Пилигрим глава 3

 глава 3.

 1. - Множество хороших и даже плохих книжек начинаются с мучительного пробуждения главного героя в обстановке незнакомой, чужой, а порой откровенно враждебной... Дальше знаете сами... В жизни такие ситуации могут возникнуть разве только после программной пьянки. В книге причина зависит от сверхзадачи автора, какой-бы мелкой она ни была.
 Я прибегнул к этому приёму только потому, что не знал, как начать эту историю. Главный герой мне попался слишком неординарный, ... слишком необычный для нашего мира, каких встретить всё-равно, что сесть в метро на станции "Чёрная речка", а выйти на станции "Серпуховская" (Кто не в курсе, первая в Санкт-Петербурге, вторая в Москве.)
 Герой сам пришёл ко мне, показался инфантильным, мелкотравчатым типом, больших симпатий не вызывал, правильный какой-то, предсказуемый. Я и попользовался этим штампованным приёмом, чтобы показать его обыденную неправдоподобность. Сам напросился, в общем. Вот и пусть расхлёбывает. Однако, в удачливости ему не отказать, хоть и попал в странную компанию, однако живёт. Кстати, странные компании в наше время явление вполне распространённое, как и неординарные личности - человека рядового, ПРОСТО человека сейчас принято автоматически относить в кучку неудачников, не способных перевернуть мир, Евросоюз, кафедру, или хотя-бы офис. Дошло до того, что выдающиеся ЛИЧНОСТИ организовались во вполне такую серую, однородную стену с узкими амбразурами, откуда изредка вылетают перлы остроумия, и в которые опорожняются вёдра бытовых нечистот.
 - Вот вам героика наших дней: "И бесплатно отряд поскакал на врага..." , - Парфенон держал до половины пустую рюмку на уровне глаз и разглядывал богатый стол. Хозяйка расстаралась, показала талант повара и ресторатора, "Брют" давно было выпито, как и бутылка раритетного "Двина". Теперь общество баловалось "Хересом". Впрочем, развлекались старики, и что-то было в их расслаблении нездоровое, как смех после выживания в катастрофе, вокруг горящие обломки, потерянные люди бродят среди руин в поисках близких, небо затянуто смрадом и пеплом, а ты стоишь и ржёшь, задрав голову к небу, и никто не накидывает на тебя смирительную рубашку, потому-что в этом ужасе всё равно и все равны...
 Матвей и Варвара к питию прибегали редко, но поели хорошо, дружно. Нерешительно они поглядывали друг на друга, в головах царила одинаковая неразбериха, шевелились одинаковые вопросы и сомнения, они чувствовали это, и не решались озвучить - это означало-бы уже шаг в неизвестность, а что там? Ведь это может быть пропасть, а может быть взлёт, в любом случае это был конец уже устоявшемуся, привычному церемониалу, и это пугало. Неопределённость всегда пугает. А разве сейчас, в этом настоящем они имели дело с определённостью? Нет, нет, но ЭТА неопределённость стала привычкой. Надо было только решиться. И не было решимости. Каждый ждал шага от другого, и боялся сам сделать этот шаг. Боялся стать смешным? Требовательным? Навязывающим свою волю? Они выходили на лестницу покурить, курили быстро и нервно и молчали, возвращались на кухню, отводя взгляды от понимающих глаз стариков, пока Персефона в очередной раз демонстративно не прикурила невесть откуда взявшуюся сигарету, и пригвоздила детей к стулу повелительным жестом:
 - Хватит вам уже соседей пугать в парадной. Курите здесь, потом проветрим, на улице уже весна. И в душе весна, а вы ноябрём смотрите. Что за дела, молодёжь? Об чём похороны?
- "Кроме многочисленных знакомых, у меня есть один друг - грусть. Среди шумного веселья и в часы усердной работы он вдруг отзывает меня, увлекает в свое уединение, и я иду за ним, хотя, в сущности, и не двигаюсь с места. Никогда сердце мое не имело более верного друга - мудрено ли, что я принадлежу ему всем сердцем! "-*
 - Успокойся, Парфён, детям не до тебя!
 - Мама, ты смотришь на нас странно, какие-же мы дети?
 - Какие-какие... , заблудившиеся. Вот попала вам на дороге кочка, которую не ждали, а это  может быть не кочка, а ступенька. Так смелее надо! А вы сидите варёные, как те креветки.
 - Что ты имеешь в виду - "смелее"? Аллегория, или совет, всё-равно непонятно.
 - Я вот вижу, у вас рюмки полные, значит, дружно берём и догоняем деда. Давайте-давайте, ребята, Матвей, будь впереди планеты всей! Вы меня простите, дуру заезженную, но я рада! Да, рада! Я рада нашей дурацкой жизни, которая никак не кончится, и Парфенон тоже рад, скажи, Парфёша, ты радуешься жизни? Видите, радуется, абсурдистов своих цитирует, а жизнь ведь одна, хотя и во многих лицах, и пусть половина из них, это маски... Давайте выпьем, доча! Матвей, будьте здоровы! Мы вас любим обоих... обеих, ... чорт, русская грамматика...
 Матвей опрокинул в рот рюмку вина, помотал головой, улыбнулся Варваре, и той вдруг стало легко и смешно, а чего они, в самом деле, будто в саван завернулись! Она тоже выпила свою рюмку, со стуком поставила и широко улыбнулась в ответ другу.
 - Всё идёт своим кругом, - наставительно произнёс Парфенон, поставив пустую рюмку, помахал в воздухе задранным пальцем, взял вилку и стал сосредоточенно целиться в приглянувшийся груздь в лотке. - Вот ты говорила давеча, Персефона, о видении этой... твоей... Да! Видишь, как оно обернулось, значит... Всё , как надо...
