В нашей деревне

                В нашей деревне.

   В нашей деревне дураков было - хоть отбавляй. Добрая половина деревни была -
круглые дураки. Остальные были умные, но я с ними не общался. Вернее, я пытался
с ними общаться, но все эти общения заканчивались одинаково. Стоило только с ними
пообщаться немного, всего чуть-чуть, а в дураках после этого общения приходилось
оставаться надолго. Бывало даже так, вот только начнёшь общаться, минуты не пройдёт,
а ты уже в дураках.

   Умные от дураков ничем особенным не отличались, ни умом, ни статью, но была в
них заложена удивительно живучая способность делать между собой гыр-гыр-гыр. Вот
например едет Николай Иванович в приглянувшийся ему городок, чтобы выхлопотать там
себе местечко под строительство домишка, а чтобы после строительства ещё осталось
местечко для огородишка, то тут ему не обойтись без этого самого гыр-гыр-гыр. Будучи
умным человеком, Николай Иванович находит в этом городишке своего старого друга,
который тоже никогда не был дураком и знает в округе всех, ему подобных и вот они
собираются вместе, немного между собой гыр-гыр-гыр и дело в шляпе. Участок у Николая
Ивановича в кармане и он гораздо побольше, чем у тех его соседей, которые про гыр-
гыр-гыр и слыхом не слыхали.

   Дураки от умных тоже ничем не отличались, кроме одной странной особенности,
которая была присуща им от рождения, они очень любили работать, прямо рук своих
не покладали в трудах и заботах, но при этом почему-то всегда слыли перед умными
лодырями. Чуть что начнёт дурак удивляться, почему он работает-работает, а учётчик
работ всё равно больше его зарабатывает, чуть что начнёт возмущаться, умные сворой
накидываются на него и через пять минут уже доказано, что дурак работает из рук
вон плохо, у него и квалификации-то никакой нет и именно он виноват, что посеял
горох там, где надо было сажать тыкву, а агроном при этом ещё заявляет: - "Иван!
Ты что? Дурак что-ли? Я же тебе велел тут тыкву посадить, а ты горох посеял! Вот
я тебя под суд отдам!"

   Но я в общем-то не об этом хотел рассказать, об этом каждый дурак знает, и не
только в нашей деревне, но и в других деревнях тоже, что по-соседству, а о том,
о чём не знает никто и знать не может по той простой причине, что я об этом ещё
никогда и никому не рассказывал и держал всё это в полном секрете и глубочайшей
тайне, каких ещё белый свет не видывал.

   Была в нашей деревне красотка одна с высоким образованием, ходила всегда на
высоких каблуках, так как росточком была невелика, но всё равно скроена была на
удивление ладненько и посматривала на всех как бы немного свысока, насколько ей
позволял это делать её рост. И улыбка у неё была какая-то интригующая, завлека-
тельная я бы сказал, какие бывают у девушек во время одиночества и в то-же время
во время предчувствия скорой встречи, обещающей горячие поцелуи и увлекательную
игру на церковном органе. Вот я как-то невзначай, можно сказать - сдуру, влюбился
в неё без памяти. Именно с тех пор склероз одолевает меня и я напрочь забыл её
имя. Помню только, что начинается на букву Л, но не Любовь, нет, Любовью там и
не пахло, только духами французскими и парным молоком. Но это к делу не относится,
хотя к телу имеет кое-какое отношение, не во вред красотке той будь сказано.

   Тут мне необходимо отметить, что этот церковный орган, он был доступен каждо-
му, любой желающий мог поиграть на нём в свободное от работы время. Раскрыл чехол
и наяривай сколько угодно, можно сказать, играй, сколько влезет, хоть одной рукой,
хоть в две руки, это кому как нравится.

   Встретились мы с красоткой совершенно случайно. Я был в гостях, а она со своей
довольно невзрачной подругой, которая по-уши была безответно влюблена в меня с
недавних пор, а с людьми, у которых я был в гостях, была на короткой ноге, зашла
на огонёк и там мы встретились взглядами. Бывает так, один только взгляд и сразу
обоим понятно, мы созданы друг для друга. И тут уже время дорого, терять нельзя
ни минуты, счастье недолговечно, оно очень мимолётно. Тут уж никак нельзя быть
дураком. Тут, в этом деле, мозги работают очень споро, мгновенно и подталкивают
к решительным действиям. Уже через минуту я попросил Эфиопа (имени не помню, только
прозвище) поставить чайник и тут же прошёл за ним на кухню. Там я шепнул ему на
его оттопыренное ухо: - "Сейчас пойдём на прогулку, уведи Валю куда хочешь, под
любым предлогом. Мне нужно остаться с красоткой наедине."

