Красная линия. Глава 10. Маньчжурский поход

  «Не верю я в Маньчжурскую дорогу
  Не верю я, что прочный мир там был
  Хунхузы вечно будут бить тревогу
  И праздновать свой замогильный мир».

   Верещагин




               
С чувством освобождения от долгого плена пассажиры «Херсона» приближались к родным и дальним берегам. Суровым после южных морей казался берег Уссурийского края. Владивосток производил странное впечатление. Он был разбросан на участки построек отдельных домиков на скатах холмов. Обычная картина окраинной жизни. Ощущение, что действительно прибыл на край света.
- Мы приехали! – вырвался вздох Глаши. Солнце уже зашло, и город светился мерцающими огнями керосиновых фонарей.
- Смотри, смотри Саша! Сколько огней и какая большая бухта.
Утром, когда причаливали, при свете солнца город казался более веселым и красивым. Особенно хороша бухта. В кварталах Владивостока  некоторое смятение. В узких и кривых переулках толпы народа. Люди, по облику похожие на китайцев, сновали взад и вперед между своими лачугами, перебегали с места на место, собираясь группами на пристани. Они о чем-то лопотали друг с другом на своем непонятном языке.

- Что это они так оживленно обсуждают? – спросила Глаша, - может, они нас  встречают  и хотят,  чем-то помочь?
-  Скорее всего, они хотят на нас заработать. Лучше будет, если мы свои баулы отдадим русским грузчикам, - из осторожности предложил Александр.
Корабль встречала специальная военная команда, и все вопросы разрешились сами собой. Зацокали копыта лошадей и каблуки подбитых сапог, большая часть воинского состава убыла в казарменные помещения. Семейным предложили адреса, где можно  снять квартиру. У встречающих военных были возбужденные лица и их команды звучали необычно громко. Велись разговоры о беспорядках в Маньчжурии, о первых стычках и потерях на КВЖД и на границе.
О возможной войне в Китае заговорили во Владивостоке как-то вдруг, но с полной уверенностью. Первыми носителями слухов были китайцы, торговавшие на Семеновском и Мальцевском базарах овощами, рыбой и дичью. Потом о ней заговорили коммерсанты из Японии. Война это громко сказано. Ведь речь пока шла о защите российских интересов от злобствующих бунтарей, которых называли «боксерами». Так все и говорили, – идем побоксировать,  и отстоять железную дорогу.
В городе появились никому не знакомые, по-видимому,  приезжие, китайцы в шелковых синих и черных халатах, с тонкими блестящими косами, перевитыми черным шнурком. Они возвращались домой из российской глубинки, опасаясь последствий военных действий русских в Китае.

Численность китайцев, а точнее тунгус-маньчжур, в русском Приморье была велика. С приходом полвека назад русских, многие местные жители, по местному манцзы остались жить и работать на своих полях,  став арендаторами у новых землевладельцев. Важную роль играли заезжие китайцы-промысловики, торговцы. Их сфера деятельности с каждым годом расширялась, и их даже стали называть «уссурийскими евреями» Когда русские запретили китайцам добывать золото, возникла так называемая  Манзовская война, перешедшая в  «хунхузские беспорядки». Уже тогда русские колонисты-поселенцы стали относиться к китайцам с неприязнью, бывали кулачные расправы. Вот эти кулачные столкновения и переросли в «кулачную войну».
- Почему «кулачную»? – спрашивал Александр на следующий день. Аборигены отвечали.
-  «Кулаками» или «боксерами»  повстанцев назвали англичане. А раз так, то мы их на кулачках быстро поправим.
- Хорошо, что китайцы воюют не только против русских, - взволновано, успокаивала Александра Глаша, - вместе обороняться легче.
- Ну, ты душа моя стратег! Предлагаю тебе, уважаемая Глафира Аристарховна, для начала разработать план нашего пребывания в этом портовом городке. Не возражаете? – спросил Александр.

- Не возражаю, и даже предлагаю сделать первую вылазку – прогулку по городу и заглянуть в магазины. У нас, Сашенька, нет ничего на пропитание.
 В полк, который временно располагался на Русском острове, Александра зачислили приказом за № 191  от 3 февраля 1900 года. Непосредственно в часть, как свидетельствовал послужной список, он прибыл  23 февраля 1900 года и принял 6-ю роту.
Бухту сковывал лед. Снег покрывал вихрастую сопку на мысе Чуркина и далекую гору Русских на Русском острове. В один из воскресных дней подпоручик с молодой женой отправились на перевал. С перевала открывался прекрасный вид на Владивосток, Амурский и Уссурийский заливы и ослепительную чешую Японского моря. Другое воскресение молодые посвятили Владивостоку.
Город открывался не сразу и не лучшей своей частью. Но и в грязных предместьях уже чувствовалось что-то большое и сильное. Многоэтажные дома, какие-то заводы или фабрики. Крыши почти сплошь покрыты гофрированным цинковым железом, и это резко отличало город от прочих российских.
На рейде белые броненосцы и миноносцы. Во все стороны от лучшей здешней гостиницы «Тихий океан» китайцы строили дома, и от стука и грохота, работающих не спасал рев кораблей. Китайцы подвижны, в коротких синих кофтах и таких же широких штанах, завязанных у ступни, на ногах туфли, подбитые в два ряда толстым войлоком. На улице часто встречались  корейцы и японцы.

Корейцы – противоположность китайцам: такой же костюм, но белый. Движения апатичны и спокойны: окружающая обстановка, как бы их не касается.  Курят свою маленькую трубочку степенно прохаживаются. Лица широкие, желтые, скулы большие, выдающиеся;  глаза маленькие и очень жидкая борода.
Японцы держали лучшие магазины в Семеновском пассаже; были они также прачками, няньками, часовщиками, парикмахерами. Встречалось много японок в  халатах-платьях в обтяжку с открытой шеей и широчайшим бантом сзади. Глаша не сводила с них глаз и все что-то нашептывала Александру.
После закупки провизии и разных дорожных полезных вещей, молодые на углу главной улицы Светланской и Китайской, против Торгового дома «Лангелитье» зашли в большой магазин с поэтической фамилией Каваяма, то есть Горная река. Именно там худощавый японец продал Александру изящные часы Мозера.
- Пусть будет на память  о посещении Владивостока, решил Александр. Хоть и дальний это край, но все же свой.
Через несколько дней полк следовал в Порт-Артур, но Александру пришлось задержаться, - ему предложили пройти краткий курс китайского языка при Восточном институте. Офицеры, а их было четверо, готовились по ускоренной программе. Предметы в ней были указаны генерал-губернатором, и по ним следовало подвергнуться установленным испытаниям. Отдельные офицеры китайским и японским языками занимались при институте самостоятельно.

Теорию изучали на занятиях,  а практику чаще приобретали, как говорится, на натуре – на рынках, в лавках и где только можно было пообщаться с китайцами.
Укреплялась граница. В журнале «Сибирские новости» сообщалось: «Для устранения на будущее столкновений между пограничными казаками и китайским населением, нередко кончающихся убийствами, проектируется восстановить посты вдоль китайской границы Приморской области». За китайским населением усиливался полицейский надзор. Насильственному выселению подверглись китайцы-земледельцы, жившие на Сучанском и Ольгинском участках.
Китайский язык в институте вели профессора Шмидт и Рудаков. Профессор Шмидт читал «курс теоретический», Рудаков учил официальной «мандариновской» речи. Он же читал курс «политической организации современного Китая».
Были в Институте лектора и преподаватели из Китая. Александру запомнился Юй Личэн, молодой образованный учитель («сяньшэн»)  из Мукдена. Именно он пытался внушить студентам и офицерам традиции китайского просвещения.
- Дорогие вы мои, человек не тигра, - говорил он, - человек не получает своей «окраски» от природы; чтобы быть достойным звания человека, он должен сам и постоянно совершенствовать свое естество. Человеческая натура представляет собой как бы чистый листок бумаги, на которой он своей жизнью, делами наносит собственный узор, как на срезе сосны. Цивилизованный человек по-китайски «цзюньцзы», по-английски - джентльмен, а не баран в тигровой шкуре.

Нужно быть «просвещенным» и для начала одолеть  «Шестикнижие – «Лю цзин». Запишите:
- «Книга перемен» – о движении мира и Великом Дао. «Книга установлений»  о  нормах поведения. Отдельно пометьте «ли» – это обычное право, а «фа» – юридическое.  «Книга музыки» – учит понимать мир звуков, мир гармонии. Книга о «Весне и осени» - поможет вам, верно оценить события прошлого, называя вещи «правильными именами».....
Имен у китайцев было больше чем достаточно. Не все понимая,  Александр записывал: изящный слог  - «вэнь»; прошение на высочайшее имя – «цзоу»; доклады государю – «и»; послания – «шу»; рассуждения – «лунь»; надписи на камне и металле – «мин»; поминальное слово – «лэй»; стихи – «ши»; оды   -  «фу».
- Фу ты, ну ты, - возмущался он! Точно китайская грамота. Можно ли в ней разобраться? 
Все китайские премудрости увязывались с «дао» – с причиной  и источником движения и «ци» - следствием-носителем движения.
-  Дао, утверждал Юй Личэн, рождает слово, одно слово рождает два, два – три, а три рождает все сущее.

- Где-то я уже читал об этом,- подумал Александр, - кажется в Библии, ведь христианство тоже держится на троице. И там сказано: «Вначале было слово».
Александр самостоятельно постигал географию, этнографию страны, политические организации и новейшую историю Китая, заучивал языковые тексты китайских драм, а также извлечения из пограничных трактатов Китая с Россией Рудакова. Тогда он еще не знал, что с этими трактатами ему придется столкнуться в будущем.
Остались в памяти слова директора института, профессора Алексея Матвеевича Позднеева: «Задачей института, дорогие мои студенты, является подготовка лиц для административной и торгово-промышленной деятельности на Востоке....».
Как в воду глядел, - вспоминал позднее Александр. Дело в том, что непосредственно военная служба случится у него недолгой, большей частью ему придется заниматься административно-режимными вопросами, а в перспективе и торгово-дипломатическими. Но это будет впереди, а пока он сидел и корпел над языковыми текстами и старался заучить военную лексику: война - «чжань», винтовка -  «бу цян», военнослужащий – «цзюнь жэнь».

На одном из занятий студентам зачитали  притчу Лань Фэйцзы о царе Пин Гуне, который в своем безрассудном увлечении музыкой забыл, что, приводя в движение мировой эфир, нужно соразмерять свои силы и возможности с ожидаемыми последствиями. Царь не знал об этом и однажды увлекся скорбными мелодиями. От этого начали вибрировать глубинные слои эфира «ци», отчего с северо-восточной стороны накатилась черно-багровая туча, затем ураган с ливнем, который порвал пологи и завесы, сокрушил жертвенники и храмовые сосуды. Служащие разбежались, а Пиг Гун  пал ниц посреди храма. Мораль сей притчи, была такова: не следует излишне возбуждать природу, китайское население, подчиненных, военнопленных. Во всем предлагалось придерживаться гармонии.
Вернувшись с занятий, Александр пересказал притчу Глаше, которая уже начинала беспокоиться по поводу неустроенности и военных событий в Китае.
- Скорбные мелодии отменяются, - старался шутить Александр. Я же не один Аника-воин, нас много. Опять же в Маньчжурии не война, а волнения, которые обязательно стихнут. На деле случится не так как думалось. Курсы пришлось прервать. В Китае начались настоящие военные действия, и Александр получил предписание догонять полк. Глаша была  в положении, и ей ничего не оставалось, как задержаться временно во Владивостоке. За сходную цену подобрали комнату в квартире врача местного военного госпиталя. Расставались не надолго, до срока  как у Александра появится место для постоянного проживания.

Прибыв в Порт-Артур, Александр первым делом посетил телеграф и сообщил  Глаше о своем благополучном прибытии  в Квантун.
- Дорогое, однако же, удовольствие, - возмутился он. За каждое слово нужно было платить рубль тринадцать копеек! Как быстро, кажется теперь, промчалось время, что провели они  вместе, путешествуя из Одессы во Владивосток и в самом городе. Как там Глаша? Надо было решать вопрос ее обеспечения. Финансовое положение Александра выглядела следующим образом: подпоручик получал жалованья  - 26 рублей 25 копеек, столовых – 15 рублей, квартирных – 112 рублей в год и около 20 рублей на отопление и освещение. Жалованье и столовые выдавались помесячно, а квартирные деньги, на отопление и освещение – раз в три месяца. Всего в месяц – около 53 рублей. Не густо.
Порт-Артур показался Александру маленьким городом, ютящимся у бухты, спешно перестраивающий для новых нужд. Местность кругом голая, без растительности, открытая холодным ветрам. Эти ветры уже начались, и мелкая пыль сыпала и била в лицо. Неуютно на улице, неуютно в этих китайских, хотя уже приспособленных для новой жизни фанзах. Способ сообщения – рикши. Это маленькая колясочка на двух колесах, которую везет сильный китаец.

Кругом шла стройка. Батареи, форты, оборонительные линии, все это впечатляло размахом. Внешняя оборона, внутренняя оборона или центральная ограда, многочисленные редуты. Никогда еще Александру не приходилось видеть подобное
Впервые эту  гавань использовали англичане во время Опиумных войн. База получила название Порт-Артур то ли по фамилии капитана I  ранга Артура, командира одного из британских кораблей, то ли в честь полумифического короля британских кельтов Артура. Еще наместник провинции Хэбэй Ли Хунчжан решил на этом месте построить крепость. Строили немцы. Теперь за нее взялись российские инженеры и солдаты.
Первыми  в город вступили стрелки 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, артиллеристы и забайкальские казаки. При поднятии русского флага присутствовал Великий князь Кирилл Владимирович. Десант высадился с кораблей: «Дмитрий Донской», «Наварин», «Сисой Великий». Вначале Квантун причислялся к Амурскому Военному округу, а спустя полгода  получил самостоятельное управление под начальством вице-адмирала Алексеева. Именно с этого времени русские стали восприниматься в Китае как представители враждебной страны.
- Чакиров. Интересная я скажу ваша фамилия. Чьих корней будете? - поинтересовался во время знакомства командир полка.

