Ты там от жалости не расплачься

«Ты там от жалости не расплачься»
Наталье Степановне эта встреча была совсем не по душе.

Номер высветился незнакомый. Роман схватил трубку машинально, изменив личному правилу не тратить время зря на «ой, извините, ошиблись» и прочую ерунду. Ну вот, этого следовало ожидать. Тихий и слабый голос пробормотал что-то нечленораздельное.

- Да что ты будешь делать! - с досадой бросил в ответ и собрался отключиться.

- Рома, это я...

- Кто «я»? Говори громче! Мне, вообще-то, некогда болтать. Я на работе!

- Я это, твой папа.

Ба-а, папа. Как нежненько и по-детски звучит, если учесть, что Роману скоро двадцать шесть, а «папу» он знает едва-едва. Даже когда получал паспорт, записался под материнской фамилией - Столяров, а не Завозин. Но вот от отчества Викторович, к сожалению, никуда не спрячешься.

- Беда у меня.

Беда? Цирроз печени, что ли, хотел спросить, но удержался: что уж так откровенно издеваться над несчастным человеком.

- Слушаю.

- Нет-нет, ты не думай чего, сынок... - заторопился Завозин. - Но не по телефону... Увидеться бы.

От «сынка» прямо затошнило, только вот в душе немедленно встрепенулась жалость. Взять и резко отказать как-то не по-людски.

- Послезавтра, в субботу, устроит? - спросил всё-таки суховато, чтобы отец (отец, отец - ничего не попишешь) не очень-то расслаблялся: жертвовать ради него жизнью он, пусть и сын, не будет. - В сквере возле нашего дома.

- Приду, приду, - и такая чуть не холопская интонация, будто вымолил у большого начальника какую-то милостыню.

По дороге домой Роман с сомнением прикидывал, рассказывать матери или не стоит об этом звонке. Он не привык таиться от неё, она знала о нём всё или почти всё. Ладно, видно будет. Наталья Степановна уже ждала его с ужином, но не сидела, сложив руки, у окошка, а вязала костюмчик для соседского малыша на специальной машинке.

- Как день прошёл, Ромаш? - спросила, расставляя на столе тарелки.

- Нормально.

- А чего глаза опустил? Ну-ка выкладывай.

Была не была. Всё равно - так или этак - всё, укрытое туманом секрета, становится очевидным.

- Знаешь, мне отец сегодня позвонил.

Наталья Степановна удивлённо обернулась от плиты:

- Да ты что! Откуда ж он номер твой знает?

- Номер? А помнишь, я тебе ещё весной говорил, что встретил его случайно возле нашего офиса. Или не случайно...

Может, подкараулил. Он мне тогда таким убитым и помятым показался, что я ему чуть денег не предложил. Побоялся обидеть. Сунул визитку, звони, если что. Вот и дождался.

- И что ему от тебя надо? - Наталья Степановна сердито свела брови.

- Сказал, нужно повидаться. Я на субботу назначил. Неудобно было послать куда подальше. И голос у него... как у больного.

- А какой он ещё может быть? Он и есть больной, - подтвердила мама. - Если денег клянчить начнёт...

- Ну почему обязательно денег? Поклянчить и по телефону мог. Ты только не волнуйся, хорошо?

- А с чего мне-то волноваться? Ешь, ешь, стынет ведь. Это ты там от жалости не расплачься, как я когда-то, - Наталья Степановна укоризненно покачала головой.

Но она, хоть и не подала виду, встревожилась. Попробовала снова вязать, не получилось, ушла в ванную, вроде как мелкую постирушку устроить, чтобы Роман не догадался о её беспокойстве. «Ты посмотри, - думала, с ожесточением жулькая под струёй воды кухонное полотенчико, - нет, ты посмотри! Чего к парню привязался? Вспомнил о сыночке...»

И знала при этом, что всё-таки кривит душой. Никто пока не привязался, а жизнью прежней семьи после развода Завозин пытался интересоваться по мере своих возможностей, то есть, грубо говоря, когда был трезв, но эти его и без того бледные попытки были на корню пресечены ею же. А тот не стал настаивать. Вот и мотал бы навсегда на все четыре стороны. И опять с не меньшей ясностью понимала, что злится на этого нелепого человека исключительно для того, чтобы не злиться на себя. Иначе как жить с вечной виной и перед сыном, и перед собой?

С Витькой Завозиным они выросли в одном селе, жили в домах рядом, даже учились в одном классе. Только ей нравились совсем другие мальчишки: смелые и сильные, гоняющие по просёлкам на стареньких отцовских мотоциклах. В походах они ловко разжигали костёр, мастерили из чего придётся навесы от солнца, с азартом пинали мяч на поляне. А Витя, слабый и будто перепуганный чем-то навек, маячил за спинами девчонок-болельщиц. Наташе становилось его жалко, и она распоряжалась по-хозяйски: «Витёк, собери ещё дровец, чай варить будем». И Витёк радостно подхватывался.

