Сфинкс. Глава 17

Евгений разжал руку. На ладони сидел маленький желтовато-зеленоватый кузнечик «крылышкуя золотописьмом». Насекомое было немного придавлено и казалось мёртвым. Евгений смотрел, смотрел на кузнечика и задумался о чём-то. Или просто отрешился от всего? Внезапно кузнечик, оклемавшись, высоко прыгнул. Евгений вздрогнул. Он не понял что произошло. Потом вспомнил о кузнечике. Зачем тот прыгнул?

над родогой гнывулась дурага показывая всем своё цветосемное тукрое дебро И многие д. и многие а. улыбались этой цветоразной кере Андрогинные тетраарии льдились и шклились в рунно-лучистом спектрарии. Лакморозь. Луннистость. Радугобёдрость. Радугорадость. рара рр

Я не хочу описывать события, которые происходят в жизни или могли бы произойти в жизни. Я хочу описывать события, которые происходят в моём воображении или могли бы произойти. Габриэль Гарсиа Маркес говорил, что его не интересуют фантазии. А меня-то они как раз больше всего и интересуют. Если большая часть суток протекает в фантазиях, то где, скажите пожалуйста, фантазия, а где реальность? Меня интересуют любые фантазии. Фантазии в космохаосе моего Я. Но так как у меня хаос преобладает над космосом, то моё воображение сегментарно, клочкообразно, волнообразно, отрывочно-обрывочно, штрих-пунктирно, зеркально-разбито и вместе с тем фовистично, импрессионистично, экспрессивно, кубистично и над всем титл сюрра

Ночь рисовала на песке лунные абстракции ласковый свет луны скользил по чёрным неподвижным водам сомнамбулический океан впитывал в себя серебросоки Селены и становился более глубоким в своей синеплоти Икар боялся бы лететь над его пугающими и притягательными просторами: хотелось упасть в них и утонуть: тайное желание Икара победитель земного притяжения за счастье почитал раствориться в безднах океана испытав радость полёта бездна неба и бездна воды ночное небо звёздными квадратами ресницами прикасалось касалось к обсидиановому зеркалу океана лунные пейзажи словно призмы стилизованных женских тел проникали в зеленоватые цветы хранимые в сердцах астероидов-нарциссов на эллипсоидах ночи как изделия из тонкого стекла разлетающиеся порошком лунной пыли от прикосновения каменных губ слышимый ультразвон разбившегося лунного пейзажа войти в его медленный густой почти неподвижный поток и при этом знать, что это всего лишь белая рисовая бумага с изображённым на ней океаном

В детстве мне многого было жаль. Жаль было что я вообще родился на этот свет белый (странно почему всегда говорят «белый» а не семицветный радужный или почему не сказать бесцветный свет или прозрачный свет???)  “О, я знаю, лучше иметь, чем не иметь тело, но в ту же секунду, как я попал в него, я неблагодарно воскликнул: «Не туда попали! Не туда попали! Ошибка доставки! Отошлите меня обратно!»” (Брайон Гайсин. Здесь, чтобы уйти). Жаль было что на меня мать слишком тратилась а я не носил тех вещей которые мне она покупала или снашивал обувь в считанные дни вернее разрывал её играя в футбол (играли ведь не только мячом но консервными банками и пластиковыми коробками и ещё хрен знает чем) Однажды она мне купила хорошую дорогую зимнюю куртку ничего не скажешь – куртка добротная подстёжка из натуральной цигейки но я её ни разу не надел ну не нравилась мне эта куртка!! И жаль было маму и жаль выброшенных денег с трудом заработанных я быстро рос на следующий сезон куртка была уже мала

Жаль было детские игрушки, из которых я вырос. Я смотрел на них и думал: неужели я мог играться всерьёз этими примитивными корабликами, танками, машинками, солдатиками, кубиками и ещё тысячами всяких безделушек. Я понимал, что уже никогда не прикоснусь к этим игрушкам. Но мне было жаль их выбрасывать. Мне до слёз было жаль плюшевого мишку. Жёлтый плюш превратился в песочно-грязный, местами истёрся, чёрная краска на пуговках-глазах облезла. Я знал, что больше никогда не прижму этого мишку к своей груди. Я знал, что через несколько дней он будет валяться в мусорном баке среди пищевых вонючих отходов, и по нему будут лазить грязные жирные крысы. И я знал, что этого не избежать. Всё когда-то кончается и становится отбросом. И человеческое тело тоже.

Мне жаль было умершую бабушку, хотя я её и не любил. Глядя издалека на гроб (близко я боялся подойти), я думал: вот жил, жил человек, кто-то его любил, он кого-то любил, чего-то хотел, о чём-то думал, что-то делал. А теперь? И зачем он любил (или не любил), хотел, думал, делал? Чтобы умереть? Вот я её не любил. А какая теперь разница любил я её или нет? И когда я умру, то какая разница любил я её или нет? Странно, зачем же жить, чтобы потом умирать? Зачем что-то делать, любить, не любить, если умирать? Мишку плюшевого выбросили, гроб в землю зарыли. Зачем же делали этого плюшевого мишку и зачем человек рождался? Глупо всё это. Плачь, не плачь… Можно конечно смеяться на зло всему. Только всё равно глупо.

Жаль было с детством расставаться и в школу идти. Жаль было каких-то сущих пустяков и мелочей: испачкавшейся белой рубашки, порванных брюк, сломанных лыж, потерянной шариковой ручки и трёхрублёвой купюры.

Но больше всего было жаль животных. У меня был красивый кот. Беспородистый, простой полосатый матроскин. Но какая у него была красивая морда! Стопроцентный хищник! Ел только сырую рыбу и мясо. Любил спать на деревьях как леопард. Влезет на орех, распластается на толстой ветке, свесив все четыре лапы, и дрыхнет. Гулял сам по себе где хотел, но домой всегда возвращался. Любил нюхать цветы и лакомиться лепестками. Однажды вырыл из вазонов все цветы: кучи земли на подоконнике и на полу и он довольный в центре. По всей квартире я за ним гонялся и лупил тапком, но он на меня не обижался, ночью запрыгивал ко мне на кровать и сворачивался калачиком у моих ног. Когда ел, попробуй подойди – рычал как тигр, а если поднести руку – мог глубоко прокусить. Гладить его можно было только сзади или сбоку и ни в коем случае спереди – тут же вцеплялся в руку всеми четырьмя лапами и пастью. Собак, конечно, боялся, но иногда и вступал с ними в единоборство. Как-то раз несколько пацанов проходили по двору с овчаркой и решили натравить собаку на моего кота.

 До деревьев было далеко, он выгнул спину, вздыбил шерсть и пронзительно замяучил. Овчарка ринулась вперёд, кот взмыл вверх как самолёт с вертикальным взлётом и приземлился прямо на холку собаке, вонзив в неё два десятка когтей. Овчарка жалобно заскулила и заметалась по двору. Когда она оказалась около дерева, кот благополучно перепрыгнул на ветку и был таков. Думаю именно эти ребята и убили моего кота. Каждое утро он провожал отца и мать на работу до трамвайной остановки. Но однажды на тропинке этого постоянного маршрута отец обнаружил ещё тёплое его тело. Жаль, фотографии это красивейшего экземпляра семейства кошачьих не осталось. Теперь его кости находятся где-то на глубине одного метра в земле и в метрах десяти от окна моей комнаты.