Там, где море становится небом

Валерий Котеленец

ТАМ, ГДЕ МОРЕ СТАНОВИТСЯ НЕБОМ

Рассказ


Целый день он лежал в шезлонге и глядел туда, где море становится небом.
Нестерпимо пылало солнце. Кричали чайки. Ветер шуршал обрывком газеты. По влажному песку смешно семенили крабы.
Он старался не думать ни о чём, гнал от себя каждую маломальскую мысль, едва стоило ей забрезжить. Так было лучше, потому что все хорошие мысли кончились множество лет назад, ещё во времена его молодости.
Никогда прежде не бывал он на море. Даже не видел издали. Детство его протомилось в грязном, вонючем городе, затерянное среди глухих подворотен и помоек. Юность - там же. И вся остальная жизнь. В пятнадцать лет он впервые ударил ножом человека. Потом это стало привычным, как бритьё. Но когда он оставался один, его настигали страх и тоска. Он бросался в горячую волну алкоголя и бредил несбыточным днём, когда рассчитается с бесконечными долгами, бросит всё и уедет туда, где нет ничего, кроме неба и моря, жаркого золота песка, сладости солёного ветра и пронзительного счастья, которому не бывает конца…
Вот и сбылась его единственная мечта. Вот и исполнилось последнее в жизни желание. Он увидел море. Он окунался в зелёные волны, играл, как мальчишка, с крабами на песке, лежал в удобном шезлонге, предоставив щекотливым лучам седеющую грудь и дряблый живот. Он забыл обо всём и только глядел - зачарованно и неотрывно - туда, где море становится небом…
Когда от напряжения слезились глаза и мельтешили темные пятна, он ненадолго смыкал веки. Но только на самую малость, иначе опять приходили мысли.
Сейчас его занимало только одно - то смутное, туманное нечто, что мерещилось вдали - за сиреневой дымкой. Как будто смысл всей его жизни заключался именно в том, чтобы увидеть и постичь это недосягаемое нечто. И тогда бесприютная, злая душа его обретёт покой и умиротворение. Он пытался дотянуться до него взглядом. И не мог, потому что это нельзя увидеть глазами. Но желание было так велико, что он заставлял себя верить, будто вот-вот прекратится пятнистое мельтешение, раздастся дымка, застящая даль, и всё увидится так близко, так отчетливо и ясно, как на ладони...

Чья-то прохладная тень упала на его докрасна раскаленные колени. Он глянул на часы... И сердце загрохотало, словно несущаяся по склону телега.
«Пора, - подумал он с ужасом. - Уже пора!..»
Ему подали одежду. Он долго одевался, не попадая пуговицами в петли. Двое в штатском взяли его под руки, помогли забраться в машину. Громко хлопнула дверца. Его долго везли, петляя по лабиринтам переулков, то и дело притормаживая у светофоров...
Наконец машина остановилась.
Ему помогли сойти на расплавленный асфальт, возвели куда-то наверх, поставили на колени, уложили голову на деревянное ложе, защёлкнули замки…
И вспыхнул ослепительный свет.
И в свете этом увидел он близко и ясно, как на ладони, всё то, что мерещилось ему за сиреневой дымкой - там, вдали, где море становится небом…