Бар Мицва рассказ

Владимир Стрелков
;;;; ;;;;;;;
или сын заповеди.
Бар мицва (сын заповедей).
Рассказ

    Вы знаете, что такое чудо?
    Нет, вы не знаете, что такое чудо!
    Конечно, не знаете. Откуда вам знать…
    Так я расскажу вам, что такое чудо: чудо это когда только вчера тебе было двенадцать, а сегодня уже тринадцать лет!
    Кто может объяснить, как это происходит?
    Вчера я был просто мальчик Шмулик, сын Йосефа Гвирцмана, а теперь я – мужчина Шмуэль Бен Йосеф рав Гвирцман, а ещё один день, то есть завтра,  я, как взрослый еврей, имею право одеть тфилин и талит, и быть приглашён¬ным в Бейт Кнессете на утренней молитве к биму для чтения Торы, выйти и читать сидру, недельную главу Шаббата из нашего Священного Писания, за¬поведанного на вечно евреям Самим Всевышним.
    И все Гвирцманы завтра придут в Бейт Кнессет и будут слушать, как я чи¬таю Тору. Я постараюсь не ошибиться.
     А затем, мой отец, тоже приглашённый к биму, произнесёт барух шепата¬рани: «Благословен Тот, который снял с меня ответственность за этого еврея Шмуэля, который теперь сам будет отвечать за свои поступки».
    И старый раввин Мордехай произнесёт из «Поучения отцов»: - «В пять лет начинают учить Писание, в десять – Мишну, тринадцать лет – это возраст соблюдения заповедей. Община возлагает на тебя права и обязанности рав¬ноправного члена еврейского мира. Ты вступаешь в те отношения с Тв-цом, которые называются заветом».
    А когда кончится собрание, все станут поздравлять и дарить подарки, а главные подарки бар мицве – еврейские книги.
    Это особые книги, самые мудрые книги на свете: «Пятикнижие Торы», «Пророки», «Мишна», сидур «Техилат Ха-Шем», другие книги в золотых теснённых переплётах, книги на всю жизнь… И он будет листать твёрдые пахучие страницы, наслаждаться духом мудрости своего народа… И кос¬нётся лица его кто-то,  будто тёплый ветер и услышит нежное: «ру-ах, ру-ах, ру-ах…»
    Шмулика будит этот радостный и светлый сон.
    И он счастливый лежит в утренней темноте своей комнаты, слышит дыха¬ние младшего брата Абрама с нижнего яруса их кровати и шепчет наизусть слова сидры, которую ему придётся завтра прочитать, не прочитать, произне¬сти по памяти, так как мало ли - вдруг запнётся или в глаз что попадёт, а ведь придут все: и Гвирцманы, и Коэны, и Левинсоны, и Розенблюмы, и Шай¬кинды, все, все… Вся община будет слушать его, стоящего у бима, и все ре¬бята, которые уже  и которые ещё…
    И девчонки со своей половины тоже будут его слушать.
    И Ахава, с которой он вчера поцеловался, первый раз… Да, нет, не поцеловался,… Хотел было просто дотронулся до щеки губами, вроде как поню¬хать, а она, дура, вдруг, как треснет по башке…, как заорёт: - Ты чего это? А я молчу. Она тоже помолчала, потом: тебе не больно? А я молчу. Ну, ладно, говорит: - Если больно, то можешь, но только один раз, а то смотри - ещё по башке получишь… Она пахнет, как цветы пахнут, и щека у неё, как шёлко¬вая… Я потом спрошу её: ну, как я читал? И не важно, что она ответит… А потом, когда совсем подрасту и кончу университет, я женюсь на ней, и мы поедим с ней в Бразилию, в свадебное путешествие…
     Он представляет себя будущего молодого, высокого, стройного, рядом с красивой девушкой, почему-то в красном берете. Это - Ахава. Они плывут по Амазонке на белом катере. Вслед за катером плывут анаконды и аллигаторы…А вокруг по лианам и реликтовым огромным деревьям альгаробо, квебрачо, секвойи семи метрах в обхват, прыгают зелёные обезьяны.
