Фея Шурочка

 Вот и год прошёл. Ещё один ничем не примечательный год с его обычными заботами и проблемами, тихими радостями и молчаливыми бедами. Стареющий декабрь отдавал последние распоряжения, загадочные предпраздничные вечера уже окружили город и, всё крепче сжимая кольцо, уводили его во власть безумных надежд и несбыточных мечтаний. Жителей города с каждым годом становилось всё меньше, состарившись, они покидали мир. Остальные в эту пору неизменно погружались в атмосферу наивных грёз давно скрывшегося за горизонтом детства. Они ходили по улицам и, жадно вглядываясь в лица друг друга, обменивались особым блеском, понятным только им, старым горожанам. Почти все они были одинокими. Молодёжь давно разъехалась в поисках лучшей жизни, прошло уже много лет, никто не вернулся назад, в городе остались одни старики.
    В звенящем морозном воздухе сонная метелица лениво шелестела снежинками. Закутавши нос в клетчатый шарф, часовщик Иван Ильич
вышел из подъезда. Оглядевшись по сторонам, он расправил плечи и стал прогуливаться по бульвару, не спеша и с достоинством. Однако по мере приближения к центральной площади сердце его билось всё сильнее, щёки краснели от возбуждения, и сам он даже не заметил, как перешёл на быстрый аллюр, и вот уже показалась маковка старой ратуши, а перед ней – ель – зелёная, пушистая чудесница, наряженная к празднику. Блестящие шары, искрящиеся гирлянды, конфеты в разноцветных фантиках и - мандарины, ароматные жёлтые мандарины! Иван Ильич блаженно зажмурился – и тут за его спиной кто-то вежливо кашлянул. Иван Ильич быстро обернулся – рядом стоял Пётр Афанасьевич Пёрышкин – бессменный смотритель городского музея. Старики раскланялись.
- Давненько Вас не видел, Иван Ильич! Здоровы ли?
- Не то, чтобы очень, ревматизм одолевает. Да ведь сегодня такой день!
Они заговорщически посмотрели друг на друга и двинулись в сторону переулка. Там, на углу дома номер двенадцать, за водосточной трубой, в подвальной нише лежал холщовый мешок. Приятели подошли ближе, остановились и, быстро вынув что-то каждый из своего кармана, наклонились к нему. После они развернулись и, пройдя два квартала, достигли тяжёлой дубовой двери, за которой всегда можно было выпить горячего чаю с удивительно нежным и ароматным печеньем – гордостью хозяйки старенького кафе. Со стороны могло показаться, что два немолодых человека, лишившись рассудка, совершают какие-то странные действия. К счастью, оба приятеля были совершенно здоровы, если, конечно, не считать ревматизма Ивана Ильича да некоторой тугоухости Петра Афанасьевича. Что же касается их необычного поведения, так оно ничем не отличалось от поведения любого жителя этого города в последние предновогодние вечера. Дело в том, что холщовый мешок чудесным образом оказывался за водосточной трубой каждый год двадцать пятого декабря. Об этом знали все. Неизвестно было, кто и когда придумал этот ритуал, но раз в год каждый житель города доверял мешку своё самое сокровенное желание, изложенное в маленькой записке. При этом сохранялась интрига, все старались быть незамеченными. Потому -то Иван Ильич и Пётр Афанасьевич поспешили укрыться в кафе, где можно было, наконец, расслабиться и согреться. Они привычно заняли столик у окошка, чуть прикрытого тюлевой занавесочкой лимонного цвета и, едва  уселись, из кухни вышла невысокая полная хозяйка с улыбкой, озаряющей всё помещение. На серебряном подносе  дымились две чашечки ароматного английского чая с двойной заваркой, как любили приятели. Они были постоянными посетителями этого кафе уже пятьдесят четыре года.
- Рада вас видеть! – проговорила хозяйка, и аромат мёда и кардамона заполнил зал.
Оба посетителя встали и раскланялись.
- А мы-то как рады, Алёна Дмитриевна! – поспешил ответить Пётр Афанасьевич, - только у Вас можно так уютно посидеть и выпить настоящего чаю, а уж о Вашем божественном печенье и говорить не приходится, так бы и не уходил никогда!
Хозяйка раскраснелась и кокетливо махнула накрахмаленной  салфеткой.
- Уж Вы, Пётр Афанасьевич, скажете!
Не дав ей опомниться, в разговор вступил Иван Ильич.
- Должен заметить, что Вы молодеете с каждым годом!
Тут Алёна Дмитриевна и вовсе смутилась.
- Я вам сейчас настоечки домашней принесу.
Проводив её долгим взглядом, Пётр Афанасьевич тяжело вздохнул.
- Постарела наша Алёнушка, ходит с трудом.
- Да, – поддержал Иван Ильич, - с годами только настойка становится крепче.