   Эфиоп задёргал шеей, головой и напрягся всеми мозгами, какие только у него были.
Надо-же, он что-то придумал и уже через несколько секунд заверил меня: -
"Сделаем. Сделаем." При этом он утвердительно закивал головой и даже заулыбался,
по всему видно было, что его осенила неплохая выдумка. У него уже был план и я
даже позавидовал его смекалке. Я тогда подумал ещё: - "Надо-же! С виду дурак ду-
раком, а соображает получше меня."

   Но мне соображать нужно было о другом, мне необходимо было готовить свой план,
в котором ошибки были недопустимы, а действия стремительными и приемлемыми двум
сторонам, иначе не слышать органной музыки и всех её чарующих звуков.

   Возвращаясь с кухни, я остановился на мгновение напротив красотки и, видя её
глаза с бесовскими искрами какого-то ликования и улыбку, обнажающую удивительно
белоснежные зубы я, как только мог, изобразил на лице полный шок от её красоты и
спросил её чуть-ли не шёпотом: - "Ты чья?"

   "Ничья." - быстро отвечала она мне и при этом игра её улыбки усилилась до та-
кой степени, что я бросил своё лицо в жар, а потом весь побелел, я умел это делать
когда-то и она была очень удивлена этим и удивление это скрыть не успела, оно
отобразилось во всём; и в дрогнувших прелестных ресницах, и в лёгком зардевшемся
румянце на щеках, и даже грудь её колыхнулась от волнения. А грудь у неё была
весьма и весьма заметна даже под лёгкой шубкой, в которую она была одета и снять
которую ей ещё никто не предлагал.

   "Атакуй! Атакуй! - шептали мне небеса, - не проворонь все радости жизни!" И я
как мог, так и пошёл в атаку. Обратившись к Эфиопу, я спросил его: - "Ты много
налил воды в чайник?"

   "Полон! Полон! - воскликнул он, - на всех хватит!"

   "Так он закипит не раньше, чем через полчаса. Может быть проветримся на свежем
воздухе, мне что-то жарко становится, - довольно неуверенно промолвил я.

   "О! Идёмте! Идёмте! - вдруг воскликнула красотка, - мне так нравится морозный
дух родной деревни! В городе ничего такого нет! А я вырываюсь в деревню всего раз
в полгода! Эта учёба так изматывает! Я здесь, как птица, вырвавшаяся из клетки!"

   Моё сердце застучало. Я мгновенно накинул на плечи своё двубортное длиннополое
пальто бело-сероватого цвета, которое было не отличить от парадной шинели воен-
ного человека, потом одел на голову шапку из шкуры волка, пошитую на заказ и
заправил под неё кончики своих ушей, всем своим видом стараясь показать свою
выправку, приобретённую за шесть лет в строю. Красотка не отрывала от меня глаз
и я старался владеть ситуацией.

   Когда мы выходили на улицу, орган уже начинал звучать в моём сердце, в моих
висках, скулы мои сжимались и в голове билась одна мысль: - "Не спугни! Не спугни!"
И я старался не спугнуть. Старался не спешить. Но рок уже гнал нас к цели
напропалую. На улице минус тридцать четыре. Третью ночь кряду. Тишина и безмолвие.
Никого, кроме нас четверых. Только лишь спустились с крыльца и нарушили тишину
хрустом снега под обувью, как вдруг Эфиоп хлопнул себя по ногам повыше колен и
воскликнул: - "Ё моё! Валя! Я же забыл тебе сказать! Как из головы вылетело! У
твоего дяди, у дяди Лёни в Невере корова отелилась и он просил прислать вас с
сестрёнкой на ночь, корову раздаивать надо!"

   "Пуф-пуф-пуф", - невольно вырвалось у меня и я не успевал надувать свои щёки,
чтобы сдержать смех, готовый вырваться на волю откуда-то из кадыка, который за-
ходил ходуном после услышанного.

   "Слушай! Эфиоп чёртов! - вскричала Валя, - ты что? Дурак что-ли? Не мог раньше
сказать?"

   "Как из головы вылетело! Как из головы вылетело! - не уставал виновато повто-
рять Эфиоп и прихлопывать по ногам, - хочешь, я пойду с тобой и помогу тебе?"

   "Да на кой чёрт ты сдался мне?! - возмущённо кричала Валя, - ты лучше сходи
за сестрёнкой, а я туда побегу! Вот бестолочь! Вот бестолочь!"

   И Валя ринулась в сторону Неверя. Нам троим было в другую сторону. Через сто
метров Эфиоп зашёл за Валиной сестрёнкой, а мы с красоткой шли и шли, пока не
заметили, что остались одни.

                ***

   Когда до нас дошло, что мы остались совсем одни и ничто не мешает