НЛО его похитило что ли? -- командир не скрывал раздражения.
-- Товарищ капитан, -- обратился командир полка ко мне, -- откройте кабинет, может подполковник привык днем отдыхать, спит, не слышит ни стука, ни звонка.
Не лежало мое сердце к выполнению поставленной задачи. Итак отношения с замначальника штаба были непростыми, а тут еще я врываюсь в его кабинет. Ведь предположение командира не на пустом месте возникло. Мог Корзинченко нарушить приказ и пропустить несколько рюмок. После них не грех расслабиться, подремать. Благо, кровать тут же в кабинете.
Не исключен и такой вариант, что до сих пор подполковник распивает бутылочку с кем-то из своих приятелей. А на звонки и стук в дверь не реагирует -- стоит ли отвлекаться по пустякам. Откуда Корзинченко знать, что его розыск учинен по приказу командира полка.
Перед дверью, ведущей в кабинет замначальника, я остановился. А что если немного схитрить, не самому ломиться к своему непосредственному начальнику, а привлечь кого-нибудь другого. Лучшей кандидатуры, чем майор Зайцев для реализаций моей задумки не могло быть. С подполковником они в многолетней дружбе на почве рыбалки и всего прочего. Вот пусть и выручает друга и начальника, сообщит, что его разыскивает командир полка.
Аркадия я нашел в кабинете у машинистки. Он что-то диктовал нашей белокурой, старательно скрывающей возраст красавице.
Во времена не столь уж давние Валентина Петровна, видимо, и впрямь была весьма привлекательна. Имелась негласная информация о том, что лет десять тому назад, когда она работала то ли в секретном отделе, то ли в машинописном бюро одного из штабов Группы войск в Германии, руку и сердце ей предлагал ну очень большой армейский начальник, готовый из-за Валентины оставить семью. Остальное в этой истории покрыто мраком.
После того, как Валентина Петровна отбыла в Германии положенный по контракту срок, она вернулась к родителям во Владикавказ. Жить с отцом и матерью не стала, на заработанные марки купила однокомнатную квартиру. Правда, завистливые языки утверждали, что вряд ли машинистка в состоянии накопить на квартиру, если даже и проработала пять лет в Германии. Но факт есть факт. Квартира налицо, а уж обошлась Валентина своими деньгами или ей помогали пенсионеры-родители, никого не касается.
Квалификация у нашей машинистки была заоблачно высокой. Шлепала десятью пальцами, не глядя на машинку, с неимоверной скоростью. Другие за это время не успели бы просто пробежать глазами страницу, а у нее отпечатанный текст готов. Причем, как правило, без ошибок и помарок.
Был у Валентины Петровны один производственный недостаток. Могла ни с того ни с сего закапризничать и тогда к ней не подъехать, ни умилостивить не цветами, ни шоколадкой. Если обычно, на то, каким почерком написана бумага, как она оформлена, машинистка особого внимания не обращала, то в такие периоды отказывалась брать на перепечатку документы с исправлениями и помарками. В таких случаях мы к ней подсылали человека, умеющего найти особый подход -- майора Зайцева. У него сбоев не было.
Мало того, в штабе Аркадий был единственный человеком, который мог отпечатать срочную бумагу с голоса, не составляя черновик; у других этот номер не проходил. Секрет особого благоволения машинистки Зайцев объяснил просто, долго вместе работают -- это раз; иногда после удачной рыбалки он снабжает незамужнюю женщину свежей рыбкой -- это два. Может кто-то и верил такому объяснению, но я-то знал, что есть и три -- Валентина имела виды на Зацева, как на потенциального жениха.
Тот три года как холостяковал, развелся с женой. Оставил ей и взрослой дочери квартиру, всю обстановку. Себе взял лишь видавшие виды "Жигули" да рыболовные снасти. О причине развода Зайцев не распространялся, но от одного его бывшего соседа -- прапорщика нашей части я слышал, что жена была порядочной стервой. Постоянно пилила мужа за то, что он не заботился о карьере, его увлечение рыбалкой, мягко сказать, " не одобряла". Доходило до того, что не один раз выбрасывала снасти на помойку, ломала удочки, резала рыбацкую экипировку. Он терпел, терпел и потом плюнул и ушел от жены.
-- Аркадий, выручай, -- обратился я к приятелю.
-- Что надо? -- кажется, мое появление не слишком обрадовало майора, а машинистку оно вогнало в краску. Валентина резко подвинулась вместе со стулом вперед к машинке, чтобы образовать зазор между коленом Аокадия и своим бедром.
-- Будь другом, постучи в кабинет Корзинченко. Меня командир послал за ним, а но что-то не отзывается, и телефонную трубку не снимает, -- как можно жалостливее попросил я.
Всем видом я старался показать, что не заметил выходящие за рамки служебных, отношения между майором и машинисткой, которые для меня давно уже не были тайной.
-- Командир тебе приказал найти Корзинченко или мне?
Что ж реакция объяснима. Я развернулся и едва удержался от того, чтобы не хлопнуть дверью.
-- Постой, -- одна из хороших черт Аркадия, что он на друзей долго не обижался. -- Так и быть, постучу. Если он вмазал, вряд ли кому другому откроет дверь. Только уговор, если подполковник под хмельком, скажешь командиру, что не нашел его.
-- Врать командиру? -- высказал я недовольство такой постановкой дела.
-- Тогда сам стучи, -- резко огрызнулся Аркадий.
-- Согласен.
Мы пришли к кабинету Корзинченко.
-- Вася, это я, Зайцев, открой, -- стукнув несколько раз
вниз двери носком сапога, громко попросил мой помощник.
Ответа не последовало.
-- Где-нибудь на территории части шляется, -- высказал предположение Зайцев.
-- Посыльный не видел, чтобы замначштаба куда-нибудь
выходил. Не выпрыгнул же он в окно, -- не принял я предложенную версию. -- Не знаю, что и делать, не ломать же дверь в кабинет.
-- Ломать совсем не обязательно, -- отозвался Аркадий. -- У дежурного по штабу в сейфе есть опечатанная коробочка. В ней хранятся дубликаты ключей. С разрешения начальника штаба дежурный их выдаст. Только ты сам объясни начальнику штаба, зачем тебе понадобился ключ от чужого кабинета.
Не знаю отчего, но у меня вспотели руки, когда я вставлял ключ в замочную скважину. Можно подумать, я самовольно проникаю в чужое помещение. Ключ никак не поворачивался.
-- Эх ты, взломщик. Дай мне. Там секрет есть. Ключи надо вставлять не до самого основания, тогда только замок откроется, -- увидев тщетность моих усилий, потребовал Зайцев.
В кабинете царил полумрак. За столом, положив голову на руки, отдыхал Корзинченко. В нескольких сантиметрах от головы находилось то, что сыграло роль снотворного -- выпитая больше чем на половину бутылка водки. Недопитый стакан, в котором оставалось не больше чем на палец сорогоградусной влаги, стоял тут же.
-- Обычно его с полбутылки не развозит, -- удивился Зайцев.
-- А ты посмотри на закусь, пачка печенья, яблоко и
сигарета, -- я ткнул в сторону блюдца с немудреной закуской.
-- Бывало и хуже, -- отозвался Аркадий.
Он нагнулся к подполковнику.
-- Василий, подъем, просыпайся.
Ответной реакции не последовало. Зайцев легонько дотронулся до плеча своего непосредственного начальника и частого товарища по застолью. То, что произошло дальше, невозможно было предугадать.
Тело подполковника соскользнуло со стола. Голова стукнулась о пол, издала неприятный глуховатый звук.
-- Что с ним, -- я не удержался от возгласа.
Зайцев нагнулся над лежащим на полу телом, попытался прощупать пульс.
-- Мертв.
-- Как мертв?
Не знаю почему, но я никак не мог врубиться в произошедшее. Чья-то гибель в боевой обстановке меня бы не выбила из колеи, но смерть человека в рабочем кабинете казалась чем-то неестественным, из ряда вон выходящим.
-- Звони командиру, -- голос Аркадия вывел меня из предстрессового состояния. -- Сообщи о смерти.
-- Может сначала в медпункт? Вдруг он просто отключился, --
я кивнул в сторону лежащего на полу тела.
-- Медпомощь тут не понадобится. А вот начмеда вызывать придется. Определить от чего произошла смерть -- то по его части. Скорее всего сердце подвело подполковника. Он вечно на высокое давление жаловался, -- вздохнул Зайцев.
-- На давление жаловался, а водку в одиночку хлестал, -- я ткнул пальцем в сторону недопитой бутылки.
-- Все мы человеки, -- у каждого свои слабости, -- Аркадий
не считал выпивку большим грехом.
Командир полка появился в кабинете через несколько минут. Он грузно опустился на стоящий у стены стул.
-- Допился, -- это было единственное слово, которое
полковник произнес до прихода врача.
Начмед появился с большой укоплектованной лекарствами и медицинскими инструментами сумкой. Он раздвинул шторы на окнах. Что врач проделывал над лежащим телом, из-за его широкой спины я не увидел. Много времени для того, чтобы констатировать смерть, доктору не понадобилось.
-- Все, отмучился.
Вырвавшаяся у начмеда фраза была немного странноватой. Так обычно говорят о кончине долго и тяжело болевших людей, поживших на свете и молящих Бога о смерти. Тут же речь шла о сравнительно молодом, крепком мужчине, которому еще жить бы да жить.
-- Сердце? -- Аркадий ждал от полкового медика подтверждения своей догадки.
-- Да нет, -- начмед секунду помолчал, -- все признаки отравления.
-- Отравления? Этого только не хватало! -- командир резко поднялся со стула.
Начмед взял двумя пальцами за горлышко, стоявшую на столе бутылку, посмотрел оставшуюся в ней жидкость на свет. Затем понюхал остатки спиртного в стакане.
-- Скорее всего водка самопальная. На девяносто девять процентов именно ею отравился подполковник. Ответ даст вскрытие, -- подвел итоги предварительной медицинской экспертизы полковой врач. -- Товарищ полковник, может в гарнизонную прокуратуру сообщим о факте смерти, -- обратился он к командиру. -- Вскрытие придется делать в госпитале, а и там обязаны ставить в известность прокурора о всех поступивших в результате чрезвычайных происшествий.
-- А если подполковника действительно сердце подвело? Конечно, то, что он в служебное время выпил, грубейшее нарушение. Но не хотелось бы, чтобы все годы службы были перечеркнуты одним поступком, не хотелось, чтобы в общем-то неплохого офицера причислили к разряду алкоголиков.
Да, накатывающиеся на полк снежным комом чрезвычайные происшествия, одно покруче другого, заставляли командира несколько отступать от собственных принципов, не торопиться с докладами к вышестоящую командованию и следственные органы, как это положено по уставам и инструкциям.
Корзинченко ведь не первый раз прикладывался к бутылке в рабочее время, свидетельство тому открытая по его приказанию ночная стрельба из БТРа. Кажется, здорово не любил я, теперь уже покойного подполковника, за придирки и предвзятое отношение ко мне, если даже после смерти помнил только о его недостатках, не лучших чертах характера, поступках, не делающих чести офицеру.
Сообщение, которое передал начмед из госпиталя, не радовало -- подполковник отравился некачественным алкоголем. Командир был обязан поставить в известность гарнизонную прокуратуру.
Весть из госпиталя оказалась не самой худшей в сравнении с выводами, сделанными криминалистами после детальной экспертизы содержимого желудка и качества спиртного. Водка была изготовлена из некачественного спирта путем добавления воды. Но этот напиток вреда, кроме головной боли, причинить не мог.
В спиртное был подмешан чужеродный компонент. Причем это не было средство для травления тараканов или мышей, и даже не препараты, применяемые в сельском хозяйстве для борьбы с сорняками или грызунами, которые с определенной долей допуска могли очутиться в бутылке в результате несоблюдения элементарных норм и правил при розливе, в подпольных условиях спиртного. Это был быстродействующий яд, в мизерных долях используемый при приготовлении особых лекарств, не поступающий в аптеки, имеющийся не на каждом, даже крупном фармацевтическом предприятии. В той концентрации, в которой яд был обнаружен в бутылке, перекочевать туда из готовых лекарственных препаратов он не мог.
Отсюда несложный вывод, дающей поле деятельности для работы следователя военной прокуратуры -- яд подсыпан в спиртное. Сразу же возникает масса вопросов. Главный из них: с чем мы имеем дело. Основных вариантов три. Первый -- это самоубийство, Второй -- несчастный случай, роковое стечение обстоятельств, в результате которых бутылка с ядом оказалась на столе у Корзинченко. Третий -- спланированное и мастерски осуществленное убийство. Какой из трех вариантов следователь из военной прокуратуры выберет в качестве основного, для разработки, определить было довольно сложно.
Но то, что в любом случае беседы с ним мне не избежать и даже может не только в качестве свидетеля, но и подозреваемого, я понимал. Понимал и готовился.
Прежде всего посоветовался с командиром полка, как быть, ставить ли в известность следователя о нападении на колонну и о том, что Корзинченко был один из немногих в части, знавших о времени отправления машин. Командир со мной был солидарен -- этот факт от следствия скрывать мы не имеем права. Если версия о самоубийстве и может на чем-то основываться, то в ряду причин та, что Корзинченко мог быть связан с охотниками за оружием, довольно весома.
Одно неприятно, доказать, что я проговорился о поездке в Ростов, после смерти подполковника я не смогу, ведь разговор, точнее перепалка шла с глазу на глаз, посторонние не присутствовали. Можно воспринять мой рассказ как попытку навести тень на плетень, подставить невиновного. У человека подозрительного может возникнуть мысль: "а не придуман ли рассказа о ссоре, чтобы отвести подозрение от себя?".
Отсюда недалеко и до следующего шага, вычисления убийцы. В классической детективной литературе подозрение падает на того персонажа, который имеет мотивы для убийства. В таком случае, я кандидатура, попадающая в списки подозреваемых.
Ни для кого в штабе не было секретом, что подполковник не питал ко мне симпатии, я в свою очередь отвечал тем же. Постоянные мелочные придирки могут кого угодно вывести из равновесия, психика у меня не железная. Правда не я один ходил у подполковника в категории "любимчиков", таких в полку можно было насчитать человек пять-шесть.
Следователь гарнизонной прокуратуры, невысокий светловолосый старший лейтенант, с новеньким ромбиком, свидетельствующим, что юридический факультет военного института он окончил не так давно, старался выглядеть своим в доску парнем, однако вопросов со скрытым подтекстом, сформулированных со знанием дела, задал столько, что у меня кругом пошла голова. Интересовали старшего лейтенанта вещи, на мой взгляд, не имеющие никакого отношения к смерти Корзинченко. Я старался перебороть раздражение и ответить как можно точнее на такие вопросы: Сколько раз мы вместе были в компаниях? Если ли у нас общие знакомые среди гражданских лиц? Знаком ли я с семьей подполковника, бывал ли у него дома? Не находились мы с Корзинченко вместе в служебных командировках? Впервые встретились в этой части, или были знакомы раньше? Не был я должен подполковнику деньги и не занимал ли ему?
После часовой беседы терпение мое стало истощаться, я перешел на однозначные ответы: "да", "нет", "не знаю", "не помню". Понимал, что только врежу себе, теряю расположение следователя, но не мог сдержаться.
Наконец поняв, что больше от меня толку не добиться, старший лейтенант изобразил на лице улыбку, пожал мне руку со словами благодарности за помощь следствию. Мне даже стало неудобно, что я с раздражением воспринял его профессиональную работу. Ведь человек делает свое дело и кажется неплохо делает. Уже перед выходом я решил хоть немного сгладить впечатление от ответом на последние вопросы, показать, что ценю профессионализм следователя.
-- Отпечатки пальцев в кабинете проверили? -- вопрос вырвался у меня почти непроизвольно.
-- Со стакана и бутылки сняли. Да что толку? Не будешь брать отпечатки у всех бабушек на базаре и всех, кто в части служит. Брать отпечатки с других предметов глупо. Кабинет подполковника -- это проходной двор, здесь за день несколько десятков человек бывает, -- старший лейтенант не смог сдержать улыбки.
Только теперь до меня дошло, что я сморозил глупость. Понятно, когда в квартире ищут следы присутствия, отпечатки пальцев посторонних, в служебном кабинете это делать бессмысленно.
-- А следов взлома на двери или окнах не обнаружили? -- теперь я посчитал, что задал толковый вопрос, но кажется снова попал впросак.
-- Зачем это вам знать? -- насторожился старший лейтенант.
-- Я не думал, что это секрет.
Увидев мое вытянувшееся лицо, реакцию на ответ, следователь сменил гнев на милость.
-- Конечно, это тайна следствия, но думаю в полку уже несколько человек ее знают. На окнах следов проникновения в кабинет с улицы нет. Следы взлома двери отсутствуют. Замок открывали своим ключом. Сейф так же никто не взламывал. Впрочем там, кроме нескольких секретных приказов и документов для служебного пользования, не представляющих никакого интереса, ничего нет. Личное оружие подполковника на месте.
-- А деньги? -- я не сдержал восклицания?
-- Какие деньги? -- очередь удивиться наступила для старшего лейтенанта.
-- Корзинченко имел привычку хранить в сейфе довольно большую сумму.
-- А вы откуда знаете?
-- Подполковник не скрывал, что у него деньги всегда водятся. Обычно насмехался над теми, кому от получки до получки не хватает, или кто все деньги женам отдает. Сам каждый месяц большую часть получки откладывал, собирал к отпуску кругленькую сумму. В основном, проживал заработок жены, зато в отпуску копейки не считал.
-- О деньгах в сейфе кто-нибудь еще знал? -- посерьезнел следователь.
-- Большинство офицеров штаба. Корзинченко, несмотря на стервозный характер, приятелей всегда выручал. Мог даже большую сумму одолжить. Главное условие, чтобы до отпуска вернули.
-- А в этом году он в отпуску был?
-- Собирался по путевкам с женой в Кисловодск в начале ноября. Даже путевки получил.
-- Значит сумма в сейфе могла быть приличной?
-- Ну да. Год копил. Но я не думаю, чтобы в сейфе столько набралось, чтобы за эти деньги убили человека, -- высказал я предположение.
-- За бутылку водки убивают, -- не согласился со мной старший лейтенант.
Спорить я не стал. Про себя подумал: "Вот еще один мотив для убийства". И опять, при желании, указательную стрелку можно развернуть в мою сторону. Сам признался, что знал о наличии в сейфе больших по меркам офицера-холостяка денег".
********
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
*******
Постановление Верховного Совета Российской Федерации
"О дополнительных мерах по урегулированию конфликтной ситуации в Северо-Осетинсой ССР и Ингушской Республике".
N 3817-I
...Президиум Верховного Совета Российской Федерации постановляет:
...
2. Временной администрации обеспечить незамедлительный обмен заложниками без каких-либо условий под контролем МВД Российской Федерации, принять исчерпывающие меры по недопущению дальнейшего расширения зоны конфликта, скорейшему разоружению всех незаконных вооруженных формирований противоборствующих сторон, всемерно содействовать возвращению в места постоянного проживания беженцев из Пригородного района, совместно с МВД Российской Федерации обеспечить их безопасность.
...
4. Генеральному прокурору Российской Федерации, Министерству безопасности Российской Федерации, Министерству внутренних дел Российской Федерации принять неотложные меры по расследованию причин возникновения вооруженного конфликта и привлечению к уголовной ответственности всех виновных лиц, выделив для этой работы необходимое количество высокопрофессиональных работников.
Председатель Верховного Совета Российской Федерации
Р. И. Хасбулатов
10 ноября 1992 г.
г. Москва
********
Похороны подполковника Корзинченко были довольно скромными. Жена была против того, чтобы гроб с покойником выставили для прощание в холле, рядом с полковым знаменем. Из морга забрала тело домой. Все организационные вопросы от получения свидетельства о смерти, доставки гроба, рытья могилы на городском кладбище, до закупки продуктов и спиртного для поминок, получения в столовой посуды для организации поминального обеда и мобилизации нескольких женщин для приготовления самого обеда взял на себя майор Зайцев.
До завершения похорон командир полка освободил его от выполнения служебных обязанностей, выделил в распоряжение майора служебный "Уазик", в день похорон и автобус.
Прощальная речь командира полка над могилой была короткой, обтекаемой. Несколько дольше говорил один из соседей подполковника. Прозвучал залп холостыми патронами; полковой оркестр, состоящий из нескольких прапорщиков и солдат срочной службы сыграл все, что положено в таких случаях
Водителей "Уазика" и автобуса, часть оркестра, представленная срочниками и солдат, выполнявших роль почетного караула, выделенных для проведения салюта, посадили за поминальные столы пораньше, но не потому, что всем присутствующим на поминках не хватило бы мест в одну смену, а просто решили, неудобно одним наливать водку, других обходить. Как известно, спиртное для тех, кто проходит срочную службу, дело запретное.
Жена Корзинченко была намного моложе теперь уже покойного супруга. Даже черная, траурная одежда, заплаканные глаза, немного опухшее лицо не могли подпортить впечатление от ее красоты. "Вот еще один мотив", -- подумал я. -- Молодая красивая жена, а рядом нудный, сухой да еще к тому же скупой мужик. Детей у них нет. Женщина могла повстречать кого-то более достойного, дальше дело техники".
-- Придурок, -- оказывается, я выпалил это слово вслух.
-- Ты о ком это? -- удивился Аркадий.
-- Да так, -- протянул я. -- Не мог же пояснить Зайцеву, что обозвал сам себя. Поиск мотива убийства подполковника Корзинченко превратился для меня в какую-то навязчивую идею. Так и свихнуться недолго. Пусть уж следствием занимаются те, кому это положено.
Командир полка, начальник штаба и большая часть присутствующих на похоронах офицеров долго за поминальным столом не засиживалась, у всех были дела, требовавшие присутствия в полку. Аркадию и мне, увидев, что мы тоже засобирались, командир махнул рукой, дав понять -- оставайтесь, как представители части. Поминки, да еще сразу после похорон, не место для веселья. Выпитая водка хотя и делает свое дело: притупляет горечь утраты близких, друзей, помогает забыть обиды и пакости тем, кто натерпелся от покойника при жизни, однако, не способна отвлечь присутствующих на похоронах от мрачных мыслей о бренности и скоротечности человеческой жизни, и о том, что каждому родившемуся на земле уготовлен один конец.
Не знаю как на других, а на меня больше подействовали не наши похороны, а от обряд, который совершался на кладбище неподалеку от вырытой для подполковника могилы. Три ямы, выкопанные в одно время с нашей, ожидали своих хозяев.
Траурная процессия превосходила нашу в несколько раз. Ее можно было четко разграничить на две части -- впереди несли гробы молодые мужчины -- близкие родственники умерших. За ними с невыбритыми лицами -- свидетельствами траура, шли мужчины постарше. Вторую половину процессии составляли женщины в темных одеждах. У большинства из них были поцарапаны лица. Если мужская часть траурной колонны хранила глубокое молчание, прерываемое изредка кашлем, то женщины плакали и причитали так, что у меня заныло сердце.
У вырытых могил процессия остановилась. Я не сразу смог определить, что мне показалось необычным, не вписывающимся в процедуру похорон. Присмотревшись, догадался. Один гроб не был забит крышкой. В нем можно было разглядеть умершего старого мужчину. Крышки двух других оказались приколоченными, на них темнелись предметы, напоминающие шапки из овчины. После того, как над гробами старший произнес несколько слов, а мужчины попрощались с покойниками, отпричитали близкие родственницы, забили крышку и третьего гроба. По обычаю осетин, землю засыпают не на крышку гроба, а на плиту, создающую некое подобие ниши или склепа. Такие плиты были воздвигнуты во всех трех могилах.
-- Два гроба пустые, -- голос Зайцева, неожиданно прозвучавший у меня над ухом, заставил вздрогнуть.
-- Почему? -- удивился я.
-- У осетин обычай, если определенно время не могут найти тело погибшего, но уверенность в его смерти стропроцентная, то ждут, пока не умрет один из близких родственников. Вместе с ним хоронят гроб, предназначенный для того, чьи останки не удалось обнаружить. Причитают над могилой, где покоится умерший, и той, в которой похоронен пустой гроб. Поминки справляют общие.
-- А если труп потом обнаружат? -- я не стеснялся признаться в недостаточном знании местных традиций и обычаев.
-- Захоронят на этом месте, участок, считай, забронирован.
Объяснению я поверил, так как знал, что Зайцев за время службы в Осетии не только изучил осетинский и ингушский языки, но и не избегал многочисленных мужских застолий, проводимых во дворе, а это, как известно, лучшее место для адаптации к местному образу жизни.
И все же я не удержался, подошел к одному из молодых мужчин, участнику похорон на соседнем участке. Тот, не выдержав и плача причитаний у гробов, отошел немного в сторону, дымил одну сигарету за другой.
-- Извините, это правда, что гробы пустые?
Возможно я проявлял бестактность, но мужчина не счел мое обращение за пустое любопытство.
-- Да. Мы не смогли найти тела сына и племянника умершего. Смерть не так уж и страшна, если тебя оплакали, с тобой простились близкие. Хуже, когда твои родные будут тешить себя несбыточными надеждами. Старший рода решил в день похорон брата устроить похороны и погибшим, но не найденным членам фамилии.
-- А ваши родственники не могут оказаться в заложниках? -- высказал я предположение.
-- Исключено. В живых их нет. Родичи пасли скот в горах: бычков, баранов. Часть стада общественного, часть своего. Скот украли. У нас есть несколько свидетельств, стадо перегнали в Ингушетию. От пастухов, чтобы не иметь свидетелей, избавились.
Мужчины-горцы стремятся не выражать чувства открыто. Не так уж и сложно скрывать радость, скрыть переживания, вызванные смертью близких гораздо труднее. Мой собеседник не смог удержать слезинку, скатившуюся по небритой щеке.
-- Да, немало пройдет времени, прежде чем осетины и ингуши забудут кровь родственников, сожженные дома, разграбленное имущество, взаимные обиды, -- Аркадий высказал мысли, которые готовы были сорваться с моего языка.
С уходом командира полка роль старшего за столом автоматически перешла к пожилому мужчине, выступавшему с прощальной речью на кладбище от лица соседей. Теперь большую часть присутствующих составляли жившие в этом подъезде мужчины-осетины и подруги вдовы.
Поминки приняли несколько иной характер. За столом как-то само собой произошла рокировка. Мужчины, при строгом соблюдении принципа, старшинства по возрасту, оказались за первым столом, женщины, в том числе и вдова, заняли места с обеих сторон стола, примыкавшего к двери. Причем между группами образовался разрыв в несколько пустых стульев. Старший произнес несколько обязательных при осетинском застолье слов в честь Уаллага -- всевышнего, и Уастырджи -- одного из почитаемых богов, затем почти слово в слово повторил то, что говорил о покойнике на кладбище. Предавая стакан, наполненный неведомо откуда появившейся "аракой", он предоставлял слово очередному соседу
Коктейль, образовавшися в желудке от смеси араки, с выпитой до этого водкой, напиток довольно взрывоопасный. Это можно было определить по характеру звучавших за столом поминальных речей. Имя покойного стало произноситься все реже и реже, зато слова о предательстве ингушей, их коварстве, подлости, а также о том, что ингуши должны получить по заслугам, была почти в каждом выступлении. Причем гнев присутствующих был в первую очередь направлен не против тех, кто участвовал в вооруженном нападении, пришел из Ингушетии, а на ингушей-соседей, живших в Осетии.
Добро даже шелудивый пес не забывает, а эти чем отблагодарили за то, что с ними по-соседски делили хлеб-соль. Знали, но не предупредили о готовящемся вооруженном нападении. Большинство вывезло свои семьи в Назрань, а часть мужчин-ингушей -- жителей Осетии, взяла оружие в руки. Нет им больше на осетинской земле места. Пусть убираются в Ингушетию и живут там.
Старший несколько раз пытался напомнить о поводе, собравшем присутствующих за столом. Кажется, в конце концов это удалось. Очередной мужчина, получивший стакан с аракой, вспомнил, каким уважительным был сосед-подполковник. Он долго говорил о том, какого человека потеряли соседи, друзья, безутешная супруга. Но вот концовка оказалась совсем неожиданной. Возможно сосед не знал, что явилось причиной смерти подполковника, ведь на эту тему существовала негласная договоренность между осведомленными офицерами части и вдовой, возможно после выпитой араки и водки у произносящего разыгралась фантазия. Но по его словам выходило, что Корзинченко геройски погиб, защищая землю Осетии от ингушских захватчиков.
Хотя время было детское, и за столом имелись желающие высказаться, старший, видимо, понял, что поминки пора прекращать. Мужская часть компании покинула квартиру, женщины остались, чтобы навести порядок на столах и в квартире. Аркадий выяснил, что у вдовы есть подруга, которая может пожить в доме несколько дней, обещал, что завтра с утра приедет уточнить, в какой помощи нуждается хозяйка.
Вдове старший вручил тетрадку с фамилиями не только присутствующих на поминках соседей, но по-существу ста процентов жильцов дома. Против каждой фамилии была поставлена сумма в рублях -- добровольный сбор семье умершего. Разброс в размере пожертвований был весьма значительным. Обычно сумма взносов, ставших своеобразной традицией, зависит от степени родства или товарищеских отношений с покойным. Фиксирование того, кто и сколько дал, имеет определенный смысл. Неприличным считается, в случае, если горе посетит семью родственника или соседа, пожертвовать меньшую сумму, чем жертвовал он.
Перед уходом Зайцев позвонил дежурному по полку, узнать обстановку. Тот сообщил приятную новость -- казарменное положение отменялось; офицерам и прапорщикам разрешено пораньше убыть по домам. На службу приказано являться в штатском, переодеваться в кабинетах, при оставлении части вновь надевать гражданскую одежду.
Водитель "Уазика", выделенного в распоряжении Аркадия, спал за рулем. Достучаться до него стоило немалых трудов. Спросонья солдат никак не мог понять, где он, и кто это барабанит по лобовому стеклу.
-- Сначала подбросим капитана, потом подвезешь меня, затем свободен. Нигде не разъезжай. По приезду доложишь дежурному о прибытии, -- проинструктировал Зайцев водителя, усаживаясь на переднее сидение рядом с ним.
Солдат шоферил второй год. Машина была закреплена за штабом.
Фактически она обслуживала начальника штаба, но в случае
необходимости, с его разрешения, ею могли пользоваться и
другие офицеры штаба.
Наши адреса водитель знал, так как не раз развозил домой после участившихся в последние месяцы задержек на службе после того времени, когда можно еще добраться общественным транспортом.
-- Притормози на углу, -- команда прозвучала довольно неожиданно и для солдата, и для меня. Мы не преодолели еще и половину пути до моего дома. -- Пойдем возьмем сигарет в киоске, -- предложил Аркадий.
Я вылез из машины следом за ним. Курить мне не хотелось. У Зайцева видел едва начатую пачку сигарет, на дорогу хватит, а на квартире майор всегда хранит немалый запас курева и спиртного. Так что предложение отовариться сигаретами в киоске прозвучало странно. -- Ты как смотришь, чтобы еще пропустить пару рюмок за упокой душ Корзинченко?
Теперь мне стало понятно, что хочет Зайцев. При солдате сделать такое предложение он посчитал неудобным.
-- Отрицательно.
-- Ну а за отмену казарменного положения мы можем выпить? -- не отказался от замысла не ограничиться выпитым на поминках майор.
-- Не хочу.
-- Не понял, с каких это пор ты в трезвенники записался? -- пытался воздействовать на мое самолюбие Зайцев.
-- А я и не записывался. Просто считаю, что на сегодня хватит. Закусывать фактически не закусывали; мне что-то кусок в горло не лез, ты тоже налегал, в основном, на спиртное. Боюсь, чтобы лишнего не было, -- объяснил я отказ.
-- Так думаешь, почему на углу приказал остановиться? Тут рядышком, в доме маленькую кафешку открыли. Кроме холодных закусок подают манты и хаш. Хаш знатный, приготовленный по всем правилам. Тарелку съешь, никакая водка не возьмет, -- старался соблазнить меня Аркадий. -- За угощение я плачу.
-- Нет, -- я не собирался идти на поводу у подвыпившего товарища, -- моя норма уже перевыполнена.
-- Отвезешь капитана домой, и в часть, -- приоткрыв дверцу машины, несколько видоизменил предыдущее приказание Зайцев. -- А я своим ходом доберусь.
Я сел рядом с водителем. На душе было немного муторно. Не следовало отпускать подвыпившего майора одного. Мало что может случиться. С другой стороны, я что ему, нянька? Он по возрасту и званию старше. Волен поступать как вздумается. Своя голова на плечах имеется.
Скосив глаза в сторону киоска, в котором майор покупал сигареты, я заметил, что на ногах держится он не твердо, никак не может засунуть в карман сигареты и полученную сдачу.
-- Аркадий, поедем домой ко мне или к тебе, там продолжим
поминки, -- предложил я компромиссный вариант.
-- А иди ты, -- куда идти Зайцев не стал уточнять.
Справившись с задачей, убрав сигареты, он направился по
узкой асфальтированной дорожке в сторону пятиэтажного, выкрашенного в серый цвет, углового здания.
-- Езжайте в часть, -- обратился я к солдату, переменив решение. Оставлять сослуживца одного в таком состоянии не по-товарищески. Пусть мы с Зайцевым в близких друзьях не ходили, но по службе особенно на первых порах моей штабной деятельности он меня опекал, помогал. И потом, еще одного чрезвычайного происшествия нам на полк только не хватало, и так счета им нет.
Зайев принял мое появление рядом с собой как должное. Для равновесия уцепился рукой за рукав моего бушлата.
-- Возьмем хаш, чем-нибудь запить, но ни капли спиртного, -- выдвинул я условия капитуляции.
Для того, чтобы попасть в кафе, нам пришлось пройти под каменную арку во двор, проследовать по узкому коридору до двери,  на которой красовалась вывеска "Хаш, хинкали".
Кафе было переоборудовано из двухкомнатной квартиры, не совсем приспособленной для этих целей. Однако чьи-то умелые руки, в совершенстве владеющие мастерком, рубанком и приспособлениями для резьбы по дереву, не только осуществили перепланировку, но и придали помещению оригинальный вид. Над каждым столиком, расположенным вдоль стен без оконных проемов, висело покрытое бесцветным лаком резкое панно. На широких липовых досках были вырезаны сцены охоты, лошадиных скачек, пиршеств, танцев, спортивных состязаний алан -- предков нынешних осетин.
В дальней, большей по размеру комнате, все столики оказались занятыми. В маленькой, из четырех столов, два были свободны.
Я направился  к одному из свободных столиков.
В моем представлении понятие "кафе", в отличие от
"столовой", предполагает, что клиентов обслуживают
официанты. У Аркадия на этот счет было другое мнение, он завернул к стойке, за которой стоял мужчина среднего роста лет тридцати--тридцати пяти. Получив заказ, тот прокричал его в прорубленное на кухню окно. Через пару секунд в окошке появились четыре глубокие тарелки, стоящие на подносе две с хинкалиями, близкими родственниками пельменей, отличающихся от них разве что размерами и две с хашем.
Я поспешил к стойке на помощь к товарищу. Аркадий отвел в сторону мою протянутую руку с деньгами, расплатился за заказ сам. Я хотел было взять поднос с налитым до краев наваристым бульоном, в котором виднелись нарезанная кусками требуха и крупные говяжьи кости, но Зайцев и тут опередил меня. Опасения, что он может ошпариться дымящимся бульоном, оказались необоснованными.
Аркадий донес и расставил тарелки не пролив ни капли. Пока я повторял его путь с подносом, на котором находились хинкали, Зайцев совершил второй рейс. Оказывается, он заказал "Цахтон" -- острую закуску из специальным способом приготовленных листьев и стручков горького перца и гору зелени: зеленого лука, укропа, петрушки и еще какой-то пряной травы. Не мог мой сослуживец изменить принципам, потреблять такую мощную закуску без спиртного. На подносе красовалась бутылка импортной водки, имеющая в отличие от нашей, российской, не поллитровую, а семьсотпятьдесятиграммовую емкость. Ориентирующиеся на Российских потребителей изготовители, видимо, учитывали психологию наших любителей выпить, когда они решают сколько брать "одну мало, две много, берем три".
-- Мы же договаривались больше не пить, -- попытался я образумить товарища.
-- Я, кажется, такого не говорил, -- усмехнулся Аркадий. --
И потом, что тут пить. Под такую закусь 350 грамм на брата не доза.
С этим доводом можно было бы согласиться, если бы мы до этого на поминках  пили одну минеральную воду.
Я не понимал пристрастия моего товарища к такому специфическому блюду, как "хаш". В самом деле, что за еда? Кто-то из моих приятелей попробовав, окрестил эту почитаемую на Кавказе еду -- горячим холодцом. Такой же процесс приготовления -- многочасовая варка говяжьих ножек и костей, правда есть компонент, не входящий в холодец -- тщательно промытая и нарезанная на большие куски требуха. Но это на любителя. Если холодец благодаря большой концентрации мясных полуфабрикатов или желатина застывает и подается холодным, то хаш едят что называется, "с пылу, с жару", обжигающе горячим.
Первые три ложки, предусмотрительно проглоченные до того, как Аркадий наполнил водкой стопки, не принесли мне удовольствия. Похлебка не из самых вкусных, которые мне доводилось едать.
-- Подожди, кто же так ест хаш, -- Зацев выхватил у меня ложку. -- Его надо приправить.
Аркадий направился к стойке, вернулся оттуда с деревянной доской, на которой режут хлеб, большим складным ножом покрошил несколько зубочков чеснока, отправил их в тарелки. Не жалея, высыпал туда же полчайной ложки молотого красного и черного перца.
-- Настоящие ценители, кроме чеснока и перца, в хаш ничего
не добавляют, а я люблю приправить травкой, -- произнес он, ловко кроша зеленый лук, укроп и перец.
-- Теперь пробуй, -- милостиво разрешил он, когда зелень очутилась в тарелках. -- Но начинай с требухи, а бульоном запивай.
Подправленное блюдо отличалось от того, что я пробовал, как мясной бульон от борща. Чеснок и перец придали ему остроту и совсем другой вкус.
-- Давай еще раз помянем Корзинченко. Для тебя он был только начальником, а для меня чуть больше. Мы с ним в полку в число ветеранов входили. Пришли старшими лейтенантами. Он меня, правда, по службе обогнал, заочно академию кончил. На свадьбах друг у друга гуляли. -- Аркадий одним глотком выпил содержимое стопки.
Мне пришлось последовать его примеру, выпить налитую рюмку.
"Придется нейтрализовать спиртное закуской", -- решил я, налегая на неостывший от большой концентрации вареных мясных субпродуктов "хаш". Вместо лаваша, заменявшего хлеб, после нескольких ложек бульона, я отправлял в желудок 3--4 хинкали.
А вот Зайцев еле неохотно.
-- Эх, Василий, Василий, -- майор снова наполнил наши стопки и не дожидаясь пока я прожую, выпил.
Я с удивлением заметил, что по его щеке побежала слезинка. Вот уж не думал, что Зайцев так будет переживать смерть замначальника штаба. Не такими уж большими приятелями они были. Иногда вместе ездили на рыбалку, частенько выпивали по паре кружек пива по дороге домой, случалось, распивали бутылочку водки в служебном кабинете Корзинченко в конце рабочего дня, но на таком общем интересе прочную дружбу не построишь.
Когда-то, насколько я знал со слов Аркадия, они жили в общежитии для молодых офицеров в одной комнате, но женившись семьями не дружили. А когда Корзинченко развелся, а затем женился во второй раз, Аркадий и совсем забыл дорогу в дом бывшего соседа по общежитию.
Мужскую слезу можно было приписать или всплывшим в памяти Аркадия ностальгическим воспоминаниям о прошлой молодости, былым временам, или же, что вернее, воздействию выпитого алкоголя.
-- Все, Аркаша, доедаем хаш и едем домой, -- я решил, что добром наше застолье не кончится.
-- А как же водка? -- Зайцев бросил взгляд на недопитую, точнее только начатую бутылку.
-- Возьмем с собой, -- я в замедленном темпе покрутил закручивающуюся пробку, демонстрируя, что импортную бутылку можно транспортировать без угрозы ее содержимому на длительное расстояние.
-- Лады, -- неожиданно легко согласился Аркадий. -- Только подожди. Позвоню дежурному, чтобы прислал "Уазик". Командир полка мне его выделил на весь день.
Звонок оказался, по словам Аркадия, неудачным. Дежурный сообщил, что на машине уехал домой начальник штаба.
Мы доели хаш, причем я жевал требуху, обгладывал кости и запивал все это крепким бульоном с гораздо большим аппетитом, чем мой сотрапезник.
Хинкали, лаваш, зелень я сложил в целлофановые мешочки, по-холостяцки предусмотрительно решив, что еще не ночь, и ужинать все равно захочется.
Второй звонок был также безрезультатным. Машина в полк не вернулась. Мы решили добираться своим ходом. Простояли на улице, неподалеку от кафе минут десять. Судя по тому, что в нашем поле зрения не промелькнуло ни одно такси, таксисты игнорировали вечером этот район. Частники не изъязвляли никакого желания притормозить и подвезти двух подвыпивших мужчин в камуфляжной форме. Кто отважится из-за нескольких рублей рисковать машиной, а может и жизнью, связываться с какими-то подозрительными типами.
Первым сдался Аркадий. На ветерке его хмель несколько разжижался.
-- Попробую еще раз дозвониться. Теперь он звонил из телефонной будки.
Через стекло мне было видно как он что-то втолковывает дежурному по полку.
-- Поехали на трамвае, а то окочуриться от холода недолго. Машины нам не дождаться, -- Зацев обреченно махнул рукой.
Трамвайная линия пролегла по той улице, где мы голосовали.
Из всех видов транспорта, трамвай даже в критические дни конфликта, оказался самым надежным, работал без перебоев. Вряд ли трамваи давали выручку, так как без особой надобности люди на улицу не выходили, и тем более не совершали дальних поездок, но многих, вынужденных куда-то добираться до наступления комендантского часа, они спасали.
Мы сели в полупустой второй вагон. Кондуктора не было. Пассажиры -- несколько человек, сидели вразброс по всему вагону. Нам предстояло проехать пять остановок. Я указал Аркадию на место рядом с собой, но он не захотел садиться, ухватился за стойку у передней двери. Двери с неприятным скрежетом, свидетельством того, что трамвайный парк давно не обновлялся, впустили очередную небольшую партию поздних пассажиров. Один из них, мужчина лет шестидесяти, уселся на сидение, которое я бронировал для Аркадия.
Покосившись на мои погоны, он отвернулся в сторону. Я, наученный опытом общения последних дней, в свою очередь уставился в окно. Меньше всего сейчас мне хотелось вдаваться в дискуссию, как случилось, что в Осетии пролилась кровь, где были военные и МВД, если дорога на Владикавказ оказалась открытой для вооруженных экстремистов, кто понесет ответственность за людские и материальные потери.
Трамвай затормозил у очередной остановки. На улице сгустилась темнота, но освещение на остановке позволяло рассмотреть, что желающих присоединиться к пассажирам трамвая можно сосчитать по пальцам. Вначале мне показалось, что высокий худощавый мужчина, вплотную подошедший к вагону, пытается привлечь внимание моего соседа. Я даже подумал, что они из одной компании, потерялись, а теперь, дождавшись старшего, младший подает ему сигнал: "Выходи, наша остановка".
-- Наверное, вас, -- я дотронулся до плеча соседа.
Тот повернулся в сторону окна.
-- Ложись!
Мой сосед успел подать команду, а вот выполнить ее сам не смог. Мне дважды сигнал опасности можно не подавать. Я выбрал все пространство между впереди стоящими сидениями и моим, хотя здорово при этом деранул спину, опустился вниз.
Стекло не раскололось, не посыпалось осколками на пассажиров. Оно, всего-навсего, разошлось мелкими лучиками от аккуратной дырочки, высверленной пулей, выпущенной из пистолета "Макаров".
Насколько я понимал в законах физики, стекло должно быть разлететься на составляющие мелкие части. Этого не произошло. Почему, объяснить было сложно. Скорее всего, удержало резиновое окаймление. Следующий выстрел подтвердил, что я к числу двоечников и даже слабо успевающих в школе не принадлежал. Вторая пуля расколола трамвайное стекло на осколки, веером разлетевшиеся по салону, и способные причинить пассажирам серьезные неприятности.
Мой сосед тихонько ойкнул, и сполз по сидению вниз. Пуля попала ему в висок.
-- Ингуши! -- чей-то пронзительный голос перекрыл остальные возгласы и крики.
Я рванул полу куртки. Мой табельный пистолет хранился в специально пришитом для легкости вытасиквания кармане. То ли фасон был не тот, то ли навыки по-быстрому доставанию пистолета у меня были не ковбойские, но пистолет не хотел выходить наружу.
Из пассажиров трамвая, Аркадий первым понял, что дело приняло угрожающий характер. Как и я, он при выезде из части захватил числящийся за ним пистолет. Оружие нам официально выдали, когда в гарнизоне ввели чрезвычайное положение. Правда, рекомендовали за пределы части его не выносить, но посмотрел бы я на того офицера, который сдает пистолет, каждый раз, когда выходит за пределы части, тем более, в удостоверении записано личное оружие и следовательно право на его ношение.
Кажется у Зайцева, кроме пистолета, имелось более эффективное оружие. Реакцией на второй выстрел было то, что Зайцев выхватил из кармана куртки гранату. Без взрывателя граната ничто -- так, кусок металла. Но я был даже рад, что Аркадий никак не мог найти в многочисленных карманах куртки и брюк запал -- продолговатую палочку со скобой, делающую болванку смертоносным оружием.
Бросать гранату в человека, стоявшего вплотную к трамваю, было равносильно рывку на амбразуру, шансы, что осколки поразят только его и не пробьют тонкие трамвайные стенки минимальные.
-- Не смей! -- прокричал я в надежде, что сквозь шум начавшего работать трамвайного двигателя, я буду услышан. -- Не бросай гранату!
Кажется, мое предупреждение попросту сотрясло воздух. Если бы даже Аркадий нашел запал гранаты, он не смог им воспользоваться, не смог бы его ввернуть. Выпущенная из рук майора граната, кувыркаясь по резиновой подстилке, устилающей полы трамвайного вагона, катилась по уклону от места, на котором стоял Зайцев, к задним дверям вагона.
Те мужчины, которым довелось пройти армейскую школу, и которые могли отличить гранату от металлической болванки, вжались в сидения. Остальные недоуменно взирали на напоминающий Ваньку-встаньку, кувыркающийся по салону, благодаря уклону, предмет.
Третий выстрел нападавший сделать не успел. То ли водитель трамвая отреагировал на стрельбу, то ли это была его постоянная манера вождения, но трамвай так резко стартовал от остановки, что стрелять не имело смысла. Это понял и мужчина на остановке и я, успевший выхватить пистолет из кармана.
-- Не волнуйтесь, в гранате нет запала, -- я посчитал своим долгом успокоить пассажиров трамвая.
Аркадий подкрепил мои слова действиями. Он, в результате нескольких прыжков по салону, достиг корпуса гранаты. Спрятанная в карман она сразу же утратила свою опасность.
Мой сосед в помощи не нуждался. Это констатировал один из пассажиров трамвая, представившийся врачом. Для того, чтобы зафиксировать факт смерти, сползшего с сидения мужчины, медицинское образование не требовалось. Пуля попала в голову.
На очередной остановке мы предпочли выйти. Конечно, следовало бы дождаться приезда милиции, дать показания по факту убийства. Но свидетелей и без нас было предостаточно. Я оставил водителю наши координаты. До квартиры Зайцева, что с этой, что со следующей остановки было приблизительно одинаковое расстояние, Сойти на этой было даже выгоднее. Немного пройти вперед, за то время, пока трамвай будет ехать. Со следующей остановки надо возвращаться назад. Так что временной выигрыш налицо.
Всю дорогу мы шли молча. Алкоголь в результате пережитого стресса почти улетучился.
В холостяцкой квартире Зайцева был образцовый порядок. Квартиру, как и я, майор снимал по договору, у убывшего за границу офицера нашего полка. Порядок у меня не удивил. Аркадий был чуть ли не единственным офицером в штабе, на столе у которого нельзя было увидеть лишней бумажки, в ящиках стола которого царил идеальный порядок.
-- Что и где на кухне, ты знаешь, пошуруди немного в холодильнике, -- распорядился  Аркадий. -- Я под душ.
Выйдя из ванной, Зайцев не садясь за стол, выпил стопку водки и отправился в зал.
Он завалился на узком диванчике, на котором уже лежала подушка и шерстяное одеяло, тем самым предоставив в мое распоряжение широкий двухспальный диван. Захрапел он сразу, едва голова коснулась подушки.
Психика у майора была в порядке. Хотя с другой стороны -- стреляли все-таки не в него. А вот мне не спалось. И как ту уснуть. Что-то странное творилось вокруг моей персоны. С некоторых пор я стал объектом повышенного внимания неведомо каких сил. Куда ни поеду, куда ни пойду, меня пытаются или пристрелить или поставить в такое положение, что сам застрелишься.
Ну если не застрелишься, так перед военной прокуратурой не оправдаешься. Поехал на проверку команды, водителя-солдата убили, машину сожгли. Получил приказ доставить оружие в округ -- опять приключение. Чудо, что удалось вернуть машину с оружием и боеприпасами, и при этом обойтись без жертв с нашей стороны. А если бы и вторую машину угнали? Военного трибунала мне бы не избежать, это уж точно.
Случай в трамвае тоже малообъясним. Легче всего списать происшествия на злого гения, выступащего против меня, а в качестве монстра определить заместителя начальника штаба подполковника Корзинченко Василия Петровича. Но что-то в такой упрощенной схеме меня не удовлетворяло. Одно испытывать неприязнь к подчиненному, который не очень-то соблюдает табель о рангах, и пытается быть умней, чем по должности положено. Другое дело плести паутину, в ячейках которой запутано оружие и в качестве мушки выступает капитан Российской армии. И сразу же возникает вопрос -- какое отношение к нападению на трамвайной остановке имеет Корзинченко? Его прах покоится на кладбище! Заранее спланированная и оплаченная операция? В это верится с трудом. Да, педант, да, брюзга, придирчив по мелочам, любил выпить, но коварный организатор убийства -- вряд ли.
Я не понимаю тех людей, которые, оставшись один на один с бутылкой, стремятся как можно скорее увидеть ее донышко. Сейчас я шел на нарушение принципов. Крутанув пробку у взятой из кафе недопитой бутылки, я до половины наполнил свой стакан.
Конечно, алкоголь не то средство, которое способствует процессу мышления, но без допинга я не мог перебороть внутреннее напряжение, не мог собрать воедино роящиеся мысли, выстроить их в цепочку.
Итак, попробуем мыслить логически. Почему совершены нападения на машины из нашей части? Ответ очевиден. В первом случае, чтобы угнать саму машину, и если повезет разжиться пистолетом. Для чего машина? Скорее всего, куда-то ее продать. Значит в конце концов -- деньги. Правда не столь уж большая сумма, чтобы убить из-за нее двух человек, но и риск не велик. А главное, концы преступления легко замаскировать, списать на осетино-ингушский конфликт. Нападавшие не славяне, это уж точно, но кто они по национальности, вопрос открытый. Да так ли уж важна национальность. Как известно, бандит -- категория интернациональная.
Второй случай -- нападение на машину с оружием и боеприпасами. Масштаб иной, уровень подготовки и осуществления, несоизмерим. А вот деньги могут быть конечным итогом и этой операции. Но где можно безнаказанно сбыть гору оружия, которое будет заявлено в розыск? На территории Осетии -- оно рано или поздно всплывет, будет найдено. На территории Ингушетии обнаружить оружие будет гораздо сложнее, но и это дело времени. Значит сбыт оружия намечался за пределами этих республик.
От того, на которую сторону ориентировались похитители, зависит, с кем они связаны: с ингушами или осетинами. Если с ингушами, оружие могло раствориться в Чечне; с осетинами, бесследно исчезнуть на территории Южной Осетии или, что менее вероятно, на территории Абхазии. Хотя сами исполнители могут быть любой национальности, пожалуй, кроме ингушей. Им в создавшейся на земле Осетии обстановке открыто находиться после вооруженного столкновения не то что не безопасно, а практически невозможно.
Связаны между собой первый и второй случай? Кто его знает. Однозначного ответа нет. Пойдем дальше. Возможно у совершавших нападение на машины пособники из военнослужащих? Вполне. Сузим проблему. Мог в нашей части быть человек, поставляющий за определенную плату информацию о выходе машин? В первом случае график проверки караула могло знать десятка два человека, во втором я уже пробовал очертить круг посвященных, да сбился. Один из входящих в него, почил, да к тому же не совсем обычной смертью. Теперь думай не думай, а определить причастен Корзинченко к нападению на машину, вывозящую со склада оружие и боеприпасы, без подсказки извне невозможно.
Ну и последний, естественно не по значимости, особенно для меня, вопрос -- как это получается, что именно я, капитан Соколов Николай Петрович, оказываюсь в нужном месте в нужный час, ведь человек я подневольный, действую на основе приказов и распоряжений, и отдает их мне не так уж много людей.
