999 LW. Темный уровень. Глава 18

Тягостные обязательства

                Указавший путь не обязан идти
                с тобой.
                (Елена Полина)
Жутчайшая в моем понимании картина стоит у меня перед глазами последние пятнадцать минут. И я даже не знаю, что именно так в ней пугает: невозможное с точки зрения простой логики нахождение в одной комнате двух человек, или сущностей, абсолютно противоборствующих; их спокойный, размеренный диалог, ни разу не перешедший в русло взаимных оскорблений; или сидящая рядом со мной маленькая девочка, следящая за этими двумя нелогично взрослым взглядом. Пожалуй, это все, что вызывает вопросы, потому как вид раздосадованного Антона, настойчиво просматривающего по заданию дядюшки новостные каналы, в привычную картину мира как раз вписывается. Так же, как и мои попытки понять, что происходит.
- Каратель хороший, - произносит малышка, на секунду отрываясь от созерцания и поворачиваясь в мою сторону, и прежде чем успеваю с ней согласиться, с поистине детской непосредственностью добавляет. – Ты ему не подходишь. Ты – врунья.
- Прекрасно, еще советов малолетки не хватало… - произношу, стараясь не зацикливаться на словах маленькой и, похоже, очень ревнивой выскочки. – А тебе он значит, в самый раз?
Девочка внимательно всматривается в мою ехидную ухмылку, переводит взгляд на Майкла и отрицательно машет головой.
- Нет, мне он тоже не подходит.
Это уже становится интересно, так что я не могу удержаться от нового вопроса.
- А кто подходит? Может, он? – показываю на сидящего к нам спиной Антона.
Снова отрицательное покачивание светловолосой головы, и девочка переводит взгляд на Энора, а мне неожиданно становится жаль ее, потому как чудовище, сидящее рядом с таким неподходящим для нас обеих Майклом, на роль прекрасного незнакомца не тянет.
- Не лучший вариант, - сообщаю девочке, напряженно следя за скупыми жестами мужчины. Очень хочется добавить насколько не лучший, но девчушка, кажется, имеет собственное мнение.
- Я знаю, - произносит она удивительно спокойно. – Он - как я.
Еще секунду назад я готова с ней спорить. Еще секунду назад готова начать объяснять насколько она ошибается. Еще секунду назад я даже хотела рассмеяться над ее словами, превращая их шутку…
Но ребенок переводит на меня свой серьезный, до невозможности тяжелый взгляд, и мне хочется сорваться с места и сбежать подальше отсюда. Есть в глазах маленького человека нечто, от чего возникает непреодолимое желание зажаться в угол и жалобно скулить, словно в маленьком хрупком теле заключена невиданная мощь. Словно она и правда, как Энор.
Лишь большим усилием воли заставляю себя оставаться на месте, когда девочка снова отводит взгляд, предоставляя право на побег.
Вместе с пронизывающим взглядом исчезает и волна удушающего страха, так что, встряхнув головой, отгоняя глупые и трусливые мысли, я снова перевожу взгляд параллельно взгляду собеседницы.
Картина бытия не изменилась за короткие десять секунд – мужчины, находящиеся в ангаре, выглядят крайне занятыми и сосредоточенными и, похоже, меньше всего нуждаются в моей помощи. Хотя совсем недавно Энор сам просил об услуге. Которую я, кстати, предоставила и, судя по заполненности помещения, именно в таком виде, как требовалось.
Мысль о том, что вылазка в Северный затевалась исключительно с целью выманить Майкла, кажется сейчас самой разумной. Конечно, я могу ошибаться, но слишком уж настойчивое поведение Энора, и его скоропалительное проявление «благодарности», пусть и с выгодой для себя, говорят, что все идет по плану. По его плану.
А это значит, что меня опять использовали.
Должна ли я оскорбиться? Возможно, только в этом нет смыла, ведь подписывая трудовой договор, я прекрасно понимала к кому на работу иду.

«Мы  принадлежим к разным видам, мисс».

Память услужливо подкидывает одну из характерных реплик, напоминая, что этот человек каждый раз подчеркивал свое превосходство, так что я не имею права считаться обиженной, ведь сама приняла правила.
Скрипнул диван, выдавая изменение положения тела – это я, не до конца сознавая масштабы своего безумия, решила покинуть полукомфортное обиталище, чтобы сделать несколько шагов в направлении Антона.
- Вернитесь на место, мисс, - угрожающий рык с противоположной стороны вызывает оцепенение.
Секунду смотрю в глаза цвета ночного неба, взирающие на меня с непередаваемой усталостью, а после слышу недовольное замечание, заставляющее буквально вспыхнуть от негодования:
- И сдерживать ее… порывы. По крайней мере, пока все не закончится.
Три пары глаз (девочку в расчет не беру), уставившиеся на меня, оказались, пожалуй, самым тяжелым испытанием за последние двадцать четыре часа. И я даже не знаю, чей именно взгляд заставляет покраснеть еще больше, но и не хочу выяснять, поэтому поспешно выбегаю из ангара.
Холодное «Не сметь», произнесенное Энором и  предназначенное, вероятнее всего, не мне, уловила когда уже захлопывалась дверь.
Прохладный ночной воздух на мгновение отрезвляет и заставляет критически посмотреть на ситуацию. Выходит прескверно: сдержать обещание и не приближаться к Антону я не смогла. Почти. И, похоже, именно Антон воспримет произошедшее в совершенно неправильном ключе.
Новый хлопок двери вынуждает напрячься в ожидании скорого разноса, но его не последовало. Что ж, испытание ожиданием – тоже наказание, и иногда более мучительное.
- Что у тебя с ним? – тихий голос бьет по нервам сильнее крика.