- Корни наши греческие, а сам из Крыма. А Крым, господин полковник, известно, что Вавилон - все народы перемешались, вера христианская, а образ жизни больше азиатский.
- Получается, что и с местными туземцами, которые ближе к монголо-татарам толмачить сумеете?
- Трудно сказать, ваше высокоблагородие, а попробовать можно. Потом и по-китайски опросить могу. Кто такой,откуда, где главные силы, например. Я ведь курсы прошел во Владивостоке.
- Курсы это хорошо. Пока берите шестую роту и вперед, а там посмотрим, как и где вас лучше использовать.
Сформированные в Одессе 10, 11 и 12-й Восточно-Сибирские стрелковые полки  были размещены в наскоро построенных бараках и казармах на Тигровом полуострове и приступили к службе на Цзиньчжоуских позициях для охраны Квантунской границы. Не только солдатам, но и офицерским семьям пришлось поселиться в жалких китайских деревенских домиках, жить по-походному. Вскоре такая жизнь началась и у Александра с Глашей.

Первые дни ушли у Александра на знакомство с полком и взводом. Бывший 11-й стрелковый, а ныне 11-й Восточно-Сибирский стрелковый полк успел покрыть себя боевой славой и получил еще в Крымскую кампанию Георгиевское знамя. За бои под Шейново имел отличие на головном уборе. Стрелки считались на правах так называемой «молодой гвардии», но отличались от обыкновенных пехотных войск, только тем, что солдаты и офицеры получали незначительно большое жалование.
Александру приходилось считать расходы: ежемесячные вычеты из содержания на офицерское собрание, библиотеку, в «заемный капитал», в обмундировальную артель, на устройство полкового праздника, на встречу Нового года, разговение в день Пасхи, разные вечера и встречи начальства и инспектировавших полк персон. Таким образом,   ежемесячно на руки при самой аккуратной жизни он получал не более 30-35 рублей, из которых должен был уплатить за квартиру и в собрание за стол не менее 25-28 рублей.
- Что же оставалось для Глаши, на другие необходимые расходы, как, например, прачка, покупка нового белья? 
Хозяином порта считалась Тихоокеанская эскадра адмирала Дубасова. Многие китайцы охотно шли на сотрудничество с русскими, надеясь за их счет поправить свое материальное положение. Например,  фирма «Шантай» взяла на себя обязанности по обеспечению русской эскадры продуктами питания. Продукты привозили из порта Чифу. «Шантай» организовала пекарню для выпечки хлеба, которого на Ляодуне не знали.
 
Рядом со Старым городом возник русский Новый город. Название улиц мало отличалось от названий улиц в городах европейской России – Морская, Пушкинская, Бульварная..... Издавалась газета «Новый край». В одном из номеров газеты подробно описывался недавний бал в Порт-Артуре, который дал адмирал Евгений Иванович Алексеев. Упоминались знатные приглашенные: начальник океанской эскадры вице-адмирал Гильтебрандт, младший флагман контр-адмирал Веселаго, командир порта контр-адмирал Старк, генерал-майор Стессель, а также все офицеры частей с супругами.
Был там и Александр, хотя и без супруги — в семье ожидалось пополнение. Зал, гостиная и буфет блистали электричеством и оживленным обществом. Присутствовали китайские мандарины,  чиновники банков и купечество. Вино и шампанское лилось тропическим ливнем. Сад сверкал тысячами фонарей. Чудно был иллюминирован «грот нежных вздохов и невольных признаний». Александру надолго запомнилась тихая ночь, сад, гуляющие нарядные пары, звуки музыки. Удивительно, что все это происходило за десять тысяч верст от Москвы и Севастополя, на конце пустынного и полудикого Ляодунского полуострова, у берегов Тихого океана.
Волшебный бал закончился красивым котильоном. Ничто не предвещало угрозы, которая разразилась через три недели. Из Пекина пришло известие: «Боксеры разрушают полотно железной дороги на Ханькоу, жгут станции и осадили французских и бельгийских инженеров». Посланники иностранных государств потребовали десант для охраны миссий. В Артуре пошли  слухи о походе на Тяньцзинь и Пекин.
- Кажется, скоро дело начнется,- с радостью, отдышавшись от подъема по ступенькам в гору, проговорил взводный Брагин из четвертой роты 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка.

- Что ты так радуешься? – ответил Александр, оглядывая широкую панораму морского порта, - на войне, бывает, и убивают.
- Я рад, что события развиваются в таком направлении. Только выпустились, и тут живое дело. Как будто для нас, приготовленное.
- Война дело святое,- согласился Александр, - только пока не понятно за что и с кем сражаться.
- За правое дело, конечно! Вон они как, эти «боксеры» расшевелились. Словно от грома пробудились. Мы военные нуждаемся в войне. Справедливо сказано, что война рождает героев. Только труд, борьба и риск создают сильные характеры. Теперь наша молодежь так зарылась в своих канцеляриях и бумажных делах, что на мир смотрит только с точки зрения своих портфелей и в разговорах можно услышать только слово «карьера»,  а вот слова «Россия», «Отечество» - очень редко.
 - Я тоже готов решиться на великое дело – рискнуть своей жизнью во имя идеи и гражданского долга. Поэтому, - прибавил Александр, - давай, разделим бутылку прекрасного «Редерера» и выпьем за торжество смелых и благородных идей. Друзья крепко пожали руки, пожелали себе удачи и больше друг друга не видели. Через месяц Брагин будет убит при штурме фортов Дагу под Тяньцзинем.

Жизнь в Порт-Артуре оживилась. На пароходах под разными флагами стучали и визжали лебедки. Кричали матросы. Прямо против узкого прохода в море над городом поднималась Белая яшмовая гора «Бай – Юйшань». Направо и налево на скалах стояли батареи. У молчаливых, но грозно глазеющих орудий, под деревянными зонтиками, стояли часовые с обнаженными шашками и посматривали на проходящие суда. Над всем над этим нависала треххолмовая Золотая гора, китайская «Хуан Цзциньшань», которая заключала город в широкие объятия.
Гарнизон города состоял из 3-ей Восточно-Сибирской стрелковой бригады под командованием генерал-майора Стесселя в составе 9, 10, 11 и 12-го полков, трех восьми-орудийных батарей, одного Забайкальского казачьего полка в шесть сотен и саперной роты с телеграфным взводом. 3-я ВССБ состояла из восьми батальонов, - в каждом полку по два. По штату  бригада имела: 175 офицеров, 8300 низших чинов и 415 лошадей. Бригада входила в состав сформированного Сибирского армейского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Линевича. На него и возложили обязанность подавления антихристианского движения в Китае.

В крепости еще имелось  два батальона  Квантунской крепостной артиллерии по четыре роты в каждом. Всего в сумме в Порт-Артуре насчитывалось 13 500 человек.
До этого генерал Линевич командовал войсками Южно-Уссурийского отдела. По виду был еще бравым генералом или, вернее сказать, старался таким выглядеть. Что радовало Александра, он  хорошо отзывался о Восточно-Сибирских стрелках и говорил:
- С тремя такими полками я весь Китай завоюю.
Действительно, было на что посмотреть. Сибирские стрелки комплектовались из южных сибирских губерний, все были как на подбор рослые, здоровые, румяные красавцы – один другого лучше. Сибиряки отличались, кроме внешнего вида, своим прирожденным умом и смышленостью.
- Линевич вдов, -  рассказывал подполковник Сейфулин, офицер бывшего 9-го стрелкового батальона, ранее дислоцировавшегося в Посьете. Со своими дочерьми, а их у него две, проживал в селении Никольском. Однажды генерал обратился к нашему начальнику 2-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады генерал-майору князю Кильдешеву с просьбой устроить поездку его дочерей в ближайший китайский город Хунчунь. Кильдешеев передал письмо командиру 9-го батальона полковнику  Заинчневскому, который поручил организовать поездку мне.…Первый раз я пересекал границу и меня, господа, удивила разница пограничных столбов – нашего и китайского. Русский столб небольшой, деревянный, даже не крашенный. Китайский же – большой, массивный, медный, с украшениями. На нашем прибиты две небольшие дощечки с надписями на обеих сторонах по-русски «Россия», на другой «Китай». На китайском столбе две металлические доски, на которых с нашей стороны – надписи по-русски и по-китайски: «Россия», а на противоположной стороне только по-китайски: «Китай».

 - На посту мы застали начальника поста лежащем на кане и увлеченным курением опия, а его шестеро солдат крепко спавшими, - продолжал подполковник. Тому способствовала тогдашняя обстановка. Сейчас китайцы проснулись, но голова у них, как мне кажется, до сих пор набита дурманом, или опием иначе бы они не заварили такую бучу.
 - Все от темноты, от бескультурья, - пояснил   сослуживец Александра по полку поручик Кольцов. Еще будучи у маменьки в деревне я вычитал в журнале «Нива» такую историю. Решил один американец, профессор каких-то наук посетить древний китайский город Сиань. По пути он встретил крестьянина, с которым разговорился. Крестьянин и спросил профессора:
 - Почему иностранцы не приезжают в Китай, чтобы стать императором? - указав при этом на телеграфную линию, висящую над полем. - Человек, который мог изготовить такую вещь, мог бы стать нашим императором. Вот вам и ответ на вопрос, какая у обыкновенного китайца-манцзы буча в голове.
Эти манцзы бродили тут и там, на них по сути дела держался город, хотя у России с Китаем появились новая граница. На Квантуне она имела протяжение 55 верст на Бицзыво. Всего было установлено до тридцати каменных столбов с государственными гербами и подписями на русском и китайском языках. Вдоль границы постоянно курсировали казачьи разъезды, выявляли подозрительных лиц и доставляли их для разбирательства в комендатуру.

В Порт-Артуре пока было тихо. Главные военные события развивались под Тяньцзинем в порту Дагу. Первым в Тяньцзинь из Порт-Артура ушел 12-ый полк Анисимова, за ним - отряд во главе с командиром 9-го полка, полковника Савицкого. Последним 10-й Восточно-Сибирский стрелковый полк с командиром полковником Антюковым.
Пришло время и Порт-Артур, и Квантунскую область перевели на военное положение. Все ее жители, кроме иностранцев,  сдали оружие,  начались работы по укреплению Цзиньчжоуской позиции, защищавшей Квантун со сторону суши.
Высочайшее повеление о введении русских войск в Маньчжурию последовало 26 июня 1900 года. Главным объектом наступательных действий русских войск определили город Мукден. Эта задача легла на войска под командованием вице-адмирала Алексеева. Непосредственное  руководство военными действиями Государь возложил на генерала  Суботича.
Рассказывали, что Суботич родился в Вене, от родителей, принадлежавших к австрийской аристократии. Перешел в русское подданство и окончил курс Константиновского училища, затем учился в Академии Генерального Штаба. Перед прибытием в Квантун занимал должность Уссурийского военного губернатора. Штаб генерала Суботича возглавил полковник ГШ Артамонов, известный Александру еще по училищу своими подвигами в Туркмении и Эфиопии. На очереди была Маньчжурия. Александру, командиру 6-ой полуроты казалось, что он уже давно участвует в чем-то важном и необычном. Словами не передашь и не выразишь чувство постоянного беспокойства. Ему все время казалось, что что-то должно случиться!

Первый отряд под командованием полковника Домбровского в составе 11-го полка, двух полусотен 1-го Верхнеудинского и 1-го Нерчинского казачьих полков и  6 орудий выступил на КВЖД из Квантуна 23 июня,  когда уже во всю шли  бои охранников железной дороги у Ляояна.   Мелкие группы повстанцев постоянно делали попытки проникнуть к железной дороге и произвести разрушения на ней
 Отряд направлялся по просьбе начальника южной линии КВЖД инженера Гришмана с целью защиты стройки и  прикрытия морского порта Инкоу от возможного занятия его восставшими китайцами.  На помощь Домбровскому из Инкоу с двумя ротами 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и 2 орудиями вышел подполковник Карпенко. Первый бой 6-я рота приняла у Ташичао.  Вместе с казаками полусотни есаула Глена Нерченского полка 6-я рода заняла  высоту и оттуда залпами стала вести огонь по позициям китайцев.
На коротких биваках общались, знакомились, уж очень много разных сил собралось в одном месте
- Эх братцы, - однажды начал есаул  Глен, - кажись недавно пребывали при мирной жизни и вот тебе разворот,  по команде дедушки  Линевича, маханули с мешками из Никольского  во Владивосток. Моментом погрузили нашу сотню на пароход и  в открытое море. Куда повезут, с кем воевать? Молчок.  Секретное предписание, а оно  пребывало в конверте у капитана крейсера «Владимир Мономах», конвоировавшего транспорт. По пути зашли в Посьет за  стрелками  7-го полка и на юг. Вот теперь с вами кашу варим.

