Воронка

Встреча закончилась быстро. Поставщики оказались конкретными ребятами с четкими и ясными данными по всем позициям. Плотов вышел из здания. Четыре часа дня, возвращаться в свой офис на другой конец Москвы было уже поздно, пока доедешь на метро, да плюс еще пешком – как раз к общему разброду.
Вышел на улицу и встал. Встал от полной нерешительности, в какую сторону пойти, куда и зачем? Сентябрьское солнце заливало брусчатку, почти припекало. Вокруг и мимо проходили нарядно одетые барышни. Центр столицы, витрины бутиков и деловые люди вперемешку с туристами. Все куда-то движутся, и все мимо него. Он как бы вне времени, застыл на месте. Всё движется, а он стоит. Куда идти? Нет ни цели, ни осознанного желания. Вот же, надо что-то решить,  нельзя стоять просто так посреди тротуара, это странно. Уже заметил пару ехидных взглядов от устремленных мимо прохожих. Человек, стоящий, как столб среди всеобщего движения, выглядит как-то нелепо, да еще и раздражает, мешая потоку. Поддался всеобщему течению и прошел несколько шагов до перекрестка. Куда дальше? Дальше надо выбирать маршрут – прямо или на зеленый сигнал через дорогу, куда все, в сторону метро.
Ехать домой – еще рано. Дома пусто, заняться нечем, вечер пропадет. Поехать к друзьям в контору – опять будет попойка, опять до поздней ночи, за чем последует день мучительного похмелья и возможного повторения загула в той же, или в другой компании. Еще вариант – позвонить подруге, но отмел сразу. Встречались две недели, обо всем уже поговорили, нет продолжения. Вспомнился последний вечер. Она все время молчит и смотрит на него. Интрига первых встреч прошла, появилась натянутость. Плотов медленно подливал вино в бокал и выдумывал продолжение разговора, чтобы как-то разбавить время до того как пойти наконец в спальню. Нет близости. Не возникло необходимости друг в друге. Симпатия, две недели, и всё. Да она и сама не звонит вот уже несколько дней.
Загорелся зеленый, пошел с потоком по течению. Медленно, как бы сопротивляясь, но все равно доплыл до входа в метро и дальше вниз по эскалатору не в силах куда-то свернуть.
Дела шли неплохо. Было очевидно, что закончилась черная полоса, и началась светлая. Плотов, будучи инженером и материалистом по образованию, понимал, что материи не существует, а существуют лишь некие сгустки энергии, определенные физиками, как элементарные частицы той самой материи, вращающиеся своими орбитами по ни кому не ведомому закону. Значит всё сущее лишь энергия. Форма жизни энергии – суть колебания в виде синусоиды. Так Плотов определил для себя и всего происходящего смысл, закон всемирного существования – синусоиду. Период положительный, период отрицательный. И если сейчас все плохо, то надо подождать, черная отрицательная полоса пройдет и наступит светлая положительная.

Жизнь в родном  городке зашла в некий тупик, где все свалилось в отрицательную фазу. Бизнес зачах по независящим от него - Плотова - причинам, а верная ему много лет бухгалтерша оказалась вдруг на-сносях по причинам, очевидно, как раз противоположным, то есть зависящим от Плотова напрямую.  Жена, узнавшая эту новость едва ли не раньше будущего папаши, как это бывает в маленьких городках, населенных любознательными и словоохотливыми людьми, объявила Плотову о своей независимости, начала ярко краситься, броско одеваться и часто пропадать из дома по вечерам. К тому же у горячо любимой бухгалтерши, как стало доноситься случайно и очень не напрямую, появился некий воздыхатель, что делало ситуацию более чем двусмысленной и крайне неприятной. Друзья аккуратно обходили эту тему. Но в воздухе повисла какая-то безысходность. Синусоида дошла до своего минимума. Ситуация не выправлялась ни там ни тут. Казалось, это никогда не кончится.
Но закон жизни по синусоиде, выведенный материалистом Плотовым, вскоре пришел на выручку. Бизнес, оставленный из-за личных проблем без должного внимания и усердия, затух совсем. Надо было собраться с духом и снова взяться за дело. Но духу не хватало. Просто взять и всё бросить было жалко. И тут прозвенел спасительный звонок от старого приятеля из Москвы, который начал новое направление бизнеса, и ему требовался специалист, которым как раз и был Плотов – не человек с улицы, а хороший знакомый, бывший коллега.  Все сошлось. 
Не решалась другая проблема, начавшая превращаться в фарс, и ставшая топовой темой городских сплетен. Любимая бухгалтерша то плакала, то молчала, то все отрицала, то признавалась во всем. Конкурент ходил под окнами, говорил о любви и хотел жениться. Плотов же на фоне их будущего семейного счастья в глазах всего города, где он жил с самого детства и был фигурой небезызвестной, выглядел бы ревнивым рогоносцем.  Допустить он этого не мог. Конкурент был выдворен из города. И в день выкупа верной бухгалтерши с младенцем  Плотов  с  друзьями и цветами  заявился в роддом  в качестве папаши.