 - Не накаркай, Парфён Сергеевич. А ты сам-то что там про зеркало... ? Всё ещё может по своему, по кругу... - хозяйка разлила из бутылки остатки, подумала, махнула рукой и достала из недр стола бутылку румынского "Marine strong gin", что уже было явно лишним. Варвара пригубила, морщась от мягкого одеколонного аромата напитка, подвигала губами, одобрительно кивнула. Допила, что оставалось, подпёрла подбородок рукой и заговорила неспешно, глядя блестящими глазами в никуда :
 - Свадьба была красивая, но не пышная. Все было оригинальное, запоминающееся, и радующее молодоженов... Пара из Руслана и Лары вышла на редкость красивая. Он быстро стал неплохо зарабатывать,уговорил Лару не выходить на работу из декрета, а заняться домом, ребенком. Она согласилась. И так прошло три года.  Руслан был счастлив, Лара, кажется, тоже. Но в какой-то момент Руслану показалось что с женой творится что-то не то. Он замечал какой-то взгляд непонятный, какую-то суету, что-то выбивалось из общего ритма. Но, понять что именно - Руслан не мог. В тот день он собрался с друзьями на рыбалку. Поездка была запланирована три месяца назад, жена была в курсе. Руслан обещал привезти улов какого они еще с дочкой не видели. Лара усмехнулась, поворчала, и отправила мужа на отдых. Только Руслан заметил, что она смотрит на часы, прячет глаза, и вся какая-то рассеянная...
На рыбалке все текло своим чередом. Но Руслану было как-то не по себе. После обеда он ушел в палатку, а через полчаса кто-то из приятелей увидел мятущегося Руслана всего в жару. Быстро посоветовавшись, решили Руслана отвезти домой.
К дому подъехали уже поздно вечером. Один из приятелей решил подняться вместе с ним в квартиру - проводить...
 Матвей тревожно смотрел на Варвару, потом приподнялся, даже протянул руку, может быть, хотел погладить по плечу, но вовремя увидел предостерегающий взгляд Персефоны, её запрет, выраженный покачиванием головы... Опустился на стул, плеснул в рюмку джина, рывком поднёс ко рту, проглотил, как воду...
 Варвара продолжала бесцветным голосом, будто повторяла надоевший урок, заданный на дом :
 - ... В спальне горел свет, из-за неплотно прикрытой двери неслись стоны и охи-вздохи. Приятель Руслана застыл у двери. А сам хозяин квартиры внимательно посмотрел на чужие кроссовки в коридоре, на кухне стояла недопитая бутылка вина, сквозь неприкрытую дверь он видел свою жену на кровати с другим. Она не заметила его...
Руслан вздохнул, и увлекая приятеля за собой вышел из квартиры. "Поехали обратно, я кажется вылечился." ... Потом Лера плакала и просила прощения, говорила, бес попутал. Руслан ее не простил. Сказал что любит, но простить не сможет, как и рвать себе сердце. И лучше разойтись сейчас, пока он не стал ее ненавидеть.
Через год Лера снова вышла замуж. А Руслан так и живет один. Говорит, что у него одна рыбалка на уме - не до женщин...
 За столом надолго установилось молчание, Варвара спокойно смотрела перед собой и чему-то улыбалась.
 Время, когда они, наконец, разошлись по спальням, в разуме ни у кого не отложилось. Матвей посидел на диване, раздумывая ни о чём ; ни свалившаяся на него квартира, ни упавшие ниоткуда деньги не занимали его мыслей, разделся медленно, ещё немного подумал, не подождать-ли ему Варвару, и уснул в этих приятных размышлениях...
 Его слух уловил звук цокота копыт издали, в густом тумане нельзя было разобрать направление звука, но он явно приближался и иногда сопровождался всплесками - лошадь ступала в дождевые лужи, дождь, видимо, недавно кончился, в серой пелене нарождающихся белых ночей просвечивали тусклые пятна фонарей, было сыро и зябко. Матвей шёл по брусчатке тротуара и соображал, где в городе могла остаться брусчатая мостовая, везде лежал асфальт. Слева , за узорной чугунной оградой угадывалась широкая река, там туман обрывался вниз клубами, как облака в горах, и чудились скалистые ущелья, но там была спокойно текущая вода, несущая прошлогодние листья. Он прошёл мимо сидящих на тротуаре трёх обезьян, и одна при его приближении обхватила лапами морду, другая прикрыла глаза, третья закрыла уши. Их шерсть была сырой и слипшейся, от неё поднимался пар. Обезьяны остались сзади, в тумане, и Матвей понял, что он на острове, хотя, при чём здесь обезьяны, ему было непонятно. Впереди возникла, приближаясь, тёмная масса, звук копыт исходил от неё. По городской легенде, в тумане Крестовского острова ночами можно было встретить белую лошадь, настоящую, живую, она иногда щипала молодую траву под деревьями, и никто не знал, куда она уходит с наступлением дня. На этот раз лошадь имела на спине седло, и в нём всадницу. Бледная обнажённая женская фигура сидела боком, без уздечки, женщина мерно покачивалась в такт шагам животного, и Матвей подумал : "Варвара!" , мысль была неожиданная и ошибочная, как большинство наших спонтанных ожиданий. Леди Годива равнодушно скользнула по его лицу взглядом застывших голубых глаз, оглянулась на реку, похлопала лошадь по холке, и та послушно повернулась, перешла дорогу и пропала в аллее между каштанов. А впереди появился новый персонаж, сколько странных живых существ можно встретить ночью на пустых улицах, не спится им! Этот стоял, опёршись на перила, смотрел перед собой, будто пытаясь разглядеть противоположный берег, подразумевающийся тёмной зубчатой полосой растительности и прямоугольников городской застройки, но всё это было размыто, просто город в тумане, ещё спящий и видящий непонятные сны.
 Человек был старым, одетым в серый, висящий костюм, в плоской, мятой шляпе, видно было небольшую седую бородку и треугольник платочка в нагрудном кармане.
 - Ты зря здесь ходишь, - проговорил человек, не поворачивая головы, его голос тоже был ровным, серым и надтреснутым, будто исходил из пересохшего горла. - Тебя здесь не должно быть, ты вызываешь из тени причудливых созданий, и они производят ненужные действия...
 - Колебания силы! - сказал Матвей с вызовом. - Ерунда! Мы не во вселенной звёздных войн! Кто ты?