    Нет-нет. Он кончит университет, и они вместе с Ахавой отправятся в кос¬мическое путешествие. Ведь к этому времени люди, наверняка будут, летать в космос, как сейчас путешествуют в Бразилию.
    Шмулик смотрит в окно. Небо уже совсем светлое, и луна побледнела. Скорей бы наступил день.
    А после собрания завтра в Бейт Кнессете  все поедим к Котелю.
    Вот-то будет весело!
    И Шмулик так ясно-ясно представил свою бар мицву у Котеля.
     - «Мазл-тов! Мазл-тов! Золс ду зайн гезунд! Золс ду зайн гликлих!
Золс алц зайн гут!»– кричат евреи, танцуя у Котеля с тринадцатилетним Шмуликом на плечах. Играет весёлая музыка - веселее не бывает!
     Евреи танцуют с Торой.
     Танцует Тора с евреями.
     Всё шире круг.
     Всё больше весёлого на¬рода вливается в танец у Котеля.
     Шмулик в чёрном костюме, в шляпе, красивый и взрослый.
     Его поздрав¬ляют, обни¬мают.
     И все танцуют и веселятся в его честь.
     Только известные раввины не танцуют, но улыбаются ему важно и не тре¬плют по щеке, как раньше, но жмут ему руку.
     Как Б-жьи ангелы в бе¬лых тали¬тах, движутся они в праздничной толпе танцующих евреев, будто в сверкающем оперении,  принимают они со всех сторон знаки почтения: им пожимают руки, целуя кончики пальцев и края одежд. Они же возлагают на головы руки и раздают благословения.
     А музыка играет всё громче, и молодые евреи в праздничных облаче¬ниях, чёрных шляпах и в штреймлах – бобровых и соболиных, скачут в не¬уто¬ми¬мом вихре, и не сходят с лиц радо¬стные улыбки.
     «Нахес! Нахес!»
     Рядом, на своей половине танцуют, веселятся женщины.
     Танцуют у Котеля все! Празднуют пре¬вращение еврейского маль¬чика в еврейского мужчину.
     И звучат древние традиционные гимны, о том, что слово Бар-мицва – оз¬начает - сын заповеди!
     И означает это, что наш Шмуэль Бен Йосеф рав Гвирцман – стал взрос¬лым.
     А пока Шмулик  лежит на втором ярусе своей двухэтажной кровати и на¬блюдает, как сиреневое утро осторожно вползает в комнату и, как за окном, в дымке рассвета  приобретают реальные очертания холмистые горы с доми¬ками, столбы минаретов с зелёными люминесцентными фонарями и серая лента стены, отделившая нас, евреев от них, от враждебных территорий араб¬ской Палестины…

     Но Хасан Фархад живёт не за стеной. Он живёт в Иерусалиме, в деревне Цур-Бахар, что рядом с районом Гило, совсем недалеко от улицы Розмарин, где живёт Шмулик. Он тоже израильтянин. Но он не еврей. Он араб.
     Хасан проснулся сегодня очень рано.
     Его разбудил сон: будто он шёл в рассвете по каменистой пустыне, где-то, как ему показалось за Бейт-Лехемом, и ангелы смерти: Мункар и Накир встали у него на пути.
    - «Хасан Фархад?». – строго спросил ангел Мункар.
    - «Здесь я!» - ответил Хасан, и ему показалось, что лица ангелов ему зна¬комы. Мункар был очень похож на Мадрука Идриса, бригадира их боевой десятки, а Накир на Ибрагима Хамида инструктора взрывного дела, по про¬звищу «инженер».
    - «Ты не передумал стать шахидом?» - спросил ангел Накир с лицом Ибра¬гима.
    - «Как можно, - ответил Хасан, - Я с честью прошёл хитан. Было очень больно… но…».
   - «Он молодец, подхватил ангел Мункар, - Хасан не издал даже стона. Он настоящий воин Палестины».
    - «Великий вождь палестинцев Ясир Арафат, мир праху его, - сказал Ха¬сан, прижимая правую руку к сердцу, учил нас: - «Путь шахида ведёт к сво¬боде палестинского народа. Путь шахида – уничтожить проклятых сиони¬стов! Израиль сам рухнет под кровавым героизмом палестинского террора! Все евреи должны сдохнуть, так как они есть проклятые зимми, чёрные шай¬таны, вонючие шакалы!».
