Игры стрекоз

Владик полюбил Лёлечку в свои семь лет. Он увидел её на новогоднем утреннике, устроенном комитетом профсоюзов для детей работников банка. Ребятишек  было немного, ёлка до потолка, подарки роскошные, но получить подарок не так-то просто: надо что-нибудь исполнить – спеть, прочесть стишок, сплясать… Владик бодро и звонко отчитал стихи одним из первых. Он был смелым, напористым, весёлым до азарта. Потом, всё более невнимательно, он слушал одни и те же новогодние строчки: «Маленькой ёлочке холодно зимой», «Дед Мороз, Дед Мороз, покажи, что нам принёс», «Что растёт на ёлке? Шишки да иголки»… И всё сначала, по кругу… И вдруг вышла Лёлечка. Она сразу показалась Владику особенной, волшебной. На ней было длинное серебряное платьице с прозрачно–белой накидкой на плечах, напоминающей крылья. Два круглых блестящих банта на головке довершили сходство девочки со стрекозой. Только стрекоза показалась Владику такой печальной, унылой, как та из любимой басни, которая побрела голодать и замерзать после отповеди справедливого, но злого Муравья. Владик бил этого Муравья на картинке ногтем большого пальца, а Стрекозу гладил подушечкой мизинца, ощущая, как она согревается от его ласки. Лёлечка была точно той стрекозой, именно в ту минуту муравейского суда над нею: большие желтовато-карие глаза полны тревоги, уголки губ скорбно опущены, плечики сжались. Тут и объявили, что Лёлечка, в её карнавальном наряде исполнит танец стрекозы. Приглашённый аккордеонист заиграл лёгкий красивый вальс, и Лёлечка закружилась на белом паркете, воздев ручки, словно готовясь взлететь на верхушку нарядной ели. Как оживилось её лицо! В книжке басен не было картинки, где Стрекоза пляшет «в  муравах», но именно такой и представлял её Владик: с нежной вдохновенной улыбкой, с ямочками на щёчках, с летящими в вихре танца кудряшками, крыльями, мелькающими ножками!..   Танец закончился слишком быстро. Лёлечка получила свой подарок, передала его маме, и сразу снова превратилась в печальную стрекозу: уголки губ опустились, глаза потухли. Было видно, что ей скучно на празднике и что она из вежливой воспитанности  только встаёт в хоровод. Владик довольно грубо оттеснил какую-то толстячку и втиснулся в хороводный серпантин. Он взял Лёлечку за руку. Рука была холодной и вялой, но Владик почувствовал её нежность и постепенное оттаивание в его руке. Он ничего не слышал и ни во что не вникал, только смотрел и смотрел на Лёлечкин восхитительный профиль, запоминая каждую чёрточку её лица. К  сожалению, хоровод завершал праздник, и мама увела Лёлечку даже раньше других. Потом Владику удалось увидеть её почти в дверях, куда он стремительно тащил свою маму, догоняя «небесное видение», так он назвал её в мыслях, вспомнив слова из папиной любимой арии. Мелькнула белая шубка, пушистая шапка с бубоном, концы розового шарфа и кончик остренького носика. И всё. Владик уже не мог забыть Лёлечку, стремился с мамой на все её мероприятия, связанные с коллективным отдыхом. К счастью, Лёлечкина мама везде таскала дочку за собой: на субботники, на пикники, на праздники. Владик видел, как она росла, познакомился с ней, что заставило и мамаш сойтись поближе, хотя отец Владика был начальником, а мама Лёли кассиром (папы у неё не было). 
Потом наступили, как говорил папа «наши времена». Филиал  банка стал совсем папиным, он говорил с мамой о том, кого из работников оставить у себя, и Владик вмешался.
— Папа, пожалуйста, не увольняй Лёлину маму, возьми к себе. Мы же дружим!
Отец странно посмотрел на него, пояснив, что дружба и бизнес разные вещи, но согласился, что та – кассир опытный, работник хороший.
— Ладно, наследник, будь по-твоему.