 - Не прикидывайся простаком, всё ты хорошо понимаешь, эта ситуация обыграна множество раз, и если я скажу, что я - это ты, это тебя не удивит. Ты сам понимаешь, что появился из ниоткуда и непонятно зачем, и этот вызов противоречит канону. То, что ушло, не может возвратиться.
 - Даже если этому есть серьёзные причины?
 - И они тебе известны? Ты ведь не можешь знать точно, ты блуждаешь по призракам действительности, ищешь своё место, тебе кажется, что в этом заложен смысл твоего бытия, но ты не знаешь, что ты есть, и люди, тебя окружающие, не более реальны, чем твои догадки и желания.
 Он повернул голову, и Матвей только сейчас увидел тонкую оправу очков , металлическую и жёлтую. Лицо было знакомым, но мешала бородка, плоская белая бородка, как у доброго дядюшки Римуса.
 - Гера? А где твоя собачка, где Дашка? Мне её не хватает.
 - Нам всегда не хватает нашей лучшей части, которая уходит, растворяется в прошлом, нам не хватает себя, и приходится придумывать то, чего нет и не было.
 - Но Гера был, только он неожиданно ушёл... Он подобрал меня на улице, когда мне было плохо...
 - И он стал частью тебя? Ты держишь его в памяти, в реальности. "Оставьте мертвецов их мёртвым", это тебя не касается? Призраков над отпускать, иначе мир наполнится ими,  станет подобным им. Всё переходит в другое, подобное, но только внешне. Сущность меняется.
 - Нет! Нет, только сущность и помнится, внешность может расплыться, но эмоции держат образ.
 - Ты привержен прошлому, а оно тебя отринуло...
 - Ну и пусть. Кому оно нужно? Главное, что ты есть сейчас.
 - Ты так думаешь? Но прошлое держит нас, заповеди не уходят, они подчиняют нас навечно. Зло уходит, да, но оно и не имеет власти, только мы сами даём ему подобие могущества.
 - Ты не Гера, он так не говорил. Ему было причинено зло, но он... , он простил.
 - Заповеди. Помни о них. Это якорь людей. И не держись за мертвецов, это может  плохо кончится. Ты можешь попытаться сделать свою жизнь. Но вот этот туман может скрывать не только слова и дела, он может исказить их основу, перевернуть смысл. Попробуй, но помни...
 И туман сгустился, а потом щёлкнул включатель, яркий свет проник сквозь веки, вынудив открыть глаза, и Матвей увидел женщину, вошедшую в кабинет с подносом в руках.
 - Леди, это вы? Многоуважаемая леди Годива...
 - Если я и леди, то уж никак моё имя не Годива, с чего ты взял? Тебе что-то приснилось? Голова не болит? Папа уже ворчит и требует рассола. Джин они с мамой вчера всё-таки допили, и на кухне сейчас чад, запах одеколона и кубинских сигар, как в пиратской корчме! Вот никогда не подумала-бы, что маман курит сигары!
 - Варвара? Это в самом деле... Что я говорю! Но я уже выздоровел. И голова в порядке, зачем ты ухаживаешь за мной?
 - Женщине нужно ощущение нужности. И женщина должна получать удовольствие от жизни, от того, что она женщина и умеет то, что недоступно мужчине.
 - Это ты умеешь. Ты настоящая женщина.
 - Тебя кто-нибудь учил говорить комплименты?  А ты знаешь, на улице солнце. Хочешь посмотреть?
 Варвара подошла к окну, потянула за шнур, и шторы разошлись, как пелена савана. Там было серо, на окне лежала тень.
 - Ну, вот. Сплошное разочарование, прости, что обманула. Облачко набежало, наверное, с Маркизовой лужи натянуло, такая обида!
 - Ничего, что ты там притащила? Какао! Оно-то не убежит! И гренки с сыром, прекрасно, я вижу, у Персефоны тоже голова не болит.
 - Они двужильные, наши старики. И такие разгрузочные дни бывают не часто, пусть уже. Всё должно чередоваться. Что думаешь делать? И тебе пока ещё дня три надо лекарства попить...
 - Не знаю. Шевелиться надо, надоело чужой диван продавливать... Что-бы ты предприняла?
 - Это ты должен решать. Я лицо... предвзятое.
 - В каком смысле? Согласись, что моё положение здесь стало двусмысленным. Только не обижайся, я вам много благодарен, и вы люди... вы мне нравитесь, я не хочу вас обижать какими-то поступками, которые могут быть истолкованы... ну, как неблагодарность.
 - У тебя теперь есть деньги... и адрес. Я подумала-бы, как всё это... освоить.
 - Присвоить...
 - Тебе надо разобраться с квартирой. И если ты в самом деле её хозяин, ... не знаю... Начинать жить? Попробовать поспрашивать соседей, осторожно, конечно, чтобы не подумали нехорошего. Если хочешь, я могу... помочь...
 - А работа? Юнтолово - не ближний свет.
 - Работа... Срочного ничего не предвидится, а что появится, вызовут, позвонят. Я в отпуске не была два года, как-то не получалось, постоянно что-то встревало, неожиданное. Конечно, у учащихся сейчас на носу подготовка к экзаменам, сессии, но гонка начнётся через месяц-полтора, время есть... Началась проза жизни... Жизнь всегда проза. Иногда , правда, переходит в поэзию, но это временно... А хочется, чтобы всегда. А так не бывает. Проза, изо дня в день... До финала и эпилога.
 - Ну, что-ж, погода сегодня хорошая. Предлагаю сеньоре загородную прогулку. Пробуждающийся после зимней спячки лес, лужи и шуршащие мётлы дворников. Можно такси к подъезду.
 - Прямо сейчас?
 - Вас что-то держит, сеньора? Пажа надо выдрать? Оставим это дуэнье. Кстати, надо зайти, с добрым утром поздравить...
 Старшее поколение поездку с разведкой в целом одобрило. Но у Парфенона тут-же возникло исправление замысла.
 - Во-первых, не ВЫ, но Я. Ну, и вы со мной.
 - Что ты выдумал, папа? - серьёзно спросила Варвара. - Не проснулся ещё. Какое ты имеешь отношение?...
