Под хохот обезьян. Арт-детектив. Глава 1

ПОД ХОХОТ ОБЕЗЬЯН


-Как мне войти в этот дом? - спросила Алиса

- А кто сказал, что тебе вообще нужно сюда входить?

(«Алиса в стране чудес» Льюис Керол)



Глава первая.




Снег валил с неба не переставая. Мягкая белая сетка затянула "Поселок художников" вместе с домами, улицами, машинами и случайными прохожими. Уникальное местечко , в пятнадцати минутах от Кремля (если на машине, конечно) являло собой пример раннего советского градостроительства. У страны, как водится , не хватало денег на строительство массового жилья, и малый совнарком предоставил кооперативам и отдельным гражданам право застройки городских участков. По проекту архитекторов Марковникова, Веснина, Щусева, Колли и Кондакова вблизи села Всехсвятское ( ныне - пересечение улицы Алабяна и Ленинградского проспекта) были возведены сто четырнадцать домов в разных стилях - русском, скандинавском, готическом, и все - из разного материала: кирпича, бревен, деревянных щитов.

К сожалению, мало что осталось от былого замысла, но в приближенном виде идея города-сада просматривалась и по сей день. Вероятно, поэтому Ерофееву казалось, что он перенесся из Москвы в некое дачное местечко. Уснувшие деревья и дома , окруженные разновеликими заборами, утопали в снегу. Здесь, сколько он помнил, всегда царил свой собственный микроклимат. Кое-где из печных труб валил дым. Этот серпантин дыма на морозце вызывал у него один и тот же образ – они с мамой везут на санках разлапистую, сверкающую инеем елку. В тепле еловые ветки потихоньку оттаивали и распремлялись, наполняя комнаты хвойным духом .

Даже не верится, что через несколько минут он, вечный скиталец, бродяга, покинувший тридцать лет назад этот дом, построенный, между прочим, по чертежам самого
Щусева, вновь войдет под его кровлю и окунется в особую атмосферу Рождества, способную превращать взрослых в детей. «Господи, прости! О чем это я…, - он даже затряс головой, ощутив снова эту невероятную утрату… . Его детство ушло, когда умерла мама. Она заболела и год промучилась. Он и теперь просыпался ночью, оттого что слышал шарканье ее тапочек по паркету и вздох : «Когда же это все кончится…».

После ее смерти отец больше не захотел оставаться в стенах, которые помнили счастливую жизнь. Сокрушался лишь, что, уезжая, лишается своей сконструированной из стекла и дерева мастерской, где творил… - воскрешал в камне и бронзе - для души - маму, для денег - всех почивших в бозе деятелей мирового коммунистического движения. И дом был продан за какие-то смехотворные деньги ( отцу было все равно, лишь бы побыстрее ) заслуженной гражданке предпенсионного возраста, владелице одной из самых интересных частных коллекций картин русских символистов, Леокадии Антоновне Сосниной - дочери художника Антона Соснина, мода на которого в просвещенной прослойке нуворишей был сравнима лишь с бумом вокруг яиц Фаберже.

Недавно Леокадия Антоновна умерла, завещав все своей единственной внучке, по отзывам - неудачнице, проявляющей себя где-то на подмостках любительских театров. К ней-то он сейчас и пробирался сквозь снежный буран (словно и не Москва вокруг), надеясь уговорить ее расстаться с некоторыми экспонатами, прибегнув к той тактике, какая покажется ему наиболее эффективной… . Моральный аспект в данном вопросе его нисколько не тревожил, поскольку он, Федор Максимович Ерофеев , полагал, что каждый сам является кузнецом собственного счастья или несчастья, и волен лудить себе судьбу, как пожелает… . А оставлять сокровище в руках эксцентричной девахи - преступление перед искусством. Чего доброго, наследница с уникальными фантазиями ( не каждому же придет в голову стать шутом), начнет оголтело проявлять их в отношении коллекции. Например, накрывать прадедушкиными макетами декораций ведра с квашенной капустой, или обряжаться в костюмы, сшитые по эскизам Судейкина для Балаганчика, или просто, не приходя в сознание, все раздарит да прогуляет… . А чего еще ждать от девушки, у которой, как говорят англичане, «a bee in a bonnet», что в переводе значит легкое помешательство.