Встречи с Лёлей стали очень редкими, бывало виделись раз в год на майском пикнике, который, к счастью, не выпал из традиции. Лёлечка превратилась в миловидную хрупкую девушку, ничем, в общем, особенно не примечательную на фоне глянцевых картинок и кинодив нынешнего времени. Но Владик обожал в ней всё: её нежную беззащитность,  скорбно опущенные уголки губ, чуть кривоватые  худые ножки, завитки лёгких волос над маленькими бледными ушами… Её нежный голос всегда был полон заботы о нём, ей было интересно, что с ним происходит, что он чувствует. И ему было дорого каждое её слово, события жизни. И радостно было обоим сознавать, что они похоже оценивают ситуации жизни, поступки людей, героев одинаково любимых книг и фильмов…
 Влад поступил в университет,  готовился стать программистом, а потом заместителем папы в банке, знал, что Лёлечка  заканчивает школу, думает продолжить образование на фармацевтическом факультете медицинской академии.  Владик одобрительно думал о том, что работать она станет когда-нибудь в тёплой, чистой и  уютной аптеке, не в окошке, конечно, сидеть, не порошки на весах взвешивать, а быть хозяйкой, главой маленького стерильного мирка. «Я куплю тебе замечательную аптеку в центре города, закажу красивую вывеску, на которой будет твоё имя», – мечтал, нет, скорее планировал, он. Лёля тоже приглядывалась к Владику, и он ей нравился. Высокий, темноволосый, с маленькими чёрными, очень живыми глазами и румянцем на смуглых щеках, он был  воплощением молодого полноценного здоровья, уверенной доброй силы, нацеленной на созидание и самоусовершенствование. Но, главное, ей была дорога его доброта, правдивость и внимание к людям, особенно, к ней. Все детские годы Владик занимался спортом в различных секциях и, хотя не достиг нигде больших результатов (хотелось всё попробовать, а терпения ни на одно увлечение недоставало), но вырос сильным и ловким, мужественным,  с красивой, физически развитой фигурой. Упорство и замечательные результаты  юноша проявил в учёбе: освоил компьютерное дело  на уровне мастера, отлично знал школьную программу точных  наук и опередил в них одноклассников, занимаясь дополнительно с опытным репетитором. В школе и в университете он нравился девушкам, у него был неоднократный опыт близких отношений, воспринимаемый именно как опыт, как подготовка ко взрослой жизни. Да, тело бунтовало, обуреваемое молодыми желаниями, но душа дремала, возрождаясь к жизни только при виде Лёлечки.
Закончен университет. Владик  знал, что Лёле, как и всем в медвузах, учиться на год дольше, да и поступила она на год позже. Он, переговорив с папой, решил отслужить своё время в армии, чтобы не иметь долгов перед государством, не беспокоиться потом. Конечно, отец похлопотал, и сын поехал в Москву, где был пристроен к тем же компьютерам. Год он не видел Лёлю, а  вернувшись, позвонил ей и попросил о встрече. Лёлечка обрадовалась, заволновалась даже. Она совершенно не находила общего языка с сокурсницами, общалась в основном с мамой, чему  та была очень рада, а о развлечениях, о мальчиках Лёля  и не думала. Когда тут думать? Учёба – сплошная зубрёжка, а память у неё хоть и хорошая, но словно дремлющая. Пока заставишь её фиксировать нужное, приходится  несколько раз начинать чтение сначала. В голове какой-то розовый туман, на котором никак не задерживаются формулы и формулировки. Звонок Владика взбодрил, доказал, что и у Лёли есть мальчик, друг, кавалер что ли...
Они встретились радостно, сидели в кафе, где небалованная роскошью дочь матери-одиночки попробовала заморских фруктов с изысканными сортами мороженого, пригубила шампанского «за встречу». Потом гуляли по бульвару у реки, любовались цветущими каштанами.
Через три месяца Владик сделал предложение. Лёля растерялась, испугалась. Но мама, видя их с Владиком нежность друг к другу, осознавая порядочность и прекрасный характер жениха, его образованность и твёрдое материальное положение семьи банкира, настоятельно посоветовала дочери выйти замуж,  тем  более что уже пора – скоро двадцать четыре года. Лёля стала невестой. Это положение ей нравилось: выбор и заказ свадебного наряда, хлопоты по организации свадьбы, приглашение гостей… Деньги никто не считал, всё делалось по высшему разряду.
Сразу после свадьбы молодые поехали в Крым, правда, только на неделю – Лёле надо было  заканчивать учёбу.