 - Такое-же, как и вы, добры молодцы, - отрезал Парфенон. - И даже больше. Представьте ситуацию: соседи и функционеры местной ЖЭК знают, что квартира принадлежит старому человеку, которого уже и забыли, как выглядит. Но возраст помнят. И видят молодого архаровца с девицей, которые, как к себе домой... Думаете, прямо все просто отвернутся? Сейчас не то, что было тридцать лет назад, каждому надо знать, кто идёт, куда, зачем, почему. И детей с детства приучают. Всё настроено на защиту от жуликов. И правильно, между прочим, вон их сколько развелось. Значит - я. В лицо мало кто помнит, а возраст подходящий, меньше поводов для сомнений.
 - Дед прав, - отозвалась Персефона. - Ты, Парфюша, даже можешь там заговорить с кем из соседей и обмолвится, что теперь, мол, хозяином внук будет, мол, переехал сюда работать... Вот он, Матвей, значит.
 - Не стар я для внука? - заартачился Матвей, уже согласившийся с доводами стариков.
 - Ничего, выглядишь моложе, чем рождаются, а если паспорт кто спросит - хотя, зачем? - сможешь сказать, что на прописку сдал. Так ещё надёжнее будет. И сразу начни платить все платежи. Поищи квитанции, должны быть, можешь даже зайти к инспекторам, только поаккуратнее там, скажи, дед совсем стар стал, сам ходит с трудом, вот, послал узнать, нет-ли каких задолженностей.
 - И они скажут, с момента похорон деда, задолженностей нет.
 - Не умничай, труп был бесхозный, его муниципалитет оприходовал, мимо МУПа. Никто ничего и вряд-ли что знает... Только не сразу поедете, а вот Парфенон сейчас поспит пару часиков, побреется... И с Богом. Так что можете в магазин сходить, что купите домой Матвею, там ведь ничего нет?
 - Это идея, - мрачно сказал Матвей. - Много чего надо, кофе, сахар, хлеба с колбасой,  там ведь холодильник совсем пустой... Ванные принадлежности... Можно сходить, начинать надо... жить... Значит, в "Ленту"? Поможешь, Варя? Память у меня ещё... и женщине иногда умные мысли приходят.


*- Кьеркегор "Афоризмы эстетика"


 2. - Жизнь, я вам могу сказать, это свинство, не стоящее оценки, - решительно сказал Парфенон и посмотрел в зеркальце на лицо водителя. Тот в ответ пожал плечами и ничего больше, он давно привык к философствованиям пассажиров.
 Такси пролетело Измайловский проспект, пустынный в это время, очутилось на Майорова, и на пересечении с Садовой свернуло направо. Пришлось недолго постоять на Сенной, и довольно продолжительное время перед Невским. Машина дёргалась, проезжала пару метров, и опять замирала. Рядом с ними так-же дёргался ярко-красный кабриолет с уже открытым верхом, несмотря на позднюю весну, но чего не сделаешь ради престижа и пиара! За рулём эксклюзивного чуда восседала вумен в красном, эксклюзивном-же парике и  также эксклюзивной красной меховой накидке. Вумен делала одновременно три вещи ; смотрелась в зеркало, красила губы и громко разговаривала по телефону. Авто управлялось посредством педалей и интуиции. Наконец Невский стал позади, Садовая скоро кончилась Марсовым полем и длинным Троицким мостом . Потянулся Каменноостровский проспект. И тут Матвей забеспокоился. Когда проехали театр Ленсовета, он наклонился к водителю, нерешительно кашлянул:
 - Здесь... скоро... Нельзя будет остановиться на несколько минут?
 - Остановимся, - равнодушно ответил водитель. - Заранее предупредите, как будем подъезжать...
 Варвара, сидящая впереди, тревожно оглянулась :
 - Что-то случилось?
 - Нет... Всё в порядке.
 - Может быть что-то вспомнилось?
 - Не знаю. Просто чувство дежа вю... Я здесь часто был, но ничего определённого. Нет ничего в памяти...
 - Мы можем забыть город, это часто бывает... Но город нас не хочет отпускать, не забывает и напоминает о себе... - это было единственное, что они услышали от водителя за всю дорогу... Пересекли реку Карповку, потом Малую Невку, на Каменном острове Матвей громко сказал :
 - Скоро... Здесь...
 Впереди горбатился Ушаковский мост через Большую Невку. Слева голые ещё деревья парка "Тихий отдых" открывали вид на реку.
 - Здесь я был, там, на набережной. Я ночью видел здесь леди Годиву на белой лошади. И разговаривал с... Гера?... не знаю, кто это был... Я принял его за Гера, и он был без собаки и в металлических очках... Он мне что-то говорил, предупреждал... Я его не понял. Что-то о том, что я не должен быть здесь, в этом мире? Я только образ... чего? Не знаю...
 - Поехали, поехали, уже дальше. - нервно сказала Варвара. - Ты болел. Этого не было... Надо тебе будет попить антидепрессантов...
 Парфенон, повернув голову, внимательно посмотрел на Матвея, пожевал губами, словно хотел сказать, это тебе женщина, брат! теперь ты под каблуком! Но не сказал, не стал накалять обстановку.
За мостом свернули налево, на Приморский, здесь машин прибавилось, но пробок ещё не было.
 - "Величие, мудрость, громкое имя,
Дружба, удовольствия и добродетель -
Не что иное, как ветер, как дым,
Иными словами, - ничто..."*
- с пафосом произнёс Парфенон и подождал реакции аудитории, надеясь на полемику. Реакция последовала не совсем та, которую он мог предположить.
 - Папа, с сумкой поосторожнее, там есть, что разбить... - не оборачиваясь, произнесла Варвара.
 - Ты становишься занудной, - на коленях у Парфенона стояла свежекупленная чёрная, кожаная сумка. Разбиться там могли флаконы дезодорантов, шампуней и прочей парфюмерии - всё-таки поход в "Ленту" возглавлялся вдохновляющим женским началом. Вторую сумку, побольше, но парную к первой, держал Матвей. В ней тоже царил женский выбор, за исключением кофе и бутылки французского коньяку, которые Матвей не доверил выбрать некомпетентной женщине, как и копчёную грудинку с мексиканским соусом.