Они пили чай, неспешно беседуя. А в тёмно-синем небе бродил, словно неприкаянный, призрак луны. Едва первый его луч проскользнул через оконное стекло и осветил циферблат на левой руке Ивана Ильича, старики поднялись из-за стола, простились с хозяйкой кафе и открыли дверь. Вдохнув крепкого морозного воздуха, они, не сговариваясь, подняли воротники и побрели обратно, к переулку. Улица казалась безлюдной, однако это лишь казалось. Наши приятели не были оригинальны, ибо все жители города в это самое время двигались по направлению к загадочной водосточной трубе. Каждый хотел увидеть своими собственными глазами, куда исчезает холщовый мешок. Но, увы, никому ещё не повезло. Город замер в ожидании, биения сотни сердец слились в торжественный набат, многократно  отразившийся от кирпичной стены и спугнувший любопытные облака. В углу за трубой послышалось движение, лёгкий шорох и – красная сигнальная ракета взмыла в воздух, недовольно шипя и посыпая головы собравшихся пеплом и сажей. Когда дым развеялся, за водосточной трубой ничего не оказалось, холщовый мешок исчез, как, впрочем, исчезал каждый год. Лица присутствующих исказились гримасой досады и разочарования.
- Однако, десятый час, - сказал Иван Ильич, глядя на большие башенные часы, - пора и по домам.
- Ну, что ж, тогда спокойной Вам ночи.
- И Вам тоже.
Они кивнули друг другу на прощание и разошлись в разные стороны. Пётр Афанасьевич шёл медленно, наслаждаясь послевкусием только что свершившегося чуда. Из подъезда выглянула чёрная кошка с огромными жёлтыми глазами. Старик подошёл, снял перчатку и, вынув из кармана кусочек медового пряника с яблочной начинкой, протянул ей. Кошка возражать не стала и угощение приняла, Петру Афанасьевичу даже показалась, что она улыбнулась в ответ. А почему бы и нет?
   Ночь вступала в город, постепенно перенося огни его окон на небосклон. Вот ещё одно окошко погасло, и тут же зажглась новая звёздочка. И, когда улицы погрузились в глубокий полуночный мрак, доктор Крок задёрнул тёмно-вишнёвые шторы, зажёг свечу и, усевшись в кресло во главе большого овального стола, произнёс.
- Итак, начнём. 


      ООО «Мечта» располагалось в цокольном этаже. Четыре замшелые ступени вели к обитой дерматином двери, за которой ничего не было. То есть, совсем ничего, вход был заложен кирпичом в начале прошлого века.
Общество же реально существовало и занималось такими тайными делами, что в целях конспирации имело другой вход, о котором никто из посторонних даже не догадывался, а находился он за той самой водосточной трубой. Два пролёта витой лестницы с коваными ажурными перилами приводили к маленькой, едва заметной дверце, занавешенной старым ватным одеялом. А вот за нею как раз и размещалось ООО «Мечта», собственно, это была всего одна комната, зато огромная, с высокими окнами, лепным потолком и камином, огороженным чугунной решёткой. Посреди комнаты, за массивным столом овальной формы восседали четыре молодящиеся феи в аккуратно заштопанных кружевных нарядах. Все они с подобострастием глядели на маленького круглого человечка, облачённого в мягкие брюки и стёганый халат невероятного размера. Это был директор общества, доктор потусторонних наук Аномалий Крок. Он окинул взглядом комнату.
- Итак, начнём.
Начало его пламенной речи было всегда одинаковым. Из года в год доктор Крок рассказывал, чем занимается вверенная ему организация, хотя надобности в этом не было – все присутствующие трудились здесь с самого детства и знали о каждом шаге, даже о каждом движении друг друга. Несмотря на это, директор не упускал возможности ещё раз рассказать о деятельности ООО «Мечта», нарочито акцентируя одни и те же детали.
- Наша организация существует более двухсот лет, с той самой поры, как в городе появились люди с неординарными способностями в области добра и волшебства. Мой прадед руководил первым коллективом, в котором трудились ваши прабабушки. Более двухсот лет феи исполняют новогодние желания горожан, и ни один из обычных людей никогда ничего не знал о нашем существовании. Эта традиция бережно передаётся из поколения в поколение. Я должен с грустью отметить, что мы с вами – последние хранители этой тайны, в городе не осталось молодых людей, старики уходят из жизни, и заменить их некем. То же самое происходит и с нами. По штату мне положено двенадцать фей, но с каждым годом нас становится всё меньше, совсем недавно мы проводили в мир иной фею Альду…

Доктор Крок снял очки и прикрыл усталые глаза ладонью. Помолчав некоторое время, он вернул очки на место и, пошарив рукой под столом, вытянул холщовый мешок.
- Я помню времена, когда поднять этот мешок можно было только вдвоём, а то и втроём, а сегодня он почти пустой, я легко принёс его сам.
С этими словами доктор поднял мешок и вытряхнул его содержимое прямо на стол. Тетрадные листочки, заботливо свёрнутые уголком, словно птицы из клетки, выпорхнули наружу и, покружив под зелёным абажуром, неслышно улеглись. Крок поднял вверх указательный палец.
- Прежде, чем начать разбирать записки, хочу сказать, что в прошлом году все остались довольны вашей работой. Ни один человек не жаловался, что его желание осталось неисполненным.
Сидящие за столом дружно выдохнули.
