Повелитель мух, Глава 9

Глава 9


Лик смерти


Над островом продолжали громоздиться тучи. Весь день ровный поток нагретого воздуха поднимался вверх от горы и устремлялся ещё выше, достигая высоты десять тысяч футов, а клубящиеся массы пара складывались в неподвижные кучевые облака, пока, наконец, в воздухе не повисло предчувствие бури. К концу дня солнце скрылось, и дневной ясный свет уступил место яркому медно-красному свечению. Даже ветер, долетавший со стороны моря, был горячим, и в нём не было свежести. Воды лагуны, деревья и розовая поверхность скал – всё это лишилось своего цвета, а белые и бурые облака размышляли о чём-то своём. Одни лишь мухи радовались жизни, облепив своего повелителя и кучу сваленных кишок, которые стали похожи на гору чёрного блестящего угля. Мухи оставили Саймона в покое, несмотря на то, что у него лопнул капилляр, и кровь хлынула из носа: аромат гниющей свинины был для них привлекательнее.

Как только пошла кровь, припадок Саймона закончился, заставив его погрузиться в усталый сон. Мальчик лежал на спутавшихся ползучих растениях, а день катился к вечеру, и в небесах грохотали орудия. Наконец, он проснулся и с трудом различил поверхность земли у самой своей щеки. Но Саймон не двигался, продолжая лежать, повернувшись одной щекой вниз и бессмысленно глядя перед собой. Спустя время он перевернулся на спину, поджал под себя ноги и, вцепившись в лианы, попытался подтянуться. Лианы пришли в движение, и мухи со злобным жужжанием взлетели с кишок, но быстро уселись обратно. Саймон поднялся на ноги. Всюду падал неестественный свет. Повелитель Мух висел на своей палке подобно большому чёрному мячу.

Обращаясь ко всей поляне, Саймон произнёс вслух:

«Что же ещё остаётся делать?»

Ответа не последовало. Саймон направился прочь с поляны и пополз, пробираясь сквозь заросли лиан, пока не оказался под покровом лесного мрака. Уныло брёл он среди деревьев: лицо ничего не выражало, кровь спеклась на губах и подбородке. Лишь время от времени, когда он отодвигал в сторону стебель ползучего растения, или менял направление движения из-за трудностей, возникавших на пути, его губы начинали двигаться, произнося слова, которые было невозможно услышать.

Вскоре лианы стали не так густо оплетать стволы деревьев. Тут и там с небес через кроны деревьев сюда пробивались жемчужные солнечные лучи. Это был хребет острова, участок земли под горой, где лес уже не представлял собой непролазные джунгли. Открытые пространства перемежались здесь с зарослями кустарников и огромными деревьями, и возраставший уклон указывал Саймону дорогу там, где прерывался лес. Саймон упрямо продвигался вперёд, иногда шатаясь от усталости, но не делая остановок. Обыкновенный блеск покинул его глаза, и он шагал вперёд с мрачной решимостью, как старик.

Порыв ветра заставил Саймона пошатнуться, и в это мгновение он обнаружил, что стоит на открытом месте, на скале, под медно-красным небом. Ноги были слабы и опухший язык постоянно саднил. Когда ветер достиг вершины горы, Саймон заметил какое-то движение: что-то голубое мелькнуло на фоне бурых туч. Он двинулся вперёд, и ветер задул опять, ещё сильнее, нагибая вершины деревьев в лесу и заставляя их шуметь и раскачиваться. Саймон увидел, как сгорбленное нечто внезапно село на вершине и посмотрело вниз, на него. Мальчик спрятал лицо и продолжил свой путь.

Мухи тоже давно обнаружили мертвеца. Цикличное и похожее на живое движение вспугивало их на минутку, и тогда они роились вокруг головы подобно чёрному облаку. Но затем голубая ткань парашюта опадала, распухшее тело со вздохом кланялось вперёд, и мухи вновь устраивались на своём месте.
 
Саймон почувствовал, как его колени упёрлись в скалу. Он прокрался вперёд и вскоре всё понял. Спутанные линии строп позволили ему понять механику этой горькой насмешки, и он смог увидеть белые носовые кости и зубы, разглядел яркие признаки разложения. Саймон увидел, как брезент и резина безжалостно удерживали воедино тело, которое давно должно было разложиться. Вот вновь подул ветер, и фигура поднялась и наклонилась опять, обдав Саймона своим смрадным дыханием. Мальчик упал на четвереньки, и его рвало до тех пор, пока желудок совершенно не опустел. Затем Саймон взял стропы и вытащил их из-под камня, вырвав мертвеца из лап шаловливого ветра.
 