Говорят, едва рожденные младенцы, еще не успевшие нарастить пухлые щечки, очень похожи ликом на своих родителей. И когда Плотову вручили закутанного в конверт-одеялко  ребеночка, он увидел точный портрет.  Но портрет - не его.  Все сошлось и тут.

И вот он встал в глубокой задумчивости на перекрестке улиц в центре Москвы, не зная, куда пойти, потому что никому не нужен, и никто его не ждет.
Новая работа была много интереснее прежней. Едва оперившись, Плотов ушел из компании и открыл свою собственную. Доходы росли, ширился круг знакомых, мелькали командировки в Европу. Едва вынырнув из водоворота неприятных событий и окунувшись в столичную жизнь Плотов выдохнул, огляделся вокруг и  зашагал, было, широко. Казалось бы, вот они – полная свобода и широкие горизонты.
Да только парные мы – существа человеческие. Не можем мы жить без заботы о близком и родном. И снова идем и ищем этого человека - того единственного, о ком будут все наши мысли и тревоги, который будет выносить мозг и разрывать душу, с которым ты будешь готов прожить всю жизнь, любя и гордясь им, скучая без него, одновременно мечтая провести в спокойном уединении хоть пару деньков.
Плотов привык быть семейным человеком. Женившись на последнем курсе института, он прожил с женой двадцать лет, повзрослел и сформировался в рамках семьи скованный узами брака. Он всегда был главой семейства. По крайней мере, так считал. Все дела в семье вершились естественно только после его окончательного одобрения. И не важно, что он принимал решение сделать ремонт на кухне после невзначай брошенной женой фразы – «пора бы сделать ремонт на кухне», или, собираясь купить какую-то вещь для дома,  откладывал решение до совета с женой. Даже загуляв невзначай с друзьями – да и чего греха таить – с подругами, протрезвев и спохватившись, бегом торопился домой, озабоченно придумывая на ходу оправдание.
Но все переменилось. Новый этап жизни, он разведен и свободен. Один. Ни перед кем не надо отчитываться и спрашивать разрешения. Казалось бы, можно пойти на все четыре стороны и пуститься во все тяжкие. Однако, он обреченно спустился в метро и поехал домой.  Брякнул ключами, отворил дверь, у порога его встретила черная свирепая домашняя кошка, которую он совсем еще крошечным котенком случайно подобрал однажды на каком-то складе, куда приехал по делам фирмы, приютил. И это было единственное живое существо, которое отвечало ему привязанностью и постоянством за последние три года жизни и работы в столице.
Мегаполис для его обитателей – это большой город одиноких людей. В глубинке люди общительнее, знакомятся проще, сходятся быстрее. А тут все куда-то озабоченно спешат, невозможно просто взять и выдернуть человека из общего потока, поймать за локоть в супермаркете и потащить к выходу - знакомиться. Даже та симпатичная девушка, которую Плотов давно приметил в метро при посадке в вагон, по утрам отправляясь на работу, и которую изредка находил взглядом в толпе – как он мог бы с ней познакомиться? Просто подойти и сказать, что узнаёт её среди тысячи людей, отправляющихся по утрам именно с этой станции? Так это точно не повод. И вероятнее всего она посмотрит с недоумением и молча отойдет в сторону. А в последующие дни будет стараться ожидать поезд метро в другом месте перрона.
В общем, если быть до конца откровенным, то и черный котенок сам выполз из-за складских стеллажей. Ему неведомы человеческие сомнения на счет принудительного знакомства. Да и цели никакой не было. Но судьба ему улыбнулась, его подобрали.
Плотова  тоже  периодически  подбирали.  Придумали-таки  люди  средство  спасения от одиночества в большом городе. Социальные сети и сайты знакомств поглощают и объединяют у мониторов массы людей, безлико проходящих мимо друг друга в реальной жизни. Броские фото, чуток вранья про себя любимого. И общительность. Вот всё, что нужно для успеха. А дальше - как повезет, и куда заведет шутливая переписка.
А уж в переписке Плотов был горазд.
Он виртуозно написал резюме, остался весьма собой доволен. Но с сожалением убедился со временем, что резюме читают далеко не все женщины, желающие познакомиться. Клюют больше на фотографии, из которых виден социальный статус соискателя и его материальное положение. Фотки рядом с крутой тачкой или на экзотическом курорте – это всегда зачет. Таковые у Плотова были в изобилии. Но он отказался от этой стратегии. Слишком много бесполезных «Привет! Познакомимся?» сыпалось в его адрес. Переписал резюме более строго и с четко выраженной просьбой для женщин, не отягощенных умственной деятельностью, не беспокоить его попусту. Фото оставил информативные, но без лишнего шарма. Это избавило от лишней работы по удалению «приветов». Зато увело в другую сторону не менее бесполезного щелканья по клаве. Начали клевать любительницы виртуального общения с углубленным обсуждением различных тем. Что поначалу бывало увлекательно, позволяло пустить в ход свое воображение и умение еще со школьной скамьи грамотно писать, расставляя знаки препинания. Это вызывало уважение собеседниц. Но очень часто уводило в бесконечные дебри утомительной переписки.
