Под хохот обезьян. Арт-детектив. Глава 2

Глава вторая

-Послушай, Попиков, ты, полагаешь, достаточно появиться в шапке с ушами и красным шариком на носу, и зрители ощутят невообразимый прилив счастья и веселья! Отнюдь… Нет ничего тупее однозначности шлагбаума… . Ты должен быть непредсказуем…, - Аглая отвела с потного лба рыжий, выбившийся из-под полоски, упругий локон и скептически посмотрела на своего нового ученика. - Импровизируй, выплескивайся, не бойся ничего… Знаешь, что такое клоунада? Это идиотическая феерия! Единственный жанр, где нечего делать, если не способен на сумасшествие …. Ну ладно, отдохни, подумай… до среды.

-Вы хотите сказать, что я Вам не подхожу? - толстый мальчик пошевелил бровями, сощурил наглые, как у амбарного кота, глаза и ухмыльнулся, дескать, «еще не известно, кто кому «не катит». Папенька-Попиков не раз выдвигал тезис, который сынок воспринял всей душой, - за серьезные «бабки» в любом недоросле можно разбудить Моцарта, Ван Гога, не говоря уже про этого, ну как его там, Марселя Марсо, кажется… . А если один горемыка-педагог не справляется, то можно нанять и другого - не менее достойного, но более сговорчивого. И чтоб вразумлял отпрыска уважаемого родителя, не забывая о пиетете. Нынче это так же элементарно, как слетать на Новый Год в Гонолулу.

Обычно Аглая на подобные выходки избалованных птенчиков не реагировала. Ей нравилось то, что она делала. В свое время она окончила школу пантомимы при цирковом училище, потом работала в театре «Карабас» под эгидой еще малоизвестного в ту пору режиссера Забулонова. Труппа пробовала раз-другой в неделю играть свой редко обновляющийся репертуар, но к середине 90-ых распалась, можно сказать умерла мгновенной смертью. На сегодняшний день бывшие участники их пантомимического коллектива разбрелись в основном по престижным школам и гимназиям, на ходу изобретая программы модных занятий по пластике. И Аглая не стала исключением. Однако преподавание на уровне азбучных истин, типа «перетягивания каната», «стенки», «ходьбы против ветра» и прочих, так называемых, стилевых упражнений никогда ее не привлекало - ей хотелось, чтобы ее ученики создавали свои миры и уводили туда зрителя. А, кроме того, как выразился Полунин, «не стеснялись бы обнажать остатки гуманности в своих душах».

Аглая была человеком нервным и самозабвенным, Воспитанная бабушкой - искусствоведом, к тому же еще в символисткой среде, она не могла не театрализовывать жизнь, считала карнавал идеальным образом существования и предпочитала игровые отношения любым другим. Формулы типа «было-стало» не давались ей в принципе и этим она сильно отличалась от других.

После смерти Леокадии Антоновны прошел мучительный год. Но Аглая продолжала, как прежде, обращаться к ней с бесконечными монологами.

«Бусь, мне опять указали мое место, ничего странного, конечно, но однообразие момента начинает утомлять», - пожаловалась, стоя у окна в опустевшей учительской. Занятия закончились, но она не спешила домой. Последнее время она часто задерживалась в школе допоздна и уходила последняя.

«Люди устают от всего на свете, в том числе и от того, чему посвятили свою жизнь…» , - проворчала в ответ Леокадия Антоновна, и хотела еще что-то добавить, но в сумке у внучки зазвонил телефон. Бабушка вздохнула и исчезла.

-Да. Привет, Шевырев, - поздоровалась Аглая и уселась на краешек стола, чтобы можно было разговаривать и одновременно обуваться.

-У тебя все в порядке? - услышала она озабоченный голос друга детства. - Твой милиционер пожаловался, когда я звонил утром, что ты пускаешь в дом всяких проходимцев без документов.

-Наверное, он имел в виду самого себя, - хмыкнула Аглая. - Но ты не волнуйся, я веду себя прилично и все соблюдаю.

-Легко соблюдать, когда все идет гладко, - грустно сказал Шевырев.

- У тебя что-то случилось?

- Ну да, с дочкой проблемы, уроки прогуливает, по утрам не добудишься, - Шевырев вздохнул. - Ей школа, видите ли, надоела …

- Увы, Сашенька, не ей одной, - сказала Аглая и тоже вздохнула.

- Значит, и ты туда же..., - заключили на другом конце провода.

- Может и не туда, я еще не определилась, - отшутилась она.
- А знаешь, что …, - вспомнил Шевырев, - сегодня мы с женой идем в ресторан с Тучковыми, и, кстати, Света хотела, что бы ты к нам присоединилась. Но ты же упертая, как …

- Вот именно «как» .... Попила в детстве из лужицы и превратилась в осленочка, с тех пор со мной не договоришься... , забыл что ли ?- прошипела в ответ Аглая, которую давно уже бесили попытки шевыревской жены позаботиться о ней - справиться о здоровье, прислать с мужем еще тепленькие пирожки или нашумевшую книжульку, а то и вовсе познакомить с каким-нибудь перспективным во всех отношениях кобелем. При этом, Аглая Соснина понимала, что делается это искренне и из добрых чувств, но ничего не могла с собой поделать.

- Не пойму, чего ты злишься…, - удивился Шевырев.- Ну ладно, завтра я к тебе заеду. Постарайся до этого времени никуда не вляпаться. Все. Пока. С праздником!

Аглая спрятала «мобильник» в сумочку, надела и застегнула пальто, накрутила сверху черную в белую клетку шаль с яркой каймой. Окинув последним взглядом захламленное педагогическим инвентарем помещение, она захлопнула за собой дверь и сей же момент стала очевидцем лобового столкновения на предельной скорости двух «киндер-сюрпризов».... . Казалось, травмы не избежать, но дружки-пятиклашки как ни в чем не бывало понеслись дальше по школьному коридору. «Слово «Индия» Александр Македонский придумал....» - поймала она на лету случайную фразу из их разговора…, остальное заглушил топот ног.


На дворе стояла сказочная погода. На землю второй день осыпалось белыми хлопьями небо, как в "Snow show" Славы Полунина. Новенький снег поскрипывал под сапожками, уютно светились окна старой еще дореволюционной кондитерской на Патриарших прудах, блистательная елка в витрине французского магазинчика посверкивала бусинками хорошо забытых старинных бархатных и шелковых украшений. Сегодня - Старый Новый Год. Отмечать его Аглае было не с кем. Разве что, на все "забить" и отправиться с Шевыревыми к их друзьям. Лишний повод поцеловаться с Сашулей, которого она знала, страшно подумать, почти двадцать лет.

Ему было шестнадцать, а ей двенадцать, когда он появился у них в доме в качестве ученика бабушки, которая всю жизнь подрабатывала частными уроками английского языка, а также готовила абитуриентов к вступительным экзаменам по истории искусств. Саша Шевырев – высокий, темноволосый юноша, сын дипломатов, этакий денди, поразил воображение Аглаи, как только нарисовался в своей недоступно модной серой дубленке и шапке с козырьком на пороге ее комнаты, и приветливо поздоровался. Он ничем не походил на одноклеточных аглаиных одноклассников, был вежлив, открыт и развит не по летам. Аглая с непосредственностью подростка пыталась удивить его своими нелепыми фокусами - извлекала из пустой шапки связанные разноцветные платки, угадывала заданную карту в колоде, жонглировала ногами, стояла на голове и рисовала на щеке черное сердечко, как у цирковой примы. Но все было тщетно. Умный Шевырев явно предпочитал бабушкину программу обучения, аглаиным дешевым выкрутасам. И Аглая прогорала, как китайский фонарик.