-- Минуточку, -- отсчет на остановку мыслительного процесса я подал сам себе. Для пущей убедительности постучал ложкой по пустому стакану, как бы привлекая внимание к собственной персоне. -- Кажется, товарищ капитан, единственно, на что вы способны -- это рисовать на карте стрелки разноцветными карандашами. Разложить по полочкам известные факты, это вам не дано. Сформулировать вопросы, чтобы хоть как-то проникнуть в суть происходящих событий вы еще можете, а вот самостоятельно найти на них ответы не в силах. Значит, придется ждать когда кто-нибудь сумеет разобраться в происходящем и расставит знаки препинания по местам.
-- Ты что чертиков гоняешь? Сам с собой разговариваешь?
Я вздрогнул от прозвучавшего в ночной тишине голоса. Аркадий стоял в проеме кухонной двери. Был в организме майора заложен малообъяснимый резерв. Другим после хорошей пьянки для восстановления работоспособности требовались часы, а некоторым сутки. Аркадий мог в ходе застолья не покидая своего места задремать минут на десять--пятнадцать, а затем, как не в чем не бывало, продолжать истребление спиртного. Ну а уж если у него имелась возможность час-другой поспать в нормальных условиях, Зайцев выглядел как огурчик, и что самое удивительное, четко соображал и никогда не страдал похмельным синдромом.
-- До этого не дошло, но, кажется, помешательство не за горами, -- вполне искренне признался я.
-- Что же тебя так мучает? -- кажется у Аркадия появилось желание вникнуть в волнующие меня проблемы, высказать свою точку зрения на происходящее.
-- Понимаешь, создается впечатление, что у бандитов есть информатор в части, -- поделился я сомнениями, - человек, который на них работает.
-- Ну ты даешь. Детективов меньше надо читать, -- усмехнулся мой приятель-сослуживец. -- Ты располагаешь каким-то конкретными фактами или строишь догадки?
-- Смотря что считать фактами.
-- Давай бухти, а я попытаюсь объективно проанализировать твой бред, -- с апломбом великого сыщика великодушно предложил Зайцев.
Я изложил все то, что недавно прокручивал в голове, пытаясь разобраться в происшествиях последних дней. Наводящих и уточняющих вопросов от Зайцева практически не последовало. Скептическая ухмылка не сходила с его лица.
-- Значит вывод, что захват наших машин тщательно готовился, в обоих случаях планировался на основе заранее полученной информации, ты строил на подобной белиберде?
-- Ну почему на белиберде? -- я не хотел признавать, что профессия следователя или частного сыщика не мое призвание.
-- Знаешь, какое заключение логически вытекает из проанализированных под твоим углом зрения фактов? -- Зайцев сощурил глаз от дымка не хотевшей раскуриться сигареты.
-- Какой?
-- Главный злодей, преступник, предатель, пособник убийц, сам кровожадный убийца, и прочая, не кто иной, как... -- Аркадий сделал эффектную паузу, затянувшись сигаретным дымком, -- капитан Российской Армии Соколов Николай Петрович.
-- Почему же меня пытались застрелить в трамвае? -- приоткрыл я козырную крату.
-- Сообщники боятся разоблачения. Решили пожертвовать слабым звеном в цепи, -- выдвинул весомые аргументы мой оппонент.
-- А не много ли слабых звеньев? Я, подполковник Корзинченко. И потом, как могло случиться, что из честного, добросовестного офицера, прошедшего неплохую армейскую школу, я превратился в уголовного преступника? -- Мне даже теоретически не хотелось попадать в разряд негодяев.
-- Ну, брат, время изменилось. То, что раньше считалось позором, теперь возведено чуть ли не в ранг доблести. Лозунг "Если ты бедный -- значит дурак" многих заставляет задуматься, а кому нужны мои честность, порядочность, профессионализм?
Аркадий не успел до конца развить свою теорию, базирующуюся на марксистском тезисе: "...общественное бытие определяет общественное сознание", зазвонил будильник, известивший: время дискуссии окончено, пора собираться на службу.
В отличие от Зайцева, который привел себя в порядок, плеснув в лицо две пригоршни холодной воды, глотнув дегтярно черного кофе вперемежку с глубокими затяжками "Астры", мне пришлось минуть десять стоять под душем, поочередно включая то обжигающе горячую, то пронизывающую тонкими иголками ледяную воду. После чашки кофе я почувствовал себя гораздо лучше. Пара таблеток аспирина, милостиво предложенных Зайцевым, довершили борьбу с последствиями неумеренной выпивки. Если учесть, что за руль автомобиля, штурвал самолета мне не садиться, медицинский допуск не проходить, я был ограниченно годен к выполнению служебных обязанностей.
На счастье, командир полка сразу же после развода уехал в корпус на совещание, срочной работы, требующей подключения мыслительного аппарата, мне не подбросили, а часов в десять, через дежурного по полку меня и Зайцева попросили приехать в отделение милиции, дать показания по вчерашнему происшествию в трамвае.
Насколько я понял, следствие склонялось к версии, что стрелял ингушский боевик, мстящий за родственников или за разрушенный дом. Основывалась версия на том, что в этот день зафиксировали несколько случаев стрельбы в районе медицинского института, детского парка и других местах. А поздно вечером был задержан снайпер, который, правда в другом районе города открыл стрельбу с башенного крана по редким проходим и тяжело ранил женщину.
Нам показали фотографию арестованного. Ни я, ни Зайцев не признали в снайпере мужчину, застрелившего моего соседа по сидению. Впрочем, с уверенностью сказать, что это не он -- мы не могли.
По возвращению в часть меня ожидал сюрприз.
-- В строевом отделе получишь командировочное предписание, -- командир полка вызвал меня, чтобы проинструктировать лично. -- Убываешь в распоряжение главы Временной администрации.
-- А что там предстоит делать? -- Сказать, что я был ошарашен, значит ничего не сказать.
-- Спроси что попроще. Этого я не знаю. Оттуда, -- командир полка поднял вверх указательный палец, -- приказали откомандировать в состав временной администрации несколько толковых офицеров.
В другое время, при других обстоятельствах мне, возможно бы, польстило, что командир полка считает меня толковым офицером, но сейчас я не воспринял это признание. Скорее, наоборот. Любой командир старается избавиться в первую очередь не от толкового офицера, а от паршивой овцы.
Увидев выражение моего лица, полковник, видимо, догадался о причине моей растерянности.
-- Да ты что. Другой сам бы рвался в такую командировку.
-- Мне и здесь хорошо, -- у меня еще теплилась надежда, что откомандирования можно избежать.
-- Хорошо-то, хорошо, да три раза ты был на волоске от смерти, -- перебил командир. -- Хватит испытывать судьбу. Надо переждать черную полосу.
-- Надолго? -- я с опозданием констатировал, что начинаю повторяться. При получении очередной задачи, словно попугай, повторяю один и тот же вопрос.
-- На два месяца, а если придешься ко двору, командировку могут продлить.
-- Ого! -- вместо предусмотренного уставом "Есть", выпалил я.
-- Отставить "ого"! -- поморщился командир. -- Считай,
командировку поощрением. Да не какой-нибудь грамотой, а
солидной денежной премией.
-- Как так? -- удивился я.
-- Вот так. Оклад и надбавка за чрезвычайку в полку,
сохраняется. Плюс к тому, в администрации как
прикомандированному будут зарплату выдавать и талоны на
бесплатное питание. -- Полковник не сдержал улыбку. -- Вот и
выходит: "Кому война, кому мать родна". Будешь больше
командира полка каждый месяц получать. Еще придется у тебя
на пиво и сигареты занимать.
-- Есть убыть в распоряжении главы Временной Администрации,
-- по-уставному подтвердил я получение приказа. Я сдался не
по тому, что подействовал аргумент о солидной денежной
надбавке и бесплатном питании, а потому что знал, до какого
предела можно "качать права". Первым признаком того, что
командир начинает вспоминать о единоналичиит и
непрекасаемости авторитета начальника являлась коротенькая
команда из строевого устава -- "отставить".
В строевом отделе меня встретили шутками, смысл которых сводился к тому, что, повращавшись в высших эшелонах власти, я перестану узнавать товарищей и здороваться с ними. Прозрачные намеки о том, что с меня причитается, отмел как не имеющие под собой реальной почвы.
Действительно, что это -- новая должность, очередное звание или, в крайнем случае, уход в отпуск, чтобы выставлять угощение.
Передавать дела, из-за отсутствия таковых, не было нужды. Инструктировать заместителя, которого моя должность не предполагает, так же не надо. Единственное, что я сделал -- обошел несколько кабинетов, поставил в известность тех, кому положено знать по службе, что на время убываю из части.
Остаток дня был в моем распоряжении. Я отправился домой. Занялся чисткой, приведением в порядок формы. Не каждый день армейскому капитану предстоит представление Главе Администрации, к тому же еще и в ранге заместителя Председателя правительства Российской Федерации. Возможно я не буду удостоен чести личной беседы, у Главы дел хватает, и тем не менее, выглядеть следует образцово. Не даром русская пословица гласит: "по одежке встречают, по уму провожают".
Автоматически гоняя утюг взад-вперед, я добивался идеальных стрелок на штанинах. О том, какая работа ждет меня два предстоящих месяца, какие обязанности предстоит выполнять, старался не думать. Что зря гадать, если я не имею малейшего понятия о том, что это за контора такая -- Временная Администрация на территориях Северо-Осетинской ССР и Ингушской Республики. В самом названии организации был немного настораживающий момент, подчеркивающий, что деятельность Администрации распространяется не только на Осетию, но и на Ингушетию, и, следовательно, доведется бывать на ее территории. Надо думать, что ингуши вряд ли будут встречать представителей Временной администрации хлебом-солью.
Хотя, с другой стороны, только глупый отталкивает протянутую для помощи руку. А то, что решить проблему возвращения покинувших Осетию ингушей, без помощи Москвы и ее представителей на месте не удастся, аксиома.
Кинофильм, идущий по первому каналу телевизора, сменила развлекательная программа. Люди в зале бурно реагировал на каждую шутку популярного юмориста. Телеоператор несколько раз показал женщину, смахивавшую выступающие от безудержного смеха слезы.
Я не мог наслаждаться остроумием, брызжущим со сцены, не мог впитывать переполненную смешинками атмосферу зала, выключил телевизор. Перед глазами стояли совсем другие лица, слезы, вызванные потерей родного дома, близких, утратой надежды на спокойную, безоблачную жизнь.

 



ЧАСТЬ II. КАВКАЗСКИЙ БУМЕРАНГ
***
ГЛАВА 1
******
Указ Президента Российской Федерации "О введении чрезвычайного положения на территории Северо-Осетинской ССР и Ингушской Республики" N 1327.
...........
2. ...ввести на период чрезвычайного положения в качестве особой формы управления временную администрацию...
5. Временной администрации на период чрезвычайного положения установить:
а/ особый режим въезда и выезда, а также особый порядок передвижения в зоне чрезвычайного положения, включающий досмотр транспортных средств;
б/ усиленную охрану общественного порядка и объектов, обеспечивающих жизнедеятельность населения;
в/ приостановление после предварительного предупреждения деятельности общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки;
г/ проверку документов, а в исключительных случаях, при имеющихся данных о наличии у граждан оружия -- личный досмотр вещей, жилищ и транспортных средств;
д/ выдворение нарушителей общественного порядка, не являющихся жителями данной территории, к месту их постоянного проживания или за пределы территории, на которой введено чрезвычайное положение, за их счет;
е/ установить особый режим вещания по радио и телевидению, а также выпуска печатных изданий.
Б. Ельцин
2 ноября 1992 г. г. Москва.
***
Прежде чем открыть дверь контрольно-пропускного пункта, я, несмотря на то, что с закрытыми глазами мог бы воспроизвести надпись на квадратной табличке, пробежал ее глазами. "Владикавказское высшее общевойсковое командное дважды Краснознаменное училище имени А. И. Еременко." Еще бы не помнить эту надпись. Четыре года, в основном по выходным и праздничным дням, отправляясь в увольнение, я пересекал черту отделяющую училищную территорию от городской. Правда, училище во времена моей курсантской молодости именовалось не Владикавказским, а Орджоникидзевским, но это детали.
-- Какими судьбами, товарищ капитан? -- прапорщик-дежурный
по КПП имел право на подобную фамильярность. Такой же
заядлый рыбак, как мой сослуживец и товарищ, майор Зайцев, прапорщик, в погоне за рыбацким счастьем, был его приятелем. Несколько раз мы встречались в неофициальной обстановке: на рыбалке, дома у Аркадия.
-- Да, вот Миша, пришел на работу устраиваться.
-- На работу? -- брови прапорщика поползли вверх. -- Вроде
бы от добра добра не ищут. У вас должность майорская, или в училище подполковничью предлагают?
-- Ты меня не понял. -- Прапорщик был примерно моего возраста, с Зайцевым был на "ты", но так сложилось, что я ему говорил "ты", а он никак не мог избавится от "выкания", что естественно в служебной обстановке, но не обязательно, когда мы одни. -- Не в училище. Меня во Временную администрацию откомандировали. Сегодня приглашают на беседу к Главе. Говорят он лично отбор сотрудников производит.
-- Повезло вам, -- прапорщик никак не мог справится с задвижкой, блокирующей вертушку прохода. -- Из училища нескольких человек взяли. Все довольны и материально и морально.
-- Как это морально? -- не понял я.
-- Ну совсем другой уровень отношений. Общаться приходится и с москвичами и с местным руководством. Сама работа многого стоит. Не то, что каждый день готовиться к занятиям да их проводить, или штаны протирать в канцеляриях. Тут люди причастны к масштабным событиям.
-- Поживем, увидим. -- Лишний оклад для офицера существенная материальная выгода -- это бесспорно, а вот в моральном выигрыше от временной работы, я сомневался.
Перед входом в управление училища мне пришлось предъявить удостоверение личности офицера и командировочное предписание. Порядки, по сравнению с прежними, изменились. Дверь в управление охранял автоматчик. Причем он не имел отношения к училищу, не был ни курсантом, ни солдатом батальона обеспечения. Высокий, плечистый десантник внимательно прочитал предписание, сверил соответствие вклеенной в удостоверение фотографии с оригиналом.
-- Куда идти, знаете?
Я кивнул головой.
На двери кабинета, в котором раньше размещался начальник училища, висела табличка, возвещавшая о смене хозяина -- "Глава временной администрации".
"Надо было написать временный Глава Временной
администрации", -- усмехнулся я. Действительно, на этому посту сменяемость кадров была фантастической. С введением чрезвычайного положения главой был назначен вице-премьер России Хижа. Но мавр сделал свое дело -- погасил вооруженный конфликт, не дал ему разгореться, мавр -- должен удалиться.
Чуть больше недели Хижа возглавлял Временную администрацию. Новый глава -- не ниже по рангу, а по степени приближения к Российскому Президенту выше, -- да к тому же непосредственно отвечающий за проблемы национальных отношений, Сергей Шахрай занимал этот пост месяц и пять дней. Служебная необходимость позвала назад в Москву,
Начальник Государственно-правового управления Президента, недавно испеченный, генерал Котенков, подчиняясь президентской воле, должен был продолжать миссию Шахрая по нормализации обстановки. Видно в Москве, исходя из опыта прошлого века, считали, что только генералу это по плечу. Генералом, насколько, мне удалось выяснить, Котенков стал недавно, вырос на демократической закваске, ельцинских дрожжах. А до этого как говорил много знающий Зайцев: "числился в политработниках. Успел даже в нашем округе послужить, в каком-то полку был секретарем парткома, затем дорос до начальника политотдела на Дальнем Востоке." Правда, это или нет я не знал, хотя Зайцеву, это неведомо откуда почерпнутой информации, привык доверять. По зайцевским данным новый глава, хоть и возглавлял ГПУ Президента, но ни в кандидатах, тем более докторах юридических наук не ходил, окончил заочно академию Ленина, но, видимо, этого образования хватало. Александр Алексеевич мог юридическое образование получить как до учебы в академии, так и после. Для меня образование и послужной список Главы особой роли не играли. По опыту знал, образование ни о чем не свидетельствует, если мозги на месте, можно академий не кончать, а потом на должность в штате ГПУ я не претендовал.
Секретарь, миловидная женщина, лет тридцати, сидевшая за письменным столом, прочитала мое предписание.
Комнатка-тамбур перед кабинетом Главы была настолько мала, что стол одним боком упирался в проем перед дверью, другим -- почти доходил до стены. Чтобы выйти из-за стола женщине пришлось протиснуться в небольшой зазор между стеной и столешницей. Я невольно зафиксировал округлости, очерченные узкой юбкой и стройные ноги секретарши. Кажется она заметила мой не совсем скромный взгляд, одернула юбку.
Котенков, одетый в камуфляжную военную форму перебирал бумаги, на некоторых ставил подпись, другие просто пробегал глазами, откладывал в отдельную стопку. "Однако, здоровый мужик" -- подумал я, -- Внушительно выглядит, особенно в сравнении с предшественником. Шахрая я не так давно видел, оказавшись в штабе корпуса. Невысокий, подтянутый, в камуфляже, который не слишком ладно сидел на его небольшой фигуре, он со спины напоминал солдата первогодка, а не обличенного громадной властью и полномочиями, государственного мужа.
Я не догадался спросить у секретаря форму представления и теперь не знал как обратиться к сидящему за столом человеку по званию, как это принято в армии? А вдруг ему это не по душе? В армии генералов хоть пруд пруди, а Глава временной администрации один. Обращусь как к Главе.
-- Товарищ...
-- Проходите, садитесь, -- Котенков не дал мне завершить доклад.
Я присел на краешек отдельно стоящего стула. Если человек садится на край стула -- это свидетельствует о его неуверенности, робости -- всплыла, вычитанная то ли у Карнеги, то ли еще у какого-то западного специалиста по психологии общения, мысль. Пришлось немного поерзать, чтобы усесться поудобнее. Удобнее не получилось, то ли стул был не стандартным, то ли я влез не в свои сани. Глава администрации держал листок, с менее чем на половину отпечатанным текстом. Я догадался -- это сведения о моей персоне. В моем понятии им была грош цена, так как всего полчаса назад я продиктовал эти данные по просьбе человека, который занимался подбором кадров Временной администрации.
-- Вы в какой должности служите?
Должность в шпаргалке указывалась. Но раз спрашивают, следует отвечать. Я назвал штатную должность.
-- Не секрет, почему на штабную работу перешли? -- Вопрос свидетельствовал о том, что Котенков разбирался в приоритетах армейской службы. Тот кто помышляет о полковничьих, не говоря уж о генеральских погонах уходить в штабные работники не торопится, не покомандовав боевыми подразделениями.
-- После ранения в Афганистане, признан годным к нестроевой.
-- Так, -- кажется Главу несколько насторожил мой ответ, -- работу у нас спокойной не назовешь. Нагрузки будут большими, даже выходных не предвидится. Вам это по силам?
-- Рана давно зажила. А выходных в полку мы практически не видим.
Я не врал. Рана действительно зажила. Было одно обстоятельство, которое я не утаивал, но о котором особо распространяться не хотел. Рана ране рознь.
Срок моей службы в Афганистане подходил к концу. Рота, которой я командовал охраняла участок трассы, без всяких преувеличений ее считали "дорогой жизни". Служба на блок-постах имела свою специфику. Да нам не приходилось идти в горы, выкуривать оттуда "духов", не прочесывали мы кишлаки, где за каждым дувалом подстерегала смерть, не караулили тропы по которым душманы спускались вниз, провозили оружие и наркотики. Зато моим подчиненным частенько приходилось вступать в бой с отрядами и группами, которых словно магнит притягивали машины, идущие со всевозможным грузом, в том числе оружием и питанием. Кроме всего прочего, вдоль дороги тянулся трубопровод, объект постоянных диверсий. Так что свист пуль мне доводилось слышать пожалуй даже чаще, чем участникам боевых рейдов. Бывали такие месяцы, что я не мог насчитать и трех спокойных дней, когда "духи" не предпринимали попыток устроить на дороге засаду, не выводили из строя участков трубопровода, или не обстреливали опорные пункты, в которых находились мои подчиненные. Бойцам приходилось постоянно быть на чеку. С блок-поста не уйдешь. Как не укрепляй его, не выставляй минных полей вокруг, противник старается выявить уязвимое место и нанести удар. В чужой стране ты всегда объект повышенного внимания. И малолетка-пацан, и старая женщина, оказавшаяся на дороге вблизи поста, примечают многое, а затем передают сведения тем, кто ночами совершает вылазки. "Духи" оставляли после ночных боев не только пустые гильзы, следы крови раненных и убитых в перестрелке, не только подрывались на минных полях, но и сами в отместку ставили минные ловушки. Вот на одну из таких мин напоролся и я. Если быть точнее, мой подчиненный, сержант Шмелев.
Ранним утром блок-пост первого взвода, где я находился, обстреляли из грантомета. Гранатометчик выпустил несколько гранат и, в соответствии с хорошо изученной нами тактикой подобных вылазок, покинул невысокую сопку, выбранную для засады. Урон подразделению он нанес минимальный. Люди не пострадали. Погиб лишь приблудный пес, взятый из сострадания на котловое довольствие, закармливаемый из солдатского пайка и, который вместе с бойцами нес по ночам караульную службу, отрабатывая харчи.
В другое время, я бы не стал по горячим следам организовывать преследование душманов. Бесполезно. Если их было два-три человека, бандитов не догнать. На местности они ориентируются лучше нас, временный запас, чтобы скрыться имели. Приказал бы, для очищения совести, обстрелять район высотки из крупнокалиберного пулемета, а затем, позже, отправил отделение осмотреть местность. Но тут случай особый. По рации из полка сообщили, что через полчаса по шоссе пройдет большая колонна автомобилей. Если гранатометчики затаились, они могут нанести колонне существенный урон. Участок мой. Ответственность за безопасный проход машин на мне.
Инструктировал солдат я на ходу. Быть на чеку. Опасаться мин. Ни в коем случае не передвигаться по протоптанным тропинкам. Если "духи" подготовили ловушку, то в первую очередь установят мины там. На всякий случай, высотку мы взяли в полукольцо, последние сто метров перед предполагаемым местом засады, преодолевали короткими перебежками. Кроме примятой травы, двух пустых банок с импортной иностранной говяжьей тушенкой, на высотке ничего не обнаружили.
Ожидание неведомого мобилизует. Момент когда уверуешь, опасность миновала -- расслабляет. Спуск с высоки солдаты, рассчитывая на приготовленный к этому времени завтрак, осуществляли неорганизованно. так обычно бегут летом, мальчишки с кручи на речку, стремясь первыми "погреть" воду. Я хотел прикрикнуть, пресечь явный беспорядок. Но передумал. Пусть после напряжения, связанного с поиском душманов -- расслабятся. Постоянные стрессовые ситуации требуют разрядки. Офицерские погоны не позволяли мне принять участие в скоростном спуске с высотки. Шмелев, будь на то его воля, не отстал бы, а скорее всего, опередил бы подчиненных. Но субординация, есть субординация. Сержант выбрал тот же темп спуска, что и я. Притормаживая стоптанными каблуками кирзовых сапог, он спускался немного правее меня. Мне было намного легче притормаживать на пожухлой, высохшей под палящим солнцем траве. Рифленая подошва импортных кроссовок, которые в горной местности оказались самой удобной обувью, позволяла мне осуществлять спуск без опасения поломать ноги. Пустую банку от компота, с сочным неестественно красивым персиком, изображенным на этикетке, мы заметили одновременно.
Что делают обычно мальчишки увидев на пути пустую банку, зимой ледышку? Естественно пинают ее ногой. Банка находилась на равномерном удалении от меня и сержанта. Сместись я немного влево и, вряд ли удержался бы от того, чтобы не послать "пас" соседу. Шмелев чуточку опережал меня. То что, банка -- ловушка, начиненная взрывчаткой и он и я поняли до взрыва. Осколки разворотили сержанту бедро, впились в грудь и живот. В первые секунды, после того как увидел огненный всплеск и зафиксировал, что Шмелев, прижав руки к животу оседает на землю, не почувствовал боли. "Му-му", "Му-му" -- эти буквосочетания заменяли мне крепкое выражение, начинающееся с этих же букв. Удержаться в рамках приличия я не смог, выпалили слово: "Мудак" -- этот эпитет был пожалуй слабоват в сложившейся ситуации, и адресовался исключительно моей персоне. Вина за гибель подчиненного ложилась на меня. Кто-кто, а офицер, командир подразделения, прослуживший в Афганистане два года не должен ни в какой обстановке терять бдительность. Расслабляться профессиональной военный имеет право только в отпуске и то, если встал из-за стола, улегся на кровать. После такого ранения не выживают, -- я переживал, за то, что в полковом списке потерь будет значиться сержант из моей роты, явственно представлял как воспримут весть о смерти сына родители.
Три-четыре шага в сторону подорвавшегося подчиненного я сделал по инерции, затем щелкнул неведомо кем включенный тумблер. Я шмякнулся о землю, почувствовав боль в точках, на которые приземлился. Причину падения понять сразу не смог. При взрыве такого типа взрывного устройства осколки имеют направленное действие. Гибнет тот, кто на него наступил, или попытался поднять. И все же, когда я скосил глаза на занывшую левую ногу, увидел неприятную картину. Носок мой кроссовки, отделившись от литого основания, лежал в паре метров от меня. Кроссовка изменила цвет. Из белого она превратилась в побуревший местами темно-красный. Неведомый мне специалист по педикюру перестарался. Вместе с носком обуви смел по касательной пальцы от основания мизинца до фаланги большого. "Ни фига, себе, как же теперь мне обувь подбирать по размеру" -- это было последнее, о чем я подумал, прежде чем провалиться в неконтролируемое состояние.
Очнулся в расположении первого взвода. Кроме того, что почти полностью лишился четырех пальцев и половины большого на левой ноге, у меня оказался вырванным два небольших клочка мяса из ягодицы и икры.
Колонна автомашин наш участок прошла благополучно. А вот через десять километров на нее было совершено нападение. Душманы сумели подбить одну машину. Охранение было на чеку и группу, устроившую засаду удалось уничтожить в скоротечном бою. Вряд ли это были те же воины Аллаха, которые обстреляли наш пост и поставили несколько мин. Впрочем, нельзя исключить и этот вариант. Используя только им ведомые тропы, душманы могли кратчайшим путем за час выйти на шоссе, в значительном удалении от нашего блок-поста.
В Ташкентском госпитале раны залечили быстро. Решение медкомиссии было однозначным -- продолжать службу я смогу, но только на нестроевых должностях. После отпуска по ранению мне предлагалось убыть в распоряжение командующего Северо-Кавказским военным округом, в котором я окончил военное училище и где служил до Афганистана. Кадровики хотели сосватать меня в родное училище, но я попросился в общевойсковой полк. Мечты о том, что еще покомандную батальоном, а если повезет, поступлю в академию, то глядишь и полком, меня не оставляли. Раны частенько ныли, иногда побаливали, но особых мучений не доставляли. Я приноровился, наделал самодельных вкладок из ваты и поролона, чтобы левая стопа не болталась в обуви.
Со временем приноровился, практически не ощущал физического изъяна. Начмед полка оформил мне освобождение от кроссовой подготовки, сдачи зачетов по стометровке, километру, трем и десяти, практикуемым ежемесячно в полку. Но я поблажки не принял. Начинал с легких пробежек, а когда культяпки пальцев окончательно затянулись, огрубели, стал перекрывать нормативы, предусмотренные для моей возрастной категории. Некоторые сослуживцы: мечтающие лишь о том, чтобы на трех километрах уложиться в заветные 13 минут 20 секунд и получить "троечку", считали меня чуть ли не сумасшедшим. Человек имеет официальное освобождение, а надрывает жилы, стремится не уступать признанным полковым кроссменам. Но я то знал, только так смогу доказать медкомиссии, что ограничений по службе для меня не существует.
-- Куда вы ранены? -- кажется Котенков сомневался следует ли принимать во временную администрацию человека ограниченно годного к службе.
-- В ногу. Сейчас последствий ранения не ощущаю. Кроссы
бегаю на "отлично", -- предъявил я козырную карту. -- На
стометровке показал время по II спортивному разряду.
-- Это хорошо, что у вас есть боевой опыт, -- кажется мои
доводы показались Главе администрации весомыми. -- Вот ваше
заявление.
Я прочитал короткую надпись "Не возражаю. Принять" и роспись.
До обеда я выполнил все формальности, связанные с приемом
во Временную администрацию, успел получить талоны на питание до конца месяца. Выдавший их прапорщик сообщил, что талоны принимают не только в созданной для питания сотрудников администрации и прикомандированных столовой тут же в училище, но и в столовой, расположенной в здании Совета Министров Северной Осетии. Там же неиспользованные, но непросроченные талоны можно обменять на минеральную воду, печенье и другую съедобную мелочь. Кажется, слова, дежурившего на КПП Михаила, соответствовали действительности, к сотрудникам относились по-божески. Вот только пропуск, подтверждающий причастность к Временной администрации не мог вызвать трепетное уважение к его предъявителю.
На тонкой, желтоватой бумажке, сложенной вдвое, в левом углу внутренней стороны красовалась моя старенькая фотография 3х4 в гражданской форме. После надписи, отпечатанной в типографии меленьким шрифтом "Временная администрация", следовали буквы чуть покрупнее -- "Временное удостоверение N 41". Почему именно N 41 объяснить сложно. Не думаю, чтобы я был сорок первым по счету человеком, принятым в штат администрации.
Из раннего детства всплыло смутное воспоминание -- повесть и кинофильм -- "Сорок первый", в котором белогвардейца застрелила полюбившая его снайпер-женщина. К чему бы такие аналогии?
Черной тушью, небрежно вписаны моя фамилия, имя, отчество Соколов Николай Петрович, указано, что являюсь сотрудником временной администрации на территориях действия чрезвычайного положения. В скобочках значилось основание -- Указ Президента РФ о введении чрезвычайного положения. И уже совсем мелким шрифтом подтверждалось разрешение на хранение и ношение огнестрельного оружия. Подпись начальника штаба Временной администрации, а так же две печати -- одна захватывающая уголок фотографии, вторая графу с разрешением на ношение оружия, подтверждали подлинность документа, мои полномочия.
"Недоработал штаб, -- подумал я, засовывая сложенный вдвое пропуск в нагрудный карман. -- Даже не потому, что пропуск выглядел простенькой бумаженцией. Судя по всему, предъявлять его придется частенько, и без жестких корочек он моментально измочалится. Солидный документ требует солидного обрамления". Руки есть. Навыками переплета книг я обладаю. Где-то дома имеется красный коленкор для обложек. Выдавить на обложке двуглавого орла тоже не проблема. так что завтра утром мой пропуск по внешнему виду не будет отличаться от внушающих кому почтение, кому опасения красных корочек сотрудников госбезопасности. или представителей московских кабинетов, чьи пропуска открывают любые двери.
До завтрашнего дня у меня существовало право выбора -- работать в группе оперативных дежурных, или в отделе, который занимается изучением последствий конфликта, разрушений в селах совместного проживания, регистрирует вынужденных переселенцев на обеих территориях или же в отделе по взаимодействию с силовыми структурами. После разговоров с сотрудниками я, хотя и смутно, представлял чем занимается администрация. Не мудрствуя лукаво, решил служба оперативных дежурных понятней, ближе к тому, что приходилось делать в армии, следует определяться туда. Были у оперативных дежурных преимущества перед другими сотрудниками администрации, на работе не каждый день; сутки отдежуришь, можешь отдохнуть до следующего заступления на пост.
Коллектив маленький сплоченный -- несколько человек. Подчиняешься только первым лицам администрации. Место нахождения -- здание администрации; риск минимальный, не надо мотаться ни по территории Осетии, ни в Ингушетию.
Есть и минус. Солидная ответственность. Бывают ситуации, особенно ночью, когда надо не мешкая принимать решение, нельзя тратить время на связь с руководством. Но ведь не боги горшки обжигают. У других "оперативников" армейский опыт, стаж службы, примерно такой как у меня. Они справляются, чем я хуже? Правда, деятельный характер, тяга к переменам, проводись тестирование на профпригодность, конкурсный отбор на должность оперативного, меня бы в число победителей не вывели. Но Россия не Запад, здесь достаточно характеристики, или положительного отзыва, а на должностях поприличней личной преданности начальнику. До тестирования мы только начинаем доживать.
Вопреки опасениям, в службе оперативных я пришелся, как говорят, ко двору. Даже ночные бдения не тяготили. А возможность принимать самостоятельные решения в сложной обстановке тешила самолюбие. На что-то гожусь! Я не раз, мысленно, благодарил командира полка за предоставленную возможность попробовать силы на новом поприще. Это не полковой и, даже не корпусной масштаб. За практику на таком уровне, следовало бы из своего оклада приплачивать, а мне, в дополнении к денежному довольствию и зарплату и питание в администрации выдают.
Два обстоятельства выступали в роли капли дегтя в бочке меда. По службе -- частая смена руководства. Значительная часть сотрудников администрации, особенно высшего эшелона, командируемого Москвой, прибывала в администрацию на два месяца. Главы администрации менялись с калейдоскопической быстротой. Беседовавшего со мной при приеме Котенкова сменил Шаталин, его -- Поляничко. Новая метла метет по-новому. Не успеешь привыкнуть к требованиям начальства -- глядь новая замена. Второе обстоятельство надолго вывело меня из душевного равновесия. Относилось оно к категории дел личных, точнее, сердечных. После случая с проверкой караула, когда я несколько дней числился исчезнувшим при невыясненных обстоятельствах, в отношениях с Аллой произошли существенные перемены. По моему разумению, из разряда любовников мы стремительно двигались к высшему, соединяющему прочнее, надежнее, долговечнее -- браку, основанному на любви. Большинство моих вещей оставалось в холостяцком жилище, но жил я в уютной Аллиной квартире. После дежурств я спешил сюда. У Аллы был свободный график работы, легко подстраиваемый под мои отгулы. Время, проведенное вместе мы использовали с толком. Ни я, ни Алла не просили передышки. Вот только бедный диван через недельку расшатался основательно. Пришлось мне его ремонтировать, заменить днище завода изготовителя толстой фанерой, на соединительные болты накрутить контргайки.
Холостяцкие убеждения дали трещину. Учеба в академии, карьера, сложившийся образ жизни -- все это стало казаться мне несущественным, по сравнению с тем, что предвещало семейное счастье.
При каждом очередном заступлении на дежурство мне приходилось выслушивать шуточки сменщиков: "чтой-то ты схуднул"; "ты что тени под глазами наводил?" и прочую ерунду в то же духе. Если раньше в часы, отведенные оперативному дежурному для отдыха я ворочался с бока на бок, теперь меня не могли добудиться.
Чему быть, того не избежать. Я решил предложить Алле руку и сердце. Даже не думал, что официальное предложение столь муторное дело.
Один из моих жизненных принципов не тратить нервные клетки попусту. Учась в военном училище я особо не напрягался, но так уж получилось, что к выпускному курсу оказался в числе кандидатов на диплом с отличием. Оставалось лишь сдать на "отлично" государственные экзамены. Мои сокурсники, претендующие на "красный" диплом, на каждый экзамен шли как на допрос с пристрастием. Было за что бороться. В последующем, при поступлении в академию "краснодипломники" сдают лишь один экзамен. Я же был совершенно спокоен; как подготовился, как сумею преподнести усвоенные знания, что заработал, то и получу.
Командир учебного взвода, переживающий за то, как будет выглядеть наше подразделение по итогам успеваемости, подначил меня. Мы стояли в коридоре, перед дверью класса, в котором проходил последний экзамен и он обронил как бы ненароком:
-- Не думал, что ты "похерист".
-- Кто-кто? -- не понял я присвоенного накануне выпуска из училища прозвища.
-- Человек, которому все до лампочки, -- пояснил командир.
-- С детства усвоил истину: чем меньше мандражируешь, тем выше результат.
Мне не хотелось разъяснять на чем базировалось мое спокойствие, но слова командира задели.
Тот экзамен я сдал на "отлично". При подведении итогов, председатель Госкомиссии отметил мой ответ, как лучший.
Предложить любимой женщине оформить отношения в рамках закона дело, на первый взгляд, не столь сложное. Не госэкзамен. Не надо шпаргалки готовить, особенно, если учесть, что с женщиной вы длительное время в близких отношениях. В литературе и кино масса примеров как это делается. Не хочешь следовать классике, можно воспользоваться опытом женатых товарищей, выслушать рассказы о знаменательном событии, подведшем черту холостяцкой жизни. Все оказалось сложнее. На практике варианты мысленно прокручиваемых объяснений, казались избитыми, пошлыми. В преддверии объяснения чувствовал я себя гораздо хуже, чем перед экзаменом. В конце концов я решил пойти проторенным путем. Сменившись с дежурства обошел несколько магазинов. Купил бутылку шампанского, бутылку марочного коньяка, большую коробку конфет, не пожалел денег на фрукты и, не слишком впечатляющий по размерам, но невообразимый по внешнему оформлению и цене торт. На миллион алых роз денег не оставалось, пришлось ограничиться букетом, вмещавшимся в небольшое пластмассовое ведро.
Алла в этот вечер была занята по работе; у меня было время накрыть праздничный стол. Я не избежал искушения внести романтическую струю, организовать ужин при свечах, благо знал где они хранились.
Пока был занят работой особого волнения от предстоящего объяснения не испытывал. Но как только закончил приготовления к ужину, почувствовал нечто близкое к ознобу. Большая рюмка коньяка немного сняла напряжение.
Я намеренно не включал свет в зале. Дождался пока Алла переобуется и лишь тогда зажег свечи.
-- Ого! В честь чего такой пир? А сколько цветов! -- Моя подружка не скрывала удивления.
-- Потом, объясню. Прошу к столу, -- я никак не мог приступить к объяснению, решил сделать предложение после первого бокала шампанского.
-- За такой стол грешно садиться в чем попало. Подожди, я переоденусь.
Алла выбрала легкое, открытое платье, подчеркивающее совершенство ее фигуры. Я разлил шампанское по бокалам.
-- Так за что пьем?
Была не была. Я решил не откладывать решающий момент. Опустился на колено перед креслом, в котором сидела Алла, взял ее руку.
-- Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.
Свободной рукой Алла подняла бокал с шампанским. Выпила до дна. Я ждал ответ. Сердце колотилось в ненормальном ритме.
-- Я тоже люблю тебя, -- Алла сделала глубокий выдох, -- однако замуж не выйду.
На пару секунд я нырнул в ошарашивающую тишину. Такое со мной случалось несколько раз после контузии при штурме лесного хутора. Видел шевелящиеся губы Аллы, но дальнейших слов не слышал. Резко поднявшись, я поискал куда бы налить коньяк. Подходящей тары не обнаружил. Выплеснул шампанское на пол, наполнил его до краев. Вкуса не ощутил, зато прорезался слух. Услышал как шипят, лопаясь пузырьки шампанского, разлитого по полу.
-- Значит ты считаешь, что с семейной жизнью у нас ничего не получится? -- мне было все еще не по себе, словно залепили мощный подзатыльник. -- В чем же причина?
-- Мне не хочется повторять судьбу матери. -- Алла говорила медленно, словно подбирала слова, чтобы смягчить нанесенную отказом обиду. -- Она очень любила отца. Но последние перед увольнением шесть-семь лет мы с ней фактически жили вдвоем. Папа то в Афгане служил, то в Баку, то в Тбилиси, в штабе Закавказского округа. Почти все горячие точки прошел. Мама с работы приходила, садилась у телевизора и, в от отличии от подруг, которые "мыльные оперы" смотрели, включала информационные программы. Кончатся "Новости", переключает кнопку на "Вести", затем настает очередь "Сегодня", и так по всем каналам, пока не завершатся передачи. Когда кто-нибудь из больших военных чинов давал интервью из горячих точек, ей все казалось, что на заднем плане, в толпе сопровождающих отец стоит. У мамы прямо бредовая, навязчивая идея была -- пока она осмотрит программы с отцом ничего не случится; что-то вроде: "жди меня и я вернусь". А однажды у нас телевизор сломался, пока мастер появился несколько дней прошло. И надо же такому случиться, отца действительно ранили. Так она чуть умом не тронулась, пришлось даже к психиатору обращаться. Я такой жизни не хочу. Когда ты на несколько дней пропал, я себе места на находила, все из рук валилось. Ведь службу ты не бросишь? -- вопрос, конечно же бы, формальным. Ответ мы знали оба.
Я не знал как себя вести дальше. Вроде бы меня любят, но замуж идти не хотят. Какая перспектива у такой любви?
-- А как же десятки тысяч других офицерских жен? Большинство любят своих мужей, переживают за их судьбу, -- мне не хотелось так просто сдаваться. Казалось, что смогу найти убедительные аргументы, способные изменить Аллино решение.
-- Я не другие. Я это я. В Афганистане тебя ранили, здесь едва не убили. Быть разведенной одно, молодой вдовой совсем другое. Меня это не устраивает.
-- Так что же нам дальше делать? Будем жить как сейчас живем? И сколько это будет продолжаться? -- У меня перехватило дыхание, едва сумел закончить фразу.
Алла не сразу ответила. Наполнила свой бокал шампанским, выпила большими глотками. Сморщилась от колючего газа.
-- Я уже несколько дней хотела с тобой поговорить, но никак не решалась.
-- Это о чем же? -- мне было сложно удержаться, не перебить ее.
-- Ты не первый, кто сделал на этой неделе мне предложение.
-- Кто же мой соперник? -- я глубоко вздохнул. Никак не мог предвидеть такого поворота в разговоре.
-- Партнер моего бывшего мужа и его дяди. Солидный бизнесмен. Коренней москвич. Постоянно живет в Москве, имеет квартиру в престижном районе. Предлагает переехать к нему.
-- Откуда ты знаешь про квартиру в престижном районе? -- мой голос прозвучал резко, словно я ставил под сомнение ее слова.
-- С бывшим, мы у него несколько раз останавливались, когда гостили в Москве.
-- Так ведь бизнесменов тоже убивают. Считай по всей России
их отстрел идет.
-- У него бизнес легальный. Дорогу никому не переходит.
-- Солидный -- это в смысле возраста?
-- Нет. Тут все в порядке. Он на пять лет старше меня. Так,
что разница в возрасте идеальная.
-- Ты ответила согласием на его предложение? -- Я едва
удержался от того, чтобы снова не наполнить бокал коньяком.
-- Пока нет. Попросила не торопить с ответом. Хотя для себя
решение приняла.
-- Можно узнать какое?
-- Я выйду за него замуж. Хочу навсегда уехать из Осетии.
Это не моя родина. Отец здесь недолго служил. Родилась, училась я в других краях. После того, как переехали родители, мне здесь неуютно. А тут еще и конфликт. У меня нет желания жить в постоянном напряжении.
-- А как же любовь? Ты ведь сказала что любишь меня?
-- Я уже сходила один раз замуж по любви. -- Алла намеренно не употребила глагол выходила. -- Да ничего из этого не получилось. Говорят, что браки по расчету самые долговечные.
-- Что ж, счастья тебе и твоему будущему супругу. Думаю, что приглашения на свадьбу не получу. -- Я попытался скрыть за иронией охватившее отчаяние. Надеюсь, твоему бизнесмену мои вещички не понадобятся; заберу их завтра.
До двери я шел словно на ватных ногах. Меня даже качнуло. Виной тому был не выпитый коньяк, а тупые удары пульсирующей в висках крови.
-- Я тебя сегодня не гоню. Хочешь останься. -- Аллин голос застал меня в корридоре. Я не обернулся. Оставаться не было резона. Тем более, что не гонят меня только сегодня. Офицеры милостынью не довольствуются. А гусары, как известно, денег на такси не берут.
Холостяцкая квартира показалась мне неуютной, необжитой. В запасе имелось два варианта, позволяющих скоротать оставшийся вечер, не предаваться унынию, не переживать в одиночестве обиду. Оба они предполагали выход в свет: первый к кому-нибудь из старых подружек; второй -- к друзьям. Я выбрал второй вариант -- навещу Зайцева. Аркадий -- тот человек, который знает множество способов борьбы со стрессом.
То, что в городе до сих пор действует режим чрезвычайного положения, предполагающий усиленную охрану общественного порядка, включающий и проверку документов у тех, кто вызовет подозрение усиленных нарядов МВД, я вспомнил лишь тогда, когда услышал команду:
-- Выключить мотор. Выйти из машины. Руки на капот.
В машине я оказался в качестве пассажира. Водитель притормозил увидев мою поднятую руку. Я не мог определить его возраст. Голос молодой, а лицо заросло седой щетиной. Мы успели перекинуться парой фраз, отъехали метров на пятьсот от моего дома, и тут машину остановил наряд.
Вначале я хотел было покачать права, использовав служебное удостоверение, добиться чтобы нас пропустили, но затем решил, чем я лучше других. У ребят служба. Я молча вышел из машины, опустил руки на капот. А вот владелец машины заартачился, выходить из машины не хотел.
-- Мужики, вам что делать нечего?
-- Выйти из машины, -- повторная команда последовала в угрожающей тональности.
Водитель неохотно подчинился. В соответствии с инструкцией, у нас должны были проверить документы, если они в порядке, отпустить. Задержавшие нас этим ограничиться не собирались. Скорее всего это была ответная реакция на поведение водителя. Документы у нас требовать не стали, вначале решили обыскать и провести досмотр автомобиля. При чрезвычайном положении такие действия допускаются, но лишь в особых случаях при имеющихся данных о наличии оружия, или сведениях о совершении подозреваемыми противоправных действий. Мы кажется под этот случай не подпали. Правда оружие -- пистолет "Макарова" при мне имелся. Боевой трофей, доставшийся после ранения бандита в перестрелке у сгоревшей машины, я решил оформить на себя. Сделал это не совсем законным способом. В удостоверении сотрудника Временной администрации имелась графа, подтверждающая право на ношение оружия, в моем документе она не была заполнена. Пистолет я получал, заступая на смену, по окончании дежурства сдавал. Свободной графой я и решил воспользоваться. Внес в нее серию и номер трофейного пистолета. Расчет был прост. Удостоверение подлинное. Проверять кто и когда сделал запись, разрешающую носить оружие, никому и в голову не придет. Всегда можно сослаться на предыдущего начальника.
Опытные ладони не пропустили пистолет, запихнутый в самодельной кобуре-кармане, пришитом за поясом внутри брюк.
-- Товарищ лейтенант, тут у мужика "Макаров" имеется, -- обыскивающий не замедлил, сообщил о находке.
Я предпринял попытку немного развернуться, чтобы сделать пояснение, но получив толчок автоматом под ребра, решил дождаться старшего, затем объясняться.
-- А у второго? -- вопрос адресовался тому, кто обыскивал водителя.
-- Ничего нет.
-- Лицом ко мне. Руки вверх. -- Мне не нужно было повторять. Я подчинился. Поворачивался медленно, руки поднял повыше. Второго тычка получать не хотелось. Группа задержавшая нас -- 6 вооруженных автоматами человек, в камуфлированной форме, с погонами, указывающие на принадлежность к Российскому МВД, держала в полукольце меня и владельца машины.
-- Кто такие? Откуда оружие? -- вопрос адресовался мне.
-- Сотрудник Временной администрации. Разрешение на ношение оружия имеется, -- я достал удостоверение и протянул его старшему. Тот взглянул на фотографию, перевел цепкий взгляд профессионала на мое лицо.
-- Паспорт или другой документ, подтверждающий личность есть? -- вопросы задавал лейтенант, старший наряда.
-- Конечно. Удостоверение личности офицера.
-- Не надо. Лейтенант остановил мою попытку достать документ. -- Водитель то же сотрудник администрации?
-- Нет. Я его не знаю, машина стояла рядом с моим домом, попросил водителя подбросить, он согласился.
-- Не возражаете, мы вас еще немножко задержим, осмотрим машину. -- Старший протянул мне только что изъятый пистолет.
-- Что-то случилось? Кого-то ищите? -- поинтересовался я причинами повышенной бдительности.
-- Да. Тут неподалеку перестрелка была. Из "Жигулей"
обстреляли пост. Одного осетинского милиционера ранили, -- пояснил лейтенант.
-- Ключи от багажника. -- Требование адресовалось водителю.
-- Сейчас. Они у меня в бардачке.
Мужчина залез в салон. Включил свет. Стал рыться в бардачке.
Один из МВДэшников подошел к дверце, остальные расслабились, устроили перекур. Я тоже достал сигаретку.
Дальше произошло то, чего никто из присутствующих не ожидал. Водитель включил мотор, резко газанул. Машина рванула с места. Стоявшего рядом с ней МВДэшника зацепило дверцой, он отлетел на несколько метров.
На что рассчитывал нарушитель, было неясно. Вероятно думал, что стрелять в догонку не станут. Если бы не вооруженное нападение на соседний пост, так оно вероятно и было бы. Открыть огонь на поражение дело -- не простое, тут нужны веские основания; по крайней мере угроза жизни патрульных или иных лиц. Но не повезло мужику, просчитался. Сразу несколько коротких очередей вспороли обшивку машины, продырявили задние покрышки. Автомобиль вильнул несколько раз и врезался в бетонный столб. Большую скорость машина набрать не успела и все же при столкновении -- отлетел бампер, сплющился радиатор.
Наша небольшая группа, за исключением сбитого машиной и оказывающего ему помощь, бегом устремилась к месту аварии.
Мужчина не подавал признаков жизни. Рулевая колонка после столкновения машины со столбом смяла грудную клетку. И все же причина смерти была не в этом. По-видимому он умер, чуть раньше. Затылок окровавлен; от автоматной пули убежать трудно.
-- Обыскать машину, посмотреть документы. -- Распорядился лейтенант.
Багажник был пуст. Сюрпризы ожидали в салоне. В сидении водителя обшивка была аккуратно подпорота. В нем имелось углубление, прикрытое чехлом. В углублении хранился 7,62 мм пистолет "ТТ", с запасной обоймой. В чехле имелась прорезь, позволяющая при необходимости легко извлечь пистолет. Под ковриком в ногах также припрятано оружие -- острозаточенный охотничий нож, с которым не страшно идти на медведя.
-- Фамилия в паспорте и в документах на машину не совпадает. Правда, доверенность на право управления есть, -- один из патрульных протянул документы, найденные в машине старшему.
Тот пролистал паспорт.
-- Прописка Владикавказская. Паспорт подлинный. Вот только,
-- начальник патруля присвистнул, -- готов на получку спорить, настоящий владелец паспорта другой человек. Похож на погибшего, может быть его родственник -- это факт. А вот с возрастом накладка. Владельцу, судя по дате рождения 60 лет, на пенсию должен выйти. А убитый -- крепкий бычок, ему лет 40--45, не больше.
-- Может мужик хорошо сохранился, не пил, не курил, -- подал голос кто-то из патрульных. -- К тому же борода седая.
-- Не до такой же степени. Чтобы так молодо выглядеть клочок шагреневой кожи надо иметь. Впрочем, выяснить кто владелец паспорта особого труда не составит. -- Лейтенант продемонстрировал знание зарубежной классики. Он еще раз просмотрел паспорт, затем освободил документ от картонной обложки. Оттуда выпала небольшая фотография.
-- Так вы говорите, не знали убитого? -- старший довольно
резко повернулся ко мне. При этом я зафиксировал некоторую напряженность в его поведении. Явно чувствовалось жалел человек, что поторопились с возвращением пистолета.
-- В первый раз сегодня увидел.
Кажется лейтенант подал понятный только его подчиненным сигнал. Они четко сгруппировались вокруг меня, готовые к активным действиям. Я никак не мог понять, чем вызвана перемена в поведении старшего.
-- Можно ваше удостоверение личности и удостоверение сотрудника администрации.
Старший внимательно изучил поданные документы.
-- А в чем дело? Вы что не верите, что я сотрудник Временной администрации?
-- Верить-то верю. Но как вы это объясните?
В моих руках очутилась фотография, выпавшая из-за обложки паспорта водителя, убитого при попытке скрыться с места задержания. В том, что на ней в полный рост запечатлен я, смог бы разобраться даже полузрячий. Фотография цветная, довольно качественная, сделанная, скорее всего, с помощью автоматического фотоаппарата и отпечатанная в фотоателье на фирменной кодаковской бумаге. Если быть точным, не целая фотография, а половина. Рядом со мной, в момент фотографирования, находился еще один человек, но чья-то рука аккуратно разорвала фото, отделив нас друг от друга. Где, кем, когда была сделана фотография и, самое главное, как она очутилась у мужчины, якобы случайно оказавшегося около моего дома, согласившегося подвезти -- все это была тайна за семью печатями.
-- Клянусь, не знаю убитого, не предполагаю откуда у него
моя фотография.
-- Может вас заказали и это киллер, выполняющий заказ? -- Высказал предположение кто-то из группы патрульных.
-- С какой стати? Я что банкир или бизнесмен?
-- Заказывают не только богатеньких. Может кому-то дорогу перешли, -- лейтенант, кажется, поверил в искренность моих слов, в то, что я не знаком с убитым. -- Вариантов бесконечное количество: много знали; не поделили женщину; кровная месть; ссора; зависть; обида.
Я оставил лейтенанту телефон оперативного дежурного. Он обещал позвонить, если выяснится личность погибшего. В гости идти перехотелось, возвращаться домой тем более. На душе было муторно. И не только из-за отказа Аллы. За время работы в администрации, я малость успокоился, решил что жизни больше никто и ничто не угрожает. Моя персона скрылась из поля зрения тех, кто пытался сделать бизнес на оружии, тех кому я помешал в реализации преступных планов. Фотография, найденная у незнакомого мужчины, явно "пасущего" меня, говорила об обратном. Не собираются оставлять в покое мою особу.