Мир глазами придурка, в смысле, клоуна... . Бог знает, какой он. Может - большая арена. Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот задом наперед. А заодно и тринадцать дрессированных тигров и львица - в вагончике. Те самые, которые умерли с голоду и замерзли, по причине того, что пьяные циркачи забыли о них позаботиться. «Я не люблю манежей и арены...» - пел Высоцкий, а сам дружил с Леонидом Енгибаровым. Клоуном с осенью в сердце.... Ерофеев недавно видел о нем фильм по телевизору.

Федор одолел до боли знакомые ступеньки, сердце его сжалось от мысли, что здесь, оказывается, время застыло. С козырька над крыльцом свешивались созревшие грозди сосулек. Смахнув снег с высоких теплых ботинок, притулившимся в углу, вечно облезлым веником, он толкнул дверь и очутился в сенях, где неожиданно нашел милиционера в тулупе. Милиционер сидел на стуле возле обогревателя и читал газету «Спидинфо». При появлении визитера он заглянул в замусоленную амбарную книгу, а потом пробасил простужено: «Господин Ерофеев? Федор Максимович?… Пожалуйте удостоверение личности».

К такому повороту событий гость готов не был. Случайно при нем оказался загранпаспорт, но бдительному охраннику требовалась еще и отметка о прописке. Федор возвысил голос, занервничал от бессилья, милиционер тоже в долгу не остался…. И еще не известно, не пришлось бы г-ну Ерофееву убраться восвояси, или, хуже того, нанести стражу общественного порядка оскорбление при исполнении служебных обязанностей, что привело бы к, увы, предсказуемым последствиям, если бы из глубины дома не раздался ломкий и достаточно высокий голос: «Милейший, извольте не куражиться над людьми. Здесь вам не участок… Пропустите».

Перешагнув порог, Федор в ту же секунду всем своим нутром ощутил, что достиг пристани. Сколько раз судьба отнимала у него самое необходимое, и вдруг преподнесла такой подарок… - вернула не просто в дом, каким он был тогда, тридцать лет назад, а в придуманный, снившийся по ночам, волшебный мир его детства. Словно он откопал в саду «секрет» - фантик под рубиновым с вензелем осколком антикварного бокала, разбитого маленьким Федюней совсем в другой жизни.

За стеклянной стеной бывшей мастерской его отца, которая отделяет внешний мир от внутреннего, он увидел голубоватый в сумерках снег, укрывший газон. И тут же
вспомнил эту открытость пространства (из гостиной можно увидеть всю трехэтажную планировку дома со всеми его лестницами, балконами и галереями), которая органично сочеталась с экстравагантностью и обилием экзотичных деталей, привносящих дух ушедшего серебряного века. Деревянная, расписная ширма, гипнотически воздействующий мерцающий витраж с неким аллегорическим сюжетом, украшенные бирюзой и сердоликами сумочки, разбросанные по турецкому дивану, шкатулки с секретом на овальном столике из тика - все предметы словно покрыты дымкой, пылью времени, патиной тления. Даже букет хризантем в высоком кувшине больше похож на натюрморт, чем на живые цветы. Ушедшей хозяйке удалось соединить чистую декоративность и живописность с бесконечностью пространства, воссоздав в комнатах не просто музейный фон, оправу или рамку для произведений искусства, а излюбленную символистами ауру, состояние духа, обитающего на грани между
реальным и призрачным бытием.

И снова звенящий, чуть истеричный окрик вернул его на землю: «Повесьте пальто и, извините, снимите ботинки…. Так замечательно. Ну, что же Вы так стоите?

Проходите, пожалуйста. Надеюсь, Вы не откажетесь от чая, It is time for 5 о*сlock tea».

