Все идет по плану. Наши дни

Егор Иванович всю жизнь провел в комсомоле. Уже 76 лет Егору Ивановичу, а все в комсомоле. Ничего другого, кроме комсомольких будней он уже и не помнил. Слышал, что вроде как какой-то день тишины настал. А что это? С чем его едят? Непонятно. Включил Егор Иванович радиолу, а там – тишина. Хотел было включить телевизор, да вспомнил – тот сломался еще прошлой осенью. Дай, думает, на улицу, что ли, выйду. Но споро передумал. Лег спать. Коли тишина – так лучше поспать, в тишине-то вона как хорошо спится, никто не шумит, не мешает. Лёг, укрылся пуховым одеялом, поворочался немного, да и заснул.

Утром Егор Иванович по привычке пошел в ванную. Посмотрел в зеркало, как всегда, поморщился. Седые всклокоченные волосы, помятое лицо, перекошенный слегка рот. Ничего нового. Ухмыльнулся. Почистил зубы порошком, прополоскал, вышел из ванной. Зашел, поскрипывая половцами, на кухню. Открыл холодильник, достал соленый огурец, надкусил, пожевал, половинку положил обратно. Вышел в прихожую, обулся в сапоги, накинул на плечи полушубок, застегнулся понадежнее. Можно и выходить.

На улице было морозно, но как-то по-особенному свежо и необычно. Глянул Егор Иванович в сторону некогда обветшалой, застывшей без окон и дверей школы на Васильевской улице, и обомлел. Фасад блестит. Окна пластиковые. Шары нарядные кругом. Детвора бегает, вся в галстуках красных, и сами детишки розовощекие, довольные. «Эко ты ж погляди, что за чудеса», - прошептал старик. Не успел договорить, как кто-то его одернул сзади.

- Мужчина, дайте пройти, пожалуйста, - обернулся, увидел женщину с коляской, большой такой, красивой. А в ней – трое младенцев.  Посмотрел на женщину – тоже красивая, лучится вся, светится. И малыши ее – все как на подбор: златокудрые, симпатичные. Голос женщины был негрубым, наоборот, почтенным и уважительным. Егор Иванович присмотрелся, на хорошеньком пальтишке ее – блестит орден. Прочитал: «Мать – героиня». «Во, - только и подумал Егор Иванович».

- А как же это так, что же, ордена уже матерям дают? – изумленно спросил он.

- Ой, да не только ордена, дедушка, еще и денег дают нынче. Вон и автомашину уже купили с мужем, да еще впрок осталось.
 
- Не врешь?

- Да бог с тобой, дедушка, кто ж может врать-то сегодня. Уж не те времена поди.

И пошла дальше.

Егор Иванович проводил ее взглядом. И тут же вздрогнул. Испугала машина своим сигналом. Посмотрел в ее сторону. Возле обочины, стало быть, припарковалась. Из машины какой-то паренек в рабочем комбинезоне и в курточке на пуху выбежал.

- Егор Иванович Тяпкин? – спросил он.

- Он самый, - вытаращив глазенки ответил Егор Иванович.

- Вам вот получка, прибавка, так сказать, к пенсии, - протянул конверт.

Егор Иванович принял дрожащими руками. Раскрыл. Обнаружил пачку денег. Он таких сроду не видывал. Нахмурился. Протянул обратно.  Но молодой человек брать отказался.

- Не могу взять. Что же это такое? – спросил Егор Иванович.

- Как что? Ну вы, старче, даете. Вы же «ребенок войны»?

- Да, - закивал быстро.

- Ну вот. А нынче утром закон о «Детях войны» приняли. Так что вам тут причитается. Берите-берите, не бойтесь. Государство о вас заботится.

Сказал это и – прыг в машину. Исчез.

Егор Иванович еще раз взглянул на конвертик, покрутил его в руках, пожал плечами, прослезился немного, и положил в карман. «Ничего не понимаю», - сказал про себя. И пошел дальше по улице.

На остановке стояли несколько ребят. Лет двадцати-двадцати пяти. Егор Иванович встал рядом. Прислушался. Ребята говорили на хорошем, разливном русском языке. Без мата. Обсуждали что-то оживленно.

- Ты представляешь, а моей матушке дали двушку в Болховском микрорайоне. Так и сказали, вы вот тридцать лет на наше государство отработали, теперь государство вам будет помогать. И ни в чем вы теперь нуждаться не будете. А она спрашивает, так работать же надо, я же на пенсию не проживу. А ей говорят: «Теперь проживете. После того, как богатства природные национализировали, прогрессивную шкалу налогов ввели, жуликов-коррупционеров пересажали, - теперь все проживут. Вон, в Мадрид поезжайте, отдохните, или в Вену, там сейчас хорошо. Или в Крым, там еще лучше».