Леокадия Соснина лишь качала головой - в ее Глашке явно проступала порода прадеда, который тоже не был чужд мистификаторства и каких-то особенных вызывающих капризов, например, любил гримироваться и иногда, отправляясь куда-нибудь на вечер, размалевывал себе физиономию. Известен случай, когда Антон Соснин и его товарищ в сильно раскрашенном виде явились на вечер в патриархальную старообрядческую семью фабриканта Матрохина в Замоскворечье и произвели там немалый фурор среди мирно развлекающихся обывателей. Другой случай подобного чудачества Соснина имел место на балу в первой женской гимназии и привел в очень веселое расположение духа юных гимназисток. Так что идея расскрашивать себе лица принадлежала вовсе не футуристам и была не столь нова, как им представлялось.

Леокадия Антоновна, конечно, не могла не заметить, что твориться с внучкой, и сумела сделать так, чтобы и после поступления в МГУ ее любимый ученик Саша Шевырев не исчез навсегда из их жизни. Она продолжала давать ему редкие монографии по искусству, настойчиво приглашала на полузакрытые выставки, знакомила со знаменитостями. И постепенно, благодаря бабушкиным ухищрениям, Аглая, которая в духовном плане намного превосходила своих сверстников, и Сашенька, несмотря на разницу лет, сначала сблизились, а потом и подружились. Все больше находилось у них и общих тем для разговоров, и на выставки и в театры они уже начали вдвоем похаживать… . А бабушка смотрела, да радовалась. В глубине души она была убеждена, что лучшей партии для ее единственной наследницы и не сыскать. Нужно было только потянуть время, дать Аглае время перерасти из маленькой щупленькой девочки, рыженькой и очкастенькой, в великолепный экземпляр женщины. У ее Глаши, старая Соснина это безошибочно чуяла нюхом истинного ценителя красоты, были данные, чтобы очаровывать, тех кто понимает…, а не гонится за растиражированным типом внешности. И Сашуля (она всегда называла своего любимца ласковыми именами) уж, конечно, не упустит свой шанс. Не может он не видеть, что он и Аглая - пара.

А он, дурачок, сплоховал. Да и не сплоховал вовсе…, наоборот - влюбился и женился скоренько на самой настоящей умнице и красавице. Не стал ждать гипотетического превращения Аглаи в Леду.

Аглае день знакомства с пассией своего дружка въелся в душу навечно. Светлана, так звали невесту Шевырева, как только предстала пред очи бабули и внучки, сразу все расставила по своим местам. Старости в лице Леокадии Антоновны оказала почет и уважение, Аглаю, прямо как младшую сестренку, окутала нежностью и заботой, а будущего мужа корила, почему раньше не познакомил с такими чудными людьми, как Соснины. По всему было видать, что, девушка очень не глупа. Неинтеллектуальность свою она с лихвой компенсировала практичностью и природной добротой, на рожон не лезла, красотой своей «брюлловской» не кичилась… . И ни Леокадия, ни тем более Аглая никаких изъянов в ней не обнаружили, хотя и искали с пристрастием - кожица чистенькая, как у младенца, носик, реснички - все залюбуешься, и даже ноги не кривые, а какие положено - длинные, прямо от ушей, и стройные… .

Когда шампанское было допито, и Шевырев увел безукоризненную спутницу теперь уже навсегда в свою жизнь, Аглая заперлась в спальне, где долго лежала на кровати в кромешной темноте. В голове у нее крутились простенькие стишки из обожаемого с детства «Бибигона» - «Теперь в этом домике кукла Аглая, но кукла Аглая - она не живая. Она не живая , в ней сердце не бьется, она не свистит, не шумит, не смеется…» . Как дальше, она забыла… .

А Леокадия Антоновна первый раз в своей жизни не знала, что делать - ее внучка со дня помолвки Шевырева, можно сказать, перестала спать и есть.

Вскоре последовали еще два добивших их известия - Светлана ждет ребенка, свадьба назначена через месяц… . И Аглая закуролесила. Учебники и гимнастика были заброшены. Теперь она занимала себя метанием банок и бутылок в стенку. Стоило старшей Сосниной отлучиться из дома, как младшая отправлялась на кухню колошматить любую стеклотару, которую находила под раковиной и на полках. Задача заключалась в том, чтобы не пораниться и уберечь глаза. Когда все банки были перебиты, Аглая стала реализовываться по-другому - садилась у метро Сокол на 23 трамвай и ехала на Ваганьково. Там она либо бродила среди могилок, читая скорбные надписи и рассматривая истлевшие фотографии, либо истово молилась в церкви перед иконой Девы Марии.

Богу известно, сколько бы подобная канитель еще протянулась, если бы не случилось по весне, в день, когда даже грешников в аду не мучат, нековое знаковое событие, которое и отбило у Аглаи, возвращающейся с церковной службы, вкус к каждодневным кладбищенским бдениям. Именно в праздник Благовещение, она рассталась со старинным кольцом с опалом, свадебным подарком прадеда своей невесте Любочке, - попросту, обменяв семейную реликвию, перешедшую в день именин к ней, Глаше, - единственной наследнице и продолжательницы рода Сосниных, на десятка два мелких пичужек, заколоченных в деревянный ящик.

Пьяная баба на паперти продавала свой живой товар, завывая не хуже Иерихонских труб: «Кому птичек божьих, люди добрые!?». Аглая подошла ближе и заглянула в щель между неотшкуренными дощечками. Нахохлившиеся пернатые без крошек и воды врядли дотянули бы сей светлый день до конца, а у нее не было денег, чтобы выкупить весь кагал до последнего воробья. Распоясавшаяся торговка, повязанная мордовским цветастым платком, просила по триста рублей за каждую замученную птаху. Торговаться Аглая не умела, уйти не могла. Так и топталась у ящика..., потирая в раздумье лоб.

Тогда то , очевидно, коробейница и заприметила у нее на пальце золотое кольцо, не растерялась и предложила сделку: «Ладно, шмара, не куксись. Бери весь ящик, а мне отдай свой голубенький камушек, ишь, как беситься на солнышке». Другого способа спасти крылатых узников не было. Младшая Соснина молча отдала бабушкин подарок живодерке и голыми руками принялась отдирать шершавые доски от каркаса… . Когда синицы и воробьи, поверив своему счастью, взмыли в небо трогательной стайкой, Аглая разрыдалась.

Истерики, вообще, стали теперь любимой формой ее самовыражения - чуть что... и фонтачики слез били из глаз, как у любимого грустного клоуна мсье Бипа. Она ревела, когда тискала соседского толстого щенка (ей казалось, что любой дурак может его обидеть), или, проходя мимо кинотеатра, видела афишу фильма, который еще недавно смотрела вместе с Шевыревым. Ревела, когда ее ругала бабушка и когда хвалила, тоже ревела. Леокадия Антоновна пригласила на дом светило-невропатолога, коллекционера старинных медицинских инструментов, который диагностировал у Глаши нервный срыв. «Однако от любви еще никто не умирал, - добавил он. -А эта девушка слишком впечатлительна и энергична, чтобы долго находиться вне жизни и упускать свои возможности. Пусть пьет валерьяну утром и бром на ночь. Рецепт не нужен.».

Спасибо учителям, позволившим прогульщице Аглае Сосниной в трудный для нее год со скрипом закончить десятый класс, но о поступлении в институт не могло быть и речи … . Вот тут и пригодилась цирковое училище, из-за которого между бабушкой и внучкой все годы, пока упорная Аглая его посещала в ущерб школьной программе, шла тихая война.