 Перед платформой "Ольгино" свернули направо, через переезд, потянулись по обеим сторонам садовые участки, из-за высоких, фигурных заборов торчали терема и хоромы, на любой боярский вкус. Потом указатель повернул их направо, назад, в сторону города, и  скоро они подъезжали к новостройке "Юнтолово".
  - За этим длинным домом налево, и за автобусной остановкой снова налево... - сказал Матвей, морща лоб и вспоминая, как он мёрзнул под дождём, явившись в этот холодный мир и не зная следующего шага...
 - Вот этот дом, дом четыре, - взволновано произнёс Матвей, здесь началась его новая жизнь, но что дальше, должно было проясниться очень скоро. Только станет-ли проще? - Направо, первая парадная...
 Парфенон с Варварой вышли из остановившейся машины, с любопытством огляделись, хотя смотреть особо было не на что, обычная типовая новостройка, им понравилось, что газоны были чистыми, между колышков, привязанные, стояли молодые деревца, а дома были раскрашены геометрическими плоскостями жёлтых, оранжевых и голубых расцветок. Подождали, пока Матвей получит сдачу с тысячной купюры.
 - Спасибо, и всего вам хорошего...
 - И вам... удачи с воспоминаниями...
 Вошли в уже знакомую парадную, здесь было тихо и чисто, справа был вход в офис по продаже квартир, слева жилые квартиры, подошли к двери номер один.
 - Дверь оставалась открытой, я не нашёл ключа, - пояснил Матвей, и Парфенон нажал кнопку звонка:
 - На случай, вдруг кто дома, может получиться неудобно.
 За дверью прозвенел колокольчик, они выждали пару минут, потом Матвей нерешительно повернул ручку, и дверь открылась.
 В сумрачной прихожей было прохладно, видимо, фрамуга окна была приоткрыта. Матвей, не глядя, щёлкнул выключателем:
 - Что-то не так, не могу сказать... Запах? Такое ощущение, что что-то изменилось...
 Они прошли на кухню, положили сумки на раздвижной диван, Варвара нерешительно посмотрела на Матвея, стала открывать одну за другой дверцы шкафчиков и столов, проводя ревизию, всё было пусто. На столике у дивана лежали какие-то бумаги, Матвей взял, это были квитанции ЖЭК, с синими штампами, подписанные. По... конец текущего месяца... Он вернулся в прихожую, сдвинул зеркальные двери шкафа, там тоже было пусто...
 - Здесь были какие-то старые вещи, - растерянно сказал он. - Сейчас ничего...
 В спальной, в прикроватной тумбочке уже не лежала коробка с бижутерией, в ванной тоже ничего лишнего, чужого.
 - Да, кто-то здесь был...
 - В двери, между прочим, ключ торчит. Интересней становится. Всё-таки кто-то здесь жил. И этот кто-то знал, что ты вернёшься.
 Матвею захотелось сказать, что он догадывается... Но бижутерия и женские сапоги? Они не укладывались в его догадку, и он промолчал. Стал разбирать сумки:
 - Кажется, вопрос решён. На квитанциях то-же самое имя, Матвей Танеев, последняя выписана прошлым месяцем.
 - Ты называешь это решённым вопросом? Это ты подписывал квитанции? Или тот ты, который умер три года назад?
 - Ребята, существуют вопросы, ответы на которые не имеют никакого значения. Например, вопрос о происхождении Вселенной. Как хотите, так и будет. В данном случае, судьба Вселенной в наших руках. И она вам благоволит.
 - Парфён Сергеевич, в последние дни вы с Прасковьей Антоновной ходите вокруг, да около одной определённой темы. Эти намёки, они мне не вполне понятны... Или только одному мне? Ты сказал, - "вам". Может, объяснишь?
 Варвара встрепенулась, подалась вперёд, будто собралась сказать что-то горячее и неожиданное, но Парфенон, не глядя, указал ей на диван, и она послушно присела.
 - Матвей, я назвал-бы это лицемерием, эти твои названные недоумения, если-бы не узнал уже твои страусиные повадки. Не хочешь всё-таки посмотреть реальности в глаза? И перестать уже издеваться над кое-кем, могу уточнить...
 - Не надо... Наверное, я веду себя, как страус. Но моё положение...
 - И не считай нас за непонятливых дебилов. Твоё положение бездомного бродяги? Кем-бы ты ни был, мы смотрим и видим то, что видим. А то, чего мы не видим, нас не интересует. Судьба, провидение, предназначение - называй, как хочешь, сотворила чудо, которое ещё требует разгадки, потому что чудес не бывает, всё происходит по непознанным правилам и законам... Конечно, тайное становится явным, но оно не имеет значения, если не имеет последствий, каким-бы оно ни было в сути своей. Ты обрёл имя и независимость, но ты остался тем, кем мы тебя знаем. И твоё появление в нашей семье, оно тоже не просто так, не ведро семечек. Я ясно высказался?
 - На этот раз да. Спасибо, папочка... - тихо ответила почему-то Варвара. - Немного завуалировано, но категорично.
 - Великолепно. Надеюсь, это единогласное мнение. Засим я умолкаю и исчезаю, бабка ждёт результатов... Варвара, надеюсь, ты поможешь пещерному человеку с вселением. Здесь явно не хватает женской руки...
 В прихожей Матвей протянул другу руку:
 - Спасибо за всё, Парфён Сергеевич... Вы с матерью настоящие люди.
 - Прямо слезу вышиб... Дай-ка тысячу, неохота по автобусам трястись... Не тот возраст, понимаешь... Очень не тот. Как и Персефона. Кстати, постарайтесь не забыть дорогу до нашего дома, хотя есть уверенность, что обстоятельства не позволят возродиться склерозу. Приходите всегда и в любое время суток. Только постарайся не в прежнем состоянии. Будем ждать. Счастливо... разобраться.