- Небось в Порт-Артуре остановка была или сразу маршем в энти места, - спросил один из стрелков.
- Какой там марш. Мимо залива разве пройдешь. Встретили нас могучим «ура!». Никак  первый эшелон  войск из Приамурья. В городе и так народу не пройти, не проехать, а тут еще мы приперлись, завалили пристань  ящиками с боевыми припасами и интендантскими консервами.
- Ну и что, пристроились или так и остались на пристани с консервами, -  спросил  повар, разогревавший котел с кашей на костре.
- Не то что пристроились, можно сказать власть взяли в свои руки. Фанзы-манзы,  узкие улочки - кривые переулочки,  пыхтящие рикши, а мы полиция в разъездах, стало быть порядок сторожить определились по побережью и в бухтах.
- А сюда каким ветром занесло? - поинтересовался у есаула командир роты стрелков.
- По мобилизации, команда штаба имелась. На поезд до станции Ташичао и вот мы полусотня Нерченского полка здесь с вами. Вторая полусотня с сотником Федосеевым осталась в Порт-Артуре. А нас, то есть есаула Глен и хорунжего Маковкина прошу любить и жаловать.

Маковкин сидел рядом и, услышав свою фамилию, чуть привстал. Он вспоминал, как  локомотив недавно мчал поезд с полусотней на север. Слева то и дело синели глубоко врезавшиеся в берег заливы, появляющиеся на несколько минут между гор, перед пробегавшим поездом; промелькнул узкий перешеек, соединяющий Квантун с Ляодуном, и более море не показывалось. Поезд пошел горными долинами мимо  густо расположенных деревень желтого от глинобитных фанз цвета.
От  станции Ташичао, куда прибыли усмирители "боксеров", отходила 15-ти верстная ветка к городу Инкоу  главному торговому порту южной Маньчжурии. Там стоял  батальон 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и 4 орудия 1-й батареи квантунского артиллерийского дивизиона. Одна рота батальона подошла на поддержку, все веселее. Полусотня держала связь с отрядом охранников полковника Мищенко, прикрывающему станции Айсядзан и  Хайчен  и несла разведывательную службу в окрестностях Ташичао.
Подходя к Хайчену поезд остановился у моста в виду станции, где шла перестрелка. Китайцы, заметив приближавшийся поезд, бросились прочь от станции, преследуемые сотнями конных охранников; полусотня нерчинцев, выгрузившись из вагонов направилась наперерез убегающим и вместе с ротой стрелков гнала их на расстоянии пяти верст. В тот же день с ротой вернулись обратно в Ташичао, привезя с собою раненых охранников Мищенко.

Полковника Мищенко восстание инсургентов захватило в городе Ляояне, где он, с 200 охранниками и множеством семейств железнодорожников, трое суток отбивался в холерных бараках и, улучив темную ночь, ушел в Айсядзан, усиливаясь по пути частями, охранявшими железную дорогу.
- Здоровы мы их попугали, - радовался урядник Филиппов, которому поручили с десятью казаками организовать охрану моста. После первых же наших залпов спрятались за свою гору и затрещали из ружей и фальконетов. А вскоре совсем притихли.
На самом деле, держать пост оказалось совсем не просто. У подошвы горы, занятой китайцами, приютилась небольшая деревушка, довольно близко подходившая к охраняемому мосту, в ней собралась значительная партия наступающих, которые из-за заборов открыли огонь по залегшим за насыпью казакам, и под его прикрытием человек  пятьдесят, а то и побольше, с топорами и ломами, бросились к железной дороге. В нескольких стах шагов от урядника Филиппова  они застучали по железным рельсам; видно было, как приподняв ломами и бревнами рельсы со шпалами, они бросали их обратно, не зная как поломать прочные скрепы.
Залпами урядник Филиппов положил нескольких из них на месте, прочие убежали в деревню, не принеся вреда дороге. Бой с переменным успехом длился с 7 часов утра до 4 часа дня. Уже под вечер  вновь человек около сорока, выскочив из деревни со связками хвороста и гаоляна, бросились к мосту, и, несмотря на потери от казачьих пуль, добежали и подпалили под ним горючий материал. Не потерявшись, урядник Филиппов бросился вместе с приказным Абрамовым к загоревшемуся мосту; под сильным огнем с горы и деревни, они разбросали костер и затушили мокрой землей уже горевшие балки.

- А вы видели, как разъезд  Маковкина  был принят своими за противника и попал под перекрестный огонь своей и неприятельской артиллерии? -  возмущался  вечером Глен.
 - Запутаешься тут, - возразили артиллеристы. Неожиданно подошел  батальон 8-го полка, полусотня казаков нижнеудинцев во главе с Хлебниковым. Все палят, скачут сразу и не разберешь кто свои и чужие
 Когда обстановка в районе моста несколько разрядилась, полусотня Глена была переведена из Ташичао в г. Инкоу для поддержки охранников Мищенко.
 Тогда только и говорили о Мищенко. Вспоминали его воинский путь от Крымской кампании до Хивинских и Ахалтекинских походов со Скобелевым и штурме Геок-тепе. В Маньчжурии оказался при поддержке начальника охранной службы полковника Гернгросса, а может даже самого военного министра Куропаткина, тоже закаспийца.
Мищенко! Как только Александр услышал эту фамилию, ему жутко захотелось увидеть его и представиться «крестному отцу» офицером. Судьба их свела снова. Более того, они сражались почти рядом, но встретиться, увы, не пришлось.
Вскоре Домбровский со своим полком вступил в бой за Хайчен,  но не стал рисковать и отступил. В  район боевых действий подошел еще один отряд,  полковника Хоруженкова,  в его составе полурота Александра участвовала в штурме и взятии города  Синьючена.

Совсем недавно в городе кипела жизнь и двор городской кумирни «Хо Шэньмяо», посвященный «Духу огня» и расположенный в глубине построек был переполнен ихэтуанями. У всех в руках были зажжены красные бумажные фонари на палках. Головы были обмотаны красными платками, под которыми были свернуты косы.
Курительные палочки, воткнутые в песок курильницы, горели перед старцем, сидевшим на резном троне. Древний монах с высохшим и неподвижным лицом, изрытым морщинами, стоял посреди толпы перед жертвенником. Резким голосом он читал молитву:
«Сегодня настала первая великая ночь крови и смерти. В эту ночь мы должны поразить иностранных дьяволов первым решительным и могучим ударом нашего чудесного кулака. Настал час великого мщения. Мы должны сегодня же перебить иностранное войско»
- У всех ли хорошо отточены мечи и сабли? - кричал монах, размахивая своим длинным копьем.

- У всех, у всех! – ревела толпа, потрясая над головами оружием. Мгновенно застучали барабаны и колотушки, зазвенели медные тарелки, загудел колокол. Монахи, а за ними вся толпа стали петь хором.

- Хо Шэнь лай ле!
- Лай ле! Лай ле! Лай ле!
- Ша янгуйцзы! Ша янгуйцзы»
- Огненный дух спустился
- Спустился, спустился, спустился
- Смерть заморским дьяволам!

Сейчас в кумирне расположилась полурота Александра, а очевидец недавних событий, задержанный бунтовщик, рассказывал переводчику, как они готовились к бою, и в какую сторону ушли остатки их отряда.
Александр не спал. Время перепуталось и забот навалилось множество. Когда спать, когда пищу принимать? Главное сейчас, как ему объяснили в штабе Хоруженкова, это уверенное продвижение укомплектованного подразделения в указанный район сосредоточения. Как же тут сосредоточишься, когда кругом все чужое, жарко нет сил. Пища непривычная, вода теплая и приторная.
В китайском городе сегодня тихо. После вчерашней бани манцзы не скоро сунуться.
- Кто идет?- раздался звонкий окрик из темного угла. Это казачий пикет охранной стражи из трех человек.
- Свои, свои! – кричат ротные стрелки.
- У вас спокойно?
- Так точно, все спокойно.

С подъема, пока прохладно, рота зашагала по указанному маршруту. Узкая извилистая улица, сдавленная теснящимися домиками китайцев, точно вымерла. Часть жителей успела убежать. Даже собаки не лаяли, чуя недоброе. Как жалко, думал Александр, был рядом с Мищенко, а увидеться не удалось. Про меня ему, конечно, ничего не известно и сообщить почтой весьма затруднительно.
Шел Александр по маньчжурским дорогам и вспоминал разговор с полковым по поводу фамилии и корней. Опять же полковник Синайский в училище намекал на  персидские корни. Еще в библиотеке в Москве вычитал,  что в период персидской династии Сасанидов в Согде, чакиры - дружинники местных правителей сопровождали среднеазиатские караваны. По словам китайского путешественника Сюань Цзана, чакиры были в Самарканде и отличались невероятной храбростью. Жили вместе с прочими подчиненными людьми при замках, в особых домах, предназначенных для них. Одними из их обязанностей было  сопровождать посольства. Упоминалось об одном в Китай, за службу  у тюрков с ними рассчитывались шелком.
Не исключено, что многие «чакиры», сопровождая караваны персидских купцов не только в Китай за шелком, но из Согда в Крым, по которому в свое время проходил Шелковый путь. Там отдельные чакиры могли и остаться, принять от греков христианскую веру, - фантазировал Александр.

Мысли в голову забегали разные. Чакиры появились в стране персов Эран при кессаре Зеноне, у которого имелась пышнотелая жена Ариадна. Ни в честь ли нее на Черном море назвали  местечко этим же именем, рядом с Ливадией в Ялте, подумалось Александру.  Нет, скорее всего в память дочери царя Крита Мидаса. Ведь она помогла Тесею убить быкоголового  чудовища Минотавра, дав ему острый меч и  клубок ниток, чтобы он нашел дорогу из лабиринта. 
В книгах все четко: до сасанидов в Эране процветали Ахемениды: Киры, Дарии и Ксерсы. При них для персов мир был един, но потом он разделился на три части: Рим, Эран и Туран. Именно в Туране погиб Кир. Река Аму-Дарья раздвоила пустыню, деля мир на Эран и Туран. Древним  стольным городом туранских владык был Самарканд. В этих краях Искандер взял себе в жены Роксану, чтобы соединить Восток и Запад. Не получилось. - Вот и мы пытаемся сделать что-то подобное, - размышлял Александр. - Удастся ли нам как Искандеру, подчинить себе  Восток. Вспомнились стихи:

                Мой трон  - седло
                Моя на поле слава.
                Венец  мой - шлем.
                Весь мир - моя держава.               

 Каждый туранский род, - утверждал автор, прочитанной в училище книги, - имел свою тысячелетнюю дорогу к северу и по ней возвращался назад с табунами, когда снег начинал заметать траву. Вечное движение людей делало их невосприимчивыми к границам. Сколько бы они ни ехали они говорили на одном языке. Бродили они и по нынешним просторам Руси. То были кейпчаки, а позднее кипчаки предки нынешних туркмен и гагаузов, и название их переводилось как "царские ножи". Кей - царь, чак — нож.
 Кипчаки – это же казаки! Вон они лихо скачут в стороне. Также как и их предки легко переносят неудобства, связанные со зноем, жаждой и нехваткой продовольствия. Чем они ни эти самые "царские ножи". По воле батюшки царя идут, как и мы стрелки, усмирять возмущенных маньчжуров. Пора бы и отдохнуть, но команды на привал не подают. Поход и есть поход, тут уж не расслабишься..
 На возглас бородатого сибиряка: "Попить бы водички, ваше благородие!", -  Александру вспомнилась история о том, что милетский философ и политический деятель  Фалес, живший задолго до китайского Конфуция, умер от жары и жажды на стадионе. В Крыму он был известным, потому что именно милетцы основали первые колонии греков на Черном море, в том числе город Федосия. Фалес рано ушел от государственных дел и занимался наукой. Он научил египтян измерять высоту пирамид по соотношению роста и тени.  По Фалесу вода есть Бог, а текучесть - понятие жизни. Как тут не поверишь, когда тело без воды раскисло и жизнь превратилась в сплошную тягучесть.

- Потерпи, потерпи, солдат, - похлопал стрелка по плечу Александр, - где наша не пропадала. Сопку перейдем, а там лесочек, от солнца и спрячемся. А где лес, там и вода должна быть. Человек я вижу ты таежный, тебе и карты в руки. С твоей  и Божьей помощью и найдем живительный ручеек.
В Византийской пограничной охране тоже имелись дружинники – чакиры, - продолжал размышлять Александр по поводу корней своей фамилии. Этих чакиров китайцы увязывали с «природой людей чжэ-гэ". Что это такое? - следовало разобраться. У турок известно: чехир – вино, а чакир – искра.  Вспомнился директор Константиновского реального училища по фамилии Искра. Никто не интересовался кто он и откуда его корни. Александру больше нравился перевод своей фамилии с персидского, где чак - нож, а кир - господин - то есть владыка ножа, а в результате тот же воин. Оказывается, янычары и мамлюки пошли от чакиров. Сначало были чакиры, потом гулямы, а затем уже мамлюки и янычары. Вот такая последовательность. А все пошло от иранцев-персов.
Мама же утверждала ромейские корни, где слово чакир, чакириди, чакирис  означало «голубой, голубоглазый, сероголубой. По ее мнению фамилия произошла от прозвища по цвету глаз. В Крыму сохранилось близкое к нему чайыр — «луг», «горное пастбище».

Отец с мамой, как всегда, соглашался, но при этом вспоминал историю о переселении в Крым из Бессарабии православных гагаузов из рода Чакир, которую ему рассказывал его дед. Род расселился в Феодосийском уезде, в Кешлаве, что совсем недалеко от Карасубазара. Какая с этим родом была связь их семьи, никто не помнил. Уж очень все в Крыму перемешалось. Крым, как оторванная земля, как корабль, а может даже ковчег, ведь места проживания Ноя рядом. Он  был и остался местом, где «всякой твари по паре» - кто здесь только не проживал! Со всех сторон в Крым бежали или доставлялись униженные и оскорбленные: Испания, Италия, Греция, Египет, Болгария, Турция, Россия, Иран, Золотая Орда, Туран, Армения, Грузия и многие, многие племена и народности. Одним словом, был шалман, и остался шалман, а еще ханы – торговые ряды, которые и в Китае тоже ханы, и тот же татарский Бог неба Хан-Тенгри, китайцы тоже поклонялись небу — Тянь, империя Тянь ся, то есть Поднебесная,  и император ее владыка.
 В свое время трудно было придумать герб, чтобы отразить все особенности Крыма. Хотя все же придумали, смешали краски всех цветов палитры, сделав очередную попытку соединить  Восток и Запад. Был такой же пестрый герб и у Карасубазара. Он появился за два года до рождения Александра.