Леокадия Антоновна устроила через своих знакомых декораторов "великую страдалицу", как она теперь ядовито величала Глашу, в театр «Карабас» к перспективному режиссеру Забулонову, надеясь, что работа ее отвлечет.

И постепенно все как-то начало устраиваться…. Шевырев уехал на полгода на практику в Лондон, Аглая успешно репетировала роль белой моли в антрепризе «Многоуважаемый шкаф» и аппетит к ней вернулся… . Но Леокадия Антоновна, знавшая свою младшенькую, в это затишье не верила. И Аглая, только-только отметившая свое восемнадцатилетие, не обманула ее ожиданий: выкинула самый дурацкий фокус в своей жизни. За воскресным обедом, между борщом и тушеными овощами, она невнятной скороговоркой оповестила бабушку, что вышла замуж.

- И кто же он, позвольте узнать? - спросила Леокадия Антоновна и медленно выдохнула, стараясь унять сильное сердцебиение.

- Рабочий сцены. Я теперь у него жить буду, - нарочито бодро

произнесла Аглая и принялась за капусту.

-Несусветнная глупость.- Леокадия поджала губы и надменно вскинула голову. В своем ледяном высокомерии она очень походила на Снежную Королеву.

-Бабуля, не волнуйся, - Аглая, как собачонка юлила и заглядывала Леокадии Антоновне в глаза. - По гороскопу мы с ним идеально друг другу подходим. Так что счастье на двух персон нам гарантированно.

- Глафира! Это не разговор. Я хочу познакомиться с этим твоим... суженым-ряженым. Когда ты приведешь его в дом?

- Я вас обязательно познакомлю, но ... попозже... .

-Что значит попозже?!

- Когда ты свыкнешься с мыслью, что уже ничего не поделаешь…, - пробубнила себе под нос Аглая.

После обеда она собрала вещи и ушла, а бабушка, зная, что насилие не властно в подобном случае, спорить не стала. Когда за замужней внучкой (бред какой-то) закрылась дверь, она налила себе полный фужер французского коньяка, а потом позвонила в театр и вызвала к себе Забулонова.

Стасик Забулонов примчался к Сосниной, как Меркурий. Его тетушка - вдова известного композитора и любительница старинных романсов Аделаида Парамоновна, на чью квартиру в центре Москвы он вожделенно рассчитывал, была с юности дружна с Леокадией Антоновной и с тех же пор находилась под гнетом ее магнетической личности. Так же, кстати, как и сам племянник, который порой грешил тем, что выдавал афоризмы и высказывания старшей Сосниной об искусстве и, в частности, о театре, за свой творческий поиск, отчего слыл большим докой в мире прекрасного. «Актерам совершенно незачем понимать общую задачу спектакля, от этого они лучше играть не будут», - многозначительно делился он с театральными критиками своими озарениями, на самом деле почерпнутыми из бесед с Леокадией.

Однако на сей раз Леокадия Антоновна ничем не пополнила запасы его эрудиции, а сразу перешла к делу.

- Почему ты мне не сообщил, что Глашка связалась с каким-то …(последовало нецензурное слово) из твоего балагана!? - накинулась она на Стасика, не успел тот повесить на рогатую палку-вешалку свой дизайнерский плащ из панбархата и расправить шейный в лилиях платок перед высоким, до потолка, зеркалом в прихожей.

Надо сказать, что Забулонов долго не мог взять в толк, о чем говорит, вернее кричит, Леокадия. А когда до него, наконец, дошло, вынужден был буквально побожиться, что ни он, никто другой в театре, ни сном, ни духом не ведал о прискорбном факте аглаиного замужества.

- Внучка обмолвилась, что этот ее, прости Господи, ... «избранник» - рабочий сцены, - припомнила старшая Соснина.

- У нас всего два рабочих сцены, Вы, же знаете - недофинансирование театров - наша беда, и мы не в состоянии …- забормотал Стасик.

- К черту недофинансирование… - взъярилась Леокадия в ответ на многословие Стасика. - Отвечай по существу - кто они?

- Так я и говорю, что не могла она ни с кем из них…. Федотыч - он уже старый, и жена у него - буфетчицей у нас ворует, а второй, по прозвищу Зая, хоть и подходит Аглае по возрасту, - просто придурок! - зачастил словами униженный режиссер.

- Что значит придурок?

- Ну, такой инфантильный кабанчик. Полненький, сытенький, розовенький, весь в татуировках с ножек до пятачка. Мы опасались, что он наркотой балуется, но с поличным не поймали, - стал вспоминать Забулонов. - Пиво сосет постоянно, это да, но не пьянеет - ему на такую массу много выжрать надо, пардон мадам… .

- Он хоть где-нибудь учится?

- Шутите, он и читать - то, скорее всего, не умеет. Федотыч как-то начал с ним воспитательную работу проводить, мол, профессией овладевать надо, а Зая ему в ответ: «Вот еще, буду я уродоваться…».

- А родители у этого дитяти имеются?

- Нет, он сирота, кажется… .

- Интересно, что же этому сироте понадобилось от моей циркачки? - вслух подумала Соснина.

- Я думаю, что - ничего …, скорее всего, это он ей зачем-то понадобился, - высказал правду Стасик и попятился к двери, где столкнулся с Аглаей, забежавшей на минуту домой за какой-то своей забытой вещицей.

- А, явилась! - поприветствовала внучку Леокадия Антоновна. - Мне тут Стасик рассказывал, какого ты себе безнадежного муженька отхватила.

- Заей никто всерьез не занимался, - горячо возразила ей Аглая. - Буду его отесывать, как Пигмалион Галатею, а папа Карло Буратино.

- А по-моему, ничего кроме дополнительных неудобств в жизни, эта затея не принесет, - бабушка пожала плечами и отвернулась.

- Зая хороший. Вот увидишь, я из него умника не хуже Шевырева сделаю, - наседала Аглая.

- Какая самонадеянность, - возмутилась бабушка. - А тебе не приходит в голову, что это грубое преувеличение своих полномочий - кого-то переделывать. На все есть Божий промысел.

- К твоему сведению, Зая хочет английский выучить и стать знаменитым фотографом. - громко возражала Аглая. Упрямства ей было не занимать.

-Твой Зая? Знаменитым? Не смеши людей. Вернее смеши, но только на арене. Вовсе не обязательно быть клоуном по жизни. Вспомни печально известного Енгибарова. Бедный piccolo bambino... . Он тоже имел обыкновение путать игру с реальностью, а коньяк с шампанским.

- А при чем здесь коньяк? - не поняла Аглая.

- Удивительно, что ты не знаешь. Ну изволь, я расскажу. Летом 1972 года стояла страшная жара, под Москвой горели торфянники. Енгибарову стало плохо с сердцем, и он, чтобы расширить сосуды, выпил. Но не коньяк, как все нормальные люди в подобных ситуациях, а - холодное шампанское, и мгновенно умер. Ему было 37 лет. Когда вспоминаю о нем, всегда на ум строчка из Вертинского приходит «...колесница с поломанной куклой покатится...», - пыталась достучаться до бунтующей внучки Леокадия Антоновна, у которой просто душа рвалась, глядя на бедную Глашу.

Конечно, старшая Соснина сто раз оказалась права…. Свою благородную миссию по облагораживанию Заи Аглая с треском провалила, а проблем на себя навлекла кучу, начиная с аборта с тяжелыми осложнениями и кончая вызовом в милицию - Зая таки баловался наркотиками.