Так и пошло-поехало. Плотов искал настоящую женщину – неглупую и симпатичную, достойную его, его уровня, близкую по духу, и вполне осознанно думал о новом браке. Но встречался с «привет-познакомимся» каждый раз с надеждой, но без реальной перспективы на продолжение отношений. А вечера проводил в бесконечной переписке с виртуалками. Переписка бывала живой и игривой, Плотов включал фантазию и начинал попросту играть в придуманную жизнь. Когда же у одной из сторон пропадал интерес к общению, не подкрепленному реальным знакомством, Плотову иногда было жаль удалять историю чата, так как очень уж лихо порой он закручивал придуманный сюжет. Он выборочно сохранял письма, а потом даже начал дописывать продолжения историй. Просто так, для себя.
Это занятие стало новым увлечением. Никаких дурацких мыслей о карьере писателя не было абсолютно. Но однажды вместо очередного письма к интересной и очень красивой подруге он написал небольшую, но аккуратно закругленную сказку-быль. Прилепил название и отправил. Реакция подруги была ожидаемая. Она взбрыкнула, мол, я не такая! Ага! Значит, попал в точку. Сохранил сказочку в своем архиве разных документов на компьютере, и чтобы не потерять, да и по привычке к простой мужской аккуратности, положил в отдельную вновь созданную папку. Опять же без далеко идущих планов присвоил папке имя «моя проза» - первое, что пришло в голову. И принялся в эту папочку сохранять различные зарисовки, или просто удачные отрывки своих писем интересным собеседникам.
Теперь уже Плотов все реже знакомился, все меньше уделял времени однообразной писанине на сайте. Наскучило. Но все чаще стал писать какие-то сюжеты и заметки. Темы подсказывала жизнь, воображение дорисовывало интригу или шутливую концовку. Получались байки, короткие истории, просто описания событий или поездок по разным странам, приправленные своим плотовским юмором и комментариями. Написанное шло в папочку «проза» и потом отправлялось некоторым друзьям и знакомым, с кем сложилось более интересное общение, чем с дамами на сайте знакомств.
Однако одиночество не отпускало. Новые попытки познакомиться с Настоящей Женщиной не приводили ни к чему. Раз за разом знакомства и встречи приносили разочарование и ощущение безысходности. Плотов возвращался в свою берлогу, откупоривал бутылку виски, включал комп и садился за просмотр почты и переписку.
Дни проходили в работе, вечера чаще в одиночестве. Папка с заметками и байками росла, росли и дозы крепкого алкоголя. Движение остановилось, полный штиль. Неумолимо приближался грустный юбилей – полтинник. Но закон жизни по синусоиде, некогда выведенный Плотовым и принятый за основу, вывез и на этот раз.

Всё произошло неожиданно. Но как-то сразу однозначно. Как будто все было решено заранее, надо было только угадать букву, и слово сложилось.
Плотов увлеченно писал все новые и новые рассказы. Сайт знакомств был заброшен. Но некий кибернетический механизм все подбирал кандидатуры согласно его предпочтениям и возрастному критерию. На его аккаунт ежедневно поступали анкеты представительниц одинокого пола с фотографиями. На что Плотов, бегло оценив взглядом фото и отобрав одно-два, в ответ отправлял свой ник в Скайпе с предложением связаться с ним и, не тратя время попусту, пообщаться вживую.
Аня позвонила буквально сразу. Открылось видео окно. На экране появилось симпатичное лицо с уверенной по ощущению улыбкой как будто бы давно знакомого человека, и интонацией типа – «где ты шляешься, давай уже топай домой». Они легко и живо начали болтать и даже заспорили на какую-то тему. Плотов слегка ошпаренный неожиданностью звонка, извинялся, ссылался на незавершенную работу, и, косясь на другую часть экрана, лихорадочно выискивал в переписке сайта знакомств позвонившую незнакомку.
Нашел. С фото смотрела высокая стройная бойкая амазонка в джинсах, кожаной косухе, с короткой стрижкой и где-то посреди исторических развалин. Ну, просто всё – что доктор прописал!  На небесах решили, что они достаточно помучились в одиночестве. И вот вам, живите в согласии.
Аня разрывала время на части и вихрем носилась по каким-то рабочим делам, каталась на горных лыжах, с кем-то все время встречалась или ужинала в ресторане. Потом вообще улетела на неделю в Китай. Постоянно задавала нетерпеливый вопрос – когда же они наконец встретятся? – и снова куда-то улетала или уезжала.
Плотов в свою очередь, уже изрядно побитый своим неверием в реальность нормальных семейных отношений, сам лично не торопил события, лишней инициативы не проявлял, все так же работал и жил в своем режиме. А вечерами, когда они встречались на связи и подолгу разговаривали, разделенные экранами, но уже связанные какой-то невидимой цепью, постоянно оправдывался, как перед женой – где был, что делал, и почему опять не нашел время явиться и остаться.
