Завещание Генерал-Штаб-Доктора. Львов Е. В

Сельцо-Карельское – одно из самых старых сел в Удомельском районе. Здесь построен уникальный двухэтажный храм Воскресения (1847) в стиле ампир. Редкий проезжающий по дороге Удомля – Бологое не останавливается в этом месте, чтобы полюбоваться церковью. Не остается незамеченным и надгробие на могиле, расположенной рядом, особенно надпись «Могила Генерал-Штаб-Доктора Ефрема Васильевича и жены его Софьи Степановны Львовых, живших три четверти XIX и начала XX столетия».

Генерал-Штаб-Доктор – военно-врачебное звание в русской армии с 1750 по 1868 год. Он возглавлял медицинскую службу действующей армии. Но Е.В. Львов скончался 20 февраля 1898 г., т.е. ровно через 30 лет после того, как было отменено это звание. Так почему Генерал-Штаб-Доктор? Кто покоится под этим памятником?

Генеральское звание доктора подсказывало, что он, скорее всего, представитель старинного дворянского рода Львовых. Ответ на это предположение нашелся быстро. В «Русском провинциальном некрополе» за 1914 г. в отчете о захоронениях на погосте Сельца-Карельского указано, что у кладбищенской деревянной церкви Иконы Казанской Божией Матери находится: «Могила дьячка Василия Сергеевича Львова ум. 19 марта 1873., 78 лет и жены его Марии Михайловны ум. 17 сентября 1885 г. От их сыновей Генерал-Штаб-Доктора Ефрема и диакона Александра». С этого и начнем...

Ефрем родился в 1829 г. (по другим данным в 1826 г.) в Сельце-Карельском в семье дьячка Василия Львова. Приход был небогатый и, кроме села, включал деревни Бабино, Хмельники, Ровени, Лисицино, Озеро-Горка, Озера, Дмитрово, Хотеново, Карасино, Свирка, Вялье, Максимовское и Терехово. Василия Сергеевича, скорее всего, по достатку называют дьячком, а не диаконом, как положено. Но, как ни называй, его чин действительно относился к самой низшей ступени церковнослужителей, не имеющих священства.

Радостью для отца стало, когда его Ефрема приняли в Тверскую духовную семинарию. Это время совпало с расцветом царствования Николая I, эпохой чинов и бюрократов, крепостного права и шпицрутенов, а также славных побед русского оружия на полях сражений. Духовная семинария часто открывала двери своим ученикам не только к церковным алтарям, но и давала возможность талантливым мальчикам из бедных семей найти свою дорогу в жизни. В этих стенах окрепла мечта Ефрема Львова стать врачом, и в 1840 г. из Твери по прошению он определяется в воспитанники Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии.

В 1841 г., до начала академического года, Ефрем Львов жил у родителей в Сельце-Карельском. Выбор маленького семинариста нарушал семейную традицию потомственных священнослужителей. В то время воля отца и матери была священна – «быть с семейством своим и быть под защитою его». Его братья станут: Иван – священником, Александр – дьяконом. Сестра Парасковья выйдет замуж на псаломщика Сельце-Карельского прихода М.В. Соколова (служил с 1862 до 1913 гг., до 70-летнего возраста). Родители Ефрема пошли навстречу желанию своего чада учиться на лекаря, не лишили его благословения, а мать, Мария Михайловна, в память об этом дне подарила сыну золотой полуимпериал (пять рублей) чеканки 1841 года. До конца дней эту монету хранил Ефрем Васильевич как самую дорогую вещь, и в своем духовном завещании он вместе с орденами вернет полуимпериал своим родственникам в Сельцо-Карельское.

14 лет понадобилось сыну тверского дьячка, чтобы пройти все ступени от воспитанника академии до получения диплома об утверждении «в степени лекаря со всеми правами и преимуществами, законами Российской Империи сей степени присвоенными».