Вместо Энора ко мне вышел его племянник, что еще хуже - выяснять отношения с человеком, дядя которого держит меня на коротком поводке, уже само по себе абсурдно, а когда вмешивается прямой запрет, еще и самоубийственно. Возможно, именно поэтому я, вместо того, чтобы рассыпаться в объяснениях, просто прошу мужчину вернуться обратно в ангар. Самым усталым голосом, на который только оказываюсь способна.
- Полина, что происходит? – в голосе этого, казалось бы неспособного на отрицательные эмоции человека, проскальзывает недовольство.
- Иди в ангар, Антон, - раздраженно повторяю во второй раз, совершенно не желая что-либо объяснять, а очередное «Полина» и вовсе заставляет нервно повернуться и буквально прокричать ему в лицо. – Иди в ангар!
Снова повисает напряженная пауза, во время которой мы оба, насколько позволяет едва выбивающийся из здания свет, пытаемся прочесть в глазах друг друга что-то, что заставит пойти в атаку или отступить.
Антон делает шаг, а я воспринимаю это как посягательство на свою территорию, вскидываю руки, словно отгораживаясь, и в очередной раз лишившись самообладания, практически выкрикиваю:
- У тебя есть невеста, Антон!
Эти слова его только подстегивают.
- Плевать, - мужчина хватает меня за плечи, вынуждая бессильно опустить руки. – Одно твое слово – и ничего не будет. Мы уедем. Я увезу тебя. Знаю места, где он не достанет.
И чем больше Антон приводит аргументов, тем выше степень моего искреннего недоумения  и непринятия происходящего. Кажется, только сейчас я по-настоящему понимаю причину такой настойчивости. Энор прав: мне нужно держаться от него подальше.
- Антон, - останавливаю безудержный поток признаний, снова повышая голос и буквально заставляя мужчину вынырнуть из мира иллюзий и, наконец, обратить внимание на мои настоящие, а не придуманные им самим, эмоции. И как только чужой энтузиазм  исчезает, делаю очередную попытку хоть что-то объяснить. – Антон, ничего не получится. У нас ничего не получится.
По глазам вижу:  он считает иначе, но не могу дать ему возможность снова перехватить инициативу, поэтому лихорадочно роюсь в закоулках памяти, надеясь отыскать еще какой-нибудь аргумент.

 «Мы принадлежим к разным видам, мисс» - услужливо подкидывает память, и чужие слова охотно срываются с языка, словно изначально предназначались именно для этой ситуации.

- Мы принадлежим к разным видам, Антон.
Почти слово в слово повторяю фразу Энора и замолкаю, поняв, что, наконец, смогла достучаться до чужого сознания. Несколько секунд Антон переваривает услышанное, напряженно вглядываясь в мои глаза, словно ища опровержение произошедшему. Наконец, в нем словно что-то надламывается, и он произносит глухим, донельзя  усталым голосом:
- Не думал, что услышу это от тебя.
Теперь настала уже моя очередь впадать в ступор. Задавать вопрос о тех идиотках, которые умудрились отказать этому замечательному мужчине, кажется нелепым, но, к счастью и не приходится – случай в лице маленькой и жуткой девчушки поворачивает ситуацию на правильные рельсы.
- Он сказал, что если через минуту один из вас не вернется, то через пять - здесь будет полиция, - произносит девочка из приоткрытой двери, выразительно глядя на меня и предвкушающе улыбаясь. – Меня устраивает - тогда наследницей стану я, а не ты.
- О чем она говорит? – тут же напрягся Антон, словно знает, о каком наследстве идет речь, хоть, по моему мнению, слова «наследство», «маленькая злючка» и «мое благополучие» никак не могут не то что стоять рядом, но даже уместиться в соседние предложения. Если только под наследством не понимается переданный мне час назад дар.
- Мы договорили, - поспешно сообщаю девочке, окончательно поняв намек, и киваю в сторону Антона. – Он сейчас придет.
 Луч света, режущий ночной воздух, исчезает под тихий хлопок закрывшейся двери, и в подсвеченном сумраке снова звучит вопрос «Что происходит, Полина?», на который я опять не могу ответить честно.
Остается только упрямо молчать, позволяя мужчине додумывать все самому.
Защищаться молчанием получается только несколько секунд, прежде чем Антон, практически всегда умеющий держать себя в руках Антон, не бросается ко мне, срывая куртку, и, не обращая внимания на мое сопротивление, практически разрывает  рубашку по шву, обнажая уже не раз пострадавшее за сегодня плечо.
Прохладный воздух опаляет кожу, заставляя поспешно одернуть на себе одежду, скрывая последствия собственных решений и страхов, и я поднимаю взгляд на притихшего мужчину.
Все понятно без слов: он прекрасно осведомлен о том, что означает кровавый след, опоясывающий мое плечо. И, судя по его напряженной позе, мириться с этим фактом не готов.
- Так было надо, - стараюсь хоть немного сгладить эффект от увиденного, но это не помогает. Буря, что буквально рвется из него наружу, жаждет выхода, вынуждая мужчину ринуться обратно в ангар, пробормотав перед этим многообещающее «Я убью его».
Бросаюсь за ним, надеясь остановить от безумства, - вряд ли чудовище в лице Энора останется спокойно ждать, пока этот дурак будет выбивать из него дух. Изо всех сил стараюсь удержать взбешенного Антона, но мне и не приходится слишком упорствовать.
Как только мы снова попадаем в освещенное помещение, небольшая доля боевого запала мужчины улетучивается, и он успевает остановиться прежде, чем впечатывается в оказавшегося всего в паре шагов Энора.
- Советую вам поторопиться, мисс, сюда уже едет полиция, - сообщает Энор, намеренно удерживая взглядом племянника, и добавляет уже именно для него. – Ты опоздал на восемнадцать секунд.