- Однако, - продолжил директор, - и все снова напряглись, - я лично проверил результаты и вот, что, к своему ужасу, обнаружил. Некоторые чудеса абсолютно не соответствуют принятым стандартам, а именно…
Тут он поднял глаза, словно ища подсказку на потолке, вслед за ним это движение повторили феи. Однако потолок мог поведать лишь о необходимости капитального ремонта, но при свете одинокой свечи мольбы его никто не заметил. А доктор Крок повысил голос.
- Уборщица тётя Зоя мечтала о кукле Синеглазке.
Начало не предвещало ничего хорошего. Над столом повисла тишина.
Фея, сидевшая у камина, от неожиданности уронила в огонь свою волшебную палочку.
- Шурочка!


   Она была не такой, как все. В детстве с ней не хотели дружить одноклассники. Они дразнили её и высмеивали, хотя повода для этого не было. Нельзя сказать, что она была глупа или неспособна к обучению, однако получала плохие отметки и очень страдала от этого. Она тщательно готовила уроки, но всякий раз по-своему, не так, как объясняли учителя, и, хотя ответы нередко сходились, ею не были довольны. Её некрасивое лицо с большими печальными глазами почти никогда не озарялось улыбкой. Родителей своих она не помнила, их обоих ещё в младенчестве ей заменила бабушка Анна – мудрая, добрая фея. Назвав единственную внучку Александрой, она определила её судьбу. Дело в том, что имена потомственных фей местного значения должны были начинаться с буквы «А». Способности к волшебству и добрым делам проявились у девочки довольно рано, однако обучать её ремеслу не представлялось никакой возможности – чтобы поступить в «Школу Добрых Фей», необходимо было прежде закончить обычную школу. В порядке исключения Анне удалось устроить внучку на подготовительный курс и, когда доктор Крок принял её в своё агентство, бабушка могла спокойно отойти в мир иной, что она и сделала незамедлительно. Девочка очень тяжело перенесла утрату единственного родного человека, любившего её. Она очень старалась быть хорошей феей, но всякий раз, когда её волшебная палочка касалась чего-либо, получалась какая-то ерунда. Она была такой кроткой и такой бестолковой, что ни у кого язык не поворачивался назвать её Александрой.



- Шурочка!
Фея, уронившая волшебную палочку в огонь, посмотрела на директора растерянным взглядом.
- Я вычту стоимость инвентаря из твоей зарплаты!
Фея Шурочка всхлипнула и быстро-быстро закивала головой.
- Итак, уборщица тётя Зоя ждала появления под ёлкой Синеглазки. И кого же она там нашла, я вас спрашиваю?
Маленькие глазки директора пронзили фею Шурочку.
- Семиглазку, - робко проговорила она.
Феи, сидевшие за столом, прыснули. Доктор Крок топнул ногой, облако пыли поднялось вверх. Это привело директора в бешенство.
- Семиглазку! – закричал он. – Семиглазое чудище вместо куклы с двумя синими глазами!
- Но господин Крок, два глаза у неё были синими! – горячо возразила Шурочка.
Директор тяжело опустился в кресло и безнадежно вздохнул.
- Боюсь даже предположить, какого цвета были остальные пять.
- Два другие – серые, один – зелёный, ещё один – жёлтый и один…красный…
- Красный? Что за идея? Как это получилось?
Фея Шурочка перевела дыхание и продолжила.
- Просто я очень спешила, а на перекрёстке плохо работал светофор, горел то жёлтый, то зелёный свет, а как получился красный глаз, я и сама не понимаю, зато сосед тёти Зои, ну, который прежде работал офтальмологом в поликлинике, увидев Семиглазку, очень обрадовался, и сделал ей очки от солнца, и теперь все семь глаз у неё стеклянные и одинаковые. А ещё он женился на тёте Зое.
В течение всего монолога доктор Крок хмурил брови и жевал кончик карандаша. Едва Шурочка выдохнула, он положил карандаш в деревянную пепельницу и продолжил, как если бы и не останавливался вовсе.
 –  Госпожа Кошкина попросила в подарок флакон хороших французских духов. К чему это привело, я вас спрашиваю?
- Господин Крок, но это были самые лучшие духи! – воскликнула Шурочка. – Хотя, конечно, и не французские…
- Лучшие духи? Эти твои лучшие духи оставляли чёрные следы на всём, к чему прикасались. Когда Кошкина увидела в зеркале свои чёрные виски, она чуть с ума не сошла!
Не в силах более молчать, трещотка фея Адина решила поддержать непутёвую подругу.
- Но, господин Крок, ведь именно благодаря этому стечению обстоятельств вздорная Кошкина перестала, наконец, терзать соседей и занялась очень полезным делом.
Директор театрально вскинул брови.
- Да? А позвольте полюбопытствовать, что же такого полезного можно делать, вымазавши лицо дрянью?
Тут фея Адина вскочила со своего места и начала увлечённо рассказывать.
- Госпожа Кошкина и не душилась этими духами, а использовала их совсем иначе! Она стала рисовать открытки и рассылать их всем подряд. Рисовала она плохо, и эти чёрные каракули на многих действовали угнетающе и вгоняли в депрессию, зато от них исходил такой дивный аромат свежих ландышей, что люди понемногу привыкли и перестали бояться прихода почтальона.
- А домашние волчата? – не унимался директор.