- Откуда Вы знаете, что я понимаю по-английски? - спросил Ерофеев, окончательно деморализованный внешним видом молодой женщины, вышедшей ему навстречу.

Слава богу, он знал много красавиц, но к ней, только что увиденной, это определение не относилось, она просто не была красивой. В ней было что-то важнее красоты, она заинтересовывала, даже заинтриговывала. Все эти длинноногие блондинки и маленькие брюнетки, с грудью и без, умные и глупышки, розовые попки, глазки-пуговки, дорогие и дешевые, вполне укладывались в определение, а она ускользала. Ну стройная, не толстая, не худая, с яркими, как янтарь небрежно заколотыми волосами, чувственным ртом, немного смугловатая, что еще…, да, - глаза, как два черных солнца…, в которых вспыхивали, крутились и гасли вихри, делая их ослепительными или тускло безучастными. Она все время менялась, не принадлежала ни к одному этнографическому типу, что наводило на мысль о замесе и игре разных кровей. В ней одновременно сочеталась печаль и беззаботность, утонченность и дерзость, обольстительность и «пофигизм». Она отнимала рассудок, потому что не угадывалась, несмотря на весь ваш жизненный опыт. И одета, к тому же, весьма нетривиально - этакий балахон - домино, не поймешь рубашка, платье или халат, а на ногах красные с золотом длинные узконосые ботинки без каблуков.

- Сюда редко приходят люди, которые не знают иностранный язык, тем более английский, - хозяйка дома стала вдруг очень серьезной, - Итак, что же Вы хотите посмотреть или узнать? Но предупреждаю заранее, я ничего не продаю, не дарю, не обмениваю. Это даже не обсуждается.

- Может быть, нам стоит вначале познакомиться? - спросил Федор и изобразил на лице простоватую улыбку.

- Как прикажете, хотя, помнится, мы же уже представились друг другу по телефону, - она пожала плечами. - Но если Вы запамятовали, извольте…Я - Аглая Соснина. А Вы - господин Ерофеев Федор Максимович?

-Все так и есть, - Федор почувствовал себя не в своей тарелке,так как привык сам диктовать условия. И еще одно - ему почему-то расхотелось давить на нее, расхотелось разорять ее мир. Он поймал себя на этой мысли и удивился. Все, что он теперь желал - сберечь здесь, все, как есть, включая и эту рыжеволосую Коломбину, без которой волшебный сундучок был бы не полным. И чтобы она впустила его на свою планету, позволила бы стать ей другом… .

-Я поставлю чайник, - продолжила наследница, - а Вы располагайтесь ну, вот, хотя бы у печки. У нас здесь прохладно. Холсты и дерево любят определенную температуру.

Она вышла, а он устроился в кресле-качалке у огня, который сухо потрескивал в очаге. Отблески его играли на елочных шарах и стекле в морозном узоре, зыбком и мимолетном, как видение, имитируя живое в мертвое, а бесчувственное в одухотворенное.

Через пять минут она вновь появилась в комнате и объявила: "А вот и чай приехал". И, держа тяжелый поднос одной рукой, другой, играючи, принялась выставлять на стол вазочки с конфетами, вареньем и пастилой, а также чашки, молочник и высокий заварной чайник с костяной ручкой, демонстрируя, таким образом, свою недюженную физическую подготовку. Он хотел было помочь, но получил отказ.
 « Пустяки. Я же закончила цирковое училище,», - по детски улыбнулась младшая Соснина и, подбросив к потолочным балкам пустой поднос, эффектно поймала его, проделав какую-то сложную манипуляцию руками.
"Что тут скажешь, - клоунесса,- усмехнулся про себя Ерофеев.- У ее прадеда, говорят, тоже наблюдалась эта склонность к буффонству".

Не оставив Федору сомнений в том, что она самый настоящий профессионал своего дела, внучка Леокадии уселась перед ним на ковре, скрестив по-турецки свои совершенные ноги с тонкими щиколотками, и вздохнула: «Ну, давайте, начинайте подводить под меня свой сачок, пока чай заваривается.».