- Ты не должен был этого делать! – Антон все-таки выкрикивает возмущение, хоть оно и не производит должного впечатления на того, кому адресовано. Энор спокойно встречает рассерженный взгляд родственника, оценивает вид моей пострадавшей одежды и, похоже, делает неутешительные выводы о профнепригодности своей протеже.
- Вы слишком медлительны, мисс, - дает замечание, и, развернувшись, направляется к летающей машине. – Ваша медлительность может стоить вам головы. И не один выгодный контракт – мне. Я найду, кем вас заменить – у вас так не получится.
Охотно верю.
Именно эти слова хочется произнести в ответ на его монолог, но новый возмущенный окрик Антона не дает этого сделать. К счастью, не дает, потому как дальше Энор все-таки рассщедривается на короткое объяснение о том, что моим скорейшим спасением на этом этапе займется Майкл, а конкретно Антуан займется более важным делом – увезет девочку в его дом в Западном Вилль де Сильвер.
- Заодно и остудит свою горячую голову.
Великолепно правильный сценарий с точки зрения простой логики. И все же мне хочется задать один вопрос: а чем займется сам маэстро? Но если наблюдать за тем, как он собирает сумку и укладывает ее на сиденье в летающей машине, проверяет работу механических деталей, приводя их в движение, а потом и вовсе застегивает под подбородком ремень странного шлема, вывод становится очевидным.
- Ты полетишь в темноте? – опережает меня Антон, наблюдая, как дядя садится в кресло пилота.
- Не я один, - замечает он, взглянув в нашу с Майклом сторону. – И если вы не последуете моему примеру, то о сделке не может быть и речи. Скоро здесь будет полиция. И не только она. Открой ангар, Антуан.
Как всегда в своем коротком монологе Энор умудряется вместить все ключевые моменты, совершенно не заботясь о взаимосвязях в предложениях, но ему совершенно неважно насколько умело он соединяет слова, похоже он намеренно пренебрегает оформлением своей речи в угоду ее содержанию. Однако, такой подход касается только словесного выражения его мыслей – в остальных делах Энор создает впечатление умело балансирующего человека. Даже несколько педантичного.
Прерывая нить моих размышлений, раздается шум заводящегося двигателя, и ангар наполняется ревом, закладывающим уши, и ветром, путающим волосы.
Не могу пропустить удивительное зрелище взлета крылатого монстра, поэтому как маленький ребенок выбегаю следом за покинувшей ангар машиной и восхищенно наблюдаю каждую секунду, пока она медленно разгоняется на бетонных плитах, освещаемых полосой тусклых фонарей. Затем взмывает в черное небо, становясь сначала чуть более светлым пятном на его фоне, и темнея с каждой секундой все больше, ровно до тех пор, пока не сливается с небесной чернотой настолько, что только монотонное жужжание подсказывает, что где-то вдалеке летит покоряющая воздух машина.
Знай я о ее существовании еще полгода назад, сделала бы все, чтоб написать хорошую статью. Наверняка осаждала бы Энора, довела бы его до нервного срыва, но получила хотя бы одну фотографию его летающего монстра на фоне Силанс д’Ор. Это могла быть отличная статья…
- Пора, - произносит Майкл, бесцеремонно разрушая созданную в моем воображении ситуацию абсолютного счастья. – Нужно уходить. Антуан…
- Только давай без этого, - резко произносит Антон, награждая Майкла сердитым взглядом, - Ты – не он, так что распоряжения будешь отдавать кому-нибудь другому. Полина, ты едешь со мной?
И когда только успел перенять эту манеру говорить без перехода? Очень хочется сделать замечание, но за меня это делает Майкл, подбрасывая тем самым Антону лишний повод сердиться. Мысленно приготовилась выслушивать словесные баталии двух мужчин, но продумать стратегию по гашению конфликта не успеваю – внезапно что-то меняется. 
Резкая нехватка воздуха, заставляет испуганно заозираться по сторонам, ища подтверждения реальности происходящего, а вслед за ней приходит ощущение будто меня, как рисованную куклу вырывают из общей картины, грубо обрывая края. С трудом удерживаюсь на ногах и нахожу в себе силы оглядеться на тех, кто рядом, ища поддержки. Не могу разобрать, что они говорят, но сейчас для меня существует только одно желание: чтобы все закончилось.
А они что-то говорят, даже девочка изъявляет желание что-то произнести. После ее речи меня снова подхватывает знакомое торнадо, унося вверх, в самое черное небо, и только через несколько долгих мгновений давление чужих невидимых, растерзывающих тело пальцев, исчезает, открывая взгляду стремительно удаляющиеся ночные огни.
Как завороженная слежу за маленькими светящимися точками, постепенно начиная слышать шорох крыльев, ощущать движение холодного воздуха по открытому лицу и тепло чужого тела, прижимающегося к моей спине.
- Он был прав, - тихо произносит Майкл, почувствовав изменения в моем состоянии. - Ты реагируешь на его переход. Это последствия привязки.
- Чей переход? – голос выходит хриплым, и моя речь больше похожа на шепот.
- Хозяина, - коротко отвечает Майкл, словно это должно что-то объяснить, но это не так – я не понимаю, о чем говорит этот человек.
В другой ситуации непременно спросила бы, что за хозяин у меня появился и почему я так на него реагирую, но не сейчас. Сейчас я слишком вымотана внезапной вспышкой боли, и спасительное освобождение от нее хочется продлить подольше.
- А они? – спрашиваю, только сейчас сознавая, что Антон и девочка могут быть в опасности – крылатого спасателя рядом с ними нет. Но Майкл уверяет в их полном благополучии, что дает мне лишний повод эгоистично напроситься на полет в далекое никуда без минимальных удобств в виде кресла и защитного стекла, как в машине Энора.