Был еще один вариант. Сделавший Алле предложение бизнесмен мог знать о моем существовании; погибший -- нанятый человек. Цель ясна. Устрани соперника, и тогда легче добьешься согласия на брак. Алла утверждала, что ее будущий супруг -- сама порядочность; но ревность -- штука страшная, может довести до крайности. Недаром трагедия про мавра, удавившего жену, не сходит с театральных подмостков.
Время было позднее. Из всех доступных способов развеятся оставался ресторан. Большая часть приличных питейных заведений находилась в центре города. Добираться туда не хотелось; засидишься, домой возвращаться проблема.
Поблизости от моего дома располагалось несколько кафе, в которых подавали спиртное, но "праздника души" там не получишь. Я решил, сделаю маленький крюк, но посижу в приличном месте. Над магазином "Океан" на втором этаже размещался ресторан. Не будет в нем мест, посижу в баре.
В ресторан доступ оказался закрытым. Понятное дело -- официанты за смену притомились, ждут не дождутся, когда посетители угомонятся, кухня работу закончила, посуда не собрана, не помыта. А вот соседняя дверь, ведущая в бар время от времени открывалась, впуская и выпуская одиночек или маленькие компании по два-три человека, решившие свернуть с маршрута, усилить дозу спиртного, выпитого где-то в другом месте.
Я не стал мелочиться, заказывать по сто грамм, взял бутылку водки. Закуска -- холодная говядина, нарезанная мелкими кусочками, залитая сметанно-чесночным соусом и салат из помидор соответствовала напитку. Бармен предупредил:
-- Долго не засиживайтесь, минут через пятнадцать -- закрываем.
-- Не задержу, -- пообещал я -- водку здесь не осилю, дома пригодится.
В углу бара стоял небольшой пластмассовый столик с четырьмя стульями; за него никто не садился, так как стол располагался у открытой входной двери, ведущей на общую с рестораном лестницу.
Я решил, что в ногах правды нет. Уселся на один из свободных стульев спиной к лестнице.
Жесткие временные рамки заставляли спешить. Вторую рюмку я выпил сразу же после первой, не успев как следует закусить, отправив в рот лишь несколько кружочков помидор. Спиртное снимало напряжение, голова немного кружилась. Шарканье ног, голоса покидавших ресторан посетителей, проходивших по лестнице за моей спиной доносились как в полусне.
Голос мужчины, долетевший с первого этажа, от самого выхода, заставил меня обернуться. Обознаться я не мог. Кого-кого, а своего приятеля в этом ресторане, да еще и не одного встретить в столь поздний час не ожидал. Промелькнула мысль: "хорошо, что после происшествия не отправился в гости, не застал бы хозяина дома."
Аркадий Зайцев, одетый по гражданке, стоял в полоборота ко мне. Он придерживал массивную входную дверь, пропустив женщину. Она уже переступила порог. То, что спутница не Валентина -- машинистка из штаба, характеризовало моего приятеля с новой стороны. Под категорию бабника Зайцев не подпадал. Рыбак -- да, любитель выпить в хорошей компании -- этого не отнимешь, а вот в плане морального облика -- устойчив. В частой смене подружек замечен не был.
Я хотел было окликнуть Аркадия, но не стал этого делать. Человек занят, успею излить свою душу. Сытый голодного не поймет. Счастливый несчастному -- не собеседник.
Домой я добрался без приключений. Утром позвонил Аркадию, Но телефонную трубку никто не поднимал, следовательно, заночевал мой приятель на чужой территории.
***
ГЛАВА 2
********
Заявление Верховного Совета Северо-Осетинской ССР /VII съезду народных депутатов Российской Федерации/ "О Вероломной агрессии ингушских бандитских формирований против Северо-Осетинской ССР".
За три дня ингушской агрессии убито 258 человек, около 60 ранено, более 30 тысяч стали беженцами, а народному хозяйству Северной Осетии причинен ущерб на 11 млрд. руб.
.......
Вооруженная агрессия с целью изменения границ Северо-Осетинской республики готовилась заблаговременно. К сожалению, идеологами агрессии явились все народные депутаты Российской Федерации от Ингушетии, руководители ингушских общественных движений и безответственные политиканы различного уровня.
Принято на заседании Верховного Совета Северо-Осетинской ССР 27 ноября 1992 г.
Председатель Верховного Совета
Северо-Осетинской ССР
А. Х. Галазов
г. Владикавказ
*****
Заключение Народного собрания -- Парламента Республики Ингушетия "О политической и правовой оценке событий октября-ноября 1992 года в Пригородном районе и г. Владикавказе Республики Северная Осетия -- Алания".
Более 700 убитых и пропавших без вести, более 600 раненых и изувеченных, более 60 тысяч депортированных и лишенных всего состояния, одиннадцать сел стертых с лица земли и более 3000 сожженных и разрушенных домов, невиданное в истории мародерство -- таков печальный итог войны криминального руководства Осетии против ингушского народа.
Принято на заседании Народного собрания -- Парламента Республики Ингушетия 21 сентября 1994 г.
г. Назрань
******
Очередное дежурство прошло на редкость спокойно. Армейская мудрость гласит: "На дежурстве главное не прозевать, встретить по утру командира и правильно доложить о происшедшем за ночь". Толковый дежурный в любой воинской части, промыв заспанные глаза, оставляет "дежурку" на помощника, а сам выдвигается поближе к маршруту прохождения начальства. В администрации подобная практика отсутствовала, оперативному дежурному предписано -- помещение не покидать. Стандартный доклад, зафиксированный в уставе, переступившему порог первому заместителю главы администрации, координирующему деятельность силовых структур и которому непосредственно подчинялись оперативные дежурные, произнес на выдохе:
-- Товарищ, генерал! За время моего дежурства происшествий
не случилось, за исключением...
К серьезным происшествиям то, что случилось прошедшей ночью по сложившейся шкале, мы не относили. Подожгли в поселке Чермен, уцелевший во время вооруженного столкновения, ингушский дом. Взорвали в одном из селений, где раньше совместно проживали представители двух национальностей, остатки административного здания. Зафиксировали случаи беспорядочной стрельбы. Задержали десяток человек, нарушивших комендантский час. Обнаружили в нескольких машинах, пересекающих границы блок-постов, огнестрельное оружие и боеприпасы. Разве это чрезвычайные происшествия? По нынешним меркам мелочь! Главное не пополнился список убитых, раненых, захваченных в заложники мирных жителей, нет потерь среди приданных администрации подразделений.
Передача дежурства, со сменой в частях, ни в какое сравнение не шла. Ни тебе пистолетов офицерского состава, которые надо пересчитывать и сверять по номерам; ни боеприпасов для караулов, хранящихся обычно в дежурке; ни самих караулов и нарядов по подразделениям, которые следует проверять и инструктировать на разводе. Введешь в курс дела нового дежурного, ознакомишь с ценными указаниями, поступившими сверху и свободен -- иди досыпай, дополняй те крохи дремы, которые удалось урвать ночью. Большая часть моих товарищей по службе, ухитрялась хоть немного, но покемарить, в отведенные инструкцией часы. Я им завидывал белой завистью. Мне это не удавалось. Даже в тех случаях, когда позволяла обстановка, не мог отключиться и перейти в состояние короткого сна, восполняющего силы. Что самое странное, после смены, до поздней ночи, я как не пытался не мог уснуть, и только под утро отключался, как принцесса, уколотая веретеном и уже никто не мог меня разбудить.
Поставив роспись в строчке "Дежурство сдал" я поддался на уговор сменщика отведать чай, из предусмотрительно прихваченного им термоса, заваренный каким-то особым способом с добавлением душистых трав. Правда, на его месте начинать дежурство с чаепития я бы не стал.
-- Так, чаи гоняем! -- в голосе появившегося в дверях худощавого, невысокого мужчины в камуфляже были явственно различимы нотки недовольства. Можно подумать мы на рабочем месте не чай, а водку распивали или пивком под вяленую рыбку баловались. Я и заступивший дежурный вздрогнули, словно застигнутые на месте преступления жулики или нашкодившие пацаны. Кипяток из чашки выплеснулся мне на колено.
-- Черт, -- не удержался я от восклицания. Вызвано оно было не болью от ошпаривания, а тем, что я по опыту знал, сейчас поступит вводная. Характер и привычки начальника штаба администрации мне были известны не понаслышке. Я застал те времена, когда он командовал нашим корпусом. Потом генерал убыл в одну из дружественных стран с тропическим климатом, по возвращению оказался в распоряжении командующего округом. Дожидаясь назначения на новую должность, был прикомандирован к администрации в качестве начальника штаба. Известен генерал был тем, что терпеть не мог не занятых делом офицеров, прапорщиков и солдат.
Майор Зайцев рассказывал как однажды заслужил в подарок от комкора именные часы. Тот любил без предупреждения до прихода командиров полков рано утром обходить территорию военных городков. Фиксировал как убрана территория, как проходит зарядка, как осуществляется передвижение солдат на завтрак в столовую, а затем делал накачки подчиненным командирам. В одно из таких посещений Зайцев попался на глаза комкору. Майору для хозяйственных нужд понадобилось несколько обычных кирпичей, он решил их позаимствовать в части, благо в автопарке шло строительство. Рано утречком Зайцев оказался у груды кирпичей и только собрался уложить десяток в рюкзак, как заметил подъехавшую к автопарку машину комкора.
Одно из правил, которое Аркадий свято соблюдал -- на глаза начальству попадай только когда вспотел. Во-первых, подумают, что потеешь от усердия, во-вторых, меньше шансов получить задание. Кто будет определять и ставить задачу, если человек не отошел от выполнения предыдущей. Как вспотеть в данной ситуации? Аркадий сбросил китель и принялся выкладывать из кирпичей штабель.
-- Вы что делаете товарищ майор? -- Генералу пришлось несколько раз повторить вопрос.
-- Не порядок, товарищ командующий. Кирпичи сгрузили как попало, так их быстро побьют на половинки. -- Зайцев смахнул рукой пот со лба.
-- А что же в части солдат нет? -- ехидно поинтересовался комкор.
-- Моя вина. Я при разгрузке кирпича не доглядел. Сегодня на этот объект людей не планировали, вот и пришлось вместо зарядки до утреннего развода поработать.
-- Ну, ну, -- то ли одобрительно, то ли укоризненно произнес генерал и спросив фамилию новоявленного каменщика, укатил.
На совещании руководящего состава комкор несколько раз вспоминал об утренней встрече, ставил Зайцева в пример, а когда составляли приказ о поощрении к очередному празднику, своей рукой дописал его фамилию, определил ценный подарок -- часы.
В данный момент бывший комкор, отвечающий за организацию
службы оперативных дежурных явно был нами не доволен.
-- Так точно, пьем чай. Не хотите с нами товарищ генерал? --
мой сменщик услужливо достал чистую чашку, взялся рукой за
крышку термоса.
-- Отставить чай, -- мускулы лица генерала сократились, на губах появилась презрительная усмешка, словно ему предложили не чай, а что-то непотребное.
-- Вы свободны? -- вопрос адресовался мне.
Вместо того, чтобы доложить, что только сменился с дежурства и имею законное право в оставшиеся сутки на полноценный отдых, я кивнул головой.
-- Свяжитесь с корпусным начальством. Вместе с их представителем примите имущество и помещения на первом этаже этого здания.
Поставленная задача была расплывчатой, требовала уточнения. Уловив мое недоумение, начальник штаба не стал дожидаться вопросов.
-- Произведете двойной прием. После расформирования общевойскового училища, формально вся территория, помещения, имущество отходят армейскому корпусу. Но есть распоряжение сверху, -- генеральский палец указал на потолок -- и фактически, часть здания, первый и второй этажи передаются в распоряжение временной администрации. Представитель корпуса примет их у ответственных лиц училища, затем все по описи передаст вам. Мы люди временные, а корпусные заинтересованы в дотошном приеме. Ваша задача упрощается. Побудьте в роли наблюдателя при первом приеме, на втором документе поставите свою подпись.
Монолог: "Какое отношение к приему помещений имеет служба оперативных дежурных, почему этим не занимается административно-хозяйственный отдел администрации?" -- я не стал озвучивать. Коротким "есть" подтвердил получение задачи.
В пустом, длинном корридоре отсвечивающем многослойным, нанесенным на вековой паркет лаком, мои шаги напоминали поступь крупного животного. Совсем недавно на переменах здесь звучали голоса курсантов, стоял топот сотен сапог. Теперь тишина: старшекурсники досрочно сдали госэкзамены, остальные направлены по другим училищам, преподаватели вывезены за штат, отправлены в отпуска.
На стенах, выкрашенных светлой водоэмульсионкой виднелись темные, невыгоревшие пятна от многочисленных стендов, щитов, картин, которые украшали корридор, а теперь неведомо куда делись. Только на торцевой стене, отделяющей один из классов от корридора, красовалась написанная на холсте масляной краской большая, несколько метров в длину и высотой почти до потолка, картина. На ней была изображена "Красная Площадь" Москвы. Картину я помнил еще по курсантским временам.
"Эх, какое училище расформировывали". Мне было жаль, что
давшее мне путевку в жизнь училище, перестало существовать.
-- Вы из корпуса, принимать кафедру?
Высокий, плотный мужчина в форменной рубашке с короткими рукавами выглянул из помещения, на котором висела стандартная табличка с надписью "Преподавательская".
-- Нет, товарищ полковник, -- я узнал начальника кафедры. Полковник, в порядке шефской помощи, несколько раз читал лекции для офицеров корпуса. -- Меня из временной администрации прислали. Вы передаете все корпусу, а я принимаю у них.
-- Вот как. Боюсь, что представителя корпуса нам не дождаться. Там третий день не могут назначить ответственного за прием. -- Полковник ткнул указательным пальцем в направлении штаба корпуса, который располагался рядышком с училищем за бетонным забором. -- Заходите, будем надеяться, что кто-нибудь до вечера появится.
Перспектива ожидать до вечера меня не устраивала, но что же делать.
Я прошел в длинное, с непомерно высоким по нынешним меркам потолком, построенное до Октябрьской революции, помещение. Уселся за полированный стол, стоящий у окна. Начальник кафедры вернулся к прерванному занятию -- чтению толстенной книги. Сидеть в бездействии, занятие скучное. Минут десять я через открытое окно любовался густым подстриженным кустарником, обрамляющим небольшой асфальтированный плац. На этом укороченном пятачке в мою бытность проходили занятия по строевой подготовке и проводились утренние построения.
Минуты три изучал дверь, ведущую в столовую. Глазеть в окно вскоре надоело. В конце преподавательской, у двери располагался предмет никоим образом не связанный с преподавательской деятельностью -- достаточно большой биллиардный стол. К страстным поклонникам довольно популярный в офицерской среде игры себя не причислял, однако, держать в руках кий умел. Предложить полковнику сыграть партию постеснялся, решил потренироваться в гордом одиночестве. После третьего шара загнанного, в лузу почувствовал некоторую уверенность и довольно быстро дощелкал остальные шары.
-- Разбивай пирамиду, смотришь время быстрей пойдет. -- Полковник отложил книгу, мелком оставил волнистую завитушку на кие.
Мы потеряли счет сыгранным партиям, явного лидера так и не выявили, по игровому опыту начальник кафедры превосходил, но я не сдавался. Выручали точный глазомер и отсутствие ложного стыда при добивании подставок.
-- Товарищ полковник, прапорщик Крылов. Получил приказание принять по акту помещение и имущество кафедры. Темноволосый, невысокий прапорщик прервал наше противоборство. Мы были знакомы. Прапорщик возглавлял что-то вроде чертежного бюро в штабе корпуса.
-- Предписание, подтверждающее полномочия, есть? -- началник кафедры отложил кий. Судя по выражению лица он был озадачен тем, что для столь важного, по его мнению, дела как передача помещений и имущества кафедры, был выделен не старший офицер, а прапорщик.
-- Устное приказание заместителя командующего корпусом.
-- Так, понятно. -- Пару секунд полковник обдумывал
ситуацию, затем поднял телефонную трубку. --Здравия желаю! Тут ваш представитель прибыл принимать имущество.
-- А что вас не устраивает? -- телефонная трубка недовольно заурчала знакомым по совещаниям тембром голоса зама командующего.
-- У него нет официальной бумаги, и потом это прапорщик.
-- Ну и что? Вы думаете наш прапорщик не в состоянии произвести прием и поставить подпись? Кроме того, там должен быть представитель администрации. -- Зам не скрывал раздражения от того, что его отрывают по пустякам.
-- Хорошо, -- начальнику кафедры до чертиков надоел процесс ожидания приемщика, поэтому он не настаивал на представительстве более высокого ранга. -- Мне безразлично кому передавать имущество.
Процесс приема-сдачи много времени не занял. Большинство из того, что представляло хоть какую-то материальную ценность уже было вывезено представителями других училищ и частей гарнизона. С описью оставшегося имущества, актами приема и сдачи, мы прошли по классам, лекционным залам, подсобным помещениям. Утверждение актов вообще оказалось делом минутным. Мой однофамилец, начальник училища генерал Соколов был заинтересован в быстрейшей передаче, а те, в чье ведение имущество переходило, его оприходовании.
-- Мужики, -- за мной должок, -- после выполнения всех формальностей, облегченный, свалившимся с плеч грузом, полковник перестал обращать внимание на разницу в табеле о рангах и возрасте. -- Предлагаю через полчасика отметить завершение совместной работы.
Прапорщик от предложения отказался. Желание остограмиться у него было написано на лице, но прапорщик то ли соблюдал субординацию, то ли не мог использовать остаток рабочего дня по своему усмотрению. Я же, сделав дело, мог гулять смело.
Полчаса хватило чтобы уладить кое-какие дела в
администрации, и я вернулся на кафедру. В узком, сохранившем, за счет высоких потолков и отсутствия окон, прохладу помещении к торжественному ужину все было готово. Попыхивал парком электрический чайник. На столе в разнокалиберных и разномастных тарелках. с синими казенными ободками, лежала простенькая закуска -- мясная тушенка, рыбные консервы в томате, колбаса, сыр, выделялись первозданной красотой не раскроенные на дольки и сегменты, обрамленные всевозможной зеленью: луком, укропом, петрушкой, кинзой, тархуном, свежие огурцы и помидоры.
Кроме начальника кафедры в комнате были еще два человека. Один, такой же комплекции и возраста как полковник, второй худощавый, поджарый лет на пять постарше. Присутствующих я отлично знал. В курсантскую бытность они учили меня уму-разуму, теперь были коллегами по Временной администрации, после расформирования училища бывшие преподаватели, работали в группе экспертов.
-- Наглеют некоторые капитаны Российской армии, -- встретил мое появление более плотный участник предстоящего мероприятия. -- Владимир Николаевич, это не мы должны выставлять угощение приемщику, а он нам, -- обращение было адресовано начальнику кафедры. -- Человека четыре года учили, а он вот как благодарит. Мало того, что способствует разгону училища, еще норовит на халяву поучаствовать в поминках по кафедре.
-- Плохого вы о выпускниках мнения, Борис Павлович. Видимо, во время преподавательской деятельности большую долю брака допускали. -- Я отреагировал на реплику бывшего преподавателя действием, достал из дипломата бутылку марочного ставропольского коньяка и палку колбасы "Солями".
-- Наша школа, -- одобрительно отреагировал на мои действия второй преподаватель. Я припомниль как его зовут по воле случая, тезка начальника кафедры и по имени и по отчеству.
-- С чего начнем? -- Борис Павлович распечатал бутылку водки, и давая место выбору, крутанул по часовой стрелке пробку на коньячной бутылке.
-- Давай с водочки, -- распорядился начальник кафедры. Российский офицер коньяк себе позволить может, когда в подпитии, шиковать начинает.
-- Ну, что за кафедру! -- предложил короткий тост худощавый Владимир Николаевич. За наш коллектив, за всех тех, кто за эти годы преподавал, трудился на кафедре.
-- Нет, первый тост за училище! С восемнадцатого года
историю вели. Знавало и плохие и хорошие времена. Единственное в стране, где будущих офицеров учили действиям в горной местности. Никому и в страшном сне привидится не могло, что демократы училище расформируют, -- на правах старшего по должности, начальник кафедры перебил бывшего подчиненного. Кажется, он намеревался вспомнить если не всю историю училища, то уж основные ее моменты -- точно, но компания не та собралась, чтобы вместо короткого тоста выслушивать получасовые монологи.
-- Николаич, за училище! -- Борис Павлович зажал наполненный более чем на половину стакан в крупной пятерне, выставив костяшки пальцев. Присутствующие последовали примеру. Потянулись стаканами навстречу. Стукнулись не краями стаканов, а в соответствии с выработанным за время горбачевско-лигаческого сухого закона приемом, заглушающим перезвон посуды, -- костяшками пальцев.
Отвращения к водке мои бывшие преподаватели не испытывали. Содержимое стаканов опустошили не морщась, крупными глотками, старшие офицеры, в начале службы заставшие фронтовиков, спиртного не чурались. Я хотел немного прогнуться, потянулся бутылкой с минеральной водой к стакану начальника кафедры. Он отмахнулся, шутливо изобразил процесс занюхивания выпитого корочкой хлеба.
-- Капитан, ты что. Кто же разбавляет добро водой, -- Борис Павлович также отказался от моей услуги. -- Минералочка, если нет пива по утрам хороша!
Пришлось мне, следуя примеру старших товарищей, отказаться от привычки запивать спиртное. Выручали зрелые, налитые сладким соком, розовые помидоры.
Разговор не выходил за рамки двух тем: вооруженного конфликта и расформирования училища. Мое присутствие и, выпитый алкоголь подстегивали бывших преподавателей. Новостью то что слышал не являлось, вот, только разложить так все по полочкам, могли люди, длительное время занимавшиеся педагогическим трудом, привыкшие вдалбливать знания в чужие головы. Я даже пожалел, что у меня нет с собой ручки и общей тетрадки, чтобы вести конспект.
Ситуация по мнению моих бывших наставников была близка к тупиковой. До сих пор не дана политическая и правовая оценка конфликта, не наказаны организаторы и активные участники. Деятельность высших органов государственной власти России по наведению должного порядка иначе как бездарной не назовешь.
Указ Президента России о разоружении незаконных вооруженных формирований фактически не выполнен ни в Осетии, ни в Ингушетии. Комиссия по определению границ Ингушетии бездействует. Деньги для восстановления разрушенного жилья, объектов соцкультбыта, коммуникаций перечисляются с большими задержками и в неполном объеме. Терракты так и не прекращаются, правоохранительные органы с профилактической работой, розыском преступников и террористов не справляются. Противостояние между ингушским и осетинским населением продолжается. Деятельность Временной администрации по урегулированию последствий конфликта руководством республик часто встречается в штыки, нередко саботируется. Президенты обеих республик пытаются многие вопросы решать через голову администрации, напрямую в Москве, обвиняют временную администрацию в бездеятельности. Вообщем, итог печален, как говорится, воз и ныне там.
Что касается училища, то в обсуждении этой проблемы без оригинальной идеи не обошлось. Если сформулировать ее сжато -- одно из старейших общевойсковых училищ, обладающее великолепной материальной базой, опытом подготовки офицеров для действий в горной местности, расформировано потому, что во время выборов Президента России личный состав не высказался в поддержку Бориса Николаевича. Большинство голосов, на закрытом избирательном участке, где голосовали курсанты и солдаты, получил Владимир Вольфович Жириновский, значительно опередивший Ельцина. Как голосовали офицеры выяснить невозможно. Но курсанты и солдаты как лакмусовая бумажка -- индикатор настроения.
Я попытался было высказать сомнение, факт голосования не мог сыграть решающую роль в сокращении училища. Вовремя спохватился, промолчал. Импровизированный теоретический семинар вряд ли быстро закончился, если бы припасенное спиртное не оказалось уничтоженным без остатка.
Борис Павлович высказал желание отлучится в столовую, обслуживающую работников Временной администрации, там у него был неограниченный кредит, в том числе и на спиртные напитки, но начальник кафедры по инерции, считающий себя ответственным за подчиненных, запротестовал. Возражать ему не стали. Хорошего понемногу. На сегодня хватит.
После коротких телефонных переговоров удалось договориться, что за нами подъедут два "Уазика". Бывшие преподаватели жили на одном конце города, начальник кафедры -- со мной по соседству, на окраине, в так называемом "БАМе".
-- До завтра, мужики. -- Начальник кафедры пожал руки коллегам, -- не ждите нас, езжайте. Я совершу последний обход, покажу капитану где, что и как закрывать, что опечатывать.
Мы прошли по длинному корридору. Закрыли три массивных, из натурального дерева, обитых надраенными бронзовыми пластинами, двери. Прежде чем закрывать четвертую, ведущую в холл, туда, где раньше на площадке размещалось знамя училища, начальник кафедры зашел в преподавательскую, переоделся в темную рубашку с короткими рукавами и вельветовые брюки, взял довольно объемистый чемодан.
-- Теперь, кажется, все. Получай капитан ключи. Передашь
кому прикажут. Мне предстоит дооформить кое-какие бумаги и буду ждать приказ на увольнение; служить бы рад, но в наше время тошно.
В холле было полутемно. Горела лишь лампочка над дверью столовой, перед залом, предназначенными для приема вышестоящих гостей, да лампочка за застекленной дверью, комнатенки в которой все еще находился дежурный по доживающему последние дни, расформированному училищу.
Такая же массивная как и на кафедре дверь, скрипнула, выпуская нас на улицу.
-- Собутыльники уехали, а за нами машину не торопятся высылать. Как бы не пришлось на трамвайчик топать.
-- Да нет. Договоренность четкая была, выделят две машины,
-- возразил я. -- Оперативный дежурный, если обещал, сделает. Я опирался на собственный служебный опыт. Не раз доводилось регулировать отъезд сотрудников администрации.
-- Поживем, увидим.
-- Ну кто был прав? -- я первым увидел вывернувший из-за
угла здания "Уазик".
Машина завизжала новенькими покрышками в двух метрах от нас. Водитель притормозил, включил в салоне свет.
-- Черт! -- я не удержался от восклицания. -- Картина Репина
"Не ждали!" Встреча была не из приятных. Из машины вылезал
командующий корпусом, в котором я числился в штатном
расписании, проходил службу. Вряд ли генерал знал какого-то
там капитана, мелкую сошку из штаба полка, по службе мы близко не соприкасались. Кроме того, сейчас, будучи сотрудником Временной администрации, я находился в привелигированном положении, формально ему не подчинялся.
Был как говорят "В свободном плавании". И все же мне не хотелось появляться перед начальственными глазами после выпитого спиртного. Лихо козырнув я поторопился сделать несколько поспешных шагов по узкой, затемненной асфальтированной дорожке, расположенной перпендикулярно той, по которой приехал комкор.
Генерал не обратил на меня никакого внимания, даже не ответил на приветствие. А вот чемодан в руках моего спутника вызвал неожиданную реакцию.
-- Сволочи, все училище готовы разворовать! Что у тебя в чемодане?
Владимир Николаевич явно опешил от адресованной ему реплики. Возможно в другое время, он по армейской привычке не возражать старшим по званию промолчал бы, но скопившееся за последние дни раздражение от затянувшегося процесса передачи кафедры, повышенное чувство личного достоинства, которым отличается большая часть, длительное время связанных с преподавательской деятельностью старших офицеров, а также значительная доза спиртного в крови привели к ответному взрыву.
-- Генерал, по себе судишь? Да я за тридцать лет службы на рубль не украл, не то что некоторые.
Теперь пришла очередь остолбенеть от подобной наглости генералу. В корпусе он царь и бог. Там, брань подчиненным положено сносить молча. Рот можно открыть лишь для слов: "виноват", "есть", "так точно", "больше не повторится".
-- Ты кто такой? -- комкор сорвался на крик.
-- Офицер, который терпеть не может хамства, -- на той же, повышенной тональности ответил полковник.
-- Что в чемодане? -- повторил вопрос командующий.
-- Открой, посмотри!
Генерал явно не знал как выпутаться из им же созданной ситуации. Скомандовать солдату -- водителю, чтобы отобрать чемодан у одетого по гражданке, но не скрывающего принадлежность к офицерскому составу человека, неизвестно чем обернется. Псих какой-то. Если с генералом разговаривает на "ты", от него можно чего угодно ждать. Самому вырывать чемодан, должность и звание не позволяет. Плюнуть, отпустить на все четыре стороны, то же как-то несолидно.
Ситуация была еще та.
Начальник кафедры видимо решил пощадить самолюбие генерала. рывком он поднял крышку чемодана. На асфальт вывалились хромовые сапоги, полевая форма, кружка, ложка, бритвенные принадлежности -- все то, что положено офицеру иметь в тревожном чемодане.
-- Посмотрел? Можно собирать? -- в голосе начальника кафедры звучали издевательские нотки. Человек, принявший решение уволиться из армии, почтение к лампасам теряет быстро.
Генерал чувствовал себя сконфуженным, но к извинениям не привык. Буркнув что-то под нос, он резко рванул входную дверь, скрылся в холле.
Я вернулся на основную дорогу в световое пятно. Владимир Николаевич забрасывал вещи назад в чемодан.
-- Дай сигарету, -- не поднимая головы попросил он.
-- Вы же не курите. -- Я вспомнил как он за ужином отказался от сигареты.
-- Закуришь тут. -- Руки у начальника кафедры подрагивали.
Комкор что, со всеми так по-хамски себя ведет?
-- Вроде, нет. Командир полка, да и другие офицеры говорили,
что командующий от предыдущих отличается в лучшую сторону. Я
краем уха слышал, что вчера в корпусе ЧП произошло, неизвестные взвод солдат разоружили. Вот нервы командующего и сдали.
-- Товарищ капитан, это вас приказано отвезти домой? -- Машина, которую мы уже отчаялись ждать, притормозила рядом с комкоровским "Уазиком". Водитель обратился ко мне, так как я был в форме, а Владимир Николаевич по гражданке.
По дороге я обменялся с водителем двумя-тремя фразами. Начальник кафедры не проронил ни слова. Воистину, нервные клетки не восстанавливаются.
Утром я проснулся раньше обычного. По привычке оторвал листочек настенного календаря. Итак, сегодня 1 августа -- воскресенье.
Заступать оперативным предстояло на следующие сутки и если бы не навязанная роль ключника, можно было в воскресное утро подремать. Но как тут поспишь, когда начальника административно-хозяйственного отдела можно поймать только до начала рабочего дня, а мне надо было доложить, что прием помещений состоялся. Тыловики народ вечно озабоченный, неуловимый. Застать на рабочем месте практически невозможно. Гуляй потом целый день с ключами от кафедры в кармане.
Мне повезло, начальник административно-хозяйственного отдела оказался в своем кабинете. Для сотрудников администрации выходные не предусмотрены. Проклиная слабоволие, я внял его просьбе лично передать под опись кабинеты будущим владельцам. Сделал конечно, не бескорыстно. Именно через начальника АХО шло выделение машин по заявкам отделов, он расписывал график занятости бывшей училищной баньки с парилкой, да и остальные материальные блага проходили через руки тыловиков. Мало какие проблемы в дальнейшем решать придется, пусть начальник АХО в должниках походит.
Казалось дело пустяковое: показал кабинет, пересчитал с принимающим мебель, получил автограф, подтверждающий прием помещения по описи, передал ключи, ан нет. С передачей кабинетов я провозился до обеда. Прежде чем идти в столовую решил сообщить начальнику АХО, что свою миссию выполнил.
-- Сигаретки не найдется? -- вопрос-просьбу мне адресовал, открыв переднюю дверцу, водитель, стоявшей у штаба "Волги". Я немного удивился. Нет не просьбе. Как известно, патроны, водка, сигареты в боевой обстановке -- дефицит. Их не хватает. Непонятно было почему "Волга" оказалась у штаба. На машине ездил Глава администрации, а он, насколько было известно, находился в Москве.
-- А что шеф не в столице? -- протягивая сигаретку я не удержался от вопроса.
-- Вчера утром прилетел, -- водитель знал, что я вхожу в группу оперативных дежурных и не считал предосудительным поделиться информацией, доверенной приближенным.
-- Я же вчера сменился, но никаких указаний о встрече Главы не получал, -- мне трудно было скрыть удивление.
-- А никто и не знал о прилете. Виктор Петрович не оповещал о рейсе, которым прилетит. Служебную машину и охрану вызвал по телефону из Беслана. Из аэропорта мы поехали не во Владикавказ, а в Назрань.
-- На чрезвычайный съезд? -- Во время дежурства довелось слышать, что в Назрани должен состояться съезд народов Ингушетии. Туда утром во время моей пересменки выехали представители администрации, несколько человек, приехавших из Москвы, представляющая какую-то центральную газету, кажется "Известия", журналистка.
-- Да. Виктор Петрович о съезде от своего зама в аэропорту узнал. Тот летел в Москву, вез какие-то срочные бумаги на подпись. Встреча в аэропорту для него оказалась сюрпризом. Шефа не ждали так рано.
-- И что Поляничко говорил на съезде? -- Мой интерес был обоснован. Хотелось знать, куда дует новый ветер. Назначенный после генерала Шаталина месяц назад новый Глава временной администрации, судя по первым шагам, собирался кардинальным образом менять работу администрации.
-- Он не выступал, слушал. Сел в последнем ряду, я рядышком пристроился. Виктор Петрович пометки какие-то делал. Только в перерыве его присутствие обнаружилось. Журналистка из "Известий" обратилась с просьбой дать интервью. Он пригласил приехать в понедельник или вторник во Владикавказ, для беседы. Журналисты народ прилипчивый, корреспондент на потом беседу откладывать не хотела. Виктор Петрович на несколько вопросов ответил. Я краем уха слышал, что говорил: "Съездом доволен. Надо менять акценты, подходы в работе. Ингушам и осетинам самим следует искать выход из создавшегося положения. Москва за них решать ничего не будет". Вот пожалуй и все, что запомнил, -- водитель оборвал импровизированную политинформацию.
Дверь в здание администрации открылась. Ее придерживал личный охранник Поляничко. Следом за охранником вышел не Глава администрации, а комкор Корецкий и лишь за ним показался Виктор Петрович. Только сейчас я сообразил, что вторая машина, стоявшая чуть поодаль принадлежала комкору. В ней дремал солдат-водитель, свидетель вчерашнего инцидента между командующим и начальником кафедры.
-- Садитесь в мою "Волгу", -- предложил Поляничко комкору, -- по дороге договорим.
Он что-что сказал охраннику, тот пробежал несколько метров до стоящего на обочине бронетранспортера, передал распоряжение Главы. Пока охранник возвращался Виктор Петрович отдал указания водителю.
Как оперативный дежурный, держащий нос по ветру, я был знаком с некоторыми привычками Поляничко. Афганистан, Баку, Нагорный Карабах, школа, которую мало кто из начальников, даже среднего ранга проходил. Виктор Петрович там побывал и не с кратковременным визитом. пережил четыре покушения. Те, кто желал его смерти, на какие только ухищрения не шли. Пускали под откос поезд, взрывали вертолет, обстреляли автомобиль. Из гранотомета пальнули в окно здания, где его кабинет находился. Судьба была милостивой, отделывался царапинами да контузиями.
Опасность приучила быть начеку. Нам, оперативным работникам доставалось. Где Глава?! Чем будет заниматься? Куда поедет? С кем встретится? -- Никто не знал. Водителю и охраннику доверял безоговорочно, но даже им маршрут очередной поездки сообщал лишь когда садился в "Волгу". Остерегался, но излишнего страха за свою жизнь Поляничко не испытывал. Наотрез отказался от ношения бронежилета, личного оружия.
В одно из дежурств, мне довелось быть свидетелем, как личный охранник предложил взять бронежилет в поездку.
-- Ты охрана, тебе бронежилет положен. Ты его и носи, -- отшутился Виктор Петрович. -- А я на чучело быть похожим не хочу. Что обо мне люди подумают? У Главы поджилки от страха трясутся. Мое оружие -- слово, убеждение. Собственная жизнь дорога, но постоянно трястись от страха не по мне. От смерти все равно не уйдешь.
"Волга" и "Уазик", сопровождаемые двумя бронетранспортерами резко рванули с места в сторону контрольно-пропускного пункта. Я взглянул на часы. Ого! С передачей имущества можно без обеда остаться. Минут пятнадцать в запасе есть, а там двери столовой закроют до ужина.
Обеденное время подходило к концу. Почти все столики оказались свободными. Я протянул талончик официантке. Дожидаясь, когда она принесет заказ, съел несколько кусочков хлеба. Борщ и второе блюдо оказались холодными. Я проглотил пищу, не заботясь о тщательном перековывании. Компот допить не успел. По длинному, гулкому корридору тянувшемуся через первый этаж здания, загрохотали торопливые шаги десятка ног, забухали беспрестанно открываемые двери.
-- Что случилось? -- в голосе официантки прозвучали тревожные нотки.
Я выскочил в корридор. Открыл дверь дежурного по училищу.
-- Что за переполох?
-- Черт его знает. До меня никаких команд не доходит. Это в администрации зашевелились, -- дежурный не мог объяснить причину сумятицы.
В кабинете оперативного дежурного Временной администрации обстановка была напряженной. Телефоны разрывались от звонков. У окна в окружении нескольких офицеров из оперативно-следственной группы и сотрудников безопасности стоял начальник штаба. Лицо его было бледным, руки тряслись, словно генерал выходил из глубокого запоя.
-- Что случилось? -- я сумел прошмыгнуть к своему коллеге -- оперативному.
Понизив голос, дежурный выдохнул:
-- Машина Поляничко попала в засаду. "Волгу" изрешетили из автоматов. Охранника и комкора Корецкого, бывшего с Главой, убили. Поляничко тяжело ранили. Довести до госпиталя не смогли, скончался. Водитель тяжело ранен. Кажется есть жертвы и в машине комкора. Там был водитель и охрана Корецкого.
-- А как же бронегруппа? Я сам видел, что Поляничко два бронетранспортера сопровождали.
-- Глава их оставил где-то по маршруту следования, то ли направил другой дорогой. -- Выдал информацию оперативный.
-- А зачем Поляничко в Тарское поехал? -- не отставал я с расспросом.
-- Он мне не докладывал, -- дежурный как будто удивился
моему стремлению получить максимум информации. -- Будто, не знаешь, он замам не всегда сообщает куда направляется. У
Главы Корецкий минут двадцать сидел, что-то докладывал.
Корпус силами разведроты дня два тому назад прочесывал местность в предгории. Воооруженная банда солдат захватила, оружие отобрали, затем отпустили. Кажется, группировку вычислили. Они обещали оружие вернуть. Разговор соглашались вести с начальством, с глазу на глаз. Какое отношение к этим переговорам Глава Временной администрации имел, непонятно.
Не его хлеб, проблема не его уровня. А может Глава с
Корецким по другим делам в район Тарского поехали. Теперь не узнаешь.
Начальник штаба завершил совещание. Насколько я уяснил, офицеры оперативно-следственной группы собирались выехать на место происшествия. На просьбу взять с собой, старший группы дал добро. Бронетранспортер несколько машин, да небольшой автобус на максимальной скорости мчались к месту трагедии.
Я пристроился на заднем сидении автобуса. Стихийно возник разговор о мотивах преступления. Кроме меня, высказались, пожалуй, все присутствующие. Главная версия -- убийство политическое. Поляничко человек деятельный, энергичный. Несмотря на опалу, влияние не растерял, вхож к Черномырдину. Первый из Глав, назначенный не Указом Президента, а решением Премьера. Приехал на Кавказ с одной целью -- разрубить узел противоречий, наладить мирную жизнь. В том, что это ему по плечу свидетельствовал Афган и Карабах. Везде, где был претворял в жизнь политику национального примирения. Его решимость, напор, подход к делу многим были поперек горла и в Москве, во Владикавказе и Назрани.
У тех, кто профессионально занимается дознанием мозги повернуты в одну сторону. Прежде всего определить мотив убийства, выяснить, кто в нем заинтересован.
-- Мотив обозначить? Доподлинно известно, Поляничко хотел создать финансовый отдел, котролирующий куда, как, кем тратятся российские деньги, выделяемые на ликвидацию последствий конфликта, -- выдвинул версию сосед, справа от меня.
Мотивы можно до бесконечности находить, -- глуховатым, тихим голосом произнес сидящий впереди меня мужчина. В отличии от большинства пассажиров автобуса, он был одет не в камуфлированную форму, а в приличную темную тройку. -- Я сюда по приглашению Виктора Петровича приехал. Неделю с ним проработал. А до этого по Афганистану знаком был и Азербайджану. В Москве для Главного Советника Наджибуллы места не нашлось, послали в Баку. Там в те времена обстановку иначе как гражданской войной не назовешь. Еще хлеще в Нагорном Карабахе оказалось. Крови, грязи по уши. Поляничко, как руководитель республиканского комитета по Нагорному Карабаху обязан был распутывать все проблемы. И азербайджанцам и армянам пытался внушить, что мир можно достигнуть путем переговоров, взаимных уступок. Боевики приговорили Виктора Петровича к смерти. Это не было пустой угрозой. Не раз покушались на его жизнь. Вот вам вполне реальная версия -- Карабах, Карабахский след.
Идущая впереди машина затормозила. Мы вышли из автобуса. Сердце в грудной клетке совершило несколько учащенных ударов. Место я узнал безошибочно. Именно здесь была устроена ловушка, когда мне предстояло проверить хозкоманду. На этом месте был убит водитель дежурной машины рядовой Петухов.
Вооруженного люда в районе обстрела "Волги" Главы временной администрации было предостаточно. Я не знал чем заняться. До меня долетали разговоры специалистов-следователей, доклады команд возвратившихся с прочесывания прилегающего к дороге леса.
Поиски нападавших результатов не давали. То, что действовали профессионалы, бесспорно. Место для засады идеальное. "Волгу" обстреляли с нескольких сторон. Шансов уцелеть у сидящих в первой машине практически не оставалось. Я невольно фиксировал обрывки разговоров:
-- В живых кто-то остался? --
-- Да. Кажется водитель и солдаты во второй машине.
-- Главу сразу убили?
-- Смертельно ранили.
-- Он что-то успел сказать?
-- Ангелы ко мне.
-- Бред какой-то.
-- Может и бред, только смысл в словах есть. У Поляничко
двое внучат-близняшки. -- Я узнал голос сослуживца Главы по Афганистану и Азербайджану. -- Он их ангелами звал. Если в рисковую ситуацию попадал -- шутил: "Ангелы ко мне!"
"Время для преследования упущено", -- промелькнула мысль. -- По Афганистану я знал, насколько мобильны диверсанты.
Неужели нельзя было сразу же к месту происшествия направить группу вертолетов? С воздуха обнаружить бандитов было бы намного проще. Сейчас они, скорее всего, ушли в горы. До темноты боевики успеют скрыться. Ночью в горах искать нет смысла.
-- Даже элементарной вещи, подготовленных собак к месту нападения не прислали. Что в МВД Осетии их нет? -- Не я один видел просчеты в организации поиска убийц.
-- Это не злой умысел. В первый момент после сообщения все растерялись. -- Кто-то пытался оправдать отсутствие конкретных результатов. -- Если по горячим следам поиск безуспешен, вряд ли удастся обнаружить убийц.
Приехавшие в автобусе офицеры из следственной группы подключились к работе.
-- Тут неподалеку два населенных пункта и ферма, где летом коров содержат. Надо послать специалистов, пусть опросят людей -- может видели пришлых. -- Предложение выдвинул кто-то знающий район.
-- Опрашивали, -- отозвался высокий полковник, старший прибывший ранее группы. -- Один пожилой мужчина вечером в этих местах искал корову. В лесочке увидел группу вооруженных людей. Все в камуфляже. Деда окружили. Спросили, что здесь делает. Тронуть не тронули. Сказали: "Вали отсюда, чтобы и ноги твоей не было". Мужик напугался. Ничего путем не может сказать: ни сколько человек, ни кто по национальности. Твердит одно: "Говорили по-русски". Вооружены. Одеты в пятнистую форму. Может это те, кто сегодня засаду устроил, может другие.
Пользы от меня на месте происшествия не было. Я решил не дожидаться пока группа, с которой приехал закончит работу. Увидев, что одна из машин разворачивается на шоссе в сторону Владикавказа, направился к ней. На заднем сидении оказалось свободное место. Машина принадлежала гарнизонной прокуратуре. Меня высадили у КПП училища.
Первым кого я встретил, был начальник кафедры, передававший вчера служебные помещения.
-- Откуда? -- задал он вопрос.
-- С места происшествия.
-- Видишь как получается. Вечером с человеком разругался, а сегодня его нет в живых. Понимаю, моей особой вины за вчерашний инцидент нет, а на душе как-то муторно. Мог бы сдержаться, не грубить генералу. -- Владимир Николаевич не скрывал огорчения.
"Странное создание человек, -- подумал я, -- полковник
считал обидчика чуть ли не личным врагом, а сейчас корит словно спонсировал наемных убийц. Если бы те, кто нажимал на курок, выполнял заказ, понимали, что творят, возможно и Поляничко и Корецкий были бы живы".
***
ГЛАВА 3
***
Соглашение о мерах по комплексному решению проблемы беженцев и вынужденных переселенцев на территориях Ингушской Республики и Северо-Осетинской ССР.
Признать, что право на возвращение на первом этапе имеют граждане Ингушской республики и Северо-Осетинской ССР, имеющие в установленном порядке документально подтвержденную прописку по состоянию на 31 октября 1992 года, а также не причастные к совершению преступлений.
Решение вопросов о возвращении беженцев и вынужденных переселенцев должно осуществляться при строгом соблюдении принципа добровольности.
За Ингушскую Республику Р. Аушев
За Северо-Осетинскую ССР А. Галазов
За Республику Дагестан Б. Ахмедов
За Ставропольский край А. Кулаковский
20 марта 1993 г.
г. Кисловодск
*******
На первой конференции нового Главы Временной администрации журналистов собралось не так уж и много, зато присутствовали почти все не занятые срочными делами сотрудники. Владимиру Демьяновичу Лозовому много времени для вхождения в курс дела не требовалось, у Поляничко был заместителем. Правда занимался больше делами экономическими, вопросами финансирования, организации восстановительных работ, проблемами беженцев. Вопросы политические, были в ведении шефа.
От стратегической линии по устранению последствий конфликта намеченной предшественником, Лозовой отказываться не собирался. Правительства Северной Осетии и Ингушетии призваны совместно решать задачи по ликвидации последствий конфликта, возращению людей на прежние места проживания, созданию добрососедских отношений. Временная администрация не должна и не может выполнять чужие функции, она лишь посредник в этом сложном процессе.
Довольно резко Глава отозвался о позиции руководства обеих республик, критикующих деятельность администрации: "На меня давить бесполезно. Со мной можно только вести равный диалог".
После пресс-конференции я получил неожиданное предложение. Владимир Николаевич, мой бывший преподаватель, участник "поминок" по кафедре, придержал меня в корридоре.
-- Николай, тебе должность оперативного не надоела?
-- А что есть другие предложения? -- Я слышал, что в администрации готовится реорганизация, создаются новые отделы и группы.
-- Принято решение образовать группу переговорного процесса. Группа небольшая. Меня утвердили руководителем. Вот теперь кадры подбираю. Борис Павлович согласился, еще одного ты знаешь, Анатолий -- он в училище профотбором заведовал. Непосредственный начальник -- старший советник Главы. Его Москва назначает. Да ты его тоже знаешь -- Владимир Георгиевич.
-- А в чем мои обязанности будут заключаться? -- не хотелось покупать "кота в мешке".
-- Придешь в группу, узнаешь. По крайней мере, не будешь сутки сидеть на стуле, штаны протирать. Слышал, что Глава говорил: "Мы посредники". Будем сводить стороны для переговоров.
-- Подумать можно? -- я попробовал выторговать время на размышление.
-- Можно. Пока сигаретку выкурю, ты подумай. -- Владимир Николаевич направился в курительную комнату.
Минут через пять он вернулся.
-- Ну что?
-- А как служба оперативных? Мне же надо найти замену.
-- Это вопрос я с начальником штаба согласую. Отдежуришь, за пару дней тебе замену найдут.
Все устроилось быстрее, чем я предполагал. На другой день я попал в приказ о переводе в группу переговорного процесса. Мне не пришлось даже выходить на очередное дежурство. Свято место пусто не бывает. Нашелся офицер, желающий перейти из отдела взаимодействия с силовыми структурами в оперативные дежурные.
"Восток -- дело тонкое!" -- красноармеец Сухов под палящим солнцем пустыни озвучил, вложенную авторами знаменитого фильма фразу, ставшую крылатой. "Кавказ -- дело темное!" -- этот афоризм, родившийся в недрах нашей группы, не отличался особой оригинальностью, глубиной. Несомненно, был производным от бессмертного суховского, но в его точности приходилось убеждаться каждодневно, ежечасно, и не только нам, а всем сотрудникам временной администрации. Урегулирование конфликта принимало затяжной характер, могло продлиться месяцы, а может быть и годы.
Проблемы нарастали как снежный ком, оказывались сложнее другой: финансирование, восстановление разрушенных домов и коммуникаций, возвращение беженцев к местам прежнего проживания, обеспечение безопасности тех, кто будет жить рядом.
Но самое трудное заключалось в другом. Взаимная озлобленность, не исчерпанный счет крови, пропавших без вести, разрушенных жилищ, незаглаженные обиды и унижения мешали бывшим соседям обменяться рукопожатиями, разделить как это было до конфликта хлеб, соль. Уповать на время, надеяться, что оно сможет залечить раны, вытравить из памяти боль потерь и утрат было бы, по меньшей мере, наивным. Путь к примирению предстоял длительный, сложный и шаг навстречу соседу должны были сделать как одна, так и другая сторона. Негласный закон горских народов, без примирения кровников, покаяния виновных мир невозможен. определял направления работы администрации.
У нашей группы начались горячие денечки. Предстояло на практике реализовывать идею подключения к миротворческому процессу народной дипломатии. Следовало перенести работу по примирению в конкретные населенные пункты. Конфликт прошел по сердцам людей, по живому. Непосредственное общение бывших соседей могло стать целительным, сдвинуть воз взаимного отчуждения с мертвой точки. Только сведя вначале представителей сельчан, затем соседей, можно было добиться понимания, осетин и ингуш не такие враги друг другу, какими кажутся на расстоянии.
Идею создания в населенных пунктах, где до конфликта совместно проживали осетины и ингуши, специальных комиссий подбросил старший советник -- Владимир Георгиевич.
До этого проблемы вынужденных переселенцев рассматривала смешанная комиссия. Возглавлял ее Глава Временной администрации. Сопредседатели -- чиновники высокого ранга Правительства Ингушетии и Осетии. Комиссия решала глобальные вопросы. До конкретного человека не доходила.
Вопрос создания комиссий непосредственно в населенных пунктах, наша группа обсуждала бурно.
-- Кто может дать оценку, причастен или не причастен конкретный человек из определенного населенного пункта к ноябрьским событиям 1992 года? -- Владимир Георгиевич мельком глянул на лист бумаги, лежащий перед ним.
Вопрос ставился слишком расплывчато, обще. Реакция последовала в форме язвительных реплик:
-- Господь Бог!
-- Генеральный прокурор, следователь!
-- А разве были люди не причастные к этим событиям? -- Борис Павлович выразил общее мнение.
-- Сдаюсь, вопрос сформулирован неточно. Как выяснить причастен или не причастен житель данного селения к убийствам, захвату заложников, грабежу, поджогам, другим уголовным преступлениям? -- Владимир Георгиевич исправил ошибку.
-- Речь идет только об ингушах или же и об осетинах? -- уточнил сидящий за крайним столом руководитель группы, Владимир Николаевич.
-- Возвращение предстоит ингушам, значит речь будем вести только о них, -- конкретизировал шеф.
-- В оперативно-следственной группе МВД есть списки тех, на кого возбуждены уголовные дела по участию в вооруженном конфликте. Если Глава распорядится списки нам представят, -- подал голос Анатолий. Он участвовал в работе смешанной комиссии в качестве секретаря, и больше остальных был осведомлен о проблемах, связанных с возвращением беженцев.
-- Списки нужны. Но вряд ли они отражают всю картину. Уголовные дела заводятся, как правило, по чьим-то заявлениям. Не думаю, чтобы заявлений оказалось много. Часть пострадавших решает свои проблемы не выходя на официальный уровень, -- Владимир Георгиевич провоцировал нас, предлагал "пошевелить извилинами".
Сами жители сел в большинстве случаев, потерпевшие отлично знают обидчика. -- Я включился в мозговой штурм позже других.
-- А будет ли обиженный объективен? И потом, что, обходить каждый населенный пункт подворно, чтобы выяснить отношение к решившему вернуться на родную землю ингушу? Это слишком сложно! -- Моя идея не была отвергнута, но и не была принята безоговорочно.
-- Значит ставку надо делать на наиболее авторитетных людях, избранных односельчанами, знающих обстановку, защищающих общие интересы -- предложил Владимир Николаевич.
-- Так-то оно так. Но любой суд представляют как обвинение, так и защита. У нас выходит -- виновен или нет ингуш, пожелавший вернуться в поселок, определять будет одна сторона -- осетинская. -- Борис Павлович высказал верную с правовой точки зрения мысль.