Пройдя через два казенных дома, Глаша Соснина повзрослела и, как ни странно, очень похорошела - кокон детства распеленался, и во взрослую жизнь вылетела яркая, как сполох огня, бабочка. Оставив Заю «под капустою лежать и по заячьи лопотать», она вернулась домой к бабушке. Через месяц из Лондона прилетел Шевырев и прямо из Шереметьева, благо, что по пути, заскочил к Сосниным.

Зыбкое, в солнечных бликах утро обещало теплый летний день. В "Поселке художников" пахло сиренью. Новая Аглая в коротеньком ситцевом сарафане появилась на некрашенном крыльце и Шевырев не поверил своим глазам... . Была все девочка да девочка, подросток, рыженький утенок и вдруг «Опс!» (как восклицала юная Глаша после очередного пируэта) - зажмурьтесь и не дышите, фокус-покус с превращением….

Зная страсть своей подружки к узконосой разноцветной обуви, которая по тем временам в московских магазинах отсутствовала, как явление, он привез ей из Лондона подарочек (" Как кузнец Вакула из Санкт-Петербурга - черевички" -шутил он) и теперь радовался аглаиному щенячьему восторгу. А она, покрутив мыском новенькой темно-зеленой туфельки с лихой пряжкой сбоку, даже присвистнула от восторга, настолько выбор отвечал ее вкусу, и кинулась с поцелуями к Сашечке. И он ответил, но, не как обычно, по-братски, а сильно прижав к себе, поймал ее губы, провел языком по небу. Аглая отпрянула и зло сощурив глаза, зашипела, как дикая кошка- манул: «А где же теперь любимая жена?»

-Ее нет. Уехала на лето с нашей маленькой дочкой к родителям в Пушкино ", - тихо сказал Шевырев, которого собственный порыв потряс не меньше, чем Аглаю. «Ну, как же, как же... В антрактах всегда выступают клоуны», - констатировала отвлеченным тоном Аглая и присела в дурацком реверансе.

-Сашенька, зайди, пожалуйста, ко мне, - раздался из гостиной властный голос Леокадии Антоновны. Молодые люди одновременно повернулись и обнаружили дверь комнаты открытой. Шевырев, как нашкодивший домашний зверь, поплелся к Леокадии, а Аглая лишь зажмурилась от неловкости.

Что старшая Соснина выговаривала своему бывшему ученику, для Аглаи осталось загадкой по сей день. Бабушка ей ничего не рассказала, а она из гордости и не спросила. Единственный совет, который внучка услышала от нее после ухода Шевырева, звучал так: «Он проявил слабость, но слабость - это еще не зло. Запомни, у тебя только два человека, которые тебя любят - я и он. И не смей выпендриваться».

- Он свою женушку любит, а не меня. Я для него так, шут гороховый …», - в запальчивости взвизгнула Аглая и пнула ногой мусорную корзинку (разговор происходил на кухне), которая сейчас же развалилась и заблагоухала.

-Лев Толстой писал, что «самая сильная любовь, та о которой не догадываешься», - сказала бабушка и выплыла в коридор, предоставив Аглае право собирать картофельные очистки с пола.




Аглая даже сморщила нос, вспомнив, как колупалась с горой мусора, и поежилась в своем тоненьком пальто. Опять, как и вчера, в то же самое время поднялся ветер, обещая буран. Она ускорила шаги и через пару минут нырнула в подземку на «Маяковке».

Привалившись спиной к поручням вагона, усталая Аглая Соснина закрыла глаза. С утра у нее саднило в горле и она мечтала о кружке горячего молока.

Когда-то бабушка каждое утро покупала кринку парного молока у старой татарки Заремы. Зарема проживала на соседней улице Поленова (все улицы в их квартале были названы в честь русских художников) и кормила свою козу листьями и плодами грушевого дерева. Глядя, как Глаша каждый день на завтрак уминает горячий калач, запивая его высококалорийный козьим молоком, и при этом не полнеет, Леокадия Антоновна только диву давалась: «Не в коня корм! Уж больно ты нервная!».

А теперь и бабушки нет, и татарки, да и козы тоже нет (говорили, ее сбил на своей машине Чубайс) - самым сильным звеном в цепочке оказалась Глаша .

"Гражданочка, на "Соколе" выходите?"- невероятно толстый дядька в пришлепнутой кроличьей шапке дохнул ей в лицо ацетоном и протиснулся животом к разъехавшимся дверям.

" Час "пик" в метро, самое подходящее время предаваться воспоминаниям», - обругала себя Аглая, в последнюю секунду все же успев выскочить на платформу.


Природа готовилась к Крещенским холодам. Зеленые елки по самые макушки были засыпаны первозданным снегом, из которого морозец высекал слабую искорку. Она с трудом отвела примерзшую створку калитки и вошла в свой Берендеевский лес-сад. Для семи вечера вокруг было необычно ясно… . И , словно тусклое зеркало, мерцала припорошенная метелью накатанная ледяная дорожка под ногами. Ах, вот оно что - в окнах ее дома горел свет.

-А к Вам снова из Индии пожаловали! - торжественно провозгласил милиционер, едва раскрасневшаяся хозяйка замаячила на пороге.

-Тот господин, что заходил вчера? - уточнила Аглая, которая никого не ждала в гости.

-Нет, другой. Подумать только, десять тысяч одних курьеров и все из Индии, - ухмыльнулся страж жилища.

-Не умничай. Милиционерам это не идет, - обрезала его Соснина и прошла мимо.

-А кому идет? Вам что ли? - возмутился охранник, и чтоб было лучше слышно через захлопнувшуюся только что перед его носом дверь, крикнул в замочную скважину, -И вообще, мне лично Ваша Индия необходима, как хвост…



На турецком диване, обитым старым потертым ковром, Аглая обнаружила вольготно развалившегося мужчину, который курил трубку и разглядывал обстановку в гостиной, как оценщик.

-А вот и Глашенька с работы вернулась, - обратился он к ней фамильярно и встал, раскинув руки для объятия. Однако, напоровшись на холодное недоумение, порыв свой сдержал и отступил. «Да ты меня, гляжу, и не узнала? Неужели, так постарел!?» - вскричал он удивленно. Музыкально отзывчивую Аглаю поразил его низкий тяжелый бас. Что-то внутри щелкнуло, и она сообразила, что перед ней строит из себя родственника муж ее сводной сестры Нади.



Аглая появилась на свет, когда ее матери, Марии Сосниной, домашние называли ее на манер чеховской героини - Мисюсь, едва стукнуло семнадцать лет. Папаша-оболтус по прозвищу Рыжий Шурик был беспробудно молод и глуп. Посему родственники с обеих сторон по обоюдному согласию постановили незрелую парочку к воспитанию ребенка не привлекать и узами брака не связывать. Леокадия Антоновна сразу взяла все заботы о новорожденной внучке на себя. А дочь, желая оградить от пересудов, отправила учиться в консерваторию по классу рояля в город Питер, где Маша, выправляя репутацию, через год выскочила замуж за собственного преподавателя - вдовца Белозерова, у которого уже имелась маленькая пятилетняя дочка от первого брака - Наденька.

Союз сей, точно заключенный не на небесах, со временем обернулся делом бессмысленным, и даже вредным, поскольку не просматривалось в нем ни настоящей любви, ни умного расчета. Муж предпочитал, чтоб его не тревожили, не отвлекали, не мучили суетой. А его хрупкая, словно елочная игрушка, жена со своей стороны не выказывала ни малейшей готовности заслонять кого бы то ни было, включая и Белозерова, от житейских невзгод. Она даже свою девичью фамилию после загса менять не торопилась, до того ее отпугивали разные там инстанции и бумажная канитель. Что ж говорить об ответственности за чужие судьбы... .