Когда Майкл задает вопрос о направлении, предупредив, что домой появляться опасно, ненадолго задумываюсь над тем, куда следует отправиться. Решив, что наилучшим будет сейчас посетить южный Вилль де Сильвер, чтобы отыскать какие-то неизвестные подсказки странному поведению Стефана, прошу Майкла отправиться именно туда.

«Четыре километра от телевизионной вышки на север», чтобы понять нечто очень важное, а заодно – замести следы.

Летели мы по самым приблизительным подсчетам около часа – ровно до тех пор, пока мое, необремененное нагрузкой тело, не начинает возмущаться единообразием занимаемой позы и отсутствием возможности выйти развеяться. Привал нужен, и срочно, пока нервы не сдали окончательно, о чем я и сообщаю Майклу.
- Нужно долететь до ближайшего города, чтобы взять машину, - говорит он в ответ на мои требования. – Это недолго.
Послушно замолкаю на следующие несколько минут, пока меня терпеливо несут по открытому воздуху к ближайшим тусклым огням чужого города.
Мы опускаемся на землю в нескольких ста метрах от въезда в город, немного в стороне от ухабистой грунтовой дороги, тем не менее, по своей ширине дающей однозначно понять, что именно этот путь и есть главный. Но впечатление портит не столько разбитая дорога, сколько сам город. Глядя на пустынные улицы с требующими хорошего ремонта домами, мне, привыкшей к чистоте и внешнему лоску, становится не по себе. Да, это, конечно, не столица, и даже не главный город округа, но и не глухая деревня, в которой никто ничего не знает о финансировании из бюджета.
И, тем не менее, городок производит впечатление полной заброшенности и ненужности, так что поиск транспорта кажется бессмысленной затеей.
Почти как Северный,  только не закрыт для посещений.
Я отчаялась найти машину еще на подходе к городу, но решимость Майкла не  позволяет сдаться, ничего не предприняв. Именно поэтому мы все-таки отправляемся на прогулку по плохо освещенным улицам, надеясь отыскать бесхозный транспорт или того, кто сдаст нам машину в аренду. Бесплатно.
Майкл умеет убеждать – поняла я, когда хозяин первого попавшегося дома со светящимися окнами соглашается отвезти нас в столицу округа на рассвете. Более того, он готов дать нам комнату на ночь – одну на двоих, но сейчас воротить нос кажется глупым – слишком устала, чтобы отказываться.
Единственное, чего мы не получили – это ужин, но есть сейчас хочется меньше всего, дурнота от непривычного способа передвижения, накатившая еще в полете, никак не хотела отпускать. Так что наилучшим вариантом развития событий сейчас кажется упасть на кровать и проспать до утра.
Нашим прибежищем становится крошечный диван в прихожей, слишком маленький для двоих. Майкл понял это еще раньше, чем я успела произнести хоть какой-то комментарий, и со словами «Я не устал» просто вышел из комнаты, позволяя мне расположиться на неудобном ложе.
Чистых простыней нам не предложили,  очевидно, полагая,  что люди,  просящиеся на ночлег после полуночи, не слишком трепетно относятся к комфорту, но раз все-таки предоставили отдельную комнату, похоже, уверены в этом были не до конца.
Усталость от слишком насыщенного дня наваливается, словно каменная плита, едва голова касается подушки, только вместо долгожданного беспробудного сна перед глазами предстает бесконечный калейдоскоп картинок с иллюстрациями сегодняшних событий, в которых почему-то после крупного плана испещренного черной сеткой вен лица охранника предстает картинка взмывающего в небо самолета, а следом за ним – Майкл, стремительно уносящий меня  ввысь. Три небольших отрезка зациклены в одну ленту, перемежаемую еще более короткими картинками из Северного, создавая бесконечный повторяющийся кошмар, от которого, кажется, невозможно проснуться, остается только наслаждаться зрелищем, сидя в первом ряду и принимая самое активное участие.
Пробуждение оказывается внезапным и тяжелым – просто в очередной раз теряя под ногами землю, я словно устала от постоянного страха и вынырнула из его липкого озера, обнаружив себя почти скатившейся с дивана на пол. В придачу к неприятным ощущениям ото сна добавилась ломота в теле и тягучая головная боль, отдающая редкими уколами в правый висок.
С трудом разбирая в полумраке окружающую обстановку, поднимаюсь на ноги. Спать уже не хочется – поспособствовали кошмары, потому благоразумно решив, что свежий воздух поможет успокоиться, выхожу из дома в ночь.
Прохладный воздух приводит в чувство, но бодрости не добляет, зато дает возможность приглядеться и прислушаться к абсолютному спокойствию, царящему в этой части материка. Странному, непривычному спокойствию, которого так не хватает в столице.
Сейчас уже не горит ни один фонарь, не прогуливается ни один человек, и, похоже, не работает ни один круглосуточный магазин. Словно ночью полагается спать не только жителям, но даже наполняющему пространство воздуху. В этой обители абсолютного спокойствия я похожа на злобную нарушительницу размеренного течения жизни, чужачкой, покусившейся на многовековые устои. На мгновение даже кажется, что город недоволен моим появлением, словно нищий, обнаруживший на своей лежанке богача в дорогом костюме, но, как и нищий может только недовольно коситься, пересчитывая в уме стоимость одежды на количество потенциальной еды, не способный устранить причину своей нервозности.
Город раздражен, и поэтому мне хочется поскорее отсюда уехать.
- Придется выехать до рассвета, - Майкл старался произнести эти слова тихо, но неприятный холодок все равно прошелся по спине, четко обозначая нервозность моего состояния. Добавить сюда слабую способность различать силуэты в кромешной темноте, и становится понятно собственное раздражение от чужой бесцеремонности.  И все же старательно гашу отрицательные эмоции, прекрасно понимая, что в нынешней ситуации ругань с Майклом – наиглупейший вариант развития событий.
