Сфинкс. Глава 18

Когда-нибудь наша солнечная система станет облаком космической пыли или сгустком раскалённой плазмы, или скопищем метеорных глыб. Какая разница. Вся красота чётко выверенных траекторий и музыка небесных сфер, о которых так любили говорить древние, полетит в тартарары. В общем мысли самые банальные, как и вся вселенная.

Евгений был гиперсексуален. « … с тех пор как себя помню, меня тревожило всё сексуальное»  (Жорж Батай. История глаза). Он возбуждался по любому поводу и часто без повода вовсе. Даже слово «беременная», услышанное мимоходом, производило великолепный эффект жёсткой эрекции. Шея девушки была закована в железный чехол, который украшали причудливые куннифаллические арабески, выполненные чернью. Рот девушки был слегка приоткрыт, и торчащий кончик языка сжимала металлическая прищепка. А в голубых ясных глазах был покой. Евгений рисовал на ягодице девушки девятилучевую звезду, внутри которой располагалась мандорла, внутри которой такая же звезда и т.д. пока звезда не превращалась в точку. Этот матрёшечный метод нравился Евгению. Подобные рисунки появлялись на плечах, лопатках, бёдрах, талии…

Вот выпал первый снег. Он был похож на цвет её кожи. Зимнее небо было похоже на её распущенные волосы. Заиндевевшие деревья – на её ресницы. Но ничто не было похоже на её взгляд. Как дух и материя не похожи друг на друга!

Посреди комнаты на круглом малахитовом столе стояла чёрная шестигранная призма. Это стекло или обсидиан? От призмы откололся маленький кусочек и двигался по столу к краю. На самом краю он остановился и под невидимым лучом стал переливаться как кусочек драгоценного камня. Этот переливчатый огонь приближался к Евгению, который стоял на стене параллельно полу и медленно покачивался, как морская водоросль, колеблемая мерным тёплым теченьем. Взгляд Евгения проник сквозь блеск призмы под стол и спускался по витиеватой ножке стола всё глубже и глубже в тёмно-синюю бездну, пока не уткнулся в обрывок тетрадного листа, на котором чётко было выведено красным карандашом: Д.Д.Д.   …    не знаю   …. 

Голова Евгения как-то неловко запрокинулась, и он увидел боковым зрением обнажённую женщину, стоящую к нему спиной. Её ягодицы были крупными и увесистыми. Волосы распущенные, туманно-дымчатые мягкой волной ниспадали до копчика. Его треугольник был обозначен очень рельефно. Вот он вспыхнул сапфирным сиянием и стал приближаться к глазам Евгения. Окно распахнулось. Занавески медленно и плавно вздулись от легко вплывающего в комнату потока воздуха. Через мгновение окно исчезло, и на его месте сияло белым светом огромное овальное отверстие. Женщина шагнула в него. Она шла по тонкому горящему канату: стройная, хрупкая, изящная, высокая, в синем бикини с золотыми блёстками. Её красивые густые тёмно-пепельные очень длинные волосы развевал ветер. Вскоре канат сгорел, и его дымящиеся клочки полетели в бездну, а девушка шла по невидимой струне, вибрирующей под её нежными шажками и издающей едва уловимые баюкающие и сладостные звуки. Потом эту женщину Евгений видел у себя на кровати. Она лежала на боку, подперев голову рукой, и глаза её излучали столько притягательного тепла и ласки, что самое холодное сердце могло вспыхнуть и гореть долго-долго. Женщина была полуприкрыта полупрозрачной тканью, сквозь которую Евгений видел большие тёмные ареолы груди и чёрный треугольник лона. Его взгляд упал в чёрную глубь треугольника, и там на постели лежала другая женщина, она была похожа на его тётю, только у неё были очень длинные волосы – до самых ступней и очень длинные груди – ниже колен. Она поманила его рукой. Евгений поплыл через комнату по воздуху и только теперь заметил, что он обнажён. Медленно-медленно он подплыл к женщине, лёг между её грудей и сквозь накатывающий волнами сон, услышал: «Я не могу встать с этой постели, мои груди не дают мне ходить, поэтому приходи ты ко мне…» Евгений стоял на чём-то мягком, белом и колышущемся, а сверху на него лилось молоко. Вверху было множество женских грудей и из всех обильно текло молоко. И всё летало-парило как на полотнах Шагала.

 Потом он своим каллиграфическим почерком записывал в большой тетради с твёрдой синей бархатной обложкой: «Я точно знаю, что приход к тебе лежит через левитацию, которую осуществляют силы моего воображения постоянно и неослабно. Я точно знаю, что всё в твоём теле имеет абсолютный смысл, благодаря которому я вижу сокровенные и тайные области, раскрывающиеся передо мной в твоих глазах. Слова имеют другое значение, от них идут другие нити, на которых летишь к искрам огня в глубине ночи. Непостижимого нет, но всё скрывается под тонкой прозрачной пеленой этих видений, окутывающих твоё тело, словно лёгкий туман моего дыхания».

И другая рука параллельно выводила будто на звёздном небе: «Мы беспечны, вечны, ничтожны, слабы и прекрасны. Из тьмы к нам доносятся звуки и мы слышим их в горячке оргазма или в тишине сна, но отдаём себе отчёт в них лишь в глубочайшем сновидении, когда мы забываем обо всём, кроме всемогущих грёз. Мы нежны, чувственны, бесплотны и ленивы. Нагота раскрывает нам все карты, но конец игры ещё не наступает. Мы благодушны, сонны, молчаливы и любопытны. Мы не знаем границ, формул и закономерностей. Метаморфозы нашей наготы вездесущими звёздами озаряют наш путь неведомо куда. И мы плывём без течений и ветров, как сомнамбулы в левитирующей кататонии. Мы пушинки звёзд, разносимые дыханием темноты и ночного бриза. Мы вездесущие глаза, в которых падение неостановимо, равно как и знание и видение. Летучие голландцы на океанах наших пробелов. Слова засыпаны в трюмы. Грёзы выплеснуты за борт. На гребешках волн мы отдыхаем от вопросов и ответов на них. Мы беспечны, наги и безлунны. Нет ничего раскрытого и сокрытого. Звуки, доносящиеся из тьмы, это песни наших сумерек, это шёпот наших танцев и воскрылений».

На огонь и текущую воду можно смотреть вечно. Это неотвязным рефреном повторяется в нашей душе. Это уже всем давным-давно известно, но тайна этого всё равно не становится формулой в школьном учебнике арифметики. Евгений со своими дворовыми товарищами  часто жёг костры. В яру возле дома. Жители сбрасывали в овраг весь ненужный хлам, а мы его подбирали и сжигали. Сидеть возле костра и смотреть на огонь – это ли не одно из райских блаженств. Серебристые бабочки пепла отделяются от пламени и по спирали взлетают к звёздному небу, пополняя феерию Млечного Пути ещё одним волшебным исполнителем. И смотрящий на огонь тоже отделяется от статуса зрителя и воспаряет к звёздам в качестве участника мистериального действа далёких миров.