Однажды вернуться глава двенадцатая часть первая
07:30
~ Ну, слава Б~гу, дома!
Эти слова Михасевич произнес вслух, но, осекшись, испуганно обернулся ~
уж не разбудил ли, невзначай, дядю Сеню. Нет, Глейзерман и не шелохнулся, словно спал на мягком диванчике, а не на голой, да к тому же, и недостаточно прогревшейся земле.
Три часа сна после такого похода ~ все равно, что слону дробинка. Голова
напоминала туго набитый чемодан, глаза слегка пощипывало. Превозмогая
желание вновь повалиться на траву, Андрей оттянул "молнию" своего рюкзака. Утреннее омовение совершил
из бутылки, отойдя в сторону, затем вынул два бархатных мешочка ~ побольше с талитом, поменьше с парой тфилин, недавно проверенных у софера*, раскрыл потрепанный карманный молитвенник в потертой коленкоровой обложке. Да, с шахаритом** сегодня чуть припозднился, обычно~то он поднимался затемно (муэдзины только~
только умолкали). Угрюмые громады холмов едва вырисовывались из мрака, словно изображение на фотобумаге во время проявки, а в кустах пробовали голос проснувшиеся птицы,а уже вовсю светились окна,да урчали кое~где моторы легковушек. День набирал силу и до чего приятно было вдыхать свежий прохоладный воздух полной грудью, шагая к синагоге.
Михасевич быстро, но аккуратно обернул левую кисть угольно~черным ремешком, приладил головной тфилин, не забыв взглянуть в зеркальце ~ не сползает ли на лоб. Уселся на рюкзак,
поднес молитвенник ближе к глазам (давно пора заказать очки). Сперва, как полагается, корбанот***, память о Храме, а дальше ~ стоя, сжимая в пальцах две кисти талита:
~ Благословен Тот, Кто лишь сказал и возник мир, благословен Он!
Эти слова Аарон произносил с особым трепетом, вкладывая в них, казалось, еще большую долю усердия, чем при чтении Шма Исраэль. Особенно сейчас,
молясь под открытым небом, когда с вершины пол~Самарии, как на ладони, а при желании и Хайфу разглядеть можно. Впрочем, о безопасности страны в такую минуту как~то не думалось, мысли приходили куда как более возвышенные. Цепь холмов без конца и без края, сверкающий голубизной небосвод, воздух особого разлива, шомронский, каким не везде по Израилю надышишься ~ а случайно ли? И какая эволюция сотворила бы такие чудеса? Воистину, Кто-то лишь слово молвил...
Михасевич молился не торопясь, тщательно выговаривая каждое слово, бубнить скороговоркой, как некоторые,
для него граничило со святотатством.
Шмона эсре**** он читал минут с десять, обязательно добавляя к каждому благословению что~нибудь личное, на первое место ставя, разумеется, Гиват~ха~Хамиша. Раньше еле сдерживал слезы, да и теперь, как поется в песне "радость со слезами на глазах". Одно утешение, что плакал не зря, внял Творец мольбе. Хоть и минули долгие месяцы...
Уже складывая тфилин, он услышал за спиной робкий голос Глейзермана:
~ Андрюш... А можно я тоже?..
~ Что, дядя Сеня?
~ Ну, ремешки эти... Как ты их называешь?
~ Тфилин, как же еще? Если хотите, кали ласка, только помогу.
За всю свою жизнь Семен Исаакович накладывал тфилин два~три раза, не более. Стас предлагал, бывало, но Глейзерман~старший лишь упрямо качал головой. Теперь же, сам не зная, почему, он без запинки повторил вслед за Михасевичем оба благословения, а затем и первую часть Шма. Даже и не удивился, будто делал это каждый день.
Управившись с молитвой, Михасевич и Глейзерман снова полезли в рюкзаки, достали нехитрые припасы. Ели поспешно, чутко улавливая каждый шорох. Слава Б~гу, все было тихо, злополучный джип, как прикатил затемно, так больше и не появлялся. Хотя поди знай...
Завершив благословение после еды, Аарон поднялся.
~ Ну, что, дядя Сеня, с Б~гом. Манатки здесь оставим или как?