- Зачем вообще ждать? – раздражение не удается унять, и мой тон кажется довольно грубым. На самом деле я с трудом сдерживаю желание не уехать прямо сейчас. Одной.
Майкл молчит, обдумывая очередной свой ответ, но так и не удостаивает меня им, просто бросает отстраненное «У вас еще есть время для сна», означающее, что я лезу не в свое дело, и замолкает, позволяя окончательно увязнуть в гневе.
Снова переходит на «вы».
- А кроме сна у меня есть еще на что-то время? – сердито бросаю в сторону оппонента. – Например, на то, чтобы сбежать от так называемого «хозяина»? Кстати, почему о нем я узнаю только сейчас? И от кого? - как же хочется сейчас назвать Майкла человеком с крыльями, но это кажется кощунственным, словно он не заслуживает столь высокого звания. Точнее, я считаю, что он не заслуживает. – От какого-то крылатого монстра!
О, да, выражение подобрала самое, что ни есть подходящее, чтобы отразить собственные чувства и обидеть того, кто до сих пор помогал мне. По логике вещей Майкл должен оскорбиться и, наконец, в пылу гнева высказать то, о чем всегда молчал, но этого снова не происходит. На секунду кажется, что он незаметно ушел, оставив меня исходить злобой в одиночестве, но на самом деле это не так.
- Что вы ожидаете найти там? – совершенно неожиданный вопрос, заданный спокойным участливым голосом гасит раздражение, оставляя меня в растерянности. Только сейчас я по-настоящему задумалась над тем, что же ожидаю увидеть, когда доберусь до места.
Ответы на все вопросы? Подсказки, как поступать дальше?
Кем бы ни был мужчина, спасший мне жизнь, он определенно умеет шифровать свои послания.
В тот же миг перед глазами снова предстает жуткое лицо охранника и последовавший за ним полет в вихре, уносящий меня от Обители Кошмаров. Нет, я не умаляю заслугу Майкла в спасении моей жизни, вот только у него изначально был неплохой козырь, которым он воспользовался только тогда, когда остальные карты уже были раскрыты. Последняя карта из набора. Козырный туз.
- Почему ты не появился раньше? – спрашиваю, скорее, для себя, намеренно подчеркивая, что этап знакомства, достаточный для общения на «ты», мы уже прошли. – Почему дождался, когда нас подстрелят? Почему вообще позволил туда идти? Это было для чего-то нужно? Это мой урок, да?
Мои слова кажутся мне самой вязким желе, они неохотно рождаются и тяжело падают в тишину, оставляя горький привкус во рту и совершенно пустую голову, словно произносятся только для того, чтобы противник увяз в них, не найдя достойного ответа. Словно только для того, чтобы кого-то кроме себя самой обвинить в произошедшем.
 - Молчишь? – уже не жду ответа, знаю, что непросто объяснить что-то тому, кто винит тебя в своих проблемах. – Даже оправдаться не попытаешься? Хотя бы что-нибудь похожее на оправдание?
Поворачиваюсь на шорох с его стороны, надеясь, что далее последует любое, хоть самое корявое обвинение, но только не это молчаливое признание, что он крупно облажался. Не хочу считать его неудачником или предателем. Не хочу.
- Значит, настало время поговорить начистоту, Полина, - его тон не изменился, разве только в голосе прибавляется твердости, и он снова причисляет меня к числу «своих». – Хорошо, что темно.
Испугаться не успеваю. Почти не успеваю, потому как первая волна страха задавлена почти привычным за сегодняшний день объятием и стремительным падением вверх. Несколько секунд рассекаю воздух, и вот меня мягко отпускают, давая почувствовать под ногами твердую опору.
- Мы на крыше. Здесь нас не смогут подслушать, - произносит Майкл, как только понимает, что я твердо стою на ногах. – И мы можем поговорить.
Широта открывшихся перспектив оглушила. Особенно в той части, что все сказанное останется между нами. Наверное поэтому вопросы еще минуту назад формулировавшиеся стройными рядами, сейчас смешались в разнокалиберную кучу – важные темы всплывали рядом с волнующими, и я не могла выбрать самый первый вопрос, который распутал бы этот клубок, позволив остальным срываться один за другим.
Так происходит всегда, как только появляется тот, кто готов ответить на все вопросы. Просто в этот невероятный момент ты, как никогда раньше, осознаешь, что на самом деле хочешь получить ответы не просто так, а лишь только заплатив за них определенную цену. И чем важнее для тебя информация, тем больше готов отдать.
Но появляется тот, кто готов дать все бесплатно, и тем самым обесценивает самое важное, оставляя тебя в растерянности, потому что «все» и «бесплатно» не могут стоять рядом, а только лишь через некую большую цену. И не важно, какие у ответов единицы измерения.
Это было частью моего маленького мира всегда, и с появлением в нем других людей, не изменялось. Этому меня учили с детства родители, а Энор довел до идеального состояния.
Чувство взаимности, равновесия, сдобренное порцией долга.
Безусловность я встречала только однажды, и ее носителя в лице деда я уже успела потерять, а теперь, как оказывается, есть еще один, и он стоит передо мной. Конечно, я понимаю, что Майкл тоже преследует какие-то свои цели, но пока не нахожу причин внезапной откровенности, кроме как неловкой, но успешной попытки укрепить мое доверие. И это заставляет еще больше растеряться и засомневаться в непременной необходимости получить ответы сейчас.
- Ничего не нужно, Майкл. На самом деле, - наконец, произношу вслух, продолжая собственный монолог. – Еще недели две назад  я  бы вцепилась в тебя обеими руками, чтобы узнать все твои мерзкие и не очень тайны, но не сейчас.
Отхожу к краю крыши, отгораживаясь от своего собеседника, надеясь, что он не станет задавать глупых вопросов, не станет спрашивать о причинах, не станет настойчиво запихивать в мою голову знания. Пока не станет, ровно до нового подходящего момента, который наступит, когда я буду к нему готова.