- Да они же не кусаются! – в один голос воскликнули феи-близнецы Агнесса и Аглая.
- Зато воют!
- Они не воют, они поют.
Доктор Крок, Адина и Шурочка вопросительно посмотрели на них. Сёстры смутились.
- Просто их было так много, что мы взяли несколько волчат себе, - робко проговорила Аглая.
- Да, восемь, - уточнила Агнесса.
- Домашняя филармония, - заключил Крок.
Феи согласно кивнули. Взглянув на их нелепые, но такие привычные и родные лица, и директор как-то подобрел.
- Ладно, будем считать, что вступительная часть окончена, начинаем разбирать записки.
По заведённой когда-то традиции, все взяли по одной бумажке и стали читать. По очереди. По часовой стрелке. Первым развернул свой листочек доктор Крок.
«Хочу видеть вокруг сияющие глаза».
- Необычное желание. Но продолжим.
«Пусть все будут здоровы» - прочитала Адина.
«Хочу, чтобы наш город не умирал». – продолжила Аглая.
«Пусть все будут счастливы. – пропела Агнесса.
- Боюсь, - прошептала Шурочка, зажав в кулаке записку.
Директор нахмурил брови.
- Что ещё за фокусы? Читай немедленно!
«Пусть в городе откроют футбольную секцию»
- Ну конечно, - усмехнулся доктор Крок, - если есть одно идиотское пожелание, оно непременно попадётся тебе, Шурочка! Кто будет играть в футбол? Старики?
Они переглянулись и продолжили, и уже через час с четвертью все записки были разобраны и прочитаны.
- А мне вот кажется, - сказала фея Адина, - что некоторые желания похожи.
- А мне кажется, - перебил её директор Крок, - что во всех записках говорится об одном и том же.
Феи удивлённо посмотрели на него.
- Да-да! Впервые за всю историю существования нашей службы люди не просят чего-то конкретно-материального для себя лично, они хотят, чтобы город не умер вместе с последним его жителем. И желание это практически невыполнимо.
Доктор Крок опустил голову, и слёзы бессилия побежали по его морщинистым щекам. Феи Адина, Агнесса и Аглая растерянно молчали.
В наступившей тишине сполохи догорающей свечи напоминали о надвигающейся темноте. Фея Шурочка вскочила со своего места и закричала.
- Мы не имеем права! Люди ждут новогоднего чуда, мы не можем их обмануть!
- Хорошо, - спокойно ответил директор, - ты можешь что-то предложить?
- Нужно привезти сюда молодых людей, необходимо дать городу новую жизнь!
- Хорошо, - повторил Крок, - только чем ты заманишь сюда молодёжь?
- Чем? Здесь живут их родственники!
- Которых они бросили! Люди, сбежавшие от трудностей, не способны создать что-то хорошее и прочное. Ладно, уже поздно. Идите домой и думайте, думайте. Завтра вечером на столе должны лежать четыре проекта. Не желаю вам спокойной ночи.

    Пушистый снег ровным слоем покрыл тротуары, крыши домов, ветви деревьев. Была такая тишина, что потревожить её скрипом шагов казалось святотатством. Шурочка старалась передвигаться, почти не касаясь земли, как умеют только балерины и феи.
- Я обязательно что-нибудь придумаю, - упрямо твердила она, и город верил ей. Он спал. Морозный воздух проникал в замочные скважины каждой квартиры, разбавляя тепло домашнего уюта свежестью надежды. Убаюканный мерным постукиванием шестидесяти пяти маятников разных размеров и стилей, часовщик Иван Ильич задремал прямо в гостиной, на кожаном диване. Полная луна заглянула ему в глаза сквозь очки в тяжёлой оправе, которые он, как обычно, забыл снять, и не стала тревожить старика, а медленно-медленно поплыла, покачиваясь в чёрном бархате глубокой декабрьской ночи.
   В полумраке настольной лампы Алёна Дмитриевна бессознательно передвигала по барной стойке крошечные бисквитики. Вся её жизнь была связана с этим кафе. Много лет назад юная застенчивая Алёнка пришла сюда помощницей пекаря, работала, училась и, наконец, стала уважаемой хозяйкой Алёной Дмитриевной. А вот счастье все пролетало мимо её окна - ни мужа, ни детей не довелось побаловать пирожными. Вот и пожелала она под Новый год счастья всем вокруг, ведь это так важно быть счастливым!
    Пётр Афанасьевич решил домой сегодня не возвращаться, а пойти в музей – здесь ему было привычнее. Днём приходили посетители, а по ночам он разговаривал с портретами, висевшими на стенах, любовался мраморными фигурами, и многоликая палитра необъятного  мира искусства открывалась его взору. Всякий раз он испытывал радостный трепет, погружаясь в глубины времён, и всякий раз только одно его огорчало – не было рядом человека, способного эту радость разделить. Люди приходили и уходили, а музей жил своей жизнью, и маленькой её частицей был Пётр Афанасьевич Пёрышкин.
