Жаль, что я не писатель. Эпизод 8

«Вечер. Сумерки. В ноябре темнеет быстро. Тихий, медленный звук не поднимался вверх, а стелился по брущатке и через мгновение исчезал. Шаг, второй, третий...
Тёплая зеленоватого цвета куртка, шарф замотанный вокруг шеи, капюшон натянутый на голову и выглядывающая из под него вязанная шапка с козырьком. Он шёл, просто шёл. В голове было пусто, все мысли давно уже улетели, все эмоции перегорели. Это был не человек, а тень. Он бродил по улицам уже не первый день и даже не вторую неделю. Казалось что остановится только тогда, когда закончится дорога. А дорога всё не кончалась.
Он был полностью во власти звука своих шагов, не рассматривал — дома, парки, мосты, людей. Он не дышал свободой, умиротворением, жизнью. Он просто шёл до конца дороги. До своего конца...
Всё так же оставаясь в своих мыслях, Мари не заметила, как пришла домой. Захлопнув дверь квартиры, она очнулась. Как будто все мысли остались за дверью. Вздох облегчения разнесся по коридору.
- Ну вот и хорошо — в слух произнесла она.
Пройдя в большую комнату, бросила пакет на стол. От удара несколько фотографий вылетели  на столешницу.
Затем развернувшись, направилась в кухню. Поставив чайник, Мари присела на табурет. Она не знала с чего начать. Мысли опять начали метаться и создавать головную боль. Не дожидаясь, когда чайник закипит, встряхнув головой и сказав себе « А пошло всё...», Мари поднялась с табурета и уверенно пошла в большую комнату. Проходя мимо дивана, она посмотрела на стол с лежащим на нём пакетом, рядом с которым виднелись несколько фотографий. Присев на край дивана она стала разглядывать их. Одна за другой они оказывались в её руках. Взгляд переходил с одной на другую, при этом фото не возвращались обратно на стол, а перемещались из правой ладони в левую. Таким образом под конец в одной руке у неё собралась вся пачка. Их было от силы штук двадцать. Большинство было снято в одном месте и похоже в одно время.
Закончив разглядывать объект, Мари перешла к главному «ореху» - кассеты. Тех было всего три по девяносто минут. «Четыре с половиной часа «освобождения» - с сарказмом подумала она.
Да она не верила Сохо и даже не пыталась найти объяснение для своего неверия.
Уже в кровати, зарывшись в одеяло, обмотав его вокруг себя, Мари высыпала весь пакет перед собой. Поиграв пальцами над кассетами, выбрала под номером один. Именно её она доставала в электричке. Нажав на кнопку, она снова услышала тот же голос.
«Мы познакомились в специализированной школе для мальчиков. Первое время он был молчаливый, и всё время кого-то ждал. Меня удивило в нём то, что в отличие от меня и многих других учащихся, он не ждал своих родителей. Они были пару раз не больше, и только благодаря их личному визиту я узнал к какой знатной семье он принадлежит. Сам он об этом никогда не говорил.
Со временем мы сблизились и даже подружились.
Лирэй был не однозначным. Отличник, примерное поведение, ни одного грубого слова, ни одного возражения на какую-либо просьбу. Но были темы, которые он пресекал одной фразой «Это не имеет отношение к моему нахождению в данной школе». Со временем все окружающие на учились сортировать вопросы и просьбы задаваемые Лирэю.
После школы мы разъехались в разные стороны. Но я знал, что у него не было шансов быть бедным и добывать себе кусок хлеба. В отличие от меня. И какого было моё удивление, когда я встретил его несколько лет спустя.
Однажды я вместе с компанией из университета за шёл в один не дешёвый бар. А там Лирэй Осени играет на пианино. Я слышал уже, до этого, как он играет... И видел... По этому узнать его для меня не составило никакого труда.
Это был не приятный сюрприз, видеть его сейчас, и именно тогда когда я был не один. Но я сделал вид, что не знаю его. И всё было бы в порядке, если бы не Чейз, со своими дуратскими выходками. Надо было ему полезть к Леонель и получить за это в челюсть от Лирэя. Но даже это могло пройти без моего вмешательства. Но Леонель решила поиграть с новой игрушкой. Ему не надо было держать её за руку, смотреть ей в глаза. Он в них пропал.
Я знал кто такая Ребекка Леонель. Я знал какие мужчины ей нужны, именно нужны, а не нравятся. Она потребитель, она берёт мужика, вытряхивает из него весь капитал и выбрасывает в мусор... Она и сейчас такая. Именно она стала его проклятьем. И моим тоже...»
Мари нажала на кнопку, голос умолк. У неё сразу возник первый вопрос: «Почему не приятный сюрприз, именно когда он был не один?»
Так же её насторожило, что Сохо уже в начале своей исповеди определил главное зло. Причем не только для Лирэя Осэни, но и для себя самого. Что убедило Мари в правильном отношении к Альберто Сохо. Это было не освобождение, а очищение себя от грязи, которой сам же себя и закидал. Сохо придётся по трудиться , что бы убедить Мари Дюваль в чистоте своих помыслов. Иначе это перо такую книгу напишет, что ни одно издательство не возьмётся её печатать.
Она бросила диктофон на кровать. Выползая из своего убежища, она сгребла фотографии, лежащие рядом с кассетами, и вышла из спальни. Бросив свою ношу на стол, отправилась готовить себе кофе.
Была глубокая ночь.
Примостившись на подоконнике с чашкой ароматного напитка, Мари смотрела в окно. Свет фонарей был похож на пирамиды. Каждый уличный фонарь освещал примерно в метре от себя, расширяясь к низу. А между ними была мгла в виде перевёрнутого треугольника.
На улице ни кого не было. Но Мари чувствовала какое-то движение из далека.
И в самом деле: медленно шагая, опустив голову, под фонарями шёл человек. Его путь лежал через свет и мглу.
Дюваль считала монотонные шаги прохожего: раз, два, три...
Фигура двигалась в узоре из пирамид будучи то на свету, погружаясь во мрак. По мере того как он шёл, у Мари была возможность переключиться со счёта на зрительный обзор субъекта.
Куртка не понятного тёмного цвета, руки в карманах, капюшон укрывал голову так, что лица не было видно. Затем из-под капюшона стал виден козырёк, для кепки коротковат, по этому скорее всего шапки, и шарф, который был явно замотан вокруг шеи, так как концов не было видно.