Словом, семейная лодка, в которой по недоразумению оказались вместе чудаковатый музыкант и прелестница-стрекоза обречена была разбиться о быт. И она таки разбилась.

Случилось это после того, как подающую надежды пианистку Марию Соснину, включили в выездной состав творческого филармонического коллектива по личной просьбе некоего ответственного товарища с весьма распространенным мужским хобби, а именно, отечески опекать не знающих жизни молоденьких дурочек.

На гастролях "звезда и шалунья" Мисюсь без всяких усилий со своей стороны сумела вскружить голову богатому парижанину-меломану. Очарованный мусье после первого же концерта преподнес русской музыкантше "жоли кадо" в виде севрской фарфоровой тарелки с изображением барышни в красных чулочках и пестрых юбках, сидящей на ступеньках и читающей письмо, надо думать, от возлюбленного. Лицо барышни и капризными губками и соболиными бровками очень уж напоминало Машино.

В антиквариате, как и все Соснины, наша гастролерша разбиралась и по достоинству сумела оценить и сам подарок, и дарителя. В гостиницу к соотечественникам Мисюсь больше не вернулась, заночевала в особнячке у своего нового воздыхателя в западном пригороде Парижа - Буживале, известном, как колыбель импрессионизма. Позже уже другой мусье снял для нее хорошенькую квартирку с витражами в стиле модерн на окнах , третий сочувствующий помог найти работу по профессии. Таким образом, эмигрантская жизнь Марии Сосниной замечательно устроилась. Мир света, воздуха и цветных теней окутал ее и она полностью растворилась в нем. Только вот, с матерью, Аглаей и своим питерским мужем поддерживать отношения ни в устной ни в письменной форме она не решалась. Железный занавес на окне в Европу, хоть и изрядно проржавел, но еще держался, и Мисюсь не хотела компрометировать родных. Во всяком случае, именно так объясняла официальная бабушкина версия ее молчание из-за кордона.

Глаша же, порой разглядывая открытку (случайный привет Сосниным с родины импрессионизма) -с принтом картины "Танец в Буживале" Огюста Ренуара , смутно чувствовала, что маман не больно-то страдает в разлуке. Слабо верилось, что эта чаровница с картинки (в голове у ребенка она отождествлялась с Мисюсь), в сдвинутой на ушко кокетливой шляпке, изогнувшаяся в объятиях своего партнера, способна сожалеть о забытых в заколоченных домах Фирсах.

Несколько лет назад Мария Соснина скоропостижно скончалась , оставив в наследство Леокадии Антоновне и родной дочере Аглае кругленькую сумму. Именно на эти деньги Соснины и жили последние годы, и поддерживали свои музейные ценности. Ибо, на пенсию бабушки и внучкину зарплату преподавателя можно было позволить себе только дрова для печей и камина, а уж об охране художественной коллекции не могло быть и речи.


После эмиграции Мисюсь заграницу, ее бывший муж Белозеров со своей дочерью Наденькой часто приезжали в Москву и наведывались в поселок художников к Леокадии Антоновне - поначалу, чтобы вернуть платья, книги, ноты и прочие вещи, оставленные за ненадобностью сбежавшей от них мадам, а потом и просто так гостили.

Белозеров, мягкий, интеллигентный и безалаберный, сразу же нашел общий язык с бабушкой, став полноправным членом кружка преферансистов, куда, кроме него и бывшей тещи, входили еще две весьма колоритные интеллигентно соперничавшие между собой дамы: травница-гомеопат Клара Шмульевна и упомянутая выше тетушка Забулонова, она же любительница романсов и композиторская вдова Аделаида Парамоновна, - обе старинные приятельницы Леокадии.

Что до сводных сестренок, Глаши и Надюши, - в детстве они сходились трудно. Сказывалась разность в возрасте и в характерах. И сблизились позднее, когда принципиальная Наденька окончательно переехала в Москву, поступив в Консерваторию имени Петра Ильича Чайковского. Там о пианисте и педагоге Белозерове ведать не ведали и, следовательно, не могли ни то что бы упрекнуть, а даже помыслить, будто Надя - протеже родного папеньки профессора.

Сам Белозеров не пожелал покинуть «свой город, знакомый до слез...» - остался на брегах Невы. И огромная профессорская жилплощадь в Питере была разменена. Белозеров перебрался в однушку в дом политкаторжан, а дочка получила приличную двухкомнатную квартиру в Первопрестольной .

Вообще, Надя Белозерова принадлежала к типу барышень, которых принято называть «не от мира сего». Она была поглощена музыкой и одновременно такого рода литературой, которую Аглая не воспринимала в принципе. Наденька упивалась подвигами молодогвардейцев, боготворила трудоголика Павку Корчагина и верила в нравственное перерождение юных уголовников - героев «Педагогической поэмы». Выбрав своим кумиром какого-нибудь очередного страдальца за народ, девушка Белозерова носилась с ним, как с новорожденным, сверкала глазами (что там боярыня Морозова), рассказывая о его деяниях и мученической кончине, и при этом непременно добавляла, что, на самом деле, - «смерти нет». Аглая - радостная и жизнелюбивая, отдающая предпочтение детским книжкам и одежде радужных тонов, тяготилась Наденькиными тяжелыми фантазиями и периодически «уходила в подполье» - сама не звонила и домашний телефон отключала, ограждая, таким образом, психику от кровавых подробностей, которыми изобиловали рассказы ее родственницы. Однако, со временем, "дружба" между ними неизменно побеждала, Наденька умела быть настырной и прилипчивой, словно жвачка. «Ты у меня есть? - задавала она один и тот же вопрос тягучим голосом, стоило младшей Сосниной самой снять телефонную трубку. - Вот и ладно …. А то у меня на душе так червиво…».

Повода подумать, что когда-нибудь она изменится и станет, "как все", девушка Белозерова отродясь не подавала. И никому в семье даже в голову не могло придти, что эта бескомпромиссная Жанна Д,Арк способна увлечься вульгарной, лишенной героических черт особью противоположного пола. Тем неожиданнее для всех прозвучала новость - Наденька, только что отметившая свой 22 год рождения, беременна и выходит замуж за некоего Герарда Булатова - лицо кавказской национальности; студента, не имеющего столичного жилья и проживающего в общежитии города Мытищи.

В воздухе повис "квартирный вопрос". Само-собой, Леокадия Антоновна первая не сочла возможным замолчать двусмысленную ситуацию, прямо посоветовав отцу невесты не торопиться с пропиской новоиспеченого жениха-гопника.

- Мало ли проходимцев вокруг, - тоном, не терпящим возражений, напомнила она житейскую истину недотепе Белозерову, который специально прибыл к ней в дом, чтобы обсудить подготовку к предстоящей свадебной церемонии.

- А вдруг? - вроде как невпопад отозвался тот.

- Что "вдруг" ? - сердито переспросила Леокадия.

- А вдруг он любит ее... , - закончил фразу Белозеров и устремил беспомощный взгляд поверх очков на бывшую тещу. - Наденька ведь симпатичная и ...хорошая. Пусть будет, как она захочет.





«Бусь, как ты думаешь, Надин теперь перестанет проповедовать?» - спросила Аглая.