Семейная жизнь серьёзно отличалась от милых предсвадебных встреч, когда всё было так приятно, кроме, надо отметить,  этих всех любовных отношений. Лёлечка с брезгливым терпением сносила поцелуи жениха, стеснялась его объятий  и движений рук по телу. Иногда какая-то волна словно чуть касалась её, вызывая лёгкий трепет плоти, но это было как-то жутко, как падать в пропасть, и Лёля тут же прерывала ласки разгорячённого Владика. Конечно, современная девушка, будущий медик,  знала всю теорию взаимоотношения полов, понимала их неизбежность, но, не имея побуждений к практическому осуществлению знаний, не будучи зажжённой природным тяготением, оставалась холодной и отстранённой.
Владик называл её про себя «ледяной рыбкой», «стеклянной стрекозой», но не сердился, не торопил события, а решил терпеливо добиться от неё желания близости с ним. Став её мужем, он был крайне деликатен, нежен и не настойчив в своих законных правах. Он ждал и любил её всё более.
Лёля думала: «Что они все в этом находят? Книги и фильмы, театр и картины художников наполнены этой грубой игрой, похожей на борьбу или позорную пытку. Всё  ЭТО – гадость какая-то, видимо, необходимая мужчинам и похожим на них женщинам. А другие, нежные и слабые натуры, терпят всё ради того, чтобы жить в своей семье, родить и растить детей. А ребёночка я бы хотела…»
Она лежала в постели, благо, воскресенье, а Влад  ушёл на пробежку. Свёкор подарил им эту чудесную квартиру в новом элитном доме, вокруг которого был парк с аллеями, по ним и бегал Владик. Ещё ощущалось его присутствие в теплоте места на постели, в лёгком запахе пота после утоления его неугасимого желания. Лёля с едва заметным отвращением отвернулась от его подушки. Сейчас она примет душ и забудет до вечера все эти пошлости. На секунду подумалось, а если бы это был не Владик? И отвращение, сильное, до тошноты, замутило внутри.
— Лёльчик! А давай сегодня съездим на природу. Я знаю один пруд недалеко от города, в детстве там с папой бывал. Интересно даже сохранился он или нет… Давай? Ведь весна так коротка, раз – и всё отцвело, жара, пыль… Ну, едем?
— Хорошо, как хочешь.
Лёле не очень хотелось собираться, ехать, потом бродить по тропам, по влажной траве, но это любил Владик, и она хотела, чтобы он хорошо отдохнул в выходной, ведь работа в закрытом помещении за компьютером изнурительна для его спортивной натуры. Она так любит его, особенно днём.
Пруд сохранился. Он зарос водяными кувшинками, золотящимися на сочных зелёных листьях, малахитовой ряской, длинными бурыми лентами водяной травы. Владик поставил под раскидистой ивой два походных раскладных креслица, усадил Лёлю и пошёл вдоль берега собирать сушняк для костра. Лёля прикрыла глаза, вслушалась. Квакали лягушки, птицы щебетали над головой и вокруг, тихо шуршали листья… Но вот воздух наполнился каким-то стрёкотом, замелькало пространство над прудом, заискрилось молниевыми переливами. Лёля вгляделась. Десятки стрекоз носились в воздухе, маленькие пропеллеры крутились, переливаясь искрами. «Что это они носятся? Зачем? Кормятся что ли? Да, они же, кажется, хищники – мошек ловят, а мошек не видно, таким мельканием их только разогнать можно…» Но скоро стало понятно, в чём дело. Вот две стрекоза на лету соединили свои тельца хвостами и, зависнув в полёте, длили и длили мгновения соития, изнемогая, опускались к самой воде и только в последнюю долю секунды            отпускали друг друга. Вот стрекоза не удержалась в воздухе, упала в воду и пытается выбраться на лист кувшинки. А те, другие всё продолжают упоённо сливаться,  кружась и стрекоча, словно распевая от восторга. Любовные игры стрекоз показались Лёле такими прекрасными, полными свободы и ликования, радости жизни и равноправной, обоюдожеланной любви! Она даже тихо застонала от проникновения в неё этого чувства, полётного восторга, красоты танца почти бесплотных существ. В это время вернулся Владик, наклонился к ней с поцелуем. И вдруг, впервые за всё время их любовной истории, он почувствовал её трепет, её желание быть ему близкой, её ответ на его призыв. Они уединились в машине, где через некоторое время молодой муж  услышал долгожданное, взволнованное и страстное её признание: «Я тебя люблю. Люблю!»
Сияло солнце, чуть колыхался украшенный зеленью и цветами пруд,  а воздух искрился и звенел  от игр десятков, славящих жизнь,  стрекоз.