- Вы уверены, что этого хотите? - насмешливо спросил он. Его определенно занимала эта непредсказуемая фемина. Когда она устроилась так близко, ему расхотелось иметь ее только в качестве друга.

-Я - нет, - Аглая покачала головой. - Но не просто же так Вы и похожие на Вас товарищи всю жизнь донимали бабушку, а теперь и меня…

-Мы Вам сильно мешаем? - улыбнулся Ерофеев.

-Да, мешаете … Владеть! Приходите, изображаете из себя милейших граждан, а у самих только одна цель: «Пиастры! Пиастры!» - бросила она с большой долей раздражения.

-Ну есть же среди нас и бескорыстные , - Федор деланно-добродушно рассмеялся, - жаждущие развеяться и насладиться прекрасными творениями.

-Искусство - вещь очень скучная для большинства, - возразила Аглая. - Деньги - другое дело.

-Кстати, у Вас хватает средств все это содержать ? - он повел взглядом по стенам.

-У нас хватает, - заверила его собеседница. - Вот, даже пост милицейский оплачиваем.

-Из каких средств? - заинтересовался он. -Вы, я слышал, «служите в театре»?

-Я «служу» в школе, - ответила она и пояснила: "Даю уроки пантомимы".

-Не слишком надежный источник дохода, - нейтральным тоном заметил Ерофеев.

-Это не источник дохода, это мое состояние души, кстати, наследственное…- серьезно возразила молодая женщина.

-Не понял…, - брови Федора взлетели кверху.

-Подменять существующий мир вымышленным…, не заботясь, о производимом впечатлении… , - неожиданно для себя проговорилась Аглая.

-На меня Вы произвели впечатление, уж поверьте! - излишне горячо отозвался Ерофеев.

-Верю, - согласилась она. - Я на многих произвожу впечатление, причем, как правило, на всех одинаковое. Вот и на вас тоже произвела.

-Да, и какое ?

-Этакая активная чумичка без руля и ветрил, - в голосе Аглаи прозвучала ирония.

- Совсем не смешно ....С чего Вы взяли?- смутился Федор.

Она улыбнулась. - Ну, во-первых, это следовало из снисходительно-пренебрежительного тона, коим Вы договаривались со мной о встрече. Во-вторых, я и не старалась никого рассмешить. А в-третьих, пойдемте лучше чай пить.

Аглая легко вскочила и подойдя к столу, над которым, отбрасывая тень, низко парил шелковый абажур, принялась разливать заварку в розовые с незабудками чашки.

"Кузнецовский фарфор", - определил "на глазок" Ерофеев, последовавший за ней.

-Вам черный или с молоком? - вежливо поинтересовалась она.

- Черный, крепкий с сахаром, -ответил Федор.

Она кивнула и передала чашку.

-А почему, все-таки, Вы не хотите распродать коллекцию и стать миллионершей? - вернулся он после вынужденной паузы к прежней теме разговора, нервно размешивая сахар в чашке.

-Для Вас это коллекция, а для меня вещи , которые окружали меня с детства, - буднично пояснила Аглая. - Вот Вы, готовы, например, продать свой детский горшок?

- Я-то готов, - Федор пожал плечами. - Почему нет? Только мир не готов его купить.

- Как Вы несентиментальны… , - покачала она головой.

- А вот тут Вы не правы …, - запротестовал он , а потом, помолчав, тихо спросил: «А скажите, Аглая, Вам известна фамилия людей, у которых Ваша бабушка приобрела дом?»

-Ну, конечно, - она даже удивилась вопросу. - Бабушка говорила, что здесь до нас жила семья известного советского скульптора Максима Ерофеева … . Боже, извините…, - Соснина даже прикрыла рот ладошкой. - Как же я сразу не подумала…. Вы его сын... Федор Максимович Ерофеев… .