А не находил он времени на новую жизнь отчасти и потому, что в числе прочих причин прямо накануне этих событий нашелся его старый друг. Солкин - друг юности, умнейший парень, талантливый журналист, ленивейший кудрявый человек и отрешенный от реальной жизни сам-себе-писатель, работавший главным редактором безвестного издания в глухом - как шутил над другом Плотов - не обозначенном на карте населенном пункте российской глубинки.  Солкин - который  открыл  когда-то  студенту Плотову окно во Вселенную из четырехугольного мира соцреализма.  Друг, который один из немногих с интересом изучал плотовские литературные опыты. Который вознес Плотова на небеса, сказав, что далеко не все его – Солкина – коллеги журналисты могут так писать, и что сам Плотов напоминает ему по стилю молодого Антошу Чехонте.
Что могло бы стать большим стимулом к новому увлечению? Папка «моя проза» росла, редактировалась, зарисовки и рассказики сыпались из нее в переписку с Солкиным. И в мечтах у Плотова замаячили лавры начинающего писателя, опубликовавшего первые рассказы в каком-нибудь печатном издании.
Но жизнь продолжалась по законам столичного жанра. Днями доставала работа. Клиенты, договоры и спецификации, товары, реализация, деньги, банк, налоговая инспекция – бесконечная и беспощадная вереница дел и обязанностей. Вечерами появлялась на связи однозначно определенная будущая жена, потом спасительная бутылка виски. Потом наступало утро и все повторялось.

Стояли январские морозы. Плотов оставил машину около подъезда Аниного дома. И вот уже два дня они разговаривали и переговаривали свои беседы, которые начали месяцем раньше еще через экран компьютера. Разговаривали и не верили в реальность происходящего. Сомнений не было, они, наконец, нашли друг друга.  Встретились две долгих и очень разных жизни, которым предстояло стать одной.
Утром они позавтракали, Аня где-то шуршала по хозяйству, Плотов осматривался в огромной квартире. В спальне стоял большой книжный шкаф. Плотов взял заинтересовавшую его книгу и прилег на заправленную уже покрывалом кровать.
- Сашуль, ты полежи, почитай, если хочешь. А я с подругой договорилась о встрече. Я сгоняю на пару часов и приеду. Хорошо?
- Так не бывает, - подумал Плотов. Просто невероятно. Аня заботливо укрыла его пледом и укатила. Так не бывает, слишком уж все хорошо да гладко. Она такая позитивная, такая добрая и заботливая. И все это не смотря на жуткую деловитость, на годы работы в большом бизнесе, на крутые повороты и страшные перемены в личной жизни. Неужели и в самом деле им настолько повезло встретить друг друга в огромном мире, что вот так вот, как это выглядит сейчас, жить действительно возможно? Они проговорили два вечера до глубокой ночи. Они спорили о многом, не сходились по разным вопросам, но спор был нормальным, конструктивным и не злым, как это иногда случается, если сталкиваются взгляды двух людей из разных сфер жизни или социальных слоев. Им было интересно узнавать друг друга. Их жизни были очень непохожи. Но это не вызывало отторжения, наоборот, интересовало и сближало, сближали некоторые удивительно похожие моменты в их настолько разных судьбах.
К обеду Аня вернулась. Вбежала и принесла с собой запах мороза. Плотов задумчиво посмотрел в окно на свою машину. Завтра надо обязательно ехать в Подмосковье на встречу, а в багажнике коробка с образцами. Как бы не остаться без транспорта до потепления.
- Анют, я, пожалуй,  схожу к машине, заведу и прогрею. На всякий случай.
- Конечно! Так пойдем вместе!
Они вышли, мороз трескучий, джип Плотова стоял покрытый изморозью и не подавал признаков жизни, когда Плотов пытался его завезти. Аня, разглядела на лице Плотова растерянность, и тут же поразила его в самое сердце в очередной раз.
- Да какие проблемы? Стой тут, я сейчас утащу тебя в свой теплый гараж, – усмехнулась она, и усвистала, сверкая колготками из-под норковой шубки.
То есть, не обычные женские охи и вечные требования о помощи и заботе. А вот так вот запросто – никаких проблем, сейчас все сама сделаю, просто стой и жди.
Через пяток минут перед Плотовым развернулся красный легковой Лексус. Плотов подцепил свой замороженный джип к гламурной легковушке, все еще испытывая сильные сомнения в реальности задуманного. Но, как оказалось, напрасно. Аня очень мягко тронулась с места и плавно без толчков потащила за собой тяжелую машину. Дальше было просто шоу виртуозного женского вождения, когда она в узком с крутым поворотом въезде в гараж аккуратно и точно заехала сама, заложив достаточный вираж для задней беспомощной машины «на галстуке».
А вечером был капустный пирог.

- Как-то все это нереально, странно! Такое ощущение, что ты чего-то не догоняешь, а тебе не открывают эту тайну, потому что в ней вся суть, – так думал Плотов, выезжая поутру из теплого гаража и быстро двигаясь навстречу пробке по направлению из города.
