Сфинкс. Глава 6

Река. На берегу огромные металлические резервуары. О них тихо бьются волны и создают неповторимый какой-то запредельный звук не от мира сего. Ветра почти нет. Тихо. Берег пустынен. По реке прошла моторная лодка, и опять волны стучат о металл, и этот звук относит тебя своими порывами в ирреальную вселенную.

Я представлял девушку-рыцаря. Стройная, с тонкой талией, с белоснежными распущенными волосами из-под массивного железного шлема с открытым забралом. Глаза эксцентрически-индигового цвета. Губы неестественно алые, а щёки – туманно-бледные. И вся закована в железо, с тяжёлым длинным мечом у пояса. Гордо восседает на вороном коне с пурпурной бархатной попоной. И я вспоминал строки из итальянской сказки:

                Фантагиро воин прекраснолицый
                С глазами косули и резвый как птица,
                Мне кажется это девица.    

Евгений любил читать в одиночестве. Он мог играть с товарищами, но не долго. Уединение ему было необходимо как глоток свежего воздуха. Однажды, будучи в деревне, он ушёл прямо посреди игры от детей, закрылся в хате и стал читать детскую газету. Он даже не помнил что он прочитал. Ему просто хотелось читать. Ему был интересен сам процесс чтения. Дети во главе с его двоюродным братцем смотрели с улицы в окно на него и смеялись. Вдруг его братец замолк и сказал: «Чего вы смеётесь, может он станет писателем, когда вырастит».

Карл Густав Юнг говорил, что во время общения со школьными товарищами сделал открытие, что другие дети отчуждают его от него самого. Я думаю такие открытия делает каждый у кого внутреннее преобладает над внешним. Юнгу мир детства, по его воспоминаниям, представлялся вечностью. Да, только взрослый человек начинает выдумывать время, которого в действительности не существует. Есть вечность, а мир пространственно-временно-материальный прилепляется к ней как навязчивая мутная иллюзия, как рыба-прилипала к кораблю, как пиявка к телу, как колючка репейника к одежде.

«По существу, упоминания заслуживают только те события моей жизни, в связи с которыми в этот преходящий мир прорывалось дыхание мира вечного» (К.Г. Юнг). Это можно было выразить лишь через миф потоком неконтролируемой и неуправляемой фантазии. «Образы, открывающиеся нашему внутреннему зрению, и то, что кажется вечной сущностью человека, можно выразить только через миф. В мифе, по сравнению с наукой, больше индивидуального; миф выражает жизнь точнее, чем наука» (К.Г. Юнг). И таинственнее. Человек – это самая глубокая тайна, кроме Бога. Его невозможно проанализировать, изучить, понять. Его можно увидеть. Любить или не любить. Но создать науку о нём невозможно, так же как и втиснуть его в какие-либо определённые рамки. «Человек – это психический процесс, не поддающийся контролю или управляемый лишь в очень ограниченной степени» (К.Г. Юнг).

Августило жаркодухотными выпарами облачнонависаемым игом. Тыблоки выблёскивали на солнце белоналивными и выспеллыми боками. Приближалось их освящение. О августейшая особа августовское солнце! Восимьюоктавио Октавиана Августа! Головомедузовогоргоновое солнце выпепеляло зеленоэфирный дерматин ботанэфлоров. Как экзорцист изгоняло из них изумродопышность, заменяя желтухоботкинским клеем. Пангеос  тонула в раскалённом оранжево-леопардовом мареве. Воздух стоял как гелиопольские обелиски. Расфиарилось расмяамякилось расплюплинилось и выджупондилось нелинтальфолилось и руздрилось. Гебалонные облака афродитились бёдроиридно и нефелоомфально каллипигоэкзотично мраморились паросско-каррарским альбионом. Онейромагические перехлёсты падающего в траву.

Заметить как тебя в мочку уха поцеловал Гелиос. Перед глазами возникла чёрно-белая комбинация кубов и параллелепипедов. Они были гладкие, твёрдые и холодные, как отшлифованный гранит или мрамор. Их можно было погладить рукой. Но вместе с тем они были какими-то нереальными будто вылеплены из онерической керамики. Они были какими-то газообразными и бесплотными, как ангельские тела. Сквозь них можно было пройти, но до определённого места, где начиналась неумолимая преграда, за которой что-то было. Преграда – небольшая неправильно-ступенчатая стена. И за неё тянуло заглянуть. Но как только предпринималась решительная попытка это сделать, тут же какая-то невидимая сила отбрасывала назад, и охватывал экстатический лихорадочный ужас. Там определённо что-то было. Но что?! И вдруг вся комбинация фигур начала покачиваться то в горизонтальной, то в вертикальной плоскостях. Всё медленно, но неуклонно деформировалось. Становилось жутко. Что-то там за преградой двигалось. Неуловимое, невместимое, непостижимое, не вполне видимое. Что-то мелькнуло как молния, и взгляду удалось проникнуть з а. Е с л и…