Рота шла уже более пяти часов, пора отдохнуть, решил он.
- Рота, стой! Привал, оправится и перекурить.
По списку 78 стрелков. Хотя какие они стрелки, большинство таежные сибиряки из запаса. Им тоже тяжело, непривычно. Одежда, амуниция и все кругом, - глаза бы не смотрели. Оторвали людей от домашнего очага, благо, что все в возрасте и люди к жизни приспособленные. Половину бородатые старообрядцы. Народ терпеливый и послушный, одним словом верующий. Вот один из них, глава большого семейства, говорит, что восемь душ. Из бедствующих, видно, и фамилия у него соответствующая – Голдырев, получается голь дырявая.
- Как звать братец, из каких краев будешь. Похоже, что сибиряк?
- Авдеем кличут, а по батюшке Прокопьевич буду. Вроде и сибиряк, ваше благородие, а если поглубже копнуть, то я природный пермяк, как есть. Пермские мы, из Усть-Кишертского уезда. По переселению в Сибирь перебрались, на новые земли. Только вроде окопались, жить начали, а тут тебе поход. Долго еще, ваше благородие, шагать будем? Мочи нет, жарко. Не привыкшие мы к жаре этой заморской, все потом изошли. Помыться хоть в луже, какой, хоть бы сподобилась.
 - Может и сподобится, а так терпеть надо, почтенный. Военная служба Богу известная, каждому воздастся за заслуги. Александр задумался, к чему это он Бога вспомнил? Видно время подошло душевного общения и надежды на всевышнего. Слышит ли он нас?
   
 -  А откуда ваша вера, если не секрет?- поинтересовался Александр.
- Какой тут секрет. Мой наставник так мне говаривал, - начал демонстрировать свои познания Авдей. Пошли мы, значит, от филипповского раскола и звались, значит,  липоване.  А вернулись в лоно церкви в Белой Кринице, в нашем Новом Иерусалиме с согласия греческой веры митрополита, что звался  Амбросий, а может Амвросий, запамятовал я.  Нынче  наш центр в первопрестольной при храме на Рогожском кладбище. Там, в одной из богаделенных палат  епископ Софроний тайно и отслужил первую архиерейскую литургию.
- Про Рогожское кладбище и Софрония нам ведомо, а что раньше случилось с нашей верой? - стали допытывать Авдея уже его сослуживцы единоверцы.
- История нашей истинной веры длинная, - продолжил Авдей.  - Долго наша братия, отлученная от церкви, искала к какому священному епископу притулится, забрели аж в чужие края. На то время один австрийский министр следовал, значит, на низ, в Румынию. Не было машин тогда, на лошадках, в экипаже с кучерами пылил, и напали на него разбойники. А наши братцы у дороги как раз в поле работали, и прогнали разбойников. Он и расспросил, кто вы такие, я вас отблагодарить хочу. Они и говорят:

- Не надо нас батюшка благодарить, то наш крестьянский долг спасти душу людскую.
- Что же тогда для вас сделать? - поинтересовался он.  И решили наши странники - давай будем просить, где им построиться.
- Хотим возвести свою церкву, чтобы установить нашей веры епископа, - возроптали они хором. Дали им на то добро. Тогда они стали думать, где такого епископа найти, который бы принял их и нашу веру. Нашли одного такого не у дел в Константинополе, в Греции, значит.
  Пришли наши просители к Амвросию греку, а то болгарину, звать, чтобы он  послужил им, но без пенсии. Услышав он, что русские люди в забытьи давно, и нужен им священник, согласился помочь бедствующим, потому как сам отлученный страдал от турок. А он был многого поколения с поповичей, грамотный человек. Обливанцев католиков не признавал, считал, что они сбились с пути, отклонились от веры.
- А как же они домой вернулись и в Белой Кринице оказались? - спросил Авдея уже Александр.
- Из Константинополя добрались до реки Дунай, переправились и прибыли в Белую Криницу австрийскую, где имелся православный монастырь. Местные правители разрешили там осесть. Тут и  подвели Амвросия под мир, совершили помазание священное.  Там он и умер. От него пошли другие епископы, которых он помазал. Вот и упомянутый Софроний, а до него был Кирилл. С Амфросия наш след и пошел, так и стали мы истинно-верующие белокриницкого согласия.

За разговором привал закончился быстро. Да и отдыхать дольше установленного уставом, вредно, можно и не подняться.
- Становись!- прокричал Александр. Подпоручик Чижов, проверить оружие и амуницию! Осмотреть обувь, до следующего привала больше 10 верст, ноги  беречь надо.
Рота медленно сделала первый шаг по сухой и пыльной дороге. Солнце палило в затылок и у многих шея загорела до красноты. Ночь провели у деревеньки Саньдаохэ. Позднее наступали с войсками на город Хайчен, который взяли 30 июля.
Хайчен - конечный пункт движения поездов Маньчжурской железной дороги от Порт-Артура. Город, обнесенный старыми кирпичными стенами, имел квадратную форму около двух верст в длину и ширину. Считался важным торговым пунктом между Инкоу и Ляояном. Станция находилась в четырех верстах от города и находилась в разрушенном состоянии,  виднелись одни стены и обломки. По прибытию в Хайчен начальник отряда генерал Суботич приказал сейчас же войскам готовиться в дальнейший поход от Хайчена до Мукдена. На все давалось   7 дней.
Для облегчения солдатам разрешили взять с собой кроме ружья, патронов и ружейных принадлежностей, только шинель, две смены белья, походную палатку и котелок для варки пищи. Остальные тяжелые вещи: мундир, шаровары и сапоги оставили в Хайчене, в особом складе. Двуколки, которые везли мундирную одежду, освободились благодаря этой мере и были употреблены для более быстрой подвозки продовольствия войскам.

Под Хайченом у Суботича собрались  три полка, несколько отдельных батальонов, рот, артиллерийских дивизионов и батарей. В резерве имелись две сотни охранной стражи и полусотня казаков 1-го Верхнеудинского полка. Продвижение войск обеспечивала Квантунская саперная рота и половина 3-го летучего парка. Всего получалось 47 рот, 28 орудий, полусотня казаков.
Первым делом наших войск было занятие Ньючжуана. Для занятия города выступил отряд генерал-майора Флейшера. Заметив наступление русских, китайцы открыли из-за стен по войскам ожесточенный огонь. Перестрелка длилась все утро. В этом деле были легко ранены подпоручик Элерц,  поручик 3-й батареи Малишевский, 19 нижних чинов. Четверо получили контузии и один стрелок погиб.
После боев наступила долговременная передышка на переформирование. Раненых увезли в тыл, на их место прибыло пополнение. Немного отдохнули, подкормились и снова в путь. Теперь солнце светило уже не в затылок, а с правой стороны.
На биваке до стрелков доводили геройский случай с поручиком полка Блонским, который получил 14 ран в стычке с боксерами под Тяньцзинем при поиске пропавших бельгийских и итальянских инженеров. От лютой смерти его спасли капитан Нечволодов  и сотник Семенов. Об этом и многом другом своим однополчанам телеграфировал комендант станции Тяньцзинь поручик полка Филичкин. Он сообщал, что завален работой и ему помогают наводить на станции порядок армия косоглазых манз. За работу они получают кров, рис и по 10 копеек в день.

- Странная война, размышлял Александр, - одни манзы с нами воюют, другие помогают. Тем временем, начались бои за Аньшаньчжаньские горные высоты. Местность представляла собой приподнятое плоскогорье, богато засеянное гаоляном. Издали цепь гор очень походила на горбы или седла, потому русские называли эти горы «Верблюдами», а китайцы «Седельными горами» - «Аньшань». В проходе между горами находилась прежде почтовая станция Аньшаньчжань, которую русские окрестили в Аньсяньцзян, а позднее дали  ей рыбье название Айсазан. Это название навело  Александра на воспоминания о родном Карасубазаре, который русские солдаты упрощенно называли Карасев.
Против русских войск стояли войска генерала Шоу  и мукденского губернатора Цзинь Чана в составе 20 тысяч человек. В резерве находилось  десять тысяч солдат, обученных германскими и китайскими инструкторами, вооруженных лучшей артиллерией. В боях вновь отличился летучий отряд полковника Мищенко и колонна полковника Артамонова. Они первыми вышли к деревне Шахэ.
Отряд, в котором двигалась 6-я рота Александра, двинулся к Ляояну, но на полпути дорогу ему преградили китайцы, занявшие выгодную позицию по длинному труднодоступному кряжу. Все же они были разбиты и без боя очистили Ляоян, в который вошли передовые части генерала Флейшера. Жители Ляояна частью бежали, частью запрятались в домах. Для успокоения их был привлечен англичанин, врач Вествотер, проживший в Ляояне восемнадцать лет.  В городе он устроил прекрасный госпиталь и безвозмездно лечил китайцев.

Александр спустился под насыпь железной дороги, чтобы несколько передохнуть от выстрелов и увидел стрелка, который лежал на песке окровавленный. Его лицо было покрыто платком. Подле стояли сослуживцы и с печалью смотрели на лежащего товарища.
- Кто такой, что с ним? – спросил Александр.
- Ефремов, ваше благородие, убит. А другой стрелок нашей роты ранен. Фершела перевязывают.
Поход на Мукден продолжался. Чем выше поднимались по реке Шахэ, тем живее встречались картины. Берега реки представляли собой сплошную деревню и пашню. Желтые глинобитные мазанки, с глиняными или соломенными кровлями, окруженными плетнем из гаоляна или камыша, толпились над обрывом берега. Ивовые и тополевые рощи скрывали кумирни. За мазанками тянулись беспредельные поля зеленого молодого гаоляна – китайского проса, которое кормит, греет, крыши покрывает. Для китайского крестьянина он является первым другом и помощником в домашнем хозяйстве.
Войска два дня отдохнули в Ляояне и пошли далее. Комендантом и градоначальником остался подполковник Гамбурцев. Из стрелков полка сформировали городскую полицию.
В деревнях было заметно странное движение. Народ кучами собирался на берегу, о чем-то шумел, расходился и снова собирался в другой деревне. Это «боксеры» ходили по деревням и мутили народ, вербовали товарищей и зажигали пожар  мятежа.
По приходу войск в Янтай бежавшие ранее жители стали возвращаться, выказывая доверие к русским. В окрестных селах пылали пожары. Неприятель отступал по дороге к Мукдену за деревню Байтапу, куда стали стягиваться все рассеянные китайские войска.

Местное служивое население, особенно купцы, надеялось на миролюбие русских,  и потому обратилось к генералу Суботичу с прошением на английском языке о скорейшем занятии города:
 « Дорогой Сэр! Мы очень рады известить вас, что здешний монгольский генерал Шоу и все власти бежали отсюда ночью третьего дня благодаря вашей храбрейшей армии. Узнав об этом, здешняя китайская чернь стала производить беспорядки, сжигая дома купцов и обывателей, вследствие чего мы находимся в самом горячем ожидании, что вы немедленно прикажете вашим знаменитым войскам как можно скорее прибыть в Шэньцзинь… Любящие вас купцы и христиане…».
Мукден, Шэньян, Шэньцзинь разные названия одного города. 18 сентября в 4 часа дня сотня охранной стражи, под командою есаула Денисова, вошла в него через открытые южные ворота. В воротах казаки наскочили на подложенный китайцами ящик с порохом, который взорвало. Четверо казаков получили тяжелые обожженные раны. Сотня промчалась через пустынный и безлюдный пылавший город и немедленно заняла богдыханский дворец и дом губернатора (цзяньцзюня). Ни властей, ни китайских солдат в городе не оказалось. Убегая, китайские солдаты разграбили лучшие магазины и подожгли дома, чтобы ничего не осталось для грабежа иностранцам, как они говорили.

В предместье, которое попалось под обстрел, было полное смятение. Жители покидали свои дома и спасались бегством в город. Кто бежал, кто тащил на себе узлы, женщин, детей, стариков. Вот пронесли в синих носилках мандарина, а за ним поплелась его челядь, таща домашний скарб. Упорные «боксеры» спрятались в ближайших фанзах и сквозь окна продолжали стрелять по русским колоннам
На следующий день в Мукден торжественно вступил генерал Суботич. На площади императорского дворца полковой священник Пивоваров  отслужил тор- жественный молебен и помянул всех почивших в бозе. Войска Южно-Маньчжурского отряда, потеряв 42 человека убитыми и 80 ранеными, разогнали ихэтуаней и разбили войска Мукденской провинции. Колыбель маньчжурских императоров Поднебесной был повержен.
- Как здоровье великого господина Су? – спрашивали местные мандарины Суботича на первом, данном ими приеме.  Как здоровье и как дела А-цзяньцзюня (адмирала Алексеева)?
- Спасибо. Все, Слава Богу!
- Пока у вас будет добрый и мудрый цзяньцзюнь Алексеев, у вас всегда будет «Слава Богу!» Он соблюдает справедливость и одинаково относится и к русским, и к китайцам. Это самое главное. В его области всегда будет спокойно.

