Сфинкс. Глава 16

Евгений сидит в большом просторном зале – то ли театр, то ли кинотеатр. Людей мало. С началом демонстрации запаздывают. Евгений решает, что у него есть ещё достаточно времени, чтобы сходить в туалет. Он выходит из зала и спускается по широкой лестнице. Однако путь ему преграждает огромная золочёная рама из-под картины, которая занимает всё пространство лестницы. Эту раму невозможно обойти с боков, но, что самое удивительное, невозможно пройти сквозь неё. Евгений ощупывает раму. Она твёрдая, даже, кажется, сделана из золота. Вдруг рядом с Евгением оказывается та же девушка, что стояла с ним возле зеркала обнажённой. На этот раз она одета в длинное голубое полупрозрачное платье. В волосы вплетены нити розового и сиреневого бисера. Она подходит к раме и заворачивает её вверх, словно гобелен, приглашая другой рукой пройти Евгения вперёд. Женя проходит, вслед за ним проходит и девушка, она берёт его за руку, и они вместе спускаются по лестнице всё ниже и ниже.

Я очень люблю разрушенные здания, заброшенные дома, старые, ветхие, готовые рухнуть, расползтись от лёгкого порыва ветра. Особенно  они привлекательны среди неухоженной дикой растительности в хмурый осенний день, когда моросит мелкий-мелкий дождик. Несколько таких домов располагались по пути в локомотивное депо, если спускаться по длинной узкой улочке с северной стороны горы, с вершины которой я любил смотреть на город. Я очень близко подходил к старым домам. Это были убогие лачуги с проломанными стенами без оконных рам и дверных косяков. Одна была и вовсе без крыши, лишь в углу торчало две балки, на которых некогда покоилась кровля. Внутри этого разбитого, искорёженного параллелепипеда валялся всякий хлам: проржавевшие кастрюли, гнутые ложки и вилки, порванное сито, старые разодранные кофты, пиджаки и башмаки, битые тарелки и другая посуда, стул на трёх ногах, крышка от стола, прожжённая посредине то ли некогда оставленным и забытым включённым утюгом, то ли уже позже, когда стол был сломан, на ней просто разводили костёр; некий разломанный агрегат, колесо «восьмёркой» от велосипеда, раскуроченная розетка с куском штукатурки, колода заплесневелых с трудно различимыми картинками игральных карт, рассыпанная неправильным веером; кусок географической карты (на ней часть Австралии и Новая Зеландия, а между ними огромное жирное пятно); жестяные банки с засохшей краской (кажется синей); будильник с треснувшим стеклом, кусок фаянсового умывальника, клетка для птиц (или хомяков) с погнутыми прутьями, остов от аквариума (объёмом литров на десять), диванные пружины, большая картонная коробка с тряпьём, пачки из-под сигарет, куски арматуры, садовая лейка с большой вмятиной на боку; плюшевый мишка (рыжий с грязно-серым бантом) (когда-то бант был наверняка голубым) с оторванной ногой (вроде бы левой); целые и разбитые виниловые пластинки (похоже ещё 50-х годов, на 78 оборотов), треснутые лыжи и гнутые лыжные палки, черенок от лопаты, измазанный синей (видимо) краской; остатки кафельной плитки (раньше она была белая с рисунком цвета морской волны)…

И на этой плитке стоит женская обнажённая нога, обутая в ярко-красную лакированную туфлю на высоком каблуке и с заострённым носком. Поверхность туфли идеально зеркальная – можно смотрясь в неё увидеть поры на коже щёк и маленькие волосики. Туфлю украшает золотая ящерица с изумрудными глазками – выполнена изящно с прорисовкой мельчайших деталей, в частности чешуек, занимающая всю переднюю часть туфли, причём кончик хвоста ящерицы заканчивается на самом кончике носка обуви. Ярко-красное великолепно сочетается с ярко-золотым. Невозможно отвести глаз от этого изысканного и немного вызывающего изделия. И всё же хочется отвести, чтобы посмотреть на то, что находится выше, на ещё более изысканное творение – молочно-белое, гладкое, без единого волоска. Оно напоминает о посещении греческого зала Эрмитажа. И когда взгляд, поднимаясь очень медленно, достигает места, где соединяются в одно нежное пространство белые просторы лобка, бедра и ягодицы, он  восторгается, обнаружив там точно такую же ящерицу, как и на туфле, только живую. Настоящую живую прыткую ящерицу светло-зелёного (даже светло-салатового) цвета с серовато-голубоватым кончиком хвоста, плавно загибающегося как каллиграфический элемент буквы S, на которую и была похожа маленькая рептилия. Рисунок из тёмно-серых и чёрных крапинок, пятен и полос украшает мелкочешуйчатую кожу пресмыкающегося подобно боевой раскраске доисторических доцивилизованных воинов, обвалявшихся в зелёной глине. Ящерица сидит неподвижно, словно турмалиновый двойник золотой ящерицы, и лишь едва заметное колыхание зоба выдаёт в ней живое существо. Тонкие коготки впиваются в белую чувствительную плоть, проделав микроотверстия в глянцевом шелковистом эпидермисе и доставив пусть небольшое, но оригинальное и незабываемое удовольствие. Между лапок рептилии на бело-берёзовой полупрозрачной коже пульсирует голубовато-зеленоватая жилка как каллиграфический элемент буквы дзета

Напротив этого разрушенного дома был другой ещё более разрушенный. От него осталось вообще две с половиной стены. Только внутри этого дома не было мусора – там была целая прямоугольная клумба нежно-розовых тюльпанов и голубых нарциссов.

На щиколотке, чуть выше контуров ярко-красной туфли, красовался браслет из крокодиловой кожи малахитового цвета. В браслет было вшито рубиновое колечко, от которого шла тонкая золотая цепочка к другому, но уже массивному крупному кольцу из легированной стали, прочно вбитому в бетонный пол.