Они с Леокадией Антоновной тогда только-только вернулись домой со свадьбы Наденьки и Герарда и, расположившись наверху в пятиугольном кабинете - фонаре рядом с кухней , пили успокоительный чай на двенадцати душистых травах, запаренных на огне свечи. Рецепт снотворного зелья дала бабушкина подруга Клара Шмульевна, которая, будучи в Карпатах, в свою очередь, позаимствовала его у местной знахарки.

Со своего стула Аглае была хорошо видна занявшая место в простенке между окон пост кубическая акварель Владимира Стерлигова, навевающая какое-то особое гармонично-духовное состояние: когда нет расстояний, и все догнало друг друга.

-Не знаю, не знаю … , - старшая Соснина вздохнула. – Когда я увидела ее спутанные волосы и увядший букет в руках, то прочитала на ее часах: «поздно».

-А на моих часах, что ты прочитала?

-На твоих часах циферблата не хватит читать, - отшутилась Леокадия Антоновна.

-Бусь, ну почему так? Она в Москву переехала, Консерваторию заканчивает и вот замуж вышла, а ее все равно все жалеют. У меня же и мужа не предвидется, и детей никогда не будет, и люди ко мне так себе относятся…, сочувствием не балуют.

-Ты всем улыбаешься, а это раздражает, - сказала, как отрезала Леокадия.- И, наконец, у тебя есть индивидуальность. А что касается детей, которых у тебя не будет - это вообще чушь.... Мне тоже врачи говорили нечто подобное, а я родила Машу. Правда, поздновато, когда уж совсем не рассчитывала, но все же родила.

- Буль, а тебе не кажется, что женщинам в нашем роду не слишком везет с семейной жизнью. Ты, мама, я - все одиноки. Прямо проклятие какое-то, - задумчиво произнесла Аглая, но при этом скроила смешную рожицу.

- Может и так, может и так, хотя... - Леокадия Антоновна глубоко вздохнула и, отодвинув от себя розетку с правильным вишневым вареньем (настолько тягучим, чтоб капля его не растекалась по ногтю), грузно приподнялась, опираясь о край стола.

- Подожди, не уходи,- взмолилась Аглая. - Я чувствую, ты что-то не договариваешь.

- Вот и я когда-то также приставала к своей матери. Расстраивала ей нервы,- проворчала Леокадия и снова опустилась на стул. На лице у нее появилось выражение озабоченности и нерешительности.. Сомнение было настолько не в характере старшей Сосниной, что Глаша насторожилась.

- Ну, ну... что замолчала, я слушаю, - умоляюще глядя на бабушку, прошептала она.

И Леокадия Антоновна, отбросив колебания, заговорила: "Я упорно расспрашивала маму, что случилось с ее мужем, моим отцом - знаменитым художником Антоном Сосниным. Ты ведь знаешь, - цыганка нагадала ему, что он утонет молодым, и он таки утонул. Предсказание слишком уж буквально воплотилось в жизнь, прямо точь в точь , как в дешевом романе. А я что-то не очень верю в подобные чудеса, если, конечно, все произошедшее не было кем-то подстроено. Но сколько я не допытывалась - Любовь Ивановна так и не снизошла до разговора со мной. Стоило мне завести речь об отце, она будто каменела. Как сейчас вижу ее белое, подобное венецианской маске Прекрасной Дамы, лицо с пустыми глазами и сцепленные на коленях тонкие кисти рук с выступающими костяшками....

Она безусловно отказывалась говорить со мной об отце, однако фанатично оберегала его эскизы, картины, вообще, все, к чему он когда-либо прикасался. А ведь времена были тяжелые. Некоторые вещи могли бы спасти нас от голода, но на хлеб и картошку мы меняли лишь то, что не имело к художнику Соснину не малейшего отношения. Помнится как-то, бегая по комнатам, я разбила расписанную им еще в училище вазу. Мать, вскрикнула и, встав на колени, склонилась над черепками. Я испугалась, засуетилась, побежала за веником. Но она, отстранив меня, сама голыми руками, до последней фарфоровой крошки, аккуратно собрала осколки в круглую шляпную коробку, которую мы потом долго хранили со всем ее содержимым в кладовке, хотя это и дурная примета. После войны вазон отреставрировали. Он и теперь стоит в моей спальне - на нем медальон из синих ирисов. Твоему прадеду как- то особенно удавался кобальтовый цвет. Так вот... Если бы не мать, я бы не стала коллекционером. Ее трепетное отношение к прошлому передалось мне. Я ей благодарна. Но при всем том, чувствую, страшно выговорить, ее причастность к смерти отца. Вот ты, Глаша, произнесла слово "проклятие", так я думаю, не беспочвенно".

- Да, ты что, бабуль?! - горячо откликнулась Аглая, которой подозрения Леокадии показались надуманными. - Ну да, прадед - утонул молодым, как ему обещала, «баба с дурным глазом», то бишь, цыганка. Ну и что?! Наверное, когда лодка перевернулась, он настолько испугался воды, что не смог бороться за свою жизнь. Во всем виновато предсказание. Именно оно парализовало его волю. Не забывай, что остальные, сопровождавшие его в той роковой морской прогулке, спаслись. А какой реакции, какого проявления чувств ты ждала от его вдовы ....? Вспомни, они ведь и месяца не прожили в браке, когда Антон Соснин погиб. Возможно, она так не смогла с этим смириться. Поэтому и не хотела ни с кем обсуждать его смерть. Мне кажется, моя прабабка очень горевала. Ты ее напрасно винишь.... И нечего из себя мисс Марпл строить", - закруглила Аглая свой монолог.

- Мисс Марпл? - Леокадия Антоновна рассмеялась. - А ведь ты права - у меня есть одна общая черта с этой старой девой. С возрастом я тоже все чаще подозреваю в людях худшее и, как правило, мои подозрения оправдываются. Представь, я искала доказательства неслучайной смерти отца во всех доступных мне архивах, но тщетно. Может, тебе повезет узнать эту нашу семейную тайну. Ну ладно, будет уж, философствовать. Помоги мне лучше с посудой, полночь скоро - а еще Аделаиде почтовую открытку с Днем Ангела сочинять.

- Бусь, а моя мама виновата, что Надин блаженная? - перевела Глаша разговор на старую тему, тем самым стараясь удержать бабушку. Так привычно и уютно было беседовать с ней вечерами обо всякой всячине. В камине потрескивали дрова. Хотелось нежиться и подмурлыкивать, как тигренку в чайнике из одноименного мультфильма.

- Какая она же блаженная! - не согласилась Леокадия. - Только попробуй обмануть ее ожидания, и она тебя уничтожит…

- Но Мисюсь ею совсем не занималась…, - попыталась возразить Аглая.

- Я виновата, что воспитала тебя эксцентричной и необузданной, Маша - в том, что у Нади нет любви к жизни. Получается, сказка «про белого бычка», - раздраженно произнесла Леокадия и потерла виски. Аглая поняла, что у бабушки болит голова и ее нужно отпустить лечь в постель, ... не дай, бог, давление.

Между тем Леокадия продолжила: "Моя мама, когда я была маленькой, говорила, если на небе гаснет планета, душа ее по длинному лучу проникает в новорожденного ребенка, и тогда он становиться Пушкиным, Бетховеном или Рафаэлем, если звезда поменьше - то Мейерхольдом или Шаляпиным, и так до бесконечности… . Видимо, в душу Нади залетела всего-навсего пыль с какой-нибудь кометы, а сама комета пролетела мимо.

- Значит тебе ее не жалко… Все же она моя сводная сестра… , - полу-растерянно, полу-утвердительно отозвалась Аглая.