Сейчас хочу получить вполне обычное уютное не тягостное молчание, которое позволит успокоиться и, быть может, сможет вернуть малые крохи доверия, разбитые последними событиями.
Я получаю то, что хочу - полную тишину, не нарушаемую жалкими пояснениями или монотонными вопросами, только молчание и темнота остаются между нами. На секунду даже кажется, что Майкл ушел. Или улетел – теперь это можно было делать, не скрываясь от меня – но легкий поворот головы в его сторону позволяет разглядеть в темноте неясный силуэт мужчины, окончательно подтверждая, что сегодня остаться в одиночестве все же не получится.
- Я не люблю крыши, - взгляд на черные провалы окон соседнего здания почему-то взывает к воспоминаниям. – Навевает не самые лучшие моменты из моей жизни.
Подхожу вплотную к ограждению и заглядываю вниз, держась за кованые перила, а когда отрываю взгляд от плоской земли, тонущей в темени, обнаруживаю Майкла стоящим совсем рядом. Он не смотрит на меня, словно делая вид, что совершенно не слушает, но именно такой его жест оказывается стимулятором мощнее, чем банальное «Вы хотите об этом поговорить?» в кабинете психолога.
- Знаешь, у каждого, наверное, в жизни есть моменты, которые помнить тяжело и неприятно, но и забыть не получается. Своеобразное мерило собственной ценности, демонстрирующее насколько же ты жалкий и лицемерный тип. Кому нравится помнить, что ты моральный урод?
Не выдержав молчания собеседника, снова поворачиваюсь в его сторону, чтобы понять – он слушает, по-настоящему. И осознав это, пожалеть, что вообще затеяла такой разговор. Мне предлагали открыть тайны мира, а я вместо того, чтоб их получить, пытаюсь добавить в копилку вселенной парочку своих секретов.
- Из-за меня погиб человек, - произношу на выдохе, отворачиваясь и ловя взглядом стену противоположного здания. – Конечно, это больше стечение обстоятельств, но все же…

Парень напротив, переводит растерянный взгляд с троицы хулиганов, непонятно каким образом оказавшихся на крыше новостройки, на меня, словно спрашивая, как могло произойти такое, что на тех же квадратных метрах смогли одновременно оказаться столько человек.
- Слышишь, что говорю, громила? – один из троицы, кажется это парень из параллельного класса, снова пытается обратить на себя внимание одноклассника, демонстративно перебрасывая биту с одного плеча на другое. – Зажал курево? Или отвечать лень?
- А ему только Польку не лень зажимать, - ехидно добавляет Сема – мой сосед по двору. – Да, Поль? Было дело?
Растерянно киваю, все еще не отошедшая от шока – все же не каждый день тебя, словно добычу, загоняют, вынуждая искать спасение сначала в чужом подъезде, а потом на крыше.
Кирилл не давал мне спокойной жизни еще с младшей школы, но дальше дерганий за косы или дохлых мышей в сумке не заходило. Ровно до того момента, как мы перешли в старшую школу. Гормональная буря, бушевавшая в наших венах, приобрела по-настоящему грандиозный размах в венах Кирилла, буквально вынуждая его делать новые более изощренные гадости, а когда он узнал, что у меня появился парень, издевательства перешли на новый уровень – домогательств и угроз. Когда мне показалось, что терпеть стало невыносимо, я пожаловалась школьному психологу. Она обещала помочь и даже провела с ним несколько бесед.
А потом уволилась, так и не сумев ничего исправить.
Нужно отдать должное – Кирилл после воспитательных бесед стал тише. На людях.
В действительности же он стал мстить и делал это весьма умело.
Теперь покоя не было уже не только в школе, но и дома я не чувствовала себя спокойно, и повешенные на дереве кошки были самым безобидным из того, что он делал. Теперь я боялась ходить в одиночку, потому что едва он меня видел без сопровождения, тащил в ближайшее укрытие, подгоняя пинками и пощечинами. Спасалась я только благодаря прохожим.
А однажды, когда в очередной раз замаячила перспектива возвращения домой в одиночестве, я расплакалась прямо в классе – хорошо, что хоть дело было после уроков и никого не осталось. Только Семен.
Он меня и успокоил, и до дома проводил, и обещал помочь разобраться.
Именно поэтому я бежала к этому строящемуся дому – такой была часть плана.
- Так это твоих рук дело? – Кирилл обозначил свое возмущение, добавив к вопросу несколько крепких словечек, и тут же пошел в наступление, по привычке – на меня.
- Эй-эй, придурок, ты не сильно-то реви! – кто-то из парней попытался остановить наступление, прежде чем до меня не добрались. – Мы с тобой еще не договорили.
- А зачем? – Кирилл даже не удосуживает говорившего поворотом головы – по-прежнему смотрит на меня полными ненависти глазами и буквально держит самого себя, чтобы не наброситься на меня прямо сейчас. – Вы ж не за этим приперлись. Да, Поля?
Не могу смотреть ему в глаза, потому что он говорит правду, и пусть сейчас он должен получить по заслугам, моя вина от этого не уменьшится.
- Только ты не задумалась, что я до тебя все равно доберусь, - шипит Кирилл уже над самым ухом, - и тогда отыграюсь за сегодня по полной.
Обещание, прочно поселившееся в его глазах, испугало настолько, что я смогла только вжать голову в плечи и отступить на шаг, почти вминаясь в кирпичную кладку.
В тот момент и прозвучал чей-то бойкий голос, давший старт неизбежной череде событий.