    - «Какой молодец, ай-ай, какой герой! – восхитился ангел Накир, - во все времена в битвах с неверными боевой клич мусульманина «ша-ха-да-а!!!» вызывал трепет у врага. Шахид – это великий герой, павший в борьбе с вра¬гами ислама с шахадой на устах!
    - «Я сам вызвался стать шахидом и не боюсь смерти. Смерти просто нет, - твёрдо сказал Хасан, - ты сразу попадёшь в рай, в джанну, да?».
    -  «Да, для шахида смерти нет, - подтвердил ангел Мункар, - Ты сразу по¬падёшь в рай, потому что ты, Хасан Фархад, ты не только мужественный, но ты и умный, как хадис».
    - «Сегодня его, как бесстрашного  шахида, причислят к праведникам, - ска¬зал ангел Накир, -  и откроются перед ним ворота в рай-джанну. Ты знаешь, что такое джанну?».
    - «Нам говорил имам…», - начал было Хасан.
    - «Ты хочешь увидеть рай-джанну?».
    - «Ещё бы!».
    Оба ангела Мункар и Накир молитвенно сложили руки и обратились к небу: - «Свидетельствуем, что нет Бога, кроме Аллаха! О, великий Аллах, создатель мира, разреши нам, слугам твоим, обратиться к Главному ангелу смерти Наблусу, чтобы разрешил он увидеть этому юному шахиду  джанну – рай».
    И раздался отовсюду низкий гул-голос, как свистящий шум от тысяч крыльев невидимых больших птиц: - «Пусть скажет шахаду!»
    - «Скажи молитвенную формулу свидетельства», - в один голос произ¬несли ангелы.
    - «Ла илаха илла Ллаху ва Му-хаммадун Расулу Ллахи». («Нет никакого божества, кроме Аллаха, а Мухаммед – пророк Аллаха»). – в мгновение вы¬палил одним дыханием Хасан.
    Вновь загудели небеса: - «Мо-жно-о!».
    И на мгновение увидел Хасан гигантское существо, возникшее из про¬странства, восседающее на ложе света, и было у него четыре лица, тысячи крыльев, а тело состояло из глаз и языков, число которых, как говорил  в ме¬чети имам равно числу живущих на земле людей.
    - «Мо-о-жно-о-о-о!» - пророкотало пространство, и исчез Главный ангел смерти Наблус.
    Исчезли вслед за ним ангелы Мункар и Накир, а  перед взором Хасана воз¬ник в золотом рассвете Верхний Мир, где покоился под престолом Аллаха рай – джанна в виде многоступенчатой цвета радуги пирамиды.
     Имам рассказывал, вспомнил Хасан, что венец джанны -  «сидр крайнего предела». В нём покоятся небесные праобразы Корана, Каабы и книги, где записаны хорошие и плохие дела всех людей, а так же стоят Весы для взве¬шивания грехов и заслуг в неизбежный Судный день, когда сам Аллах будет решать судьбу человека: Как сказано в Коране: «И кто сделал на вес пылинки добра, увидит его, и кто сделал на вес пылинки зла, увидит его. Только про¬роки, мученики и шахиды будут избавлены от этого испытания».
     - «Твои дела взвешиваться не будут, ты сегодня станешь шахидом и убьешь много евреев…», - услышал он голос ангела Мункара.
     - «Когда ты прибудешь сюда, ты можешь похлопотать и за 70 своих род¬ственников и друзей, чтобы они прошли в рай так же без взвешивания их грехов, как и ты, потому что ты убьёшь сионистов и сделаешь доброе дело. Подумай, Хасан и выбери из своих самых достойных», - сказал ему на ухо голос ан¬гела Накира.   
    Хасан видел, что в райские сады  вели несколько ворот. Ворота охраняли ангелы. 
    Главный из них, ангел Ридван, ласково улыбнулся Хасану, приветливо по¬махал крыльями: - «Иди, шахид, смотри! Тебе можно…».
    - «Кто это?» - спросил Хасан ангела Ридвана, увидев у голубого озера не¬большого мятого человека с редкой бородой в еврейской, как ему показалось, кипе и стёганом бедуинском халате, за поясом которого сверкнул кривой кинжал.