-Мне не жалко. И ты не жалей, - строго наказала старшая Соснина. - Она не жалости хочет, а навязать свои истины… . Но даст Бог, родит ребенка, и материнство ее укротит.

Бабушка встала и, прихватив с собой чашку, направилась на кухню, давая тем самым понять, что разговор закончен.

-А муж ее, Герард этот, тебе понравился? - спросила Аглая уже в спину удаляющейся Леокадии Антоновне.

-Нет. Очень материальный и властный господин, - долетел до нее категоричный ответ из корридора.




Аглая вспомнила тот давний разговор и невольно удивилась, как бабушка предугадала в молодом кавказце, произносившем возвышенно витиеватые тосты, опьяняющие, как текущая на свадебном пиршестве из рога в рот настоящая «Хванчкара», будущего Командора, услышала его тяжелую поступь.




А сейчас, глядя на мощную фигуру Герарда у себя в гостинной, и Аглая почувствовала в нем силу скалы - налетишь по глупости в темноте - и разнесет в щепки.

-Прости Гера, я действительно тебя не сразу узнала. Уж больно ты возмужал, - вежливо сказала она, все еще недоумевая в душе, зачем к ней пожаловал этот человек.

-Ты тоже изменилась, - заметил он, глядя на нее примерочным взглядом укротителя необъезженных породистых лошадей.

Аглае его взгляд не понравился и она задала в отместку бестактный вопрос: «"А чем ты сейчас занимаешься?» - прекрасно понимая, что в наше время нельзя спрашивать человека о подобных вещах «в лоб», а тем более такого, как Булатов.

-Может быть, в преддверии откровенной беседы мы с тобой немного выпьем. Я принес великолепный армянский коньяк и лимон, - спохватился Гера и полез в портфель.

- Не возражаю, - согласилась Аглая и направилась за посудой к буфету, который они с бабушкой называли «Грецией» за то, что когда-то в нем водилось абсолютно все - от крупы и до гвоздей.

-Я слышал, какой-то отморозок убил Леокадию Антоновну, - вдруг вспомнил Булатов.

-Да. Год назад, - сухо отозвалась она и поставила на скатерть фужеры и тарелку с сыром.

-Что ж, тогда грех не помянуть, незаурядная была женщина, - вздохнул визитер и потянулся к бутылке. - Кстати, как продвигается расследование ?

-Никак, - с горечью произнесла Аглая. - А откуда ты знаешь про наше несчастье?

- Слухи ходили в определенных кругах. Я ведь, помимо прочего, еще и антиквариатом занимаюсь, поэтому и оказался в курсе событий. Украденная картина, говорят, так нигде и не выплыла?

Аглая лишь покачала головой.

-А без этого на заказчика, хрен, выйдешь! - безаппеляцинно заявил Гера.

Будто она и без него  не знала.

Выпили, не чокаясь. Помолчали минуту, и Герард налил по второй.

-А как вы с Надей поживаете? Уже несколько лет я ничего про нее не знаю. Раньше она писала нам письма из Адис-Абебы, а потом перестала, - рассеянно произнесла Аглая, поскольку в данный момент прикидывала, что еще, кроме сыра, сгодиться к столу из скудных, редко пополняемых продовольственных запасов холодильника (младшая Соснина терпеть не могла продуктовые магазины).

-Из Эфиопии мы давно уехали, служебная командировка закончилась. Сейчас у меня свой бизнес в Индии, - поведал Гера и после некоторого сомнения подцепил с тарелки залежалый кусочек чеддера, напоминающий загнутыми кверху краями крышу пагоды.

- Извини, а какое у тебя ко мне дело, не родственные же чувства тебя сюда привели? …, - прямо спросила Аглая, дождавшись, когда он дожует.

- Ошибаешься. Именно родственные чувства и привели… , - Булатов положил вилку и продолжил раглагольствовать: - Как ни странно, но ты единственная Надина родственница, и у меня из близких - один глухой дядька в Карабахе доживает. Опереться, в случае чего, - не на кого. Да и ты тоже после смерти Леокадии осталась одна, без поддержки. Вот и стал я думать, как ты тут со всем справляешься. Даже решил, как видишь, к тебе наведаться. С таким наследством, как у тебя, небезопастно жить одной. Нужно иметь людей, на которых можно было бы рассчитывать. А мы, слава Богу, друг другу не чужие... . Я , как тебе известно, кавказский человек, у нас семейные узы - не пустой звук. В общем, как сказал поэт "возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке"... . Я к тебе с этим предложением из самого Дели прилетел.

Аглая усмехнулась. Лично она никакой потребности в такой родне, как Булатовы, не испытывала. Однако упоминание о Дели напомнило ей о вчерашнем загадочном визите. «Фамилия Ерофеев, ничего тебе не говорит?» - полюбопытствовала она. - Он тоже в Индии проживает.

-Хранитель усадьбы Шаганова? - уточнил Гера.

Она кивнула.

-Он частый гость в моем доме, - в голосе Булатова неожиданно появились теплые нотки. - Это настоящий подвижник. Я тебя с ним познакомлю, если захочешь.

-Мы уже… - Соснина улыбнулась. - Только вчера он рассказывал мне здесь о Шимле.

- Вот как?! И зачем же он к тебе приходил? - сильно удивился Герард.

- Да, я не очень поняла. Хотел посмотреть нашу коллекцию, но плохо себя почувствовал и ушел.

- И все?!

- Нет, не все. Оказывается, Ерофеев ребенком жил в этом доме - видишь ли, именно его отец давным-давно продал дом моей бабушке.

- Вот так совпадение, - аж присвистнул от изумления заявленный родственничек и, как показалось Аглае, недобро усмехнулся.

Она внимательно посмотрела на него: " И я о том же. Тем более, что на следующий день появляешься ты и тоже из Индии. Как это называется?

-Это называется - перст судьбы, - многозначительно изрек Герард и откинулся на спинку стула.- Поверь - Индия ни в чьей жизни случайно не возникает. Ты должна воспринимать знаки, которые тебе посылают сверху.

-Красиво говоришь. Только не пойму о чем.

Булатов скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу и объявил: «А чего тут понимать... я просто приглашаю тебя в Индию».

- Интересное предложение, - развеселилась Аглая. - А, главное, уместное.

- А, ладно, отбросим политес, демагогию и всю эту чушь, - Гера махнул рукой. - На самом деле, хочешь ты того или нет, но я к тебе с огромной просьбой: поживи, пожалуйста, у нас в Дели полгодика. Надя в плохом состоянии, и сыну в этом году поступать в институт…. я привез его в Москву. У меня вообще много деловых поездок, поэтому Надя остается одна, а это совершенно не годится. Конечно, мы можем позволить себе прислугу, у нас полдома служанок, охраны и прочей шушеры, но для Нади они не указ… .

-Я что-то не улавливаю…, - Аглая и в самом деле растерялась.

-Сейчас объясню....Тяжело об этом говорить, но у моей жены проблемы с психикой, - неожиданно упавшим голосом признался Гера. - В этом есть и моя вина. Видишь ли, так сложилось, что дом я снял у сикхов и расположен он на территории, прилегающей к их ашраму. Ты, конечно, знаешь, что такое ашрамы... . Нынче Восток в моде, у всех на слуху, спасибо средствам массмедиа - все уши прожужжали про индийские чудеса. Надоело, до чертиков - кажется, откроешь холодильник, а в нем уже йог сидит... .