-Он самый, - подтвердил Федор и отвесил легкий поклон. - И привела меня сюда отнюдь не корысть, как Вы дали понять, а, если хотите - ностальгия… . В этом доме тридцать лет назад умерла моя мать. С тех пор я здесь не бывал.

-Да, понимаю, - Аглая чувствовала себя растерянной и нетактичной. - Но, когда Вы позвонили мне , то ничего такого не сказали... Ну, я и подумала, что Вы пришли только из-за картин.

- Так и вернемся к ним, - мягко напомнил Ерофеев, сделав вид, что не заметил ее замешательства. - Я ведь искусствовед по образованию и роду занятий. И ничего удивительного, что меня интересует, исключительно, как профессионала, Соснин и его друзья по цеху. Я слышал, что у вас имеются также работы Сомова и Судейкина.

-А еще братьев Милиоти. Был когда-то один Орест Шаганов… , - гордо добавила Аглая.

-Шаганов? Не может быть?! - воскликнул Федор, всплеснув руками.

-Почему это Вас так изумляет? - спросила она даже с некоторой долей высокомерия. - Между прочим, у нас очень серьзное собрание русских символистов.

- Прошу прощение за мою излишнюю эмоциональность, - извинился он, - меня просто зацепило Ваше упоминание о Шаганове. Видите ли..., перед Вами сидит единственный теперь уже наследник, распорядитель и, не побоюсь высокого штиля, хранитель музея -усадьбы Шаганова в Шимле.

- Неужели Вы пожаловали ко мне из самой Индии? - настал черед удивиться Аглае.

- Вернее из ее сердца - Гималаев, - торжественно провозгласил "индийский гость". -Позвольте маленькую справочку - именно в Шимле - столице штата Химачал Прадеш, бывшей летней резиденции вице-короля Индии, в 1920 году - нашел духовное и физическое пристанище ( как указано в путеводителе), один из известнейших деятелей науки и искусства, художник, путешественник, ученый и философ Орест Шаганов.

- Как интересно, - искренне обрадовалась Аглая. - Бабушка мне рассказывала, что Антон Соснин и Орест Шаганов были большими друзьями. Однако, когда Шаганов изменил символизму, как его понимали «мирискусники» или «мистификаторы» из Голубой розы, и ударился в минимализм, они разошлись.

-А что есть «минимализм»? … , - принялся рассуждать Ерофеев. - Желание быть понятым через духовные токи. В картинах Вашего прадеда во всем ощущается стилизация, «скурильность», даже пародия, карнавал…. А Шаганов со временем отходит от изображения внешних форм, со столь свойственным символистам пристрастием к изощренности, и стремится выразить сокровенный смысл явлений без временной или сюжетной определенности.

-Как мне это понятно…, Федор Максимович, - легко согласилась младшая Соснина. - В минимуме действия - максимум выражения, как в пантомиме… .

-Вы ухватили суть…- удовлетворенно отметил он.

- А почему Шаганов, остался в Индии? - спросила Аглая.

-Он считал, что только в Гималаях можно приобщиться, как он писал, «к жизни Божески-всемирной»…- с улыбкой отвечал Федор.

-А как Вы стали хранителем усадьбы? Расскажите…, - попросила она. Было заметно, что Ерофеев ее заинтриговал.

- О, это детективная история, - начал он. - Видите ли, мой однокурсник, Александр Санаев, тот самый, который возглавлял пять лет назад, если помните, известный фонд «Консенсус», послал меня в усадьбу Шагановых для оказания спонсорской поддержки российскому культурному наследию в Индии. Так вот, не успел я сойти с поезда и ступить на мостовую горного «индючего» курорта под названием Шимла, как меня переехал автобус, очевидцы говорили, два раза, но мне хватило и одного, чтобы ощутить.

-Как это возможно, чтобы один и тот же автобус дважды Вас переехал?! - от неожиданности Аглая сделала слишком большой глоток из чашки, обожглась, поперхнулась
и чуть не расплескала чай на скатерть.