 
   - Я обязательно что-нибудь придумаю, - твердила Шурочка, пытаясь убедить себя в том, что ничего страшного произойти не может. Мысль эта кружилась и кружилась в её голове, а снежинки кружились и кружились перед её глазами и в конце концов она поверила своим словам и внезапно почувствовала страшную усталость. Словно во сне, Шурочка добралась до своего дома, вошла в подъезд и поднялась на четвёртый этаж, затем открыла дверь в квартиру, где жила с самого своего рождения. Она знала здесь каждый закоулок, каждую трещинку в стене. Не зажигая свет, она скинула шубку, сняла по-рассеянности один сапог, села в бабушкино кресло и мгновенно заснула.
Неосвещённая комната медленно оживала. Сначала проснулась большая медная тарелка, висевшая на стене – бом! Ей в ответ нежным серебряным смехом отозвался маленький колокольчик – динь, динь! Не прошло и пяти минут, как всё вокруг запело, загудело, зазвенело. Звуки взлетали к потолку и, соединившись в немыслимый аккорд, разлетались в разные стороны. Фее Шурочке снился чудесный сон. Она видела, как луна расстилала дорожку, и бледно-золотой свет разливался в чёрном бархате ночного неба. От лунного диска отчалила розовая ладья, она плыла в золотистом потоке прямо к Шурочкиному окну. Приблизившись, ладья  остановилась, из неё вышла маленькая фея. Лёгким прикосновением волшебной палочки она открыла окно и вошла в комнату.
- Бабушка! – удивилась Шурочка.
- Да, дитя моё, - ответила фея хрустальным голосом.
- Но как же… - начала было Шурочка.
Фея остановила её жестом.
- Я соскучилась по моей любимой внучке.
Она обняла Шурочку, и та вдруг почувствовала себя совсем маленькой девочкой, потерявшейся в этом огромном мире. Но бабушкины руки защищали и отогревали, давали силы и уверенность, и было так хорошо снова быть любимой и родной! Тени скользили по стене, раскачивая тяжёлую тёмно-синюю штору. Повинуясь заданному ею ритму, комната закружилась в медленном вальсе, явившиеся из темноты воспоминания улыбались друг другу, соединяя прошлое и настоящее в единую канву, которой предстояло когда-то стать будущим. Шурочка повернула голову – бабушки рядом не было. Она вновь стояла на лунной дорожке, готовясь в обратный путь. Она была совсем молодая и такая красивая! Шурочка хотела уже расплакаться, но фея Анна улыбнулась и подняла вверх указательный палец.
- Александра!
К Шурочке вернулось самообладание.
- Я не имею права плакать, - сказала она, шмыгая носом, - я – фея.
Она расправила плечи и…проснулась. Было тихо, ничто не напоминало о недавнем таинственном визите. Шурочка сладко потянулась и вдруг, вскрикнув, вскочила с места – напротив неё на табурете сидел молодой человек.
- Что Вы здесь делаете? Как Вы вошли?
Молодой человек встал.
- Я напугал Вас, простите! Я – Ваш сосед, я не хотел, просто дверь была открыта, я вошёл только взглянуть, не случилось ли что-нибудь, а потом увидел Вас, спящей в этом кресле, и залюбовался.
Шурочка покачала головой, она не могла вспомнить этого молодого человека. Но он казался таким растерянным и совсем не опасным.
- Наверное, я опять забыла закрыть дверь. Я такая растяпа! А Вы сидели здесь всё время, что я спала?
- Да, простите… Я сидел на табурете и всю ночь рисовал Ваш портрет.
И он протянул листок, на котором чернильным карандашом была нарисована юная девушка. Шурочка подняла на него удивлённые глаза.
- То есть, Вы хотите сказать, что это – я? Вы в своём уме? Этой девушке не более восемнадцати лет!
- Простите… - пробормотал молодой человек, - опять я нарисовал что-то ужасное.
- Вовсе нет! – горячо возразила Шурочка. – Этот портрет настолько прекрасен, что никак не может быть моим, к сожалению!
- Простите, я, пожалуй, пойду.
Молодой человек вышел и прикрыл дверь, а расстроенная Шурочка побрела умываться. Она долго возилась в ванной, тёплая вода всегда успокаивала её. Вытерев насухо лицо, она взяла в одну руку деревянный гребень, в другую – прядь волос. Что за ерунда? Немолодая фея давно уже поседела, однако сейчас волосы её были тёмно-каштановыми, как в юности.  Шурочка взглянула в зеркало и не поверила своим глазам. Прямо на неё из зеркала глядела испуганная девушка лет девятнадцати. Шурочка принялась ощупывать свои щёки, уши, волосы. Девушка в зеркале повторяла каждый жест, словно была её отражением. Ну да, конечно, это и было её отражение!
- Что я наделала! Я же обидела художника!
Она быстро заплела косу и выскочила на лестничную клетку. На этаже было всего две квартиры – её и молодого человека. Шурочка заколотила в дверь, ей открыли.
- Вы здесь! Какое счастье! – обрадовался сосед. – Простите, я не успел представиться. Меня зовут Семён.
- Александра, - ответила Шурочка.
- Как моего отца? – удивился Семён.
- Вашего отца зовут Александра? – ещё больше удивилась фея.
- Нет, конечно же, Александр, но домашние звали его Шурочкой. Вы позволите мне называть Вас Шурочкой?