Кто первым начал бить Кирилла, я не заметила, увидела только, как он вздрогнул всем телом из-за чужого сильного удара и, совершенно забыв про меня, бросился в наступление на ребят. Даже несмотря на то, что силы были очевидно неравны, Кирилл боролся – старался махами рук зацепить того, кто оказывался ближе. Даже сумел перехватить чью-то биту, чем вверг в ступор остальных на одно мгновение. Слишком короткое, чтобы что-то изменить.
Мои защитники успешно наступали, каждым очередным удачным попаданием выбивая ругательства или сдавленный выдох из своего противника. Силы были очевидно неравны, но всю опасность ситуации смогла понять только я, и то, когда было уже слишком поздно.
Ребята не просто дрались – тесня Кирилла, они медленно продвигались к краю крыши. И если бы еще за метр до края тот сдался, исход был бы другим, ноо Кирилл не отступил.
Он бился до последнего, а когда очередной удар битой пришелся в плечо, замахнулся, чтобы дать сдачи, но предательски малое расстояние  до края заставило его потерять равновесие и опасно выгнуться.
Заметившие это ребята словно по команде застыли, только этого оказалось слишком мало, чтобы удержать человека от падения, и когда секунда, отделявшая их друг от друга, закончилась, Кирилл с глухим криком сорвался вниз.
Последовавший глухой удар прервал его крик и вывел из ступора всех находившихся на крыше.
Один из ребят подошел к краю, пытаясь разглядеть что-то в полутьме, а потом развернулся и пораженно  произнес: «Кажется, все», заставившее остальных оживиться.
Началась ссора, выяснение отношений, поиск виноватых в произошедшем – никто не хотел становиться крайним - тем, из-за кого человек, пусть и не самый хороший, погиб.
Ребята старались оправдаться, а заодно обвинить друг друга, кто-то сказал, что это вообще была глупая затея, а кто-то произнес, что нужно было драться честно. Так бы могло продолжаться долго, если бы властный окрик Семена не заставил всех замолчать.
- Ему уже не помочь, так что и выяснять, кто виноват, нет смысла, - произнес он достаточно громко, завладевая вниманием всех троих, находящихся на крыше. – Значит, никакой драки не было. Он сам упал. Это был несчастный случай. Всем понятно?

- И мы разбежались по домам, как стая бездомных кошек по мусорным бакам, - подытоживаю рассказ собственным уже взрослым выводом. – Это сейчас в наших поступках я не вижу ничего, кроме трусости, тогда же мы усиленно занимались самооправданием. Даже когда нас допрашивали - мы ведь быстро раскололись - тут же старались снять с себя вину. Каждый из нас.
- У вас получилось, - мягко замечает Майкл, только нет в его голосе добродушного сочувствия, скорее это похоже на попытку стимулировать новый виток откровений. Теперь беседа начинает походить на разговор с психотерапевтом, но отторжения, тем не менее, не вызывает.
- Да, дело закрыли за отсутствием состава преступления, - откровение далось легко и непринужденно, словно для него, наконец, пришло время. – Рука Зацепиных в тот раз сумела пожать руку правосудию и освободить меня и моих друзей от возмездия.
- В тот раз?
Это оказался очень хороший уточняющий вопрос, и я не сразу могу дать на него ответ.
- В тот раз – да. Но позже их все равно достали. Всех, кроме меня.
Вспоминаю похороны Семена. Он лежал в закрытом гробу, потому что то, что стало с телом, не мог исправить ни один гробовщик. Тогда я плакала - Семен был моим другом, слишком рано ушедшим из жизни. Теперь же я не чувствую ничего, кроме досады из-за того, что теряю, кажется, всех, с кем связывает меня жизнь.
- Когда они все один за другим погибли,  я решила, что это простое стечение обстоятельств,  хоть и закрадывались подозрения,  что не бывает таких случайностей,  - добавляю с плохо скрываемым раздражением. – И боялась,  что со мной случится то же.  Но этого не произошло. Зато я стала бояться крыш. Все время кажется,  что кто-то столкнет.
- И правильно боишься,  милая,  -  раздается из-за спины чужой голос,  заставляющий вздрогнуть и обернуться. – Никогда нельзя быть уверенным,  что за тобой не придут.
Говорившим оказывается молодой парень.  Светловолосый,  длинноволосый, и в чем-то неуловимо похожий на Майкла.  Не внешне,  чем-то другим.  Своеобразной отрешенностью,  уверенностью и абсолютным спокойствием. Пожалуй,  он не просто спокоен,  а почти умиротворен,  о чем свидетельствовало огромное ведерко попкорна,  в которое он лениво запускает руку,  вытаскивая очередную порцию жареной кукурузы.  И еще я не сразу понимаю,  что он… светится? Не как лампа,  а просто выделяется на фоне темноты,  будто слишком чистый для этой реальности.
Невольно делаю шаг в сторону Майкла,  ища защиты, но тут же слышу предупреждающее цыканье со стороны новичка и его едкий комментарий «Не поможет», заставляющий перевести удивленный взгляд на своего спутника. Привычного и почти родного, в отличие от только что прибывшего выскочки.
- Говорю же: не поможет, - новичок в том же ленивом темпе облизывает пальцы и ставит банку на пол, пряча оставшееся лакомство в темноте, словно боясь, что его отнимут. – Он не может вмешиваться – такой порядок.
- О чем он говорит? – несмотря на упорное молчание  со стороны Майкла все же пытаюсь вызвать его на разговор. Но отвечает опять не он.
- О возмездии, - поясняет светящийся наглец, только еще больше заставляя меня недоумевать. – Ты же должна знать, что это такое?
- Ты должен был прийти не сейчас, - наконец отмирает Майкл, который, похоже, прекрасно владеет темой разговора. Создается впечатление, что в этом мире все понимают о чем идет речь, кроме меня. Это раздражает.