Мозговой штурм продолжался около часа. Решили, что в каждом населенном пункте, куда предстояло вернуться ингушам следует создать "согласительные комиссии".
Определив принципиальные вопросы создания согласительных комиссий, здесь же, на совещании, набросали рекомендации по их созданию. Состав небольшой -- пять-семь человек с каждой стороны. Проблем с выбором конкретных представителей от осетинской стороны не предвиделось. Их смогут определить на совместном заседании администрации населенного пункта и представителей общественности. Форма не имела значения -- сход, собрание, совет старейших. Все будет зависеть от конкретной обстановки в селении, пожеланий сельчан.
-- Вот с гражданами Осетии ингушской национальности решить вопрос выдвижения нескольких авторитетных человек будет куда сложнее. Попробуй собери жителей конкретного населенного пункта, если они нашли приют по всей Ингушетии: кто у родственников, кто у знакомых, кто во временных лагерях для беженцев.
В конце концов справиться с этой задачей можно будет с помощью официальных органов Ингушской Республики.
Задачу группе переговорного процесса мы определили по максимуму: согласование графика встреч, их непосредственная организация, проезд и охрана делегаций, оформление официальных документов по итогам совместных заседаний. Главное, что должны были сделать сами комиссии, определить причастен или нет тот или иной односельчанин к кровавым событиям, преступлениям, совершенным в период конфликта и после него, выработать и осуществить процедуру примирения. И хотя, решения комиссии как предполагалось будут носить рекомендательный характер -- это был бы существенный шаг к примирению.
Сам факт, что удастся свести, превратившихся во врагов соседей, предоставить им возможность посмотреть друг другу в глаза, высказать взаимные претензии, накипевшую обиду, добиться, чтобы они выслушали друг друга, а по возможности и разделили хлеб-соль, означало бы движение вперед -- шаг из тупика межнационального раздора.
К первому заседанию согласительной комиссии не самого крупного селения, мы готовились с особой тщательностью. Владимир Георгиевич несколько раз отправлялся в кабинет
Главы администрации. Тот решил провести встречу лично, проверить жизненность идеи "согласительных комиссий" в деле.
Мы представили Главе несколько вариантов планируемого мероприятия. Расписали не только официальную часть, но и порядок доставки делегаций, меры по обеспечению безопасности.
Проводить встречу решили на территории администрации.
Вариант приезда ингушской делегации в родное село отвергли сразу. Исключить негостеприимную встречу осетинской стороной бывших соседей и даже провокации, значит совершенно не понимать обстановку. Конечно, мы не были застрахованы от того, что на нейтральной территории у кого-то из членов делегаций не выдержат нервы, эмоции пересилят доводы разума и он бросится с кулаками на обидчика. Ну а если есть такие, кто не отказался от идеи кровной мести, и припрятал оружие? Разве можно исключить подобный вариант поведения людей, потерявших во время конфликта близких. А что в составе делегаций были утратившие близких секретом не являлось. У старика ингуша, входившего в состав делегации, убиты зять и сын. У возглавлявшего осетинскую группу погиб брат, сын пропал без вести. Чтобы не допустить провокаций можно было бы провести досмотр, обыскать прибывших на встречу. Но хорошо бы выглядела администрация. Пригласили в гости, а карманы обшариваем. Такой шаг иначе как оскорбление не назовешь.
По рабочему сценарию планировали завершить встречу в первой половине дня, в процессе заседания сделать короткий перерыв, угостить участников совещания чаем или кофе.
Владимир Демьяныч внес коррективы. Заседание не форсировать для участников приготовить обед. Не забыли об угощении.
Резон был. На Кавказе разделить с человеком хлеб-соль многое означает. С кровником за общий стол не сядет никто. Если бывшие соседи снова встретятся за столом, да еще поднимут рюми, поддержав общий тост, косвенно подтвердят -- я не вижу в тебе врага.
В Назрань за ингушской делегацией отправился Борис Павлович. Везти представителей решили в автобусе, принадлежащем Временной администрации. На места, расположенные у окон разместили вооруженных автоматами солдат. Делегаты окажутся прикрытыми, будут сидеть ближе к проходу. Два бронетранспортера обеспечивают защиту автобуса спереди и сзади.
Маленькую колонну возглавляет "Уазик". Там место старшего колонны и трех автоматчиков охраны. Соответствующее предписание подтвердит полномочия и право беспрепятственного продвижения по территории Ингушетии и Осетии. Осетинскую делегацию к назначенному часу должны были подвезти без нашего участия.
Не знаю как проходят встречи делегаций на высшем уровне, участвовать не доводилось, а вот встречу односельчан мы постарались обставить по всем правилам. Расставили буквой "П" полированные столы. На столе, в основании, где должен сидеть и дирижировать ходом встречи Глава администрации и его советник, поместили в специальной подставке маленький трехцветный полосатый Российский флажок.
Отыскали несколько одинаковых настольных часов, расставили их так, чтобы все участники ориентировались по времени. На каждом рабочем месте положили несколько стандартных листов бумаги и остро отточенные карандаши. Расставили, на всякий случай, пепельницы, а для желающих утолить жажду бутылкм с минеральной воды. Чуть в сторонке поставили стол для ведущего протокол встречи. Эту обязанность взвалили на меня. Понятное дело -- младший по возрасту и званию. Борису Павловичу и Анатолию предстояло также внимательно слушать выступающих, а затем сформулировать нечто похожее на совместное решение. "Шапку" с призывом к быстрейшему решению проблемы возвращения беженцев и примирению сторон заготовили загодя.
Ингушская делегация прибыла вовремя. Я встречал приехавших на контрольно-пропускном пункте.
-- Как доехали? -- спросил я у Бориса Павловича, шедшего впереди.
-- Все путем. -- Ему некогда было вдаваться в подробности. Глава хотел встретиться с прибывшими до начала совещания.
Представители осетинской стороны запаздывали. Владимир Николаевич, руководитель группы, ежеминутно поглядывал на часы.
-- Надо было за осетинской делегацией самим ехать в селенье. Сто раз говорил, никто не послушал. Администрация Пригородного района явку обеспечит! Обеспечить они обеспечат, вот только когда? Тогда, когда ингушам надоест ждать и они домой запросятся.
-- Да не переживай ты так. Дежурному сообщили, что делегация давно выехала, -- попытался успокоить коллегу Анатолий.
-- Куда же они могли подеваться?
-- А то ты не знаешь. На сто процентов сельчан инструктируют как вести на встрече, -- усмехнулся Анатолий. -- Причем делается это на нескольких уровнях, от районной администрации до самых верхов.
Наконец с КПП сообщили -- осетинская делегация прибыла! Пока мы с Анатолием определяли гостям место для раздевания, Владимир Николаевич доложил Главе, что все в сборе.
Сняв куртки, пальто вновь приехавшие вышли в большой корридор перекурить. Появление ингушской группы сельчан встретили настороженно. Так обычно, реагируют на встречу с малознакомым человеком, о котором идет дурная слава.
-- Вон твой сосед, -- услышал я чей-то приглушенный голос,
-- а говорили, что его нет в живых.
-- Да и твой цел, невредим.
-- Может подойдем, поздороваемся? -- высказал предложение первый.
-- Я с ними обниматься не намерен, думаю и у тебя нет для этого повода, -- последовал резкий ответ.
Завидев соседей, ингушская делегация остановилась. Приветствий в адрес односельчан не было.
Обстановку разрядил Владимир Георгиевич.
-- Ну что, не будем терять драгоценное время. Пройдем в зал для совещания. -- Заметив, что осетинская группа значительно больше семи человек, определенных положением, предупредил, -- проходят только избранные сельчанами в состав согласительных комиссий и члены смешанной комиссии. Остальным придется подождать в соседней комнате.
Осетинская делегация отреагировала на предупреждение незамедлительно.
-- Или во встрече участвуют все приехавшие, или мы отказываемся от переговоров.
Ситуация становилась патовой. Ингушская сторона вряд ли согласится с присутствием на встрече большего числа делегатов противоположной стороны. Вопрос количественного состава и персональных участников был оговорен заранее, имел принципиальное значение. Пойти на уступку, означало показать слабость, растерянность представителей Временной администрации. А слабым можно манипулировать, диктовать свои условия.
-- Будем считать, что первая встреча сорвана по вине осетинской стороны, -- Владимир Георгиевич чуточку повысил голос. -- Ингушскую делегацию прошу пройти в зал. Глава продолжит беседу с вами, выслушает жалобы, предложения.
Осетин такая постановка вопроса несколько озадачила. Уйдешь -- припишут нежелание участвовать в переговорах. Останешься -- сочтут поддался нажиму. Сельчане и представители районного и вышестоящего руководства осетинской стороны устроили довольно бурное совещание.
-- Почему не проходите в зал? -- я стоял у двери и то едва расслышал вопрос Главы Временной администрации, появившегося в коридоре. Остальные услышали обращение только после повтора.
-- Ваши сотрудники считают, что в совещании должны участвовать только сельчане, -- объяснил заминку кто-то из группы. -- Мы с такой постановкой вопроса не согласны.
Глава остановился перед дверью. Кажется он был в затруднительном положении, не мог принять решение:
-- Владимир Георгиевич, что происходит?
-- Согласно договоренности, встречи сельчан проходят за закрытыми дверями. Могут участвовать представители смешанной комиссии, решающие вопросы беженцев на более высоком уровне, -- Владимир Георгиевич не сомневался в правильности данной позиции. -- Односельчане должны без давления со стороны решать свои проблемы.
-- На них никто и не собирается давить, -- подал голос
кто-то из прибывших вместе с осетинскими делегатами, и настроившийся на личное участие во встрече.
-- Так в чем же тогда дело?-- Глава поддержал позицию сотрудников, -- дадим односельчанам поговорить с глазу на глаз. А с остальными товарищами я встречусь после совещания.
Не дожидаясь принятия решения осетинской стороной Владимир Демьянович шагнул в зал совещаний, расположился за столом.
"Интересно, как он отреагирует, если осетинская делегация заартачится, -- подумал я. -- Будет нас обвинять, что плохо подготовили встречу или не станет искать "козла отпущения"?
-- Пошли мужики, -- седобородый осетин, старший из односельчан, не дожидаясь подсказки со стороны начальства, направился к полуоткрытой двери. -- Упасть в пропасть легко, трудно из нее выбраться. Если хотим мира, спокойствия на нашей земле иного пути, чем примирение нет.
Пропустив членов делегации, я занял рабочее место за столом секретаря.
Лозовой перед началом совещания потребовал, чтобы ему подготовили тезисы вступительного слова, но придерживаться написанного на бумаге не стал. Тезисы у меня имелись. Я не знал следует ли вести запись вступления, или протоколировать только выступления сельчан. Решил подстраховаться, оставить истории полный протокол.
-- Зону осетино-ингушского конфликта я бы назвал не горячей точкой, а "болезненной". -- Лозовой начал вступление нестандартно. -- Сегодня здесь решаются судьбы не только отдельных людей, но и региона, всей России. Не может Россия развиваться нормально, если такой регион охвачен противоречиями. В костер межнационального конфликта Россия вынуждена бросать громадные финансовые, материальные средства. Каждые два-три месяца производится смена войск, людей. Все это происходит за счет российского налогового плательщика. -- Глава сделал паузу. Мне приходилось туговато в роли писца. Навыками стенографии я не обладал. -- Не могу понять, как в такой ситуации нормальный человек, будь то осетин, будь то ингуш не может испытывать угрызений совести, не вернуться как можно быстрее к миру и созиданию. -- Вопрос адресовывался членам делегаций. -- С другой стороны, мне больно наблюдать сотни и тысячи искалеченных судеб. А что будет с вашими детьми, которые растут в атмосфере культа силы и ненависти? Кем они станут завтра?
На Кавказе не принято перебивать говорящего, но члены осетинской делегации не смогли сдержаться.
-- Не мы первыми начали войну, не с нас спрос.
-- Пока ингуши не откажутся от территориальных претензий говорить не о чем.
-- Хороший сосед дороже близких родственников, плохой -- страшнее кровного врага.
-- Ингушей никто не выгонял, сами бежали из селения накануне агрессии.
-- С предателями и убийцами вместе жить не будем. Если змея проникнет в жилище, жди укуса. Не уничтожишь -- ужалит.
Я снова оказался в затруднительном положении. Фиксировать реплики, или в этом нет нужды?
Брошенные в запале фразы сразу же прояснили позицию осетинской стороны.
-- Утверждения о невозможности совместного проживания осетин и ингушей мне уже доводилось выслушивать, -- Владимир Демьянович приподнялся со стула. Они не новы. Его выдвигают те, кто хотел бы на годы растянуть процесс урегулирования конфликта.
-- А вы хотите решить все проблемы одним махом? -- незамедлительно последовал вопрос с осетинской стороны.
-- Если бы я был популистом, я бы посадил на
бронетраспортеры беженцев, перевез их в природный район,
доложил Президенту России, что задача выполнена!
Мне не доводилось видеть Главу столь несдержанным. Он даже
голос повысил, словно говорил не в маленьком зале, а
обращался к толпе.
-- Но я пониманию, таким образом конфликт не разрешить.
Уйдут войска, вновь начнется кровавая баня. Слишком серьезны последствия конфликта. Без примирения двух сторон окончательно погасить конфликт невозможно.
-- Для примирения необходимо время. Люди жили в условиях войны. Без покаяния виновных разговор о возвращении ингушей не имеет смысла, -- последовала очередная реплика со стороны осетин. -- пусть вначале ингуши принесут свои извинения.
-- Неужели мы на таком низком уровне правовой грамотности!
-- Лозовой по-видимому забыл о том, что перед ним сельчане, далекие от проблем права. -- У всех россиян на территории России одинаковые права! Право каждого человека самому определять где и как жить. Разве можно лишать людей возможности жить там, где они жили? Конечно, речь не идет о тех, кто участвовал в убийствах и грабежах. Мы говорим только о людях, не участвовавших в преступлениях.
Кажется, Лозовому надоело выступать в роли отвечающего на реплики.
-- Владимир Георгиевич, -- обратился Глава к сидящему рядом советнику, -- доведите наше видение проблемы возвращения вынужденных переселенцев.
"Опять импровизация", -- зафиксировал я новое отступление от сценария.
В предложенном Главе плане встречи советник должен был участвовать в общем разговоре и только, его самостоятельное выступление не предполагалось. Впрочем, Владимир Георгиевич по проблеме возвращения беженцев, смог бы доложить даже если разбудили ночью. Говорил он минут десять. На удивление его ни разу не перебили. В конце выступления советник напомнил какую надежду возлагают на присутствующих: оговорить условия возвращения переселенцев ингушской национальности, определить непричастность к преступлениям в период конфликта конкретных лиц, разработать процедуру примирения односельчан разной национальности.
Я посмотрел на часы. Прошло больше получаса встречи, а члены ингушской делегации до сих пор выступали в роли молчаливых статистов. Высокий худощавый мужчина несколько раз порывался высказать наболевшее, но встретив осуждающий взгляд старшего, не осмеливался ввязываться в полемику. Ингуши словно подслушали мои мысли.
-- Владимир Демьянович, претензии наших соседей ясны, хотелось бы что бы и нас выслушали, -- член ингушской делегации, мужчина лет пятидесяти, по внешнему виду, манере держаться которого можно было определить, что в отличии от земляков, хлеб насущный он зарабатывал не в поле, и не выращивал скотину, поднял руку, прося слова.
-- Пожалуйста. Нам хотелось бы услышать мнение одной и
другой стороны по вопросу возвращения, обсудить ваши проблемы, выслушать предложения. -- Глава дал добро на выступление.
-- О том, в каком положении находятся ингуши-беженцы из Осетии, думаю, вы знаете. -- Мужчина обращался непосредственно к Лозовому. -- Почти все семьи оказались разлученными. Часть живет у родственников, часть живет в Назрани, в городках беженцев. Руководство Ингушетии делает все, чтобы обустроить городки, обеспечить беженцев необходимым. Но это требует огромных средств, их не хватает. Люди оказались без работы, без денег. У многих копейки нет ни на продукты, ни на лекарства. Все имущество, сбережения остались дома, в Осетии.
-- А кто в этом виноват? Вам что плохо жилось в поселке?
Ведь ты Бисултан, не последним человеком был, как сыр в масле катался. Да и твои земляки жили не хуже нас, а многие и лучше: завсклад -- ингуш, завмаг -- ингуш, завфермой -- ингуш. Что вам не хватало? -- обладатель густой седой шевелюры, сидящий напротив Бисултана, не жалел голосовых связок. -- Ни один кувд без вас не обходился, на праздниках всегда были почетными гостями.
-- А ты считаешь, нормальным, что люди не могли поселиться
на земле предков на законных основаниях? -- Бисултан не удержался, ввязался в полемику. -- Ведь как было. Задолго до конфликта во Владикавказе и Пригородном районе прописка ингушей запрещалась. А люди ведь жили. Женились, рожали детей, давали место родственникам. Что выходило? У человека есть дом или квартира, достаточно по всем нормам места, а он не может прописать близких родственников. А как без прописки жить? -- говорящий адресовал вопрос Главе. -- Работу не найдешь, с медицинским обеспечением проблемы. Детей на учебу не берут. Зато за деньги кого хочешь прописать можно было.
-- Что-то я не слышал, чтобы в нашем селе кто-то жаловался, что имея законные основания, прописаться не мог. Так вам мало. Ингуши все дома в селении готовы были скупить.
Доходило до того, что правдами и неправдами пытались осетин и русских выжить. Скажешь не было такого? -- возмутился еще один член осетинской делегации.
-- Я о таких фактах не знаю, -- оборвал его Бисултан.
-- А о том, сколько в первый день войны было взято в заложники осетин, живущих в селении, сколько домов разграблено, скота, техники угнано, то же не знаешь? -- теперь вопрос задал старший осетинской делегации.
-- Я могу поклясться, что ни один из ингушей, проживающих в селе, в грабежах, разбое не участвовал, --отвечал ни Бисултан, а старейший из ингушей Хаджи-Ахмед.
-- В своем селении может и не участвовали, а в других? -- седобородый осетин обратился к своему ровеснику. -- Вы столько лет жили с нами по соседству, некоторые даже семьями породнились, хлеб-соль за нашим столом ели и так поступить. Ведь знали о подготовке вооруженного нападения, знали, когда оно будет, некоторые свои семьи повывозили, а соседям, знакомым ни слова не сказали, не предупредили об опасности!
-- Башню нельзя построить в тайне от соседей, выдаст
верхушка. Не все знали о готовящихся событиях, не все их одобряли, и в Назрань не все семьи выехали. Я и мои родные поначалу оставались, зато потом пожалели. Все мужчины в заложниках оказались, -- глухо произнес Хаджи-Ахмед, глядя повыше голов сидящих напротив односельчан.
-- От конфликта мы пострадали больше вашего. Ни один осетинский дом не был ни взорван, ни подожжен. А что с нашими домами? На целой улице одни развалины, да обгорелые стены, -- наконец получил возможность высказаться худощавый ингуш.
-- Ни одного дома говоришь не разрушили? По твоему, у Гусовых, Дзагоевых, Козаевых дома сами по себе сгорели? -- последовало возражение другой стороны.
Словесная перепалка ни к чему хорошему привести не могла. Лозовой решил разрядить обстановку.
-- Товарищи, сделаем короткий перерыв. Я думаю хозяева, -- повернулся в сторону Владимира Николаевича, -- предложат нам чай, кофе.
По регламенту, процесс чаепития у нас был запланирован, но чуть позже. Электрический самовар с расписными боками и видавший виды электрический чайник, перешедший в группу по наследству от кафедры, булькали кипятком в комнате переговорного процесса. Разлить заварку и приготовить растворимый кофе было минутным делом. Две женщины -- секретарша Владимира Демьяновича и ее подруга, работающая в машинописном бюро выполняли роль хозяек.
-- Чай? Кофе? -- Борис Павлович опрашивал каждого из присутствующих, Впрочем это можно было бы и не делать. Члены ингушской делегации единогласно выбрали чай, осетинский -- остановили выбор на кофе.
Чаепитие не заняло много времени. Я попытался расшифровать свои каракули. Владимир Георгиевич напару с Владимиром Николаевичем попытались внести кое-какие коррективы в проект документа по итогам встречи.
-- Вряд ли дело дойдет до голосования, -- высказал сомнение Анатолий, присоединившийся к ним.
-- Попытка не пытка. Предложим в конце встречи. Решение нейтральное, должно устроить обе стороны. -- Владимир Георгиевич был настроен более оптимистично.
Прав оказался Анатолий. После чаепития осетинская делегация попросила тайм-аут на перекур. В коридоре произошло слияние с той частью группы, которая не участвовала во встрече. Перекур затягивался. Наконец участники встречи расселись по местам. Осетинская делегация взяла инициативу.
-- Владимир Демьянович, мы хотели бы довести свое решение,
-- обратился старший осетинской группы. Не дожидаясь разрешения, он развернул листок бумаги. Читал старательно, словно выступающий на ответственном собрании рядовой участник, озвучивающий подготовленное ему кем-то из аппаратных работников, выступление. -- Осетинская сторона считает, что процесс возвращения ингушей -- жителей Северной Осетии в места прежнего проживания, а также проведение заседаний согласительных комиссий невозможно без выполнения следующих условий: -- мужчина откашлялся и также старательно перечислил условия: -- отказ ингушской стороны
от территориальных притязаний к Северной Осетии, официальное признание Пригородного района неотъемлемой составной частью республики, политическая и правовая оценки событий октября-ноября 1992 года; наказание виновников развязавших конфликт и совершивших преступления в ходе конфликта; принесение жителями ингушской национальности извинений односельчанам на сходах, собраниях.
Зачитав текст, старший протянул листок Лозовому.
-- Вот тебе бабушка и Юрьев день, -- повернувшись ко мне, прошептал Анатолий. -- не думаю, чтобы такие требования сельчане сформулировали самостоятельно.
-- Без подсказки сверху тут не обошлось, -- согласился я.
Глава администрации пробежал глазами текст. Было такое впечатление, что он хочет заучить тезисы наизусть.
-- Ваши требования понятны, но большинство из них никак не связаны с процессом возвращения вынужденных переселенцев. -- Лозовой старался казаться спокойным. -- Вы требуете политической и правовой оценки конфликта, но при чем здесь возвращение ваших односельчан? Как связано возвращение и выявление организаторов конфликта? Ингушская сторона на всех официальных уровнях также требует оценки конфликта. Поймите оценка не может быть в пользу одной или другой стороны! Есть многочисленные факторы, которые подтверждают, что ответственность за конфликт несут обе стороны.
Политическую оценку могут дать только высшие органы государственной власти. -- поддержал шефа Владимир Георгиевич. -- Правовая оценка, определение организаторов -- это поле деятельности Генеральной прокуратуры. Возглавляющий Генеральную прокуратуру Степанков свернул эту работу. О подлинных причинах, почему это произошло -- я не могу ничего сказать. -- Глава с высоты своего поста мог критиковать московских чиновников. -- Была бы своевременно дана политическая и правовая оценка конфликта, процесс ликвидации последствий столкновения шел бы проще, эффективнее. Никто не мог бы спекулировать на отсутствии оценки. Но ответьте мне, причем судьба ваших односельчан и отсутствие правовой и политической оценки конфликта?
-- Наша позиция неизменна. Пока перечисленные условия не будут выполнены, говорить не о чем, -- стоял на своем старший осетинской делегации.
-- У нас есть своя позиция, -- вновь поднял руку Бисултан. Кажется он являлся неформальным лидером ингушской делегации. -- На наш взгляд выдвижение предварительных условий для возвращения людей в свои дома не что иное, как попытка сорвать этот процесс. Это явное нежелание выполнять Указы Президента России, постановления Российского правительства. Что касается акций примирения, мы не против, но они не должны унижать людей. Горец не будет на коленях просить прощения. Процесс примирения можно организовывать лишь тогда, когда жители вернутся в свои дома, наладят нормальную жизнь.
-- Владимир Демьянович, может предложим присутствующим обсудить документ по итогам встречи? -- советник пододвинул Главе полторы странички печатного текста.
Проект не был принят даже за основу. Осетинская сторона предложила включить в документ, выдвинутые ею предварительные условия, ингушская свои контр-аргументы.
Продолжать встречу не имело смысла. Владимир Георгиевич шепнул Главе несколько слов, тот кивнул головой.
-- Узнай в столовой сможем ли мы прямо сейчас покормить делегатов. -- Просьба адресовалась мне, так как надобность в ведении протокола отпала.
В столовой все было готово к приему гостей. Предложение
Главы администрации пройти в столовую особого энтузиазма не вызвало. Произошла заминка. Кажется ни ингуши, ни осетины психологически не были готовы сесть за общий стол.
Глава вновь повторил предложение. Ситуацию разрядил Владимир Николаевич. Подхватив под руку седобородого -- старшего в осетинской группе, он увлек его в сторону столовой. Сопротивляться и вырываться старшему было не к лицу. Тот принял разумное решение, переведя все на шутку, громко произнес:
-- Собака, которая постоянно лает, стадо не сбережет. Где, как не за обеденным столом поговорить спокойно.
-- А сто грамм за вредность наливать будут? -- раздался вопрос из осетинской группы.
-- И сто, а кто захочет и двести нальем, чтобы снять стресс. -- пообещал Владимир Николаевич.
Осетины последовали за старшим, а вот ингушская группа оставалась на месте.
Борис Павлович решил повторить прием, правда под руку он взял не Хаджи-Ахмеда, а худощавого мужчину, самого младшего члена ингушской делегации. Тот вопросительно посмотрел на старейшего.
-- Можно вас на два слова? -- Бисултан отвел меня от общей группы. Вы знаете какой сейчас месяц по лунному календарю?
-- Нет.
-- Девятый месяц мусульманского лунного календаря -- "рамазан". В этот месяц был ниспослан людям Коран.
-- Рамазан! -- теперь я догадался чем был вызван вопрос. -- В исламе на этот месяц приходится главный пост -- ураза.
-- Вот именно. Мусульманин должен воздерживаться от пищи, питья, курения, игр, зрелищ в течение дня до наступления темноты. Это обязательно для всех верующих, кроме больных, путешествующих. Есть некоторые послабления в соблюдении уразы, наши может быть и приняли бы участие в совместном обеде, но только без старейшего -- Хаджи-Ахмеда.
-- Как так, без старейшего? -- не удержался я от вопроса.
-- Он строго выполняет все предписания Корана, а кроме того среди беженцев выполняет функцию муллы. В обеде участия он не примет.
-- Так как же быть? -- я попросил совета, в душе не надеясь, что можно найти копромиссное решение данной ситуации.
-- Пусть Глава администрации попросит Хаджи-Ахмеда разрешить остальным членам делегации принять участие в обеде. Тем самым покажет что знает наши обычаи, религиозные нормы, окажет уважение старейшему.
Владимир Демьянович моментально уяснил в чем суть проблемы. Какие доводы он привел, не знаю, но Хаджи-Ахмед дал добро. Ингушская делегация последовала за Главой в столовую, а я проводил старейшего в комнату переговорного процесса. На несколько минут к нам заскочил Анатолий. Из металлического оружейного шкафа, выполняющего роль сейфа для документов и кроме всего прочего, и хранилища неприкосновенного запаса, он извлек несколько бутылок водки, закупленных на представительские деньги, предназначенных для особых случаев. Проходя мимо Анатолий подмигнул, изобразил жест понятный всем любителям спиртного.
Хаджи-Ахмед сидел на стуле, не выпуская из рук отполированную самодельную палку, на которую до этого опирался при ходьбе.
От предложенной минеральной воды отказался. Не стал пить и свежезаваренный чай. Как хозяин я был обязан как-то развлекать гостя, но не знал о чем заговорить: о погоде -- банально, о делах житейских вроде бы на встрече наговорились. Да, кажется, и Хаджи-Ахмед не был расположен к разговорам. Оперевшись на палку он то ли задремал, то ли задумался о чем-то своем. Минут десять мы просидели молча.
-- С тобой можно поговорить по одному вопросу? -- старик заговорил не подняв головы. От неожиданности я даже вздрогнул.
-- Конечно.
-- Смерть не считается со стариками в роду, приходит -- без вызова. Во время конфликта у меня сын и зять погибли. У дочери и снохи по нескольку детей на руках осталось. Детей растить, одевать, кормить надо. Родственники помогают, но у них своих проблем и забот хватает. До событий я неплохо жил, дети так же. У меня "Волга" была; сын на новых "Жигулях" ездил. Прежде чем из селения уйти, сын и зять машины в лес угнали. Не мы одни так поступили, соседи то же. В лесу больше десятка машин спрятано. Нам сейчас в те места не попасть. -- Хаджи-Ахмед вздохнул, поднял голову, посмотрел мне в глаза. -- Ты не смог бы проехать, посмотреть целы машины, или их уже давно раскурочили. Если целы, мы подумали бы как их перегнать. Если бы машины удалось продать, наши семьи на некоторое время были бы обеспечены.
Я не знал, что ответить. Ввязываться в авантюру не было никакого резона. Не мой это хлеб. По идее старик должен был обратиться со своей проблемой к правоохранительным органам, если не доверял Северо-Осетинским, то к приданным администрации. Они могли оказать конкретную помощь. Мне кроме головной боли поездка ничего не предвещала.
-- Ты не сомневайся, мы отблагодарим. -- Хаджи-Ахмед по своему оценил затянувшееся молчание.
-- Дело не в благодарности. Мне сложно будет выехать на место, затем связаться с вами. Не разумнее ли обратиться к сотрудникам оперативно-следственной группы МВД России? Им разобраться с вашим делом гораздо проще. Отыщут машины, помогут вернуть их законным владельцам.
-- Эх, сынок, ты видел, что с нашими домами стало? Куда имущество делось? У меня двенадцать внуков в Назрани, а взрослых мужчин в семье нет. Силы уже не те. Я понимаю, что наши заботы других не волнуют, помощи ждать неоткуда, кроме как от Аллаха.
***
ГЛАВА 4
***
Декларация о государственном суверенитете Ингушской Республики.
...
Статья I. Ингушская республика есть демократическое правовое светское государство, входящее в состав Российской Федерации на основе Федеративного договора и осуществляющее на своей территории всю полноту государственной власти. Сфера деятельности РФ начинается там, где кончаются возможности Ингушской Республики.
...
Статья 8. Полная политическая и территориальная реабилитация ингушского народа -- важнейшая задача государства. Территориальные споры Ингушской Республики с другими субъектами Российской Федерации решаются политическими средствами.
Принято общенациональным съездом народа Ингушетии.
15 мая 1993 г.
г. Назрань.
********
Вечер я провел в гараже. Гараж арендовал у бывшего сослуживца вышедшего в запас. Он являлся владельцем еще одного капитального кирпичного строения с подвалом, расположенного ближе к дому, этот хотел было продать, но потом решил, что деньги дело ненадежное, а недвижимость -- лучшее вложение капитала. Я оплачивал взнос в кооператив, по счетчику за свет, небольшую сумму штатным сторожам. Плата за пользование была своеобразной, от денег мой сослуживец наотрез отказался. Один раз в месяц вечером, прямо в гараже, я организовывал нечто вроде товарищеского ужина. Брал две бутылки водки, несколько банок консервов, пару буханок хлеба. Петрович, хозяин гаража, приглашал соседей по боксам, приятелей-отставников. В дополнение к моим консервам они приносили из погребов овощные закатки -- помидорчики, огурчики, маринованные баклажаны, всевозможные салаты. Прямо перед гаражом разжигали паяльную лампу, на треноге устанавливали большую толстостенную кастрюлю, направляли огонь под днище, из части консервов, картофеля и других овощей сооружали что-то вроде овощного рагу. Пока варево кипело время даром не теряли, расписывали партию в "Кинга" -- игры близкой к преферансу, однако не требующей от игроков повышенной собранности и внимания. Ставки делали небольшие -- чисто символические, чтобы они немного сдерживали играющих от авантюризма, не лишали игры азарта. Последние наши посиделки сорвались по моей вине, я не смог выкроить время. Деды меня простили. Больше того, вместо традиционного овощного рагу сварили полное ведро раков. Их привез одному из друзей Петровича племянник из Ростова. Пришлось мне, как самому молодому бежать с трехлитровым баллоном за разливным пивом, благо пивной ларек располагался неподалеку от гаражей.
Раки, сваренные с большим количеством укропа источали аппетитный аромат. Я ел мясо из шеек и клешней. Петрович прихлебывал пивком, оставляя только жесткий панцирь да отходы, которые не смогла бы разжевать даже собачка, вертящаяся у гаражей.
Игра на этот раз не задалась. Мои деды то и дело сбивались на обсуждение проблем, связанных с конфликтом. Оппонентом Петровичу выступал его друг, после увольнения устроившийся на работу в систему гражданской обороны Осетии. -- Евгений Иванович.
Петрович выбрал четкую позицию. В горах знают цену дружбы и предательства. Тем, кто проживал в Осетии жилось не хуже, чем осетинам.
Пусть теперь попробуют хорошей жизни в Ингушетии. Получили то, что заслужили. Те, кто с оружием в руках выступил против Осетии, проживая за ее пределами иначе как агрессорами не назовешь. Их надо выявлять и в тюрьму.
-- Нет, до чего дойти можно, -- возмущался Петрович. -- Требовать, чтобы часть Владикавказа была передана под столицу Ингушетии. С какой стати?
-- Ты же сам знаешь, что во Владикавказе когда-то
размещались административные органы Ингушетии, -- приятеля забавляла горячность Петровича, возражал он скорее ради спортивного интереса.
Монголы в XIII веке своих баскаков по всей Руси имели. Что же, прикажешь, часть Москвы татарам, да монголам отдать? -- Петрович не улавливал подначки. -- Вот, если бы Ингуши на пол Грозного претендовали, это можно было бы понять. Как-никак столько лет в одну республику с общей столицей входили, к тому же ингуши и чеченцы представители одного -- вайнахского народа.
-- Причем здесь сборщики налогов монгольских ханов и право ингушей на земли, принадлежащие их предкам? -- не сдавался Евгений Иванович.
-- Да притом, что территориальный спор бессмыслен. Это все равно, что выяснять что вперед появилось, яйцо или курица, -- горячился Петрович.
-- Не понял, -- Евгений Иванович изобразил на лице недоумение.
-- А что тут понимать. На спорной земле осетинские и ингушские поселения по соседству размещались. Четких границ не было, иногда смешанно жили. Говорить об исключительном праве или ингушей или осетин на территорию только потому, что это родина предков -- глупо.
-- А разве незаконно требование ингушей вернуть земли, с которых их выслали по приказу Сталина? Это же справедливо. -- Евгений Иванович не собирался уступать.
-- О том, что выселение, чистой воды беззаконие -- никто не спорит. Отвечать только за это беззаконие некому. Земли Осетия силой не отторгала, включить их в состав Ингушетии без согласия осетин, невозможно. А они на пересмотр границ республики никогда не пойдут.
-- Так что же проблема не разрешима? -- не унимался Евгений Иванович.
-- Нет безвыходных ситуаций. Мозги только надо иметь, когда приходится такие проблемы решать, да помнить не только об интересах сторон, но и про Россию не забывать.
-- И в чем же интерес России? -- Евгений Иванович постепенно начинал заводиться.
-- А  ты что, маленький, сам не понимаешь.
-- Не такой умный, как некоторые, -- довольно грубо
парировал представитель гражданской обороны.
-- Интерес в том, чтобы не получить границу России по
Тереку.
-- Петрович оседлал любимого конька. Его теорию об угрозе утери Россией Северного Кавказа мне уже доводилось слушать.
-- Фантазией тебя господь не обделил. Надо же такое придумать! -- Евгений Иванович не скрывал ехидной усмешки.
-- Ничего я не выдумывал. Это вы там, в своей гражданской обороне сутки на пролет спите или в шахматы сражаетесь. А я иногда и газеты почитываю.
-- И что же ты про Российскую границу вычитал? -- поинтересовался приятель.
-- Заявление Президента Чечни Джохара Дудаева о создании единого, независимого, могучего Вайнахского государства.
-- Ты хочешь сказать, что Ингушетия, которая пошла на разделение с чеченами, снова с ними сольется? Да ингушские лидеры никогда на подобный шаг не согласятся. Им при объединении уготовлены вторые роли. Ингушетия все блага союза с Чечней на практике испытала. Несколько десятилетий была сырьевым придатком. Грозный десятилетиями развивался как промышленный, культурный центр; Назрань как была небольшим поселком, так им и оставалась.
-- Так то оно так, -- не уступал Петрович. -- Но меня вот
что смущает, а что если бракоразводный процесс фикция?
-- Не понял.
-- Помнишь, как в старые советские времена, когда
государство бесплатно квартиры давало, некоторые предприимчивые люди поступали. Улучшить квартирные условия сложно было, бесквартирных очередников хватало. Вот муж с женой и шли на махинации. Разведутся, каждый получит отдельную жилплощадь, затем вновь сочетаются законным браком. Совет да любовь в новом, улучшенном жилище.
-- Какие то у тебя примеры странные, то татаро-монголы, то фиктивные разводы. -- Евгений Иванович не был удовлетворен пояснением.
-- Что тут странного. Отойдет Пригородный район, а еще лучше и часть Владикавказа Ингушской республике, можно будет воссоединиться с братьями вайнахами. А Чечня о независимом мусульманском государстве мечтает. Силы, способные помочь такому стремлению найдутся не только в мусульманском мире. Вот и получит Россия новую границу на Северном Кавказе. Как раз по буйному и могучему Тереку.
-- Ты так напугал, что из Осетии убежать хочется пока не поздно. -- буркнул Евгений Иванович.
-- Кто и где нас ждет? У кого было куда после увольнения ехать, давно поуезжали.
Водка, запиваемая пивом, если даже на закуску используешь такие продукты, как мясная тушенка и высококалорийные раковые шейки, смесь коварная. Сам я от водки отказался, налегал на пиво, пенсионеры себя не ограничивали. Я испугался, что мои деды, находясь под хмельком, могут рассориться. Но закалка у отставников была еще та. Игровой процесс отвлек спорщиков от политических проблем. Во всех партиях проигравших оказался один человек -- я. Оно и понятно. Моя голова была забита одной мыслью -- зачем я поддался на уговоры Хаджи-Ахмеда. Но дал слово помочь, надо держать. Одно только плохо, никого в группе не предупредил, что с раннего утра собираюсь на несанкционированный поиск. Решил, что до начала рабочего дня с рекогносцировкой управлюсь. Стоявший в гараже "Москвич", принадлежащий мне на правах личной собственности к поездке подготовил, используя время, когда после сдачи карт, не принимал участие в игре.
Ночь спал плохо. В гараже появился с рассветом. Выехал за город, посмотрел на часы. Пяти не было. Минут через двадцать добрался до селения. Проехал мимо двухэтажного сельского административного здания, повернул направо. Улицы были безлюдными. Тишину нарушало лишь мычание коров и лай собак, реагирующих на шум мотора. Было слишком рано, хотя обычно в сельской местности встают с пробуждением зари. Осетинская часть поселка закончилась. Крайние строения проводили меня пустыми глазницами выбитых окон. Ингуши строят дома, выходящие глухой стеной на улицу, обносят двор высокими каменными заборами. Этих мер оказалось недостаточно для защиты от выплеснувшего гнева вчерашних соседей. Забор не то препятствие, которое способно остановить жаждущих мести людей. Большая часть домов была сожжена. Обгоревшие стропила, почерневшие от копоти кирпичные стены представляли жутковатое зрелище. Мне не хотелось смотреть по сторонам, но глаза невольно фиксировали следы разрушений.
Переулок, в который я свернул, оказался коротким. Метрах в ста от крайнего дома темнела бугорками брустверов извилистая строчка неумело выкопанная окопов. Скорее всего окопы рыли люди мало сведущие в саперном деле. Окопы были слишком мелкими, у занявших окопы людей обзор местности оказался ограниченным, да и подобраться незаметно к окраине села не составило бы особого труда. Невысокий, но густой кустарник, тянулся сплошной зарослью от левого фланга траншеи до леса, обрамляющего невысокие горы.
Признаться, я довольно скептически относился к рассказу старика ингуша. Не думал, что его сообщение выдумка на все сто процентов, скорее всего, преувеличение. Мне не верилось, что в лесном массиве оказались запрятанными несколько десятков автомобилей. Если хозяева сумели перегнать машины в лес, почему они загодя не переправили автомобили на территорию Ингушетии? Две-три машины куда еще не шло, но не маленький автопарк. Я уже сожалел, что согласился выяснить уцелели машины или тайник обнаружен, однако дал слово -- держи.
Проселочная дорога, рассекающая кустарник становилась все уже и уже. Колючие ветки царапали бока моей машины. Свежих следов, свидетельствовавших, что по дороге в последние дни кто-нибудь проезжал, не было. Я посмотрел на часы. Еще полчасика и пора поворачивать назад. Мне не хотелось сообщать о задуманной проверке автомобильного укрытия сотрудникам нашей группы, был уверен в реакции -- станут отговаривать, и, тем более, не хотелось оправдываться за опоздание на работу, выдумывать мало-мальски убедительное объяснение. Развернуть автомашину на узкой дороге не было возможности, я прибавил газ в надежде, что сумею найти небольшую поляну или любое свободное от кустарника пространство, позволяющее совершить маневр. Увеличивать скорость не следовало. Правое переднее колесо подпрыгнуло на корневище, торчащем над поверхностью земли, я едва удержал в руках руль. Еще секунда и машина врезалась бы в дерево, распластавшее корни на дорогу. Я не знал как поступить. Возвращаться назад, включив заднюю скорость, слишком долго, да и неудобно управлять машиной, руководствуясь зеркальцем. Продолжать путь, но сколько еще дорога будет окружать кустарник?
Выбрал второе. И кажется, не ошибся. Еще километра два коварной, затемненной густым кустарником дороги и машина выскочила на свободную от зарослей довольно большую поляну.
-- Нафантазировал мужик, -- я довольно громко прокомментировал увиденную картину. На площадке, словно в парадной шеренге, тесно прижавшись друг к другу стояло несколько машин. Издали их сложно было сосчитать, но было автомобилей штук пять--шесть, не больше.
"Интересно, почему их так поставили? -- промелькнула мысль. -- Старик говорит, что для каждой машины в кустах, по периметру поляны, вырублены укрытия. Часть машин накрыта брезентовыми тентами, на некоторые наброшены маскировочные сети, несколько замаскировано срубленными ветками".
-- Что-то здесь не так, -- я снова заговорил сам с собой. --
Или это другое место, или же дедок страдает склерозом.
Неосознанное беспокойство сделало меня острожным. Я достал
пистолет, пристроил в боковой карман, чтобы можно было легко
выхватить. Проехав по короткой дуге, развернул машину в том направлении, откуда только что прибыл. Подъезжать ближе к шеренге разномастных машин не стал, решил пройти отделявшее от них расстояние пешком. Теперь у меня имелось время провести более тщательную рекогносцировку местности. В том, что старик на преувеличивал, говоря о нескольких десятках машин, запрятанных в лесочке, я убедился быстро.
Свидетельств тому было предостаточно. Мне удалось насчитать около двадцати вырубленных в кустарнике и расчищенных площадок, на которых, судя по следам, оставленным протекторами, недавно стояли автомобили.
Не составляло особого труда выяснение куда машины подевались. Кроме той дороги, по которой приехал я, от поляны под острым углом расходились еще две. Причем та, которая вела в направлении севера совсем недавно была расширена. По ней несколько раз взад, вперед прогнали гусеничную технику, сокрушившую отдельные кусты, перемоловшую корневища. Я не мог определить покрутилась тут боевая машина пехоты, или гусеничный трактор, так как затем по гусеничному следу проехали десятки машин.
Оставалось решить загадку выстроенных в шеренгу машин. Судя по всему, они были готовы к путешествию. В боковое стекло дверцы, который пользуется водитель, мне удалось разглядеть показания счетчика горючего. Бак был полон. Странно почему все же машины выгнали из укрытий? Объяснение могло быть только одно -- машины подготовили к немедленной перегонке, но не хватило водителей. За ними должны вернуться с минуты на минуту. Ну а сторожа не оставили по простой причине -- нет в нем никакой необходимости. Это на улице, в наши дни машину оставлять рискованно. Вон наш полковой начфин, еще до конфликта, выскочил у магазина на пять минут что-то купить, дверцы закрыл все чин чином. Вернулся, а его "Жигулей" нет. Заявил в милицию. Уже больше года "Жигули" ищут. Здесь же в лесу конкурентов у наладивших перегон чужих машин не должно быть. В том, что за машинами вернулись хозяева, не могло быть речи. На территории Осетии им пока путь заказан. Еще к домам централизованно, под охраной военных попасть можно, а вот в лес сопровождать никто не будет.
Хаджи-Ахмед говорил что лично у него в лесу запрятана "Волга". Даже номера назвал. Я порылся в записной книжке и нашел клочек бумажки, лежащих между страницами. Одна волжанка в шеренге стояла. Номера совпали. Старик надеялся, если машину удастся найти, на вырученные деньги поддерживать семью погибшего во время конфликта сына. Машина в наличии, но вот как ее передать хозяину. Если я успею обратиться в милицию и сообщить о спрятанных машинах до того, как их перегонят, реакция хозяина мне неизвестна. Он просил выяснить уцелели машины в лесу, но не уполномачивал ни на обращение в милицию, ни на другие действия.
Но если не обратиться за помощью, машин и след исчезнет. Попытаться самому противостоять похитителям? У меня на это нет ни времени, ни желания. Я не знаю сколько человек замешано в этом деле, ни кто они такие. И стоит подставлять свою голову, чтобы спасти чью-то собственность, в то время как хозяева даже не пытаются выйти на официальные правоохранительные структуры. И еще неизвестно почему так поступают: то ли не верят в объективное разбирательство и помощь со стороны осетинской милиции, то ли не могут подтвердить свои права на автомобили.
А что если я попытаюсь поступить по принципу: чтобы и волки были сыты и овцы целы? Куда проще вывести машины из строя, сделать так, чтобы из леса их невозможно было вывезти, и сообщить старику о находке. Пусть сам решает, что дальше делать. Самое несложное вредительство, которое я мог совершить -- спустить баллоны. Эта операция не заняла много времени, но я понимал, что колеса несложно снова накачать, Вытащенные свечи поменять сложнее, надо иметь запасные, но и это я посчитал задержкой лишь на незначительный срок. Раздумывал, что бы еще предпринять, не нанося машинам серьезного урона, и в то же время осложнить жизнь угонщикам, я подошел к "Волге". Ключи от моей машины к замкам, установленным на дверцах машины, принадлежащей деду не подходили. Профессиональный взломщик -- угонщик из меня вряд ли получился бы, но с помощью своего перочинного ножа, имеющего множество приспособлений, я надеялся замки открыть. Возился я минут десять. Хотел уже бросать процесс овладения профессий взломщика, как понял, что замок поддался моим усилиям. оставалось лишь потянуть дверцу на себя. Она легко открылась, однако приподнесла мне сюрприз. С обратной стороны дверцы, к ручке, поднимающей стекло был привязан тонкий шелковый шнур. На конце шнура покачивалось колечко от запала гранаты. В моем распоряжении было несколько секунд. "А ты, придурок, гадал, почему сторожа нет!", -- самокритика несколько запоздала. Я сделал несколько энергичным прыжков в сторону от "Волги". Когда решил, что время истекло, растянулся плашмя на земле. У меня еще осталась возможность на последний бросок. Я совершил его перекатившись за колесо стоявшей в общей шеренге машины. Взрыв гранаты был продублирован звоном разлетающегося стекла, глухим ударом оторванной передней двери "Волги" по крыше соседнего автомобиля.
-- Пора уносить ноги, -- я произнес фразу вслух, опасаясь, что мог оглохнуть от близкого взрыва. После контузии, при атаке хутора, такое со мной изредка приключалось. Кажется на этот раз все обошлось. Отделался легким испугом. Я поднялся с земли, даже не попытался оттереть испачканные локти и колени, не было времени. Дойти до своей машины я не успел.
По кромке поляны, на приличной скорости мчался "УАЗ". Маневр его был не совсем понятен. По логике машина должна бы направляться к месту взрыва, а не объезжать его.
Тактическую грамотность противника я оценил лишь тогда, когда удосужился посмотреть направо. Вторая машина, перемещающаяся примерно на том же уровне, что и первая, огибала поляну по противоположной стороне. Таким образом, шеренга подготовленных к эвакуации автомобилей, а следовательно и я, брались в клещи. Преодолеть расстояние, отделяющее от машины на которой я сюда приехал противники могли гораздо быстрее меня. Путь к лесу и кустарнику, окаймляющему поляну был отрезан. Оставалась дорога, пробитая с помощью техники и предназначенная для выезда машин. Если побегу с хорошей скоростью, получу шанс укрыться в лесу. Ведь противникам надо будет отреагировать на мой маневр, развернуть машины.
Кажется я недооценил приехавших. Мне не пришлось даже запыхаться от бега. Показывать личный рекорд на тех ста пятидесяти метрах, которые отделяли меня от спасительного укрытия не имело смысла. Навстречу мне по накатанной колее шли два человека. Видимо их высадили из машин сразу по приезду, с целью отрезать мне и этот путь к отступлению.
Даже с этого расстояния мне было видно, что каждый мужчина при движении махал только левой рукой, опущенная вниз правая была удлиненной по сравнению с левой. Мне не нужна была подсказка, чтобы отгадать -- они вооружены пистолетами.
Хлопок выстрела и характерный звук пролетевшей в опасной близости пули, заставил меня покрутить головой влево, вправо. Пассажиры обеих машин, посчитав, что мышеловка захлопнулась, покинули салоны. Их было шестеро, по три на машину. На вооружении только пистолеты, иначе я давно бы схлопотал автоматную очередь. Шансы окружить меня у приехавших были весьма высоки. Какую задачу они поставили -- пристрелить или взять в качестве языка, я мог выяснить буквально через несколько минут. Следовало что-то предпринять, чтобы нарушить, по всей видимости заранее согласованный план моих противников. Я прикинул расстояние, отделяющее от каждой группы. Выбрал ту, из трех человек, которая находилась ближе. Именно отсюда прозвучал первый выстрел. На секунду я повернулся спиной к находящимся в опасной близости преследователям, став более удобной мишенью. Рисковал сознательно. Мне необходимо было достать пистолет, снять с предохранителя, передернуть затвор, пристроить так, чтобы мог его использовать в доли секунды. Лучшего места, чем отворот куртки я не придумал. Правда, приходилось немного прижимать рукоятку пистолета подбородком, и не исключалась возможность, что пистолет может соскользнуть вниз и даже выстрелить. Проделав операцию я медленно повернулся. Троица приблизилась ко мне на расстояние 45--50 метров, когда можно вести эффективный прицельный огонь. Стрельбу они не открыли, не стал рисковать и я. Подняв вверх руки медленно пошел на сближение. На сколько отдалены от меня остальные две группы я, из-за ограниченного обзора, мог лишь предполагать.
Троица остановилась. Под прицелом меня держал один человек.
У остальных огнестрельного оружия не было. У того, что был повыше ростом имелась саперная лопатка, у подельника длинный металлический прут.
-- Стой. -- Команду подал вооруженный пистолетом усатый мужчина. -- Ты кто такой? Что здесь делаешь?
-- А вы кто такие? -- Мне не следовало задавать вопрос. Усатый не собирался вступать в дискуссию. Пистолет в его руке чуточку приподнялся и пошел вниз, готовый выплюнуть пулю на уровне моей груди.
-- Казак, -- поспешно выкрикнул я. Если бы кто-нибудь
спросил зачем я выдал себя за представителя славного казацкого войска, разумного ответа не последовало бы. Свою официальную должность в администрации называть скорее всего не следовало, сообщать что я офицер Российской армии та же. Крикнул первое, что пришло на ум под пистолетным дулом.
Ну а что ты в лесу делаешь? Коня потерял? -- усатый опустил дуло вниз.
-- Да нет, -- я тянул с ответом, не зная как объяснить свое появление на поляне с машинами.
Решил жеребца поменять на чужую машину, -- фыркнул вооруженный прутом мужчина.
Времени на шутки не было. В любой момент могло прибыть подкрепление из других групп. Я сделал еще пару шагов вперед.
-- Стоять. Ну-ка обыщи казачка. Первая часть приказа
усатого, адресовалась мне, вторая обладателю прута.
Тот с силой воткнул прут в землю и направился в мою сторону. На секунду он перекрыл обзор усатому, заслонил меня.
Медлить дальше не стоило. Увидев пистолет в моей руке, мужчина побледнел. Кажется, он хотел предупредить товарищей, но потерял голос, судорожно несколько раз раскрыл рот, но звука не было.
Мне было проще и безопаснее нажав курок, уложить оказавшегося беспечным противника, а затем выстрелить в усатого, но я не сделал этого. Не знаю каким образом, но мужчина понял, что ему дарована жизнь. Он среагировал довольно быстро, отпрянул в сторону. О том, что таким образом подставляет под пули товарища или не подумал, или сработал инстинкт самосохранения. Для усатого было полной неожиданностью увидеть нацеленное в лоб дуло.
-- Отбрось пистолет, -- теперь приказы отдавал я. -- Разойдемся миром. Мне нет смысла вас убивать.