С 1838 г. С.-Петербургская Медико-хирургическая академия перешла в военное ведомство и стала подчиняться Департаменту Военных Поселений. В то же время директор этого департамента, генерал-адъютант Клейнмихель (один из любимцев и продолжатель дела графа А.А. Аракчеева) назначен «исправить и подтянуть» это учебное заведение, которое готовило, прежде всего, военных врачей. Как вспоминал Н.И. Пирогов, официальной причиной ужесточения дисциплины было желание правительства «обратить особое внимание на нравственность воспитанников». Действительно, разнородная масса будущих лекарей, аптекарей и ветеринаров, наспех набранных из-за вечного недокомплекта учащихся, была рассадником беспорядков. Бунты в академии были обычным делом и возникали на почве плохого питания или экзаменационных недоразумений с профессурой. Доходило до крайностей, вплоть до покушения на жизнь преподавателей. С переходом в военное ведомство расправы с «бунтовщиками» ужесточились: карцер, перевод солдатами в армейские полки. Доходило и до шпицрутенов. Эти суровые меры принесли некоторый порядок, были повышены требования к поступающим в отношении их общей подготовки, а также введены экзамены. Но желающих учиться от этого не прибавилось. Например, во время поступления Е.В. Львова школьников (фельд­шерских учеников) полагалось по штату 800 человек, а состояло 633, в тот же 1840 год из них было отчислено за неуспеваемость и дисциплинарные поступки 214, а поступило всего 184.

С 11 лет Ефрем Львов начал военную службу. Во времена Николая I скидок на возраст не было, но кроме «благонравия и армейской дисциплины» будущим медикам, прежде всего, требовались профессиональные знания, а научный уровень Академии в то время был довольно низок. Профессуру в основном представляли немцы. Это было нечто вроде замкнутой корпорации, в которую не очень охотно допускались русские доктора. Немецкие преподаватели, не считаясь с уставом Академии (вести занятия на русском языке), свои дисциплины вели на родном языке или на латыни. В «Очерке развития и деятельности военно-медицинского ведомства 1802 1902» (составитель Н.И. Кульвин) приводится такой пример:

«В 1840 году в Академию был назначен преподавателем лейб-медик Мандт. В течении 1,5 года он занимался с несколькими слушателями, а получал за эти занятия ежегодно по 5000 рублей до 1854 года. Он преподавал смесь гомеопатии с собственными вздорными измышлениями, носившими название "атомистического учения"».

Годы обучения Львова пришлись на время борьбы в Академии русской партии профессоров против немецкой. Это, конечно, отражалось на преподавании. Русских докторов уже нельзя было держать на втором плане. С 1842 г. по 1854 г. кафедру госпитальной хирургической клиники занимал великий Н.И. Пирогов; преподавателями судебной медицины стали Хотовицкий, Пелехин; физиологии – А. Загорский; по внутренним болезням – Моновский и Кулаковской. Среди немцев тоже было немало поистине честных натур, для которых Россия стала Родиной, а Медико-хирургическая академия – домом.

Старания и успехи в учебе и практических занятиях Е. Львова были замечены, и в 1849 г. он, выдержав экзамен, поступил на медицинское отделение Академии, которое окончил в 1854 г. со степенью лекаря.

Лекарь – официальное название врача в Российской империи. Уже в середине XIX в. на гражданской службе начали применять термины – городской врач, земской врач, а в армии до 1918 г. в дипломах, окончивших медицинские учебные заведения, по-прежнему писалось – лекарь. Медиков всех степеней и специализаций в России не хватало, а в армии и на флоте – особенно.

В царствование Николая I научный уровень военных врачей был невероятно низок. Виной тому были поспешный, казенный характер преподавания и преждевременные выпуски лекарей. Перегруженные работой по службе, они не только не имели возможности продолжать свое образование, но со временем теряли и тот запас научных знаний, который получили в стенах медицинских академий. Так, например, в продолжение 1854 г. по Высочайшему повелению из Медико-хирургической академии и университетов выпущено 367 врачей. Сперва выпускали студентов 5-го курса, а потом заодно и студентов 4-го курса. Но дефицит медиков был по-прежнему высок. 17 марта Николай I повелевает принимать на русскую службу по контракту не только прусских врачей, но и американских (с 1853-54 гг. по приглашениям в Россию приехало 73 иностранных вольнопрактикующих и гражданских врачей). С 16 июня 1854 г. российским гражданским лекарям и докторам предложено не отказывать в требованиях госпитальных контор и полковых командиров от работы в военных госпиталях. А уже 26 июня того же года гражданских врачей разрешено временно прикомандировывать к военным госпиталям. Но, несмотря на эти меры, на 1 января 1855 г. по штату недоставало 229 врачей. На фоне такого дефицита медработников служба их по-прежнему была низкооплачиваемой, что тоже повлияло на убыль лекарей вследствие «ограничения их классами должностей» и недостаточного материального обеспечения. Что и говорить, даже зав. кафедрой Медико-хирургической Академии Н.И. Пирогов в 1847 г. отбыл на Кавказ в действующую армию, где как простой полевой хирург оперировал раненых. Здесь он впервые применил наркоз.