Мы, китайцы, выше всего ценим справедливость и человеколюбие и всегда уважаем справедливых и человеколюбивых людей и начальников, к какому бы народу они не принадлежали.
- Веры мы христианской, православные, - объяснял священник Пивоваров, -  людей губить и обижать нам никак не потребно. Главное, чтобы был мир и согласие. 
- Ваш цзяньцзюнь Алексеев мудр, как наш Ли Хунчжан. Но только у вас много таких хороших чиновников, а у нас очень мало. Оттуда и происходят все наши несчастья. Там в Пекине все сошли с ума.  Об иностранных делах они не имеют никакого представления. Они не хотят признать, что давать нашим трусливым войскам новые пушки так же бесполезно, как и надевать на зайца медную кольчугу, потому что, увидав льва, заяц убежит вместе с кольчугой. Они хотят погубить Китай, как и сорок лет назад. - Пейте чай, прошу! цин, цин!
Прислуга уставила стол печеньями, сладостями, засахаренными фруктами и ежеминутно наливала гостям светло-зеленый душистый чай в крохотные чашечки. Мукденские купеческие старшины Цзу Куйфын, Суй Чаошэн, Ван Шукай и И Фынчан, по китайскому обычаю, поднесли Суботичу, на память о его пребывании в Мукдене, традиционные почетные знаки: зонтик, знамя и приветственный адрес.
Наступил долгожданный отдых. Александр с ротой разместился в центральном районе города. Тяжелобольных следовало отправить поездом в Харбин, на складах получить необходимое обмундирование и боеприпасы. В приказе по гарнизону, который представлял 11-й полк, сообщалось, что управление городом возложено на коменданта полковника Домбровского.

Для заведования городскими делами учредили временное городское управление в составе: губернатор – командир 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, полковник Домбровский, вице-губернатор, подполковник Генерального штаба Дессино и пять полицмейстеров, которые заведовали пятью частями города: юго-восточной и юго-западной, северо-восточной и северо-западной, а также центральной частью – императорским городом.  Александра приказом по Южно-Маньчжурскому отряду № 42 назначили военным полицмейстером  Императорской части города.
- Вот не было печали, - подумал Александр, - отвечать за целый район, да еще императорский. Глаз да глаз нужен, чтобы  уберечь от всякой напасти, бандиты кругом гуляют, да и свой брат военный может набезобразничать.
В управлении Мукденом внедрялся опыт, ранее используемый в Инкоу, где для сохранения общественного порядка ранее создали отряд полиция из 75 стрелков, назначили четырех околоточных надзирателей, подчинявшихся штатскому полицмейстеру, вначале штабс-капитану Пересвет-Солтану, занявшему позднее должность правителя канцелярии градоначальника Инкоу, а затем поручику Стравинскому. Мер оказалось недостаточно и Стравинский, за счет местных купцов и в помощь себе, создал местную милицию. Состояла она из 200 пеших и 30 конных охранников, вооруженных старым китайским оружием. Режим ввели строгий, - запрещалось передвижение по городу с 9 вечера до рассвета.
Благодаря принятым мерам, жители Инкой и Мукдена имели возможность убедиться, что русская власть умеет не только быстро брать города, но вносить в них порядок, суд, расправу и давать настоящую поддержку и защиту интересам населения. 
 
Караулом в Императорском дворце встала знакомая Александру 5-я рота. Для охраны имущества дворца, начальник штаба полковник Глинский установил такой порядок: командир охранной роты считается смотрителем дворца; кладовые запечатываются печатями смотрителя дворца и начальника штаба; к ним выставляются часовые. Допуск  в кладовые разрешается каждый раз начальником отряда и в присутствии комиссии из трех лиц: смотрителя дворца, адъютанта штаба и китайского офицера или чиновника по назначению цзяньцзюня.
Во дворце Александр познакомился с есаулом Кенге Александром Николаевичем. Вместе затем были на Фулинских могилах.
- Как только наши войска заняли Мукден, - рассказывал есаул, - то на могиле местного богдыхана поставили часового, чтобы охранять её от разрушения восставшими «боксерами».
- И что потом? - поинтересовался Александр.
- Известное дело, за царя и богдыхана пили местную водку «Суля». Запах у нее отвратительно - резкий. Однако, можно быть пьяным подряд двое суток, стоит только на другой день принять холодной воды.
В глубокой древности «Священный город» Мукден под именем Шэньян, принадлежал китайцам. В 1626 году Маньчжурский хан Тайцзу завоевал его и дал  маньчжурское имя Мукден, то есть, «Священный», сделав своей столицы. В окрестностях Мукдена воздвигнуты две великолепные усыпальницы: Чжаолин, в которой погребен основатель Маньчжурской династии Тайцу, и Фулин, где покоится прах Тайцзуна, - отца  основателя Цинского государства.

Мукден напоминал большой муравейник, потому как был разбит на множество закоулков, разобраться в которых мог только местный Сусанин. Особенно этими отличался Старый город с лабиринтом маленьких улочек – хутунов. Сердцевиной города был  район с огромным базаром. Центром района  являлся «маньчжурский кремль», обнесенный высокими и толстыми стенами из черного кирпича. В «маньчжурском кремле», куда вели арочные ворота, стоял обширный императорский дворец с желтой черепичной крышей и затейливыми башенками.
Комплекс императорских сооружений – дворец и гробницы стал одним из наиболее важных объектов, взятых под охрану русскими войсками в городе и его окрестностях. При слове «гробницы» на ум Александру приходили строки:

Но в расщелинах глаз, но в покорной улыбке Китая
Дремлют  тихие змеи и молнии дальних зарниц,
И когда-нибудь грянет гроза, и застонет земля, сотрясая
Вековое безмолвие забытых ненужных гробниц…

Для определения ущерба, нанесенного дворцу и гробницам, была образована специальная комиссия, в которую вошли полковник Нищенков, подполковник Гаитенов, инженер-сапер капитан Масальский, чиновник Успенский и делопроизводитель подпоручик Мяновский.

Комиссия констатировала попытки грабителей и мародеров из числа местных жителей и китайских солдат проникнуть на территорию дворца и гробниц. Однако русские войска успели взять под свою охрану все наиболее ценные вещи и сооружения.
В акте проверки, который имел возможность лицезреть Александр, особых дорогих вещей и предметов  он не обнаружил. Библиотека, домашняя утварь, царские одеяния, седла, сабли, больше имели историческую ценность. Тем не менее, район Императорских гробниц, находившийся к северо-западу от Мукдена, был занят двумя эскадронами драгун, стрелковыми ротами и взводом конной артиллерии.
За суетой быстро проскочила осень, наступила зима. Наши солдаты умеют быстро устраиваться. Везде у них уютно, хотя их жилища это бывшие фанзы. Помещения, конечно, нельзя сравнить с российскими казармами. Тем не менее, благоустройство налицо. Казна разрешила израсходовать на солдатский быт на каждого стрелка по полтора рубля, что составляло на роту около трехсот рублей. Все ничего, только холодно. Маньчжурия это китайская Сибирь, кругом все бело. Торговля, однако, ни на минуту не останавливалась. На улицах развешаны вывески из белой бумаги с надписями: «Водка Смирнова», «Лавка Бриони», «Тифонтай» и ветер их постоянно колышет.  Двадцать третий год рождения Александр отмечал в холостяцкой компании с этапным комендантом Гаганидзе. Маленького роста, широкий, убеленный сединами, энергичный и очень подвижный человек, произвел на Александра приятное впечатление.

- Давай, дарагой, за тебя, за твою Галашу, за Крим, где я, понимаешь, бывал. Выпьем за то, что живой и здоровый, панимаешь!
- Конечно, дарагой, все понимаешь, - в ответ шутил Александр и поднимал очередной бокал, вонючей, но зажигающей китайской водки.   
Три дня назад тоже был праздник – день тезоименитства Государя Императора. Выпили и за него и за всю царствующую фамилию. Поход закончился, его сменили праздники и парады
В день тезоименитства Государя войска гарнизона построили на центральной площади. После команды «на молитву, шапки долой» прошел молебен. Солдаты  веселы и бодры, не хватало, как они говорили, только квашеной капусты. По случаю праздника  начальник Мукденского отряда,  военный комиссар подполковник Квецинский с секретарем штабс-капитаном Блонским нанесли визит  «цзяньцзюню».
После построения для войск организовали осмотр Мукденского дворца. Пояснения, в присутствии начальника штаба полковника Глинского, флигель-адьютанта поручика Бойсмана и военного полицмейстера подпоручика  Чакирова, давал  местный чиновник. Вначале он рассказал про дворцовые постройки, расположенные немного южнее центра императорской части города. Они занимали громадный квадрат с четырехугольным выступом к югу, где помещались жилища администрации. Северную часть дворцового квадрата составляла четырехугольная, вымощенная плитами плац-парадная площадь. Позади площади, в продолговатом низком здании, хранились императорские символы власти. Как ни странно, к ним относились зонтики, и другие предметы, носимые на длинных древках: вырезанные из дерева и позолоченные копья, мечи, фигуры в виде шаров. И что, совсем непонятно, благословляющая рука Будды. Все смотрели и слушали, как и положено военным, вопросы не задавали, хотя многое казалось чудным.

- Вы видите по сторонам площади киоски, - объяснял чиновник, - туда, в ожидании  приема императором, или при других церемониях, собираются гражданские и военные чины. Гражданские лица - в киоски правой стороны, военные - в левые; и кто чином выше, тот ближе к трону.
 Александра больше привлекло правое крыло дворцовых построек (западнее холма и непосредственно к нему примыкающее). Оно было занято отдельными домами (фанзами), в которых жили когда-то писцы, библиотекари, архивариусы и, вообще, чиновники, имевшие отношение к библиотеке, содержащей в себе до 80.000 томов научных, философских и беллетристических сочинений.
- По бокам главного зала библиотеки, - пояснял чиновник, - тянутся в два яруса галереи с полками книг и отдельными уютными киосками для чтения; в главном зале меблировка во многом напоминает европейскую, хотя она чисто в китайском стиле: столы, кресла, диваны черного дерева, покрытые резьбой и лаком.
В заключение осмотра полковник Глинский высказал присутствующим пожелание бережно хранить исторические ценности дворца. При этом, заметил:   
- Во время занятия Пекина союзниками тамошняя библиотека пострадала частью от пожара, частью от расхищения, и только мукденская осталась в полной сохранности и порядке, благодаря нашей о ней заботливости.
 
Полгода спустя, а именно в китайский царский день, Александру пришлось быть свидетелем принесения поздравления местными министрами, высшими офицерами и чиновниками цзяньцзюню. Рано утром,  Александр получил экстренную записку от командира полка с приказанием допустить во дворец цзяньцзюня “для церемонии принесения поздравлений по случаю дня рождения китайского императора”.
Когда Александр в шестом часу утра в группе гарнизонного командования во главе с генералом Глинским и командиром 11-го полка, полковником Домбровским,  вышел на плац перед императорским павильоном, то уже застал разодетых парадно китайских чиновников около киосков. Чиновники продолжали прибывать, размещаясь сообразно цвету шариков на шляпах. С красными шариками мандарины, как старейшие, поместились во втором киоске с правой стороны; ближайший к павильону заняла почетная стража императорских телохранителей, тоже с шариками.
 Да уж, - размышлял Александр. Только в этих шляпах с шариками и охранять дворец.  Маньчжуры, те же китайцы хуже французских красавиц любят наряжаться в непотребные для русского человека вещи.
Александр знал, что телохранителей в Мукдене около ста человек; все они природные маньчжуры и право служить у них наследственное. Кофты и халаты на телохранителях были такие же, как на чиновниках. Сверх того, на них были надеты голубые шелковые, затканные серебром оплечья. Конусообразные шляпы их, в отличие от шляп чиновников, были обложены толстым слоем красной шерсти и заканчивались не одним стеклянным шариком, а несколькими металлическими, насажанными один на другой.

Пока он рассматривал шляпы, подошли чиновник министерства иностранных дел Колоколов, командир забайкальской артиллерийской бригады, полковник Янушев, отрядной и давний знакомый комендант Гаганидзе, отрядной врач статский советник Субботин.
Вот показался несомый носильщиками паланкин цзяньцзюня; впереди шли алебардщики в живописных старинных костюмах; позади-солдаты, вооруженные магазинными ружьями и одетые в форму североевропейского покроя. Министры и чиновники приветствовали цзяньцзюня по этикету приседанием, встретив его перед киосками, где они до того сидели на крытых красным сукном скамейках вокруг столиков, на которых был приготовлен чай.
Чай в Мукдене, милое дело. Только он и спасал от духоты и непривычной пищи. Александр чувствовал, что его закаленный юнкерский желудок начинал сдавать. Ни к месту начинались колики, бурчание. Вот и сейчас не мешало бы сделать променаж. Уж очень длинные эти церемонии, но куда там. Надо терпеть
Посидев немного во втором киоске, цзяньцзюнь, вышел оттуда вместе с градоначальником (фуином) и с командующим войсками (фудутуном), встал с ними у подножия террасы перед императорским павильоном. Позади цзяньцзюня, в шагах в четырех, выстроились в ряд министры и высшие чиновники. По бокам, около каменных львов, стерегущих вход в павильон, встали рядом по три человека из почетной стражи. Средние из них, когда все заняли установленные по церемониалу места, громким голосом запели. Цзяньцзюнь, а за ним все присутствующие чиновники опустились на колена на подостланные плоские подушки и начали кланяться до земли. Молились не больше пяти минут, затем цзяньцзюнь с фуином и фудутуном возвратились, сопровождаемые стражей, в киоск, где цзяньцзюнь принял поздравления (поклон с приседанием) от своих высших чиновников.

