Пов. страт-х. хввку. гл. 25. мазута и фанера

В наше застойное время считалось почти нормальным враждовать улицами, кварталами, поселками. Или скучно было жить, или не хватало общей культуры общения. А может, комсомольское воспитание прививало пламенную нетерпимость и агрессию. Но слов из песни не выкинешь. Нередко толпы хулиганствующей молодежи нападали на как бы враждебный квартал и колотили попавшихся на пути сверстников. В ответ готовилась экспедиция реванша, и уже агрессоры подвергались нашествию мстителей. 
Сейчас в основном дерутся болельщики — фанаты спортивных команд, подтверждая тезис о том, что всегда существуют группы одержимых насилием молодых людей, которых надо не воспитывать, а вовремя зашунтировать на естественные трудности. Понятно, что драчуны со временем взрослеют и успокаиваются, или отправляются в тюрьму, или получают увечья. Но во все времена и у всех народов, даже у папуасов, молодежь заранее изолировали и загружали ратным трудом, чтобы растущую агрессию самоутверждения пустить в нужное общественно полезное русло.
Поэтому служба в армии для парней — это не только возможность, но и необходимость «выпустить пар» в армейских трудностях, после которых как-то меньше хочется создавать неприятности другим на примитивном авторитете забияки.
Однако, хотя армейские трудности частично поглощают лишнюю энергию, раздражающие жесткие порядки и жажда отличиться стимулируют показную отвагу. Эта отвага выливается в склонность к бессмысленным дракам, к тому же помноженную на сплоченность слаженного в строевом отношении коллектива. Вероятно, военная форма опять же и помимо желания вынуждала парней проявлять некую безрассудную удаль.
Но безрассудство безрассудством, а что касается нашего обучения, то тут надо сразу и внятно сказать: внутри училища никаких серьезных драк не было. Так, мелкие стычки характеров. Никаких неуставных отношений тоже никогда не было. И это никак не связано с контролем и строгой дисциплиной. На контроль и дисциплину временами курсантам было наплевать. Существовало какое-то взаимное уважение. Младшие курсы, конечно, больше уважали старших, но без заискивания. Рядовой старшекурсник мог дать непрошеный «мудрый» совет сержанту с младшего курса, что делал и я, вытаскивая младшего брата в увольнение, но без особого давления. Все как-то ладили и помогали друг другу. Младшие оказывали мелкие услуги — старшие оставляли богатое наследство в виде курсовых и дипломных работ или имущества после выпуска в войска. Но это касалось внутренней жизни воинского коллектива училища. Наружная жизнь почему-то в корне отличалась и заставляла напрягаться руководство. Напрягаться, потому что некоторые бедовые юноши «ставили на уши» не только городскую комендатуру, но и милицию, и военную прокуратуру. Вследствие этого в училище постоянно велись поиски забияк, которые слишком шумно отличились за его стенами.
Характерна для таких случаев речь замполита третьего факультета перед строем своих подчиненных:
— Вчера в 20 часов 20 минут, около ресторана «Родничок», расположенного на Павловом Поле* , трое бандитов, облаченных в форму курсантов Харьковского Высшего Командного училища, зверски избили гражданскую молодежь. Пострадавшие доставлены в тяжелом состоянии в медицинские учреждения города. Военная прокуратура разыскивает преступников...
А в это время чей-то нахальный голос из строя:
— Товарищ полковник, а сколько было гражданских?
Замполит слегка поперхнулся, но ответил:
— 24 человека.
Строй облегченно вздохнул:
— Тогда точно наши.
Тот же третий факультет как-то подозревали и в международном скандале. Тогда начальник факультета собрал весь личный состав в главном корпусе и с трибуны сообщил, что вчера в бане были зверски избиты подданные Венесуэлы. На их теле остались множественные синяки. И сделали это, со слов пострадавших, военные с пушками на рукаве. Военная прокуратура ищет виновников, ведь это уже международный скандал.
Тут из аудитории прозвучал глупый вопрос:
— А как выглядят подданные Венесуэлы?
Начальник пояснил, что пострадавшие были неграми. Тот же голос задает еще более глупый вопрос:
— Так какие же могут быть синяки у негров?
На этом разбирательство и закончилось. Но это все спонтанные случайные стычки с гражданской молодежью. А вот перманентная вражда между курсантами разных родов и видов войск носила некий систематический характер. Это означало, что в каждом училище всегда находились драчуны, которым не терпелось помериться силами с противником в другой форме. Если противника не находили, то его придумывали.
В эти полудетские игры под общим названием «кто круче» втягивались в основном курсанты младших курсов. Старшекурсники вели себя значительно и солидно. А молодежь то ли высвобождала зажатую казармой энергию, то ли впадала в одержимость самоутверждения.