- И моим родителям тоже двушку дали, - подключился еще один парень, - а бате, он же у меня на заводе всю жизнь, еще и автомобиль вручили. Тоже на отдых отправляют. А меня самого после института обещали сразу на новое производство пристроить инженером. По специальности. Гарантированное место, отличная зарплата. Хорошо жить в России, правда, Санёк?

- Правда, Пашка. Нам с Алёнкой тоже квартиру дали. Мы же вроде как – молодая семья. Ребенку уже и место в яслях на будущее записали, все бесплатно, - радостно ответил Санёк.

Чем больше Егор Иванович слушал молодежь, тем больше ничего не понимал. Это как же такое произойти могло. Еще вчера он едва копейку наскребал, чтоб, после оплаты коммуналки, хлебушка купить, да еще на лекарствия оставить, а сегодня такие разговоры слышит. Чудны дела, ей богу.

- Ребят, - обратился он к троице. – А вы вот это все про квартиры, машины, всерьез, что ли, говорите?

Ребята рассмеялись. Но тоже как-то необычно почтительно. Ни тени насмешки в их смехе не было.

- Конечно, серьезно, дедуля. Куда уж серьезней. Страна-то меняется, и мы вместе с нею. Давайте тоже подключайтесь, пора, так сказать, коннектиться.

Егор Иванович, заслышав новое слово, поморщился. Опять не поверил.

- Ой, да ну вас, молодежь, обманываете старика, - по-старчески фыркнул.

Подошел автобус. Егор Иванович зашел в салон. Осмотрелся. Все чисто. Пахнет хорошо. Водитель какой-то опрятный.

- Ну чего же вы, мужчина, стоите. Присаживайтесь, - завидев старика, сказал он.

Егор Иванович потянулся в карман, чтобы достать деньги. Водителю это не понравилось.

- Вы чего это? – спросил насторожено.

- Как это чего, - снова не понял Егор Иванович. – За проезд хочу передать.

Водитель замотал головой.

- Бросьте, бросьте вы эти глупости. За какой еще проезд! Скажете тоже. Забудьте вы свои эти времена темные, - сказал.

- Какие еще времена? – Егор Иванович вывалил глазки.

- Ваши, дедушка, времена, ваши. Варварские. Кто же нынче за проезд платит. Общественный транспорт ведь он на то и общественный, чтобы людей возить на работу и по делам. Как же ж можно с вас еще деньги собирать, коли мне и так государство платит с налогов вчерашних олигархов.

Егор Иванович выслушал водителя внимательно, попятился назад, и плюхнулся на сиденье. Оказалось, девочка с пионерским галстуком, повязанном поверх курточки, уже уступила ему место. Егор Иванович решил больше в диалоги ни с кем не вступать. Страшно как-то. Глядишь, еще что-нибудь новое узнает. Боязно новое узнавать что-то ему стало. Егору Ивановичу казалось, что все разыгрывают какой-то спектакль, но эта мысль была слабо подкреплена аргументами. Все-таки ради одного старика такое устраивать – ну, кому оно в голову может прийти. Никому не придет, конечно. Тогда, что же это?

Решил смотреть в окно. И увиденное тут же вновь вызвало тягу с кем-то поговорить. За окном то тут, то там люди стояли с флагами и транспарантами. Чего-то требовали. «Ага, - промелькнуло в голове старика. – Значит, померещилось все же». Присмотрелся. Кучки стояли на тротуарах, в скверах. Рядом – ни одного полицейского. Только какие-то люди, в штатском, по всему видно – чиновники. И, что странно, вели себя, как журналисты: все на диктофон записывали, да еще в блокнотике помечали. Кивали, что им не свойственно, как помнил Егор Иванович, понимающе, участливо.  «Что за чертовщина», - показалось, что про себя, но оказалось, вслух, сказал Егор Иванович.

- Какая же чертовщина, дедушка, - наклонилась к нему девочка, которая прежде уступила место. – Это же мирные собрания. Теперь же все можно. Люди собираются, говорят, где двор нужно подчинить, где на что бюджет районный потратить. А чиновники к ним ходят, все записывают, и выполняют. Прямая демократия.

Егор Иванович почесал подбородок.

- Так раньше ж мы все к чиновникам ходили, - с недоумением сказал он.

- Так это раньше, дедушка. Теперь все по-другому, как говорит президент, чиновники должны выйти из кабинетов. Теперь вот все правильно. Они вышли к нам. Только так теперь. И все сразу наладилось.

У Егора Ивановича закружилась голова. «Не может быть, этого просто не может быть», - вместе с головой кружились единственные слова.