Наконец, Саймон отвернулся в сторону и посмотрел вниз, на пляж. Костёр у платформы, кажется, погас, или, по крайней мере, от него не было дыма. Но тоненькая струйка дыма поднималась вверх к небесам дальше по берегу, за речушкой, у большого плоского камня. Позабыв про мух, Саймон прикрыл глаза обеими ладонями и внимательно всмотрелся в дым. Даже на таком расстоянии было видно, что большинство мальчиков, если не все, были там. Значит, они просто перенесли лагерь подальше от чудовища. Подумав об этом, Саймон опять повернулся и поглядел на несчастный разлагавшийся труп, от которого исходило зловоние. Чудовище было столь же безвредным, сколь и отвратительным, и весть об этом следовало донести до остальных как можно быстрее. Саймон начал спускаться с горы, но ноги с трудом подчинялись ему. Как он ни старался, он мог лишь брести, шатаясь из стороны в сторону.


«Купаться», –  сказал Ральф, – «Вот и всё, что нам остаётся делать».

Сквозь стекло очков Хрюша разглядывал надвигавшиеся тучи.

«Мне не нравятся эти облаки. Помнишь, как лило, когда мы приземлилися?»

«И опять польёт».

Ральф нырнул в воду бухты. Двое маленьких играли на краю платформы, надеясь освежиться у воды, которая была теплее тела. Хрюша снял очки, церемонно шагнул в воду и надел их снова. Вынырнув на поверхность, Ральф выпустил в него струю морской воды.

«Ты про очки не подумал?»  – возмутился  Хрюша, – «Ведь еслив вода на стекло попадёт, то мне надо будет вылазить и их чистить».

Ральф брызнул снова, но промахнулся. Он рассмеялся над Хрюшей, ожидая, что тот по своему обыкновению безропотно и безмолвно уберётся прочь со страдальческим выражением на лице. Но вместо этого Хрюша начал бить руками по поверхности воды.

«Прекрати!», – закричал он, – «Ты чо, оглох?»

Он яростно плескал водой в лицо Ральфу.

«Ну, хорошо, хорошо», – согласился Ральф, – «Уймись только».

Хрюша перестал колотить по воде.

«У меня голова болит. Хоть бы стало попрохладнее».

«Хоть бы дождь, наконец, полил».

«Хоть бы мы домой отправилися».

Хрюша улёгся на спину на мелководье у пологого песчаного берега бухты. Его живот торчал вверх, и вода высыхала на его коже. Ральф, прищурившись, смотрел в небо. О положении солнца можно было догадаться по перемещавшемуся пятну света среди туч. Опустившись в воде на колени, Ральф огляделся вокруг:

«А где все?»

Хрюша сел.

«Наверно, в шалаше в ихнем лежат».

«Где Сэм-и-Эрик?»

«И Билл?»

Хрюша махнул рукой на другую сторону платформы.

«Вон куда они направилися. К Джеку на праздник».

«Ну и пусть идут», – ответил Ральф нервно, – «Кого это волнует?»

«Просто, из-за мяса…»

«И из-за охоты», – продолжал рассудительный Ральф, – «И чтобы поиграть в племя, и чтобы лица раскрасить».

Хрюша возился руками в песке под водой и не смотрел на Ральфа.

«Наверно, нам тоже надо сходить до тудова».

Ральф бросил на него быстрый взгляд, и Хрюша залился краской.

«Ну, в смысле… чтобы проверить, как тама».

Ральф снова брызнул в Хрюшу водой.


Ещё задолго до того, как Хрюша и Ральф натолкнулись на лагерь Джека, они услышали шум пиршества. Там, где пальмы оставили широкую полосу дёрна между лесом и пляжем, росла зелёная трава, а на один шаг дальше был участок пляжа выше уровня прилива с навеваемым ветром белым песком – тёплым, сухим и утоптанным. А ещё ниже лежала скала, тянувшаяся прочь, к лагуне. За ней была узкая песчаная полоса, а потом уже начиналось море. На скале горел костёр, и жир капал с жареного свиного мяса, которое облизывали невидимые языки пламени. На полосе дёрна столпились все мальчики, живущие на острове, за исключением Хрюши, Ральфа, Саймона и тех двух, что присматривали за мясом. Кто-то смеялся и пел, кто-то лежал, сидел на корточках, или стоял в траве, удерживая в руках вкусное мясо. Но, судя по их лицам, измазанным жиром, трапеза уже подходила к концу, и многие уже стояли, удерживая в руках кокосовые орехи, и пили из них. Перед началом вечеринки в центр лужайки приволокли большое бревно, и Джек, раскрашенный и увешанный венками, восседал на нём подобно божеству. На свежих зелёных листьях подле него лежали куски мяса, фрукты и кокосовые орехи с питьём.