-Элементарно, - Федор пожал плечами.- Сначала вперед, а потом назад….

-А зачем ?

-Если бы Вы пожили немного в Индии, то поняли, что многие вещи делаются коренными жителями этой страны просто так, без всякого умысла, они и сами не могут объяснить «зачем» - вероятно, следуют какому-то своему внутреннему импульсу … , - заговорил Ерофеев, как о нечто само собой разумеющимся.

-А мозги им для чего ? - решила съязвить Соснина.

-Трудно сказать… . Индийцы полагают, что зло нераздельно связано с миром действительности и по мере возможности стараются свое сознание от всего сущего отключить…. И, кстати, весьма в этом преуспели. Их любимая присказка звучит так: «не задумывайся!».

-Русскому человеку это не подходит. Как он тогда будет коротать время? Не дороги же строить….

-Кстати, о дорогах… , - вспомнил вдруг Федор. - Та, в которую меня впечатал автобус, до сих пор хранит абрис моего тела, поскольку асфальт на ней положили незадолго до аварии, и он был еще теплый и податливый.

-Как же случилось, что Вы выжили?

-Как и все, что творится на земле «Хиндустана» - вопреки всем законам химии, физики и медицины, но согласно кармическому предопределению, -спокойно ответил Ерофеев, и немного помолчав, продолжил:

" Я очнулся в какой-то затрапезной больнице, скорее всего от холода. Первое, что я узрел, - это высокие сводчатые потолки и узкие окна. Через немытые стекла были видны волнистые горы, на склонах которых росли разлапистые заснеженные сосны. Вокруг меня расползалась полутьма. Чугунная жаровня на полу, в которой тлел древесный уголь, света и тепла почти не давала, зато дымила нещадно. Дверь в палате отсутствовала, и сквозняки из длинных нетопленых коридоров продирали до костей. Я забыл сказать, что на дворе стоял февраль. В воздухе витал специфический запах антисептиков. Больных было много. Мужчины и женщины лежали вместе. А еще - туча родственников, которые вились, как мухи, вокруг коек или болтались по палате и глазели с идиотским любопытством по сторонам, - так молоденькой девушке, расположившейся на соседней кровати, проводили
интимные процедуры в присутствии десятка зевак.

Меня укрыли тремя одеялами и курткой, а в ноги положили грелку. И все равно зуб на зуб не попадал. На душе, соответственно, было не весело. Не успел я подумать, сколько же времени мне придется провести в этом богоугодном заведении, как в дверном проеме появились двое врачей - один корявый индиец , другой, наоборот, симпатичный и белокожий, и сразу направились ко мне. «Хотите ознакомится со своим диагнозом ? - на чистейшем русском обратился ко мне белокожий и добавил - Я доктор Посольства РФ в Индии Алексей Стальевич Логинов». Я утвердительно промычал и приготовился к худшему. Однако услышанное превзошло все ожидания.

«Сочетанная травма груди, живота, нижних конечностей: множественные переломы ребер, разрыв селезенки, оскольчатый перелом верхней трети бедра, внутрибрюшное кровотечение, травматический шок, …» - перечислял Алексей Стальевич с наслаждением и не думал останавливаться, но я, слабонервный и запуганный, потерял сознание и тем прервал поток его профессиональной компетентности.

Поправлялся я медленно. Почти каждый день меня навещала восьмидесятилетняя старуха без единого зуба. Ее звали Фрида, и была она немкой по происхождению. Еще ребенком она попала в Индию с родителями-учеными, которые приняли участие в экспедиции Шаганова по Тибету в 1927 году. Во время одной из стоянок, мать и отец ее умерли, не выдержав особенностей климата, и Шаганов забрал девочку в свою семью. Собственно, у него и семьи-то не было. Ее заменила Фрида, да еще индус-денщик, который слепо следовал за своим господином повсюду… ".

-Я читала об этой экспедиции в мемуарах Шаганова, много народа в ней погибло от холода и болезней… , - вставила Аглая.