Он, казалось, уже все знал про жизнь Ани до момента их неожиданного и чудесного знакомства. Про её замужество с отцом сына Ваньки – долговязого двадцатилетнего подростка, сутками напролет рубящегося в виртуальный покер. Брак, который она разорвала сама, что очень не свойственно женщинам. Женщина будет сохранять брак с отцом своего ребенка, не смотря и вопреки любым невзгодам. А тут все было довольно странно. Нормальный муж – добрый малый, не алкаш, не хам, хороший отец. Своя отдельная квартира, хорошая работа, достаток. Одним словом, нормальная молодая семья. Но Аня ушла от мужа к другому человеку, который по её словам на тот момент был более интересен, с эмгэушным образованием и работой в довольно высоких финансовых сферах. От собственного мужа, отца своего ребенка, симпатичного, но простоватого парня – к некрасивому деловому лысому бугаю. Трудно оценить этот выбор сейчас, и особенно с точки зрения Плотова. Но Ане именно этот выбор в тот момент показался правильным.  И о чем, кстати, она никогда не жалела.  Новый брак не сложился. Однако ввел её в совершенно иные круги, где она смогла реализовать свои недюжинные способности талантливого руководителя, и подняться в сфере финансового и банковского бизнеса, то есть как раз по своей специальности, до такого уровня, когда о человеке уже можно прочитать в интернете, как о члене совета директоров крупного финансового холдинга.
Её необычайная деловитость, её желание двигать горы, причем не ради результата, а ради самого процесса, от которого она получала удовольствие, в котором видела смысл жизни вообще, граничили с удивительной простодушной верой в хороших людей, правду, честность и всеобщую добропорядочность. Что, конечно же, отразилось на её жизни в виде обманов и потерь. Отчего, тем не менее, она не превратилась в угрюмую замкнутую и недоверчивую особу,  а уж её «розовые очки» даже сейчас, после всего пережитого, Плотов разглядел сразу, буквально во время первого их разговора в день знакомства.
И вот теперь, обдумывая их первую встречу и её рассказы о работе в высоких сферах, о её знакомствах с такими, прямо скажем, непростыми людьми, Плотов с большим трудом вписывал себя в эту её жизнь. Она, как вечный двигатель, готовая взять на себя любую по сложности работу или задачу, способная просидеть всю ночь напролет с расчетами по финансированию какого-либо проекта, а потом прямо с утра, не ложась спать, сразу уехать на встречу, совещание, просто на работу. И он – Плотов – абсолютно уставший от всей этой нудной рабочей текучки. Не желающий тратить остаток своей жизни на эту бизнес-возню, с многочисленными увлечениями, на которые никак не хватало времени, с обычной по вечерам дозой крепкого алкоголя, которая превращала его из злого циничного дневного человека в вечернего доброго творческого и общительного. Зачем он нужен ей? Он – уже вполне сложившийся взрослый человек с массой своих привычек и недостатков, которого уже поздно перевоспитывать и переделывать на новый лад.
- Да ладно! Подкормят, подлечат, усыпят и продадут на органы, - сказал он сам себе. На том и успокоился. Нужно успеть на встречу, а потом на вокзал, и вечерним поездом укатить в командировку.




* * *

- Слушай, Платан, мы опять приходим к старому знаменателю. Я опять вижу поверхностно-похабного весельчака, который, откусив солидный кусок жареной колбасы, садится писать и хочет стать писателем.
Солкин уже опустошил половину коробки сухого вина, его было видно в пол экрана, но поправлять камеру в пылу спора было уже не важно.
- Так вот, Платанище, быть писателем, о чем ты мечтаешь ныне, это не только уметь писать, но и страдать, болезненно чувствовать кожей несовершенства мира, крутить романы  и уходить в запои. Именно эта часть пока у тебя более-менее получается. Но ты как маленький ребенок. Я это всегда знал, но не перестаю удивляться твоему инфантилизму при твоей брутальной серьезности. Ты пытаешься заигрывать с читателем. Лично мне не понравился твой остряческий тон, зачем все эти смешинки-петросянки? Это какой-то советско-офицерский юмор.
- Постой-постой, так тебе совсем не понравился мой рассказ? А ты говорил, что стиль и прочее...
- Нет, не понравился!
- Да как? Почему? Мой рассказ понравился многим, кому я отправил его на пробу, на прочтение и замечания. И уж поверь, это весьма достойные люди, и очень неглупые. Да и, раз уж они являются моими друзьями-приятелями, и мы состоим в переписке, это уже само собой предполагается. Не так ли? Или ты и тут будешь меня пытаться оплевать с высоты своей бочки диогеновой? Я, например, твои рассказы и заметки тоже рассылаю тем, кому может быть интересно это читать. Так никому из моих знакомых, поверь, твои рассказы не понравились. Мои понравились. А твои – нет.