Хрюша и Ральф подошли к краю зелёной лужайки, и все мальчики замолкли один за другим, едва только заметив эти две фигуры, так что говорить продолжал только тот, кто стоял рядом с Джеком. Наконец, молчание повисло и там, и Джек повернулся со своего места в сторону вновь прибывших. Джек просто смотрел на них, и потрескивание дров в костре оставалось самым громким звуком вокруг на фоне равномерного гула, доносившегося со стороны рифа. Ральф глядел в сторону, и Сэм, полагая, что Ральф явился обличать их, отложил в сторону объеденную кость, издав нервный смешок. Ральф сделал неуверенный шаг, указал на пальмовое дерево и неслышно шепнул что-то Хрюше, после чего они коротко рассмеялись, в точности как Сэм. Освободив ноги, увязшие в песке, Ральф зашагал мимо, а Хрюша попытался издать беззаботный свист.

В этот момент мальчики, занимавшиеся готовкой у костра, извлекли оттуда большой кусок мяса и помчались с ним на лужайку. Но по дороге они столкнулись с Хрюшей, обожгли его, и он громко закричал, пританцовывая. Ральфа и мальчиков вокруг мгновенно объединил общий приступ смеха, разрядивший ситуацию. В очередной раз Хрюша стал объектом всеобщей насмешки, дал всем почувствовать, что жизнь весела и нормальна.

Джек поднялся и взмахнул копьём.

«Дайте им мяса!»

Мальчики, дежурившие у вертела, выдали и Ральфу, и Хрюше по большому сочному куску. Истекая слюной, они приняли дар. Под низкими медными небесами, звеневшими, возвещая приход бури, стояли они и утоляли свой голод.

Джек снова взмахнул копьём.

«Все ли наелись досыта?»

Еда ещё оставалась: она шипела на деревянных шампурах, она лежала горой на больших зелёных тарелках. Предаваемый своим желудком, Хрюша бросил в песок объеденную кость и шагнул вперёд, потянувшись за следующей.

Джек повторил вновь, теряя терпение:

«Все ли наелись досыта?»

Тон его голоса был угрожающим, в нём звучали гордые хозяйские нотки, поэтому мальчики спешили съесть побольше, пока ещё есть хоть немного времени. Видя, что вряд ли они сейчас остановятся, Джек поднялся с бревна и неторопливо прошествовал к краю лужайки. С чувством превосходства осматривал он Хрюшу и Ральфа из-под своей разноцветной маски. Они поспешили отойти немного подальше по песку, и Ральф смотрел на костёр, продолжая поедать свой кусок. Не придавая этому никакого значения, Ральф заметил, как хорошо были видны языки пламени на фоне слабого вечернего солнечного света. Наступил вечер, но он не был умиротворяюще красивым, а таил в себе приближающуюся угрозу расправы.

Джек заговорил:

«Принесите мне пить».

Генри принёс ему скорлупу, и Джек начал пить, оглядывая Хрюшу и Ральфа поверх неровного края ореха. Мышцы загорелых рук Джека были наделены силой, а безграничная власть, как ручной попугай, скакала с одного его плеча на другое и щебетала в оба уха о своих невообразимых возможностях.

«Сядьте все».

Мальчики расположились перед ним рядами в траве, но Ральф и Хрюша, оставаясь на один фут ниже лужайки, продолжали стоять, увязая ногами в песке. Сначала Джек не обратил на них внимания, обернув разноцветную маску к сидевшим ребятам и указывая на них копьём.

«Кто хочет присоединиться к моему племени?»

Ральф сделал неожиданное движение, из-за которого споткнулся. Некоторые из мальчиков повернулись в его сторону.

«Я накормил вас», – говорил Джек, – «А мои охотники защитят вас от чудовища. Так кто хочет присоединиться к моему племени?»

«Но я ведь главный», – возразил Ральф,  – «потому что вы выбрали меня. Мы же договорились жечь костёр. А вы убежали ради еды…»

«Ты и сам убежал!» – закричал Джек, – «У тебя же кость в руках!»

Ральф густо покраснел.

«Я назначил вас охотниками. Это была ваша работа».

Джек вновь потерял к нему интерес.

«Кто хочет присоединиться к моему племени и повеселиться?»