Секунду усатый колебался. Я выстрелил ему под ноги и вновь поднял пистолет на уровень головы. Предупреждение подействовало. Оружие усатого оказалось на земле. Оставить его там было рискованно. Теряя драгоценные секунды я подобрал пистолет, а затем рванул изо всех сил в сторону машины, на которой приехал на злополучную поляну. Сделал это вовремя. Беглый взгляд через плечо, зафиксировал преследователей. Это были те двое, которые высадились из машин в начале поляны. Обезоруженная троица еще не пришла в себя после шока, а второй экипаж сообразив, что я могу ускользнуть, бежал вперед к своей машине.
Пробежав еще несколько метров, я снова оглянулся. Двое, бегущие по центру оставились, чтобы прицелиться. Не прекращая бег, я несколько раз выстрелил в их сторону. Здравый смысл подсказывал, что попасть я не попаду, но я не задавался такой целью. Мне важно было вывести из равновесия противников. Одно дело стрелять по мишени, даже бегущей, здесь можно сосредоточиться, задержать дыхание. Куда сложнее быть хладнокровным и спокойным, зная, что ведется ответная стрельба. Каждый из моих противников потратил больше половины обоймы, но не одна пуля меня не зацепила.
Теперь только бы не подвел мотор, завелась бы машина. Мне повезло и в этот раз. Машина резко взяла старт. Перед преследователями у меня было небольшое преимущество по времени, кроме того я прошел трассу совсем недавно, в памяти сохранились особо опасные места. На этом я решил сыграть. По моим подсчетам корневища, взбугрившие дорогу должны были быть сразу за поворотом. Так оно и оказалось. Я сбавил скорость, на первой скорости преодолел опасный участок. Скорость увеличивать не стал. Мне было нужно, чтобы преследователи считали, что сели мне на хвост.
Мой расчет оправдался. Инстинкт охотника, преследующего добычу сработал. Водитель идущей и без того с большой скоростью машины, заметив, что настигает жертву, прибавил газ. Резкий удар, грохот, свидетельствовали, что удержать руль прыгающей по корням машины, ему не удалось. Я даже не стал оборачиваться назад, был уверен дорога для второго автомобиля преследователей перекрыта. Да и забот у них будет предостаточно. Надо оказать помощь пострадавшим сообщникам, а не гоняться за мужичком, представившемся казаком.
В селение я въехал на значительной скорости. Миновав сожженные дома, заметил трех пожилых мужчин на лавочке. В селах пригородного района первую очередь в тех, куда намечалось возвращение ингушей обеспечение порядка возлагалось на комендатуры, комендантские участки из сил, приданных временной администрации, а также местную администрацию, назначенную из Владикавказа.
Опыт подсказывал, любую проблему легче решить, обратившись одновременно к обоим ветвям власти. Где находится комендатура я знал, а вот в каком здании расположена администрация не помнил.
-- Доброе утро, -- поприветствовал я стариков.
-- Агас цу -- синхронно ответили крайние. Мой словарный
запас осетинского языка включал это слово, означавшее -- здравствуй. Сидящий в середине седобородый, старший по возрасту мужчина, кивнул головой.
-- Я работаю по временной администрации, мне необходимо встретиться с Главой местной власти, -- я не стал дожидаться вопроса, так как знал, что излишний интерес не в обычаях пожилых горцев, придерживающихся обычаев предков.
Старший что-то произнес вполголоса, слов я не понял, хотел переспросить. Но тут поднялся сидящий слева от седобородого, высокий, сутулый мужчина.
-- Здание администрации разрушено, Глава расположился в том же доме, что и комендатура. Знаешь где это?
-- Спасибо, найду, -- я собирался попрощаться, но услышал вопрос. Задал его седобородый.
-- Сынок, ты к власти ближе. Может скажешь, правда, что ингушей хотят вернуть в наше селение?
-- А вы считаете, что ингуши и осетины после конфликта не смогут жить вместе?
Старик некоторое время молчал, не вступали в разговор, дожидаясь слов старшего, остальные. Наконец седобородый медленно произнес:
-- "Враги не пьют воду из одного родника. Подлость и кровь простить невозможно. Тех, кто поднял руку на соседа, убивал, грабил, жег жилище простить невозможно. Оказалось, что в овчарню волков запустили.
-- А разве все ингуши участники преступлений? -- С точки зрения этики, традиций, складывавшихся на этой земле, задавать один вопрос за другим старшему не принято, но я избрал такую тактику намеренно. -- И потом, вы считаете, что на осетинской стороне нет никакой вины за конфликт? Разве ингушские дома в селении не сожгли, не разрушили?
Молчание затянулось. Я уже пожалел, что вместо того, чтобы спешить в комендатуру теряю время на беседу.
-- Простому человеку, ни осетину, ни ингушу конфликт не был нужен. От него пострадали те, кто потом и мозолями добивался достатка. Нельзя лишать человека возможности жить там, где жили его предки, но на двух поссорившихся, подравшихся людей, вину поровну не делят. Неправильно одинаково считать обоих преступниками. Если ингуши решили вернуться, они должны попросить извинение за совершенное, жить по законам, которых придерживаемся мы. Не осетины первыми начали. Не мы их выгнали из селения, сами ушли. Не нравятся наши законы, пусть живут в Ингушетии по тамошним законам. -- Старик говорил тихо, слова прерывались глухим кашлем. В который раз я убеждался, путь к примерению будет нелегким. Веками люди жили вместе, всего лишь несколько дней оказалось достаточно, чтобы сделать народы кровными врагами, рассорить так, что мирить их приходится кому-то со стороны.
Из комендатуры мне удалось дозвониться до оперативного дежурного по Временной администрации. Тот обещал сообщить в группу, что я немного задерживаюсь. Комендант выделил бронетранспортер, отделение солдат. Но наша поездка на поляну с машинами оказалась бесполезной. Только догорающая "Волга" да накатанная колея свидетельствовали о том, что происшествие на поляне не являлось плодом моего воображения.
На работу я приехал со значительным опозданием, однако оправдываться перед руководителем не пришлось.
Кабинет, в котором размещалась наша группа пустовал. Только минут через пятнадцать появился Анатолий.
-- Что у стенки спал? -- пошутил он. -- Холостякам к стенке ложиться не положено.
-- Где наши? -- я не стал объяснять почему опоздал.
-- На совещании у Главы. Вчера из Назрани, от Аушева
привезли замечания на проект политической оценки событий октября-ноября 1992 года.
-- Тот, что Совет безопасности России подготовил? -- я слышал, что документ, которого с нетерпением ждали, разработанный в Москве направлялся на согласование Галазову и Аушеву.
-- Ну да. Так вот, на каждой странице Президент Ингушетии свои замечания оставил. Впрочем, Галазов и его советники над своим экземпляром так же поработали. Ни одной формулировки в редакции Совета не оставили.
Москва интересуется мнением Главы администрации как дальше поступить, то ли отказаться от всеобъемлющей политической и правовой оценки конфликта, не зацикливаться на выяснении, кто начал, какая сторона и в чем виновата, то ли дать такую оценку, не оглядываясь на несогласных с выводами, то ли попытаться учесть замечания двух Президентов.
Совещание у Главы закончилось лишь к обеду. Старшего мы поджидали долго. Владимир Николаевич не стал дожидаться наших вопросов, раздраженно буркнул:
-- Такое только в нашей стране возможно. Федеральный орган разрабатывает документ, но перед принятием хочет угодить и нашим и вашим. Боится кого-нибудь обидеть. Политической оценки конфликта центром нам не дождаться.
Ну а стороны естественно будут придерживаться собственных оценок, валить вину друг на друга. Короче, видимо будет принято решение, проект Совета безопасности похерить.
Что ж, для нас это особой новостью не являлось. Не надо быть аналитиком, чтобы сообразить, если принятие важнейшего документа столько времени затягивалось, кому-то это выгодно. Кавказский регион яма глубокая, мутная. Тут интересы не только местных кланов и московских кругов завязаны, зона, которая внимание многих притягивает. Не будем всуе упоминать о мусульманском мире. Это отдельный разговор.
Даже то, что на поверхности лежит много стоит: нефть, цинк, дешевый спирт, идущий из-за границы, оружие, контроль над драгоценными металлами, неведомо каким образом, оказавшихся за сотни тысяч километров от места добычи, теперь еще возможность поживиться гигантскими бюджетными средствами, выделяемыми на ликвидацию последствий, плюс к тому, еще издревле существующий прибыльный бизнес -- похищение и торговля заложниками. Не говоря уже о политических амбициях, противостояниях, которые со счета сбрасывать тоже не следует.
***
ГЛАВА 5
***
Протокол совещания руководителей республик, краев и областей Северного Кавказа о ситуации на Северном Кавказе и мерах по ее стабилизации.
......
Для выхода из кризиса и стабилизации обстановки совещание предлагает следующие меры:
-- отказ ингушской стороны от территориальных притязаний на часть Пригородного района Северной Осетии;
-- отмена осетинской стороной решения о невозможности совместного проживания граждан Северной Осетии осетинской и ингушской национальностей;
-- возвращение беженцев в места прежнего компактного
проживания в соответствии с Кисловодским соглашением;
-- изъятие боевой техники и разоружение всех незаконных
вооруженных формирований в Северной Осетии, Ингушетии, на
Северном Кавказе в целом;
-- определение позиции федеральных органов власти по отношению к Чеченской Республике, которая остается главным фактором нестабильности в Северо-Кавказском регионе;
......
-- отказ от изменения ныне существующих границ между субъектами Российской Федерации без согласия на это самих субъектов;
-- обеспечение неотвратимой юридической ответственности за разжигание национальной розни.
Секретарь Совета безопасности
Российской Федерации О. Лобов
Председательствовал Президент
Российской Федерации Б. Н. Ельцин
7 декабря 1993 г.
г. Нальчик
******
-- Все текущие дела по боку. Предстоящую неделю и видимо следующую будем работать в особом режиме, -- всегда спокойный, уравновешенный старший советник Главы временной администрации Владимир Георгиевич был возбужден.
-- А что случилось? -- Владимир Николаевич отложил папку, встал навстречу шефу. Мы также поднялись со своих мест.
-- Вы живого царя видели? -- шеф решил нас заинтриговать.
-- Какого царя, -- переспросил руководитель нашей группы.
-- Царь у нас один -- Борис.
-- Ельцин, что ли? -- Владимир Николаевич, не любил намеки, недоговоренности. С месяц назад, получив информацию, что к нам едет Регент, он долго возмущался, что в дела урегулирования лезут все, кому не лень. Вот уже и руководителей церковного хора поручают встречать, готовить им справки о ходе переговоров. А оно им надо? Или может быть у группы других дел нет.
Остальные сотрудники, с трудом скрывая улыбки, подыгрывали ему, также изображали негодование, хотя преотлично знали, что Регент -- деловая энергичная женщина -- руководитель Федеральной миграционной службы России.
-- Кто ж еще. Он когда в хорошем настроении сам себя царем величает: "Царь все знает, царь за вас думает! Ваше дело выполнять!" -- Владимир Георгиевич был посвящен во многие кремлевские тайны.
-- А что Борис Николаевич на Кавказе забыл? -- поинтересовался я.
-- Это у него и спросишь, когда приедет, -- пошутил Владимир Николаевич.
-- Может авторитет поднимать надо. Так это напрасное
занятие, если упал, или опал, поднять трудно, --
двусмысленно пошутил Борис Павлович.
-- Цель визита понятна. Урегулирование последствий конфликта идет медленно. Беженцы и вынужденные переселенцы назад не возвращаются. В зоне осетино-ингушского конфликта за год сменилось 5 Глав временной администрации, один из них убит.
И осетинская и ингушская стороны обвиняют друг друга в срыве процесса урегулирования, невыполнении Указов Президента России. Действиями временной администрации обе стороны недовольны. -- Владимир Георгиевич вздохнул, словно руководство Осетии и Ингушетии критиковали лично его. -- Время идет, а режим чрезвычайного положения каждые два месяца продляется. На его обеспечение из бюджета выделяются большие средства. Различные комиссии, посланцы Москвы оценивают ситуацию в зоне действия режима ЧП как сложную, взрывоопасную. Вот тронное окружение и решило, что затянувшееся противостояние с мертвой точки сможет сдвинуть лишь визит Президента.
-- Вот приедет барин, барин нас рассудит, -- не удержался я от реплики.
-- Да что-то вроде этого. Извечная российская надежда на мудрость высшего правителя, -- согласился Владимир Георгиевич. -- Идею лично посетить зону чрезвычайного положения Президент воспринял положительно.
-- Наша задача в чем заключается? Это ведь не встречу согласительной комиссии организовать, -- Владимир Николаевич начал осознавать масштаб и сложность предстоящей работы.
-- Это точно. От нас требую предложений по составу
участников, тематике рассматриваемых проблем, месту встречи, объектам, которые должен посетить Президент. Кое-какие наметки я сделал, хотел бы с вами обсудить. Разрабатывать придется, как минимум, два варианта: первый -- встреча с руководством Республик, так сказать политическим активом, второй -- кроме руководителей привлекаются представители народа, ингуши и осетины из селений совместного проживания.
-- Что-то вроде расширенного заседания согласительной комиссии, но под руководством Президента? -- конкретизировал Владимир Николаевич.
-- Можно и так считать.
-- К самой организации мы отношение иметь будем? -- уточнил Борис Павлович.
-- Не думаю. -- Владимиру Георгиевичу доводилось участвовать
в подобных мероприятиях. -- Пока наша задача сформулировать предложения. Дальше видно будет.
Президент России с подачи советников и ближайшего окружения выбрал второй вариант. Сценарий примерно такой. Прилетает в аэропорт, оттуда на вертолетах или машинах направляется в одно из селений Пригородного района. Там встречается с представителями из нескольких пострадавших во время конфликта населенных пунктов -- людьми, мирную жизнь которых перечеркнуло столкновение, здесь же присутствует руководство Республик.
"Хождение в народ" для Президента в последнее время превратилось в довольно редкое мероприятие. Ближайшее окружение поддерживало у Бориса Николаевича мнение, что простой люд обязан его если не любить, то относиться к всенародно-избранному Главе государства с глубоким уважением, и что Президент с представителями этого самого народа общий язык всегда умел находить, найдет и в зоне чрезвычайного положения. А его указание "мирись, мирись и больше не дерись" будет воспринято к немедленному исполнению обеими сторонами.
По мере приближения даты встречи, вопреки предположению, высказанному Владимиром Георгиевичем, нашей группе пришлось заниматься организационными вопросами. Прибывшие из Москвы сотрудники в местной обстановке ориентировались слабо. Осетинская сторона, в прочем как и ингушская, могла решать только часть проблем, связанных с подготовкой встречи. Нам выпала роль координаторов.
Первая проблема, потребовавшая принятия быстрого решения -- место встречи. Владикавказ по каким-то там соображениям был отвергнут. Из сел, затронутых конфликтом, нужно было выбрать одно. Главное требование -- наличие здания с вместительным залом, где могли бы разместиться участники. Приличествовавшего уровню встречи здания не находилось. В поселках затронутых конфликтом административные здания, школы, клубы, если остались не разрушенными, то выглядели весьма непривлекательно. После согласования с осетинской стороной, администрацией Президента, службой безопасности остановились на уцелевшем здании профессионально-технического училища в поселке Чермен. Ингушская сторона не возражала. Поселок приграничный, процесс восстановления разрушенных объектов в нем сдвинулся с мертвой точки. В поселке проживает несколько ингушских семей, правда, живут они в, так называемой, "ингушской части" поселка.
На ремонт профтехучилища в пожарном порядке выделили финансы, бросили немалые силы, работа велась сверхударными темпами. Наиболее значительными событиями, которые проводились в здании до конфликта, были выпускные вечера очередных пополнений специалистов сельского хозяйства. Самые почетные гости -- районное руководство, изредка начальство из Владикавказа. Теперь, уцелевшие после конфликта и наскоро отремонтированные стены должны были стать свидетелями приезда не кого-нибудь, а Президента России, его ближайшего окружения, Президентов двух республик -- Осетии и Ингушетии.
Ремонт ремонтом, марафет навести можно, а вот стены за
короткий срок не раздвинешь. Число участников совещания
приходилось ограничивать. Тех, кто прилетит с Президентом из
списка не вычеркнешь, делегации конфликтующих односельчан --
величина оговоренная, неизменная. Жесткая рука тех, кто отвечал за организацию встречи Президента оставила только первых лиц исполнительной и законодательной властей республик, нескольких высших чиновников, безжалостно вычеркнув многих достаточно значимых по табелю о рангах лиц, причастных к организации и проведению совещания. Готовые списки неоднократно рассматривались на всех уровнях,люди, попавшие в них проверялись службой безопасности. Даже заму Главы, его старшим советникам, представителям министерства национальностей и министерства по чрезвычайным ситуациям России, прикомандированным к администрации места не нашлось. Зато наша группа осталась в списках, ни одной фамилии не вычеркнули. Оно и понятно. Кто-то должен делать черновую работу. Привезти ингушскую делегацию, представляющую сельчан, собрать из нескольких селений, затронутых конфликтом, осетин, откомандированных на встречу земляками и руководством Осетии. Конечно все это можно было бы проделать и без сотрудников группы переговоров, но куда проще поручить тому, кто этими делами занимался неоднократно, имеет опыт. Лично мне доверили привезти в Чермен, на место встречи Ингушскую делегацию. Анатолий и Борис отправлялись в селения Пригородного района за осетинами. Владимир Николаевич с самого ранья отправлялся в Чермен, проверить общую готовность к встрече, с полномочиями Главы временной администрации, если потребуется оперативно разрешить непредвиденные ситуации.
Пройдя очередной инструктаж, я получил спецпропуска, списки делегации, заверенные солидными подписями и печатями. Бронетранспортеры, автобус с охраной для ингушской делегации, "Уазик" стояли наготове у казармы, в которой размещалось подразделение охраны. Я обговорил со старшим лейтенантом, одетым по торжественному случаю в новенькую камуфлированную форму, порядок движения, формальности, связанные с обеспечением безопасности поездки и мы отправились в Назрань. По дороге еще раз посмотрел список ингушей делегации от селян. Он составлялся с нашим участием. Большинство фамилий мне были знакомы. По нашему настоянию включили в список тех, кто неоднократно участвовал в работе смешанных комиссий, проявлял в ходе переговоров сдержанность, отличался благоразумием. На них можно было положиться. А вот несколько женщин, делегированных сельчанами могли преподнести сюрприз.
Наша маленькая колонна притормозила у невысокого по городским меркам, кирпичного здания. Кажется и в нем, до разделения Чечено-Ингушетии, создания нового государственного образования Ингушской республики находилось профессионально-техническое училище. теперь это резиденция, в которой размещались республиканские министерства. Здание для столь солидной организации было мало приспособленным, не совсем подходящим. На министерские кабинеты переоборудованные классы не тянули. Особая прелесть заключалась в том, что сотрудники министерства большую и малую нужду должны были справлять в небольшом туалете, состоящим из двух кабинок и расположенном во дворе. Да и сама Назрань, лишь после 1967 года, преобразованная из села в город на столицу не тянула, ни в какое сравнение ни с Владикавказом, ни с Грозным не шла. Правда, насколько я был информирован, руководство Ингушетии заручилось поддержкой в высших эшелонах Российской власти на строительство новой столицы республики -- города Магас. Причем это было делом практически решенным. Уже к 2000 году намечалось построить и сдать комплекс административных зданий, Президентский дворец, жилье для чиновников и обслуги общей площадью на 200 тысяч квадратных метров. В перспективе новая столица рассчитывалась на 30 тысяч жителей, что составляло примерно 10 % населения республики. Поселить сюда часть беженцев не планировали. Большинство мечтали вернуться на прежние места в Осетию. Конечно, на фоне нерешенных проблем, бедственного положения беженцев из Осетии, строительство новой столицы Ингушетии могло показаться преждевременным; с другой стороны лицо любой республики определяет ее столица.
Делегация, представляющая ингушей -- жителей Северной Осетии проходила инструктаж в каких-то министерских кабинетах на втором этаже. Я уже стал поглядывать на часы, не опоздать бы. Посетив кабинку здания, созданного неизвестным архитектором, решил если не выедем через пять минут, придется оправдываться за опоздание. Однако, не я один это понимал. Делегация уже спускалась по лестнице. Путь от Назрани до границы с Осетией, затем через блок-пост и по Черменскому шоссе до поселка прошел без приключений. Нас не останавливали. Видимо информация о прохождении нашей небольшой колонны, номера машин была передана на все посты.
Перед отъездом офицер, обеспечивающий безопасность доставки, сверил по паспортам данные делегатов со списком. Проводить личный досмотр, как это практиковалось при проводке колонн, при посещении ингушами сел, где они проживали до конфликта не стали. "А вдруг, среди моих опекаемых, найдется камикадзе", решивший устроить разборку?" -- эта дурная мысль несколько портила мое настроение. Впрочем я переживал недолго. Об охране Президента ходили легенды. Не допустят же они навстречу людей с Борисом Николаевичем без соответствующей проверки.
Наша делегация прибыла с небольшим зазором. Количество охранников, суета в здании свидетельствовала Президент и его свита должны прибыть с минуты на минуту.
Владимир Николаевич встретил меня в корридоре, когда наша делегация прошла все формальности, связанные с пропускным режимом.
-- Руководство еще не прибыло. Осетинская делегация, представляющая сельчан на месте. Посадишь своих за стол на противоположной от осетин стороне, -- Владимир Николаевич не стал укорять меня за небольшую задержку в прибытии, понимал, она произошла не по моей вине.
Выглядел руководитель нашей группы несколько взъерошенным, возбужденным.
-- Что то не ладится? -- поинтересовался я.
-- Такого бардака я даже при проведении комсомольских собраний в самых разгильдяйских курсантских организациях не видел, прорвало Владимира Николаевича. -- Никто ни за что не отвечает. Никто ничего не знает. Сколько с Президентом прибудет людей, кто будет участвовать в совещании, куда их сажать. А еще говорят, что на совещаниях Президента какой-то там протокол соблюдают. Бросили таблички с фамилиями руководства на стол, пойди разберись, кто должен сидеть по правую от него руку, кто по левую, кто сзади, кто спереди.
-- А что же делать? -- посочувствовал я Николаевичу.
-- Подержи таблички. -- Владимир Николаевич вручил мне кипу картонных табличек с отпечатанными на них фамилиями особо-важных персон из всех ветвей государственной власти, широко развел руки, -- А хрен его знает.
-- Может разложим таблички по своему усмотрению. Не все
равно кому где сидеть, -- предложил я.
-- Не скажи. Там, -- Владимир Николаевич ткнул пальцем
вверх, -- субординацию строго соблюдают. Кто по правую руку, кто по левую. Кто рядом, кто с краешку. -- Он на секунду задумался, потом принял решение. -- расставляй как Бог на душу положит. Все равно это не наша свадьба. Не будем суетиться сверх меры. Свою задачу -- доставить делегации сельчан мы выполнили. Место, где сидеть определили. Если не так расставим таблички, не беда. Умный не обратит внимание, дурак не поймет.
Процесс доводки зала до рабочего состояния был завершен через несколько минут.
-- Мы пойдем курнем, -- проинформировал Борис Павлович
руководителя группы. Тот разрешающе кивнул головой.
Дойти до выхода мы не успели.
-- Дорогу, -- потребовал высокий, плотный мужчина.
Требование было излишним. Присутствующие в корридоре по собственной инициативе прижались к стене, торопливо заходили в зал заседания. По проходу шел Президент с охраной и свитой. Из общей массы лиц я выхватил знакомые: министра обороны, министра внутренних дел, министра по чрезвычайным ситуациям и еще несколько, регулярно появляющихся на телевизионном экране. Рядом с Президентом шли Галазов и Аушев. Президент Осетии что-то говорил, Ельцин несколько раз кивнул головой, то ли соглашаясь, то ли давая понять, что внимательно слушает.
В жизни Ельцин выглядел несколько иначе, чем на
телевизионном экране. Грузноват, пожалуй давно на теннисном
корте и волейбольной площадке в качестве игрока не
появлялся. Лицо обрюзгшее, цвет какой-то неестественный,
даже не бледный, а молочно-белый. Шея такого же нездорового алебастрового цвета. Может быть мне так показалось из-за контраста: у окружающих людей лица были загорелые или раскормлено-розовые.
-- Болеет что ли Президент? -- шепот Анатолия свидетельствовал, что и он обратил внимание на неестественный цвет кожи Ельцина.
Поток приехавших просочился в двери зала. Сидящие там участники совещания встали, приветствуя Президента. Президент сел на услужливо пододвинутый стул. Мы напрасно переживали о порядке размещения сопровождающих Ельцина лиц. На таблички никто не смотрел. Свита с шумом рассаживалась, занимая, по им ведомой логике месте, поближе, или подальше от тронного места.
-- Закрываем двери. Проходим в зал, -- команду подал или возглавляющий охрану, или отвечающий за общую организацию чиновник.
-- Пойду-ка я курну, -- Борис Павлович не испытывал особого желания стать свидетелем исторического события. Мне же хотелось на ней поприсутствовать. Глядишь, на старости лет буду детишкам рассказывать: "Я слышал выступление первого Президента России."
Количество свободных мест было ограничено, кое-кому из
аппаратных работников пришлось делить стулья на двоих.
Вступительное слово Президент озвучил по бумажке, изредка,
поглядывая на сидящих перед ним. Время от времени повторял
свое излюбленное -- "э..." У меня было такое впечатление,
что я смотрю по телевизору выступление талантливого пародиста, или двойника, копирующего жесты и интонацию Ельцина. Из речи я уловил несколько важных моментов, которые позволяли понять как же все-таки высшие Российские власти оценивают ситуацию на Кавказе и каким представляют выход из кризисной ситуации.
Подходы новыми не назовешь, но они давали возможность влиять на обе стороны, используя авторитет Президентской власти, ссылаясь на озвученные на встрече тезисы. Стенографист из меня неважнецкий, но я не удержался, попытался сделать какие-то пометки, хотя и понимал, что это мартышкин труд. Материалы, в полном объеме будут опубликованы в завтрашних газетах. Принципиальная позиция центра -- Пригородный район остается в составе Республики Северная Осетия. Ингушская сторона отказывается от территориальных притязаний на часть Пригородного района. В свою очередь осетинская сторона снимает тезис о невозможности совместного проживания осетин и ингушей, не препятствует возвращению беженцев и вынужденных переселенцев в места их прежнего компактного проживания и расселения. Первый практический шаг возвращение беженцев в Чермен, Донгарон, Дачное и Куртат.
Реакция представителей ингушской и осетинской сторон на выступление Президента была довольно сдержанной. Закончил выступление Президент без бумажки, решил послушать простой народ, предложил: "Давайте мужики поговорим на чистоту".
По регламенту выступления сельчан, представляющих интересы разных сторон предусматривались, готовились загодя. Однако никто не решался начать первым. Получалась картина знакомая по партийным активам, собраниям: выступающие вроде бы подготовлены, тексты выступлений выверены, но время идет, председательствующий нервничает. Пауза затягивалась. Наконец вверх взметнулась рука. Борис Николаевич кивнул головой, приглашая к разговору. Выступающий волновался. Он то ли забыл, то ли не успел представиться.
-- Вы кто? -- вопрос Президента прозвучал резко. Он был бы уместен, если бы большая часть из присутствующих не знала выступающего. К рангу политиков ближайшего ельцинского окружения он не принадлежал. Но по правилам хорошего тона, знать хотя в лицо, хозяина дома, к которому пришел в гости, полагается. Тем более, что час назад, в аэропорту он вместе с Галазовым и Аушевым встречал Бориса Николаевича, представлялся. А то, что в районе чрезвычайного положения он фигура номер один, так это Ельцин своим указом затвердил, предоставив самые широкие полномочия.
-- Глава временной администрации Лозовой, -- Владимир Демьянович, кажется уже проклинал себя за то, что вылез. Рука, сжимающая листочки бумаги, подрагивала. Он побледнел, сравнялся цветом лица с Президентом.
Ельцин щелкнул по носу своего представителя в зоне чрезвычайного положения ощутимо. Итак, обе стороны частенько игнорировали требования, распоряжения Главы, жаловались на него в Москву, решали вопросы с Федеральным центром через голову администрации. А тут налицо прямое доказательство -- Глава, не та фигура, с которой следует считаться. Как-никак Президенты Осетии и Ингушетии к Ельцину вхожи; мудрого Аксарбека и горячего Руслана он ни с кем не перепутает, а своего представителя признать не смог, фамилии не помнит.
-- Можешь себе представить, чтобы царь Александр I не узнал командира Кавказского корпуса, или Николай I перепутал наместника на Кавказе, главнокомандующего отдельным Кавказским корпусом генерала Воронцова с кем другим, -- сидящий рядом со мной сосед хорошо знал историю Кавказа.
-- Ну у тех был совсем иной статус, им принадлежала полнота гражданской и военной власти на всем Кавказе, -- я высказал свою точку зрения.
-- Какая разница. Цари каждого командира полка лично знали, -- остался при своем мнении сосед. -- Многие из них не стеснялись полковничий мундир одеть.
Мы, вероятно, напоминали нерадивых учеников, перешептывающихся на скучном уроке. На нас даже оглянулись несколько сидящих впереди человек.
Лозовой, пытаясь уложится в определенное регламентом для выступлений время говорил довольно сумбурно, пропуская куски из приготовленного текста. Как мне показалось, Ельцин его выступлением остался недоволен. Впрочем как и выступлениями сельчан. Те явно отклонялись от заранее подготовленных шпаргалок. Обвинения в другой адрес, взаимные претензии, обиды, выдвижение неприемлемых для других условий, попытки уличить противоположную сторону в нежелании сотрудничать, решать конкретные вопросы, связанные с ликвидацией последствий конфликта, обвинения Москвы в бездеятельности -- все это не вписывалось в предложенную Ельциным схему: "мирись, мирись и больше не дерись".
Встреча не походила на срежиссированные хождения Президента в народ, когда он слышал то, что приятно слышать. Тут была иная обстановка, другие люди.
Заключительное слово оказалось коротким -- призыв к благоразумию, миру, порядку, согласию.
По неписанному армейскому закону, если на совещании присутствует большой начальник, ждут пока выйдет он, затем покидают зал. Ельцин задержался, а поток из присутствующих и сопровождающих хлынул в корридор. О профессионализме и бдительности президентской охраны легенды сложены. Мухе пролететь в направлении Ельцина не дадут. На этот раз охранники что-то не додумали. К Президенту рванулось несколько женщин. Были среди них и ингушки и осетинки. Конечно на жизнь Бориса Николаевича никто не покушался, цель одна -- подать прошение, заявление, записку с просьбой рассмотреть нерешаемую на месте проблему. Замешательство продолжалось несколько секунд.
-- Вы что сдурели? Давайте ваши бумажки. -- Владимир Николаевич оказался первым, кто попытался оттеснить ошалевших женщин от Президента. Я устремился ему на помощь. Следом из оцепенения вышла охрана.
-- Да хорошие бабки можно было заработать, сними эту сценку на видеокамеру и продай за границу, -- Владимир Николаевич никак не мог успокоиться.
-- На бездетную старость хватило бы, -- подыграл я.
-- Куда Борис Павлович запропастился не знаешь? Что-то я его в зале не видел. Надо делегации собирать и отправлять по домам. -- Шеф не забывал о прямых обязанностях группы.
-- Он перед началом покурить хотел. Охрана двери закрыла, наверное в зал не попал, -- высказал я предположение.
-- Иди поищи Бориса, развезете делегатов Я вас в администрации подожду. Начальство возле Президента вертеться будет. Какие у него планы на дальнейшее, примет предложенную программу, никто не знает. Придется ценные указания ловить на ходу и выполнять по мере поступления.
Долго разыскивать Бориса Павловича мне не пришлось, объявился сам. Как мне показалось -- успел где-то пригубить.
-- Перекусить хочешь? -- поинтересовался Борис. Только сейчас я ощутил самый настоящий голод. Поднялся на рассвете. До выезда успел выпить чашку кофе. Приготовленный с вечера бутерброд впопыхах забыл захватить. Он так и остался лежать в холодильнике.
-- Николаич распорядился собрать делегатов, развести по домам, затем в администрацию, -- вместо ответа на вопрос, я передал команду шефа.
-- Война войной, есть надо, -- Борис Павлович выглядел сытым и довольным. -- Спешить особо некуда. Пусть начальство разъедется. Я своих и твоих делегатов соберу. Дам команду водителям и охране на готовность к отъезду. А ты загляни вон в ту дверь. Пока вы совещались, я там успел отметиться.
Комната была заставлена столами. Между ними были лишь узкие проходы. Я отыскал свободное место. На столах, кроме бутербродов с икрой, мясом, рыбой, сыром, холодной закуски, фруктов, минеральной и сладкой воды стояло кое-что посущественней. Прямо передо мной располагались бутылки с подмигивающим на этикетке, пояске и горлышке бородатым мужиком. "Что это организаторы "Распутина" решили выставить? -- подумал я. -- Москвичей такой водкой не удивишь. Наша Владикавказская, приготовленная из хорошего спирта да на местной водичке, заморской не уступит. Бутылок оригинальных что ли не нашли, а в простых местную водочку подать постеснялись? Да и коньяк не наших соседей по Кавказу ставропольцев, или дагестанцев, а привозной молдавский."
Наполнив тарелку съестным, я заколебался. Отведать спиртного с барского стола или же воздержаться. Посмотрел на соседей. Вокруг столов группировались незнакомы лица, в основном приехавшие с Президентом. Правда, никого из ближайшего окружения не было. То ли для них предназначался другой зал, то ли обедать для них готовили в другом месте.
Судя по повышающемуся тону разговоров, усиливающемуся гулу и покрасневшим лицам, большая часть стоящих у столов спиртного не чуралась. "Закусывать куда приятнее, чем просто есть" -- решил я. Рюмка коньяка помогла снять чувство неловкости, возникшее оттого, что "сел не в свои сани". Официально я участник совещания, что положено другим, не возбраняется и мне.
-- Мужики по коням. Президент в Осетии не задержится, направляется в аэропорт! -- команда, прозвучавшая от двери, предназначалась сопровождающим, я к их числу не относился, но вышел вместе со всеми.
Борис Павлович слово сдержал. К отъезду части делегаций, представленных сельчанами все было готово. Маршрут до
Назрани наша группа преодолела быстро, без происшествий. Я ожидал бурного обсуждения прошедшей встречи с Президентом России, но ошибся. То ли сельчане переговорили раньше, пока ждали автобус, то ли как истинные горцы были сдержаны.
Утром, когда мы ехали в Чермен, высказывая уважение ко мне в автобусе, в основном, говорили по-русски, теперь короткие реплики которыми перебрасывались пассажиры звучали на ингушском.
Моя обязанность заключалась в доставке делегатов к зданию правительства Ингушетии. На выходе высокий поджарый старик с седой бородой, которая кажется росла от самых бровей, не удержался, буркнул ни к кому не обращаясь по-русски:
-- Стоило из-за нескольких часов лететь на Кавказ. Кому
нужна комедия со встречей. Президент нас слушал, да не
слышал. Нескоро ингушам доведется увидеть родные места, а уж вернуться тем более.
В администрацию я вернулся поздно вечером. Кабинет, в котором размещалась группа был закрыт, однако под дверью пробивался свет. Я постучал отработанным условным стуком -- "свой". Верхний свет в кабинете был выключен. У глухой стены стояли когда-то служившие курсантам партами, два длинных полированных стола. Закуска, расставленные на столах выглядела скромнее той, что я видел в профтехучилище. Мужики из группы, не задействованные при организации встречи использовали наши талоны на общий стол. С моим приходом группа была в полном составе. К ужину еще не приступали. Судя по тому, что все сгруппировались у стола Бориса Павловича, он делился впечатлениями от посещения буфета для избранных лиц.
-- Я там не один был, коньяк-водку пил. Вот еще один
участник дегустации, -- Борис указал в мою сторону. -- Кто смел, тот и съел. А вот Владимир Николаевич, хоть он наш руководитель, остался не солоно хлебавши. Когда москвичи уехали, зашел в буфет, думал червячка заморить. Ничего не вышло. Мероприятие окончено. Президент и сопровождающие лица уехали. А на местных, извините, не рассчитывали.
-- Ничего, с голода не умер. Я внучку думал пару бананов прихватить, от деда гостинчик. А так бы ни за что туда не пошел бы. Что я бутербродов или "Распутина" не видел. -- Владимир Николаевич был не рад, что рассказал о неудачной попытке перекусить.
Я решил придти на помощь руководителю группы.
-- Вы, что меня ждали? Почему не за столом? -- Тот факт, что еда стояла нетронутой вызывал удивление. Мои коллеги порцию отсутствующего или опаздывающего сохранят, сто грамм оставят, но семеро одного ждать не будут.
-- И тебя конечно. Хотя по правде, не начинаем без Владимира Георгиевича. Он с минуты на минуту должен быть. Пошел узнать последние новости.
-- Значит Ельцин в Осетии не задержался? -- я задал вопрос в надежде разговорить Владимира Николаевича.
-- Точно не знаю, то ли он из Чермена в наш аэропорт на вертолете перелетел, а там пересел на самолет, то ли сразу вертолетом вылетел в Нальчик. -- руководитель группы знал не намного больше моего.
-- А может и не в Нальчик, а может не летел, -- пропел Борис Николаевич.
Условный стук в дверь прервал ожидание. Советник Главы был краток: Борис Николаевич провел совещание руководителей республик, краев, областей Северного Кавказа. Протокол нам направят. По итогам встречи в Чермене подготовят Указ Президента, определяющий порядок возвращения беженцев. На этом рабочий день заканчиваем. О делах больше ни слова. Вся группа заслужила отдых.
Команду мы поняли правильно. Направились к столам. Отметить отъезд Президента было чем. О делах старались не говорить. Кажется это удалось всем. Не будешь ведь считать служебным еще один вариант рассказа Бориса Павловича о том, как он отобедал в компании с москвичами, отведал водки с президентского стола.
***
ГЛАВА 6
***
Указ Президента Российской Федерации "О порядке возвращения в места постоянного проживания беженцев и вынужденных переселенцев на территориях Республики Северная Осетия и Ингушской Республики. N 2131.
...
1. Подтвердить статус Пригородного района как территории, находящейся в составе Республики Северная Осетия.
2. Совету Министров -- Правительству Российской Федерации, Временной администрации, Совету Министров Республики Северная Осетия, Совету Министров Ингушской Республики осуществить, начиная с декабря 1993 года, возвращение и расселение беженцев и вынужденных переселенцев в места их прежнего компактного проживания, на первом этапе в населенные пункты Чермен, Донгарон, Дачное, Куртат Пригородного района.
Принять необходимые меры по комплексному решению проблем беженцев и вынужденных переселенцев на территориях Республики Северная Осетия и Ингушской Республики.
Б. Ельцин
13 декабря 1993 г.
г. Москва
*****
Совещание у Главы затягивалось. По армейской привычке, не дождавшись начальника, уйти мы не могли. Заниматься чем-то серьезным, относящимся к разряду неотложных, находящихся на контроле дел, не было ни желания, ни сил. День выдался хлопотным. Все сотрудники группы побывали в разъездах. Чтобы скоротать время до прибытия шефа Владимир Николаевич и Борис Павлович расставили шахматы, фигурки двигали лениво, без спортивного азарта, почти не обдумывая ходов. Анатолий дописывал справку. Я листал подшивку "Вестника временной администрации". Каждые две недели мы поставляли в "Вестник" материал о ходе переговорного процесса, проведенных мероприятиях, планах. Писали по очереди все сотрудники группы. На этот раз подобный материал предстояло подготовить мне. Повторяться не хотелось. Характер работы группы: подготовка документов, участие во встречах на официальном уровне, организация взаимодействия осетинской и ингушской сторон по линии народной дипломатии, составление аналитических документов, разработка предложений и планов работы по урегулированию конфликта к лирическому тону отчета не располагал, больших творческих затрат исполнителя не предусматривал. Я отправил в корзину несколько скомканных листов бумаги и решил: хватит -- займусь справкой на свежую голову. Утро вечера мудренее.
Шаги в пустом корридоре, хлопнувшая дверь сигнализировали -- томительному ожиданию конец, совещание у Главы завершилось.
-- Понимаю, что поздно, но еще полчаса повкалываем. Завтра,
к исходу дня у Главы должен лежать на столе материал с информацией по заложникам, без вести пропавшим, похищениям людей -- Владимир Георгиевич сел на краешек стола, выглядел усталым. -- Хотел бы ввести вас в курс дела, на завтра поставить каждому конкретную задачу. После этого -- заслуженный отдых.
-- А разве эта информация не собрана? Справку по этим
вопросам оперативный отдел не раз готовил. Свои данные представляла оперативно-следственная группа МВД. От нас штаб требовал бумагу с анализом проблемы, -- Владимир Николаевич по природе был человеком аккуратным, исполнительным, но лишнюю работу не любил. Он оставлял в собственном архиве вторые экземпляры всех документов, уходящих наверх, помнил о коротеньких справках, докладных записках, отчетах.
-- Все так. Но требуется серьезный анализ. Не просто цифры, факты, конкретные данные, а обобщенный материал. Во время конфликта стороны не миндальничали, брали заложников в местах, где происходили столкновения, в своих селах, даже на трассах. Никто толком сказать не может сколько человек на сегодня в заложниках числится.
-- У меня данные на начало конфликта имеются. За ноябрь--декабрь девяносто второго года в Назрань передано более 1600 ингушей, в Осетию возвращено около 600 осетин. -- Владимир Николаевич безошибочно достал из папки нужную бумагу. -- Тут особую роль сыграла позиция, занятая Аушевым. Когда его избрали Президентом Ингушетии, в подвале, выделенного помещения под президентскую резиденцию удерживалось около 400 заложников. Аушев распорядился всех передать в Осетию. Вернули без предварительных условий, без торга -- менять заложника на заложника. Вот еще одна цифра, около 500 человек с обеих сторон, разыскивались как без вести пропавшие. До настоящего времени 180 человек, из них большая часть ингуши, не найдены.
-- Николаевич, это мы проходили. Не думаю, чтобы Лозовой без повода обратился к проблеме заложников, решил заняться этим делом. -- Борис Павлович обещал пораньше вернуться домой, затягивание совещания срывало его планы. -- Просто вопрос обострился. Если раньше захватывали заложников, чтобы осуществлять обмен своих на чужих, теперь захват превращается в бизнес, средство обогащения. -- Владимир Георгиевич озвучил то, что мы и сами отслеживали.
Чтобы с помощью захвата людей зарабатывать деньги, как деформировалось сознание тех, кто этим занимается. Так могут действовать только бандиты. Но ведь похищения, содержание заложников они осуществляют не в изолированном пространстве. О криминальном промысле знают близкие, родные, товарищи. Если не осуждают похитителей, следовательно, солидарны с ними.
-- Положим на Кавказе заложников брали с незапамятных времен и нравы те же были, Лев Толстой "Кавказского пленника" не из пальца высосал. С пленного Жилина хозяин тысячу рублей откупного требовал, на пятистах сошлись. С богатенького Костылина пять тысяч, -- Анатолий продемонстрировал знание русской классической литературы.
-- Тогда война была и нравы пещерные. Сегодня те, кто заложников берет, себя к дикарям не относит. Даже выдает за защитников национальных интересов, -- Владимир Георгиевич вместо постановки задач сбился на "ликбез".
-- И все же что-то конкретно случилось? Почему такая спешка с подготовкой материала? -- подал голос Владимир Николаевич.
-- Случилось. Сотрудник администрации отличился. -- Владимир Георгиевич решил удовлетворить наше любопытство. -- Да не рядовой, а начальник отдела; тот, что курирует ингушскую сторону. Фамилия из головы вылетела. Да он раньше в училище служил, вы его должны знать, невысокий, светлый, подполковник.
-- Юрий Петрович? -- догадался Анатолий.
-- Он самый.
-- Что ж он сотворил? -- вопрос задал Борис Павлович,
который чаще других в группе контактировал с представителями Ингушетии и теми, кто осуществлял связь с ингушской стороной.
В последний месяц администрацию жалобами завалили. Случаи блокирования автоколонн с ингушами, следующими по прежнему месту проживания или обратно в Назрань участились. У людей проблемы постоянно возникали: кому в местную администрацию, кому к врачу, кому к родственникам. Мы знали, что нашему коллеге Юрию Петровичу приходилось ежедневно разрешать множество житейских проблем.
И вот теперь он какой-то прокол допустил.
-- Так что Юрий Петрович натворил? -- повторный вопрос был услышан.
-- Посадил в служебную машину то ли пятерых, то ли шестерых ингушей, решил подбросить в Назрань. -- Поделился информацией наш шеф. -- Коменданта, дежурного по штабу временной администрации не предупредил. Охраны естественно никакой. Служебную машину задержали. Кто не ясно. Сотрудника администрации не тронули, зато пассажиров захватили. Цель похищения не ясна до сих пор, требования не предъявлены. Глава администрации вне себя. Подполковника на время расследования от работы отстранил. Дело вообщем темное.
Совещание явно затягивалось. Конкретные задачи были поставлены лишь к полуночи.
Подробную информацию о захвате заложников мы получили на следующий же день из первых уст. Юрий Петрович пришел в наш кабинет поплакаться. Его рассказ был сумбурным.
Он решал очередную проблему в поселке Карца. К обеду собирался в Назрань. К Юрию Петровичу подошли несколько жителей, попросились доехать до Назрани. Вот уже несколько дней четверо мужчин и две женщины не могли туда попасть. Причины поездки были весомыми. Служебную машину подполковника в Пригородном районе знали, никогда не останавливали. Практически каждый день он мотался из Владикавказа в Назрань и обратно. Решал конкретные проблемы в селениях, где совместно проживали осетины и ингуши.
Вначале подполковник хотел отказать в просьбе, затем сдался -- небольшой грех оказать помощь нуждавшимся в поездке. Да просчитался.
От поселка Карца, являющегося пригородом Владикавказа, с полчаса проехали спокойно, ничьего внимание не привлекая. Юрий Петрович успокоился, но напрасно: на Черменском шоссе четыре легковые автомашины с автоматчиками блокировали служебный "УАЗ". Пояснений нападавшие не слушали, хотя вели себя достаточно корректно.
Юрий Петрович не сразу сообразил, что их развернули и сопровождают назад во Владикавказ. Подъехали к штабу Управления охраны объектов народного хозяйства одного из района. Созданное на базе народного ополчения, управление выполняло практически те же функции. Сотрудники занимались охраной объектов, обеспечивали безопасность сельчан в приграничных с Ингушетией районов. Законность существования формирования оспаривалась. Готовилось решение по его упразднению, но пока оно действовало на легальных основаниях.
Юрию Петровичу предложили выйти из машины. Пока он доказывал полномочия, правильность поездки, выяснял у начальника штаба районного управления причины задержания -- время шло. Вышел из здания -- служебной машины и след простыл. От здания штаба она была перегнана, пассажиры исчезли.
Подполковник по горячим следам доложил о случившемся по команде. На розыск заложников выделили солидные силы. Под контроль дело взяли Глава временной администрации и
Президент Галазов. Место прибывания захваченных обнаружить не удалось. Больше того, пропали два сотрудника управления охраны -- свидетели захвата заложников. На предварительном допросе те сообщили: "оказались на месте происшествия тогда, когда машину уже захватили. Чтобы не допустить актов насилия, решили сопроводить ее в свой штаб.
Вышла запутанная детективная история. Причастны или нет сотрудники к захвату заложников определить сложно. Если участвовали в захвате, зачем везли в здание штаба, зачем милицию вызывали? На этом основании сотрудников управления охраны освободили. Тогда возникают иные вопросы, почему после освобождения скрылись? Испугались стать "козлами отпущения"? То ли, зная кто захватил ингушей, не хотели называть имен и фамилий?
Ситуация прояснилась через несколько дней. Я был в комендатуре Карца, решал задачи, далекие от проблемы, связанной с похищением заложников, когда комендант созвал срочное совещание сотрудников.
-- Если хочешь, поприсутствуй. Я тут письмо получил. Анонимка, адресована не мне, а Главе Временной администрации, но направлена в нашу комендатуру, -- комендант протянул мне листочек с коротким текстом.
"Главе Временной администрации Лазовому В. Заложники живы. Обмен только будет на группу осетин, захваченных на Черменском кругу. Другие варианты неприемлемы. Шесть человек ингушской национальности с поселка Карца на три человека осетинской группы."
-- Как думаешь не фальшивка, стоит начальству сообщать? -- коменданта интересовало мое мнение как человека, находящегося на ступень ближе к начальству.
-- В любом случае проинформировать надо. Из-за поиска заложников Осетинские МВДэшники и те, кто работает в составе администрации, покоя не знают. Анонимка хоть какую-то ниточку дает. Само письмо на подделку непохоже. Орфография и стиль хромают. Фамилия Главы переврана, вместо буквы "о", написана "а".
-- А что там за группа из трех осетин не знаешь? --
комендант так и не принял окончательного решения как поступить с письмом.
-- Подробности мне неизвестны, но кое-что о происшествии слышал. У ингушей в заложниках оказалось несколько осетин. Похитители вступили в переговоры с родственниками, потребовали за освобождение выкуп. Те согласились пойти на контакт. Договорились о встрече, месте передачи денег. Навстречу поехали три человека, в том числе подполковник -- офицер МВД Осетии. Сделка не состоялась, а троица оказалась в заложниках. Милиционер о предстоящей встрече с преступниками, похитившими родственников, в известность не поставил ни своих сослуживцев, ни правоохранительные органы Ингушетии. На контакт пошел как частное лицо. С захвата новых заложников прошло два месяца, результат поисков нулевой, -- поделился я фактами, почерпнутыми из различных источников.
-- Это кое-что объясняет. За такой срок родственники, друзья похищенных могли разувериться в способности официальных органов освободить заложников. Отсюда ответный шаг. -- Высказал свое мнение комендант.
Оба мы отлично понимали, что кроме новой вспышки насилия, такие ответные акции ни к чему хорошему не приведут. Только продлят цепочку преступлений, переплетут криминальный промысел по захвату людей с межнациональным противостоянием.
Аналитическую записку по проблемам захвата заложников наша группа подготовила во время. Рекомендации давать не так уж и сложно, но как добиться их реализации? Как убедить людей действовать по закону, если государство не в состоянии защитить их интересы, обеспечить безопасность? Законопослушными люди бывают лишь там, где закон соблюдается на всех уровнях, в большом и малом. Нормальный человек не польстится бандитским промыслом, криминальном пути обогащения, когда созданы условия для достойной жизни, есть работа, приносящая достаток, позволяющая содержать семью, не унижается чувство национального и личного достоинства. Бездействие государства на руку лишь преступникам. Криминальный мир интернационален. Похищенные в Северной Осетии оказываются в Чечне.
Помимо составления записки пришлось участвовать еще в одном мероприятии. Совместно с ребятами из оперативно-следственной группы МВД России мы организовали встречу родственников, попавших в заложники с осетинской и ингушской стороны. После взаимных упреков, высказанных обид те подсказали дельные предложения, которые могли бы помочь следствию, найти и освободить заложников. Я еще раз убедился, простые люди гораздо ближе к пониманию -- нагнетание вражды между народами-соседями не в их интересах.
Наиболее сложной проблемой, с которой нам пришлось вплотную столкнуться, оказалась работа по возвращению беженцев и переселенцев. По мнению осетинской стороны, во Владикавказ, ингушам, проживавшим в городе до конфликта, пути нет. Вопрос возвращения в населенные пункты Пригородного района увязывался с выполнением целого ряда условий. Если даже находились какие-то взаимоприемлемые решения то, когда дело доходило до их выполнения, конкретных мероприятий, реализации, согласованных документов дело стопорилось. Действовать приходилось с большими потугами, медленными шагами, что не устраивало обе стороны. Осетинская считала -- процесс форсируется, ингушская -- саботируется. Возвратить беженцев решили первоначально в четыре населенных пункта Пригородного района Чермен, Донгарен, Дачное, Куртат.
Сохранившихся домов, в которые могли бы въехать прежние хозяева практически не осталось. Работа по восстановлению и ремонту жилья требовала значительных финансовых и материальных затрат. Москва с финансированием не спешила, Дожидаться когда ремонт, восстановительные работы в поселках будут закончены -- затягивать процесс возвращения. Никто не мог дать гарантии, что вновь отремонтированное жилье не будет снова разрушено. У каждого ингушского дома по автоматчику не поставишь. Выход один -- обеспечить желающих вернуться, временным жильем, привлечь трудоспособных членов возвращающихся семей к отстраиванию домов, строительно-восстановительным работам.
Где брать временное жилье? Выход был найден -- вагончики. Установить по желанию хозяев временные жилища рядом с разрушенными домами, или же, компактно, рядышком в выбранном месте селения. Задачка не из простых, но выполнимая. Были и посложней. Как к примеру, сформировать нормальный морально-психологический климат там, куда возвращаются беженцы. Как организовать саму процедуру примирения жителей? Не заставишь соседей браться мизинцем за мизинец и повторять: "мирись -- мирись и больше не дерись"!
Работа согласительных комиссий наших ожиданий в полной мере не оправдывала. Нельзя сказать, что результат -- никакой.
Как любили говаривать во времена перестройки: "подвижки есть". Совместные заседания постепенно превращались из места для высказывания взаимных претензий, в рабочие встречи, на которых решались практические шаги, это внушало надежду на налаживание совместной жизни людей, разъединенных конфликтом. Результат был ощутимее, если бы не силы, мутившие воду, пытавшиеся сорвать процесс примирения, возвращения ингушей. Как ни парадоксально, противодействие исходило из обеих республик.