Начало службы лекаря Е.В. Львова совпало с Крымской войной. Встретил и закончил ее, работая в госпитале, за что награжден бронзовой медалью «В память Крымской войны». В 1858 г. Львов назначен в Бугский уланский полк и едет в г. Белая Церковь Киевской губернии. В 1861 г. заменяет врача Новороссийского драгунского Его Императорского Высочества великого князя Владимира Александровича полка. Война на Кавказе подходила к концу, и новороссийские драгуны были выведены из действующей армии. В том же году молодого врача повышают в звании, он становится коллежским асессором (соответствует чину штабс-капитана), и назначают в Бобруйский уланский полк.

В отличие от многих своих коллег, которые вынесли из Академии «в жизнь несколько фармацевтических формул, несколько навыка в распознавании болезней и едва ли еще что-нибудь», Ефрема Васильевича интересует не только практическая сторона медицины, но прежде всего ее научное направление. В протоколах калужских врачей 1862-1864 гг. напечатана работа Львова «Случай многоплодной беременности».

В 1864 г. его переводят в 44-й пехотный Камчатский полк, а затем в 52-й пехотный Его Императорского Высочества великого князя Кирилла Владимировича Виленский полк. 1865 г. коллежского асессора Львова назначают лекарем 59-го Люблинского полка в г. Одессу. С 1867 г. он служит в 57-ом Модлинском пехотном полку, где в 1869 г. получает чин надворного советника (соответствует чину капитана).

За эти годы военный врач Е.В. Львов совершенствуется как полевой хирург. И это не остается незамеченным. В 1870 г. он уже состоит старшим ординатором Бендерского военного госпиталя. В 1872 г. ему присвоен чин коллежского советника (соответствует чину подполковника). Ефрем Васильевич продолжает научную деятельность. Совместно с Н.В. Соколовым работает над темой «О значительной стойкости синильной кислоты в гниющих трупах» (1875-1876).

Эту тему Львов продолжил в своей диссертации «О судьбе синильной кислоты в трупах отравленных ею животных» на приобретение ученой степени доктора медицины в 1876 году. Синильная кислота (цианистый водород) – бесцветная, очень летучая, легкоподвижная жидкость с характерным запахом. Применялась в то время в медицинских и бытовых целях. Думаю, Е.В. Львов даже не мог себе представить, что не пройдет и полстолетия, как изощренный человеческий гений сделает синильную кислоту оружием массового уничтожения. 1 июля 1916 г. на реке Сомма французская армия применила цианистый водород в качестве боевого отравляющего вещества. Опыт был неудачным. Позже немецкие нацисты создадут препарат «Циклон Б», в котором синильная кислота являлась основной частью и применялась для убийства людей в концлагерях в годы Второй Мировой войны.

Время николаевской «казенщины», когда диссертации представляли мало научного интереса, а лишь способствовали «ходу по службе», уходило в прошлое. В 70-х годах XIX столетия работы врачей имели совсем другой характер. Они хотели служить для пользы Отечества, а не только для формального исполнения статьи медицинского устава. С 1875 по 1876 гг. Е.В. Львов прикомандирован к С.-Петербургской Медико-хирургической академии, где и получил степень доктора медицины. К тому времени он выслужил пятилетний срок и был произведен в очередной чин – статского советника (соответствует чину бригадира, среднее звание между полковником и генерал-майором).

В эти годы назревала новая война с Турцией. Положение балканских христиан, лишенных Парижским миром покровительства русского царя, ухудшалось с каждым днем. Рабство сербов и болгар сделалось особенно тяжелым после покорения российской армией Кавказа, т.е. в середине 60-х годов в Болгарию турецким правительством было поселено до 100 тысяч непримиримых кавказских горцев. Они вымещали на безоружном болгарском населении всю свою ненависть к «гяурам», из-за которых они покинули свою родину. В 1875 г. вспыхнуло восстание сербских патриотов в Боснии и Герцеговине. В 1876 г. восстал болгарский народ. Силы были неравные, и турки подавляли непокорных страшными зверствами. Европа оставалась равнодушной к страданиям тысяч людей, а вот разрыв России с Турцией стал неизбежен. 12 апреля 1877 года последовал Высочайший манифест Александра II о войне с Османской империей.