Фея Шурочка кивнула головой и улыбнулась.
А потом они бродили по городу и не узнавали его, будто какой-то волшебник вылил сверху ушат живой воды. Фонари весело подмигивали, витрины магазинов дразнили разноцветными товарами, и со всех сторон улицы заполнялись юношами и девушками. Все они спешили на центральную площадь, побежали туда и Шурочка с Семёном.
    А в это время Ивана Ильича одолевали странные мысли. Как обычно, ровно в семь часов утра он проснулся на своём любимом кожаном диване. Обув ноги в мягкие домашние туфли, часовщик встал и  собрался было пойти на кухню, ибо каждый его день неизменно начинался чашечкой горячего шоколада, но тут взглядом его завладели  большие напольные часы. Раскрыв от удивления рот, он повернул голову влево, затем вправо, после – обернулся назад и тяжело опустился на диван. Все часы, находившиеся в гостиной, шли наоборот. Да-да, именно наоборот, против часовой стрелки, если можно так выразиться в сложившейся ситуации. Найдя в себе силы, Иван Ильич всё же поднялся и дошёл до кухни. Не успел он поджечь конфорку газовой плиты, как раздался звонок. Часовщик запахнул плотнее тяжёлый стёганый халат и пошёл открывать дверь. На пороге стоял белобрысый мальчик лет двенадцати в худом пальтишке, старых ботинках и – ужас! – без головного убора. В руке он держал маленький узелок.
- Входи поскорей, - засуетился хозяин, - ты же простудишься, на улице мороз!
- Здравствуйте, господин! Благодарю Вас! – сказал мальчик, войдя в квартиру.
- Ты кого-то ищешь?
- Да, я ищу часовых дел мастера.
- Ну, тогда, считай, что ты уже его нашёл, потому, что часовой мастер – это я.
Глаза мальчика удивлённо расширились.
- Вы – Иван Ильич?
- Именно. Но давай сначала ты переоденешься, а потом за завтраком  расскажешь, зачем я тебе понадобился.
В узелке у мальчика не оказалось ничего, кроме нескольких монеток да сухаря. Иван Ильич покачал головой.
- Да, ну что ж, идём, поищем для тебя подходящий костюм.
Они прошли сквозь гостиную, за которой оказалась анфилада из нескольких комнат, повернули налево и вошли в гардеробную. Это была небольшая комната, все стены которой представляли собой полки, ящики и другие приспособления для хранения вещей. Пока часовщик открывал и закрывал дверцы, мальчик стоял посреди необычного помещения, задрав голову и широко раскрыв рот. Ему казалось, что он находится внутри большого просторного шкафа, так, видно, ощущает себя тулуп, ожидающий своего звёздного часа. Тут Иван Ильич повернулся, в руках он держал синие фланелевые брюки, рубашку в крупную клетку и большое банное полотенце.
- Вот, держи, - сказал он, - в дни моей молодости это было модно. Кстати, ты не сказал, как тебя зовут.
- Меня зовут Алексеем. А почему Вы говорите о своей молодости в прошедшем времени? Вам ведь, простите, никак не более двадцати пяти лет!
Маленький ключик выпал из руки Ивана Ильича.
- Ты смеёшься или совсем плохо видишь? Я – старик.
Мальчик весело расхохотался.
- Какой же вы старик? Вот, смотрите!
И он раскрыл дверцы шкафа. Находившиеся внутри зеркала мгновенно отразили два лица, одно – совсем юное, улыбающееся, и другое, постарше лет на десять. Иван Ильич подошёл ближе и снял очки. Оказалось, без них гораздо лучше видно.
- Иди-ка, Алёша, прими душ и переоденься, ванная справа от тебя.
Проводив мальчика, часовщик присел на ящик и крепко задумался. Неужели он и вправду помолодел на пятьдесят лет? Но каким образом? И этот замечательный мальчик, почему он пришёл именно сегодня? Задавая сам себе вопрос за вопросом, он достал из буфета булочки и джем, из холодильника – сыр и масло, и, когда раскрасневшийся Алёша вошёл в кухню, стол уже был накрыт, и восхитительный шоколад томился в розовых фарфоровых чашках.
- Ну, рассказывай, - проговорил Иван Ильич, радуясь, с каким аппетитом и удовольствием бедный мальчик допивает третью чашку.
Алексей кивнул и, чуть отодвинувшись от стола, начал.
- Я – старший в семье, у меня три маленьких сестры и брат. Отец уехал на заработки два года назад и не вернулся, мы даже ничего о нём не знаем. Вот мама и послала меня в город, дала Ваш адрес и велела кланяться и просить принять меня учеником. Только она говорила, что Вы когда-то были приятелем её дедушки, а Вы, оказывается, совсем молодой человек. И это очень странно.
Часовщик надел очки, тут же снял их и, усмехнувшись, заметил.
- Мне самому это странно. Только вчера я спрашивал себя, кому нужны мои знания, мой шестидесятилетний опыт, а сегодня у меня есть ученик, и сам я молод. А пойдём-ка на улицу!