На утренней планерке мне поставили конкретную задачу -- проконтролировать приезд в одном из селений ингушей, высказавших желание вернуться в ближайшее время, окончательно решить вопрос, где ставить вагончики. Два "Урала", выделенные временной администрацией для желающих осмотреть свои дома, определить место размещения вагончиков, ушли в Назрань рано утром. Я должен был встретить их на Черменском кругу.
-- Как дела? Мы что запоздали? -- с капитаном,
командовавшим выделенной для сопровождения группы, мы были знакомы по другим операциям.
-- Да нет. Договорились, что выделят дополнительную охрану, -- я сообщил старшему колонны приятную новость. -- Они немного отстали от моего "Уазика". Будут с минуты на минуту.
БТРа, выделенные дополнительно для охраны запаздывали.
Прошла колонна грузовиков. В кабинках водители, рядом автоматчики. Машины, груженные кирпичем, досками.
-- На стройку. Сколько же денег придется вбухать, чтобы восстановить разрушенное. -- Сержант, стоящий рядом с капитаном, вздохнул, словно ему представляло отстраивать дома, -- У них тут и заборы каменные, не то, что в моем поселке.
Наконец подъехало подкрепление -- два БТРа, Камаз с тентом.
В кузове солдаты, около взвода.
-- Всем выйти, построится у машин в одну шеренгу. -- Команду подал капитан. -- Взять личные вещи.
Из кузова "Уралов", выделенных для перевозки жителей выпрыгнули те, кто скрывался под брезентом от утреннего ветра и сырости.
-- В чем дело? -- седобородый мужчина в папахе подошел к
нам.
Прежде чем машины тронутся, каждый должен пройти личный досмотр. Таков порядок в зоне чрезвычайного положения, -- капитан не испытывал смущения от того, что его подчиненные будут обыскивать людей.
-- Что у нас искать?
-- Больше делать нечего?
-- У нас инструкция -- на реплики, раздававшиеся из линии людей мало напоминавшей шеренгу, капитан не реагировал.
Не знаю почему, но мне хотелось как-то оправдаться за унижение приехавших. Ведь обыск иначе как унижением не назовешь.
-- Проведем рекогносцировку? -- капитан не принимал участие
в досмотре, доверил его сержанту. Вопрос был адресовал мне.
-- В смысле? С утра были в селении, все вроде бы спокойно. Люди заняты повседневными делами. О том, что приедут из Ингушетии именно сегодня, решали на заседании согласительной комиссии. В известность поставлены представители администрации, комендант и все население. -- Я не видел необходимости в подстраховке.
-- Давай все же проскочим к селению. Не думаю, чтобы ингушей односельчане не встречали камнями и палками, но все равно какое-то предчувствие гнетет, -- капитан имел опыт проводки колонн с ингушами в места прежнего проживания.
Игнорировать его мнение было бы большой глупостью. Капитан отдал распоряжение, пересел в мою машину. За старшего колонны оставался, возглавляющий подкрепление лейтенант. Интуиция не подвела. На краю селения стояла довольно внушительная толпа. Она образовывала как бы два полукрыла. Правое -- мужчины, стоявшие на значительном расстоянии от дороги, ведущей в село. Левая -- женщины и дети, сгрудившиеся на самой дороге. За те визиты, которые мне пришлось совершить в селение по служебным делам, лица односельчан примелькались. Сейчас, как мне показалось, в мужской части толпы тусовалось несколько человек, которых я раньше не видел. Это вполне объяснимо: может просто не встречал, может это, приехавшие погостить родственники или чьи-то гости. Представителей местной администрации я не увидел. Вывод напрашивался сам собой -- сход можно было отнести к категории неофициальных, несанкционированных и следовательно в зоне чрезвычайного положения -- противозаконным. Я вылез и направился к крылу мужчин.
-- Здравствуйте.
Ответные приветствия прозвучали глухо. Большинство мужчин промолчали. На контакт с нами идти не хотели. Это настораживало. Я не успел задать вопрос, чем вызван сход.
-- Неужели в наш поселок начнут заселять ингушей? -- Почему это делается без учета нашего желания? -- Голос был резким, раздраженным. Говорящий предпочел выкрикнуть из толпы, остаться неузнанным.
-- Вы же знаете, Президент Галазов и Президент Аушев подписали несколько документов по урегулированию отношений между Осетией и Ингушетией. Правительства обеих республик обязаны обеспечить возвращение беженцев и вынужденных переселенцев. -- Мне было трудно оставаться спокойным, но я старался говорить без раздражения.
-- Они наших мужей, братьев, сыновей убивали, а теперь хотят назад вернуться, -- теперь выкрикнули из женского крыла толпы.
-- Речь идет только о тех, кто не брал в руки оружия, кто не совершал преступлений, -- в который раз мне доводилось озвучивать данное положение соглашения о возвращении беженцев.
-- Все ингуши одним миром мазаны. -- Контраргумент мне также случалось слышать не единожды.
-- Не правда. Ваши же представители, члены согласительной комиссии выбранные вами, рассмотрели списки, оставили только тех, к кому нет претензий. МВД эти списки также по своей линии проверило, -- попробовал я найти весомые аргументы, способные убедить толпу.
-- У нас был колхоз. Во время конфликта колхозный скот был угнан, разворован. Несколько машин, тракторов также угнаны. Сейчас не на чем работать. Государство компенсировать ущерб не хочет или не может. Пока ингуши не вернут то, что угнали, в селение не пустим. -- Мужчина средних лет, стоявший в первом ряду озвучил мнение многих односельчан.
-- Вы уверены, что всю технику и скот разворовали ингуши? --
к разговору подключился приехавший со мной капитан.
-- А кто же еще? -- последовал встречный вопрос.
-- Даже если и так. С кого спросишь? Те, кто участвовал в грабежах сюда не вернутся. Знают, что рыло в пуху. Почему за них должны страдать невиновные? Если начинать торг, то мира на вашей земле никогда не будет. -- В лице капитана я получил достойного помощника, умеющего разговаривать с возбужденными людьми.
-- Ингушам дома восстанавливать будут, деньги обещают. Вон несколько вагончиков пригнали, а как же мы? В мой дом снаряд попал, стены насквозь прошел. Есть осетины чьи дома полностью разрушены или сожжены. Кто нам поможет? -- Говорившего я знал. Мне доводилось видеть его у коменданта, когда он обращался за помощью в восстановлении дома.
-- Жилые дома осетин, разрушенные во время конфликта, будут восстанавливаться на тех же основаниях, что и ингушские. Средства выделены на восстановление, ремонт школы, медпункта и строительство нового магазина. -- Я не думал, чтобы местные жители не знали о начале финансирования восстановительных работ объектов культурно-бытовой сферы, но напоминание об этом не помешает.
-- Все это не сказки похоже. Пусть сначала наши дома восстановят, выплатят компенсации за утраченное имущество, а потом будем разговаривать об ингушах. -- Знакомый по посещению комендатуры мужчина распалялся все больше и больше.
-- Только дурак два раза на грабли наступает. Мы пригрели змею на груди. Вон в Чермене разрешили нескольким семьям вернуться, через несколько дней осетина убили, -- с растущим раздражением произнес опирающийся на палку старик.
-- Провокации везде возможны. Есть те, кому мир не нужен,
кто наживается на горе других, -- капитан произнес фразу ровным голосом. Он не терялся в экстримальных условиях, казался спокойным.
Шум моторов небольшой колонны, двигающейся к селению, привлек внимание митингующих.
-- Смотри как сопровождают. Если едут с добром, зачем столько охраны? Президентов так не стерегут! -- Возглас из толпы отражал общее настроение. Только сейчас я осознал, что усиленная охрана приезжающих имеет в глазах осетин оскорбительный смысл.
-- В чем дело? -- лейтенант, принявший командование
колонной, высунулся из люка бронетранспортера.
-- Осетинская часть населения решила сорвать акцию осмотра домов, выбора мест для вагончиков. -- Я нарочно, словно передо мной был старший начальник, говорил громко, четко. На форме лейтенанта не было знаков различия. По комплекции он тянул как минимум на полковника. Уважение к старшим в крови горцев. Может быть удастся разыграть эту карту. По крайней мере в присутствии старшего начальника будут вести себя сдержаннее.
У меня был аналогичный случай в другом селении. Там автобусы с ингушами забросали камнями и палками, -- капитан говорил шепотом, так чтобы разобрал лишь я. -- Здесь толпа не столь агрессивна, но вряд ли наша миссия выполнима. Как бы не произошла стычка.
-- Этого только не хватало! -- не удержался я от
восклицания. -- А может все-таки попробуем проигнорировать толпу, поедем.
-- Придется поездку прервать. Я не могу гарантировать безопасность приехавших. Не станешь же прокладывать дорогу с помощью бронетранспортеров. Капитан нес прямую ответственность за вверенные жизни. Пришлось согласиться: Толпа решительных действий не предпринимала. Заняла выжидательную позицию. В кузовах "Уралов" сообщение о том, что придется возвращаться в Назрань встретили довольно сдержанно. Резанула брошенная в сердцах фраза:
-- Они хотят крови. Они ее получат. Не пустят на нашу землю домой добром, вернемся силой. Только теперь бежать придется осетинам.
Однако не все приехавшие разделяли это мнение.
-- Хватит смертей. Один раз сделали глупость, не следует ее повторять.
-- Ради детей, внуков надо мириться. -- По голосу я узнал самого старшего из желающих вернуться в село. -- В 57 году, когда из Казахстана вернулись, трудно приживались, однако научились ладить между собой. Погибших не вернешь, но даже кровники находят путь к примирению. Надо думать о детях, внуках.
Колонна, сделав небольшой зигзаг развернулась и медленно, словно нехотя, отправилась туда, откуда прибыла. Вывод был малоутешителен. Жители селения не допустили своих односельчан ингушской национальности, и это несмотря на то, что вопросы приезда были согласованы заранее. Если инцидент спустить на тормозах, организаторы почувствую безнаказанность, сорвут процесс возвращения в других селениях.
Никто не уполномачивал меня по горячим следам собрать членов согласительной комиссии, представляющих осетинскую сторону. Заручившись согласием коменданта, я решил это сделать. Пять человек прибыли практически сразу после оповещения, двоих посыльным не удалось разыскать.
-- Говорят на Кавказе мужчина дорожит честью, дал слово, держит его. -- Мне хотелось задеть самолюбие людей, сидящих в небольшом кабинете коменданта. Желание обрушиться с упреками на несдержавших слово членов согласительной комиссии, наговорить им массу неприятных слов было непреодолимым. Я сумел его перебороть. передо мной сидели не солдаты первогодки или "дембеля", а люди старше по возрасту, жизненному опыту, хлебнувшие в жизни поболее меня, убеленные сединами, пользующиеся авторитетом у односельчан. Из вежливости они могут меня выслушать, а могут просто покинуть комендатуру. Теперь я проклинал, что присвоил себе функции рангом выше, чем предписывали должностные обязанности.
В комнате царило затянувшееся молчание. Ничего лучшего, чем извинится и отпустить оторванных от домашних забот людей, придумать я не мог.
-- Извините, вы свободны.
Комендант, сидевший рядом со мной был удивлен не меньше селян.
-- Не переживай, сынок. Людям не просто вытравить из памяти
случившееся, простить виновного, перебороть недоверие к
ингушам. Пойми и нас. Мужчина на Кавказе своим словом
дорожит. Если бы все зависело от нас, или даже от
односельчан, автобусы пропустили бы беспрепятственно, --
пожилой осетин понял мое состояние, решил если не открыть карты, то намекнуть на глубинные, подводные течения, мешающие процессу примирения.
-- Не можем мы против ветра мочиться, брызги на нас
полетят, -- проще, но довольно доходчиво пояснил один из членов комиссии.
Я и сам понимал, глубокое противостояние невозможно преодолеть на районном, сельском, уличном, соседском уровне не добившись изменения позиции на самом верху, не создав в республике соответствующей морально-психологический климат.
Комендант, намеревавшийся обсудить с членами согласительной комиссии какие-то свои проблемы, также решил отложить разговор. Увидев, что я засобирался восвояси, он на правах хозяина задал вопрос:
-- Ты перекусить не хочешь?
-- Спасибо. Кусок в горле не полезет.
Кроме раннего завтрака желудок ничего не перерабатывал, однако есть не хотелось.
-- А солдаты что-нибудь ели? -- поинтересовался комендант.
-- Они при выездах сухой паек берут.
-- Сразу видно, что ты со школьной скамьи в училище пошел. А я сначала срочную отрубил, -- усмехнулся комендант. -- Что для бойца сухой паек? Да они его за один присест смололи, через час после того, как получили. А теперь обголодались, тебе тоже перекусить не мешает. Когда еще доберетесь. Кроме того у меня антидепресант имеется. -- настаивал комендант.
-- Антидепресант?
-- Ну да. Вот ты переживаешь срыв приезда ингушей. Тебе
без антидепресанта не обойтись, -- майор улыбнулся, доставая из сейфа бутылку водки.
-- Хорошо, -- меня не надо было долго уговаривать. Сто грамм это то средство, в котором я в настоящее время нуждался, чтобы снять накопившееся за день напряжение.
Мы дождались, пока в небольшую комнатку, отведенную под кабинет коменданта принесли две большие порции гречневой каши, добренной армейской тушенкой и два стакана крепко заваренного чая. Комендант закрыл дверь на ключ.
-- Конспирация. Не хочу подавать подчиненным дурной пример. У нас тут сухой закон, но в порядке исключения, с представителем временной администрации как вышестоящим начальством, можно нарушить.
-- Что подчиненные потребуют отчета? -- усмехнулся я.
-- Да нет. Такое у нас не принято. Это я сам себя
оправдываю, что решил расслабиться. На мне ведь тоже ответственность на срыв заезда лежит. Завтра нагоняй сверху получу. Так, что и мне стресс снять следует.
Комендант достал из тумбочки чистый стакан, перелил чай из своего стакана в пустую поллитровую банку. Водку налил щедро, превысив стограммовый рубеж.
-- За все хорошее, -- тост был коротким, но всеобъемлющим.
Когда содержимое стакана очутилось в пустом желудке, я почувствовал, что выпил водку. Вначале показалось, что это лишенный градусов и вкуса напиток. Расправиться с гречкой, закусить, мы практически не успели. В дверь сильно и часто застучали.
-- Товарищ майор, в поселке пожар.
-- Бежать далеко от комендатуры не пришлось. Пылали два вагончика, доставленных в селение по линии миграционной службы. Они предназначались для тех, кто собирался восстанавливать разрушенные дома в качестве временного жилья.
-- Два ЧП для одного дня перебор. -- Комендант задыхался от быстрой ходьбы. -- Факт поджога налицо..
-- Почему думаешь, что поджог? Мало ли что могло случиться? Проводка, окурок, случайно оброненная спичка. -- Я не был столь категоричен как мой собеседник.
-- Ты когда-нибудь на пожаре бывал? -- последовал произнесенный с сарказмом вопрос.
-- Доводилось.
-- Если в селении пожар, люди пожарной команды дожидаться не будут. Откуда здесь пожарная часть! Моментально собираются к дому погорельца. Пытаются погасить очаг возгорания. Ведь это же реальная угроза другим строениям. А здесь! Ни одного человека из селения к месту пожара не прибежало. Горит и пусть себе горит. Словно не вагончик, приготовленный для жилья пылает, а кучка мусора, убранного с огорода. Вывод напрашивается простой -- поджог -- месть, дело местных, осетинской части населения, не желающей возвращения бывших соседей.
-- Кажется ты прав. Поджог умышленный. Самой хреновое в этом деле то, что сожгли не старый дом, не остатки строения, а имущество, на которое выделены средства из Российского бюджета. Это уже не просто угрозы, не ответная реакция на предыдущие действия ингушей, а четко выраженная позиция. Причем позиция не просто мелких хулиганов, пакостников, а большей части населения поселка, негласно одобряемая наверху. Попробуй после этого вернуть ингушей к местам прежнего проживания. В каждый дом по солдату с автоматом на постой не поставишь. Охрану каждого вагончика для временного проживания, а тем более восстанавливаемого дома не организуешь. -- Мой пессимизм основывался не только на событиях сегодняшнего дня, большей частью не на них. Работа согласительных комиссий подтверждала противников последовательного решения проблем возвращения вынужденных переселенцев, или беженцев, как их там не назови предостаточно. Что самое интересное, не только с осетинской стороны, но и с ингушской. Конечно, те, кто потерял кров, лишился нажитого многолетним трудом, в большинстве своем локти грызут, ничего они не выиграли после событий октября, ноября 1992 года, только потеряли. В самой Ингушетии многие из них оказались у разбитого корыта. Ни жилья нормального, ни работы, ни того положения, которое занимали.
-- Теперь жди ответных действий Ингушетии. То, что тормозятся восстановительные работы, срывается возвращение -- мина замедленного действия. не хотелось бы каркать, но эта мина может взорваться в любой момент, в любом месте, -- слова коменданта оказались пророческими.
Как аукнулось, так и откликнулось. Информацию о "марше мира" -- массовом походе из Ингушетии на территорию Пригородного района Осетии в администрации восприняли как нечто из разряда пустой угрозы. Не раз до этого доводилось слышать, если позиция осетин не изменится, мы им покажем. Однако сведения подтверждались, причем из разных источников. Власти Ингушетии нажимали на то, что идея "марша" родилась стихийно, так сказать, в сознании масс. Несколько колонн беженцев самостоятельно, опираясь на собственные силы, вернутся в родные села. Таким образом, вопрос массового возвращения беженцев будет решен. Ингушская сторона посчитала у временной администрации и Российского правительства в таком разе и проблем не будет, кроме одной -- обеспечить безопасность самой акции "марша мира". Вот только как это сделать на практике, рецепта не было. Впрочем безопасность призвано гарантировать присутствие международных наблюдателей и журналистов со всего мира. Как отреагирует на "марш мира" осетинская сторона, не сочтет ли это нарушением договоренностей о порядке возвращения и расселения беженцев, в расчет не бралось. "Марш мира" мог стать детонатором к новому взрыву насилия. В ряды участников провокаторам затесаться дело плевое.
Руководству Республики Ингушетия направили официальное предупреждение -- проведение митингов, массовых шествий в зоне чрезвычайного положения запрещено, уголовно наказуемо для организаторов и участников.
Авторитета руководства во временной администрации для предотвращения нового витка конфликта оказалось недостаточно. Президент Аушев, не скрывал, что в невыполнении Указа Ельцина по возвращению беженцев виновной считает администрацию. Изменить положение можно лишь введением прямого президентского правления, осуществляемого в Пригородном районе Осетии Москвой. Галазов отреагировал незамедлительно. "Если это произойдет, мне не останется ничего другого, как возглавить освободительное движение".
Поводов для волнения хватало. Что стоила лишь одна операция, проведенная ФСК России.
Из Ижевска в аэропорт Слепцовская, расположенный в Ингушетии чуть раньше месяца до марша мира направлялся самолет АН-2. Принадлежал самолет Пензенскому авиаотряду. Груз числился по разряду коммерческих -- спортивное оружие. Приобрела их у завода-изготовителя совместная российско-иностранная фирма, фирма как фирма -- их тысячи расплодилось, имела законную лицензию на право торговли спортивным и охотничьим оружием. Цена 115 долларов за спортивный пистолет.
Обстановка в регионе не спокойная, а тут кто-то большие деньги в спорт вбухать хочет. Странное дело, стали копать. Сделка от имени фирмы была совершена представительницей индивидуального частного предприятия, к фирме никакого отношения не имевшей. Совсем странно, по закону это делать нельзя. Проверили, что же на заводе смастерили. А оружие самое что ни на есть боевые новехонькие пистолеты "Макарова". Причем количество не шуточное: вооружить можно солидное количество желающих раскошелиться на сто баксов -- 3 тысячи штук пистолетов в заводской смазке.
Как под видом спортивного оружия смогли продать боевое? Не сложно. Коммерческий, заводской, плюс чей-то личный интерес, жажда заработать сделали свое дело. Потом ведь пистолеты уйдут за пределы Ижевска, а кому попадут в руки дело десятое. Главное, что не местным браткам. Технология проста. Смонтировали на пистолете прицельную планку, дали новое наименование спортивный пистолет ИЖ-70 и, пожалуйста, валюта есть закупай, пользуйся по своему усмотрению: хочешь в тире тренируйся, хочешь верши разборку, хочешь вооружай незаконное формирование.
Контрразведчики сообщили о самолете Главе администрации. Приняли решение посадить самолет в промежуточном аэропорту для досмотра.
Пришлось связаться с командующим Северо-Кавказским военным округом. Для боевых летчиков посадить АН-2 не проблема. Что они и сделали -- посадили в Астрахани.
Начальник УВД Астраханской области был извещен по своей линии. Проверка груза подтвердила информацию. В самолете находилось не спортивное оружие, как значилось в документах, а боевые пистолеты "Макарова". Ровно 3 тысячи штук. Планочки дело такое -- можно даже и не снимать.
Сопровождающие арестованы. По данному факту УВД Астраханской области возбуждено уголовное дело. Слаба Богу в зону чрезвычайного положения оружие не попало. Кто заказчик? Дело темное. Вряд ли следствие в этом разберется, ну а представителям фирмы большое наказание не грозит.
Попробуй докажи злой умысел. Хотели мол заработать. Арифметика простая -- 115 умножить на 3 тысячи. Итого триста сорок пять тысяч долларов выплачено заводу. А о своем наваре кто же скажет -- коммерческая тайна.
Имел ли инцидент с пистолетами отношение к планировавшемуся "маршу мира", выявить сложно. Гадать -- занятие неблагодарное. Но кто знает, что бы было окажись пистолеты в Ингушетии? Считай каждого второго собиравшегося участвовать в "марше мира" можно было бы вооружить. К чему привел хотя бы один выстрел с ингушской стороны -- представить не сложно. К новой кровавой бойне.
В Москве нашлись люди, понявшие серьезность положения. Министерство по делам национальностей и региональной политики, министерство по чрезвычайным ситуациям немедленно направили гонцов в обе республики. Представители министерства строительства, министерства финансов и других, связанных с материальными ценностями, процессами восстановления разрушенного, прозрачно намекнули, что выделение централизованных капитальных вложений и финансовых средств из федерального бюджета будет осуществляться только при условии стабильной обстановки в регионе. Москва не намерена бросать сотни миллиардов рублей в огонь бессмысленного противостояния.
Накануне марша Президент Ингушетии Аушев обратился с призывом отменить акцию. На Кавказе слово старшего по возрасту или положению многого стоит. Но ведь есть инерционный момент. Если маховик набрал обороты, остановить его моментально невозможно. Хватит ли авторитета Президента отменить поход нескольких колонн, остудить горячие головы.
С утра наша группа почти в полном составе направилась на границу Осетии и Ингушетии. Какие слова найти, чтобы остановить потерявших терпение людей, разуверившихся, что статус беженцев и вынужденных переселенцев им не придется нести до конца своих дней. И как убедить осетин, расценивающих массовое возвращение не иначе как попытку ингушей диктовать свои условия. Силовые структуры усиленные меры по обеспечению безопасности приняли. Наше оружие -- слово. Если "марш мира" начнется, вряд ли стороны захотят слушать увещевания. Все так. Но находится в такой день в кабинете мы не могли.
-- Обстановка близкая к боевой, -- я не разобрал кто из моих товарищей обрисовал увиденную картину.
Так называемая зона безопасности, установленная Приказом Главы временной администрации на смежных территориях двух республик была наводнена вооруженными людьми и техникой. Вдоль зоны с небольшим временным интервалом, на довольно приличной скорости патрулировали бронетранспортеры с опознавательными знаками войск МВД России. В воздухе натруженно стрекотали несколько вертолетов, зависших над опасной зоной. Картину довершал с десяток пожарных машин, с подготовленными к работе рукавами.
Ширина зоны безопасности в зависимости от условий местности колебалась от 2-х до 8 километров. В зоне на постоянной основе были выставлены контрольно-пропускные пункты, комендантские посты, ее патрулировали маневренные группы. Теперь же, в целях недопущения провокации, сюда были стянуты все приданные временной администрации подразделения силовых структур.
-- Мужики, курнуть не найдется. -- К нашей группе подошел знакомый по совещанию у начальства заместитель прокурора, недавно сформированной Кавказской межрегиональной прокуратуры. Специальная прокуратура была создана для обеспечения законности в районе чрезвычайного положения, соблюдения законодательства о правах человека, координации деятельности следственных органов.
-- Что командировочных на сигареты не хватает? -- пошутил Владимир Николаевич.
-- Не рассчитывал. Две пачки сигарет взял, уже кончились. Считай с пяти утра здесь нахожусь.
-- Сигареты в обмен на информацию, -- Владимир Николаевич протянул нераспечатанную пачку. Работник прокуратуры жадно затянулся дымком.
-- Ситуация до сих пор напряженная. По нашим данным участие в "марше мира" собиралось принять более 5 тысяч беженцев-ингушей. Вчера Аушев послал представителей во все районы Ингушетии, во все лагеря с просьбой акцию отменить. Гонцы гонцами, но до каждого участника марша не дойдешь. Не всех удалось переубедить, что марш, кроме дополнительных проблем ни к чему хорошему не приведет.
-- Да, если пять тысяч человек хлынет через границу, в селениях их хлебом-солью встречать не станут, это уж точно, -- я не удержался от реплики.
-- На границе сейчас скопилось не так уж и много людей: те, кто не знал об отмене марша и те, кто не согласен с принятым руководством решением, -- отреагировал на мои слова зам. прокурора.
-- А это что за группа? -- поинтересовался Борис Павлович, указав на десяток человек в гражданской форме, сбившихся в одном месте.
-- Догадайся с трех раз. -- Прокурорский работник не спешил
к своим, был расположен к беседе. -- Кого на жареное тянет?
Кто без сенсаций дня не проживет?
-- Пресса, что ли? -- Борис Павлович с журналистами общался частенько, но сейчас знакомых по пресс-конференциям не заметил.
-- Молодец, с первого раза угадал.
-- А как же вы их сюда допустили? -- Владимир Николаевич во всем любил порядок. Не раз нелестно отзывался об освещении конфликта средствами массовой информации.
-- Как не пропустишь. Хоть в зоне конфликта режим
деятельности прессы особый, цензура не отменена, попробуй не допусти. Тут не только Российские, но и зарубежные корреспонденты есть. Такой хай подымут.
Звонок по милицейской рации, с которой наш собеседник не расставался, прервал разговор.
-- Слава тебе Господи. -- Заместитель прокурора не стал скрывать содержание сообщения. -- Напрасно репортеры сенсацию ожидали. Не состоится!
На границу прибыл представитель Президента Аушева, несколько минут говорил, убеждал. Его не перебивали, выслушали спокойно. Вопросов почти не задавали. Приняли решение акцию не предпринимать, границу покинули.
***
ГЛАВА 7
***
Постановление Государственной Думы "Об объявлении амнистии в отношении лиц, участвовавших в противоправных деяниях, связанных с вооруженными конфликтами на Северном Кавказе" N 386-1Д.
.....
1. Не возбуждать уголовные дела в отношении лиц, совершивших противоправные деяния в связи с участием в вооруженных конфликтах на Северном Кавказе, не причастных при этом к тяжким преступлениям против жизни и здоровья граждан и добровольно сложивших оружие.
2. Прекратить все уголовные дела, находящиеся в производстве органов дознания и предварительного следствия и дела, не рассмотренные судами в отношении лиц, указанных в пункте I настоящего Постановления.
3. Освободить от отбывания уголовного наказания лиц, указанных в пункте 1 настоящего Постановления.
Председатель Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации
И. П. Рыбкин
13 декабря 1994 г.
г. Москва
******
Круг обязанностей сотрудников нашей группы определяло само название -- "группа переговорного процесса". Всевозможные дежурства, контроль деятельности приданных администрации сил МВД, проверка соблюдения режима чрезвычайного положения -- не наша работа. Для этого в администрации существовал специальный отдел взаимодействия с силовыми структурами. Ребятам этого отдела не позавидуешь, в кабинетах не сидят; днем и ночью там напряженная обстановка. Но недаром говорят: "кто на кого учился, то там и пригодился". Попытки начальника штаба включить в график контроля несколько человек из нашей группы Владимир Николаевич отвергал на корню: "У вас свой барин, у нас свой. Чужую работу сотрудника группы делать не будут". Сейчас был особый случай. Глава администрации приказал провести тотальную проверку деятельности блок-постов, контрольно-пропускных пунктов, комендатур. Я добровольно вызвался помочь ребятам из оперативного отдела. Мне вменили в обязанность не слишком сложную задачу: в течении нескольких часов побыть на одном из постов, проконтролировать службу, записать жалобы и пожелания, сформулировать предложения по улучшению работы поста.
Блок-пост милиционеры, откомандированные из Свердловска, сменившие отработавших положенные два месяца коллег из другого региона, обживали чуть больше недели. Спасибо предшественникам, более--менее приемлемые условия для жизни создали, а главное -- соорудили рядом с дорогой укрытие из железобетонных плит. Изнутри выложили высокий бруствер из мешков с песком. Поставили самодельную печку-буржуйку, возле которой дежурная смена могла погреться. Само помещение, выполнявшее роль казармы, где спали, питались, проводили большую часть времени милиционеры по сравнению с теми, которые мне довелось повидать, можно было назвать дворцом, длинное кирпичное здание с деревянными полами. Это вам не палатка и даже не щитовой домик. Один недостаток, отстояло оно от дороги метров на 100--150-ти, и в случае возникновения на дороге непредвиденной ситуации, помощь, находящимся на посту могла прийти с некоторым запозданием.
На пост я приехал часов в восемь. Попал на ужин, побеседовал с милиционерами. Жалоб и заявлений не было. Просьб особых тоже. К поездке в Осетию милиционеры готовились основательно. В сводном отряде милиции УВД Свердловской области оказалось немало тех, кто в горячих точках уже бывал, имел представление куда и для чего направляют.
Пост находился в относительно спокойном месте. Машины проходят редко. Досматривали практически все транспортные средства на предмет провоза оружия, наркотиков. Работы прибавлялось, когда осуществлялась так называемая "проводка колонн". После конфликта большая часть ингушского населения Осетии оказалась в Назрани, в городках беженцев. Но кое-кто, в основном старики, женщины и дети, остался в нескольких приграничных селениях. Когда страсти улеглись, удалось изредка, под охраной российских солдат, в автобусах, комплектуемых в Назрани, привозить бывших хозяев к родным домам. Люди проведывали оставшихся; смотрели, что осталось от жилья, имущества; забирали наиболее ценные вещи, если таковые уцелели. Автобус и каждый его пассажир проходили на посту тщательный досмотр.
-- Проблемы с проводом колонн есть? -- задал я вопрос старшему лейтенанту милиции, возглавлявшему пост.
-- А то нет. Позавчера проходила колонна. На колонну представляется список. Из двадцати человек, желающих проехать в свое селение, паспорт с пропиской только у пяти.
-- Что совсем никаких документов? -- удивился я.
-- У нескольких человек паспорта в наличии, но штамп с пропиской отсутствует. Утверждают, что в селении проживали несколько лет, а прописаться на территории Осетии не могли. Есть такие, кто паспорт утерял во время конфликта, оставил дома и с концами, -- посетовал старший лейтенант.
-- Так что вы только пятерых пропустили? -- мне нужно было досконально разобраться с проблемой допуска беженцев к местам прежнего проживания.
-- По инструкции можно пропускать и тех, у кого есть справки, подтверждающие место жительства, выданные местной администрацией. Но тут резонный вопрос, как получить такую справку, если ты в село попасть не можешь? -- старший поста выдержал паузу, словно ждал от меня подсказку. Не дождавшись, продолжил. -- Пошли навстречу беженцам. Стали в Назрани справки выписывать. Но проблема не разрешилась. Справки дают всем, кто обратится. У мужика в графе "цель поездки" написано -- "на прежнее место жительства". Все, вроде бы законно. Если бы у нас списка из адресного бюро не имелось; там зафиксированы официально прописанные в данном месте. Этот гражданин жителем Северной Осетии не значится. Пассажиры автобуса за него заступаются. -- "Наш, односельчанин". А как его пропустить? Плечи -- во, -- старший лейтенант раздвинул руки намного шире своих плеч. -- Морда небритая. Вдруг едет свести счеты с кем-то, поквитаться за родственников. Таких шесть человек оказалось. Высадили, дальше не пустили.
-- А что нельзя, не имеющих соответствующих документов сразу
отсеять, тем кто колонну формировал и сопровождал из
Назрани? -- я не удержался от вопроса, хотя и понимал, что
глупо адресовать его старшему лейтенанту.
-- Конечно можно, но у сопровождающих свои проблемы, свои функции, этим кто-то другой должен заниматься.
Ограничиться беседой, просидеть все время в помещении я не захотел; решил на своей шкуре проверить каково два часа продежурить непосредственно на посту. Движение по дороге с наступлением сумерек снизилось, а после комендантского часа совсем прекратилось.
-- Теперь до утра вряд ли кто появится; разве что армейские или МВДэшные машины со спецпропусками, -- произнес один из милиционеров, несших дежурство на посту.
Не дожидаясь команды старшего его напарник перекрыл и без того узкий проезд заграждением из бревен, по форме напоминающим козлы, на которых в деревнях распиливают дрова.
-- Плохо прожектора у нас нет, -- пожаловался старший
группы. -- Ребята, которых мы сменили, оставили самодельный, подсоединяемый к аккумуляторам, но мощность у него маловата. Если ночью кто-то подъезжает, приходится еще машину задействовать, включать фары.
-- Хорошо, доложу о необходимости выделения прожекторов на пост, -- пообещал я. -- Проблема разрешимая.
В укрытии из плит ветер не донимал. Время тянулось медленно. Я уже собирался вернуться в казарму, попрощаться с ребятами. Время, отведенное мне на контроль поста, заканчивалось. По моим подсчетам,с минуты на минуту должна была приехать машина администрации в сопровождении БТРа, собирающая всех оставленных на постах проверяющих.
-- Товарищ сержант, машина!
Присутствие проверяющего конечно же накладывало отпечаток на поведение милиционеров. Не будь меня вряд ли один боец торчал бы у бойницы, изображая бдительного часового. Не стал бы он к старшему по званию обращаться, назвал бы по имени.
-- Не за вами? -- задал мне вопрос сержант.
Я тоже вначале подумал, что моя проверка закончена. Но когда увидел подъезжающую машину, понял, что ошибся.
-- Вряд ли. Машина с проверяющими без БТРа не выходит. --
Это кто-то другой, -- предупредил я сержанта.
-- Внимание. Действуем по инструкции! -- прозвучала короткая команда. Один милиционер занял место у ручного пулемета, остальные рассредоточились вдоль бетонного укрытия.
Машина, ощупав лучами фар заграждение на дороге, затормозила перед ним.
-- Старший поста сержант Лукьянов. Выключить фары, заглушить мотор, выйти из машины без оружия, выстроиться в одну шеренгу на расстоянии пяти метров от "Уазика", -- голос, усиленный мегафоном был услышан подъехавшими.
Команду выполнили. Наш прожектор высветил трех человек в камуфлированной форме, стоящих перед машиной.
-- Представьтесь, цель вашей поездки, -- потребовал Лукьянов.
-- Свои сержант. Я офицер. Проверял подразделение, выполняющее задачу. Возвращаюсь в часть. Со мной водитель и автоматчик. Пропуск для проезда в ночное время имеется, -- ответ прозвучал громко, уверенно. В нем чувствовалось небольшое раздражение, вызванное скорее всего тем, что офицеру приходится отчитываться перед младшим по званию.
-- Я посмотрю документы, -- предложил один из милиционеров, находящийся справа от меня.
-- Отставить, -- скомандовал Лукьянов. -- Пулю всегда схлопотать успеешь. Что я потом твоей жене скажу?
-- Свои вроде, -- немного сконфуженно произнес милиционер, полезший поперек батьки.
-- Пусть один человек возьмет документы и передаст мне, -- сержант не собирался рисковать своими людьми. А может демонстрировал мне, как проверяющему, насколько толково организована служба на посту.
Представившийся офицером, не стал эксплуатировать подчиненных, отдал им какую-то команду, а сам направился к укрытию. Один из милиционеров, отодвинул плащ-палатку, заменявшую дверь в проеме между двумя плитами, забрал документы, пролистал удостоверение.
-- Все в порядке, -- доложил он своему командиру.
-- А предписание на проверку у вас есть? -- помнится такой
же вопрос мне задал лейтенант, командовавший постом.
-- Какое предписание, сержант, я ездил проверял команду из своей части? -- терпение офицера начинало истощаться.
-- А где документы остальных? -- не успокоился старший смены.
-- Моих документов недостаточно? Хватит Ваньку валять. Солдаты со мной. Прошу пропустить машину, -- довольно решительно потребовал стоящий перед нашим укрытием человек.
-- Я бы хотел посмотреть документы остальных, -- требования Лукьянова были законными, соответствовали инструкции.
-- Ну ты и служака, сержант. Будут тебе документы. -- Подъехавший к посту чертыхнулся, развернулся и не торопясь пошел к машине. Поравнявшись со стоявшими, он что-то произнес вполголоса.
-- Ложись, гранаты!
Кто первым сообразил что произошло, не знаю. Но это крик спас не одну жизнь. Находящиеся в укрытии милиционеры распластались на полу. Три брошенные гранаты взорвались в непосредственной близости от стены укрытия практически одновременно. Несколько осколков залетели в бойницы. Вскрикнул милиционер, занявший место у пулемета.
-- Павло, ты что? -- крикнул сержант.
-- Ерунда, руку зацепило, -- сквозь зубы процедил Павло.
Кто-то из милиционеров подполз к раненному товарищу с индивидуальным перевязочным пакетом.
-- К бойницам, массированный огонь по машине, -- подал команду сержант, но тут же ее отменил. -- Отставить, всем лежать! Новый мощный взрыв принудил вжаться в укрытия.
-- Огонь из всех стволов! -- Команда немного запоздала. Два милиционера уже вели огонь. Но стрельба вдогонку не была эффективной. Брошенные гранаты позволили ночным гостям выиграть несколько минут. Они сумели завести мотор, развернуться. Вот когда сказалось отсутствие на посту мощного прожектора. Машина скрылась в темноте.
-- Что случилось, Лукьянов? -- офицер с подкреплением прибежали, услышав взрывы и выстрелы. Помощь маленько запоздала. Если бы к блок-посту подъехала группа численностью побольше и с определенными намерениями, то у подмоги осталась бы лишь одна обязанность -- похоронить убитых.
-- Прокол вышел, товарищ старший лейтенант. Остановили
машину с тремя мужчинами в камуфляжной форме. У одного документы были в порядке. Потребовали, чтобы предъявили и остальные, они забросали пост гранатами и скрылись, -- Лукьянов чувствовал за собой вину. Не сумел оценить обстановку, принять меры по задержанию бандитов.
-- Потери есть?
-- Один легко ранен, осколками гранаты в руку, -- доложил сержант.
-- Организуем погоню? -- лейтенант не знал как поступить, обращался на советом ко мне, как к представителю высшей инстанции.
-- Какой смысл? Пока будем собираться, выедем на трассу, их
и след простынет. Вот другие посты предупредить надо, -- высказал я единственно разумное в данной ситуации предложение. У вас связь есть?
-- Две рации. Одна на посту, вторая в казарме. С соседями и
с комендатурой района связь устойчивая, -- лейтенант переживал. Надо же, неделя прошла без происшествий. А тут как назло, во время проверки организации службы на посту конфуз вышел. Пока один из милиционеров передавал по рации информацию соседям, милиционеры затеяли перекур. Не отказался от предложенной сигареты и я.
-- Товарищ лейтенант, у меня удостоверение личности и
пропуск остались. Бандит не забрал, -- милиционер,
выходивший навстречу к приехавшим, второй раз перелистывал странички удостоверения личности офицера.
-- Удостоверение подлинное? -- спросил сержант.
-- Вроде бы. Товарищ капитан, посмотрите? В графе
прохождение службы номер части указан; может знаете, что за часть, -- милиционер протягивал удостоверение мне.
-- Вряд ли, смогу помочь. Сейчас в гарнизоне прикомандированные не меньше, чем тех, кто во Владикавказе постоянно служит. С этим мужиком я точно не встречался. -- Мне не хотелось выступать в роли эксперта. Не такой я крупный специалист по проверке документов. Но я все-таки взял удостоверение. Фотография как и положено по уголку заверена печатью. Оттиск отчетливый. Войсковая часть номер такой-то. Стоп! У меня даже руки вспотели. Мой родимый полк. Вот так сюрприз! Я еще раз прочитал фамилию владельца -- Вольцов Аркадий Васильевич. Фамилия ничего не говорила. Имя Аркадий в наши дни редкое, но не до такой степени. Вот мой дружок, заядлый рыбак и сослуживец тоже этим именем при рождении наречен. И по возрасту они ровесники. Может в тот год модно было мальчикам имя Аркадий давать. Отбросим факт участия обладателя удостоверения в нападении на пост. Вынесем, так сказать, за скобки. Попытаемся установить подлинность документа. Последнее присвоенное звание -- майор. Присвоено давненько. Меня в те времена в полку не было. Это могло объяснить почему мы, являясь однополчанами, не были знакомы. Ну служил человек, перевели в другой гарнизон, а сейчас опять сюда командировали -- дело обычное. Выяснить новое место службы не трудно, должность и часть в удостоверении указаны. Я взглянул на графу. Сюрпризы продолжаются -- последнее место службы наш полк. Выходит, таинственный незнакомец, мы с тобой по нескольку раз на день должны были носом к носу сталкиваться. А этого не было. Следовательно или удостоверение фальшивка, или оно не твое, немного подправленное.
-- Что-то не так? -- лейтенант отследил недоумение на моем лице.
-- Удостоверение, подпись и печать, мне кажутся подлинными, но человек с такой фамилией в части не служит, -- я не видел смысла скрывать обнаруженное.
-- Почему вы так думаете, интуиция? -- поинтересовался сержант.
-- Какая к черту интуиция! Я в этом полку служу. Офицер с такой фамилией у нас не числится. Солдат полка тех, кто полгода прослужил, в лицо почти всех знаю Эти две, хоть я их и мельком видел, голову на отсечение даю -- не наши.
Староваты они для солдат срочной службы. Далековато стояли, но меня что-то сразу насторожило. Теперь понял -- им гораздо больше двадцати, заматерелые, потертые. Настоящие мужики.
-- Кто же они самом деле? -- вопрос озвученный одним из милиционеров, волновал всех присутствующих.
-- Ребята серьезные, к боевой обстановке привычные, не новички. Как лихо нас на землю положили! -- В голосе сержанта чувствовалось уважение профессионала к сильному противнику.
-- Вы официальный рапорт о происшествии по команде подадите. Я на имя Главы напишу, приложу изъятое удостоверение, передам в Оперативно-следственную группу, -- обратился я к лейтенанту. -- там ребята опытные, может что раскопают.
-- Товарищ капитан, это уж точно за вами, -- сержант первым услышал шум моторов.
Бронетранспортер и следовавшая за ним машина притормозили у заграждения. Из люка бронетранспортера выпрыгнул подполковник Колесников, развозивший проверяющих по постам. Лейтенант и я вышли навстречу.
-- Вы "Уазик" шуганули? -- обратился к старшему лейтенанту Колесников.
-- Так точно!
-- Ну, молодцы! -- сложно было понять похвала звучит серьезно или со скрытой иронией. -- Хоть какое-то представление имеете, что за группа? -- поинтересовался Колесников.
-- Нет. Если не считать оставленного удостоверения личности, -- я решил, что обладаю чуть большей информацией, чем отсутствующий в момент нападения на пост старший лейтенант.
-- Значит теперь не узнаем, -- глубокомысленно заметил подполковник.
-- Считаете, что им удастся ускользнуть? -- я и сам не верил, что машина объявится на соседних постах.
-- Не совсем, -- Колесников усмехнулся, -- гоняться за ночными визитерами больше не придется, выяснить кто они и что здесь делали не у кого.
-- Как так? -- я ничего не понял из сказанного.
-- Видно здорово вы их на посту напугали. Машина мчалась по дороге с выключенными фарами. У меня правило, сформулированное на основе опыта ночных проверок -- едешь по участку, где движение машин исключено, лучше медленней двигаться, но без дальнего света; меньше шансов нарваться на неприятности, быть подстреленным, -- поделился секретами Колесников. -- Водитель встречной заметил бронетранспортер, когда мы вынырнули из-за поворота. Дорога узкая, разъехаться можно, если держаться обочин. От лобового столкновения водитель "Уазика" ушел, но ему пришлось резко взять вправо. По закону подлости в том месте обочина узкая, вдоль дороги метров на двадцать протянулся каменный монолит. Машина в него врезалась. БТР и моя машина место аварии проскочили, пришлось возвращаться. Врубил фары, картина ужасная. Головы водителя и пассажира, сидевшего на переднем сидении разможженны. Вместо лиц -- кровавое месиво. Третий член экипажа был жив. Нам удалось вытащить его из машины. Об был без сознания, бормотал что-то по-русски. Посмотрели -- не жилец. Грудная клетка вдавлена, шея болтается, будто нет позвонков. Обшарили одежду, документов никаких. В кармане куртки пистолет "Макарова". Наша вина в гибели неизвестных несомненна. Сначала я испереживался. Решил кого-то из своих, армейских, на тот свет отправили. Пригляделся к раненому, понял, на военнослужащего, несмотря на камуфлированную форму не похож.
-- Вы не ошиблись. Мне на своей шкуре довелось почувствовать, что испытываешь, считая себя ответственным за чью-то смерть, поэтому я поспешил успокоить подполковника. -- Один из появившихся перед постом оставил удостоверение личности. Удостоверение, по-видимому, подлинное, но его обладатель в указанной, как место прохождения службы части не значится.
-- Мы голову ломаем, кто они такие, один славянин, два других или осетины или ингуши, -- подал голос старший лейтенант. -- Действуют как профессионалы. Голыми руками не возьмешь.
-- Абреки, -- усмехнулся Колесников. -- По крайней мере, так отрекомендовался раненый.
-- Он что пришел в сознание? -- Кто-то из милиционеров опередил меня с вопросом.
-- Да. На несколько минут. Я спросил, кто они такие и получил ответ: "абреки". Затем мужик выдал что-то с философским уклоном: "Похорони врага своего и твой туп не разорвут шакалы". После этого отдал богу душу.
-- Что он сказал? -- меня словно электрическим разрядом шибануло. Вспомнил фразу, произнесенную убийцей солдата-водителя в злополучную ночь проверки хозяйственной команды.
-- Дословно передать не смогу, но смысл фразы "похоронишь убитого, зачтется. Погибнешь -- есть шанс, что тебе могилу выкопают", -- повторил последние слова погибшего подполковник. -- А что это так тебя заинтересовало, его предсмертное высказывание?
-- Если не ошибаюсь, мы старые знакомые. Доводилось похожие слова на краю собственной могилы слышать, -- поделился я предположением. -- У бандита отметины на правой руке не было?
-- Какой отметины? -- уточнил подполковник.
-- Я во время перестрелки его подранил, в руку попал.
-- После аварии у мужика столько отметин появилось, не
счесть. А впрочем я не приглядывался, -- признался
Колесников. -- Если хочешь, когда будем возвращаться назад, выйдешь: убедишься тот, или не тот человек.
Я пожелал милиционерам нормальной службы, в полном составе, без потерь, вернуться на родину. Те разрозненно загудели: "И вам всего хорошего".
Занял место в машине рядом с коллегами по временной администрации. До места аварии ехали молча. Товарищи подремывали, а меня мучили два вопроса: "Каким образом удостоверение личности офицера, подписанное командиром полка, заверенное полковой печатью, оказалось в руках бандита? Убийца Петухова и скончавшийся на дороге боевик один и тот же человек?"
Шедший впереди нашей машины бронетранспортер резко затормозил.
-- Николай, иди посмотри на своего покойничка. -- Колесников видимо предупредил старшего БТРа, чтобы тот притормозил на месте аварии.
Тело мужчины на короткий срок пережившего своих подельников, отнесли к обочине. Оно лежало на земле. Кто-то из солдат накрыл лицо куском брезента. Я приподнял ткань. Кавказский тип лица. Пятьдесят на пятьдесят, что это одно и то же действующее лицо. Оставалась существенная примета -- след на руке. Я, переборов нежелание прикасаться к окоченевшему телу мертвеца, приподнял кисть. Кожа на суставах лохматилась ободранными при ударе лоскутками. Тыльная сторона ладони запачкана грязью и запекшейся кровью. Если на правой руке и были отметины от выстрела, рассмотреть их после аварии не представлялось возможным.
-- Ну что, он? -- в голосе подполковника звучало нетерпение. Сколько можно рассматривать труп. Время контрольной проверки зашкаливало. Пока доберемся до города, утро наступит.
-- Бог его знает, -- неуверенно промямлил я.
-- Садись в машину. Поехали, -- приказал Колесников. -- Здесь работа для следователей. Я уже позвонил оперативному дежурному. После осмотра места происшествия следователями, трупы заберут. Завтра узнаешь кто занимается этим делом. Отдашь удостоверение личности. Свою историю раскажешь. Посмотришь на покойника в спокойной обстановке. Отмытого легче опознать.
Сразу по приезду я написал рапорт о происшествии на посту. Через день встретился со следователем, которому передали дело. Следователь оперативно-следственной группы МВД РФ, худощавый мужчина в камуфлированной форме без знаков различия выслушал мой рассказ не перебивая. Долго вертел в руках удостоверение личности, оставленное бандитом на посту.
-- Говоришь, ваша полковая печать, подпись командира полка, а офицер как таковой в штате не значится?
Я утвердительно кивнул головой.
-- Да, подбросили мне дельце. Через неделю моя командировка заканчивается. Хвосты подчистить надо, а тут еще и это. Сам знаешь за неделю, много не нароешь. Конечно, я эстафетную палочку передам приемнику. Но пока он войдет в курс дела, пока освоится, время уйдет. В военную прокуратуру и местное МВД бумагу сегодня же направлю, но на них надежды мало, без того забот хватает. Удостоверение отдам в лабораторию, пусть проверят на подлинность.
-- Мне можно осмотреть трупы погибших? -- совет подполковника Колесникова заняться опознанием в спокойной обстановке, по прошествии времени, мне не очень-то хотелось реализовывать, но для очистки совести это следовало сделать.
-- Если честно, я даже не знаю где трупы, -- признался следователь.
-- Как так? -- удивился я.
-- Да так. Ты что же думаешь, что у нашей группы свой морг имеется? Трупы местные МВДэшники забрали, они тоже к этому делу подключились. Происшествие на территории Осетии, пострадавшие не военнослужащие -- так что это их поле деятельности. Они скорее всего, переправили тела погибших в судебно-криминалистическую лабораторию, а уж куда те направили, не знаю.
После часового сидения у телефона, звонков по различным номерам, мне удалось выяснить, где находятся тела ночных визитеров на блок-пост.
Первый сюрприз ожидал, когда я опустился в освещенный лампами дневного света длинный узкий корридор, ведущий в морг. Мне пришлось довольно долго объяснять подвыпившему небритому мужику, одетому в черный полушубок и валенки для чего посетил его заведение. В конце концов, он уяснил, что мне надо.
-- А документ на осмотр имеется? -- вопрос был как говорят
по существу.
Я не знал как поступить, собирался уйти, чтобы потом на официальном основании провести опознание, однако, перспектива вторичного посещения морга не прельщала. В грудном кармане, рядом с удостоверением личности у меня лежало, выданное начальником штаба администрации, предписание на проверку блок-поста. Я решил, что в качестве документа, разрешающего провести опознание предписание сойдет.
-- Это другое дело! -- мужик не стал читать бумагу, ограничился беглым взглядом на бланк предписания.
Взяв металлический прут, мужчина несколько раз ударил им по трубе, выходящей за пределы комнаты, в которой велась беседа. В ответ прозвучало несколько ударов. Минут через десять появился напарник, такой же небритый, с признаками легкого подпития, мужчина.
-- Покажи начальнику свеженьких, тех, кто после
автомобильной катастрофы передали, -- распорядился первый.
-- Не говоря ни слова, мой провожатый развернулся и направился к двери. Пришлось мне последовать за ним.
Морг был далек от того, что мне доводилось видеть в детективных фильмах, и не соответствовал моим представлениям о том, как должно выглядеть подобное заведение.
Единственное, что было классическим -- это жуткий холод неотапливаемого помещения.
-- Твои? -- санитар морга ориентировался в последнем прибежище мертвых с легкостью профессионала высокого класса.
Трупы, представленные на опознание без сомнения являлись останками тех, кто ночью попробовал проскочить блок-пост, но уяснив, что затея бессмысленная, предпринял неудачную попытку скрыться. За прошедшее время никто и не попытался привести тела погибших в божеский вид, обмыть, переодеть.
-- Руки не доходят, -- уяснив мой осуждающий взгляд, буркнул смотритель покойников.
-- Где же третий? -- Мой ознакомительный поход в морг кажется, не имел смысла. Трупа погибшего философа -- самоучки не было. -- Какой третий? -- пожал плечами сопровождающий.