Александр вспомнил строчки из описания Пржевальским Азии, которые запомнились ему еще в училище: « На всей духовной стороне человеческой природы здесь лежит одинаковая печать вялости, нравственной распущенности и косности. Исключительные условия исторической жизни, в которой вековое рабство являлось главнейшим стимулом общественного строя, выработали у азиатцев в большинстве случаев отвратительное лицемерие и крайний эгоизм».
Штабс-капитан Блонский, секретарь-переводчик у военного комиссара при мукденском цзяньцзюне, рассказывал один примечательный случай. Понадобилось как-то починить северные ворота мукденской каменной городской стены. Военный комиссар, тогда еще полковник Громбчевский, обратился по этому поводу с просьбою через дипломатическую канцелярию в Мукден к цзяньцзюню. Довольно долго искали учреждения, которое заведует городскими стенами. Наконец учреждение нашли и запросили; оно ответило, что ворота, действительно, надо починить, и материал есть... но только необходимо подождать, пока “фыншуй сяньшен” не выберет благоприятный для начала день. “Фын-шуй сяншен” буквально значит “учитель воды и ветра”, предсказывающий дурную и хорошую погоду. Короче — колдун-прорицатель, лицо, официально признаваемое.

- Вот, - возмущался Блонский, - извольте-ка ждать, пока “фыншуй сяншен” не погадает о благоприятном для начала работ дне, а не принять во внимание его мнения нельзя — возмутится дух китайский.
В конце года в Мукден прибыл представитель китайского императора, который был тронут вниманием к их святыне, и заявил, что Китай никогда не забудет такой услуги со стороны России, и пообещал ответственных лиц представить к императорской награде.
Про себя мандарин подумал: «Знаю, я этих иностранцев! Вначале, они захотели проповедовать одну свою веру. Мы позволили. Но этого оказалось мало, и они стали проповедовать уже несколько верований, как будто у нас и своих мало. Потом они захотели торговать. Мы позволили. Они начали торговать в прибрежных городах, а теперь эти скорпионы лезут внутрь страны и желают строить железные дороги, чтобы было легче впиваться в нас. Наконец, они потребуют от нас, чтобы мы отдали им в аренду сперва одну провинцию, а  затем и весь Китай. Может, они намерены сделать нас, свободных китайцев, своими рабами? Ну, тут они, вероятно, так же подавятся, как давились все наши завоеватели. И наш старый дракон так же проглотит их, как он уже проглотил монголов и  прочих варваров».

Награждение все же состоялось. Случилось это 23 апреля 1901 года, в день тезоименитства Государыни Императрицы Александры Федоровны, перед помещением военного комиссара, полковника генерального штаба Квецинского. Вначале раздались звуки китайской музыки, шумно возвещавшей о приближении процессии.
Вскоре на двор комиссара вошли одетые в красное китайские музыканты, они громко трубили в длинные медные трубы и били в большие барабаны. За музыкантами несли красный балдахин с китайскими орденами. За балдахином ехал верхом управляющий дипломатической китайской канцелярией в Мукдене чиновник Ли-Пинсань с помощником и толпой разодетых по-праздничному и слуг.  Неожиданно помощник Ли-Пинсяня отошел от процессии и двинулся в сторону группы награждаемых.
- Господин Чахар! - услышал Александр незнакомый голос  Вы уж меня простите за такое обращение, - извинился подошедший маньчжур. По нашему вашу фамилию  удобно именно так произносить. Тем более, что у нас, как и у монгол, чахар означает воин, что к вам целиком подходит.

- Что вы говорите! Первый раз такое слышу.
- Это не удивительно. В нашей древней стране вы еще многое узнаете. Чахары были монгольскими воинами, которые охраняли степь за Великой стеной. Позднее они превратились в отдельный этнос, как у вас казаки, и живут вдоль границы. Центр их обитания город Калган и провинция называется Чахар.
- Не бывал в тех местах, и ничего по этому поводу сказать не могу. Хочу только спросить, а название города Харбин, что на Сунгари, не имеет отношение к чахарам, уж больно созвучно? В обоих случаях присутствует слог «хар».
- Все может быть. Ведь раньше на этом месте была переправа и пограничное укрепление, а харбин можно переводить и как военный лагерь, укрепленный стеной. А к вам я подошел, чтобы сказать отдельное спасибо за внимание к сохранности императорского дворца и его ценностей. После церемонии награждения приглашаю вас к себе на угощение.
 - Премного вам благодарен, только не знаю как вас звать и величать.
 - Звать меня Юань Ань, что означает Дальний берег. Вот вам моя визитная карточка, адрес там указан. Прошу быть  в пять часов после обеда.
Вскоре прибыл и сам генерал-губернатор Южной Маньчжурии с мукденским градоначальником  в сопровождении конвоя и большой свиты.

Цзянцзюнь приехал поздравить комиссара с высокоторжественным днем тезоименитства Государыни Императрицы и вместе с тем передать ордена.
        Китайцам было предложено шампанское. Первый бокал цзянцзюнь поднял в честь нашей Государыни Императрицы, на что полковник Квецинский ответил здравицей за китайского императора.
Раздавая ордена русским генералам, офицерам и чиновникам, так или иначе принимавшим участие в усмирении мятежного боксерского движения, китайское правительство желало выделить тех русских деятелей в Южной Манчжурии, которые отличились справедливостью и беспристрастием к китайцам. Так, награждая высшими орденами вице-адмирала Алексеева, генерал-лейтенанта Суботича, генерал-лейтенанта Церпицкого, генерал-майора Флейшера, как главных представителей русской власти, китайское правительство в то же время пожаловало ордена всему составу военно-полевого суда в Южной Манчжурии. Столько же, если не больше, чем чинам военно-судебного ведомства, пришлось потрудиться в этом отношении военным комиссарам при цзян-цзюне, сначала полковнику Громбчевскому, а потом полковнику генштаба Квецинскому.
 
Обоим комиссарам были пожалованы ордена "Двойного Дракона" 2-й степени 2-го класса. Не забыло китайское правительство отметить наградой незаметных и скромных, но очень полезных по своей деятельности тружеников: русского полицмейстера г. Мукдена подпоручика  Чакирова и военного врача Крюкова. Александр получил орден 2-й степени 3-го класса. Указом Николая II  от 7 октября 1904 года ему разрешили принять и носить данный китайский орден. Принял же он его, когда вручили, а носил по отдельным торжественным случаям.
Что же он из себя представлял?  На китайском ордене-звезде вокруг крупного рубина или иного драгоценного камня, смотря по степени и классу ордена, лежал мирно свернувшийся клубочком дракон - символ могущества Китая. Орден первой степени первого класса могли вручаться лишь главам государств, второй степени первого класса – принцам крови, третьей степени первого класса – князьям. Первая степень второго класса предназначалась для послов и приравненных к ним лицам Чтобы разница в классе была очевиднее, ленты у каждой степени были различными. Лента первого класса была зеленой со светло-зеленой вышитой каймой и нашитыми золотыми драконами. Второму классу была положена коричневая лента, и драконы на ней были серебряными.

Дракон («лун») – символ императорской власти. В отличие от весьма обыденного европейского дракона,  китайский обладал набором устрашающих черт. Их было девять:   у него рога как у оленя, голова как у верблюда, глаза как у самого дьявола, шея как у змеи, лапы как у тигра. Он мог становиться невидимым, умел летать, заведовал ветром и дождем. Император был связан с драконом мистическими узами – даже смерть императора трактовалась как его подъем в небо на драконе. Одежда, мебель, утварь, даже трон во дворце были украшены изображениями драконов. На желтом маньчжурском императорском знамени изображался черный дракон с пятью когтями на каждой лапе. Принцы императорской крови также имели право на знамя с драконом, только лапы у драконов имели лишь по четыре когтя.
 - Поэтому звезда и носит название орден дракона такой-то степени, - подумал Александр. - Кому сколько когтей положено, столько и дают. На ордене Александра дракон был окружен иероглифами и ценными камнями, с которыми еще следовало разобраться.  Звезда имела серебряный цвет. У высших степеней она была золотая. Александру уже было известно, что установленный китайским правительством орден, предназначался собственно для европейцев. Он был учрежден  в память геройской смерти французского адмирала Проте в 1862 году и оказанным им Китаю услуг. Каких? Уже толком никто не помнил. Александр сохранил на память журнал «Разведчик», № 610 за 1902 год, в котором была описана процедура вручения наград и, в частности, говорилось:
 
«...Сорок две звезды послал сын неба русским. Китайские звезды мало чем отличаются вообще от звезд прочих народов; в частности же в китайской звезде вокруг крупного рубина или иного какого драгоценного камня (смотря по степени и классу ордена) лежит мирно свернувшийся клубочком дракон (символ могущества Китая), отчего орден и носит название "орден дракона такой-то степени"; дракон окружен иероглифами (надписью) и средней величины жемчужинами или бирюзой, или другими, более или менее ценными камнями (опять-таки смотря по важности степени). Звезды высших степеней золотые, низших — серебряные....».
Неожиданно вспомнился визит Спафария к маньчжурскому императору Канси. Читал о нем давно, а вот, оказывается, не зря. Тогда незнание маньчжурских языка и требований, предъявляемых к русским,  облегчило прием посольства Спафирия императором. Дело было, правда, не в Мукдене, а в Пекине. Тогда порицали, сейчас награждают.
Тогда, помнится, Канси сказал: «Раз не знают, не ведают, что с них с варваров взять, но на будущее строго предупредить к чему им надо быть готовыми. Он принял подарки и еще раз дал понять, что он главный среди царей и намерения его по упорядочению активности русских в его пределах решительные. Времена ныне настали другие. Решения на нашей стороне.
«За час до рассвета» - писал Спафария в посменном докладе царю - «нас привезли к дворцу, провели через три вороты и три стены во внутренний двор, усадили там, на ковры и велели ждать. И мы сидели там с полчаса. И на заре пред солнечным восходом пришли и говорили, что итить время. А в той площади, где великого государя грамоты положили и сидели, и тут устроена была у них стойка, и стояли семь слонов - три  слона стояли на левой стороне, а четыре  на правой. А на тех, которые стояли на правой стороне, сделаны на них чердаки только на трех, и те чердаки круглые позолоченные. А в тех чердаках седятца человека по четре и по шести и на боях бьютца».

Спафария подробно описал слонов, кареты и людей на них. Золотыми каретами оказались императорские паланкины, которые носили по 60 человек или по 6 коней впрягали. Удивили его бубны, литавры, знамена и то, что все они были желтые.
«Ворота для мандаринов, дорожки мраморные, сады и древеса великие, полати каменные, кровли крытые черепицей на столбах деревянных, затейливые мосты, столб каменный, на котором иезуит Адам Шал сделал часы» – ничто не прошло мимо внимания Спафария.
Тогда выработанная политика «Против Запада», которую  начал император Канси дала свои результаты. Если ранее старая Северная граница проходила по линии ивовых тычин «лютяобянь», где  имелось 20 пограничных ворот «бянь мэнь», то, в результате принятых в защиту северных рубежей мер, новые гарнизоны  появились не в деревушках, как ранее, а в наиболее крупных населенных пунктах Маньчжурии: в Айгуне, Мэргэне, Цицикаре,  Бодунэ и Саньсине. Про Мукден речь не велась.
Александр знал цену китайским улыбкам и наградам. Холодные глаза, притворные покорность и унижение говорили: «Да, мы ныне покорены вами, побеждены, поруганы, опозорены, мы ваши рабы, с которыми вы можете, и будете делать все, что хотите. Но знайте, что нашей китайской гордости и нашей веры вы никогда не сломите, и мы всегда будем вас презирать, потому что на вашей стороне только насилие, обман и дерзость. На нашей стороне, правда и четыре тысячелетия жизни, потому что мы – китайцы, а вы – варвары».

В свободное время, пока не приехала из Порт-Артура Глаша, Александр бродил по городу и изучал его жизнь. Маленькие таинственные калитки домов здесь, казалось, никогда не открывались. На воротах домов были начертаны иероглифы – заклинания против злых духов. Стремление отгородиться просматривалось во всем. Базар в центральном районе города тянулся на многие километры. Торговцы бежали рядом предлагали что-нибудь купить и кричали: «Капитана – шанго». Вспомнилась родная Феодосия, когда вот так же китайские фокусники предлагали ему на ломанном русском языке: «Голяда Шанхая, чиста класавица голяда».
С ним по городу ходил ординарец Иван из забайкальцев, с таким же, как у местных жителей, бронзовым лицом. Александр удивлялся чистоте улиц. Ординарец заметил:
 - Это состояние местным жителям крайне не нравится.
 - По какой такой причине, - поинтересовался Александр?
 - Улицы выметены, выгребные ямы вычищены и «позем» вывозят за город. Потому бедный люд не может найти себе удобрение.
  - А что прежде?
-  Прежде у них все улицы были разделены, каждый приходил  и собирал нечистоты на своем участке.
 - Это что? До прихода русских  улицы были, что тебе  компостные ямы?
 - Да. Повсеместно, что можно было выбрасывать, выбрасывали на улицу, вплоть до дохлых собак и свиней. Опрятны китайцы у себя дома, а за стенами готовы иметь невозможную грязь, зная, что ее растащат голодранцы.
 -Теперь мне понятно чем можно объяснить плодородие китайской почвы и их баснословные урожаи, - развел он руками.

