Сфинкс. Глава 13

В школе Евгений сидел на последней парте. Его посадили туда к разгильдяю-двоечнику с благородным намерением исправления последнего путём благоприятного влияния на него жениных интеллектуальных флюидов. Но никакого чудесного исправления не произошло. Напротив, получилось самое обыденное усреднение обоих. Евгений стал хуже учиться, тем более у него было неважное зрение и разобрать учительские начертания на доске ему было трудно с последней парты. Женю пересадили поближе к статной, симпатичной и аккуратной девочке, хотя и не отличнице. Звали её Ирина. А отличница, первая отличница класса, сидела сзади за спиной Евгения. Звали её Татьяна («И так она звалась Татьяна…»).

Женя влюбился в Ирину. Татьяна влюбилась в Женю. Вечный классический треугольник, прямо как в кино. Раньше Женя был влюблён в Оксану. Впрочем, в неё был влюблён весь класс. Однако эта влюблённость продолжалась недолго (ни его, ни класса): вскоре об Оксане, за которой все бегали табунами, все и забыли. Евгений никогда не бегал ни за кем, он только наблюдал, созерцал издалека, иногда звонил по телефону и что-то говорил, чаще молчал. Теперь ему нравилась Ира. Она была положительная, спокойная, училась неплохо, не вертихвостка. Но польская кровь давала себя знать – пшепрошепани: высокомерие, гордость, надменность.

 В Татьяне же наоборот, играла еврейская кровь: она была нахальна, вертлява, жадна, словообильна. Внешне Татьяна была симпатичнее. И личико, и стройнее, и звончее, и подтянутее, и чёрные глаза ярче горели, и губы ярче алели… Но нравилась больше Ирина. Было в ней больше славянского нежного обаяния, славянской простоты и глубины. Евгению всегда претил семитско-финикийский астартически-кибелический элемент, заражающий лихорадкой молоха и скопческих оргий мужскую природу. А именно этот чёрный элементик в виде двух бесов сидел в карфагенских соблазнительных глазах Татьяны. И не только сидел, но и прорывался в виде укола булавкой, который был нанесён отличницей и примерницей Таней в мягкое место Евгению. Прямо посреди урока черноволосая бестия и по совместительству лучшая ученица класса залезла под парту, подсунулась чуть ли не на четвереньках к заднице Жени и нанесла сокрушительный удар, всадив своё орудие едва ли не на всю длину в мягкую ягодичную ткань. На это недвусмысленное заигрывание Евгений отреагировал звучным вскриком и подпрыгиванием, за что был удалён с урока. Так весь класс узнал, что Таня любит Женю, а он её – нет.

 Потом к нему даже ходоки приходили от Татьяны (нет, не извиняться за отважный (а может и героический) поступок), а уговаривать его встречаться с Татьяной, протянуть руку дружбы, так сказать и т.д. Но Евгению больше нравилась Ира, хотя и Татьяна ему тоже нравилась (особенно после укола). Как-то в новогоднюю ночь сидя перед телевизором и не видя происходящего на экране, он размышлял кто же ему в конце концов больше нравится, плоскости голубых, синих, салатово-бирюзовых, сиреневых иллолиалий делили пространство на цветы-фигуры и мелодии-гравюры, песни Джо Дассена и балет «Фридрихштадтпалласа», тонкие и острые световые потоки и пятна распределялись в элуофуомном эфридрисе аркообъёмами над аллфориорными никстоилиями, волны звуковые и световые переплетались в ткань плавно-белых вибраций и экстаций. Решений не было – Жени они нравились обе. Три поцелуя розовыми лепестками-синусоидами парили на осциллографе звёздного неба и соединялись в одну большую чайную розу посреди мерцающего разноцветными бабочками сада.
 
Окончив восьмой класс, Женя не встречался ни с Ирой, ни с Таней. Они обе продолжали ему нравится, но где-то в эроландшафтах и онейроэргалиях. Встречи на поле грубой реальности – нет нет нет – они стирали нивелировали тот новогодний флорисомнамбулиалий.

Правда, потом, несколько раз он  всё же встречался с Ириной, даже в кино ходили и даже пригласил её к себе на день рождение. И где-то на вечеринке встречались – он её пригласил на эту вечеринку: танцевали, прижимались телами, но не целовались: и вновь Джо Дассен: «Люксембургский сад»… А вот с Таней ни разу… однажды позвонила и… пустой разговор… И после так хотелось с ней встретится… и не хотелось… Евгений вспоминал как играли в «кис-кис-мяу» и выпало целоваться с Татьяной. И поцеловал, скромно в щёчку. И она его. С Таней, получилось, целовался, но не встречался, с Ирой встречался, но так и ни разу не поцеловал. В «кис-кис-мяу» играли в трудовом лагере ( после окончания школы – на прополку помидоров). Ира не поехала. Татьяна поехала и соблазняла. Ночью мальчишки бегали в комнату, где спали девчонки – влазили через окно и… забирались к ним в постели. Евгений лёг рядом с Таней, но лишь на одно мгновение – даже не успел к ней прикоснуться, даже к её руке, а она смеялась и отодвигалась… В дверь грозно постучала классная руководительница – всех как волной смыло – вываливались через окна. Женя вспоминал как случайно задралась у Тани юбка, и он увидел её трусики. Мгновение – и шквал эротических неонов. Вспоминал как смотрела на него Таня на берегу пруда, когда они вышли после купания из воды. Она, несомненно, любовалась тогда его стройным красивым телом. Воспоминания вызывали крутую эрекцию. Хотелось встретится с Таней… но что-то отталкивало… а потом всё забывалось… чтобы снова вспоминаться… Если бы не было забвения, нас бы просто разорвала на части неудовлетворённость.