    - «Это великий пророк Мухаммед, иди к нему. Он ждёт тебя, шахид!».
    - «Иди ко мне мой сын», - сказал Хасану пророк, - ну чего встал, чего ис¬пугался, шахиды ничего не боятся.
    - «Я не боюсь, я преклоняюсь!».
    Пророк обнял Хасана и показал ему рукой: - «Иди туда - это сирот. Внизу ад, но впереди тебя будет вечная радость».
    Перед ним был мост. Но это был не мост, а нечто, тонкое, как волос и ост¬рое, как меч.
    Хасан пошёл по острию сирот.
    Но не пошёл, а каким-то непонятным образом пролетел над адом, над джа¬ханнам, страшнее места, которого человек представить себе не может.
    Вопли и рёв доносились оттуда.
    Он видел, как там метались и прыгали, и заживо горели, скованные це¬пями, люди, и шайтаны рвали их клещами, вырывая и пожирая их внутрен¬ности, а главный над ними ангел Малик, возрождал их заново, для продол¬жения их страданий…
     - «Не обращай внимания, это грешники, идолопоклонники, христиане и иудеи», - шепнул ему голос ангела Мункара.   
     Хасан шёл тенистыми тёмно-зелёными садами мимо прозрачных источ¬ников, каналов и озёр.
    - «Это реки из молока, и реки из виноградного вина!», - снова шептал в ухе голос ангела Мункара.
   Хасан здоровался улыбающимся праведникам с молодыми лицами, возле¬жащими на зелёных подушках  и дорогих коврах.
    - Салам!
    - Ассалейкум ассалам!
    - «Ты видишь, как хорошо здесь праведникам? - слышит Хасан шёпот ан¬гела Накира, - Смотри, какие на них одеяния из сундуса и парчи и украшены они ожерельями из серебра».
     - «Им хорошо: не знают они в садах джанны ни знойного солнца, ни жгу¬чего мороза, близка над ними тень, - шептал голос ангела Мункара, -  При¬служивают им, ты видишь, мальчики вечно юные, подобные рассыпанному жемчугу….».
    - «Это всё в воздаяние за то, что они делали угодное Аллаху, - снова шеп¬чет на ухо Хасану невидимый ангел Накир, - праведникам даны в супруги черноокие гурии,  ты видишь этих изящных дев, все как одна - девственницы, мужа любящие, сверстницы, которых не коснулся до них ни человек, ни джинн. Ты посмотри, какие они прекрасные!».
    На берегу озера молодые красивые девушки с обнажёнными грудями в восточных шароварах танцевали танец живота.
    Музыка лилась прямо из ниоткуда.
    Хасан остановился. Девушки были очень красивы. Томно изгибаясь, пока¬чивая бёдрами, красавицы танцевали, и у Хасана закружилась голова.  Хасан ещё не был с девушкой в близких отношениях, но знал об этом много вся¬кого, от друзей и фотографий, даже увидел один раз срамной американский порнофильм, и эти знания всё чаще возбуждали и дразнили его тело и созда¬вали гул в голове.
    Голос ангела Мункара продолжал: - «В раю праведники наслаждаются прохладой, покоем, роскошными одеждами, приятной едой и питьём, вечно молодыми супругами из райских дев и из собственных жён, которые каждую ночь становятся девственными и вечно молодыми…
     И вдруг Хасан увидел то, что показалось ему таким нескромным, и стыдным, что захотелось отвести глаза. То, что он увидел, напомнило ему кадры из того самого срамного американского порнофильма, который под большим секретом показал ему в прошлом году его друг Юсуф.
     Среди фонтанов и пальм ходили голые, совершенно голые девушки.
     Они были разные и то¬ненькие, стройные, и полноватые с большими грудями и пыш¬ными бёдрами. Девушки вольяжно  лежали и стояли или ходили у низкого столика с красивой посудой и всякими яствами. Они кого-то ждали. Одна из девушек пела. Другая подыгрывала ей на ситаре. Две танцевали…
     Хасан смотрел на одну, и ему показалось, что он знает эту девушку.
