Да разве много тех дождей

Да разве много тех дождей, которые напоят землю влагой?
Вы можете здесь ратовать о золотом песке,
О свежести дыханья на свободе.
Или о том, как хорошо не видеть злобных взглядов.
Не станет цепи злобы, гнили зависти, смертей.
Вы остановите процессы мирозданья.
Чтоб только выделиться. Стать хоть на вершок, а всех мудрей,
Красивее, на зависть остальному люду.
Хотите вытворять вы – что решите.
Все ритуалы предков – не для вас.
Вы по живому отторгаете родное.
Да что родное – кроете, порочите и режете себя.
Зачем? Чтобы не жить как предки?
Которые не жили «для себя»? …Да что тут говорить?
Творите, что хотите – ныне ваше время.
Вот только вы, в кощунстве, тлен не троньте,
Не троньте вы надгробий и могил.
Не рушьте, не сбивайте с них имён.
Конечно же, плутали предки,
Не знали, и не ведали о том,
Что заблуждаются, и что греховны.
Они творили, так же как и вы
То, что считали нужным, важным.
Что волновало их. И в радости, печали жаждали
Благое, доброе оставить за собой. Для вас.
Для вас растили, строили, творили.
…Но снова, снова, на цепи, мы пробежим по кругу Бытия,
Вокруг столба из глупости, цинизма, жажды злата.
И ступим мы, да мы! По тем же их шагам,
Что вы зовёте «грязью» на пути цепной собаки?
Но нет же.
Станет сил у вас порвать все цепи мирозданья
Сменивши пол и отрезая естество, бежать от предков по тропе свободы,
В туман и мрак, где нету штампов.
Где нет пути, где не ступали ноги глупых предков.
Где не оставили в заботе о грядущем указатель.
И даже ведь не станет там распутья.
Покуда вы бежите в бездну, где путей-то нет.
Да, понимаю, скучно всё ж сидеть, скулить в неволе.
И огрызаться в злобе на других дворняг,
Что так же в злобе ожидают кости? Что говорить?
Чему могу учить младое поколенье?
…Вот только зеленеет вновь на выгоне трава.
И не от вас зависит, что идут дожди.
Напоят влагой землю, и распустит косы у берёзы
Младая девицы Весна.
И солнце станет золотить лицо Любимой
Загаром станет на плечах, того, кто скуд, по-вашему, умом,
Конечно, - он же «пашет». Молча. Для своей страны.
Не оглянётся он «в скудоумье» на чужого «дядю».
Венок из трав лесных сплетёт, и в духоте предгрозовой
Положит у руки заждавшейся и дремлющей Любимой.
Что, ожидая, испекла в печи душистый хлеб,
Весенний мёд из трав цветущих выставив на стол.
И вышитая ткань из ритуалов говорённых станет негою в ночи
Когда дороже нет того, что ценится веками,
Что, пусть по-стариковски, дОбро привечает,
Укутает заботой и теплом, осушит слёзы на щеках в награду за терпенье.
…Конечно же, без нови как же жить?
Ведь должно открывать нам новые Дороги.
Но только оберег из старины, что трепетно и бережно согрет любимыми устами
Ты, младой, возьми в дорогу, на добро Пути.
Пусть будет всё у нас благословенно.
Да только – вновь Весна, и вновь забытый запах хлеба
Пусть ветром будет принесён родного дома зов до вас.
Вы, взяв обрывок от своей цепи, по ветру повернувши нос, как волки
С печалью глядя в неоконченную Даль,
Всё же, к дому поверните. И даже к так презираемым теплу и ритуалам,
И к ожидающим глазам, едва заметной старческой улыбке,
К уже сбивающемуся ритму сердца,
И к тихому, и доброму: «Прости.
Как жил, сынок? Не сбил ли ты коленку?
И рады мы, что сердцем ты вернулся вновь сюда».