 Точно мухоморы после грозы, выросли в освобожденном городе наскоро сколоченные из циновок и досок лавочки, кабачки, пивные, в которых торговали сомнительные личности. Преимущественно это были вездесущие евреи, даже попадались земляки-греки, неунывающие итальянцы, благородные кавказцы, тонконогие индусы, гордые мулаты и пестрые американцы. Над шалашами появились вывески: «Русский ресторан», «Русская бакалейная лавка», «International shop», «Deutsсhe Bierhalle». Над всем над этим, конечно, торжествовали китайцы.
Местный народ постоянно переносил разные заразы, а в городе не было приличной аптеки. Вспомнилась своя в Карасубазаре, которая когда-то была чуть ли не главной в Крыму. Ее  перевезли из  Керчи и разместили в очень удобном доме с прекрасным садом, прежде принадлежащем генералу фон Розенбергу. Он был построен в верхней части города, у ручья Тунаса, для императрицы Екатерины, позже пожалованный ею со всеми  окружающими землями князю Безбородко. После него в нем проживал известный греческий корсар Ламбро Качиони, перестроивший его. Сейчас там, похоже, никто не живет. Правнук корсара Спиридон Качиони после учебы в   Санкт-Петербургском университете убыл в провинцию и след его затерялся. Были слухи о его успехах на писательском поприще. О чем писал Спиридон? Не известно. Наверное, о родных краях, о которых Александр постоянно скучал и при всяком случае вспоминал маму и сестер.
На базаре встречались японки  красавицы в своих живописных кимоно с широким поясом – оби, переступающие ногами на деревянных скамеечках – гэта. Тут же, прямо на улице, дымились котлы с рисом и соевыми бобами, на лотках лежали пампушки с мясом.

Особенно потрясали здешние франты. В косы вплетены цветные шелковые ленты, в руках веера, на ногах белые чулки.  Порой, Александр чувствовал себя, так словно провалился в прошлое на триста лет. К этому добавлялись тощие люди – лошади рикши, свора собак при тюрьме, жадно подлизывающих кровь от недавней казни, местные полицейские то ли с палками, то ли с флажками в руках.
Место казни навело Александра на мысль о погибшем под стенами Пекина знакомого по Порт-Артуру штабс-капитана Ярослава Горского, командира 7-й роты 10 –го полка. Он несколько лет провел в Восточной Сибири, Маньчжурии и Китае, много путешествовал, знал китайский язык. Год назад был помощником начальника округа полковника Куколь-Яснопольского, ведал туземные дела и всегда защищал и отстаивал права китайцев, которые за это его любили и уважали. И вот такая судьба. Под Пекином погиб и командир 10-го полка полковник Антюков.
Вскоре Александр получил повышение. Приказом по тому же отряду № 29 от 3 февраля 1901 года он был назначен  «Временным военным полицмейстером на временно учрежденную должность для военного полицейского надзора в городе Мукдене». Теперь на него возлагались задачи поддержания  должного административного режима на всей территории города. В силу этих обязанностей он ближе познакомился с полковником Глинским, которому ежедневно докладывал обо всех происшествия, связанных с поведением военных, различных недоразумениях при контактах с местным населением.

Остро стоял вопрос о трофеях, или как говорили, добыче. В Мукдене хранились  50 орудий новейших систем, 8 тысяч артиллерийских выстрелов, 7 тысяч ружей разных систем, свыше 20 миллионов патрон к ним, а также несколько тысяч пудов пороха на патронном и пороховом заводах. Однажды при уничтожении пороховых запасов на одном из складов произошел взрыв, в результате которого погибло двадцать семь человек, и пятеро было ранено. Проведенное расследование показало, что причиной трагедии стало взрывное устройство, заложенное отступавшими из города китайскими войсками.
Беспокоили хунхузы, которые пытались совершить заранее подготовленные взрывы или поджечь императорский город. Военный полицмейстер ведал военными делами: обеспечивал режимную и оперативную защиту гарнизона, разбирался по конфликтам военных с местным населением. Успокоение жителей и охрана города тоже входила в его задачу. Для восстановления спокойствия, и возвращения бежавших горожан, расклеивались прокламации, призывающие к порядку и мирному труду.
Александру приходилось поддерживать контакты с китайской полицейской стражей, Положение о которой было утверждено генералом Гродековым. Конные и пешие они имели нагрудные бляхи с надписями на русском и китайском языках, выдаваемые начальником гарнизонов.
Первоначально горожане Мукдена с недоверием посматривали на сибирских стрелков. Это объяснялось тем, что они ожидали возмездия и  казней. Но когда все чаще и чаще стали поступать донесения о пребывании в том или  ином районе хунхузов и их погромах, жители почувствовали защиту и стали обращались с просьбой поставить у них хоть несколько солдат охраны.

В то же время, не лояльные маньчжурские чиновники распространяли обращения к населению: «Русские особенно стремятся занять наши земли. Не будем говорить о прошлом, полное горечи и страданий, не будем тревожить незаживающие раны, посмотрим на теперешнее положение – русские офицеры всюду производят съемки, а русские подданные захватывают торговлю и богатства страны, поэтому мы должны приложить все усилия, чтобы не выдать нашу страну русским. Последние все равно, что заноза, проникнувшая в тело Китая, поэтому мы никогда не можем быть покойными, и, как ни больно будет, но нужно решиться и выдавить эту занозу».
Для русских властей занозой были хунхузы. Однако из-за морозов военные операции против хунхузов временно приостановились. Они, а их численность доходила от 10 до 30 тысяч человек, спрятались в горах Сахалян и Куле, к востоку от императорской дороги. Большая группировка ушла в восточную Монголию. Как партизаны китайцы были сильны.
Рейды, рейды. Сколько их было, но они не помогали выкурить бывших ихэтуаней. Проводились специальные операции разведывательного характера. Для найма  лазутчиков, их содержание и вознаграждение выделялись деньги  военного фонда. Александру приходилось участвовать в этих мероприятиях и использовать знание китайского языка.

 Успешную операцию против трехтысячного китайского гарнизона в Синьцзитине провел отряд полковника Мищенко. После нее отряд прибыл в Мукден, где  и состоялась долгожданная встреча старых знакомых. Как много свершилось за это время! Разве можно было представить себе такой жизненный оборот? Разве только во сне. Действительно, пути Господни неисповедимы!
- На первых порах тяжеловато приходилось, - начал Мищенко свой рассказ. Отступали от Ляояна  с большой нуждой. Обратился в Квантунское артиллерийское управление помочь патронами, а нам ответ:  "Охранники железной дороги числятся по министерству финансов, туда и обращайтесь, а у нас свои расходы и давно расписаны по частям". Вот такие вот дела, братец, в нашем датском королевстве. Впоследствии пришлось  у Квантунского артиллерийского управления патроны покупать за деньги.
- Вот вот, мы с подполковником Гамбурцевым и полусотней казаков только двинулись из Ташичао к вам на помощь, как толпы китайцев, находившихся вблизи деревни Пудятунь,  стали наступать и заняли высоты от нас к северу, рассчитывая завладеть станцией.
- И что  ваш Гамбурцев?.
 - Сейчас точно не помню. Окопались возле станции с двумя орудиями, полусотня есаула Глена выдвинулась вперед с целью спасти от разрушения железнодорожный мост, находящийся близ занятой китайцами горы. Без моста, как говорится, ни туда и ни сюда, а мы все же состояли при поезде.

- Когда вы сражались за мост, мы как раз с вашим командиром полка Домбровским подошли со стороны Хачена. Две сотни охранников: Кубанская — Страхова и Донская -Денисова, и полусотня есаула Глена бросились за отступающими китайцами. Те бросились кто куда, но от казаков разве убежишь. Лишь отдельные повстанцы укрылись в густых зарослях гаоляна, и  тех преследовали до темноты.
- Тогда, насколько я помню, отличился урядник Филиппов, - припомнил Александр, -тогда же ваши сотни ушли в сторону Инкоу и встретиться нам не случилось. На утро  донесли о наступлении китайцев. Тотчас же были высланы две роты нашего полка и три взвода казаков с есаулом Гленом под командой подполковника Рябинина. Полусотня накануне была усилена двумя взводами верхнеудинцев с хорунжим Хлебниковым. Начальник отряда подполковник Рябинин приказал есаулу Глену с полусотней идти вперед к железнодорожному мосту и там ждать прибытия на дежурном поезде рот.  Роты же цепями двинулись на противника и заставили его отступить к этой самой деревне Пудятун. Тогда отличилась наша рота штабс-капитана Ивашина, раненого в этом деле.
- Да, для наших отрядов в то время главным было защитить путь на Инкоу, - заметил Мищенко. Иначе Ташичао оказалось бы в полной изоляции. Помог  предпринятый фланговый марш вашего подполковника Гамбурцева  с двумя ротами и полусотней.

- Там мы засели надолго, почти две недели вели ежедневные  перестрелки в окружении. Для доставки донесений в отряд Хорунженкова полковник Домбровский вызвал охотников. Помню взялись урядник  сотни Филиппов и казаки Шмакотин, Бакшеев и Будаев. Со стрельбой, но задание выполнили, заслужив за это знаки отличия военного ордена 4 степени.
 -С казачками этой полусотни я встретился в Инкоу. Там еще история случилась с поиском затерявшегося в районе реки Ляохэ отряда полковника Модль. Где-то под Кабанцзы нашли его, но пришлось за пять дней пройти 380 верст, уж больно за полковника беспокоился генерал-лейтенант Церпицкий.
- Получается месяц пролетел с того времени, а мы все же встретились, - радостно проговорил Александр. Я, похоже,  в Мукдене осел надолго, а у вас постоянные походы по тылам, хунхузов усмиряете. Не такое это простое дело.
 - Ничего, в последний раз местные власти Синьцзитина встретили нас с почетом, - преподнесли в дар пять быков, тридцать пять баранов, риса и муки. По приказу из Мукдена местный фудутун распустил свои войска численностью 800 человек, но его солдаты, настоящие разбойники, прежде чем разойтись разграбили свой обоз, сожгли часть города, ранили самого фудутуна и несколько человек его конвоя. Вот такие дела, братец! Им бы пограбить только. Где уж тут до защиты империи.
- А как же теперь ваша охранная стража, в которой вы состояли ранее? – спросил Александр.

- Сила у нас была большая. Однако, для охраны участка в 2450 километров железной дороги в условиях стихийных беспорядков, этого оказалось недостаточно. Будем укрепляться.
- Получается так, Павел Иванович, что Россия построила дорогу через большой китайский муравейник,  и сейчас нас жалят со всех сторон.
- Именно так и есть, голубчик. Более того, мы попали в осиное гнездо, которое до нас уже растревожили англичане, французы, немцы и другие прочие шведы.
- Павел Иванович, когда я был в Порт-Артуре, только и разговору было о том, что одной из первых подверглась нападению станция Ляоян, где находились основные силы охранной стражи под вашим командованием.
- Да, пришлось принять неожиданный удар. Первую атаку отбили, а утром китайцы начали интенсивный артиллерийский и ружейный обстрел Ляояна, продолжавшийся почти 12 часов до самого вечера. После боя с отрядом, с женщинами и детьми начали отход к станции Ташичао. Подвижной состав, мосты здания, склады сожжены, телеграф уничтожен; рельсы развинчены. Разгром полнейший.
- Тревожное время было, Александр. Кроме нас отряды в Мукдене и Телине тоже отступили, погиб поручик Валевский, инженер Верховский. Последнему китайцы отрубили голову и выставили в клетке на обозрение на крепостной стене в Ляояне.
- Я хорошо помню Телин. Ваш отряд Павел Иванович там повстречался с казачьей сотней под командованием есаула Кузнецова из авангарда Реннекампфа.

 Торжественное братание войск Северного и Южного отрядов мы отмечали 21 октября уже в Мукдене, с прибытием сюда из Гирина генерал-лейтенанта  Каульбарса.
- Китайцам мы вернули все сполна за все их изуверства. Простит нас Господь за души убиенные! Давай Александр поднимем рюмки за всех тех, кто отдал свою жизнь за правое дело и защитил честь России.
Война с повстанцами еще продолжалась. В Маньчжурии образовалась так называемая «хунхузская республика», во главе которой стоял Хань Дэнцзюй, известный русским как Хандэгю. Когда он сдался, его сменил заместитель Лю Данцзцы, новый китайский Пугачев.
Война, войной, но жизнь потихоньку налаживалась. Однажды, возвращаясь со службы, Александр попал на театральное представление. На площадке он увидел сцену, построенную из бамбуковых шестов и дощатого настила. На ветру реяли красные и зеленые ленты.  По сцене двигались актеры в ярких костюмах, освещаемые множеством горящих ламп. Сильно накрашенная женщина в пестром костюме приняла деньги и указала на место в ряду.
Александр не знал условностей театра, но догадался, что старик в зеленой одежде из парчи с волнистой седой бородой, является главным героем. Кого изображали два других актера, стоящие перед стариком, и женщина, что плакала на коленях, он понять не мог. Оркестр смолк, и старик высоким голосом начал долгий монолог. О чем они, растягивая гласные, декламировали, можно было только догадываться.
 - О чем эта пьеса? – спросил Александр соседа.
- Это пожилой человек – старейшина, - ответил мужчина в чиновничьей одежде. Сейчас старейшина подводит итог рассмотрения жалобы, которую подал мужчина – тот, что слева, - на свою жену. Другой мужчина – его брат. Он пришел, чтобы подтвердить показания родственника. Муж в течение двух лет путешествовал, а, вернувшись, узнал, что жена беременна. Он подал жалобу старейшине, чтобы тот позволил ему отречься от неверной супруги.

- Тише! – прошипел толстяк, сидевший сзади. Вдруг оркестр разразился грохотом тампанов и визгом скрипок. Женщина запела страстную песню.
- Она поет о том, - продолжал сосед, - что восемь месяцев назад поздним вечером ее муж вернулся домой и провел с ней ночь, а перед рассветом опять исчез.
В это время актер-муж повернулся к залу лицом и, размахивая руками,  запел скрипучим голосом, что его жена лжет. В конце концов, выяснилось, что к женщине приходил брат мужа, который был его близнецом.
- Вот так история! - вставая, усмехнулся Александр. Оркестр закончил играть жизнерадостную мелодию.
Условности театра так и остались не разгаданными: костюмы, грим, головные уборы что-то значили сами по себе и определяли характеристику героя. Условностей существовало много. Например, если актер с плеткой в руке это значит, что он едет верхом. Китайская музыка оказалась просто недоступной к восприятию, и он не понял в чем ее гармония. Свою особенность китайцы подчеркивали везде, а философы даже утверждали: «Будущая мировая культура станет китайской культурой».
- Александр уже не первый раз задавал себе вопрос. Как этим забитым китайцам, прозябавшим в лачугах, удается так высоко держать свой нос? В чем тайна их заносчивости? – и не мог ответить.
В городе начали открывать походные церкви, офицеры получали квартиры, открылось офицерское собрание, и что особенно радовало, разрешили приезд семей.
Приехала Глаша. Забот Александру прибавилось - у него родился сын, которого назвали Владимиром. Никакие победы и удачи не сравнишь с чувством отцовства, которое глубоко заложено природой.