     Но это же Фарида, их соседка. Она живёт в доме, где живёт его друг Юсуф. Он ещё просил Юсуфа познакомить его с Фаридой, так как давно за¬метил её. Ему так хотелось погулять с ней, сказать, что она нравится ему и если она не возражает, то можно вместе пойти на дискотеку или в кино. А можно пойти в зоопарк, посмотреть на зверей. Он уже не раз хотел сказать маме, что ему нравится Фарида. Какая она красивая, только не хорошо, что совсем голая, а то стыдно…
    - «Тебе нравятся эти девственницы, - спросил ангел Накир, - Можешь по¬считать. Их ровно семьдесят три. Эти девушки, которых не касался ни один мужчина. И они все твои. Все! Нет-нет! Не заходи туда. Тебе ещё рано к ним. Вот как убьёшь много евреев, так ты и будешь с ними. Но посмотри, какой стол! Ой, какой вкусный стол. Там много такого, что ты и не ел никогда. И можно будет пить вино. В раю шахидам позволяется пить вино. Не много, но позво¬ляется. Это всё будет. Будет, бу…».
    И тогда Хасан проснулся.
    Он спал на крыше, под тёплым верблюжьим одеялом, и когда отбросил, одеяло, прохладное утро взбодрило и позвало на азан, на молитву, голосом муэдзина, который через мощный громкоговоритель с минарета уже созывал правоверных к утренней молитве.
     - «Аллах велик! Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха! Свидетель¬ствую, что Мухаммед – посланник Аллаха! Идите на молитву! Ищите спасе¬ния! Сила и могущество только у Аллаха! Молитва лучше сна! Идите на лучшее дело! Аллах велик!» – разносились заунывные вопли и тягучие плачи с сотен минаретов по всему Иерусалиму.
    Он вошёл в мечеть, как и все совершил омовение, снял и аккуратно поста¬вил кроссовки, как и все, встав лицом к Мекке, расстелил рядом с другими свой молитвенный коврик и стал слушать имама и молиться.
    Когда молился, подумал: здесь ли Фарида, молится ли она там, в женской половине? Ему почему-то очень хотелось увидеть её и сравнить с той Фари¬дой, которую он видел в райском саду.
      Пока никто, кроме вышестоящего начальства, не знал, что он, Хасан, ша¬хид. Кого надо оповестили за десять дней. В контакте только мулла, имам, бригадир Мадрук Идрис, инструктор Ибрагим Хамид, который заснял вчера у них дома его выступление на камеру и мама.    
    Мама знала, но не плакала.
    Вчера она сидела рядом, когда он, красивый в пятнистом камуфляже стоял на фоне палестинского знамени с автоматом Калашникова, с зелёной повяз¬кой на лбу, в одной руке – Коран, в другой – «Протоколы сионских мудре¬цов», и, поцеловав Коран, поклялся, что не свернёт с пути шахида, что каж¬дый палестинец должен ненавидеть проклятых оккупантов евреев, которые пришли на нашу землю.
     - «Мы прогнали крестоносцев, прогоним и евреев-сионистов. А ненавист¬ный Израиль сбросим в море и утопим всех врагов. Палестина будет сво¬бодна! Я иду выполнять свой долг!», - сказал он.
    Потом инструктор Ибрагим попросил мать сказать несколько слов.
    И мама так хорошо сказала: - «Наш вождь Ясир Арафат, прославлено его имя в веках, говорил: - «Нам не страшны сионисты с их армией и деньгами. Арабская мать самое главное наше оружие». Мы, все палестинские матери, называем детям с  колыбели, имена нашего врага – евреев и Израиль. Мы говорим нашим детям, что с каждым родившимся палестинцем ни один еврей не будет чувствовать себя в безопасности. Аллах выбрал моего ребёнка. Он любит его больше меня».
    И хорошо завершил интервью юного шахида Хасана сам инструктор Ибра¬гим, сказавший: - «Не мы, руководство «Фатха», выбираем шахидов. Аллах выбирает. Мы только помогаем Аллаху. Аллах акбар!».

     По случаю Бар Мицвы в гости Гвирцманам съезжаются родственники из других городов. Приехала даже тётя Малка из Чикаго и привезла в подарок Шмулику потрясающий леп-топ, портативный дорожный комп, такой мощный, каких вероятно в Израиле и нет больше!
