Освободитель часть 1 глава 14

Доклад
Министр внутренних дел Российской империи граф Лорис-Меликов важно прошествовал по анфиладе Зимнего дворца к рабочему кабинету императора. Александра III пока занял кабинет погибшего отца. Полковник Дворжицкий держался сзади него, поглядывая сбоку на профиль начальника.
- В облике генерала, - подумал он, - самым выдающимся является нос!
Армянская кровь графа сконцентрировалась в огромном носе, на фоне которого тёмные глаза казались меньше и близко посаженными к переносице. Резко прочерченные носогубные складки терялись в пышных бакенбардах. Верхняя часть подбородка была тщательно выбриты, что говорило о тщательной подготовке ко встрече с Государем, не терпевшим небрежности во всём.
- Расположимся тут! - обернулся он к Андриану Ивановичу и снял шинель.
В приёмной перед кабинетом императора было многолюдно. Сновали адъютанты, заходили на приём важные генералы и вельможи. Власть в империи переходила в другие руки.
- Я слушаю! - сказал министр, усаживаясь в кресло.
- Установлено имя первого бомбиста, - начал доклад следователь. - После кратковременного запирательства, он указал фамилию – Николай Рысаков.
- И для этого нужно отрывать меня от подготовки к встрече с Государем? - усмехнулся граф.
- Я не закончил! Рысаков также указал на конспиративную квартиру на улице Тележной. Там был произведён арест некой Геси Гельфман. Её сожитель некто Николай Саблин застрелился. Во время допроса она показала, что в данной квартире находилась мастерская по производству метательных бомб, которыми был злодейски убит Государь.
Министр сидел озадаченный, докладчика не перебивал. Терпеливо подождал, пока он переведёт дух и продолжил:
- Заведовал производством некто Николай Кибальчич. Его необходимо подать в розыск. Последнее место проживание - набережная Лиговского канала. Вместе с ним считаю нужным искать Софию Перовскую, которая входит в руководство террористов.
- Дочь того Перовского? - воскликнул граф.
- Скорее всего…
- Это же скандал на всю империю! - сокрушался он. - Нельзя, чтобы дети высокопоставленных чиновников были замешаны в покушении. Это бросит тень на всех нас!
- Допрос надлежащим образом задокументирован! - напомнил Дворжицкий. - Требуется ваше указание всем сотрудникам органов внутренних дел по поимке преступников. Кроме того, настоятельно требую, чтобы в указанной квартире был выставлен постоянный полицейский пост.

Крестьянин
Большой обоз гружённых телег несколько месяцев двигался по разбитым дорогам России. В середине ленты лошадей и людей двигался крестьянин Семён Халтурин, приписанный к государственным землям.
- Намедни поездки новые колёса справил! - радовался он, плавному ходу телеги. - Не то, что соседи по обозу… Крепостные, едут на барских телегах. 
Он родился в зажиточной семье и надменно смотрел на бедных спутников. Император Николай I два раза в год раскрывал двери дворцов перед крестьянами и избранными горожанами. 1 января в Петербурге и в день тезоименитства императрицы 22 июля в Петергофе.
- Отправлять делегатов надлежит за три месяца! - напомнил дворянам Вятской губернии строгий губернатор в начале 1839 года.
Русские вельможи с большим разбором выбирали в поместьях крестьян и посылали их приветствовать императрицу. Они добирались до столицы своим ходом, едя в одном большом конном обозе.
- Повезёте дары царю-батюшке! - каждый барин передавал самое вкусное, вяленое мясо дикого зверя, сушёные ягоды и орехи.
На поезде к Царскому Селу устроили последний привал перед Петербургом. Только перед выездом Семён заметил, что его хомут порвался и вынужден был остаться на постоялом дворе, чинить упряжь.
- Крестьянин, - услышал он, запрягая лошадь. - Ты едешь в столицу?
Халтурин резко обернулся и увидел двух господ странного вида. Один был маленького роста, но толстый. Другой высокий, но худой.
- Еду, - почтительно ответил он.
Одеты господа были в невиданное в Вятской губернии платье.
- Отвезёшь нас? - сказал высокий.
- Неудобно будет вам ехать на телеге... - заметил Семён.
- Других экипажей нет, - скривился толстый, - все задействованы на предстоящем празднике.
- Немцы какие-то... - сомневался крестьянин. - Как бы в беду не попасть!
- Если отвезёшь нас в город, а потом в Петергоф, - развеял его сомнения высокий, - получишь за труды рубль серебром. 
Они спешно выехали из царской резиденции. Часть пути Халтурин негромко пел, стараясь развеять тревогу. Пассажиры разговаривали:      
- Печальный тон русской песни поражает! Она мелодична и сложна. Если в устах отдельного певца песня звучит неприятно, то в хоровом исполнении приобретает возвышенный характер. Сочетание отдельных частей композиции, неожиданные гармонии, вступление голосов, всё производит сильное впечатление и никогда не бывает шаблонным.