Глейзерман лишь покачал головой ~
взваливать тяжесть на плечи было невмоготу. Михасевич пожалел старика,
на свой страх и риск решив оставить поклажу в зарослях. Арабы, даже если и прийдут, сюда вряд ли сунутся, а собакам консервы да хлеб и даром не нужны.
Озираясь по сторонам, боясь зацепить ветки, они вылезли из кустов. Кругом не было ни души, псы, и те куда~то попрятались. Даже Умм~эль~Джемаль, открывавшийся с высоты от края до края, тоже казался вымершим.
При дневном свете разоренный Гиват~
ха~Хамиша имел еще более жалкий вид, чем ночью. Бывшая улица напоминала заброшенное кладбище с безымянными могилами, только надгробия заменяли бетонные прямоугольники фундаментов ~ все, что осталось от домов. Низкие каменные ограды уцелели, но обветшали, осыпались, кое~где на них было что~то грубо накалякано по~
арабски. В траве белела пачка из~под
сигарет "Джемал", брошенная, от силы, пару дней назад. Увидев ее, Михасевич поморщился ~ значит, "двоюродные братья" все~таки сюда наведываются. Только вот беда ~ неизвестно, кого больше бояться.
А Семен Исаакович не замечал ничего вокруг. Дома стояли на прежнем месте, из окон слышалась музыка, колокольчиками звенели детские голоса. А у бордюров рядком выстроились машины, в том числе, и его "Даяцу". По утрам на капотах и крышах поблескивали капли росы и металл, казалось, переливался в лучах восходящего солнца.
Глейзерман открыл глаза, дернувшись, будто от удара плетью. Чуда, увы, не свершилось, увиденное осталось в прошлом, уходящим так стремительно, словно и не месяцы прошли, а десятилетия.
Семен Исаакович подолгу вглядывался в каждое пепелище, лихорадочно припоминая, где чей стоял дом. С жившими в этой части ишува он общался мало, зато хорошо знал всех в лицо. Были это, в основном, молодые религиозные семьи с детишками мал мала меньше. А вон там, в первом доме от угла... Как сейчас стоит перед глазами табличка "семья Маргулис". Аркадий~то не
дожил, ехал на попутке в Нетанию и у Гиборей~Шомрон угодил в засаду, погиб и водитель, тоже из Гиват~ха~
Хамиша. Жена покинула ишув сразу после похорон, а куда ~ одному Б~гу ведомо, замужняя дочь уже давно бросила якорь в Германии. Дом некоторое время пустовал, потом в него вселились какие~то молодожены, а табличка так и осталась, провисела аж до самого выселения.
Уйдя с головой в прошлое, Глейзерман
прозевал было поворот. Михасевич слегка потормошил его за плечо:
~ Нам сюда, дядя Сеня.
"Враги снесли родную хату... Враги снесли родную хату..." ~ эти, чуть подправленные слова раненной птицей бились в голове Аарона. Он шел вровень с еле плетущимся Глейзерманом и не торопил его ~ хотелось хоть ненадолго отсрочить встречу... А, собственно, с чем? Сказать "с домом" язык не поворачивался, а что там ждет, он знал и без всего этого. "Хатынь,
ей~Б~гу, Хатынь ~ думал Михасевич, стараясь не глядеть по сторонам~ только печных труб не хватает..."
До холода под ложечкой испугался собственной мысли. Нет~нет, слава Б~гу, никто не погиб, со многими видится каждый день и даже молится в одном миньяне*****. Так при чем же здесь Хатынь? Оттого, наверное, что те покушались на тела, а эти (которые "свои",между прочим!) пошли еще дальше, вздумав покорежить еще и души, лишив крова и пропитания, прижав к самой земле, чтобы и пикнуть не посмели. А удалось ли?
(продолжение следует)
* софер (ивр) переписчик святых текстов.
** (ивр) утренняя молитва
*** корбанот (ивр) жертвы, текст о Храмовых жертвоприношениях, читаемый каждое утро.
**** Шмона эсре (ивр) восемнадцать, молитва, читаемая шопотом и без перерыва.
***** миньян (ивр) молитвенное собрание, состоящее из минимум десяти мужчин от тринадцати лет и старше.
Свидетельство о публикации №218032101127