-- Его родственники опознали и забрали! -- голос прозвучал
за спиной. От неожиданности я вздрогнул. Вроде бы покойникам по статусу разговаривать не положено. Резко повернулся, чтобы выяснить кто вмешался в наш разговор. Шаги старшего санитара оказались неслышными потому, что на валенки он одел огромные сапоги из защитного химического комплекта. Так обычно поступают опытные рыбаки, отправляющиеся зимой на подледный лов -- ногам тепло, обувь не промочишь.
-- Разрешение из МВД на выдачу трупа у вас имеется? --
Теперь я выступал в роли стража законности.
-- Нет, честно признался старший санитар. -- Как не отдашь! Ночью вламываются десять вооруженных мужиков, смотрят на тебя как на потенциального покойника, -- лицо служителя морга передернулось от воспоминания о пережитом ночном кошмаре, -- требуют выдать тело родственника.
-- А документы они какие-нибудь предъявили?
Я осознал наивность вопроса, не успев до конца его сформулировать.
-- Предъявили, -- усмехнулся санитар, -- у каждого по автомату. Мы подумали, что и нам мимоходом на орехи достанется. Да все обошлось. Родственники даже три бутылки араки и закуску для поминок оставили.
-- Осетины? -- мне было важно установить национальность ночных визитеров.
-- Кударцы, -- в голосе отвечающего явственно слышались нотки недовольства коренных жителей Северной Осетии от массового притока в республику после вооруженного конфликта между Грузией и Южной Осетией, юго-осетинских сородичей.
-- Вы случайно не заметили, кисть правой руки у покойника выглядела нормальной или поврежденной? -- конечно же с точки зрения любого следователя вопрос был сформулирован не верно. Однако, даже при такой явной подсказке, концентрации внимания на определенном объекте, я не был уверен, что получу исчерпывающий ответ.
-- Правая рука? -- второй санитар на секунду задумался, -- как же помню. Мизинец и безымянный палец у него перебитые.
-- Как это перебитые? -- не удержался я от восклицания.
-- Фаланги двух пальцев неестественно согнуты, Такое впечатление, что их выломали в каком-то приспособлении, словно мужика пытали.
-- Разве у покойника это можно определить? -- я не собирался скрывать сомнение.
-- Поработай с наше в морге, не такое знать будешь, -- с чувством собственной значимости, произнес старший.
-- Так может это после аварии? -- мне необходимо было избавиться от сомнений. -- Их же после автомобильного столкновения привезли.
-- Исключено. В таком случае суставы по другому были бы вывернуты и кости раздробленные торчали. А здесь травма уже зажившая.
-- Это не могло быть последствием огнестрельного ранения в руку? -- попытался уточнить я.
-- Ты что, если бы пальцы зацепила пуля или осколок, их попросту срезали бы, --- старший санитар был удивлен моей некомпетентности.
-- Ну в если, стреляли из ружья и в руку попало несколько картечин? -- я поставил перед экспертами-любителями конкретную задачу.
-- Черт, его знает, -- старший был реалистом, не хотел делать выводы, не основанные на личном опыте.
-- Постой! Ведь у него еще и клочек мяса между большим и указательным пальцем был выдран. Рана зарубцевалась, но след свежий. Вполне возможно, что в руку угодил заряд из дробовика. -- Второму санитару нельзя было отказать в наблюдательности. А может он набивал себе цену, изображая Шерлока Холмса.
-- Спасибо, мужики. -- Я понял, что мои расспросы, даже при четкой постановке вопросов, результатов не дадут.
Я не знал как отблагодарить своих консультантов. Порывшись в карманах, протянул несколько денежных купюр. Старший, жестом человека привыкшего к подобным изъявлениям благодарности со стороны людей, забирающих умерших родственников из морга, небрежно сунул деньги в карман куртки.
Конечно я не получил ответа на многие интересующие меня вопросы; но поход в морг, нельзя было отнести к неудачным.
По крайней мере, удалось раздобыть косвенные доказательства
того, что человек, с которым я несколько раз сталкивался на
узкой дорожке, пытавшийся меня убить, мертв. Это означало,
одним врагом меньше. Правда не ясно, сколько их еще? Чем я
помешал, то ли преступной группировке, то ли бандитам
одиночкам, где перешел дорогу? Сводил нас Господин случай,
или же кто-то, хорошо осведомленный о делах части, моих проблемах, реализовывал тщательно разработанный план.
Старый знакомый, следователь оперативно-следственной группы озабоченный предстоящим отъездом больше, чем ходом следствия, к моему рассказу об исчезновении трупа отнесся спокойно.
-- Ты знаешь, это все равно "топляк".
-- Что за "топляк"? -- не понял я.
-- Ну, наподобие бревна при сплаве. Бывает оно затонет, со дна не достанешь. Может в последствии и выплывет, а может и нет. Так и здесь. Кто выдавал себя за военных не ясно. Что делали в районе поста фиг его знает. Какие грехи за ними еще числятся -- неведомо. Если бы этим делом плотно занятся, да в своем регионе -- можно рассчитывать на положительный результат. Но мужикам из нашей группы не до этого. У каждого конкретная задача -- работа по уголовным преступлениям, совершенным в ходе конфликта, плюс поиск пропавших без вести, добавь сюда заложников и прочее, прочее. Ну а если учесть, что у нас пересменка, и другие будут заниматься этим делом -- совсем безнадега.
Следователь достал сигарету. Долго мял ее в пальцах. Затем продолжил:
-- В обеих республиках криминальный промысел переплетается с межнациональным противостоянием. У нас кадры -- любое управление позавидует, но местной специфики не знаем. За 2 месяца командировки в обстановку полностью не врубаемся. С сотрудниками МВД Осетии и Ингушетии взаимодействуем, как никак одну школу оканчивали, но у местных коллег национальные чувства частенько преобладают над законом, обе стороны признают: "преступники национальности не имеют", но попробуй арестуй ингуша в Назрани, или осетина во Владикавказе -- для этого роты омоновцев и пары бронетранспортеров не хватит. Допросить подозреваемого и то проблема. Более-менее нормальный контакт налажен в поиске заложников. Остальное глухо как в танке. Честно говоря: я рад, что командировка кончается.
-- А бандиты, они также исповедуют национальную неприязнь?
-- не удержался я от вопроса.
-- Да как сказать. Образ врага в сознании большинства осетин и ингушей закреплен достаточно прочно. В уголовном мире свои законы, но и там конфликт аукнулся. -- Следователю удалось раскурить отсыревшую сигарету. -- Часть группировок распалась, но подвизающиеся на поставке и сбыте оружия, наркотиков, бензина свои действия координируют. Бизнес есть бизнес. Информацию о таких группах мы имеем, вот толка от этих сведениях мало.
-- А что с удостоверением? -- У меня не было сомнений в подлинности офицерского удостоверения, изъятого на блок-посту. Подпись командира, печать части, записи в графах ничем не отличались от тех, которые были сделаны в моем документе. И все же хотелось узнать мнение специалиста.
-- Все чин чином. Бланк, печати, подписи. Есть маленькая заковырка, -- следователь тянул время, разжигая мое любопытство. -- Подчисточки и исправления имеются.
Обнаружить их простым глазом невозможно. Профессионал делал. Но в лаборатории подчистки, исправления выявили.
-- Какие исправления?
-- Бери ручку. -- Вместо ответа следователь протянул мне поллисточка бумаги. -- Фамилию, записанную в удостоверении помнишь?
-- Кажется, Вальцов Аркадий Васильевич.
-- Молодец, склерозом не страдаешь. -- Похвалил
следователь. -- Напиши фамилию крупными буквами. Я вывел печатными буквами "ВАЛЬЦОВ".
-- Попробуй, отгадай из какой подлинной состряпали, -- предложил следователь.
Мне не очень хотелось решать ребус. "Сам говорил, что работы по горло, а тут загадки загадывает". -- Осуждающе подумал я о забавах собеседника. -- "С другой стороны, покантуйся, оторванным от дома два месяца, в такой обстановке.
Маленькому развлечению будешь рад".
-- Дальцов, Гальцов, Мальцов, -- я пошел по пути наименьшего
сопротивления, меняя просто-напросто первую букву фамилии.
-- Да, с воображением у тебя туговато, -- пошутил
следователь. -- Правда одно дело подправлять буковки из
имеющегося варианта, другой дело вернуть творению первоначальный вид. Пиши внизу настоящую фамилию -- "Зайцев". Специалист оказался с фантазией: из заглавной буквы соорудил "В", "й" подчистил и сотворил сразу две буквы "л" и "ь", букву "е" переправить на "о" трудов не составило, это и ребенок сможет.
-- Вот тебе раз! -- не удержался я от восклицания.
-- Что знакомая фамилия? -- следователь уловил причину, вызвавшую удивление.
-- Еще бы, Зайцев -- мой сослуживец и приятель.
-- Проверили твоего приятеля. Перед людьми и совестью чист, -- перефразировал следователь слова некогда популярной песни. -- Год назад у него после ночной рыбалки пропало удостоверение. Об этом происшествии рапорт написал. Получил, как положено, выговор от командира части. Взамен утерянного, новое удостоверение выписали. Свидетели исчезновения документа были, несколько офицеров вашей части. Рыбалили вместе с пострадавшим. Зайцев утром объявил о пропаже. На воровство случай не был похож у других ничего не исчезло. Не иначе, документы выпали из кармана. Всем известно хорошая рыбалка без ухи, а уха без поллитровки не бывают. Зайцев в тот вечер, по свидетельству участников маленько перебрал. Кроме ваших офицеров на пруду несколько местных жителей работало, и два охранника пруда на уху пожаловали.
Был такой факт. Я только сейчас припомнил как тянул Аркадий с рапортом, надеясь, что удостоверение найдется. Ездил даже на следующий день на место рыбной ловли -- безуспешно.
Подозревать, никого не подозревал. Сам оплошал. Давал в газете объявление с обещанием вознаграждения, если найдут и вернут документы, -- никакого толка. Лишь недели через две написал рапорт о пропаже удостоверения. Получил выговор в приказе по полку и новый документ.
-- Выходит, кто-то, подправив фамилию больше года гулял с документами Зайцева! -- не удержался я от восклицания.
-- В удостоверении не только фамилию изменили, но еще кое-какие данные. Выяснением где эти документы использовались, займутся ребята из Министерства безопасности; это их хлеб. Только добиться положительных результатов будет нелегко, -- следователь не скрывал своих сомнений. -- У мужиков те же проблемы, что и у нашей группы. Постоянная смена, незнание местной специфики, слабая агентурная сеть, и если учесть, что у бывших "Гэбэшников" никак не закончится реорганизация, чистки -- много внимания такому пустячному делу -- как пропавшее удостоверение личности, они уделить не смогут.
Беседа со следователем затянулась. Мы даже крепко заверенным чайком побаловались. Я несколько раз порывался уйти, но следователю не хотелось оставаться в одиночестве. Ему торопиться особо некуда: ужин в столовой и койка в гостинице. У меня какая-никакая квартира имеется. Занятый в администрации с утра до позднего вечера, я уж и позабыл, когда в последний раз наводил порядок. А это было не в моих правилах. Чистота -- залог здоровья, это правило я соблюдал неукоснительно.
Квартира действительно имела запущенный и неопрятный вид. Пару часов я не расставался с веником, мокрой и сухой тряпками, зато остался доволен результатами труда. Хоть гостей приглашай.
После горячего душа промелькнула мыслишка о том, что из-за занятости в администрации после разрыва с Аллой, я пропустил несколько дней общения с прекрасным полом. Так недолго и квалификацию потерять. Но выходить на улицу, звонить по телефону-автомату одной из подружек, договариваться о встрече, особой охоты не было. Удерживало то, что придется объяснять куда это я пропал на столь длительный срок.
Правда, были среди моих давнишних приятельниц женщины понятливые, не задающие лишних вопросов. Но восстанавливать холостяцкий образ жизни встречей с одной из них, что-то не хотелось.
-- Отбой! -- скомандовал я себе, приняв окончательное
решение -- сохранить на ближайшие сутки незапятнанным моральный облик.
Обычно снов я не запоминаю. Этот кошмар врезался в память. Мне снилось, что я нахожусь на берегу большой реки. Не Терек -- это точно. Терек практически зимой не замерзает. На этой речке отливал голубизной первый тонкий ледок. На пологом, длинном спуске пацаны залили широкую полосу, прихваченную морозом. Отполированная штанами, кусками картонных ящиков, фанеры, всевозможными подстилками, заменяющими санки, полоса извиваясь протянулась вдоль реки метров на двадцать.
Каким образом, я взрослый дядька очутился среди детворы и женщин, наблюдающих за своими чадами, не знаю. То, что я -- капитан Российской армии, облаченный в парадную шинель, дожидаюсь своей очереди среди спускающейся детворы, и съезжаю с горки на двух опорных точка места, которое называют мягким, меня не удивляло. Странным показалось то, что у меня оказался последователь. Мужчина среднего роста, оттеснив детей выстроившихся гуськом друг за другом, оттолкнув меня, решил съехать с самой верхотуры на прямых ногах. Спуск можно было считать успешным; мужчина баланасируя, преодолел три четверти горы. Дальше скольжение шло по инерции. Почему он решил отклониться от трассы, понять было сложно. Человек попытался затормозить, сделал несколько шагов в сторону. Сохранить равновесие ему не удалось. Чтобы не упасть мужчине пришлось сделать несколько больших прыжков. Он споткнулся, изменив маршрут движения, засеменил в сторону реки. Попытки притормозить не увенчались успехом. Под грузом набравшего инерцию тела, тоненький лед у берега проломился. Мужчина плашмя, в полный рост рухнул в реку. Теплая одежда, впитав влагу камнем тянула его ко дну. Шок, вызванный падением, подавил инстинкт спасения. Человек даже не барахтался, не пытался бороться за жизнь. Крики детей и женщин, вывели меня из оцепенения. Спасение утопающего было в моих руках, но я медлил.
Для себя сформулировал оправдание, почему не бросаюсь в воду, надо снять шинель, иначе она потянет ко дну. Но дело было не в страхе за свою жизнь. Я попросту не желал выступать в роли спасателя -- тонет и пусть себе тонет. И все же я сумел пересилить оцепенение, сбросил шинель и сиганул с берега в воду.
Вода вначале доходила мне до груди, затем до шеи, потом несколько метров пришлось проплыть. Мужчина держался на поверхности, но лицо его было опущено в воду. "Захлебнется" -- мелькнула тревожная мысль. Мне пришлось поднырнуть, чтобы развернуть тело лицом вверх. Человек не подавал признаков жизни. Не знаю, почему, но было страшно посмотреть на спасаемого. Я пересилил страх.
-- Петухов, так это тебя я не бросился выручать! -- мой крик мог бы мертвого разбудить.
Промелькнула мысль, как водитель оказался на берегу реки.
Ведь он убит. Я заработал свободной рукой и ногами, пытаясь быстрее добраться до земли. Чтобы вытащить тело из воды, пришлось обхватить под мышки. Лицо пострадавшего оказалось рядом с моим. Я вскрикнул, прямо фильм о "Фантомасе". Это был не водитель дежурной машины рядовой Петухов, а застреленный мною на берегу ручья, у вырытой могилы, бандит.
"Все равно вытащу на берег", -- решил я. Выбиваясь из сил вытолкнул тело на землю, и вновь взглянул в лицо. Оно на глаза меняло черты. Сомнений не было, на берегу без признаков жизни лежал хорошо знакомый мне человек. И вдруг я явственно услышал глуховатый мужской голос:
-- Ты хотел выяснить, кто готовил твою смерть? -- Смотри!
Лицо приняло определенный облик.
-- Ты? Не может быть, -- не удержался я от возгласа.
Утопленник протянул к моему горлу руки.
-- Не надо! Не делай этого! Оставь капитана в покое! -- женщина, появившаяся у меня за спиной была уверена, что ей самой ничто не угрожает, и что с ее мнением посчитаются.
-- Инна, а вы что здесь делаете? -- присутствие жены покойного подполковника Корзинченко на берегу реки удивило меня даже больше, чем трансформация лица тонувшего.
Ответа я не услышал. Проснулся с ощущением, что сердце вот-вот выскочит из грудной клетки.
***
ГЛАВА 8
***
Постановление Народного Собрания-Парламента Республики Ингушетия "О состоянии работы по выполнению требований указов Президента РФ о возвращении беженцев и вынужденных переселенцев в места их постоянного проживания" N 113.
.....
Препятствование ингушам вернуться в места постоянного проживания являются формой ущемления их прав по национальному признаку, что запрещено статьей 19 Конституции РФ и статьей 26 Международного пакта о гражданских и политических правах. Явные нарушения статьи 40 Конституции РФ, в которой провозглашено, что "никто не может быть произвольно лишен жилья" налицо.
...Народное собрание -- парламент Республики Ингушетия постановляет...
.......
2. Просить Президента РФ, в соответствии со статьей 15
Закона РФ "О чрезвычайном положении", ввести особую форму правления с тем, чтобы вывести зону конфликта из-под юрисдикции РСО-А и установить прямое президентское правление до полного решения проблемы беженцев и вынужденных переселенцев, установления мира.
Председатель Народного Собрания Парламента Республики Ингушетия
Р. Плиев
28 декабря 1995 г.
г. Назрань.
******
Бабий век сорок лет, сорок пять -- баба ягодка опять. А мужчина после сорока пяти, что с ним? Мне на эту тему задумываться вроде бы рановато, а вот приятелю и сослуживцу Аркадию Зайцеву пришло время. О том, что в субботу Аркаша празднует сорокалетие мне напомнили раз десять, не считая личного дружеского приглашения от юбиляра. Приглашение было оформлено в виде визитной карточки и гласило, что кандидат в пенсионеры министерства обороны, заслуженный деятель любительского рыболовного фронта, кавалер почетного ордена "Запивающих водку пивом" приглашает друзей на генеральную репетицию процедуры перехода из категории майор в категорию майор запаса. Место проведения мероприятия не указывалось, сообщалось, что сбор участвующих в 14.00 у контрольно-пропускного пункта части.
Официальных выходных в распорядке работы временной администрации не было. По воскресеньям большинство сотрудников работали, но как известно, человеческий организм не железный, требует снятия стрессов, постоянного напряжения и в каждом отделе, группе давали возможность своим работникам хотя бы изредка отдохнуть по скользящему графику. Я своим правом практически не пользовался, поэтому просьбы не появляться в администрации со второй половины субботы и в воскресный день была уважена начальством. Отпроситься только лишь на субботу, зная широту натуры моего приятеля и его умение подавлять сопротивление, противостоять нежеланию и доводить собутыльников, если не до своей кондиции, то до параметров близких к ней, было бы неосмотрительно. Я смирился с тем, что воскресным утром головной боли и похмельного синдрома не избежать, хоть и предпринял кое-какие меры, позволяющие на равных участвовать в дружеской пирушке. Не помню где, я вычитал, если намечается мероприятие, связанное с обильным употреблением спиртного и, в то же время, требуется сохранить ясную голову, следует незадолго до этого съесть кусочек сливочного масла, выпить грамм 50 водки, проглотить сырое яйцо, запить все стаканом томатного сока, крепко сдобренного черным перцем. Механизм нейтрализующего воздействия данного приема, я позабыл, но воспользовавшись несколько раз убедился, что в определенных случаях, когда количество выпитого впоследствии спиртного не превышало разумные пределы -- предварительная подготовка срабатывала. Правда, возникает логичный вопрос, какой смысл участвовать в мероприятии если, вместо того, чтобы получить удовольствие, "кайф", вы озабочены лишь одним, как не опьянеть, сохранить способность мыслить, анализировать? В этот вечер трезвая голова мне была необходима. Происшествие на блок-посту, удостоверение личности, попавшее ко мне в руки, справки, наведенные за три последних дня, сопоставление той информации, которой я обладал с полученным у ребят из оперативно-следственной группы МВД позволяли определить с вероятностью в 90 %, кто стоял за событиями произошедшими со мной в ноябре 1992 года, кто связан с грабителями, предусмотрительно припрятанных автомобилей ингушами, с похищением и торговлей заложниками. Но 90 % -- это не все сто. Проще и разумнее было бы связаться с работниками гарнизонной прокуратуры, выложить им сомнения. От подобного шага меня удерживали опасения: "А что, если я не прав? Как я смогу смотреть в глаза однополчанину, общаться, если навесил на него столь серьезные обвинения? Подозревать, сомневаться, думать, что этот человек мог быть причастен к многочисленным преступлениям -- это одно; перевести дело в рамки официального расследования -- совсем другое. Поступить так с человеком, в порядочности которого я раньше не сомневался, никоим образом не связывал его имя ни с разбойными нападениями, ни покушением на меня, ни с последующими событиями не соответствовало моему представлению о кодексе офицерской чести. Оставалось одно -- дать понять, что я подозреваю именно его и имею на этот счет кроме догадок весомые доказательства. Товарищеское застолье для реализации моего плана оказалось кстати. Народная мудрость гласит: "что у трезвого на уме, у пьяного на языке". Вывести из состояния равновесия, спровоцировать подпившего человека на необдуманные высказывания и действия гораздо проще, чем трезвого, особенно если этот человек настолько хитер и предусмотрителен, что будучи волком, незамеченный пастухами, длительное время оставался в овечьем стаде.
У контрольно-пропускного пункта полка уже образовалась небольшая группа, преимущественно из офицеров штаба, приглашенных Зайцевым на день рождения. Мое появление было встречено шутливыми приветствиями, подковырками. Несмотря на загруженную неприятными мыслями голову, я был рад встрече с однополчанами. Не весть сколько отсутствовал, вроде бы рядом находился, а испытывал к сослуживцам чувство, которое можно охарактеризовать -- соскучился. Какими бы не были отношения с коллегами по временной администрации, какие узы в ней не объединяли там само слово -- временная определяло характер отношений. Тут же были мои боевые друзья, с которыми служба связала на долгие годы, с которыми, скорее всего, еще придется съесть не один пуд соли. Тем сложнее предъявить одному из них обвинения в предательстве.
Как не уклонялся, не удалось избежать импровизированной пресс-конференции, представляющего временную администрацию перед собравшимися. Отсутствие журналистов, благосклонный настрой задававших вопросы, располагали к откровенности. Из того, что видел, слышал, знал -- секретов не делал.
-- Что, Коля, трудновато идет возвращение ингушей?
-- Трудновато не то слово. На первом этапе договорились возвращать беженцев в 4 населенные пункта. По официальным данным, там проживало около 2700 ингушских семей.
-- У них в каждой семье детей семь--девять и более, -- подал голос кто-то из куривших в сторонке. -- Можно подумать социалистические обязательства выполняют, соревнуются кто больше на свет детишек произведет.
-- Где-то так, -- подтвердил я. Пятьсот семей отказались от возвращения, остальные подали заявления. После проверок, переговоров согласовали списки тех, к кому нет претензий с осетинской стороны, кто не причастен к совершению преступлений в зоне конфликта. В список попало чуть больше 500 семей. И все. Дальше дело застопорилось. Практически только в Чермен, расположенный на самой границе вернулось несколько семей. Об организованном характере возвращения нет и речи.
-- А что мешает? -- последовал очередной вопрос.
-- Есть и что, есть и кто. Средства на восстановление жилья выделяются не в полном объеме. Жители Пригородного района, в основной массе, против возвращения ингушей. В Ингушетии свою часть вины за события осени 92 года признавать не хотят. Постоянно твердят о геноциде, этнической чистке ингушского народа.
-- Так что, новой вспышки конфликта не миновать? -- вопрос не был праздным, волновал всех присутствующих.
-- Не думаю, хотя ситуация сложная. Руководство Ингушетии официально против силовых методов. Но есть и те, кто считает -- территориальные претензии Осетия, не признает никогда, их можно решить только силой. Затягивается процесс возвращения беженцев, и тут следует силу употребить.
-- Слушай, а как администрация относится к идее прямого президентского правления? -- мои сослуживцы демонстрировали неплохой уровень осведомленности.
-- О введении прямого президентского правления говорить лишь ингушская сторона. Вводить его предлагают на части территории Пригородного района. Это значит, эту часть надо вывести из-под юрисдикции Осетии. Управление, поддержание правопорядка, обеспечение безопасности там будут осуществлять исключительно федеральные силы. Почему Ингушкая сторона этого хочет, младенцу ясно. Пусть это еще не возвращение части Пригородного района ингушам, но это по существу, первый шаг отторжения данной территории от Осетии. А дальше видно будет. К какой республике она отойдет, еще бабушка на двое сказала.
-- А как Осетия реагирует на такое предложение? -- меня перебили не дождавшись полного ответа.
-- Вы что программы местного телевидения не смотрите, газет не читаете? -- Галазов однозначно высказался: "Не дай бог, чтобы это случилось! Прямое президентское правление народ не воспримет. Я как избранный народом президент, возглавлю национальное движение".
-- Так и выдал? -- усомнился кто-то из маловеров.
-- Слово в слово.
-- Ты о позиции администрации не сказал, -- меня возвращали к предыдущему вопросу.
-- Не дали. Позиция ясная. Федеральное правление вводить нельзя. И дело даже не в дополнительных расходах, хотя и они выросли бы на порядок. Обстановка только обострится. Вряд ли сопротивление осетин примет форму национального движения, но вот вооруженные столкновения с ингушами не избежать, да и к федеральным силовым структурам отношение со стороны осетинской стороны будет совсем иным. Врагами может считать не будут, а уж пособниками врагов -- точно.
-- Мужики, мужики, хватит человека вопросами мучить. Автобус подан. Участники мероприятия к машине! -- команду подал Володя Ковалев. Кажется, как это частенько случалось и раньше, на подобных мероприятиях, ему определили роль старшего автобуса. Обязанность мало почетная, но ответственная. Фамилия зафиксирована в путевом листе. Мало того, что после мероприятия надо всех участников, в каком бы они состоянии не находились, развести по домам, еще наравне с водителем, отвечаешь в случае любого нарушения правил дорожного движения, не говоря уж об аварии. Так что, за праздничным столом, старший автобуса сначала подумает, а затем выпьет рюмку. А это в компании не каждому по силам.
-- Привет, Николай. Садись рядышком, -- капитан Ковалев дружески стиснул меня за плечи.
-- Здравствуй, -- я опустился на переднее сиденье.
-- Поехали, -- команда предназначалась водителю.
-- Гони должок --теперь Володя обращался ко мне.
-- Какой должок?
-- Взнос на подарок. Я за тебя отдал. -- Ковалев демонстративно вывернул карманы, показывая, что он потребовал от меня денег будучи ограниченным в средствах до получки, которую задерживали, ожидалась через неделю.
-- Сколько?
-- Сколько не жалко.
-- Хорошему человеку ничего не жалко, -- пошутил я.
-- Ничего -- это пожалуй многовато. Такса обычная, -- Володя протянул сложенную лодочкой ладонь. Я усмехнулся. Порывшись в кошельке отсчитал нужную сумму. Взнос на подарок ко дню рождения, новоселью, отъезду товарища в другую часть не зависел от инфляции в стране, соотношения рубля и доллара и равнялся стоимости двух бутылок водки и приблизительно такой же добавки с учетом минимальной закусочной корзины на одного человека. Чаще всего он не покрывал затраты виновника мероприятия, но если учесть, что через какое-то время организатор выступал в роли гостя и вносил точно такую же сумму, то справедливость торжествовала. По установившемуся правилу -- обмывание звания и назначение на вышестоящую должность в пределах части не сопровождалось вручением подарка -- таковы армейские традиции.
-- Хочешь посмотреть подарок? -- Володя похлопал рукой по длинной картонной коробке, перевязанной голубой ленточкой.
-- А тебе не лень развязывать ленточку? -- поинтересовался я.
-- Что для друзей не сделаешь.
В штабе Володя считался признанным авторитетом по организации торжественных мероприятий. Покупку подарков, составление поздравлений, текстов по случаю праздников доверяли только ему; и даже, несмотря на возраст после того, как на неофициальных мероприятиях отрулят выговорятся начальники, ему доверяли быть тамадой, что на Кавказе считается привилегией старших.
-- Минуту внимания, кто не видел подарок имениннику, демонстрирую, -- Ковалев развернул коробку так, чтобы в салоне было видно ее содержимое. Коробка состояла из двух отделений. В них мирно соседствовали две вещи -- японский спиннинг и расчлененное на основные узлы двухствольное ружье.
-- Это что, Зайцев всех офицеров и прапорщиков полка на день рождения пригласил? -- мой вопрос основывался, пусть не на профессиональной, но достаточно объективной стоимостной оценке подарков. Спиннинг и, тем более, ружье иностранного производства стоили кругленькую сумму, ни коим образом не вписывающуюся к наши обычные денежные сборы.
-- Тебе бы прокурором работать! -- Володя сразу сообразил на чем базировался мой вопрос. -- Финансовых нарушений, злоупотребления служебным положением, воровства или вымогательства не было, могу поклясться.
-- Я понимаю, что на спиннинг наших денег хватило, а вот двухстволка? -- не мое, в принципе, дело, но я хотел знать кто спонсировал такие дорогие подарки.
-- Ларчик просто открывается. Ты, как представитель вышестоящей организации, должен знать, от всех частей гарнизона на блок-посты выделяют что-то типа наряда офицеров и нескольких солдат. Во время моего дежурства какой-то мужичек, направляющийся в Мин-Воды решил, что с ружьишком в салоне ехать безопаснее. Естественно ребята, стоящие на посту оружие изъяли. Сразу проблема, что с конфискованным оружием делать, сдавать по команде смысла нет -- это же не автомат, не гранотомет, а бумажки писать надо, водителя задерживать. Обычно в таких случаях поступают просто прикладом об асфальт, по стволу проедут бронетранспортером -- и все, не надо сопроводиловки писать, арестовывать и сопровождать виновного. Я к ребятам с просьбой-предложением, мне ружье; с меня после дежурства прогрев в полковой баньке-парилке и два 3-х литровых баллона разливного пива. Предложение было принято после короткого обсуждения без голосования. Командированные ребята, которые на постах службу несут горячую воду за благо считают. Я их в баньке попарил, пивком угостил, в знак благодарности получил ружье. Зарегистрировать на Зайцева, чтобы ему потом по соответствующим инстанциям не бегать, особой проблемы не составило. Взял из санчасти справку, что он не наркоман и не "шизик", подошел к ребятам с бутылкой коньяка и документ, подтверждающий право на владение ружьем, готов.
Зайцев переплюнул всех, кто в обозримом прошлом организовывал подобные мероприятия. Расстаралась его подруга -- Валентина Петровна. Так как официально Аркадий числился в холостяках, второй раз влезать в семейный хомут не спешил, она выступала в роли хозяйки дома. Валентина показала, что хозяйка она отменная. Правда, одной ей такое великолепие из закусок и горячих блюд соорудить вряд ли удалось бы. Помог один из приятелей Зайцева по рыбалке. Когда-то он служил срочную в нашей части, был поваром. Уволившись, остался во Владикавказе, профессию повара не забросил. Совершенствуясь дорос до шеф-повара одноэтажного , приземистого небольшого ресторанчика, расположенного на въезде в город. Со временем, выкупил этот ресторан на паях с кем-то из своих крутых знакомых. Для празднования для рождения друга выделил один из залов ресторана. Было в помещении маленько холодновато, так как использовалось оно большей частью в летнее время, но количество спиртного, выставленного на столах, с лихвой могло компенсировать недостающие до комфортных условий градусы. Почему Аркадий выбрал загородный ресторан объяснялось просто. Не мог не подтвердить репутацию отличного рыбака, отказаться от знатной ухи. Она варилась как и положено на костре, разведенном прямо в огороженном дворике ресторана в громадном трехведерном котле. Рядом попыхивали прогоревшими углями два мангала, с источавшими аромат шашлыками! Доверить приготовление ухи посторонним и следовательно разделить славу Аркадий не мог, колдовал сам. Приятель-повар изощрялся у мангалов, сбрызгивал, доходившие до кондиции шашлыки сухим вином.
Зайцев не дал нам времени на длительный перекур, направил в помещение. Во главе стола сидели приехавшие немного раньше на служебной машине командир полка и начальник штаба. Если не считать Валентины Петровны и ее подруги, Эльвиры, ведавшей секретной литературой в нашем штабе, общество было чисто мужским.
Пока наполняли рюмки, конвеером пошли по столу тарелки с ухой. Уже один запах способен был пробудить зверский аппетит. В прозрачном бульоне не было рыбной мелочи, отваренной и отцеженной заранее -- всего несколько картофелин, пару кружочков моркови, на тарелку и по большому куску осетрины. Добавки предлагались в расставленных на столе больших пиалах. Каждый выбирал по вкусу, неперемешанные между собой, мелко нарезанные укропчик, зеленый лучок, петрушку, еще с пяток различных пряных травок, чеснок и даже раскромсанные на дольки, ошпаренные кипятком свежие помидоры.
Первым говорил командир. Тост был коротким, емким. Знающий, толковый, безотказный офицер, на которого можно положиться в любом деле. Хотя именинник не принадлежал к полу, за который пьют стоя, все поднялись и опустошили рюмки по-гусарски.
Стол поручили вести Ковалеву. Он старался никого не обидеть, предоставлял слово вначале старшим по должности, затем по степени близости к виновнику торжества. После дружного опустошения тарелок с ухой, на столе появился шашлык, не уступающий по качеству фирменному Зайцевскому блюду.
Казалось бы, наваристая уха, многочисленные холодные закуски должны были притупить желание отправлять в рот один за другим и глотать, почти не пережевывая, ароматное сочное, обжаренное со всех сторон и в то же время мягкое мясо.
В конкурсе тостов по мнению тамады, первое место разделили Валентина Петровна, которой было предоставлено слово сразу же после прямых начальников и друг-повар. Впрочем, все остальные не скупились при озвучивании заслуг, личных качеств юбиляра. Ближе к завершению вечера, когда слово было представлено мне, я едва удержался от того, чтобы не рассмеяться -- вспомнил любимую присказку Владимира Николаевича, возглавляющего группу переговорного процесса в администрации: "Хочешь услышать хорошие слова, организуй по себе поминки; если не веришь, что твоя душа будет при это присутствовать, то можно ограничиться элементарным днем рождения". Сдержав смешок, я нашел несколько не затасканных за время застолья эпитетов, удостоился дружеских объятий от покинувшего место в голове стола, Зайцева.
Первым на часы стал поглядывать командир полка. И хотя время было еще детское, он, начальник штаба, замы поднялись из-за стола часов в семь. Начальник штаба проинструктировал оставшихся -- к девяти мероприятие завершить; чрезвычайное положение все еще действует. Ковалеву поручено участников развести на автобусе по домам. В распоряжение именинника выделялась машина начальника штаба, после застолья нужно еще было навести мало-мальский порядок в зале, да и оставшимися закусками пренебрегать не стоило -- впереди воскресенье, а кушать как известно каждый день хочется.
К концу вечера мое настроение заметно упало. Надежды не оправдывались. Трезвую голову сохранить удалось, впил рюмку в начале да после произнесенного тоста, остальное время удачно симулировал, а вот для проведения намеченной беседы по душам не смог улучить момента.
-- Николай, не садись в автобус, -- Валентина Петровна, -- прихватила мой локоть. Аркашка все равно не угомонится. Уберем посуду, махнем ко мне домой. Завершим мероприятие в узком кругу друзей.
Меня не очень то прельщало такое продолжение вечера, я бы предпочел завалиться спать.
-- А кто еще будет? -- почти механически, обдумывая предлог для уклонения, спросил я.
-- Естественно Эльвира. Между прочим, она на тебя в обиде, попросила, чтобы место рядом забронировал, а ты как не слышал.
Я только сейчас вспомнил, что подруга Валентины набивалась в соседство по столу. Не занял место рядом не потому, что игнорировал ее как женщину, хотя и была она не в моем вкусе, а по тому, что голова оказалась забитой другими мыслями.
-- Так значит будет две пары, -- уточнил я. -- Вы с Аркашей, я с Эльвирой.
-- А ты бы хотел другого расклада? -- Валентина Петровна выполняла обязанности хозяйки, пила совсем немного, но спиртное даже в таком количестве настраивало на легкий, ни к чему не обязывающий флирт.
-- Эльвира -- женщина приятная, но... -- я многозначительно взглянул в глаза собеседницы. Кажется повод отказаться от продолжения вечера найден.
-- Да не переживай, никто тебя сводить с Эльвирой не собирается, -- Валентина придвинулась ко мне немного ближе, -- будут еще три человека. Ковалев -- он заедет попозже, как только развезет всех гостей, шеф-повар Серега и Виталька -- начальник строевого отдела.
-- Виталька тоже будет? -- секунду я колебался, затем принял решение. -- Согласен. Когда приступать к роли сборщика посуды? -- Я вытянулся в струнку, прищелкнул каблуками.
Ситуация коренным образом менялась. Продолжение вечера в названном Валентиной составе давало некоторые шансы реализовать задуманную операцию по выведению на чистую воду подозреваемого.
Помощник из меня оказался никудышный. Когда я разбил вторую тарелку и бокал мне поручили менее сложную работу, чем сбор посуды со столов -- пройтись шваброй по полу. И даже эту, усвоенную с курсантских времен операцию, я выполнял не качественно, оставлял крошки, мелкий мусор на полу.
-- Ты, что перебрал на халяву? -- включенный в узкий круг приглашенных на второй этап мероприятия начальник строевого отдела полка, капитан Виталий Богданов с удивлением взирал на то, как я лениво орудую шваброй. К ближайшим друзьям именинника он не принадлежал, в отличии от меня и Ковалева, не был тесно связан по службе; приглашал его Аркадий с дальним прицелом. Увольнение в запас процесс муторный, часть документов, помимо отдела кадров, оформляется в строевом и от начальника отдела зависит ускорить или замедлить их прохождение. Уж тут-то Виталий умел использовать служебное положение. Взяток он не брал, на подношения не намекал, но как-то сложилось, что большинство из тех, кто получал отпускной билет, проездные документы и даже командировочное предписание предпочитали зайти в кабинет начальника строевого отдела поближе к концу рабочего дня и не с пустыми руками, а с бутылочкой водки. В стол ее Виталий не прятал, предпочитал распить тут же с подносителем. Сам больше ста пятидесяти граммов не пил и все же в отдельные вечера завершал рабочий день что называется "на бровях". Командир полка о художествах Богданова был наслышан, не единожды наказывал, но грех увлечения спиртным до поры прощал, ценил за отлаженную работу отдела.
-- Кажется не рассчитал свои возможности, -- Мне было на руку, что в глазах окружающих выглядел малость перебравшим спиртного.
Домашнее застолье мало чем отличалось от основного: почти те же закуски, те же хвалебные зазравицы в честь именинника, те же застольные песни. Свежую струю привнесли отсутствовавшие в первой части программы, танцы.
Женщинам надоели наши тосты, старые анекдоты, Валентина что-то шепнула подруге, и врубила на полную мощность кассетный магнитофон.
-- Белый танец! -- хозяйка выдернула из-за стола не выказавшего особой радости именинника.
Эльвира церемонно пригласила на танец меня. В отличии от слившейся первой пары, мы выглядели довольно прилично.
-- Я что, тебе совсем не нравлюсь? -- Эльвира плотнее прильнула ко мне.
-- Ну что ты! -- Мой жизненный опыт подсказывал, нет злейшего врага, чем отвергнутая женщина. Эльвира, по мнению многих моих сослуживцев женщина, что надо; одетая по моде, ухоженная, следящая за собой. Высокий рост, гибкая точеная фигурка, немного вытянутое, однако в обрамлении густых волос, довольно приятное лицо. Вот нос, по моему мнению, можно было бы немножко модернизировать, укоротить кончик. Однако, о вкусах не спорят. Поклонников у секретницы, из числа холостяков, а также некоторых женатых, ищущих развлечений на стороне, мужиков хватало, в очередь стояли. Немаловажный фактор -- отдельная квартира сразу же за забором части, и, главное, отсутствие притязаний на свободу или семейные устои очередного любовника, а также простота в отношениях -- "Мне от тебя нужно только то, что тебе от меня". Не могу сказать, что нежелание переступить порог дружественных отношений, базировалось на знании что не один десяток моих однополчан побывал в постели Эльвиры; бывали у меня подружки похлеще. Просто неприятной была мысль, что окажусь в списке тех, кто заходил к ней вечерком, выходил поутру. Уж наши полковые дамочки этот факт зафиксируют молниеносно. Пусть оправдываться мне не перед кем, где прилег, там и заночевал -- такое наше холостяцкое дело! Сама мысль попасть в полковую шеренгу сотоварищей по женской линии, не воодушевляла.
Изобразить страсть, даже в состоянии небольшого подпития, я при всем желании не смог бы, но прижаться потеснее, прикоснуться щекой к щеке Эльвиры оказалось приятнее, чем я ожидал. Подзатыльник, полученный совершенно неожиданно заставил открыть глаза. Первую секунду не мог понять кто и за что отвесил мне затрещину. Володя, Сережа и Виталий, зажевывали только-что выпитую водку. Оставались Аркадий и Валентина. Аркаша ловил кайф, закрыв глаза, повис на партнерше. Валентина? Но, что бы это означало?
Медленная мелодия закончилась. Танго сменило нечто зажигательное, требующее резких телодвижений, Аркадий ослабил объятия и устремился к столу. Я предпринял попытку последовать его примеру, но хозяйка отрезала путь к отходу.
-- Мы, что не наелись, не напились? Дамы хотят танцевать!
Володя Ковалев увидев, что Эльвира оказалась без партнера, выскользнул из-за стола.
-- Только что-нибудь медленней, -- мне совсем не хотелось прыгать, покрываться потом.
Валентина нажала кнопку касетника и вновь зазвучало тягучее, томное танго.
-- Зачем вы девочки, красивых любите, не постоянная у них
любовь! -- Валентина прошептала слова песни мне на ухо.
Признаться я был несколько озадачен. Девочками в нашей
компании не пахло. Любовью тем более. И кто красивый? Я что
ли?
-- Не понял? -- хмыкнул единственное, что пришло на ум.
-- А что ж тут понимать? Говорил, что Эльвира не нравится; а сам прилип как банный лист к... -- уточнять к чему
Валентина не стала.
Странная картина получалась. Женщина, вроде бы, замуж за моего приятеля собралась, а мне на шею вешается. С какой целью? Разжечь чувство ревности у дружка, но для чего? Столкнуть двух приятелей-сослуживцев? -- Совсем непонятно.
Валентина Петровна кажется имела серьезные виды на сегодняшний вечер. Иначе для чего было обхватывать мою шею и щекотать щеку губами?
-- Только не отпускай меня, ладно? -- предложение было с каким-то подтекстом. Не отпускать во время танца -- это вроде само-собой понятно. Как отпустить женщину, которая стремится слиться с тобой. Не отпускать потом? Но за столом сидит человек, с которым ее связывают давние и прочные отношения, который в глазах полковой общественности является гражданским мужем. Намекала Эльвира -- тут все ясно, женщина свободная, а вот поведение Валентины давало пищу для размышлений -- что бы это значило?
В такое двусмысленное положение я давненько не попадал. Понятно если бы инициатива исходила от меня. А тут дело пахло чем-то не совсем приличным. Сказать, что я не подготовил себя в дальнейшему развитию событий, было бы неправдой. Но что они будут развиваться именно так, я не предполагал.
-- Ну ты обнаглел! -- Аркадий, человек, которого я считал довольно уравновешенным и спокойным, приподнявшись за столом плеснул в нашу сторону фужером до ободка, наполненным водкой. В меня не попал, а вот на платье Валентины появилось темное пятно, отдающее спиртным.
Конечно мало кому понравится, что его подруга виснет на ком-то другом и практически не таясь, пытается добраться губами до его губ.
То что о наглости с моей стороны речи не шло -- знал только я; но не будешь громогласно заявлять "не виноватая я".
-- Вот, что мальчики, пойдем мы с Валей баиньки ко мне, -- Эльвира решила разрядить обстановку. -- Вы посидите мальчишником, а нам пора отдохнуть.
Эльвира жила этажом выше, ее предложение было как нельзя кстати. Валентина демонстративно хлопнула дверью своей квартиры, подчеркнув этим, что особой вины за собой не чувствует. А вот я не знал как себя вести. Впрочем, и напряжение, сохранившееся за столом свидетельствовало о том, что остальные члены нашей поредевшей компании также были не в своей тарелке.
-- На бабушку позарился? -- Аркадий задал вопрос, не поднимая от тарелки наполненной холодной закуской.
-- Аркадий, ты что? -- Володя Ковалев пришел на выручку. Не помнишь кредо Николая? "Женщина должна быть моложе хоть на пару дней, обязательно ухоженные ногти и чистая шея, исключается запах табака".
-- Считаешь Валентина не моет шею? -- Аркадий наконец
оторвал глаза от закуски. Вопрос свидетельствовал о том, что наш закаленный товарищ нуждался в коротком перерыве, отдыхе от застолья.
-- Аккуратней и ухоженней женщины, чем Валентина не бывает,
-- Володя не лукавил, Валентина действительно следила за собой. -- Но вот насчет возраста и курева.
-- Так что, по-твоему Валька старуха?
-- Мужики, может вздремнем? -- подал голос молчавший до
этого шеф-повар.
Хозяин, Володя и инициатор -- Сергей, поднялись со своих мест.
-- На том свете отоспимся. -- Оставить стол, ломящийся от закусок, уставленный бутылками, Виталик не мог.
Пить мне не хотелось, и все же, я решил составить компанию
сослуживцу не бросать наедине с батареей непочатых бутылок.
-- Отдыхайте, а я чаек заварю, -- выдвинутое предложение
казалось мне достаточно веским, чтобы объяснить нежелание
пойти прикорнуть. Кажется оно было воспринято положительно, троицей, собирающейся подремать потому, что в однокомнатной квартире количество спальных мест ограничено -- большой диван и раскладное кресло. Виталием от того, что до общего подъема остается собутыльник и собеседник.
Я предпринял попытку выполнить обещанное, поставить на плиту чайник, но Виталий не позволил ее осуществить -- протянул рюмку, наполненную водкой.
-- За гусар, которых пока есть то выпить, чем закусить, с
кем поговорить -- в постель не отправишь! -- Богданов залпом осушил рюмку. В моем понимании должность начальника строевого отдела мало соответствовала той, на которую согласился бы истинный гусар. С другой стороны в теперешней Российской армии -- гусар не принадлежность к особому роду кавалерии, а состояние души, характер.
-- Ты выпей, а я воздержусь, -- отставленная рюмка свидетельствовала, к славному племени гусар меня причислить сложно.
-- Перебрал что ли? -- удивился Виталий.
-- Да нет, серьезная беседа намечается.
-- Что за разговор, которые не совместим с выпивкой? На Аркадия обиделся, хочешь с ним потолковать? Напрасно.
Человек немножко перебрал, психанул. Не думаешь же ты, что Аркадий приревновал к тебе Валентину?
-- Разговор не с Аркадием, а с тобой.
-- О служебных делах только в части, -- Виталий вновь потянулся к бутылке.
-- Не спеши. Выслушай меня, а потом или вместе выпьем, или тебе расхочется.
Кажется, я сумел заинтриговать начальника строевого отдела, иначе, он не отказался бы от наполненной рюмки.
-- Я весь внимание. -- Виталий поерзал на стуле, всем видом выказывая готовность выслушать любой бред подвыпившего сослуживца.
-- Ты ведь в курсе событий, которые приключились со мной перед вооруженным конфликтом и позже? -- я задал для пристрелки нейтральный вопрос.
-- Более, менее, -- Виталий не понимал к чему я клоню. -- Тогда многим пришлось не сладко.
-- Это верно. Но я, каким-то образом, несколько раз
оказывался рядом со смертью или тюрягой. Поехал проверять
рабочую команду, попал в засаду. Автомобиль захватили,
солдата-водителя застрелили. Не потеряй бандиты бдительность
и осторожность, вряд ли я имел бы честь составить тебе компанию.
Командир поручает мне перевозку оружия и вновь на пути засада. Почерк схожий. Косвенное подтверждение связи с первым нападением имеется -- конфискованная бандитами моя шинель. Неведомо как и для чего она объявилась у сделавших по дороге к Ростову засаду. Видно я в рубашке родился, удалось отбить угнанную машину с оружием, уложить двоих грабителей, не схлопотать пулю.
Думаешь именно на тебя охоту объявили? -- Богданов слушал повествование без особого интереса, вопрос задал скорее из вежливости, желания показать, что проблемы сослуживца его волнуют.
-- В этих двух случаях, скорее всего, нет. А вот на трамвайной остановке охотились на меня, затем мужик на машине поджидал, если бы не патруль, то свел бы счеты со мной. Насолил я кому-то сильно. Планы сорвал, соратников положил. Опасен как единственный носитель определенной информации. Ведь исключить, что я смогу сплести ниточки воедино и определить кто же за всем этим стоит, нельзя.
-- Ну, а от меня ты что хочешь? Совета? -- Виталий решил,
что мое детективное повествование не столь увлекательно, и лишь отвлекает от возможности продолжить ужин.
-- Скорее не совета, а ответов на прямые вопросы.
-- И много вопросов? -- Виталий с грустью взглянул на наполненную рюмку.
-- Да нет.
-- Ну если вопросов немного, валяй.
-- Вопрос первый. Мы вдвоем фотографировались?
-- Ты про что? Случаем не упился? -- Богданов явно не понимал, о чем речь.
-- У тебя есть фотография, где мы на пару сняты?
-- Ты что, фотомодель или известная артистка?
-- Как ты думаешь, сколько человек могли знать время отправки машины для проверки команды на свинарнике? -- я задал вопрос посущественней.
-- Все кому не лень. График проверки оформлялся приказом. Приказ посыльный доводил до исполнителей из штаба, они ставили росписи об ознакомлении, -- Богданов никак не мог понять к чему я клоню.
-- Согласен. А кто был осведомлен об отправке грузовиков с оружием и боеприпасами?
-- Мне почем знать? Человек десять, может чуть больше. Отправка готовилась с соблюдением определенных мер предосторожности. Не дрова везли -- оружие и боеприпасы.
-- А ты знал об отправке оружия в Ростов?
-- Ты что Ваньку валяешь, -- возмутился Виталий. --
Прекрасно понимаешь, что командировочное предписание на поездку в Ростов кроме меня никто не мог выписать.
-- Значит ты относишься к числу тех, кто был осведомлен об отправке оружия, знал кому поручено его сопровождать? -- дожимал я собеседника.
-- Конечно. Ну, и что из этого следует? Ты что, считаешь,
это я навел на колонну бандитов? -- Виталий не скрывал растущего раздражения.
-- Я этого не говорил. Военная прокуратору не исключает, что у бандитов есть сообщник в части. Я на эту тему много размышлял и на 90 процентов в этом уверен. Вот только фактами, чтобы его вычислить не располагал. Просто побоялся, начнешь ранку расковыривать, подозревать всех кто мог быть, причастным к преступлением, положительного результата не достигнешь. Решил действовать в соответствии с народной мудростью: "Сколько веревочке не виться -- конец будет", обнаружит себя преступник. Кажется, поступил верно. Теперь круг сузился. Подозревать можно лишь трех человек. Большинство ниточек к ним тянется.
-- Следовательно, я отношусь к подозреваемым? -- усмехнулся Виталий.
-- Да.
-- А можно узнать, кто эти двое, которых ты выделил в особое производство?
-- Нет.
-- Ясненько. Про улики, позволившие тебе определиться с подозреваемыми, спрашивать бесполезно? -- усмешка не сходила с лица Богданова.
-- Еще вопрос. Ты был на рыбалке, когда у Аркадия пропало удостоверение личности?
-- Был. И что из этого следует.
-- Еще одно звено в общей цепочке. Удостоверением пользовались бандиты, -- я не собирался делиться секретом, но не удержался, сболтнул.
-- Не думал, что ты такой дурак. Подозреваешь меня в
смертных грехах, знаешь, что я не останавливаюсь перед убийствами и выкладываешь свои предположения. С какой целью? -- Виталий достал сигарету, но не закурил, а стал разминать фильтр, -- или тут своя стратегия имеется?
-- Наверное ты прав, болтаю много потому, что дурак, а еще потому, что считаю, противника, тем более сослуживца, если он к таковым относится, следует предупредить: "Иду на вы".
-- А это с какой целью? -- Богданов наконец-то прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку.
-- Цель одна. Если ты виновен, будет шанс пойти в военную прокуратуру и добровольно признаться в грехах.
-- Добровольное признание смягчает наказание! -- перебил
меня Виталий. -- так что ли? Или тебе не хочется прослыть в глазах сослуживцев, особенно тех, кого подозреваешь, но они не виноваты -- доносчиком.
-- Думай как хочешь.
-- Ну, а если я виноват, но в прокуратуру не пойду, тогда что?
-- Побеседую с остальными двумя. Если безрезультатно, то сам обращусь в прокуратуру.
-- И в кого же ты у нас такой бесстрашный? Не боишься что, если из очерченной троицы действительно есть перевертыши, то тебя, как опасного свидетеля ухлопают? Виталий выдохнул облачко дыма мне в лицо.
-- Пробовали, да не получилось.
-- Чем больше попыток, тем выше вероятность успеха. -- Богданов вновь направил струю дыма мне в лицо. -- Постой, кажется понял, почему ты такой смелый. Наверное, как в крутых детективах приготовил письмо прокурору, в котором написал: "Вскрыть после моей смерти". Письмо вручил другу или подруге, а уж они не перед какими трудностями не спасуют -- донесут до адресата.