    Из России приехал дядя Толя Гвирцман с племянником Володей и при¬вёзли щенка лабрадорчика. Володя говорит, что этот щенок - сын путинского лабрадора, врет, конечно. Но Шмулик сделал вид, что поверил. Из Канады прилетели дедушка и бабушка Гвирцманы и подарили медвежий спальный мешок: спать можно прямо в сугробе, как медведь в берлоге. Шмулик залез в мешок и рычал в нём, как гризли. И все смеялись и пытались вытащить ново¬рождённого из мешка и сами лезли в него, особенно брат Абраша, даже папа, шутил и смеялся, пока не уехал на работу… Из Аргентины приехали тёти и дяди и привезли какие-то карнавальные маски. Из Хайфы приехали дедушка и бабушка Коэны, это родители мамы, и дяди,  и тёти, и двоюродные и трою¬родные братья и сёстры… И ещё приедут. И будут приезжать до завтрашнего дня. Навезли столько, что невозможно всё разобрать, но все надели аргентинские маски и бегают по комнатам и смеются, и поют, и играют.
     Друзья по школе, по дому тоже нанесли подарков. Особенно много ком¬пьютерных игр, и братик Абраша уже засел за «Икс-бокс».
    В квартире стоит рёв стадиона, играет музыкальный центр, веселит телеви¬зор, показывает хронику детства Шмулика. Перед видаком сидит в большом кресле мама Сара. Она одна спокойна. Скоро у неё родится девочка, вон ка¬кой красивый у неё животик.
    Шмулик подходит к маминому животику, гладит его, и мама улыбается. Она смотрит, какой Шмулик был и какой Шмулик уже стал…
     Короче – у Шмулика Бар Мицва.
    Женщины: бабушки, тётушки на кухне, готовят что-то совершенно нево¬образимо вкусное!
    Мужчины, кто не на работе сегодня и дедушки-пенсионеры - на балконе курят или в салоне играют в шахматы, или о чём-то спорят в папином каби¬нете.
     Цветов полон дом.
     Играет музыка.
     То и дело Шмулика зовут к телефону, или звонит мобильник.
     Но он ждёт звонка Ахавы.
     И она позвонила:
    - «Я хотела сделать тебе подарок…».
    - «Какой подарок, давай к нам! У нас тут так весело!».
    - «Да ты понимаешь, какая незадача!».
    - «А в чём дело?».
    - «Я даже не знаю, как тебе сказать».
    - «Да просто так и говори».
    - «В Бин-Клале, на втором этаже, там маленький магазинчик, ну там разные диски, наушники и прочее продают. Там я нашла для тебя,… Что ты дума¬ешь?».
    -  “ORPHANED LAND”?
   - «Точно. Один единственный диск. Всего пятьдесят шекелей! А у меня как раз не было. Только двадцать. Я по-быстрому - домой. А дома мама: никуда не поедешь!».
    - «Чего?»
    - «Ну, ты не знаешь мою маму! Говорит, что ожидается теракт!».
    - «Ну и что? Подумаешь теракт. Привыкли».
    - «Ну, не пускает же. А там один крашеный крутился. Боюсь, что возьмёт и купит, что я тебе подарю. Ты мечтал об этой группе».
    - «Сколько? Пятьдесят?»
    - «Да, пятьдесят. Дуй туда. Я тебе потом деньги отдам…».

     На худое голое тело Хасана незнакомые взрослые боевики одели пояс. Вшитая в поясе взрывчатка в обрезке водопроводной трубы. Пластит мяг¬кий, как пластилин: можно придать любую форму. Поражающий фактор – гвозди, винты, болты, стальные шарики. Они убивают веером, как пуле¬мёт. Поверх пояса Хасан натянул адидасовскую футболку. Чтобы протя¬нуть контактный провод от пластита в футболке и джинсах сделали по дырке. В кармане кнопка. Для маскировки за спиной гитара, на голове кипа.