- Я думал, что русское пение заимствовано из Византии, - уточнил высокий. - Этим объясняется глубокая грусть напевов. Русские не умеют восставать против угнетения, но стонать умеют...
Семён в беседу не вступал, хотя хорошо слышал спутников.
- Ужасно трясёт… На месте императора я запретил бы подданным не только жаловаться, но и петь, так как песня их есть замаскированная жалоба! - засмеялся толстый. - Эти скорбные звуки превратиться в обвинения. При деспотическом режиме даже искусство, если оно имеет часто национальный отпечаток, теряет свой безобидный характер и становится протестом.
- Отсюда, конечно, склонность русского правительства и знати к иностранным литературам, к заморским искусствам и художникам и к не имеющей корней на родине заимствованной поэзии.
Говорили они по-русски, но как-то странно.
- У порабощённых народов боятся душевных движений, вызываемых патриотическим чувством... - заявил высокий. - Поэтому все национальное, даже музыка, превращается в орудие протеста. В России голос человека изливает в песне жалобы небу и просит у него частицу счастья, недоступного на земле. Если вы достаточно сильны для того, чтобы угнетать свой народ, вы должны быть последовательны и сказать людям - не смейте петь!
- Ни в чём так не сказываются страдания народа, как в унылости его развлечений! - согласился толстый. - Русские могут искать утешения, они не могут веселиться. 
Они въехали в город и разговоры на время прекратились. Сначала по бокам улицы виднелись только казармы, склады и лавки. Затем начались жилые дома и наконец, начался Невский проспект, главная улица столицы.
- Этот проспект  вымощен ужасающими булыжниками неправильной формы... - бурчал высокий. - Неудобным как для пешеходов, так и для езды.
Чтобы не трясло сильно, на проспекте и главных улицах, в булыжной мостовой были вставлены деревянные дороги из сосновых брусков.
- Здесь любят всё показное, всё, что блестит! - огляделся толстый. - Золочёные шпицы соборов, тонкие, как громоотводы торчат повсюду.
- Величественные храмы языческих богов, которые так удивительно венчают предгорья ионических берегов, - иронично усмехнулся высокий, - тут, в Петербурге, походят на бесформенные груды гипса и извести. Природа требовала здесь от людей обратное тому, что они создали.
- Вместо подражания языческим храмам они должны сооружать здания со смелыми очертаниями, с вертикальными линиями, чтобы прорезать туман полярного неба и нарушить однообразие сероватых степей.
Две полосы из спиленных торцов деревьев, шириной от двух до трёх футов, разделённые булыжной мостовой, были проложены с каждой стороны улицы. По ним катились колёса телеги Халтурина.
- Античные статуи, - иронично добавил высокий турист, - своим обликом так резко контрастируют с местной окраской неба, суровым климатом, с внешностью, одеждой и образом жизни русских людей, что кажутся героями, взятыми в плен врагами.
От домов колеи отделяли широкие тротуары, выложенные плитняком. На отдалённых улицах сохранились жалкие деревянные панели.
- Набережные Невы очень величественны и красивы!.. А площади, украшенные колоннами, теряются среди окружающих их пустынных пространств! - воскликнул толстый. - От их вида хочется есть.
Величественный проспект доходил, постепенно становясь всё безлюднее, некрасивее и печальнее, до самых границ города.
- Он теряется в волнах азиатского варварства, со всех сторон, заливающих Петербург, - уточнил высокий. - Было бы неплохо пообедать...
Они проехали город и влились в плотную толпу, которая двигалась в одном направлении. Шесть тысяч экипажей, тридцать тысяч пешеходов и множество лодок покинули Петербург.
- Штатский бивуак в насквозь военной стране уже диковинка... - шутили пассажиры и велели Халтурину. - Остановись у того кабака.
Войска тоже принимали участие в празднестве, часть гвардии и кадетские корпуса стояли в лагерях около царской резиденции. 
- Почти Версаль! - изумился высокий.
Перед ними оказался дворец, выстроенный на природной террасе.   
- Вид действительно не плох, - согласился толстый.
У подножия террасы начинался парк, доходящий до Балтийского моря, где вытянулись в линию военные суда, иллюминованные в вечер праздника.
- По всему видать, что мы прибыли аккурат вовремя... - сказал Семён.
В день бала гости явились во дворец к семи часам вечера. Придворные особы, дипломатический корпус, приглашённые иностранцы и народ. Для мужчин, кроме мужиков в национальных костюмах и купцов в кафтанах, был обязателен венецианский плащ поверх мундира.