- Мой сын, моя кровь, мой наследник, который продолжит семейный путь, - только и было в мыслях Александра. Все свободное время он проводил с маленьким Володей, помогал Глаше создать теплый семейный уголок на далекой чужбине. Солдату по долгу положено переносить все несуразицы жизненных обстоятельств. Женщина, совсем другое. Ей нужно постоянство и гарантия благополучия. Иначе, как глава домашнего очага, она не может. Приходилось знакомить Глашу с городом и особенно с местным базаром. Наши солдаты бродили между рядов как у себя дома. Денщики, каптенармусы, артельщики, жены офицеров, сестры милосердия — ходили с корзинками и что-то покупали. Вот и он с Глашей, с корзинкой, с овощами и фруктами. Останавливались и слушали выступления местных рассказчиков и исполнителей песен. В диковинку и не понятно. Мукденский торговец совсем на карасубазарского не похож: не зовет, товар не расхваливает. Он важно сидит, смотрит на проходящих и с места не трогается — Дескать, хочешь — покупай, хочешь — не покупай.
За семейной суетой Александр и не заметил, как из города убыл Мищенко. Охранную стражу включили в состав созданного Особого Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи.  Мищенко, которого произвели в генералы, в ней уже не числился,  и новости от него поступали крайне редко. Где он? Следовало разобраться.

Александр следил за действиями родного Восточно-Сибирского полка. Новости чаще всего поступали из сводок, из случайных рассказов, были строчки и в прессе. Из состава полка часто создавались «охотничьи» команды, которые вели частные бои с хунхузами в Восточной Маньчжурии.  В апреле 1901 года 4-я рота в составе отряда полковника Грязнова вела жестокие бои у Синьцзинтина, который ранее уже освобождал отряд Мищенко.
Отдельные роты полка в составе отряда  генерал-майора Кондратовича  привлекались для охраны железной дороги и воспрепятствования перехода мятежных китайских «шаек» в Монголию.  Как только была возможность, Александр связывался с полковым адъютантом   штабс-капитаном Лавровым и интересовался последними новостями.
Защищая китайцев от маньчжуров, а русских от «боксеров», Александр получил свою первую награду - орден Св. Анны 4-ой степени с надписью «За храбрость». В армейском обиходе за красный Анненский темляк на шашке он назывался клюквой. Через год  вручили серебряную медаль « За поход в Китай 1900-1901 гг.». Бронзовая медаль  выдавалась лицам, не участвовавшим в боях, а равно находившимся в местностях, объявленных на военном положении.
 В сентябре 1901 года, гарнизоном в Мукдене вместо ушедшего 11-го полка, расположился 1-й Восточно-Сибирский стрелковый Его Величества полк; дворец заняла 2-я рота, а командир ее, капитан Иванов, был назначен смотрителем дворца. 
В это время состоялось подписание заключительного протокола по Китаю. С китайской стороны договор «Синьчоу» («Сердцеразрывающий») подписали  представители Цинского двора Бянь Лэ и Ли Хунчжан. При Ли Хунчжане состоял дипломатический чиновник Коростовец, а для  охраны казаки - верхнеудинцы, под командой сотников Родкевича, Григорьева и Семенова.

Для Ли Хунчжана эти переговоры стали мучительным моментом жизни, и 7 ноября  на 80-м году жизни он скончался. Как утверждалось в прессе, китайский сановник до последнего момента курил длинную трубку, и слуги трепетали перед великим старцем. Перед смертью он сказал: «Нельзя за беспорядки карать неповинный китайский народ, который был вовлечен в бедствия князем Дуанем и своим собственным невежеством».
В китайской прессе о договоре говорилось: «В середине декабря все сопротивляющиеся силы в количестве 20 тысяч человек соединились вместе в "Армию храбрых" в составе 40 батальонов под руководством Лю Юнхэ. Применяя тактику маневрирования в районе Тунхуа – Хайлун, они продолжали сопротивление русским. Царская Россия, боясь сопротивления народа Дунбэя и вторжения других государств,  заключило с цинским двором "Китайско-русский договор об умиротворении трех восточных провинций", попутно присвоив себе много новых привилегий".
Пребывание в Маньчжурии заканчивалось. Согласно заключенному договору,   наши войска должны были выводиться из Маньчжурии. Время пролетело быстро, и Александр получил соответствующее предписание о  прикомандировании его к областному штабу впредь до окончательного расформирования штаба Южно-Маньчжурского отряда.
В то время  суеверная императрица Цы Си пыталась с помощью прорицателей определить, какой день наиболее благоприятный для возвращения в столицу. После сложного подсчета они пришли к выводу: таким счастливым днем является 7 января 1902 года. Так оно и случилось

В городе Кайфэне Цы Си отметила свое 66-летие, а при переезде через реку Хуанхэ  принесла жертвоприношения духам реки, прося искупления ее грехов.
Желая нагляднее подчеркнуть отказ от прежних традиций, вдовствующая императрица с императором Гуансюем впервые в китайской истории совершила переезд от станции Чжэндин до последней станции перед Пекином, Мацзябу, по железной дороге в особом императорском поезде.
6 января 1902 года поезд приблизился к станции. При выходе из вагона Цы Си приветствовала  иностранных дипломатов поклоном головы и сложенными крест на крест руками. Наместник столичной провинции Чжили Юань Шикай представил императрице иностранных специалистов – железнодорожников. Она поблагодарила их за хорошо организованную поездку.
Как хорошо дома, - вырвалось у Цы Си. И это, несмотря на то, что все вокруг было перевернуто вверх дном, так как иностранцы дочиста разграбили Запретный город.
- Это дело рук японцев, - мрачно заместил Жун Лу.
- Мы все отстроим заново, и будет лучше прежнего, - спокойно сказала Цы Си. Варвары вошли в нашу дверь и снова вышли вон. Разве мы не одержали великую победу?
Цы Си приказала откопать свои сокровища, зарытые перед бегством, и занялась достройкой летнего роскошного дворца Ихэюань. Пройдет еще шесть лет царствования императрицы.
 
«После меня хоть потоп», - именно такой политике придерживалась «старая тетушка». Пекинский двор, несмотря на последнее предупреждение, которым стало восстание ихэтуаней и действия союзных войск, нужных выводов для себя не сделал. Империя, как перезрелый плод, сорвалась с вершины тысячелетней истории и разбилась  о твердую брусчатку действительности. Цы Си и император Гуансюй оставили этот мир почти одновременно, без особых мучений, а страна, которой они правили еще десяток лет, будет находиться в борьбе за существование в родовых с кесаревым сечением конвульсиях.
Начатую работу на Северном подворье  Попову закончить не удалось. Со смертью профессора Васильева Восточный факультет Петербургского университета оказался на сиротском положении. Тут еще тяжело заболел преподаватель Ивановский, а Алексей Михайлович Позднеев, читавший в университете маньчжурский язык, был переведен на должность директора Восточного института во Владивосток. Ранее оставленные для подготовки к профессорскому званию Шмидт и Рудаков по надобности убыли в Китай, а затем оказались причислены к Восточному институту во Владивостоке. Таким образом, китайский язык в Петербургском университете преподавали лишь Пещуров с сяньшэном Куэ Фаном и Котович. Наплыв же на китайско-маньчжурский разряд нарастал, и декан факультета Розен пригласил на преподавательскую должность Попова. Он был зачислен в качестве приват-доцента.
 
Казалось бы, началась спокойная статская жизнь, но нет. В июле 1904 года распоряжением директора Департамента Лопухина в составе Особого отдела полиции было создано специальное «Отделение по розыску о международном шпионстве». Первым его руководителем стал чиновник особых поручений при министерстве внутренних дел титулярный советник Манасевич-Мануйлов. В состав нового отделения вошли переводчик  Вилодаки и профессор  Петербургского университета по кафедре китайского языка Попов. Отделение не имело определенного штатного расписания, и каких либо письменных инструкций и было совершенно секретным.
С середины марта 1905 года оно стало именоваться IV (секретным) отделением дипломатической агентуры Особого отдела Департамента полиции. Вероятно, с участием Попова отделением были получены четыре китайских кода, а также фотокопия книги донесений китайского посольства. В результате удалось контролировать переписку этой миссии.
С Поповым поддерживал тесные контакты выпускник Московского военного училища, офицер Генерального штаба капитан Никольский.  По возвращению Попова в Петербург он обратился к нему с просьбой расшифровать перехваченное шифрованное письмо, адресованное в Японию, в частный адрес. Никольский был знаком с Поповым по Пекину, где стояла его часть. После долгого рассмотрения письма Попов установил, что японский негласный разведчик сообщал о состоянии нашего Черноморского флота.
События в Маньчжурии происходили противоречиво. Не успел Александр собрать вещи, приобрести билеты, чтобы следовать в областной штаб, как его расформировали. По новому распоряжению ему следовало выдвигаться в  свой полк, который передислоцировался во Владивосток, но и этот приказ отменили. Не прибывая на место, приказом по войскам Квантунской области, он вновь был направлен в город Мукден в распоряжение полковника Генштаба Глинского.

Случилось так, что Россия, подписав с Китаем  договор, в последний момент выводить войска отказалась. Войска вновь заняли Мукден и Инкоу. Этим самым была возбуждена тревога не только Китая и Японии, но даже Англии, Америки и других держав. Против России создавалась международная оппозиция, и вдовствующая императрица Цы Си объединилась с Англией.
Александр остался служить на прежней должности в Мукдене и в августе 1903 года, прослужив в Маньчжурии более 3-х лет, получил звание поручика. Достались военные годы и новое звание непросто. По болезни он уволился в 6-ти месячный отпуск с возможностью пребывания в европейской части России и за границей. За границу Александр не поехал, а в Крым с большим удовольствием. Особенно радовалась Глаша.
Маленькие Володя и Надежда, которая родилась спустя год после брата, еще ничего не понимали,  часто плакали и вздрагивали от шума и свистков паровоза, и стука колес, которые звонко стучали по новым, недавно восстановленным рельсам Китайско-Восточной железной дороги.
Порядка еще было мало, случалось разное. Александр вспомнил рассказ о случае в районе Байкала. От станции Мысовой поезда, следуя в Маньчжурию, поднимались вверх по Яблоневому хребту. Их, как правило, тянули два локомотива: один впереди, другой сзади. На  станцию Седловая, которая располагалась на самом хребте, однажды подошел товарный поезд, к которому были прицеплены несколько вагонов третьего и один второго класса. В этом вагоне ехала семья офицера. Только поезд подошел на станцию, - под вагоны подложили шпалы, чтобы не покатился назад. Передний локомотив пошел к водокачке за водой, а задний за ненадобностью отцепили. - Набрал локомотив воду, стал подавать назад и столкнулся слегка с поездом. У того шпалы из под колес выскочили и поезд покатил назад — промчался три станции (около 45 верст) за  15 минут. Все это время офицер с семьей стоял на коленях и молился Богу, так как каждую секунду ждали смерти.

От Харбина одна за другой следовали новенькие, как на картинке станции: Мяньду-хэ, Якеши, Чжаромтэ, Чжалайнор, Хайлар, Маньчжурия. Станцию Маньчжурия построили в 1901 году в трех километрах от границы. В печати рекламировался местный курорт «Халхин-Халун-Аршан» («Халхаские минеральные горячие источники»), монастырь Ганьчжур и знаменитая ярмарка при нем.
Пассажирские поезда еще не имели вагонов-ресторанов, и поэтому приходилось частенько угощаться на станциях. Масса китайцев предлагала по дешевке разные продукты: хлеб, яйца, фрукты и прочее. В то время как буфетчики на станциях, по преимуществу армяне, драли с пассажиров баснословные деньги, китайцев старались на платформу не пускать. Оно и понятно. Местный продавал курицу за 20 копеек, а в буфете за нее просили 2 рубля. Тем не менее, железнодорожные буфеты дороги пользовались прочной и определенной славой. На Западной линии в буфете станции Дуйциньшань продавались необыкновенно вкусные блинчатые пирожки, на станции Аньда — чудесные молочные продукты; Цицикар славился летом и осенью своими арбузами, Чжаланьтунь — великолепными борщами. Было где и чем подкрепиться.

По службе Александр бывал и на других линиях. Там имелся свой продуктовый ассортимент.  Южная линия снабжала фруктами, а станция Яомынь давала неисчислимое количество кур, гусей, уток. Восточная линия на Владивосток славилась своими ягодными плантациями, виноделием и отличным пивом. Конечно, все это было только лишь небольшой частью огромных разнообразных богатств Маньчжурии, но важно было то, что они были освоены и развиты русскими.
- Напрасно гонять китайцев от дороги с их дешевой продукцией, - возмущался Александр. И им приварок и для для освоения края полезно.  Путем торговли, а не военных действий, можно было их притянуть к железной дороге, почувствовать ее полезность для них, а тут совсем другой коверкот. 
Маньчжурия потихоньку оставалась позади. Река региона — Хайлар, приняв в себя протоку Мутная, превратилась в русскую  Аргунь, а это уже граница. Впереди была Россия.