Почему он был таким недотёпой, даже не задумывалась. И сочувствовала, наверное, просто по-соседски, тем более что дружили их родители. После школы она уехала в город, закончила «швейку», нашла работу на большой фабрике. Толковая и быстрая, Наташа стала правой рукой мастера цеха, её портрет повесили на Доску Почёта, награждали премиями, помогли вступить в жилищный кооператив. А когда огромная страна затрещала по швам, всё та же мастер цеха моментально сориентировалась и на обломках фабрики сваяла частную фирму, не забыв о Столяровой. В общем, дела заворачивались так, что некогда было подумать о, так сказать, личной жизни. Домой к маме-папе некогда было съездить. Иногда выбиралась на денёк-другой - и назад, но они не обижались. Обижался, как после говорила по телефону мама, Витя Завозин, если она хоть на минуту не забегала к соседям. Он шоферил, правда, поймали как-то пьяненьким за рулём, отобрали права.

И когда Витя однажды постучался к ней в квартиру, Наташа мысленно подосадовала: зачем ему дали её адрес? Однако не гнать же с порога. Посидели вечерок, выпили дорогой водочки, поговорили душевно, фотки посмотрели. С ней он вёл себя свободнее, смеялся шуткам. Да и повзрослел, усы вон отрастил, уже не тот хлюпик, хотя взрослость, пожалуй, больше внешняя.

- Эх, Витька, Витька, человек ты не плохой, конечно, - сказала Наташа. - Будь ты моим мужем, я бы из тебя настоящего мужика сделала. А водители сейчас везде нужны.

- Дак я и приехал... - глаза у него влажно блеснули. - Короче, жениться. На тебе. А то пропаду, Натаха.

И пропадёт, подумала растроганно, чуть не прослезилась. Через два месяца они расписались. А через шесть лет, когда Роме было четыре года, развелись. По факту, Завозин ушёл сам. Он порой удивлялся, почему Наташа ещё не выперла его в шею, как почти выталкивали спустя две-три недели с очередного места работы, которое она же ему и находила. Квасил, да. У жены же и подворовывал деньжат. И там, у пивнушки, познакомился с женщиной, которая готова была и пить, и жить вместе с ним. Виктор очень боялся огорчить жену своей изменой, но огорчился, увидев, как скоренько собрала она его вещички и молчком выставила на площадку. Ромку он запомнил в алкогольной дымке. Правда, потом приезжал примерно раз в год, только мальчишка зыркал на него, дичился. Наташа впускала Завозина при условии, что он трезв. И грустно усмехнулась, когда он похвалился, что новая тоже родила ему пацанчика.

В субботнее утро Роману уже не хотелось идти на встречу с отцом. Да и мама была очень недовольна:

- У него там, наверное, какая-нибудь нехорошая история. Нам с тобой это зачем? Он чужой человек. Не ходи. Подождёт и уйдёт. Ничего с ним не случится.

- Да обещал же...

…Отец бочком сидел на скамейке, глядя в землю.

- Здравствуй, - сказал Роман. - Давай пройдёмся. И говори сразу.

- Сразу? - Завозин напрягся, то ли хмыкнул, то ли хныкнул. - Вам с матерью до меня дела нет. И правильно! Но...

- Не тяни. Что у тебя стряслось?

- Жена, ну, вторая, года два как померла от сердца. Я с Колькой остался. Уж и так с ним, и сяк. Учиться не хотел. А теперь в тюрьму упекли, - он сказал последнее предложение с неприятным полувсхлипом.

- И что же натворил твой... как его?

- Колька! С нариками связался. Чтоб колоться... ни-ни, а какие-то закладки, сказали, развозил по городу.

- От меня что надо? Я освободить его не могу.

- Рома, - горячо почему-то зашептал Завозин, - Колька там вообще свихнётся, дружков дурных заведёт. Спасать нужно.

- Спохватился... - Роман всё никак не мог взять в толк, зачем его вызвал на разговор этот и впрямь чужой мужчина.

- Себя я сам казню последними словами, - он даже ударил кулаком по собственному лбу. - Ты напиши ему, я адрес дам.

- Я?! О чём?

- Ты же всё-таки какой-никакой брат Кольке-то, по отцу то есть. Взрослый, умный, серьёзный вон. Он послушает тебя.

- Брат, говоришь? Надо же! Мне и в голову не приходило...

Несколько минут они шли молча. Завозин заискивающе поглядывал на Романа.

- Ладно, давай сюда адрес, попробую. А свидания там разрешают с... братьями?