    - «Рот старайся не раскрывать, - напутствовал инструктор, -  Пусть ду¬мают, что ты еврей. Помни суру, как вести себя в толпе, не привлекая внимание.  Увидишь патруль: не беги, улыбайся. Если КП, помни:  сол¬даты подпускают не ближе 15 м. Потом стреляют. Выбери лучше вариант: автобус, хуже кафе, ещё хуже на улице. Но живым не давайся. Рука посто¬янно в кармане, на кнопке. Садись, сейчас поедим».
     Когда сели в «субару» и поехали, инструктор Ибрагим обнял его, сказал тихо: - «Ты был самый способный из моих учеников, и мать у тебя хорошая женщина, и сестры у тебя хорошие девочки. Не беспокойся - семья полу¬чает за шахида 400 долларов».
     Не доезжая Розмарин, он высадил Хасана, потрепал по плечу, сказал бодро:
 - «Хиджра, рано или поздно неизбежна, удачи тебе сынок!».
    Хасан проводил глазами «субару», забросил гитару с одной струной за спину и пошёл на остановку автобуса №32.
     Пояс с пластитом не мешал.
   
    Шмулик увидел автобус № 32 ещё на повороте с Размарин и мчался к остановке со всех сил.
    На остановке он видел большую толпу. Пока все зайдут, он может и до¬бежит.
    Автобус обогнал его и притормозил  у остановки.

    Хасан вошёл в толпу, встал перед досом, который неот¬рывно читал Тору в кожаном переплёте, пропустил впереди себя полную седую еврейку с хозяйственной сумкой на колёсиках, и, поднявшись на ступеньку, про¬тянул водителю свой картис для компостера.
    Водитель, внимательно осматривавший пассажиров, ничего не заподоз¬рил в темнолицем мальчишке в кипе с гитарой за спиной, пробил картис, взял картис доса. На миг задумался: что-то показалось ему как-то не так в этом обычном мальчишке с гитарой, что прошёл до конца салона и сев¬шего под самое заднее окно.
     Но пассажиры торопили его, совали свои картисы, показывали проезд¬ные, и водитель, подавил тревожное интуитивное чувство: - мальчишка, как мальчишка, - подумал он. Кипа.  Араб кипу не оденет, - успокоил себя, продолжая пробивать билеты.
     Шмулик мчался, что есть сил.
    Он видел, как  тает очередь входящих пассажиров.
    Ещё немного, и он – у автобуса.
    Он видел пассажиров в заднем окне.
    На него смотрел паренёк в кипе.
    Странно смотрел.
    Хасан ждал, когда этот рыжий зимми добежит до автобуса и войдёт.
    Он очень хотел этого попутчика.
    Шмулик бежал и смотрел на него.
    Ему показалось, что рядом с этим подростком даже есть место.
    Автобус зарычал.
    Из выхлопной трубы вырвалось облако чёрного дыма.
    Шмулик бежал и отчаянно махал руками, стараясь привлечь внимание водителя.
    - «Успеет!» - Хасан с облегчением наблюдал, как рыжий добежал до входа и вот-вот вскочит на ступеньку.
    Шмулик подскочил, пытаясь ухватиться за поручень.
    Но водитель уже не смотрел по сторонам. Он закрыл дверь, и автобус тронулся.
    Шмулик ещё махал руками, ещё бежал за ним и даже стукнул в сердцах по боку автобуса.
    Но автобус уезжал.
    И подросток в адидасовской футболке привстал и смотрел пристально на рыжего еврея Шмуэля Бен Йосеф рав Гвирцмана, который остановился по¬среди улицы и тяжело дышал.
    Не успел…

    Вы знаете, что такое чудо?
    Нет, вы не знаете, что такое чудо…

    Через пятнадцать минут в районе Пата, раздался страшный взрыв.
    Что-то круглое, чёрное, как ядро, вместе с красным и синим пламенем выбило заднее стекло автобуса, вставшего на дыбы, пролетело над домом и упало, и покатилось по детской  площадке…
    Вечером дети играли этим чёрным шаром, принимая спекшуюся голову Ха¬сана то ли за сгоревший глобус, то ли за учебное пособие по анатомии.

    Семья  шахида Хасана Фархада получила 150 долларов от Палестинской Автономии и социальную помощь от Государства Израиль.

Йосеф Шайкин.
Стрелков Владимир©Москва.25.11.08.