«Главный – я», – сказал Ральф взволнованно, – «А как же костёр? И рог ведь у меня…»

«Что-то ты не захватил его с собой», – сказал Джек насмешливо, – «Ты же его оставил там. А, умник? Да и рог всё равно не считается на этом краю острова…»

В этот момент прогремел гром. В отличие от предыдущих медленных раскатов, этот удар был похож на настоящий взрыв.

«Рог считается и здесь», – спорил Ральф, – «Он считается везде на острове».

«Ну и что с того? Что ты сделаешь?»

Ральф осмотрел ряды мальчиков. От них не было никакой помощи, и он сконфуженно отвернулся, обливаясь потом. Хрюша зашептал:

«Костёр… спасение».

«Кто присоединится к моему племени?»

«Я».

«И я».

«И я тоже».

«Я буду дуть в рог», – сказал Ральф, задохнувшись, – «И созову собрание».

«А мы тебя не услышим».

Хрюша коснулся руки Ральфа:

«Давай уйдём отсюдова. Зачем нам проблемы? Мяса мы поели…»

За лесом мелькнула вспышка яркого света, и гром опять прогремел так сильно, что один из маленьких захныкал. Тяжёлые и редкие капли дождя начали падать вокруг, и было хорошо слышно стук, с которым каждая отдельная капля встречала своё препятствие.

«Начинается буря», – сказал Ральф, – «И будет ливень. Как тогда, когда мы приземлились. Ну и кто теперь умник? Где ваши шалаши? Что вы будете теперь делать?»

Охотники нервно посматривали на небо, вздрагивая от удара каждой капли. Волна беспокойства прокатилась по их рядам, заставив их шататься и бесцельно перемещаться вокруг. Мерцающие вспышки стали ещё ярче, а уши едва переносили звуки последующих раскатов грома. Маленькие начали бегать по лужайке, оглашая воздух испуганными воплями.

Джек спрыгнул на песок.

«Наш танец! Давайте! Быстро!»

Спотыкаясь и с трудом переставляя ноги, вязнувшие в глубоком песке, он побежал к открытой площадке на скале по другую сторону костра. Мрак, наступавший между вспышками молний, был пугающим, и мальчики с шумом последовали за Джеком. Роджер исполнял роль свиньи, хрюкая и атакуя Джека, который каждый раз отступал в сторону. Охотники взяли свои копья, дежурные повара схватили свои импровизированные шампуры, а остальные вооружились палками, предназначавшимися для костра. Запускался круг, и голоса начинали скандировать знакомую речёвку. Роджер изображал смертельный ужас свиньи, и маленькие прыгали в сторону и бежали, покидая круг. Хрюша и Ральф, напуганные небесным гневом, почувствовали желание присоединиться к этому безумному кругу, внушавшему хоть какое чувство уверенности и безопасности. Они были рады почувствовать загорелые спины остальных, зажатые страхом в этом плотном ряду, который сообщал ощущение контроля над ситуацией.

«…Убивай! Горло режь! Кровь пролей!...»

Вращение круга стало равномерным, а скандирование утратило свою первоначальную сбивчивость, и слова отбивали ровный ритм, как пульсирующая в сосудах кровь. Роджер перестал быть свиньёй и встал в ряды охотников, поэтому центр круга теперь зиял пустотой. Некоторые маленькие решили танцевать своим собственным кругом, и дополнительные круги продолжали и продолжали вращаться, как будто бесконечное повторение могло обеспечить защиту и безопасность. Толпа раскачивалась и двигалась, как единый организм.

Бело-голубой шрам расколол небеса надвое. Через мгновение  до детей донёсся грохот, похожий на удар гигантского бича. Скандирование перерастало в агонию.

«…Убивай! Горло режь! Кровь пролей!...»

Чувство ужаса вызывало и укрепляло ещё одно желание – сильное, непреодолимое и слепое.

«…Убивай! Горло режь! Кровь пролей!...»

Ещё один бело-голубой шрам разрезал небо, и адский грохот обрушился на них сверху. Маленькие завопили и заковыляли в разные стороны, убегая от опушки леса, и один из них прорвался в кольцо больших, охваченный ужасом.

«Оно! Оно! Там оно!»

Круг превратился в подкову. Из леса выползало нечто. Оно двигалось вперёд: мрачный силуэт с неясными очертаниями. Пронзительный крик, подымавшийся по мере приближения чудовища, напоминал нарастающий приступ боли. Споткнувшись, чудовище шагнуло внутрь подковы.

«…Убивай! Горло режь! Кровь пролей!...»

Небо непрерывно светилось вспышками молний, и раскаты грома были непереносимы. Саймон кричал что-то про мёртвого человека на горе.