- Шура, твоя проблема в том, что ты дальтоник в писательстве. Поэтому, когда я пытаюсь объяснить тебе что-то, ты не слышишь. Ты не понимаешь, о чем речь. Дальтоники - они ведь тоже видят цвета. Но они не могут из цветов составить картинку. Большинство произведений высокой литературы держатся на смысле, как на каркасе. Смысл, сюжет - это несущая конструкция. Главное то, что стоит над смыслом, что и называется собственно поэзией и литературой. Это нельзя объяснить рационально, это надо почувствовать. Ты этого не чувствуешь, у тебя не складывается цветовая картинка.  И вообще, я послал тебе на днях свои заметки не для того, чтобы ты ими насладился, не для того, чтобы доказать, что я талантлив, а ты нет. Я послал заметки ради того, чтоб ты понял, чем вообще-то я живу, что меня интересует, заинтересовывает, провоцирует на активную переписку. Твоя успешная жизнь - это все прекрасно, я рад за тебя. Но вот ты за время нашей переписки так и не сумел подать свою успешную жизнь как нечто меня интересующее.
Солкин сегодня был в каком-то непонятном состоянии раздражения, что обычно ему не свойственно и на него вообще не похоже. Ну, может быть, что-то вывело его из состояния равновесия, например на работе. Плотов молча принимал пощечины.
- Мы говорим на разных языках. Я же послал тебе свои заметки ради того, чтобы дать понять, что не кто-то выше или талантливее, а что у нас абсолютно разные интересы, разные потребности. Ты живешь в буржуазном мире, ты туда стремился и ты туда попал. И у тебя маленькая блажь. Ты хочешь жить в этом новом мире с его законами бытовой устроенности, излишества и достатка, но чтоб еще и было общение по советской кухне. Но извини, Платан, ты уже весь там - в Европах, на курортах и рубленных подмосковных дачах. Ты живешь этой жизнью и хочешь, чтоб я тоже проникся ею, и общался как человек, которому почему-то всё это интересно? Я живу другой жизнью, ради этого я и послал тебе  "заметки невыездного человека". Хотя я не уважаю капитализм и его правила, но я же уважаю тебя в капитализме. Молодец – ты добился, чего хотел. Появилась блажь писать - пиши. Но не посылай мне. У тебя есть свои читатели - верю! Вот им и посылай. А мне больше не надо. Будешь посылать - будем только ругаться.

Командировка в родной город была больше надуманной, чем необходимой. Главной целью поездки было переоформление свидетельств о собственности на квартиры и гаражи, которые документально принадлежали Плотову, безвозвратно покинувшему родные края. Плотов с готовностью отписал всё бывшей супруге и облегченно вздохнул. Как бы там не повернулась жизнь, но назад дороги нет, это он понимал однозначно. А стало быть, надо избавляться от всего, что висит на тебе ненужным балластом. Все бумаги были согласованно заранее подготовлены, визит в БТИ не отнял много времени. Еще час потребовался для визита в офис заказчика – старых знакомых, обмен рукопожатиями, шутками и документами. И можно катить обратно в областной центр на вокзал.
От Ани прилетела смс-ка с требованием обозначиться и раскрыть свои планы. Плотов без каких-либо мыслей о последствиях написал в ответ, что его поезд отправляется в двадцать-ноль-ноль, и он уже следует на вокзал.
Утром он налегке, вообще без вещей, вышел из теплого душного вагона, и, подняв воротник, засунув руки в карманы дубленки, поеживаясь, побрел к выходу. Три перрона Ярославского вокзала сливали свои потоки прибывших пассажиров поездов дальнего следования в один узкий проход на привокзальную площадь. Тут поток чуть замедлялся, приезжих разбирали встречающие, дальше всех их поглощал огромный город.
И тут он увидел Аню. То ли она его окликнула, то ли он просто вдруг поднял голову. Аня стояла сбоку, в ряду встречающих, в неизменных джинсах и короткой дубленке, пряча лицо от ветра в меховой воротник, и как-то хитро смотрела на Плотова своими острыми черными глазами. Плотов от неожиданности не знал, что сказать. Аня, как всегда, пришла ему на помощь.
- Ты же мне написал, что поезд в восемь вечера, я посмотрела расписание, он такой один, ну и решила встретить тебя.
«А заодно и проверить, туда ли я ездил и ездил ли вообще?» – подумал про себя Плотов, но вслух говорить не стал.
- Сашуль, ты не смущайся, даже не думай из-за меня менять свои планы. Я просто приехала тебя встретить, мне не трудно и совсем недалеко, на машине минут пятнадцать. Если нет дел, то поехали. Если у тебя есть дела, то иди и работай. Как закончишь, приезжай. Я тебя жду.
Дела действительно были. Он пробубнил что-то в свое оправдание и отпросился домой. Долго ехал в метро под впечатлением случившегося и снова удивлялся происходящему. Было ощущение какого-то незнакомого счастья вперемешку с житейской недоверчивостью и нереальностью ситуации в целом. Независимый и гордый циник внутри как всегда взял верх. Да чего там? В конце-то концов, новый роман. А если что-то пойдет не так, так нет и проблем, просто разбегутся и всё тут.