 Парфенон потоптался, махнул рукой и решительно вышел. А Матвею СТРАШНО было заходить на кухню, где никого, кроме Вари не было. Но она сама вышла через мгновение :
 - Чего ты здесь стоишь, как сирота, а, хозяин? Пойдём, ревизию продолжим. Здесь ванная ? Посмотрим.
 - Там ничего нет. Совсем ничего. Как и в спальной.
 - Мебель-то хотя-бы есть?
 Они заглянули туда и сюда, всё в самом деле было пусто. И Варя, как и хозяин, тоже боялась остановиться, боялась мгновения, когда надо будет взглянуть друг другу в глаза и начать разговор, который расставит всё по своим местам. Потому что потом настанет время действий.
 - Что-ж, бери сумки, и пойдём в магазин.
 - Здесь есть магазин? - удивился Матвей.
 - Вот смешной! Такой район, и без магазинов? Их открывают, когда и жильцов ещё нет. Там, через дорогу, когда подъезжали, я высмотрела. Надо всё, от белья и полотенец, до перца и макарон. Может быть, пару раз сходить придётся...
 На крыльце с ними поздоровалась уборщица лестниц, молодая, улыбающаяся узбечка:
 - Здравствуйте! Вижу, жильцы новые ? Первый раз вижу, запомнить надо.
 - Здравствуйте... Да, мы теперь живём здесь, - сказал Матвей, - приятно познакомиться... Вы здесь работаете?
 - Да, я убираю лестницы в этих домах, всех здесь знаю. Взрослых и детей. У вас дети есть?
 - Нет, - торопливо ответила Варвара. - Мы... ещё не... пока нет...
 - Ещё будут! - уверенно сказала девушка. - Вы кем приходитесь хозяину? Вы-же в первую квартиру, там дедушка один жил, давно с ним не разговаривала... Или он продал квартиру? Жалко, хороший человек...
 - Нет, он не продал,... он сейчас в другом месте. - ответил Матвей. - Я... внук его, я теперь здесь буду жить... Меня Матвей звать.
 - Как дедушку? Это хорошо, что вас назвали в его честь, уважают человека! Он переехал? Я видела, он недавно в такси садился...
 Оказалось, что девушку звать Ригора, странное, непривычное имя...
 - Да, он будет жить в другом месте... Всего хорошего вам!
 - Хорошая девушка, - сказала Варвара, поднимая воротник. - Жалко её.
 - Почему? Улыбается, хорошо выглядит.
 - Улыбается она, потому что так надо. В чужой стране ты должен выглядеть хорошо. Далеко от дома, от семьи, наверное, по серьёзной причине, конечно, жалко.
 Они ещё немного поговорили об эмигрантах, почему у них такая жизнь, что их гонит вдаль от родных и дома, и надо-ли их жалеть, или это просто жизнь такая, не хорошая, и не плохая, а просто... вот такая.
 А потом они пришли в магазин, это была женская вотчина, и Варвара начала с хозяйственного отдела. Было куплено всё, что там было, от губок для мытья посуды, до микроволновки и пододеяльников.
 - Надо будет съездить, купить тебе компьютер. Или ноутбук, мощный, игровой. Или ты предпочитаешь компьютер?
 Матвей качал головой, но не возражал, а улыбался; ему нравилось подчиняться, и он плыл по волнам этой завлекающей зависимости...
 Наконец женщина остановилась и критически осмотрела загруженную тележку и загруженного Матвея.
 - Стоп. Наша грузоподъёмность ограничена, как тебе кажется?
 - И денег в кармане десятка.
 - Расплатишься картой. Не в этом дело. До продуктов мы ещё не добрались. Пойдём домой, передохнём, попьём кофе с пироженками, и снова сюда...
 Её глаза лихорадочно блестели.
 - Ты похожа на маньяка, как он называется, с жаждой приобретательства.
 - Ну и что? Не ограничивай полёта фантазии и удовольствия, дай душу отвести.
 - В рай? 


* - стихи Кьеркегора




 3. - Ригору на обратном пути они не встретили, наверное, работала. Они сидели на кухне и пили кофе из новых чашек, ели ложечками бисквиты с новых тарелочек и улыбались друг другу. Им казалось, что наступило преддверие какого-то праздника, и совсем не думалось, что после любого праздника опять приходят будни.
 - Знаешь, что мы забыли купить? - он стоял у окна и в промежуток между шторами разглядывал моросящий дождик. - Зонт. Большой, чёрный, складной... Не люблю зонты... и перчатки. Я их всегда теряю, забываю, где попало. Я... всегда... Ты слышала?
 - Что? - она облизала ложечку. - Да, конечно. Ты. Всегда... Чего ты испугался?... Успокойся, слышишь?
 - Я сказал это мимоходом, как факт... Но кто - Я? Какой я? И когда - "всегда"? Разве я должен знать, что такое - всегда? И что я делал в этом всегда?
 - Матвей, ну, сказал... Мало-ли что, и не стоит нервничать. Это просто фигура речи, не больше... Всплыло в памяти. Мало-ли что может всплыть, там столько всего, ведь мы и представить не можем, сколько там всего! И всё это лежит, спрессованное, потому что мы не нуждаемся в нём, мы так думаем, и специально что-то забываем, чтобы не мешалось... Мы отворачиваемся от маленьких кусочков пазла, потому что он весь стоит у нас перед глазами, мы помним впечатление, но не можем и не хотим помнить частности. А генетическая память? Память поколений? Это ужас, ведь там каждый наш шаг, каждая мысль. Как в энергетическом поле Вселенной, каждый атом знает своё место - это всё информация, хранящаяся там. Это не фиксированная информация, но когда она нужна , когда приходит её время, она организуется... В схему, рисунок, печатную страницу... А ты вспомнил, что теряешь зонты!
 - Но, может быть, не только это! Надо попробовать...