-Да, холода порой достигали -70 С. Говорят, даже коньяк замерзал. Из всего каравана верблюдов, только два перешли Гималаи. Шаганов писал, что ночью к шатрам подходили дрожавшие животные и дергали за веревки, точно стучались, просились зайти внутрь, а ночью их находили мертвыми. Дикие собаки и грифы-могильщики, почуяв добычу, кружили вокруг, даже пробовали нападать на людей… .

- Ужасно. И, что же он такое отыскал в этой экспедиции, что оправдало все жертвы?, - с сомнением спросила Аглая.

-Когда-нибудь, возможно я и расскажу о его находках, в материальном и духовном плане, но не теперь… . Это история для избранных.

-А, Вы, Федор Максимович, конечно, избранный?

-Поневоле… , - отвечал он, игнорируя, прозвучавшую в ее вопросе насмешку. - Знаете, когда умирает колдун, он должен передать свое знание. Так и случилось. Оресту Шаганову наследовала Фрида, а я Фриде… .

-А Фрида умерла?

-Увы. Как только я стал поправляться, она сообщила мне, что слишком стара и жить ей осталось недолго… . говорила, что после ее смерти все наследие Шаганова исчезнет, будет разворовано в одночасье. У Индийского правительства нет средств для поддержания усадьбы в сохранности, да оно и о своих то исконных памятниках не сильно радеет.... Ну, вот и вся история. Могу к этому добавить, что мы с Фридой успели уладить все юридические формальности, и теперь я являюсь ее правопреемником и единственным распорядителем имущества Шаганова.

-Жаль, что Вы не сможете увидеть картину, которую Шаганов подарил Антону Соснину, - посетовала Аглая. - Эта единственная вещь, которую мы не уберегли, верней, ее у нас украли…. .

-Украли!?

- Не будем продолжать тему, прошу Вас.

- Но почему?

- Потому что в тот день не стало моей бабушки. Она вышла не во время из своей комнаты, увидела грабителя и он ее убил.

- Простите, я не знал.

-Конечно, не знали.

-И все же о какой картине Шаганова идет речь? - Ерофеев напрягся. - Поверьте, мое любопытство не праздное.

- «Ночь накануне Ивана Купала», - тихо сказала Аглая. - Она висела здесь над диваном.

Соснина вышла из-за стола и махнула рукой, приглашая следовать за собой. Ерофеев тоже встал, хотел сделать шаг, но не мог . В голове стучали молоточки . Убили... Украли.... Бред. Как такое могло случиться!? Нет, все верно. Вот и след от рамы на стене, где когда-то располагалась эта одна из самых нетипичных работ Шаганова.

Ерофеев хорошо ее знал - зыбкие тени на воде (женщины ли, ведьмы ли, резвятся в озере), отражающей неразгаданное, пугающе-влекущее, словно сотканное из снов, черное в звездную крапинку небо. Как привольно дышится в этом ночном, возлюбленном символистами, мире! За этот эротизм и да за пристрастие художника ко всему ночному (или «дионисийскому» в противоположность «аполлинистическому» солнечному началу ) его и невзлюбили в начале его творчества ортодоксы … .

-Ну что же Вы, - Аглая потянула Федора за руку, - пойдемте.
Обещаю Вам ничего не утаивать.

Она вела его по комнатам, что-то показывала, объясняла, но он был, как пьяный  - вокруг него кружились под эллегию Массне маленькие фавны, нимфы, арлекины, женщины в полумасках... Все находилось в движении, музыкальном и ритмичном - линии, жесты, слова, краски….

-Кажется у Вас температура! - младшая Соснина положила прохладную руку ему на лоб. - Наш климат… Вы отвыкли…

-Да, мне нехорошо. Извините … я лучше пойду, - с трудом пробормотал Ерофеев и кинулся вон из комнаты, оставив оторопевшую Коломбину с распахнутыми глазами и ее мирок, запаянный в призму мечты, жить своей особенной жизнью, в которой, ему уже места никогда не найдется.