Однако через день Плотов явился, причем не с пустыми руками, а прихватив с собой компьютер, бумаги по работе и кое-что из одежды.
- Только самый минимум, только на ближайшие дни, - уверял он сам себя, - Никакой привязанности, никаких обязательств.
Но через неделю ему потребовался другой компьютер, оставленный дома, и новые документы. Понадобилось снова ехать через весь город, выбирать и доставать из папок нужные бумаги, аккуратно разложенные по кварталам и темам.
- Сашуль, может быть хватит уже метаться туда-сюда? Давай вези все свои вещи, место есть, я тебе целый шкаф освободила. И даже целый кабинет.
Плотов постепенно сворачивал бизнес до эффективного минимума, оставил и поддерживал только одно направление, которое приносило наибольший доход при минимальных затратах сил и времени. Постепенно избавился от офиса и склада, от складских запасов, работал на дому, отрабатывал буквально «с колес» одну две сделки в квартал. Остальное же время планировал посвятить своим увлечениям.
- Сашуль, ты видел, в моей ванной, в душевой кабине плитка совсем отваливается. Всего три года простояла. Видимо так неудачно сделали строители. Ты как-то говорил, что всегда ремонт дома делал сам и с удовольствием. Давай, съездим на строительный рынок, попробуем найти такую же мозаичную плитку, клей плиточный, затирку и что там еще нужно? Ты бы посмотрел, составил список.
Внутри шевельнулось какое-то знакомое, но давно забытое чувство. Даже не распознать, что это было.
- Так. Плитка, затирка, что еще? Ну и поехали, сейчас, у тебя же остались образцы. Сколько тут надо плиток купить? Отклеилось вот тут, и тут. Одна, две, четыре…
- Нет, нет, надо уж переделать весь подиум, иначе будет то же самое через год. Всё отвалится. Надо разобрать стеклянную кабину, разобрать до основания подиум, а потом сделать всё снова.
Ну, в общем, конечно, она права. Черт, сколько же тут работы. Это на неделю, не меньше. Ну да кто сделает это нормально, руками – кто, если не я? Вызывать новых строителей, это будет шум и грязь на полквартиры. Вымотают все нервы своим ломаным русским, прохвост прораб сдерет денег непомерно. А все отвалится, как она и сказала, не успеешь помыться.
 К вечеру работа уже кипела. Плотов разобрал сложную стеклянную конструкцию немецкого производства, установка которой вне всяких сомнений потребовала бы участия специалистов этой фирмы, а отнюдь не косоруких строителей, которые бы разломали дорогостоящую кабину в два счета. Потом начал долбить подиум, пытаясь отбить все части, залитые некачественным раствором, куда проникала вода и разбухала вся конструкция. В какой-то момент он почувствовал вдруг жуткую усталость, взглянул на часы, все стало ясно – восемь часов вечера, его – типичного «жаворонка» – отход на покой.
- Анют, я всё, на сегодня довольно, остальное завтра добью.
- Как всё? Я думала, мы сегодня всё закончим, поклеим плитку, завтра все высохнет, ты поставишь обратно кабину и я смогу пользоваться своей ванной.
Тут снова внутри шевельнулось, но уже не что-то, а вполне знакомое чувство. Как будто ты попал в горный поток, который неумолимо несет тебя к водопаду. Уже нет сил бороться с течением, остается только отдаться силам природы и ждать неизбежного.
- Солнце мое, честное слово, я что-то устал. Я завтра с утра пораньше встану и продолжу работу. Ты планируешь – закончить всё за пару дней – это не реально, поверь мне.
- Ну, тогда ты покажи мне, как ты отбиваешь эту старую мозаику и цемент, я еще не хочу спать, пока буду отбивать сама.
Аня взяла молоток и зубило, неловко по-женски начала тюкать по краю разлома. Плотов вздохнул, смотреть на это было еще более невыносимо, чем, превозмогая вечернюю вялость, продолжать что-то делать. Сердце возмущенно клокотнуло в горле, он чертыхнулся, отобрал инструменты и продолжил свою пыльную работу. Через пару часов он отдолбил практически все некачественные куски цементного основания, наметил план, как сделать опалубку и залить основание по-новому. Затем твердо и однозначно заявил об окончании рабочего дня, тоном, не допускающим возражения.
Аня благодарно осыпала его всеми ласковыми словами, причем играть роли она не умела, и говорила всегда абсолютно искренне. Тут же с нескрываемым интересом спросила о плане работ на завтра. Плотов рассказал, что хочет сделать опалубку, что в подъезде около мусоропровода он приметил лист какой-то пластмассы, из него как раз и можно вырезать нужную полосу, потом укрепить её и всю конструкцию залить раствором. Аня ухватилась за эту идею и предложила вырезать полосу из листа прямо сейчас.
Сердце клокотнуло в горле снова. Да что же это? Нет, тут надо проявить твердость и применить хитрость. Плотов прикинул продолжение событий, сославшись на позднее время и сильную усталость, отказался наотрез. Аня, как и ожидалось, вознамерилась вырезать полосу сама.