Традиционно враждующие стороны делились почему-то не столько по профессиональной специализации, сколько по цвету формы. Вернее, по цвету околышков фуражки. Видно, так было проще неокрепшим умам разделять военных на своих и чужих.
Другими словами, в Харькове черные околышки враждовали с голубыми. И силы примерно были равными. Мы со своими шестью факультетами и танковое училище. Они — это два небольших авиационно-технических училища и училище летчиков в пригороде.
Танкистов «голубые фуражки» называли «мазутой», намекая на избыток горюче-смазочных материалов в их жизни. Наших курсантов авиаторы иногда называли более точно шахтерами. Это связано не с угледобычей, а с преобладающими в то время шахтными  пусковыми установками**. Но часто тоже «мазутой» из-за наших «черных фуражек».
И в свою очередь, всех авиаторов, невзирая на то, летчики ли они, техники или связисты, так же обобщали прозвищем «фанера», намекая на их легковесное отношение к жизни и склонность к полетам.
Были еще красные фуражки пожарных. Но курсанты пожарного училища военными не считались, и их просто не замечали. Хотя иногда замечали.
Как-то Батя — начальник нашего училища — собрал младшие курсы в клубе и вывел двух курсантов на сцену. Долго публично их воспитывал. Оказывается, они встретили курсанта пожарного в парке и, как банальные харьковские «сявки»*** , попросили у него закурить.
Он ответил, что не курит. Тогда, говорит Батя, они решили из него искру выбить и подкурить. В итоге у него сломан нос и глаз не видно. Драчунов строго наказали. И, кроме того, Батя распорядился, чтобы кафедра физподготовки проработала вопрос спортивных соревнований по боксу, выжиманию гири и футболу между училищами. А всех драчунов выявить и включить в команды по боксу, чтобы дрались официально и под присмотром рефери. Но это не очень помогло. Все так и продолжалось...
Столкновения курсантов были частыми, но не шумными. Групповых драк плана стенка на стенку не было. Это было бы ЧП в масштабах вооруженных сил, с далеко вытекающими последствиями. Все это понимали, и стычки носили, в основном, частный характер. Дрались в одиночку или небольшими группками в увольнении или самоволке.
У нас был парк Горького под боком, и поэтому там курсантам-авиаторам было не очень уютно. Они приходили большими компаниями и вели себя тихо, понимая, что из казарменной зоны по свистку может высыпать целый курс самовольщиков, если дать повод: «Наших бьют». И, соответственно, в районах авиационных училищ нам тоже было небезопасно появляться. Таким образом, город был в какой-то мере поделен на сферы влияния.
Начальство постоянно и безуспешно боролось с этим странным явлением, когда комсомольцы и кандидаты в члены КПСС враждовали не с мировым империализмом, а между собой.
Бессмысленность противостояния иногда понимали и сами курсанты. И без участия политотделов и комсомольских организаций училищ стремились как-то заключать перемирия. Это и понятно. Многие наши одноклассники и друзья детства теперь служили в разных войсках.
Один из таких саммитов проходил в 1975 году в Сокольниках в кафе «Дорожное», как бы на нашей территории. Собрание было очень авторитетное.
От нас прибыли представители вторых и третьих курсов первого, второго и третьего факультетов и курсанты танкового училища. «Голубые фуражки» тоже были полным составом. Первое и второе авиационно-техническое училище, представители летчиков из пригорода. Даже пожарные прислали своих делегатов на мирные переговоры.
Переговоры, естественно, прошли плодотворно и конструктивно. Были произнесены яркие речи о войсковом содружестве, подняты дипломатические тосты о взаимном уважении и сотрудничестве. В завершение встречи высокие договаривающиеся стороны «натрескались до состояния риз», но успели заключить мирный договор хотя бы на период собственного обучения.
Через месяц после саммита провели первый совместный вечер отдыха. Третий курс второго факультета со вторым курсом второго авиационно-технического училища. На базе «голубых фуражек». Девушки тоже были от авиаторов. Вечер, на удивление политработников, прошел в теплой дружеской обстановке. Танкисты в свою очередь у себя в Доме офицеров на Холодной Горе****  принимали курсантов из первого авиатехнического училища. И тоже устроили нечто подобное.
Может, наши замполиты были уверены, что своими трудами приостановили противостояние курсантов разных училищ и записали себе в актив эти события, как плоды воспитательной работы партийной и комсомольской организаций. Но на самом деле это полностью была инициатива драчунов. Идея мирного договора родилась на гарнизонной гауптвахте, где самые бедовые юноши из разных военных училищ коротали время в общей камере, отбывая сроки за свои «подвиги».
*Павлово Поле — тихий район Харькова.
**С 80-х годов количество наземных подвижных комплексов пусковых установок начало резко возрастать.
***«Сявки» — уничижительное прозвище хулиганов и мелких уголовников.
****Холодная Гора — район Харькова.