С началом войны статский советник Львов назначен помощником военно-медицинского инспектора В.И. Приселкова в Дунайскую армию. В соответствии с «Положением о полевом управлении войск в военное время» (1868 г.), управление Генерал-Штаб-Доктора было заменено Полевым военно-медицинским управлением. В штат военно-медицинского инспектора (врача) входили его помощники по медицинской и фармацевтической частям, главный хирург, старший врач главной квартиры, старший ветеринарный врач и др. Также сюда входил и медицинский резерв. В.И. Приселкову подчинялись по специальности корпусные и отрядные врачи, управляющие полевыми подвижными аптеками и временных аптечных магазинов. А вот все госпитальное и эвакуационное дело возлагалось на инспектора госпиталей В.Д. Косинского (не врач) с его управлением. К тому времени появилось в армии и третье должностное лицо, причастное к организации медицинской помощи – главноуполномоченный Общества попечения о раненых и больных воинов Н.И. Абаза. Все они подчинялись начальнику штаба армии, который отвечал за общее устройство санитарной части. Вот с таким многовластием в военно-медицинском деле Россия вступала в войну.

Несмотря на внушительный штат руководства медицинской службы Дунайской армии из 64 военно-временных госпиталей только 20 были развернуты в Болгарии, а остальные – в России и Румынии. Дивизионные подвижные лазареты имели лишь половину числа мест, положенных по штату. Не было штатного санитарного транспорта в корпусах, почти отсутствовал вьючный санитарный транспорт, столь необходимый в условиях горной войны. Были плохие хозяйственные кадры госпиталей, и даже в штабе армии почти не уделяли времени делу медицинского обеспечения и эвакуации раненых солдат и офицеров.

Но самой большой проблемой был некомплект медсостава: к концу войны в Дунайской и Кавказской армиях насчитывалось 13 тысяч медиков, т.е. по штату недосчитывалось 2500 человек. И это после того, как правительство вынуждено было принять крайние меры – ускоренные выпуски военных врачей.

В Русско-турецкой войне применялся принцип массовой эвакуации раненых и больных за пределы театра военных действий. Он шел через цепочку военно-временных госпиталей с использованием не только железнодорожного и гужевого транспорта, но и морского. Через главные перевязочные пункты дивизий Дунайской армии на догоспитальном этапе прошли 35450 раненых, из них оперировано 7067, возвращены в строй 1848, умерли 1267. Через военно-временные госпитали в Болгарии и Румынии проследовали в тыл 222156 раненых, из них 30178 умерли. Потери от болезней во много раз значительнее – только в действующей армии 450 тысяч заболеваний, а сыпной тиф унес в могилу 80 тысяч человек.

Надо признать, что основная масса врачей, фельдшеров и сестер милосердия честно исполнили свой долг. Самопожертвование баронессы Юлии Вревской стало примером для многих поколений русских и болгар. Но как на всякой войне, к сожалению, существовали и злоупотребления «по части медицинской и фармацевтической». Многовластие в военно-медицинском деле стало причиной многих беспорядков среди врачей, госпитальных чиновников и офицеров. Доходило даже до ссор и драк между медиками и госпитальными чиновниками, также неуважение к местным начальникам, особенно когда они назначались в малых чинах. Выявлялись нарушения: беспорядки «от нетрезвости врачей и служителей», несвоевременное посещение медиками больных, неразделение больных по роду болезней, «неопрятность фартуков, полотенец и салфеток, которые редко переменяются и возбуждают у больных отвращение» и т.д.

На Балканах война тянется до конца января 1878 года. Русское главное командование в течение шести месяцев просто не умеет распорядиться своими силами на театре войны. Поэтому большие, а зачастую напрасные потери в людях. Корпуса и дивизии существуют только на бумаге, из них нарезаны всевозможные «отряды трех родов оружия», которые ведутся в бой, как правило, импровизированными начальниками, которые сами не знают своих командиров и полков, поступивших под их мимолетное командование. Но, несмотря на все ошибки, седьмой месяц Русско-турецкой войны, заметим, войны освободительной, можно назвать одной из самых блистательных страниц русской армии. Освободив Болгарию, российские авангарды встали в 10-15 верстах от вражеской столицы. Турецкое правительство, изверившись в помощь англичан и свои деморализованные поражениями вой­ска, 19 января 1878 г. в Адрианополе подписало перемирие с Россией. 19 февраля того же года в Сан-Стефано был заключен мир на выгодных для победителей условиях. Но европейские державы были против такого развития событий, а «честный маклер» Бисмарк вызвался быть посредником между противниками. Берлинский трактат свел на нет Сан-Стефанский договор – дипломаты у России просто украли победу.



Фото: Памятник на могиле Ефрема Васильевича и Софии Степановны Львовых у храма Рождества Иоанна Предтечи (Воскресения Словущего). С. Сельцо-Карельское. Фото Л.Б. Назаровой, ноябрь 2013 года.


Продолжение следует... http://www.proza.ru/2018/03/26/1112