Автобус остановился. Егор Иванович подошел к печатному киску. Взглянул на витрину: «Средняя заработная плата пошла в гору!», «Олигархов здесь не будет – власть для народа», «Бесплатная медицина снова стала бесплатной и качественной!» - пестрили заголовки утренних газет. Егор Иванович хотел было купить журнал «Корея», узнать, как там дела у Ким Ир Сена, но вовремя опомнился. Какой же Ким Ир Сен-то. Он ведь помер уже давно. Поискал глазами чего-то, вдруг взгляд его застыл на газете с названием "Нодон синмун”. «Батюшки», - по слогам процедил он, - дожили».

Перед Егор Ивановичем лежала переводная газета КНДР. Дрожащими руками он протянул 50 копеек продавщице, про себя отметил, что и пресса удешевилась.  Раскрыл газету, насладился хрустом и запахом бумаги, начал читать. «Хм», «Оу», Н-да», - то и дело издавал звуки Егор Иванович. В целом, после пятиминутного чтения, газета произвела на него благожелательное впечатление. Там все еще товарищ Ким Чен Ын, там, вроде бы, теперь тоже, что у нас. «Я уверен, что у них то же самое», - с удовлетворением промелькнуло в голове Егора Ивановича.

Увидел на углу автомат с газировкой. Пока шел к нему, обратил внимание на вычищенные до блеска улицы. «Как же ж это они со снегом так ловко управились, еще вчера завалы были выше крыши». Подошел. Опустил еще 50 копеек. Автомат налил ему «Дюшес» в бумажный стаканчик. Егор Иванович поднес стаканчик к губам, послушал, как шипит напиток и как пузырьки весело играют в напитке. Сделал глоток. «Господи, да что же это такое, и вкус тот же…», - сердце в груди Егора Ивановича интенсивно билось. Решил тотчас идти в магазин.

Зашел. Прилавки ломятся от снеди. И нарезки мясные, и молочко с творогом, и фрукты, и, чего греха таить, водочка имеется. А цены-то, а цены? Через полчаса Егор Иванович обнаружил в своих тоненьких костлявых ручках целую корзину продуктов. Подошел к кассе. 10 касс – и все работают, тут же приметил он. Никогда такого не бывало. Да еще кассирши все нарядные, улыбаются, приветливые. Ни одной хмурой физиономии.

Стал выкладывать продукты на конвейер. Приятная девушка пробивала товар. Затем, покончив с этим, назвала сумму. Глаза Егора Ивановича округлились. Но не от ужаса.

- Вы уверены, что именно столько? – осторожно поинтересовался он.

- Конечно, дедушка. А что вы так удивляетесь? – послышался милый голосок.

- Да ничего, внученька. Я подумал, что как-то мало слишком. Дешево. А продукты, может, некачественные? – еще раз спросил.

- Да вы что, дедушка, высший сорт. Нынче с этим очень строго, - ответила, упаковывая продукты в пакет.

Егор Иванович, ошарашенный, вышел на улицу. Все не верил. Сел в автобус – снова бесплатно. Доехал до дома. Пока ходил и ездил, начало смеркаться. Город запылал красивыми, разноцветными вывесками, огнями, иллюминацией. Никогда таким нарядным не был. Даже на Новый год.

Егор Иванович поднялся на второй этаж. Вошел в квартиру. Разулся. Отнес продукты на кухню. Вспомнил, что забыл списать показания с счетчиков. Платежку же уже принесли позавчера. Зашел в туалет – глядь, а счетчиков нет. Не понял. Протер глаза. Еще раз посмотрел. Нет счетчиков. «Ну и дела», - прошептал испуганно. Рысью кинулся в коридор. Открыл щиток. И тут нет счетчиков. «Да что же это такое». Подошел к столу, взял квитанцию. Снова протер глаза. Никаких расчетов не было. Никаких данных об управляющих, энергоснабжающих компаниях не было. Вместо них – одна строчка: «Егор Иванович Тяпкин – городу» и сумма, в несколько раз ниже, чем было обычно. На другой строчке – «Город – Егору Ивановичу Тяпкину», и перечень услуг.

У Егора Ивановича снова закружилась голова. «Нет, это какое-то наваждение, сюр», - думалось ему. Решил прилечь. Долго размышлял, но ни к чему так и не пришел. А потом – как будто провалился куда-то. Перед глазами – детский пионерский лагерь, костер, смех, заигрывающий взгляд Аньки Кривовой, комсомол…». Егор Иванович заснул. Неизвестно, сколько он проспал. Как вдруг проснулся среди ночи в холодном поту, протер лоб, посмотрел на часы, 3:07, дата – 19 марта, - и все понял. Взял пульт, нажал кнопку, «сломанный» телевизор внезапно включился. Там обсуждали какие-то выборы, какие-то политики произносили речи, все как всегда.

И тогда Егор Иванович наконец успокоился. На душе стало легко и безмятежно. Он улыбнулся, снова прилег. И мягко стало ему лежать. И хорошо.

Понял, что все идет по плану.