Виталий не скрывал, что от дружеского расположения присутствовавшего в начале нашего разговора не осталось и следа. Признаться, я был даже несколько удивлен его долготерпению. Человека включают в список в список подозреваемых в совершении тягчайших преступлений, а он реагирует так, словно получил случайный тычок локтем в трамвае.
-- Мужики вы что тут расшумелись? Так и не дали подремать!
-- Володя Ковалев, потирал глаза. За его головой в дверном проеме маячили довольно помятая физиономия Сергея и, в меньшей мере сохранившее отпечатки прошедшей крепкой выпивки, лицо Аркадия.
-- Да, вот братцы, наш однополчанин до белой горячки
допился. -- Виталий ткнул пальцем в мою сторону. -- Шерлок Холмс хренов! Включил меня в список подозреваемых в особо тяжких преступлениях. Напрямую не обвиняет, но намекает, что я могу быть причастным к разбойным нападениям и покушением на его персону, убийству Корзинченко. Лопочет что-то о неопровержимых доказательствах, фотографии на память, пропавшем удостоверении личности.
-- Ладно, перестань, -- попросил я. -- Разговор ведь был
один на один.
-- Один на один в чистом поле дерутся, -- не унимался Богданов. -- Мне перед товарищами нечего скрывать. Потом Володя и Аркадий то же могут оказаться в твоем списке.
-- Каком еще списке? -- поинтересовался Сергей.
-- Господин новоявленный следователь раздобыл какие-то улики и теперь круг кандидатов на допрос с пристрастием уменьшился до трех человек.
-- Может ты объяснишь, что произошло? -- обратился ко мне Ковалев.
Ответить я не успел. Настойчивая, не прекращающаяся трель в прихожей, свидетельствовала, что давивший на кнопку не был уверен, что звонок сразу услышат.
-- Мы думали вы еще дрыхните! -- В отличии от нас, не успевших промыть глаза, почистить зубы, Валентина и Эльвира постояли под душем, нанесли макияж, выглядели отдохнувшими, свеженькими.
-- Поспишь тут! -- Володя всем видом давал понять, что условий для полноценного отдыха он не имел. Намек предназначался скорее всего Эльвире. Кажется Ковалев питал, несбывшуюся надежду прошедшую ночь провести не в компании похрапывающих мужиков, а под боком у Эльвиры.
-- Для некоторых сто грамм -- максимальная доза. Выпьют чуть больше, сразу отношения выясняют.
-- Опять Аркадий? -- Валентина не чувствовала за собой
особой вины за случившееся вечером, или же придерживалась правила: "лучший способ защиты -- нападение".
-- Да нет. Николай и Виталий остаток ночи что-то делили.
-- Ладно мальчики, кто старое помянет, тому глаз долой. По очереди в ванну, умыться, побриться. У Аркадия разовых станков не счесть, думаю раскошелится. А мы пока на столе порядок наведем, -- скомандовала хозяйка.
-- Чтобы очередь к умывальнику не создавать, может я у тебя
в квартире побреюсь? -- Вопрос свидетельствовал о том, что Ковалев не распрощался с желанием повалятся на кровати Эльвиры.
-- Был бы холостяком, я бы подумала. С окольцованными дел не имею. Вам с Виталькой без того придется женам заливать почему дома не ночевали... Небось соврете, ответственными были или всю ночь караул проверяли. -- Секретчица немного загибала, когда говорила о соблюдении строгих правил в отношении женатых мужчин. -- Вот Николай может этажом выше подняться, а "станок" и у меня найдется. -- Что Эльвира подразумевала под станком -- понять было несложно.
Предложение последовало открытым текстом, но я предпочел сделать вид, что не понял о чем речь. А то, что же получается. За несколько часов я растеряю всех друзей. Лишь у Сергея нет оснований на меня обижаться, а я его вижу в первый и может быть в последний раз.
Утреннее застолье завершилось довольно быстро. Опрокинули по паре стопочек, закусили остатками вчерашнего пиршества, попили кто крепкого чая, кто ароматного, со знанием технологии сваренного хозяйкой черного кофе. Виталий и
Володя спешили отметиться дома, Сергей то и дело поглядывал на часы. Бизнес есть бизнес -- для ресторана воскресный день рабочий, сам у себя отгул не возьмешь. Я порывался уйти со всеми, но дал себя уговорить -- остался. Прощаясь Богданов руки мне не подал. Повертел пальцем у виска, недружелюбно буркнул: "Лечиться надо".
Валентина и Эльвира вновь принялись за мытье посуды, меня и Аркадия отправили смотреть телевизор. Еще до завтрака
Аркаша, не то чтобы извинился, но признал, что по пьянке что-то на него наехало, и что он любит как Валентину, так и меня, безгранично доверяет обоим.
Так что инцидент можно считать исчерпанным, хотя, по понятным причинам, небольшой осадок на душе остался. Особенно неприятно было за спектакль, разыгранный перед Виталием. Я умышленно определили Богданова на роль злодея. А иначе как оповестить преступника о сгущающихся тучах.
-- Ребята, мы вам даем возможность часика три подремать, а сами смотаемся на рынок! -- тон свидетельствовал, что распоряжение Валентины обжалованию не подлежит.
-- У нас что закуска кончилась? -- удивился Аркадий. -- Там же еще целый взвод солдат накормить можно, а выпивки на роту хватит.
-- Ты забываешь, что до следующих выходных далеко, бегать по базарам после работы я не люблю. И вообще, немного подышать воздухом следует. Эльвира кроме прочего собирается к парикмахерше знакомой зайти, да и мне прическу поправить не мешает. Перед твоим днем рождения времени не было. Мы с Эльвирой собственными силами обошлись.
Валентина многозначительно взглянула в мою сторону, как бы сигнализировала: женщины в парикмахерскую не каждый день ходят. Прическу и дома соорудить можно. Значит сегодняшний вечер не совсем обычный.
-- Дело ваше. Нам пивка не забудьте прихватить, а то пить водку надоело, -- Зайцев не стал отговаривать подругу от принятого решения.
Минут пятнадцать после ухода женщин мы пялились в телевизионный экран.
-- Ты спать хочешь? -- на правах хозяина задал вопрос Аркадий.
-- У меня дурацкая натура, ночь не посплю, потом вообще не смогу задремать до позднего вечера, -- отозвался я.
-- Может и мы прошвырнемся?
-- Куда?
-- Подарок я получил, а вот в действии его не испробовал.
-- Где мы сейчас сможем пристрелять ружье? -- удивился я. -- С балкона палить не будешь.
-- Зачем с балкона? Мои "Жигули" под окном стоят. Отсюда до карьера на Тереке, где гальку берут, минут пятнадцать езды. Сегодня там никого нет, -- выходной. Постреляем по пустым банкам полчасика и назад. Девки вернуться не успеют, а мы уже дома, -- уговаривал меня Аркадий.
-- А ГАИ не боишься? -- поинтересовался я, -- вдруг в трубочку дышать заставят.
-- Поеду в военной форме. Гаишники к военным не цепляются.
***
ГЛАВА 9
***
Договор об урегулировании отношений и о сотрудничестве между Республикой Северная Осетия--Алания и Республикой Ингушетия.
.......
Статья 1. Стороны развивают свои отношения как дружественные и равноправные субъекты Российской Федерации. Они обязуются неуклонно руководствоваться принципами равноправия и взаимного уважения, соблюдения прав и свобод человека, невмешательства во внутренние дела друг друга, неприменения силы или угрозы силы, включая экономические и иные способы давления, мирного урегулирования споров.
......
Статья 3. Стороны обязуются пресекать на своей территории деятельность незаконных вооруженных формирований, организаций, групп и отдельных лиц, направленную против другой стороны, на разжигание межнациональной розни.
Статья 4. Стороны соблюдают указы и поручения Президента Российской Федерации, директивные документы Правительства Российской Федерации, а также ранее достигнутые договоренности между Республикой Северная Осетия--Алания и Республикой Ингушетия по вопросам ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта.
...
Совершено в городе Москве 4 сентября 1997 года, в двух экземплярах на русском языке.
За республику Северная За Республику Ингушетия
Осетия--Алания
А. Галазов Р. Аушев
До карьера добрались быстро. В нем не было, ни людей, ни техники. Рокот широкого и бурного в этих местах Терека смог бы заглушить не только отдельные ружейные выстрелы, но и массированную автоматную пальбу.
Я спустился вниз, к самой воде. Зачерпнул ладонями ледяную воду. Плеснул пригоршню в лицо. Оно пылало. Такое случалось, если я был перевозбужден или интуитивно чувствовал близкую опасность.
-- Ты что, форель ловить собрался? -- Аркадий крикнул в
полный голос, но из-за гула реки я едва расслышал. -- Ее в горных ручьях ловят. Давай сюда.
Под полигон для испытания подарка Аркадий выбрал место в непосредственной близости от русла Терека. В качестве мишеней приготовил захваченные из дома разнокалиберные по высоте и диаметру металлические баночки из-под пива, сока, зеленого горошка.
Отойдя от предполагаемого рубежа открытия огня шагов на тридцать пять Аркадий расставил банки на валуны, отличающиеся от собратьев размерами.
-- Ну что, товарищ капитан, вызываю на соревнование. Десять выстрелов с рубежа, из положения стоя, по десяти целям. Проигравший выставляет ящик пива, -- вернувшись ко мне, предложил постаревший на день, вчерашний именинник.
-- Ящик не многовато? -- попытался было поторговаться я.
-- В самый раз. Не жмотничай. Наслышаны сколько вы в администрации получаете, -- пробурчал Аркадий.
-- На сто процентов уверен, что выиграешь пари? Не думаешь, что пиво покупать придется тебе? После обмывания дня рождения денег хватит? -- Моя шутка вызвала скептическую улыбку на лице приятеля.
-- Нам получку хоть и с месячной задержкой да платят. Плюс боевые. Он развернул патронташ, набитый патронами, вынул десять штук.
-- Право первого выстрела уступаю тебе. -- Зайцев протянул ружье и патроны. -- Предлагаю отстрелять серию из пяти выстрелов, затем я пальну пять, и снова ты.
Я обхватил шейку ложи пальцами правой руки, опустил ружье стволами вниз.
Расстарался Володя Ковалев готовя подарок товарищу. Ружье можно было отнести к выдающемуся произведению оружейного искусства. Возможно оно уступало по внешнему антуражу, сложности гравировки российским штучным охотничьим ружьям, изготовленным по спецзаказу, но было так тщательно и любовно отделано, что могло удовлетворить запросы самого требовательного коллекционера оружия.
-- "Франкот" -- Бельгия. -- В голосе Аркадия можно было уловить нотки, которые различимы у родителей, представляющих гостям своего вундеркинда. -- Такой подарок многого стоит!
Я не сразу сообразил как переломить стволы, зарядить ружье. Но помощи не попросил, справился сам. Ружье не автомат, не карабин. К нему приноровиться нужно. Я не ощутил отдачи после первого выстрела. Заряд дроби был кучным, но угодил ниже банки. По всем правилам она должна была свалиться, если не от дробинок, то от брызнувших маленьких осколков валуна. Поправка оказалась верной, вторая банка, сплющенная зарядом, отлетела на большое расстояние от постамента. Третий и четвертый выстрелы были также удачными, а вот последний не пришелся по цели; переусердствовал, слишком долго целился.
Я передал ружье хозяину. тот эффектно вскинул ружье. Пять выстрелов прозвучали с короткими интервалами.
-- Четыре три в мою пользу -- Аркадий не скрывал, что
доволен результатами своей стрельбы. -- Давай салага, выставляй мишень по новой.
Банка, сбитая вторым моим выстрелом, лежала метрах в пяти от мишенной линии; подошел к ней, но поднять не успел.
-- Николай не суетись, не делай лишнюю работу.
Мне стоило большого труда, чтобы не совершить резких движений, развернуться как можно медленнее. Тридцать метров это то расстояние, на котором есть шанс схлопотать заряд из двух стволов, даже если человек, владеющий ружьем провел бурную ночь. Тем более, мои габариты отличаются от размеров консервной банки.
-- Что спятил? -- основания для такого вопроса были -- стволы нацеленные в мою грудь.
-- Ты думал, можно безнаказанно соблазнять чужих женщин? Одна из заповедей Христа гласит: "Не возжелай жены ближнего своего". За грехи следует отвечать, -- Зайцев избегал моего взгляда, смотрел в сторону.
-- Как же быть с другой заповедью: "Не убий"? -- я осознал, что обстановка накалена и в любую минуту может прозвучать выстрел.
-- Грех убийства замолить сумею, -- Аркадий явно нервничал. Застрелить человека, с которым общался изо дня в день несколько лет, который считался приятелем -- дело не простое.
-- Что ты говнюк, совсем недавно уяснил, но до конца не
верил, не мог найти значимых мотивов. -- Я понимал, что провоцирую Зайцева. Однако остановиться не мог. -- Зачем ты Валентину приплел?
-- Так, для самооправдания, -- усмехнулся Аркадий. --
Значит, все-таки ты меня вычислил, но решил в игрушки поиграть. Когда в администрацию определили, вздохнул спокойно, подумал, тебе там не до следственных экспериментов. Поверь, меньше всего хотелось твоей смерти. В день, когда ты ездил проверять команду свинарника на машину должны были напасть раньше; до твоей, планировалась еще одна поездка до двенадцати часов. Получился прокол. Мои помощнички с засадой опоздали. Без моего ведома решили подождать остаток ночи -- вдруг еще поедут. Когда ты возглавил колонну с вывозимым оружием, установка была обойтись без жертв, отсечь последнюю машину, никого не трогать, так и вышло. Никто из солдат не пострадал. Зато ты развернулся, двух человек в лесу уложил.
-- Как же покушение, когда мы ехали в трамвае с поминок? -- у меня были основания не воспринимать сказанное на веру. -- А слежка у дома, или ты к ней не имеешь отношения?
Так фотоулика, ведь на втором отрывке фотографии ты был снят.
-- Нервы сдали. Испугался, что ты докумекаешь о моей причастности к вооруженным нападениям. Решил обезопасить себя и группу.
-- Каким образом? Жена Цезаря вне подозрений, -- я еще пытался шутить. -- Кого, кого, а тебя в связях с бандитами я не подозревал очень долго. Многое на твою причастность указывало, но верить не хотелось.
-- Так-то оно так, да береженого бог бережет. Уж больно рьяно ты роль следователя начал осваивать.
-- За что ты Корзинченко на тот свет отправил? Он тут при чем? -- задал я вопрос, который меня давно мучил. -- Или он бы с тобой в доле?
-- Он сам по себе. Я сам по себе. Мы с ним бутылочку хотели распить. Корзинченко поделилися, сведениями о твоей поездке в Ростов. Мне эти сведения пригодились. Когда ты вернулся, рассказал, что операция моих дружков провалилась, дурак бы понял, следователи будут выяснять круг тех, кто знал об отправке оружия. Корзинченко в круг осведомленных попадет. А вдруг припомнит, что и я оказался посвященным. Его смерть наводила тень на плетень. На мертвого можно было списать все смертные грехи. -- Кажется Аркадий уже записал меня в покойники, поэтому не видел смысла лгать. -- Бутылка с ядом у меня давно хранилась. Один приятель из бывших медиков по моей просьбе достал. Я как-то решил, если прокол в делах выйдет, в тюрьму не пойду. Выпью водочки и конец. Правда пришлось презентовать бутылку другому.
-- Понятно. А твои отношения с Инной -- женой Корзинченко, свою роль не сыграли? -- Мой вопрос попал как говорится не в бровь, а в глаз.
-- Ты и об этом знаешь?
-- Случайно увидел вас вместе в ресторане "Океан".
-- Инна стоит того, чтобы отправить на тот свет соперника, -- кажется Аркадию уже надоел наш разговор.
-- Не соперника, мужа, -- поправил я.
-- Какая разница. Она этого зануду с трудом переносила. При живом муже у меня бы с ней любви не вышло. Не такая она баба, чтобы изменять законному супругу, если даже он обормот. Вдова -- другое дело. Как не принять утешение от хорошего человека.
-- А как же Валентина? -- поинтересовался я.
-- Валентина -- пройденный этап, связывать с ней жизнь после увольнения в запас только дурак станет.
-- Ну а денежки из сейфа Корзинченко -- они не повод? -- Мне не терпелось услышать ответ.
-- Там мелочевка была. На оружии я не то наварить бы мог.
Мы тянули момент развязки. Каждый по своей причине. Я -- потому что хотел расставить все точки по местам, подтвердить свои предположения; да и кто на тот свет торопится.
Аркадий -- потому, что осознавал, выстрел в приятеля подведет ту черту, которая завершит его превращение в убийцу. Отравление Корзинченко, хотя и было осуществлено собственноручно, происходило не на глазах убийцы, здесь же предстояло наблюдать как после твоего выстрела человек расстается с жизнью.
-- Можешь сказать, кто Петухова убил? -- вина за смерть солдата не проходила.
-- Какого Петухова? -- удивился Аркадий.
-- Водителя дежурной машины.
-- Ах вот ты о ком. Не все ли равно? Напавший на вас, тоже погиб. Сам себя звал "Абреком".
-- Кто сообщники? -- это пожалуй был один из самых важных вопросов. -- Что за банду ты создал?
-- Какая разница? Подельники. Коллеги по бизнесу. Как хочешь, так и назови. Скажем так -- интернациональный коллектив: и осетины, и русские, и ингуши. Есть армянин и чечен. Хотя армянина по твоей милости похоронили, и не только его.
Аркадий не считал нужным исповедываться до конца.
-- Ничего себе бизнес. Убивать, брать в заложники, грабить, -- мое возмущение было беспредельным. -- Нашел интернационалистов. Бандиты национальности не имеют.
-- Послушай умник, я прослужил в армии больше двадцати пяти лет. У меня ни квартиры -- оставил жене и дочери, ни денег -- не накопил ратным трудом. На пенсию можно существовать, но не жить. Я так не хочу. Кем я могу устроится на гражданке? В лучшем случае в военнизированную охрану или грузчиком. Снимать комнату в коммуналке или жить в общаге! Большое спасибо, Родина! Конечно, я не думал, что все так обернется, будет столько ненужных жертв, но жалеть не жалею. Безбедную старость, деньжат на квартиру и дачу где-нибудь в Ставропольском или Краснодарском крае -- насшибал. А если рядышком будет еще и такая женщина как Инна -- больше и желать ничего не надо. Сорок пять, если есть здоровье и деньжата для его поддержания, не возраст. Впрочем хватит исповедей. Прощения не прошу. Свечку в поминовении невинно убиенного раба божьего Николая, ежегодно ставить обещаю. Впрочем, за убитых тобой -- тоже.
Аркадий взвел курки. У меня оставалось несколько секунд чтобы сделать бросок за каменную глыбу, расположенную в трех метрах правее меня. Палач кажется читал мои мысли.
-- Не советую дергаться. Зачем тебе лишняя боль от раны? Не сниму первыми выстрелами, придется добивать потом. Деваться тебе некуда. Сам виноват, Не лезь, куда не просят, остался бы жив. Пощадить тебя не могу. Мои компаньоны в курсе твоих художеств. Я бы отпустил тебя под честное слово, что будешь молчать, да приговор за смерть наших людей вынес не я. Помилую, расправятся со мной.
Так легко сдаваться я не собирался. Бросок в сторону спас мне жизнь. Я успел укрыться за камнем. Крупная дробь отрикошетив, едва не задела мое бедро. Второй выстрел Аркадий произвел скорее всего по инерции, даже не прицелившись. Мой убийца не спешил. У него было время расправиться с беззащитной жертвой. Развернув патронташ, Аркадий стал выбирать патроны. Видимо, часть из них была снаряжена картечью, часть мелкой дробью.
-- Брось ружье, -- я поднялся из-за камня в полный рост. -- Предупреждать не буду, стреляю на поражение.
Аркадий уставился на пистолет, нацеленный ему в грудь. Наличие у меня оружия оказалось для Зайцева сюрпризом. Нехотя он выполнил команду.
-- А ты оказался дальновиднее, чем я предполагал.
Он отбросил незаряженное ружье и патронташ.
-- С волками жить, по волчьи выть, -- который раз я порадовался, что переборол желание законопослушного гражданина и не сдал пистолет, отобранный у подстреленного бандита. Лежать бы мне сейчас с простреленной головой, окажись я без оружия.
-- Что ты собираешься дальше делать? -- В голосе Аркадия звучали ноты безнадежности.
-- По крайней мере не стану расстреливать без суда и следствия, сдам в военную прокуратуру.
-- Ты не мог бы дать один патрон? -- оказаться в роли обвиняемого, предстать перед военным трибуналом, судя по рассказу о предназначении бутылки с отравленной водкой, подобную ситуацию Аркадий отвергал.
Я колебался. Не знал как поступить. Опасения, что заряд может быть использован по мне, не было. Тут не сложно подстраховаться. Дело в другом. Если сдам живехонького Аркадия куда следует, хлопот практически не будет. Расскажу все, что знаю, а там не моя забота. Виновен, пусть отвечает за все сделанное по закону. Если выполню просьбу -- дам патрон -- затаскают по следствиям. Опять объясняться, доказывать свою невиновность.
-- Обойдешься, нашкодил, умей ответить, -- я выбрал первый вариант.
-- Ты же боевой офицер. Должен понимать, что такое честь.
-- Голос Аркадия дрожал. Хорошенькое дело. Организатор банды
вспомнил об офицерской чести. Я поднял патронташ. Отошел по
пологому склону метров на двадцать. Достал один патрон,
отшвырнул его назад. Зайцев почти бегом устремился к тому месту, где патрон упал. Затем вернулся на рубеж открытия стрельбы. Поднял ружье. Аркадий сел на землю. Снял ботинок, а затем и носок с правой ноги. Приклад ружья упер в плоский камень, сунул ствол в рот. Для чего он проделал такую манипуляцию, понять сложно. Все можно было бы сделать не так эффектно, проще. Смотреть дальше я не мог, отвернулся, и все же отчетливо представил, что произойдет через секунду. Большим пальцем ноги самоубийца нажмет на курок. Я ждал выстрела, однако, услышав его, вздрогнул всем телом. Повернуться в ту сторону, где секунду назад сидел Зайцев, не хотел, едва пересилил себя. Расстояние было значительным, но хорошо было видно, что Аркадий завалился на спину. Я подошел к лежащему телу, Галька рядом с головой была густо окрашена кровью. Мощный заряд разворотил лицо, затылок.
Как поступать дальше не знал. Грузить труп в машину и везти его прямиком в прокуратуру не следовало. Отпечатки пальцев вот они, мотив убийства имеется, свидетелей нет. Попробуй докажи, что не твоих рук дело. Бросить тело без присмотра я не мог. Поколебавшись, сел в машину, проехав по дороге в направлении города, остановился у первых домов. Телефон дежурного по прокуратуре был в моей записной книжке. Дежурный долго не мог понять о чем я говорю, когда понял, сообщил, что к месту происшествия выедет следователь и машина из госпиталя. Для чего нужна машина из госпиталя непонятно. Покойника не воскресишь. Я вернулся к импровизированному стрелковому полигону, где так и не закончилось состязание по выявлению лучшего стрелка из охотничьего ружья. По первой серии выстрелов выиграл Аркадий, до второй дело не дошло.
На месте преступления ничего нельзя трогать, перемещать, менять местами. Это знает даже младенец. Но мне было наплевать на прописные истины. Стараясь не смотреть на окровавленное изуродованное лицо, раздробленный затылок, я опустился перед трупом на колени. Долго возился, пытаясь натянуть носок на начинающую коченеть ногу. А вот ботинок обул довольно легко. Видимо Аркадий выбирал обувь на размер больше. Носовым платком взял ружье за приклад. Указательным пальцем правой руки Аркадия несколько раз нажал на курок. Затем совершил эту операцию, объяснить не смог бы. Какая разница нажал человек курок пальцем руки или ноги. Ружье и патронташ бросил рядом с мертвым. Руки после проделанной операции дрожали. Появилось непреодолимое желание закурить сию же секунду. Хотел достать сигареты из кармана куртки, но обнаружил, что обе ладони в крови.
Вода в Тереке оказалась ледяной. Пальцы сразу же занемели.
Я оттирал окоченевшие ладони от чужой крови. Временами казалось, что начинает "ехать крыша", что нахожусь не на окраине Владикавказа, а на берегу горного ручья. За моей спиной нет трупа, застрелившегося Зайцева, а невысокий холмик из булыжников и отполированных горным потоком валунов, выложенный над могилой двух человек -- жертвы и убийцы, а я отстирываю окровавленную шинель. "Стоп" -- скомандовал я. -- Возьми себя в руки. Ведь ты ездил, забрал тело Петухова, перезахоронил его.
-- Привет, -- следователь гарнизонной прокуратуры, пожилой майор, с которым мне уже доводилось общаться, стоял у меня за спиной. -- Что случилось? Несчастный случай?
Я не принял подсказку, понимал, что списать на несчастный случай, взятое в рот ружейное дуло сложно. Попадать из числа свидетелей в другую категорию -- подозреваемых в убийстве, не хотелось.
-- Покончил с собой. Застрелился, -- с трудом выговорил я.
-- У вас на глазах?
-- Не совсем. Я пошел расставить банки в качестве мишеней. Он оставался на месте. Затем выстрел. Смотрю Зайцев лежит. Подбежал, он мертвый. -- У меня было время выдумать историю.
-- Почему решили, что это не несчастный случай, а самоубийство.
-- Положение тела, последствия выстрела. -- Я кивнул головой в сторону трупа.
-- Вы к убитому не прикасались?
-- Не могу вспомнить, как в шоке был. -- На всякий случай я оставлял лазейку, позволяющую объяснить странное положение тела.
Следователь несколько минут осматривал труп. Покачал головой:
-- Вот тебе и самый удачливый рыбак гарнизона. Мне с ним доводилось ухи похлебать. Картинка не для слабонервных. Как думаете, почему он застрелился?
-- Не знаю. -- Мне давались только простые фразы.
-- Может какие-то неприятности? Болезнь, неудачная любовь, долги? -- Следователю важно было выяснить мотивы.
-- Ничего не знаю. Я сейчас к временной администрации прикомандирован, в части не бываю. Последнее время мы практически не общались.
-- А каким образом вдвоем на берегу Терека оказались, да еще с ружьем? -- Майор видел, что я в полушоковом состоянии, однако продолжал допрос.
-- Аркадию 45 стукнуло. На день рождения офицеры части ружье подарили. Я у него после праздничного ужина заночевал. Сегодня решили ружье пристрелять. -- Пояснил я факт нашего пребывания в пойме Терека.
-- Понятно. Все по классику. Если ружье висит на стене в первом акте пьесы, в последнем оно должно выстрелить. -- Показал свою образованность следователь. Затем задал вопрос, которого я давно ожидал.
-- Сегодня похмелялись?
-- Не без этого.
-- Много выпили?
-- Не сказал бы. Грамм по сто пятьдесят.
-- С покойным не ссорились? -- К этому вопросу я был готов.
-- Вчера маленький инцидент вышел. Аркадий приревновал меня к подружке. Но утром извинился. -- Скрывать правду не имело смысла. Следователь мужик дотошный, опросит всех, кто вчера присутствовал на ужине.
-- Да, капитан, умудряешься ты в запутанные ситуации попадать. Вроде бы не рыжий, а везет больше, чем любому рыжему.
Мне пришлось ответить еще на десяток вопросов. Судя по тому, что в следственный изолятор не попал, версия самоубийства, по невыясненным мотивам, как первоначальная, была принята.
Меня это устраивало во всех отношениях. Простить Аркадия я не мог, но чувства ненависти не испытывал, несмотря на то, что несколько раз по его вине был на краю могилы. Смерть Зайцев предпочел разоблачению. Если бы я сдал бывшего однополчанина в прокуратуру, рассказал следователю все о чем был осведомлен. Сейчас ситуация изменилась. Аркадий, как не пытался навести тень на плетень в последнем разговоре со мной, выдавая себя за рядового члена шайки преступников несомненно был главарем. И без того понесшая ощутимый урон банда, лишившаяся вожака, на активные действия вряд ли способна. Было бы лучше, чтобы прокуратура оказалась сориентированной и вела предметную разработку оставшихся бандитов, если таковые существовали. Но выяснить после смерти Зайцева, кто был связан с ним по преступному ремеслу, вряд ли возможно. Слишком широким был прижизненный круг общения заядлого рыболова и охотника.
Мне не хотелось возвращаться в квартиру, которую недавно покинул вместе с Аркадием. Но как увильнешь от роли вестника беды, если ты последний, с кем покойный общался перед смертью. Зачем оттягивать, ведь все равно придется вести тяжелый разговор с Валентиной.
-- Вы где это так загулялись, ребята? -- прическа шла Валентине, молодила.
Я молча шагнул через порог.
-- А где Аркадий? -- последовал еще один вопрос.
-- Пойдем в зал, все объясню. -- Мне не хотелось начинать разговор в корридоре.
-- Сволочь! Значит опять у бабы! -- Реакция была совершенно неожиданной.
-- У какой бабы? Что ты. Тут совсем другое.
-- Все вы мужики одинаковые. Нечего это кобеля покрывать. Я знаю, что у него женщина появилась. Клялся мне в любви, обещал жениться, а последнее время стал увиливать от встреч, в постель не затащишь. Неизвестно где ночует. На рыбалке пропадает! А какая рыбалка, если чрезвычайное положение не отменяли? И потом, после рыбалки дорогими французскими духами не пахнет.
-- Мужики на один манер сшиты, теми еще нитками. -- Эльвира
решила поддержать подругу. -- От них верности не дождешься.
-- Принеси воды. Прихвати что-нибудь от сердца. -- Мой
категоричный тон заставил Эльвиру выполнить просьбу без
возражений, отправиться на кухню.
-- Если думаешь, что я в обморок грохнусь, узнав об измене Аркадия -- не дождешься, -- За напускной бровадой Валентина пыталась скрыть растерянность, вызванную непонятными приготовлениями к серьезному разговору.
-- Послушай, вчера ты ко мне прижималась по собственной инициативе или получила задание? -- Вопрос я задал лишь для того, чтобы потянуть время, дождаться, когда Эльвира принесет лекарство. По тому как покраснела хозяйка, понял -- попал в десятку.
-- Что ты ерунду порешь? -- кажется она обрадовалась, что речь идет о таком пустяке.
-- Это не ерунда. Тебя попросил об этом Аркадий?
Валентина усмехнулась:
-- Ну, а что тут плохого? Ты же знаешь, Аркадий любит розыгрыши. Правда, то ли он вчера действительно перебрал, и забыл о договоренности, то ли так натурально сыграл, что все присутствующие, в том числе и я, поверили -- ревнует.
-- А для чего он все это придумал, не знаешь?
-- Я же говорю, для розыгрыша.
У меня на этот счет была иная версия. Не откажешь Аркадию в предусмотрительности. Срежиссировал сцену ревности он на всякий случай, если не удастся расправится со мной по-тихому или выдать убийство за несчастный случай. Поэтому готовил запасной вариант. Действовал мол в состоянии аффекта -- виной тому ревность. Впрочем это всего лишь догадка. Стал бы Зайцев столь сложную систему выстраивать?
Наконец появилась Эльвира. В одной руке она держала стакан, наполненный водой, в другой рюмку с мутноватой жидкостью.
-- Корвалол сам выпьешь? -- интересовалась она.
Я не отреагировал, предложил женщинам сесть. Несколько секунд молчал, собирался  с духом. Наконец решился.
-- Аркадий погиб.
-- Ты что, где-то на стороне успел к рюмке приложиться? -- Валентина сочла мое сообщение за глупую шутку.
-- Серьезно, Зайцева нет. Он застрелился.
Теперь до Валентины дошло, я не шучу. Она ойкнула и завалилась на бок. Корвалол и вода оказались кстати. Правда, чтобы привести ее в чувство потребовался нашатырный спирт. Я ожидал слез, рыданий -- их не было. Зато лицо Валентины изменилось, она словно постарела лет на пять. Прошло несколько минут прежде чем она собралась и задала вопрос:
-- Откуда ты знаешь? Был с ним?
-- Да. Мы поехали в пойму Терека опробовать подаренное ружье. Пока я расставлял консервные банки в качестве мишеней, Аркадий выстрелил в себя. -- Мне проще было придерживаться показаний, данных следователю.
-- Несчастный случай? -- Эльвира была расстроена не меньше подруги, но чужое горе, как известно, переживают легче, чем свое.
-- Нет. Самоубийство. Это констатировал следователь гарнизонной прокуратуры. -- Я не хотел вдаваться в подробности происшедшего.
-- Чтобы Аркадий стал самоубийцей? Расскажи кому другому. -- Валентина как никто другой знала характер любовника.
-- Считаешь, я убил Зайцева?
-- Не думаю.
-- Кроме меня рядом с Аркадием никого не было. -- Между
прочим, следователь задал вопрос: "Не ссорился ли я с
Зайцевым?" Скрывать вчерашний инцидент не стал. Если с тобой
будут разговаривать представители прокуратуры, думаю
сообщишь, что ревность -- наигранная. -- Я понимал, что Валентине тяжело, но мне не легче. Если с ней будут просто беседовать, меня могут допросить в качестве обвиняемого.
- Как так? -- Эльвира не слышала наш разговор о срежиссированной сцене.
-- Да вот, Аркадий сам попросил, чтобы Валентина оказала мне повышенные знаки внимания. -- Я не собирался делать секрет из пустяков.
-- Ты даешь, подруга. Вчера я поверила, что Николая клеешь и что Аркадий ревнует.
Задерживаться надолго в мои планы не входило. Перед уходом, дождавшись, когда Эльвира пошла на кухню, я попытался кое-что уточнить:
-- Не знаешь, у Аркадия были друзья из Южной Осетии?
-- Не знаю. Хотя подожди. В августе 92 года во время отпуска он на несколько дней ездил в Цхинвали.
-- Что там забыл?
-- В Южную Осетию тогда миротворческие силы вводили. В их составе был батальон из Владикавказа. Аркадий сказал, что туда его друг попал. Этот самый друг юбилей отмечал. С кем-то передал Зайцеву приглашение, обещал охоту организовать. Ты же знаешь на рыбалку или охоту Аркадий даже в преисподню спустится.
-- К нему из Южной Осетии потом никто не приезжал?
-- Если возможно отличить кударца от грузина или осетина, я бы ответила. И потом, что ты думаешь, Аркадий со мной 24 часа в сутки проводил? У него была своя жизнь, у меня своя.
-- Слушай, ты невидела у Аркадия нашей общей фотографии -- задал я вопрос.
Валентина взяла сумочку, вынула из него бумажник. В одном из окошек виднелась фотография. Это была вторая половина той, что нашли у убитого владельца машины. На ней красовался Аркадий. На его плече лежала моя рука.
-- Не знаю почему, но Аркадий фотографию порвал пополам -- голос Валентины дрожал.
Я не ответил. Разорвал фото на мелкие клочки.
Валентина была не единственной, кого я был обязан поставить в известность о смерти Зайцева. Воспользоваться ее телефоном не захотел, лучше разговаривать без свидетелей. Работающий автомат нашел с трудом. Дежурный по полку воспринял мое сообщение как запоздавшую новость, ему уже позвонили из гарнизонной прокуратуры. А вот для второго абонента весть о гибели Зайцева оказалась неожиданной. Рыдания на другом конце телефонной линии свидетельствовали, что для Инны Аркадий успел за короткий срок стать близким человеком.
"По мужу так не убивалась -- с неприязнью подумал я, --
впрочем, как можно осуждать человека за слезы по погибшему".
-- Николай, вы не могли бы подъехать ко мне домой? Надо
посоветоваться. -- Из-за всхлипываний, я с трудом разобрал
просьбу. Ехать в противоположный конец города не хотелось, отказать в просьбе не хватило духу.
Инна успела привести себя в порядок. Я разулся в прихожей, прошел в комнату.
-- О наших отношениях вы от Зайцева узнали?
-- Да, -- я не собирался вдаваться в подробности.
-- Аркадий где? -- словно о живом человеке спросила хозяйка.
-- На месте происшествия был следователь прокуратуры. Он
машину из госпиталя вызывал. Куда увезли труп не знаю.
-- Я вот почему вас пригласила. С Аркадием мы отношения не
афишировали. Решили не давать повода для пересудов. После
приказа на увольнение собирались жениться, вместе уехать. Будет странным, если я приму активное участие в похоронах. У меня остался его выходной костюм и новые туфли. Мы с ним позавчера день рождения отмечали, утром Аркадий переоделся, костюм не забрал.
-- День рождения вчера был, -- я поправил Инну чисто машинально.
-- Знаю. Но ведь вчера он праздновал юбилей в мужской компании. Со мной решил отметить накануне. Я отговаривала -- плохая примета: после можно, заранее не следует. Аркадий только посмеялся, сказал, что приметам, суевериям не верит. Да еще добавил, у него на будущее грандиозные планы, которые не в состоянии нарушить никто.
-- Может не нужен костюм. Аркадий из армии еще не уволен. Военных принято в парадном мундире хоронить.
-- Нет. Только не это. У нас как-то полушутливый разговор был о том, что покойному ничего не надо. Аркадий сказал, единственное что наказал бы перед смертью -- похоронить в гражданском. Армейская форма за двадцать с лишним лет и так надоела, а тут еще в гробу лежать в мундире. И потом как-то туманно выразился: "Родина и армия ему больше должны, чем он им."
-- Хорошо. Давайте я заберу костюм и обувь.
Инна достала из шкафа темный, в мелкую полоску костюм. В моде я разбираюсь слабо, но даже мне было понятно -- это не ширпотреб, а дорогая импортная одежда. Во внутреннем кармане пиджака лежала записная книжка. В ней были записаны какие-то телефоны, имена. Три последних листочка заполнены мелким убористым почерком. Прочитать содержание я не смог.
Какая-то абракадабра, набор слов, ряды цифр. Видимо текст был зашифрован.
-- У вас нет сумки или большого пакета, чтобы положить костюм.
-- Погодите. Аркадий на хранение чемодан оставлял. Я спросила: "Что там?". Он отшутился: "Приданное".
Чемодан был закрыт на два замка. Я вопросительно посмотрел на Инну.
-- Ключей нет, -- она развела руками.
-- Что же будем делать?
-- А что без ключей открыть невозможно?
-- Попробую, только боюсь, что испорчу замки, -- специалист по взломам из меня был никудышный.
-- Да бог с ним. Все равно надо будет вскрывать.
Замки поддались довольно легко. Чемодан был плотно натромбован. Я положил его на стул, потянул рукав находящегося сверху свитера. Внутри свитера заскользил какой-то небольшой предмет. Это был пистолет "Макарова", помещенный в полиэтиленовый пакет. Оставшийся объем занимал непрозрачный мешок, свернутый вдвое и перевязанный крест на крест тонким капроновым шнуром. Я мешок, разрезал шнур. В мешке, расположенные в несколько рядов по ширине и высоте, хранились пачки пятидесяти и стодолларовых купюр.
-- Неплохое приданное! -- вырвалось у меня восклицание.
-- Откуда у Аркадия пистолет и столько долларов? -- Инна была удивлена не меньше моего.
-- Это только покойный смог бы рассказать.
-- А что делать с такой суммой денег? -- вопрос Инна свидетельствовал, что женщины куда практичнее нас -- мужиков.
Не хвастал Аркадий, когда рассказывал о мечте -- купить квартиру и дачу где-нибудь в Ставропольском или
Краснодарском краях. Тут пожалуй не то, что на квартиру, а на целый особняк хватит. Не исключен вариант, не все доллары принадлежат ему, часть взята на хранение, но и в этом случае, если применить правило деления на несколько человек, остаток впечатляет.
-- Так, как же поступить с долларами? Может их в милицию сдать? -- по-видимому Инна не считала себя законной наследницей привалившего богатства.
При слове "милиция" меня словно электрическим разрядом шибануло. Раньше я не хотел раскрывать перед следователем все, что выяснил о теневой стороне жизни бывшего приятеля и однополчанина, смогут сами докопаются, но дело принимало иной оборот. Сам-то я не слишком боялся мести, оставшихся бандитов. За битого, двух небитых дают. Как ни пробовали достать меня, не смогли. Пора и охладиться. Но они, узнав о смерти Зайцева, могут заинтересоваться, а куда подевался его капитал? С собой в могилу деньги не унесешь, не исключен вариант, что это не только его деньги. Начнут искать. На Инну выйти довольно сложно, но возможно. Если она даже и сдаст найденные доллары в милицию, безопасность гарантировать никто не сможет. С психологией грабителя поверить, что человек добровольно сдал громадную сумму не принадлежащих ему денег, невозможно. Значит выход один, необходимо в кратчайший срок выявить оставшихся членов банды и обезвредить их, пока они не добрались до Инны. Гарнизонной военной прокуратуре это не под силу, штат не тот, не все подпадает под их компетенцию. Если и получат от меня информацию следствие может затянуться. В МВД и прокуратуре Осетии я никого не знал. Осталась объединенная следственная оперативная группа. Группа потому и называется объединенной, что в нее входят сотрудники Прокуратуры, МВД, ФСК. Им и карты в руки. Со многими ребятами из группы, прибывшими в командировку, мне приходилось общаться. В компетенции и порядочности не сомневался, и уж точно, с местными мафиозными структурами никто из них не связан.
Первую часть рассказа событиях, в которых мне довелось участвовать и той роли, которую в них сыграл Аркадий, Инна выслушала не перебив ни разу. Когда я сообщил о том, что ее мужа, испугавшись разоблачения, отравил Зайцев, лицо Инны из нежно-розового превратилось в алебастрово-белое. Мне некого было посылать за водой и лекарством. Да я и не знал, где оно хранится. Но Инна обошлась без успокоительных средств. Она лишь произнесла несколько раз:
-- Вот так Аркадий!
Доказательства не потребовались. Пистолет и доллары налицо. Это ли не доказательства, то не лгу. С моим предложением, утром передать деньги в объединенную оперативно-следственную группу и объяснить, как они к ней попали, согласилась. Не возражала и против того, чтобы я переночевал в ее квартире.
Мне Инна постелила в зале на диване. Сама ушла в спальню. Сквозь тонкую стену блочного дома я слышал сдавленные всхлипывания, рыдания. Оно и понятно. Потрясение, которое хозяйка квартиры пережила после моего рассказа, человека со слабой психикой могли до сумасшедшего дома довести. Утром мы поднялись чуть свет. Какой смысл залеживаться, если не спится.
Выписав Инне пропуск, я провел женщину в кабинет нашей группы. Решил дело стоит того, чтобы контроль за ним осуществляли первые лица. Мне обращаться к ним субординация не позволяла. Владимир Георгиевич не счел дела, которые проворачивал Зайцев и его сообщники пустяшными. Отложив дела, старший советник проводил нас вначале к первому заместителю Главы временной администрации, а затем и к руководителю объединенной следственно-оперативной группы. В генеральских кабинетах говорил в основном я, старался коротко изложить суть произошедшего, не загружать подробностями. А вот выделенные на разработку дела о преступной группировке сотрудники ОСГ потребовали от меня и Инны детального рассказа, с сообщением мельчайших подробностей по каждому эпизоду.
Инне посоветовали взять отпуск и уехать на время из Осетии. Следующую ночь я снова провел в ее квартире, выполняя роль добровольного телохранителя, а после обеда посадил в автобус, идущий до Минеральных Вод. Оттуда она собиралась поездом добраться до родственников, живущих в Челябинске. На похоронах Зайцева я не присутствовал, ими занималась
Ковалев и Валентина.
Первую неделю после обращения в оперативно-следственную группу, я несколько раз заходил к следователям, взявшим дело в производство. Ответ был коротким: "Идет расследование, говорить о результатах рано". Записную книжку, найденную в костюме Зайцева у меня забрали, но удалось расшифровать записи или нет, я не знал.
Первая информация поступила от Владимира Георгиевича. Мы собрались на импровизированное утреннее совещание, которое проводил советник, как раздался звонок. Владимира Георгиевича попросил к телефону руководитель оперативно-следственно группы. Услышав как наш шеф поздоровался с генералом, я навострил уши. Что-то мне подсказало, разговор пойдет о деле Зайцева. Я не ошибся.
-- Ну и заварил ты кашу, -- положив трубку, обратился ко мне Владимир Георгиевич. -- Даже до Виктора Степановича это дошло.
-- До какого Виктора Степановича? -- Я не мог врубиться, о чем идет речь.
-- Черномырдина. На его имя правительством Ингушетии официальная телеграмма отправлена. Мол, без ведома руководства республики и участия ее правоохранительных органов силами приданными временной администрации проведено оперативно-розыскное мероприятие и задержаны несколько граждан Ингушетии. Не согласны ингушские власти с методами и способами действий Российских сил правопорядка. Давай, дуй в оперативно-следственную группу, там подробности узнаешь.
Я постучался в несколько кабинетов, в которых располагались сотрудники объединенной следственной группы. Двери оказались закрытыми, людей на месте не было. В середине корридора я столкнулся с человеком в камуфлированной форме, судя по красной повязке дежурным, пришлось обратиться к нему, назвать фамилию следователя.
-- Все на совещании, -- информировал дежурный.
-- Придется подождать, -- я не собирался уходить, не получив необходимой информации.
-- Совещание может затянуться. -- Кажется, дежурный не хотел отвлекаться на разговоры с посторонним, рад был спровадить меня побыстрее.
-- Мне очень нужно переговорить со следователем. В Ингушетии проводилась спецоперация, так вот я к этому делу причастен.
-- Как ваша фамилия?
Я представился.
-- Минуту. Дежурный подошел к тумбочке, на которой находился телефон, набрал три цифры внутреннего номера, сказал что-то вполголоса. Получив ответ обратился ко мне:
-- Дойдете до конца корридора. Слева будет дверь. Постучите три раза.
"Ну конспираторы" -- с раздражением подумал я. Что за комната перед выходом из здания знал. Переоборудованный умывальник. Именно там когда-то мы обмывали передачу помещения от училища, корпусу и далее временной администрации. Постучать не успел. Дверь открыли сразу же как только я подошел.
-- Разговор на трезвую голову не выйдет. Хочешь получить информацию, с тебя пару бутылок водки.
Два раза говорить мне не нужно. Столовая, в которой питаются работники временной администрации рядом. Легально спиртное там употребляют в исключительных случаях, но у помощника начальника административно-хозяйственного отдела, курирующего столовую в загашнике водка и коньяк всегда имелись. Сотрудники группы переговорного процесса в числе тех немногих, кто пользовался возможностью отовариваться спиртным не выходя из военного городка, прямо в столовой. Чтобы лишний раз не бегать, я взял три бутылки водки и кое-что из холодной закуски.
"Что-то не похода на мужиков из следственной группы. Перед сном расслабиться одно дело, а устраивать пьянку во второй половине рабочего дня -- вроде бы не гоже" -- мелькнула мысль.
В комнате находилось человек десять--двенадцать. Мое появление с водкой и закуской встретили сдержанно. Это несколько удивляло. Понятно, большинство из присутствующих, если и встречались со мной то мимоходом, но психология в меру выпившей компании, такова, если спиртное на исходе, и вдруг приходит кто-то не на халяву, а с солидной добавкой, он может надеяться на благосклонный прием.
Я поставил бутылки на стол. Мне передали чистый стакан. Налили на два пальца. Стаканы остальных уже были наполнены.
-- За погибших! Царство им небесное! Пусть земля будет пухом.
Тост для меня был неожиданным. Не думал попасть на поминки.
Задавать вопросы было как-то неудобно. Только, когда после следующей рюмки, мужики устроили перекур, я получил исчерпывающую информацию.
Записная книжка, найденная у Зайцева, свою роль сыграла.
Трех членов его банды взяли во Владикавказе. Удалось установить двух человек -- жителей Ингушетии. Один -- Дауд, был давним приятелем Аркадия. Сторожил колхозные пруды, в которых разводили карпов. Зайцев частенько наезжал к нему на рыбалку с ночевкой, удалось выяснить, что приезжал не с пустыми руками. Кроме выпивки и закуски привозил заимствованные в полку, списанные хэбэ, бушлаты, матрасы, химкостюмы, плащ-палатки -- словом все то, на что сторож и работники прудового хозяйства тратили бы свои кровные деньги.
По просьбе Дауда доставил как-то сигнальные ракеты и взрыв-пакеты, отпугивать браконьеров. А потом, по собственной инициативе, привез пару ящиков с автоматными патронами. Младший брат сторожа Султан продал патроны поштучно. Навар разделили. Скорее всего Аркадий проверял, можно ли с братьями проворачивать дела. Видимо убедился в их надежности, потому что несколько раз через них реализовывал машины, угнанные из Северной Осетии. Со временем братья стали полноправными членами группировки. Факт их участия в группировке был подтвержден не допросе после ареста. В преступлениях на территории Осетии, в период конфликта, старший брат участия не принимал, а за младшим грешки числились, участвовал в захвате заложниками лиц осетинской национальности. Зайцевская группировка к этим делам отношения не имела. То, что Султан действовал не один сомнений не вызывало. Отработать связи Султана, так звали младшего брата, сторожа на территории Ингушетии, не подключая местных работников МВД, было сложно. Но в конце концов удалось. Как -- секрет фирмы, а точнее офицеров службы безопасности. Вышли на целую группу ингушей, занимающихся захватом заложников, а по некоторым данным причастными к убийствам. Решили группу брать силами работников объединенной следственной группы и войсковой оперативной группы МВД России. Получили санкцию Кавказской межрегиональной прокуратуры. Установили дом, в котором находились преступники. Дом окружили. Роль ударной силы выполняли сотрудники ОМОН, командированные из Сибири. Где-то вышла промашка. Омоновцы не успели начать штурм. Преступники их засекли. Открыли огонь из автоматов. По автобусу, шандарахнули несколько раз из гранотомета. Три омоновца погибли, один ранен. У бандитов потери меньше. Среди раненых имеется женщина, родственница находившихся в доме. Из сотрудников оперативно-следственной группы в перестрелке никто не пострадал, но от этого не легче. Ответственность за операцию с них никто не снимал.
Задержанных отправили в Пятигорск в следственный изолятор. Проверка на причастность к организации Зайцева показала, к ней задержанные отношения не имеют. Действовали сами по себе.
Информация, полученная в оперативно-следственной группе позволяла дышать полной грудью, расслабится. Как бы там не было, а жизнь с ощущением чувства опасности, подсознательное ожидание возможного нападения покушения, нервную систему не укрепляют. Мне хотелось, чтобы и другой человек, испытывающий примерно тоже, что и я, избавился от напряжения. Сразу после поминок омоновцев, я отправил телеграмму на адрес родственников Инны: "Все в порядке. Можете возвращаться".
Всю последующую неделю я приходил на работу последним. Выражение "спит как младенец" можно было применять ко мне без всяких оговорок. По утрам я не слышал ни трели будильника, ни других звуков. Владимир Николаевич в шутку заявил:
-- Во времена дедушки Сталина гнить бы тебе в лагерях. Придется увольнять с формулировкой "за систематические опоздания".
К такой крайней мере прибегать руководителю группы переговорного процесса не пришлось. Я сам написал рапорт с просьбой освободить от занимаемой во временной администрации должности. Конечно не потому, что совесть замучила из-за опозданий на работу. Причина была проста. В полк пошла разнарядка, отправить на академические курсы одного офицера. Курсы среди не имеющих академического образования котировались. После переподготовки шансы получить должность командира батальона возрастали многократно. Командир полка и начальник штаба поддержали мою кандидатуру. Мне отказываться не было резона, причем ехать надо было через несколько дней.
Фирменный поезд "Осетия" до станции "Прохладная" с учетом времени на остановки идет немногим более двух часов. За это время по вагонам трижды прошли сотрудники МВД. Два моих соседа по купе вышли в Ростове. Освободившиеся места заняли две молодые, симпатичные девушки лет девятнадцати, двадцати. Было поздно, но девчата ожидая поезд проголодались и поэтому не ожидая отправления, разложили на столе еду. Я поужинал с предыдущими попутчиками, задолго до Ростова. От приглашения составить компанию отказался. Перекусив, девчата попытались завязать светскую беседу. Мне хотелось спать, но я счел невежливым играть в молчанку. Если при знакомстве на улице самый оригинальным является вопрос: "Который час?", в поезде __ "Куда и откуда едете?" Узнав, что путешествую от начальной станции -- Владикавказа, одна из подружек поинтересовалась:
-- Это правда, что у вас какое-то восстание происходило,
были жертвы?
-- Восстание? -- я вначале не понял, о чем спрашивают. Когда сообразил, едва не нагрубил попутчицам. Вовремя сдержался. Какое счастье, что девчат трагедия обошла стороной. И разве только они не имеют представления о вооруженном конфликте, принесшим в тысячи семей боль, слезы от утраты родных, лишивший крова, работы, спокойствия, надежды на будущее.
А я, если бы служил в другом регионе, не имел близких друзей в Осетии или Ингушетии, стал бы воспринимать страдания, переживания людей в зоне чрезвычайного положения как свои? Попробовал бы самостоятельно разобраться в потоке противоречивой информации? Скорее всего, нет. Так уж устроена жизнь. Шрамы на сердце остаются лишь от собственных инфарктов, впрочем, инфаркт нормальный человек может заработать сопереживая беде малознакомых или даже совсем незнакомых людей.