«…Убивай! Горло режь! Кровь пролей! Бей его!...»

Палки опустились вниз, и устье вновь образовавшегося круга сломалось, исказившись в отчаянном крике. Чудовище стояло в центре на коленях, сложив руки и закрывая своё лицо. Пытаясь перекричать ужасный шум, оно вопило что-то про мертвеца на горе. Потом чудовище стало пробиваться вперёд, прорвало круг и, упав с крутого края скалы, рухнуло на песок у самой воды. В тот же момент толпа кинулась на него, срываясь со скалы, прыгая на чудовище сверху, с воплями терзая, кусая и нанося удары. Не произнося ни слова, все думали только о том, как вцепиться в него зубами или ногтями.

Небеса разверзлись, и дождевая вода хлынула вниз водопадом. Сбегая с вершины горы, вода срывала листья и ветки с деревьев, проливаясь холодным душем на беспорядочную кучу дерущихся на песке. Понемногу от кучи стали отделяться фигуры, разбредавшиеся в стороны. И лишь чудовище осталось тихо лежать в нескольких ярдах от края воды. Даже проливной дождь не помешал им заметить, что это было очень маленькое чудовище, а на песке под ним уже появились пятна крови.

Вот ветер задул и отклонил дождевые струи в сторону, стряхивая воду с веток деревьев. Парашют на вершине горы наполнился воздухом и пришёл в движение, мёртвое тело скользнуло, поднялось на ноги, повернулось вокруг своей оси и, раскачиваясь, понеслось сквозь пространство, рассекая воздух и воду и шагая неуклюжими ногами прямо по вершинам высоких деревьев. Опускаясь всё ниже и ниже, мертвец полетел к пляжу и мальчики с испуганными воплями разбежались во мраке. Влекомая парашютом фигура пересекла лагуну, бороздя ногами поверхность воды, а потом перевалила за линию рифа и унеслась в открытое море.


Ближе к полуночи дождь прекратился, и тучи унеслись прочь, а на небе вновь высыпали невероятные мерцающие звёзды. Затем стих и ветер, и тишину нарушали лишь падающие капли и мелкие струйки воды, стекавшей по расщелинам и веткам деревьев с листа на лист, чтобы упасть на сырую поверхность земли. Воздух стал прохладным, влажным и прозрачным, и вскоре стихли последние звуки, издаваемые дождевой водой. Сгорбившись, чудовище лежало на белом песке, и кровавые пятна под ним расширялись дюйм за дюймом.

У кромки берега лагуны появилась светящаяся тонкая линия, медленно продвигающаяся вперёд по мере того, как продолжался прилив. В поверхности спокойной воды отражалось ясное небо и ломаные линии ярких созвездий. Светящаяся линия расширялась, захватывая комочки песка и прибрежную гальку: растягиваясь, она удерживала эти препятствия в себе какое-то время, а потом вода с неслышным вздохом поглощала их и шла дальше.

Надвигавшаяся неглубокая  прозрачная вода вдоль всего берега была полна странных существ с горящими глазами и телами, сотканными из лунного света. То тут, то там какой-нибудь камушек покрупнее продолжал упрямо держаться за свой пузырёк воздуха и покрывался сверкающей жемчужной краской. Двигаясь вперёд, прилив захватывал залитые дождевой водой ямки в песке, и беспорядочный песчаный рельеф сменялся гладью серебристой водной поверхности. Вот вода коснулась первого пятна крови, сочившейся из разбитого тела, и странные существа поспешили к этому краю, заставив дрогнуть и сломаться светящуюся береговую линию. Вода поднималась выше, и вот уже жёсткие и спутанные волосы Саймона начали светиться. Контуры его щёк тоже заблестели серебром, а плечи стали словно высечены из белого блестящего мрамора. Странные суетливые существа – глаза пылают огнём, каждое движение оставляет струящийся след из мелких воздушных пузырьков – усердно работали вокруг головы Саймона. На доли дюйма тело поднялось над поверхностью песка, и воздушный пузырь медленно вздулся над губами и лопнул с влажным хлопком.  Затем Саймон медленно перевернулся в воде вниз лицом.

Где-то за темнеющим краем мира Солнце и Луна усиленно влекли за собой, и слой воды на Земле продолжал оставаться на одном месте, вздуваясь на одной стороне по мере того, как сама планета вращалась без остановки. Великая приливная волна шла на остров, и вода поднималась вверх. Окружённое бахромой любопытных ярких существ, само издавая свечение под светом неподвижных созвездий, мёртвое тело Саймона медленно поплыло в открытое море.