Они оделись и, смеясь, сбежали вниз по лестнице. Город встретил их россыпью солнечных лучей, казалось, сама Радость посетила его накануне Нового года. Стареющий и не ожидающий ничего от грядущих дней, он получил в подарок новую жизнь с её многоголосым шумом и смехом, и топотом лёгких ног, и блеском весёлых глаз. Случилось небывалое. В городе не осталось ни одного старика – за одну ночь все стали молодыми.
   А Шурочка с Семёном уже растворились в празднике центральной площади. Вместе с другими жителями города они бегали вокруг ёлки, взрывая хлопушки и щедро осыпая друг друга конфетами в разноцветных фантиках. Атмосфера забытого счастья царила и подчиняла. Казалось, люди получили долгожданное разрешение жить и радоваться.
- Шу-роч-ка, - раздалось совсем рядом.
Шурочка остановилась и оглянулась – никого – послышалось, наверное. Она улыбнулась и быстро слепила снежок.
- Шурочка!
Прямо перед ней на нижней ветке сидел доктор Крок, только не такой, каким его привыкли видеть феи ООО «Мечта», а светловолосый, чуть курносый и совсем стройный. Снежок выпал из Шурочкиной руки.
- Доктор Крок? Как я рада Вас видеть!
Директор засмеялся и легко соскочил с ветки.
- А я как рад! Шурочка, у нас получилось! Город стал молодым, все счастливы!
Он внимательного посмотрел на шурочкиного спутника.
- А Вас, кажется, Семёном зовут?
- Кажется! – ответил тот. – Аномалий, это ты, что ли?
Шурочка вытаращила изумлённые глаза.
- Вы знакомы?!
- Ещё как! – ответил Семён. – Мы учились в одном классе.
- Да! – подхватил доктор Крок. – И сидели в одном ряду. Ты ещё всё время рисовал.
- Семён – художник! – провозгласила Шурочка.
Юноши взглянули друг на друга и расхохотались.
- Я что-то не так сказала? – испугалась Шурочка.
- Нет-нет, всё в порядке! – поспешил успокоить её Семён. – Аномалий вспомнил, как я всё время пытался нарисовать что-нибудь хорошее, а выходили то грузовик на ножках, то жираф с двумя головами на двух шеях, а однажды получилась девочка с глазами на затылке…
Семён замолчал и опустил глаза.
- Как я Вас понимаю! – с жаром подхватила Шурочка.
- Да уж, - усмехнулся доктор Крок.
Шурочка помотала головой.
- Но сегодня ночью он нарисовал мой портрет, и глаза у меня были на месте, и даже уши!
- Это правда, - согласился Семён, - сам не понимаю, как это вышло, но впервые в жизни мой рисунок соответствует реальности. Я всегда мечтал стать настоящим художником.
- Вот и твоя мечта сбылась! – торжественно закончил Аномалий Крок. – Вот и отлично. Но где мои феи?
- Мы здесь! – раздалось откуда-то справа , и зазвенел весёлый смех. Аккомпанементом ему из огромных динамиков зазвучал оркестр. ООО «Мечта» в полном составе и примкнувший к ним художник взялись за руки и закружились вокруг ёлки, блиставшей сотнями разноцветных шаров и золотистых гирлянд.

    Пётр Афанасьевич, страдавший от бессонницы, почти всю ночь бродил по музею, лишь под утро ему удалось заснуть в своей каморке. Немудрено, что он не слышал криков ликования, доносившихся с площади. Однако пробуждение его не было обычным. Разговаривая ночью с древними экспонатами, он впервые почувствовал перемены в своём сознании. Последовавший затем короткий сон расставил его мысли в голове по местам, и, когда, музейный смотритель открыл глаза, намерения его не имели альтернативы, он точно знал, что должен сделать. Странно было лишь то,  что понимание это пришло так поздно, после стольких лет. Пётр Афанасьевич привёл себя в порядок и подошёл к маленькому оконцу, где всегда, в любое время года росли у него цветы. Садовые ножницы безжалостно нарезали душистый букет, ноги сами побежали к дубовой двери, за которой таились ответы на все вопросы. Возле соседнего подъезда крохотный чёрный котёнок ел медовую коврижку. Пётр Афанасьевич зажмурил глаза и сосчитал до трёх, а когда вновь открыл их, котёнка уже не было.
- Видно, померещилось.
Подойдя к заветному кафе, он остановился и нащупал в левом кармане пальто бархатную коробочку, после этого улыбнулся и решительно толкнул дверь.
- Алёна Дмитриевна! – позвал он хозяйку.
- Добро пожаловать! – раздалось за его спиной.
Пётр Афанасьевич резко обернулся и замер – прямо перед ним стояла невысокая белокурая девушка  с тонкой талией, перехваченной атласной лентой. Она смотрела на посетителя  широко раскрытыми огромными глазами василькового цвета.
- Это Вы? – вскрикнули оба одновременно.
Пётр Афанасьевич взял её руки в свои.
- Умоляю Вас, выслушайте меня! Я ждал этого момента более полувека! С того самого дня, как впервые увидел Вас и полюбил. Алёнушка, будьте моей женой.
Он вынул из кармана коробочку, внутри которой оказалось золотое кольцо с небольшим бриллиантом, чистым, как слеза, принадлежавшим когда-то его бабушке. Принимая его, девушка улыбнулась.