 Он закрыл глаза и увидел чёрное ничто, потом в нём закрутились искры, оранжевые и белые... И всё... Или нет. В этом чёрном вдруг высветлилось пятно, туманное, с пятнами уплотнений, прорисовались очертания, обрели границы, отлились в знакомые формы... Это были кисти рук, только кисти с надетыми на них рыжими, замшевыми перчатками, вокруг них форм не существовала, только туман, переходящий в черноту. Руки зашевелились, пальцы стали стаскивать перчатки, открывая шелушащуюся, морщинистую кожу. Перчатки сложили аккуратно вместе и положили на сиденье. Обычное сиденье общественного транспорта, обитое коричневым кожзаменителем. И они остались лежать там, когда хозяин жилистых рук вышел на остановке...
 - Что? Что там было?
 - Ничего. Старые руки, забывшие перчатки в автобусе. Или в электричке. Руки старика, больше ничего. И перчатки. Жёлтые, замшевые.
 - И при чём здесь ты?
 - Может быть, я был тем стариком? Почему именно эти руки и эти перчатки, а перчатки мои, я всегда любил такие... Опять это "всегда".  Ты так не думаешь, что я вспомнил кусочек себя? Но почему - старик? Я уверен, что всегда был хозяином этой квартиры, и не умирал три года назад, в возрасте восьмидесяти лет... Да, я появился на свет здесь, полтора месяца назад, а три года где я был? И почему Ригора, увидев Парфенона, приняла его за Матвея Танеева? Может быть, он был жив эти три года, и... не знаю. Может быть он БЫЛ здесь, а не там, где его похоронили, а недавно стал мной? Ты видишь, сколько вопросов, а ты хочешь... Чего ты хочешь?
 - Так, хватит ! Ну, хватит уже! Мы встаём, видишь? Я уже встала! И мы дружно идём в магазин. Пока ты с ума не сошёл со всеми этими руками! Я, кстати, после кофе зверски есть захотела! Чего-нибудь экзотического и основательного... Котлет?  Вот! Бифштекс, сочный. Нет! Мы возьмём хинкали! И мультиварку, чтобы их готовить...
 Снова идти куда-то Матвею совсем не хотелось, но он встал и потащился. И они купили мультиварку, и хинкали, маленькие и аккуратные, и ещё сметаны, и Ессентуков, и ряженки, и сыра, и винограда, и ещё, и ещё... И зонт с изогнутой рукояткой под тёмное коричневое дерево. А потом, через некоторое время Варя готовила хинкали, а Матвей накрывал на стол, порезал зелени, поставил сметану и чёрный перец, налил ряженку в высокие стаканы. Они ели хинкали, полив их сметаной, разрезали ложкой пополам и осторожно, чтобы не обжечься, торжественно жевали.
 - А почему мы без телевизора? Он вообще работает?
 - Здесь пульт незнакомый, сейчас попробую разобраться...
 Телевизор включился с пружинным стоном. Кнопка меню?
 - Кабельное телевидение, двести каналов! Что хочешь увидеть?
 - Дискавери есть? Что-нибудь про диких и опасных змей в джунглях Австралии?
 На Дискавери демонстрировали фильм о диких и опасных медведях гризли в джунглях Канады. Медведи ловили и поедали лососей в горных речках растрёпанных канадских лесов. Матвей подумал, собрал со стола и отнёс в мойку грязную посуду. Ещё подумал, взял губку, открыл горячую воду и помыл эти тарелки, кружки и вилки-ложки. Пока он был занят, Варвара сходила в ванную, смыла косметику и переоделась в принесённый из магазина халат, бледно-розовый, будто обсыпанный большими зелёными листьями. Матвею пришлось уйти в спальную и там переодеться в домашнюю куртку и брюки, нелепые, но уютные, привезённые с собой. Когда он вернулся на кухню, Варя сидела, откинувшись на спинку дивана, заложив руки за голову, отчего халатик на её груди обтянулся и округлился, и смотрела на медведей.
 Он сел рядом с ней, повернул голову, и тут прямо физически ощутил, как в воздухе повисла туго натянутая струна. Она вибрировала и грозила порваться.
 - И что? Смотреть телевизор и курить? - безмолвно сказал он ей и неожиданно для себя положил ладонь на левую грудь Варвары. Он удивился и надавил пальцами. Грудь была приятная мягкая и упругая. А Варвара вдруг развернулась всем телом, и он ощутил своими губами её сухие, горячие и неопытные губы.
 Как они очутились в спальной, оставив медведей гризли на произвол судьбы, Бог знает. Под халатом Вари не было ничего...
Их одежда была разбросана по ковровому покрытию, одеяло валялось там-же. Матвей смотрел на её вытянувшееся тело, нереальное на канареечной простыне, гладил его пальцами, спускаясь всё ниже, до самого конца, он не думал ни о чём, только ощущал мало знакомое чувство нежности, он щекотал его губами, прижимаясь и пытаясь охватить её всю, сразу, трогал языком большие твёрдые соски, и он знал, что способен на всё... Но она только сказала:
 - Ты... не обидишь меня?
 На этот полувопрос ответ не нужен был... Голова кружилась. Весь мир, отвернувшись и закрыв глаза, ждал. Пока не дождался. И так было очень долго, в медленном, искусственно растягиваемом ритме... Иногда он останавливался, ложился на спину и передыхал, ожидая, пока высохнет пот, бездумно глядя в потолок, и Варваре приходилось теребить его, проклиная за остановку, и он снова погружался в неё...
 - Всегда хорошего хочется ещё и ещё, долго и без перерывов... Не думая, что может наступить пресыщение. Когда ехали сюда, я не думала, что так будет... Ну, может быть, чуть-чуть думала, но не так. Я думала, что всё будет по другому, не знаю, как, но не ожидала, что это будет так хорошо...
 Он лежал молча и смотрел на её незагорелое тело, светлые пятна грудей, и чувствовал, как снова в нём шевелится желание. Он дышал медленно и еле слышно, и рядом дышала она, беззвучно, будто притаившись. Потом они заснули, сразу и вместе. И проснулись в три часа ночи. Матвей только обрадовался, что автобусы уже не ходят, и метро закрыто, а значит, Варваре не уехать домой - идиотская мысль, ведь сюда они приехали на такси, и что мешает ей сейчас воспользоваться им? Но почему она вдруг должна уехать, об этом он не думал. Ведь всё было хорошо.