- Какая разница когда? – деланное недоумение плохо дается мужчине – даже я слышу откровенную радость от сложившейся ситуации хоть и совершенно не понимаю, что происходит. – В конце концов, это сыграло нам на руку, так? А днем раньше или днем позже – это не тебе решать. Вот мне сейчас кажется, очень подходящий момент.
И светящийся, в том числе от самодовольства, мужчина ловко прищелкивает пальцами, что звучит словно раскат грома, и еще ехиднее мне улыбается.
- Помнишь его? – произнесенные слова едва ли могут быть страшнее, чем последовавшее за ними видение. Точнее появление в нашем круге еще одного персонажа – главного героя моего недавнего откровения. И не будь я уверена в его смерти, непременно испугалась бы, но я присутствовала на его похоронах и видела, как гроб отправляли в печь.
- Что это значит? – невольно начинаю сердиться – демонстрация фокусов, слишком похожих на реальность, внушает невольный ужас, но оказывается, может быть еще хуже. По следующему щелчку пальцев из темноты выступает Семен, а дальше – двое ребят – все участники пересказанных мною событий.
Четверо парней, поместившиеся в ореоле света от любителя жареной кукурузы, смотрят на меня, не отрываясь, словно ожидая какой-то команды, а я перевожу взгляд с одного на другого, пытаясь понять: это четко разыгранный спектакль с талантливыми актерами или очень качественная иллюзия. И чем больше я смотрю, тем больше понимаю, что не вижу подвоха – они слишком реальные, и они именно такие, какими я их запомнила. Я не понимаю как такое возможно, но вокруг меня только что словно воссоздали обстановку десятилетней давности, добавив к ней еще и стойкое ощущение надвигающейся опасности.
- Отзови их, - снова отмирает Майкл. - Сейчас не время.
- Потому что маячок не сделал все, что нужно? – легкомысленный тон идет вразрез с серьезным тоном Майкла. – Найдешь себе другой. По крайней мере, в радиусе ста километров еще двое есть.
- Отзови, - новое требование оказывается настойчивее, но совершенно не впечатляет длинноволосого нахала.
- Ну, мы оба знаем, что это запрещено, - мужчина поднимает кисть, словно намереваясь дать какую-то команду этим четверым, но прерывается на новую реплику: - Но мы оба знаем, что можно сделать.
И если бы не совершенная бессмыслица, которую несут эти двое, я непременно потребовала от Майкла каких-то действий. Но я не понимаю, о чем эти двое говорят, призраки из прошлого смотрят в упор, а жизнь научила меня осторожности, поэтому просто молчу, демонстрируя чудеса приспособляемости столь восхищающие Энора. Пожалуй, сейчас он бы аплодировал стоя.

«Мисс Зацепина, позвольте взять у вас несколько уроков по акробатической трусости, пока не случилось непоправимое» - пронесся в голове едкий комментарий – еще более едкий, чем обычно, что заставляет вернуть свое внимание на крышу.

И вовремя, потому как в очередной раз что-то неуловимо меняется, и Майкл со словами «Я забираю твой заказ» аналогичным взмахом руки, который еще недавно демонстрировал светящийся мужчина, заставляет иллюзию исчезнуть.
Выражение лица теперь уже не властного над моими призраками незнакомца кажется забавным – какое-то нестандартное недоумение и задумчивость, которые быстро меняются лукавым прищуром, и мужчина, произнеся окончательное «Ну, хотя бы так», выуживает из темноты свою банку с попкорном и исчезает так же внезапно, как и появился.
- Тебе нужно поспать. До рассвета осталось немного, - произносит Майкл, предвосхищая мои вопросы, и уже чувствуя, как меня подхватывают чужие руки, понимаю, что волшебное время для откровений безвозвратно утеряно. Располагающую к разговорам темноту разогнал разговорчивый светлячок, а вернувшая на место света ночь уже стремительно тянет меня в оковы сна. Майкл прав, нужно поспать, этот день оказался слишком насыщенным для очередных откровений.

--------------------------------------------------
- Ну и почему не печать? – как только укладываю спящую женщину на постель, он появляется снова.
- Ты слишком настойчив для Стража, - произношу, в надежде, что он поймет мое недовольство. Он вынудил меня сделать то, чего я не делал никогда, и это вызыет странные чувства. Досаду? Гнев? То, что я не должен чувствовать.
- Просто я не понимаю. Ты мог дать девочке пожизненный иммунитет, но вместо этого предпочел отсрочку без гарантий.
- Я сделал, что должен.
- Ну да, конечно, - его голос сквозит неверием и насмешкой. – Сам судья, сам палач… И неужели устроишь суд?
Он смотрит на меня, ожидая ответа, но он его не получит, потому что я сам не знаю ответ. Смогу ли я осудить ее сам или отдам это право другому – более достойному?
- Понятно, - он замолкает на мгновение. – Так что с печатью? Ее же даже младенцам ставят. Она, конечно, не младенец, но по нашим меркам все равно дитя.
В его руках снова появляется еда, а на лице – улыбка.
- Конечно, формы у нее совсем не детские, - Страж движением руки повторяет в воздухе изгибы ее тела. - Может, в этом все дело?
- Ты забываешься, - теперь уже точно понимаю, что это гнев, хоть и не понимаю почему, поэтому силой воли подавляю это единственное дозволенное нам чувство.
- Ладно, ладно, - он говорит со мной не как со Стражем и старшим по чину, и это делает меня похожим на его самого.
 – Вижу, что ты серьезный парень. Сам решил, сам сделал. Только потом не надорвись от перенапряжения.
Он перехватывает мой гневный взгляд и добавляет:
- Она все равно не оценит.
Мой гнев схлынул вместе с последним произнесенным словом и его хозяином, оставляя темноте только спящего человека и Стража, растерявшего свою суть.
Сейчас я хорошо понял, что слишком давно здесь. Этот мир начал менять и меня.