- Можно было не ждать так долго. Я и тогда ответила бы Вам согласием.
И в то же мгновение взорвалась хлопушка, и конфетти красного, жёлтого, зелёного цвета осыпали головы жениха и невесты. Звонкие голоса заполнили кафе – это молодые люди, набегавшись по морозу, пришли погреться и выпить чаю с пирожными. А тут такое!
- Шампанского! – загрохотало со всех сторон сразу.
Ошеломлённые Пётр и Алёна вначале ничего не поняли – вокруг них собралась толпа - весёлых, молодых, до костей промёрзших.
- Да что же это я! – спохватилась Алёна. – Проходите, пожалуйста! Сейчас я принесу чай!
- Я помогу тебе, - подхватил Пётр.
- Давайте и я помогу, - произнёс молодой человек в меховой шапке родом из прошлого века.
- Иван! – обрадованно воскликнули жених и невеста.
- Да, это я. Поздравляю вас от всей души! А кстати, прошу любить и жаловать, Алексей, будущий часовщик и мой ученик.
- Ребята, идите сюда, я его нашёл! – крикнул кто-то из-за стойки.
- Ура! – раздалось в ответ, и в зал выбежали четверо мальчишек разного возраста. Двое из них были совершенно одинаковыми. Они окружили Ивана и заговорили все одновременно.
- Подождите! Не галдите так! – пытался отбиться тот. – Я ничего не могу понять!
- Чего ж тут непонятного? – удивился Алексей. – Они, как и я, пришли учиться у Вас.
Толпа, находившаяся в кафе, шумно обрадовалась, к потолку взлетела новая хлопушка. Часовщик стоял, ошарашенный новостью, а над головой его кружились маленькие цветные монетки. А вокруг уже начали разбирать мальчиков по домам.
- Что вы делаете? – взмолился Иван.
- Они будут жить у нас, а к тебе приходить учиться!
- Ни в коем случае! Все будут жить со мной! У меня восемь комнат! 
Он помолчал немного и добавил.
- Мой отец был бы счастлив, узнав, что наш дом снова наполнится голосами, как в прежние времена.
- А мы откроем зоопарк и поселим там волков! – радостно объявили феи-близнецы.
Мгновенно стало тихо. Наконец кто-то произнёс.
- Такого зоопарка точно больше нигде не будет. Люди станут приезжать издалека, чтобы взглянуть на волков. А если мы ещё крыс наловим!
- Ну зачем же сразу крыс! – возразил доктор Крок.
- Больше у нас никого нет! – огорчились феи.
- И чему я вас только учил? – недоуменно произнёс расстроенный директор агентства добрых дел.
Он придвинул к себе мельхиоровую конфетницу, вынул одну конфету в серебристом фантике и, повертев её некоторое время, бросил под стол. Ошарашенная Алёна от неожиданности не могла произнести ни слова. А из-под стола высунулся чёрный нос. Поводив им вправо-влево, любопытный зверёк шоколадного цвета вылез наружу. Это был медвежонок. Доктор Крок засмеялся и подбросил вверх горсть конфет в фантиках зелёного цвета. Из-под потолка раздался шелест крыльев, и стайка попугаев разлетелась в стороны. Фея Шурочка разломила печенье, и на двух её ладонях подняли маленькие головки две черепашки.
- Недурно! – похвалил доктор Крок. 
- Уважаемый, - подал голос Пётр, - у меня к Вам нехитрый вопрос. А куда Вы дели мешок с записками?
Аномалий Крок хлопнул ладонью по столу и улыбнулся.
- Догадался-таки. Друзья! Я – директор ООО «Мечта». Это мы каждый год собирали ваши пожелания и по мере сил исполняли их.
- Минуточку! Кто это – мы? – перебил художник Семён.
Шурочка отпустила его руку и вместе с феями Адиной, Аглаей и Агнессой вышла на середину зала.
- То есть, ты хочешь сказать, что эти милые девушки…
- Мои феи, сотрудницы вверенной мне организации. Ну вот, теперь вы всё знаете!
- А это значит, - многозначительно начал Иван, - что теперь нет надобности ждать целый год и писать записки. Зачем, когда у нас есть такая замечательная команда?
Все радостно загалдели, а доктор Крок поднял вверх правую руку и провозгласил.
- Выходим из подполья! Отныне мы будем исполнять желания каждый день!
- Ура!!! – закричали собравшиеся.


    Вот так завершился этот необыкновенный день. Будущее растворило двери перед изумлёнными горожанами и, пропустив внутрь всех, стало их настоящим. Часы пошли, как и положено им – слева направо, и это означало, что порядок, заведённый много лет назад, восстановлен, а, когда миром правит порядок, путь его лежит в нужном направлении. А город, помолодев, справлял свадьбы, и вскоре в его будничном хоре зазвенели детские голоса. Семён стал настоящим художником и, написав портреты всех горожан, выставил их в городском музее. Он и Шурочка поженились, и каждый год у них рождалась девочка, способная совершать чудеса, хотя родители дали им имена, начинавшиеся не с буквы «А». И в самом деле – не всё ли равно, как твоё имя, если у тебя доброе сердце?