Извини, я отвлекся. Так вот..., Надя прониклась святыми идеями и теперь проводит в ашраме дни и ночи: употребляет в пищу чечевицу пополам с сырой водой и холерным эмбрионом, спит на циновках под жужжание малярийных комаров, медитирует рядом с прокаженными… . Постоянно говорит о равенстве и братстве, считает Ленина аватаром, кажется, Иоанна Крестителя, сожгла в доме книги - говорит - не тому учат, уводят от истины…. Отчетливо вижу, как в один прекрасный день возвращаюсь домой - а у дома одни стены - сгорел в костре инквизиции. Предпринимать же сейчас что-либо (больница или развод) - не время, может плохо отразиться на сыне. А я хочу, чтобы он мог спокойно учиться институте, участвовать в моем бизнесе...

Поэтому, - взволнованно продолжил Булатов, - мне нужен человек, которому жена доверяет. Я должен знать, что у нее на уме. Надя же, как все сумасшедшие, абсолютно непредсказуема. Если она не спалит дом, то выкинет иное коленце. Например, в мое отсутствие отправиться в паломничество - и непременно босиком и с посохом. Ты не представляешь, что такое Индия, и никто не представляет! Особенно эти одураченные обкуренные белые, которые тянутся туда за духовным знанием, а потом мрут на дорогах и в дешевых гостиницах, приумножая полчища роящихся мух. Что станет с моим сыном, если его несчастная мать затеряется и сгинет на просторах субконтинента Индостан... . Ты, понимаешь о чем я... . Словом, деньги я тебе заплачу, билет куплю, будешь жить в моем доме, как махарани - только поедем! Мне больше некого просить - Надя никого, кроме тебя, в доме не потерпит.

-Герард, но у меня работа! - Аглая просто опешила. - И кто приглядит за моей коллекцией, если я вдруг съеду в Индию?

-Я поставлю сюда охрану, надежнее, чем твоя. Только прошу тебя, не отказывай мне сейчас. Пойми, у Нади никого нет!

Герард последовательно и неотвратимо напирал на нее, как Командор на Дон Жуана. И неожиданно для себя она сказала: «Не знаю, может быть… . Подожди до завтрашнего дня - я все обдумаю…».

-Ну, вот, я и не ждал ничего другого, - обрадовался ее хваткий упорный собеседник. - Сколько тебе нужно на сборы? Недели две?

-Я же еще не сказала «да», - пробормотала Соснина, чувствуя, что абсолютно бессильна перед силой характера этого по сути малознакомого мужчины.

-Перестань, разве Индия не та страна, которую тебе хотелось бы увидеть?! А я тебе предоставлю такой шанс, - Герард вдруг сделал небрежный жест в сторону очень хорошей репродукции Шаганова , на которой был изображен заброшенный, проросший джунглями, древний храм на пологом берегу медленной и светлой, как сон, реки.

- Краски Раджастана- родины цыган, разве тебе это не близко? Разве тебе не интересно увидеть причудливый романтический дворец ветров Хава-махал в розовом городе Джайпуре, фантастическую крепость Амбер или "слезу любви на лице вечности" Тадж -Махал?

- Ну почему же не интересно? Конечно, интересно, - призналась Аглая.

- Так ударим по рукам!

Аглая задумчиво покачала головой: «Не дави на меня!». В этот момент открылась дверь и вошел Шевырев собственной персоной. «У Тучковых - грипп, ресторан отменился. Посему Светлана пошла с дочкой в театр, а я к тебе!» - сообщил он и, проследовал к печке, где привычно протянул руки к огню.

- Не хотите к нам присоединитьсья? - обратился Гера к Шевыреву.- Глаша, поставь своему гостю рюмку.

- За что пьем? - поинтересовался вновь пришедший и внимательно посмотрел сначала на Геру, а потом и на Аглаю.

- " За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин," - процитировала она в ответ Мандельштама.

- "Всевышний, храни королеву!" - отозвался Шевырев строчкой поэта Киплинга - певца Британской империи.

-А я, пожалуй, пойду, - Герард встал из-за стола. - Вот мой телефон, - он протянул Сосниной визитку, - Подумай и не тяни с ответом. Я очень на тебя рассчитываю.

После ухода Булатова, друг детства деланно весело обратился к Аглае: «Над чем тебе надо подумать? Этот павиан сделал тебе предложение?»

-Еще какое. Пожить полгодика в Индии.

-По-моему, Индия такая страна, которой можно насытиться намного быстрее.

-Откуда ты знаешь?

-Ну, ты даешь...,- удивился Шевырев. - У меня дед был востоковед, забыла? Я же тебе рассказывал, что он приезжал в Дели по приглашению самой Индиры Ганди. У нас дома полно книг, фотографий и разных картинок, оставшихся от его командировки. Дед обожал Индию, но я заочно - не хотел бы туда поехать.

-Почему?

-Я человек камерный и не люблю, когда все слишком -

одуряющие запахи, пряно-острая еда, перенаселение, домашний слон вместо кошки, пятьдесят градусов на солнце, высочайшие горы в мире и библейская грязь на улице. Извини - не мое. А как подумаю про Шамбалы, сокровенные знания, Камасутры, Бхагават Гиты, как они есть и как их нет - просто оторопь берет . И, наконец, меня раздражает индийское кино. Все это, скорее, твоя стихия… . Шучу, шучу.

-Твои слова меня окончательно убедили, что мне туда надо, - в ответ на его длинную сентенцию задумчиво отозвалась Соснина. И нечто такое послышалось Саше Шевыреву в ее голосе, что он вдруг явственно ощутил - Индия никакая не шутка, и Аглая действительно уедет.

-Тебе так важен этот человек? - сухо спросил он.

-Какой? - даже не поняла Аглая.

-Который звал тебя в Индию.

-С ума сошел. Я его вижу второй раз в жизни. Он муж моей сводной сестры Нади, которую моя маман делала вид, что воспитывала с семи лет. Ну, ты должен ее помнить.... Наверное, оттого, что Надин в детстве никому не была нужна, у нее и сформировалось гипертрофированное общественное сознание - она любила только массы, классы, народы и никого конкретно. Ее этому не научили. Некому было. А теперь эта идея - послужить человечеству - полностью ею завладела. Поэтому Герард приехал ко мне - просил, чтобы я какое-то время пожила рядом с ней и, в случае чего, помешала бы совершить какой-нибудь ммм… странный поступок.

-Ты хочешь стать компаньонкой сумасшедшей женщине? Не много ли ты на себя берешь, когда думаешь, что справишься? - Шевырев старался, как мог, пробудить в Аглае здравый смысл.

-Я обязана. Моя мама сделала ее такой. И потом…, - замялась она, - я не могу этого объяснить, но чувствую, какая-то сила тянет меня, как будто от меня уж и ничего не зависит… .

-Ты меня тревожишь. Всегда знал, что у тебя больная фантазия, но не до такой же степени.

-Не волнуйся, у меня хорошее предчувствие в отношении предстоящего вояжа, - Аглая вдруг улыбнулась, дрогнула ресницами.

-И тропических болезней ты не боишься? - не сдавался Шевырев.

-Пока нет.

-И старых друзей тебе не жалко?

-Старые друзья, если пожелают, всегда могут взять билет до Дели и обратно. Не все же тебе в Лондон летать, англоман несчастный, - разошлась вдруг Аглая и щелкнула Сашечку по носу. - Соберешь взятки с абитуриентов и вперед в путешествие...

-Ты прекрасно знаешь, что я не беру взяток! - даже обиделся друг детства.

- А почему? Кстати, давно хотела тебя спросить...,- продолжала прикалываться Аглая.

-Считаю, что как-то стыдно профессору МГУ брать взятки, - отрезал Шевырев.