- Правило это соблюдается строго, так как бал считается маскарадом! - вспомнили иностранцы и на них появились плащи.
Халтурин оставил лошадь у дороги, они пошли к дворцу. Сдавленные толпой, они долго ожидали появления императора. 
- Николай принимает всех, - прошептал высокий, - будто этим говорит купцу или батраку: «Ты такой же человек, как и я».
- Но говорит дворянину: «Ты такой же раб, как и они, а я, ваш бог, властвую над всеми вами»... - возразил толстый.
Император, солнце дворцовой жизни, появился на террасе около дворца, толпа перед ним раздалась, словно Красное море перед Моисеем.
- Искать подобной популярности в равенстве, - ухмыльнулся высокий, - жестокая забава деспота. Она могла ослепить предков русских, но не введёт в заблуждение народ, достигший умственной и нравственной зрелости.
- Конечно, не император Николай ввёл в обиход эти всенародные приёмы, но тем достойнее для него было бы покончить с ними.
Царь шёл в сопровождении пышного кортежа там, где секундой раньше не нашлось места человеку. Как только его величество проходил, толпа крестьян смыкалась снова, подобно волнам за кормой корабля.
- Правда, в России ни с чем нельзя покончить без некоторой опасности для реформатора! - буркнул толстый. - Народы, лишённые законных гарантий своих прав, ищут убежища в обычаях.   
- Слепая преданность дедовским обычаям, отстаиваемым бунтом и ядом, - настаивал высокий, - и насильственная смерть многих монархов доказывает, что русские заставляют уважать традицию.
Два часа государь танцевал полонез с дамами императорской фамилии и свиты. Толпа, не зная, в какую сторону направятся танцующие во главе с императором, расступалась вовремя, чтобы не стеснить движение монарха.
- Равновесие подобной системы представляется мне неразрешимой загадкой... - вздохнул его собеседник. - И слишком шумной.
Император побеседовал с бородатыми мужами в национальных костюмах, в десять с половиной часов подал знак, и иллюминация началась.
- Отборных крестьян впускают во дворец, где они изображают народ, не существующий за его стенами, - не унимались иностранцы.
Огни иллюминации загорелись, засверкали и росли, как пожар. Они залили пространство от дворца до Финского залива. Офицеры, солдаты, купцы, крепостные, дворяне и царедворцы бродили, перемешавшись друг с другом, в лесу, откуда мрак был изгнан множеством огней.
- Глаза режет… Не тысячи, не десятки, а сотни тысяч огней насчитываются в этих садах Артемиды... - восхитился высокий.
- А мы любуемся этим из окон дворца, переполненного толпой народа, ведущего себя так, словно всю жизнь провёл при дворе! - засмеялся толстый.
В парке стало светло, как днём. Деревья осветились цветами радуги.
- Все садятся в лодки, - внезапно произнёс молчавший до этого Халтурин, - дабы посмотреть энто чудо с воды.
- А вот это делать не стоит... - остановили его порыв иностранцы.
Около трёх часов ночи над Петергофом пронёсся страшный шквал. Деревья парка закачались от ураганного ветра, их ветви касались земли.
- На море лодки переворачивают огромные волны! - закричали гости.
Все хладнокровно наблюдали эту картину и были далеки от мысли, что сёстры, матери и друзья многих, сидящих за одним столом с ними, в это время погибали на море в отчаянной борьбе со стихией.
- Много людей потопло... - бледный Семён принёс страшные новости.
- Наше любопытство граничило с весёлостью тогда, как множество лодок шло ко дну между Петербургом и Петергофом, - брякнул толстый.
- Газеты будут молчать об этом несчастье, ибо говорить о нём, значит, огорчить императрицу и косвенно обвинить императора! - вставил толстый.
Они вышли из дворца и с трудом отыскали телегу Халтурина. На полпути между Петергофом и столицей пассажиры попросили остановиться.
- Спасибо крестьянин, - обернулся к вознице толстяк. - Кроме оплаты за труды мы хотим подарить тебе кольцо за службу и на добрую память.
Он протянул ему серебряный рубль и золото кольцо. 
- Носи его на безымянном пальце левой руки, - уточнил высокий, - тогда в жизни будет везти. Будешь иметь богатый дом, много земли и скотины!    
Халтурин неловко повертел кольцо в руках и внимательно его рассмотрел. На внутренней поверхности были искусно выгравированы какие-то непонятные символы. Он читать не умел, а они были явно иностранными.
- Как прикажите, барин! - Семён пожал плечами и одел кольцо на палец.
Его странные спутники кивнули головами, словно прощаясь и синхронно шагнув в стороны от телеги, растаяли в придорожном тумане.
 
продолжение http://www.proza.ru/2018/03/24/601