С Татьяной Евгений так и ни разу не встречался тэт-а-тэт. Никогда не был у неё дома. Не то с Ирой. И дома у неё был, и гуляли по городу и подолгу беседовали, слушали музыку. У Иры по тем временам был крутой бобинный магнитофон «Юпитер», а у Жени портативный, один из первых бобинников – «Весна». И записи у неё были не в пример жениным (у него: «классический набор» по тем временам: АББА, Бони М, Битлз; ну и плюс Slade и рок-опера «Иисус Христос – Суперзвезда»; а у неё к тому же: Black Sabbath, Uriah Heep, Deep Purple, Nazareth и всякая незапоминающаяся в названиях попса).

 Иру даже со школы провожал, и портфель её носил, прямо как в кино, классически. Но так ни разу и не поцеловал. После окончания уроков, как правило, Женя придя домой, зашвыривал свою сумку (используемую вместо портфеля) из мешковины (тогда было модно носить простые грубые сумки из мешковины и причём hand made, хотя тогда никто не ведал о подобном словосочетании), так вот забрасывал свою мешковину, буквально раскручивая её как пращу, в самый дальний угол комнаты и «садился на телефон» ( вернее стоял у телефона, так как тот находился в прихожей) и названивал Ирине. Полчаса назад он её видел в школе, более того сидел с ней за одной партой, и уже через полчаса скучал за ней и звонил ( а она жила в двух шагах в соседнем доме – но звонить по телефону было как-то уютней, дискурс на расстоянии не так комплексовал). Вот так и беседовали час, два… (нет чтоб пойти погулять). И обоим это нравилось. Вот такие с Ирой были отношения. Вербальный эрос. И так ни разу и не поцеловал. И …  не любил. И Татьяну тоже. Сексуальная тяга была, порой сильная, очень сильная, но… как синусоида – то взлетала, то опадала. А вот любви… вот такой, чтобы так взять и броситься в омут с головой…

Перед самым выпускным вечером крупно поссорился с Ирой. Да поссориться с ней было легко – характер у неё ещё тот, а у меня ещё тот и подавно. Принципиальный я слишком и справедливость люблю. А ещё очень ранимый и упёртый. И видение мира у меня уж очень специфичное. А выпускного вечера в школе не было – никто не удосужился организовать: ни родители, ни учителя – всем по барабану. После торжественной части и пафосных речей, сдвинули столы и стулья, поставили магнитофон и всё – танцуйте ребятки, веселитесь. А чё танцевать – на улице солнце светит вовсю. Сколько не затеняй окна, а всё светло. Тут даже в темноте на трезвую голову не каждый пацан девчонку пригласит, а то при свете. А до заката солнца ещё целых два часа. В общем все потоптались на месте, пошушукались и стали рассасываться группками: кто втихаря пошёл курить, кто втихаря пошёл пить, кто ещё куда. А я к никаким группкам не принадлежал – я кот, который гулял сам по себе всегда и везде, да и настроение было препаршивое. Мать и сестра заставили меня надеть парадный костюм и галстук (ненавижу галстуки!) – некоторые вообще пришли в футболках и теннисках – а тут вырядился! И хоть не любил Ирку, а всё ж она мне нравилась, и ссора - дело всё-таки неприятное. И в довесок этот неорганизованный выпускной: всем на всё наплевать – ненавижу безразличие!  В общем плюнул я на всё, пошёл домой, сорвал этот идиотский галстук и залез с головой под одеяло, чтобы никого не видеть и не слышать. Наверное, ни один человек не отмечал так лихо выпускной вечер. И это было символично. Это ещё раз доказывало мою полную отчуждённость от класса и от школы вообще. А выпускной, как я потом узнал, отмечали локально по квартирам. Одна из групп собралась у Ирины, одна у Татьяны, ещё у кого-то там – я не интересовался. Мне, конечно, было интересно, что думали обо мне Ира и Таня (каждая: он у неё) (а может и вообще ничего не думали – и скорее всего что так), но я этого так никогда и не узнал. И они никогда не узнали, как я отмечал свой выпускной.