 - Ты тоже думаешь, что у нас всё хорошо? - спросил он в уверенности, что она не спит. О чём-то она думает?
 - Абсолютно... Матвей, мне интересно, узнаем мы когда-нибудь, кто ты был до... ну, до того, как всё забыл.
 - Почему тебя это волнует? Я, например, этого почему-то боюсь... Боюсь старых обязанностей, которые могут при этом открыться, боюсь каких-то бытовых неприятностей. Ведь в самом деле случилось что-то серьёзное, что послужило причиной потери памяти, какой-то стресс, потрясение, от которого сознание защитилось, забыв об этом...
 - Что-то можно сказать о твоей личности, но только самыми общими словами. Ты легко обращаешься с книгами, логично рассуждаешь, с юмором относишься к действительности, самокритичен... Это признаки культуры, твоя семья... кто тебя воспитывал, это были интеллигенты, интеллектуалы. Ты иногда цитируешь философов, учёных, знаком с историей, ты не чураешься даже специальных исторических тем, помимо школьной программы. Гуманитарий? В какой области? Ты профан в музыке, живописи, но в твоей речи иногда проскальзывают специальные термины из естественных наук, физики, астрономии...
 - Действительно, это всё слишком расплывчато. Обычный диапазон фаната научной фантастики, например...
 - Видишь, ты разбираешься в чтении книг, за это время ты набрался сведений о научной фантастике? Сомневаюсь. Это знания, присутствующие в твоём сознании. А я сказала-бы, что у тебя кругозор прилежного студента...
 - Может быть отвлечёмся от моей персоны? Переключимся на что-то более приземлённое, если ты не против, конечно...
 - Ты о сексе? Чисто мужской приём ухода от проблемы... А вот есть ещё теория, слышал про Агасфера? Эжен Сю, роман "Агасфер"... Агасфер скитается вечно по земле, таков его крест. По легенде, это вечный высохший старик-зануда. Но ведь на самом деле тело не вечно, и по прошествии жизненного срока, душа его должна искать и  переходить в другое тело...
 - Перестань. Я не Агасфер. И никакой вины я не чувствую. Да и зачем Агасферу входить в тело, уже отжившее половину срока? Смысл? Не проще занять сосуд ребёнка, нового человека, не ломая тому уже устоявшуюся жизнь? И почему должен быть наказан этот человек? Где логика? Нет, смысл наказания Агасфера именно в ЕГО неприкаянной жизни, а постоянно возрождаться, какое-же это наказание?... Это уже аюрведа какая-то, обычная юдоль человеческая... Впрочем, у индусов... Но ведь Агасфер не был индусом?
 - Да, мысль не очень удачная...
 - Богословы тебя на кусочки порвали-бы... А я сейчас начну истязания... Ты случайно не суккуб?
 Пришлось Варваре доказывать, что она не злой демон, и она сделала это со всей страстью и убедительностью, один раз они даже не удержали равновесия, увлеклись и скатились с кровати под окно, не разжимая объятий, что было совсем неожиданно и великолепно. Секунды они лежали, застыв от испуга друг за друга, потом поняли, что ничего страшного не произошло, и дружно в облегчении рассмеялись. Пережитый мгновенный испуг только придал пикантности их фантазии...
 - Знаешь, в чём вся прелесть классики? Её нельзя улучшить, но можно постоянно к ней возвращаться и видеть каждый раз что-то новое... Конечно, мысль не оригинальная, но как раз сейчас отражает то, что я ощущаю.
 - Такое умиротворение... А говорят, что телесное не воздействует на состояние души. После такого начинаешь понимать гедонистов... Матвей, вопросы, которые не дают тебе покоя, они в самом деле важные, но... Мой совет, попробуй прибегнуть к моей методе в таких случаях. Когда что-то меня волнует, но нет основательных предпосылок для разрешения вопроса, я стараюсь отключиться от них. Сберегаешь душевную энергию, и не отвлекаешься от чего-то насущного. Вопросы разрешаются с течением времени в нужный момент, как утверждает папа. Просто не пришло их время.
 - Отдаёт фатализмом.
 - Но это не фанатизм, а спокойная уверенность. Отвлекись на другие проблемы, а они есть, и скоро дадут о себе знать...



 4. - "В ранней юности я было разучился смеяться... ; возмужав, я взглянул на жизнь открытыми глазами, засмеялся и с тех пор не перестаю... Я понял, что значение жизни сводится к "теплому местечку"; что цель жизни - чин статского или иного советника; истинный смысл и желание любви - женитьба на богатой; блаженство дружбы - денежная поддержка; истина - лишь то, что признается большинством; храбрость - риск подвергнуться десятирублевому штрафу; сердечность - послеобеденное пожелание "на здоровье"; набожность - ежегодное говение...
Я взглянул на жизнь и засмеялся."*
 - Что ты хочешь этим сказать? - Персефона отхлебнула чаю, откусила половину маленькой маковой баранки и строго посмотрела на Парфенона.
 - Молодые наши сейчас в экстазе от обретённой независимости. А зря. Конечно, всё сразу нельзя объять, и, выбравшись из одной ямы, надо добрести до следующей. Матвей, кажется, нашёл имя, но одно имя - только звук, ничем не обоснованный.
 - Ты прав, без документов сейчас никуда... Но почему мы должны думать за сосунков? Ладно, Матвей - мужчина! - только месяц от роду... А почему ты говоришь - "кажется"? Что тебя не устраивает?
 - Официально всё в порядке. Но вот ты, ты ничего не чувствуешь? Всё чисто? И нет никаких вопросов и теней? Не хлопает за твоим плечом крыльями ангел сомнения?
 - Я не знаю... Это всё эта чёртова Нинелька!
 - А эта чёртова Нелька не может помочь с паспортом? У неё ведь , кажется, много знакомств в РОВД...
 - Может быть... Сам знаешь , за деньги сейчас всё можно. И помочь дружелюбно, от чистого сердца...*

- полностью книгу можно приобрести - https://beta.ridero.ru