- Как это сделать? Ты скажи, я сделаю сама, а ты завтра её и поставишь уже на место.
- Да как сделать? Надо принести лист, резать его лучше на площадке в подъезде, в квартиру не тащить.
- Ну, а чем резать?
- Не знаю. Надо покопаться в ящике с инструментами, может ножовкой попробовать, может быть ножницами по металлу, как пойдет?
Что происходило дальше, догадаться не трудно. Плотов слегка перекусил, глянул в почту, начал готовиться ко сну. Периодически подходил к двери, и прислушивался. Активное громыхание и шуршание листом пластика постепенно прекратилось, и в подъезде надолго воцарилась тишина. Пора было выглядывать наружу.
- Слушай, не могу я его никак разрезать, ничем, даже не поддается.
- Анют, ну это и вправду дело непростое, я же тебе сразу предложил оставить это на завтра. Тут пятью минутами не обойдется, а время уже к полночи. Пошли спать.

Все следующее утро и весь день Плотов провозился с опалубкой, выставил, залил раствором. От работы изредка отрывали звонки клиентов. Плотов отвечал важным уверенным директорским голосом, давал консультации, что-то советовал как всегда. Но заявки на поставку сложных материалов и в небольшом количестве не принимал, вежливо ссылаясь на большую загруженность заказами в настоящий период. Затем директор Плотов, аккуратно двумя пальцами положив телефон, шлепал к своему рабочему месту, стараясь не заляпать собой и цементом все вокруг.
К обеду проснулась Аня, Она была в прекрасном настроении, очень интересовалась ходом работы. Часам к четырем дня, когда Плотов уже по обыкновению заканчивал свой рабочий день, чувствуя обычную дневную усталость, Аня видимо проснулась окончательно и сыпала предложениями, как провести остаток дня, недели, куда пойти-поехать в выходные и как прожить жизнь вообще. Выпив чаю, она решительно предложила пойти поклеить плитку-мозаику. Сегодня, сейчас, всю!
- Смотри, раствор уже почти высох. Ведь можно на него уже класть плитку?
- Ну, в принципе конечно можно, только если сильно не опираться на поверхность пока. Все же раствор схватится по-настоящему только завтра.
- Что ж мы, до завтра ждать будем? Давай сейчас наклеим и всё закончим.
- Чет я устал уже, Анют.
- Так давай все настроим, ты мне покажешь, как клеить, я сама буду делать.
- Да я, Анют, понятия не имею, как клеить эту мозаику, никогда такого не делал. Надо пробовать, разбираться.
- А вон тут, посмотри, на упаковке все нарисовано.
Они развели клеевой раствор и как показано на картинке начали выкладывать мозаичную плитку на ровную, заранее приготовленную Плотовым поверхность. Работа была непривычной, требовалась аккуратность при выравнивании и затирке квадратиков мозаики. Часам к десяти вечера, когда Плотов уже был полностью утомлен и раздражен нарушением своего распорядка дня, работа не была сделана еще даже наполовину. Он предложил закончить работу завтра, на что получил указание идти спать и не мешаться.
Он засыпал и просыпался, смотрел на часы, видел свет в конце коридора и понимал, что работа идет полным ходом. Но сил встать и пойти помогать, не было никаких. Сквозь утренний уже сон, когда светало, Плотов слышал, как Аня легла спать. Сомнений у него не было, она закончила работу и поэтому пришла. Иначе никак. В ту ночь, наверно в первый раз, но убедительно, он сформулировал свой себе приговор. «Платан, пощады тебе не будет!»

- Солкин, брателло, ты чего такой в последнее время взъерошенный? На меня постоянно огрызаешься.  Обзываешь дальтоником и жлобом.  Как-то совсем не доброму, не по старой дружбе. Ты же всегда был слегка пьян и спокоен, как стадо слонов. Тебя не волновали никакие события внешнего мира, ты всегда был выше повседневности, постоянно посмеивался над Марксом и беседовал с Петраркой. Что-то случилось, может быть?
- Да, представь себе, мой шеф развелся с женой, связался с молодой любовницей, козел старый. А она из него все жилы тянет. Но, не в этом суть. Просто, как бы тебе объяснить, каким образом я балансирую на канате. Я же получаю совсем маленькую зарплату главного редактора, вы, москвичи, столько денег оставляете за обед в ресторане. Я всю эту зарплату всегда отдавал жене. Но у меня был приработок, я еще верстал рекламу в нашей газете, чего мне вполне хватало на ежедневную коробочку сухого вина в течение месяца. Теперь эта простихвостка заставила шефа отнять у меня этот приработок, уж в пользу кого, не знаю. Да какая разница? Короче, я лишен возможности тихо спокойно выпивать дома наедине со своими мыслями. Просить денег на выпивку у жены, которая всю жизнь, сам знаешь, тащила семью и растила детей, у меня совести не хватает. И вот теперь, когда мне совсем плохо, я иду в ближайшую рюмочную, а там все знакомые, меня уважают и всегда нальют. Не вопрос. Но мне же приходится за это стоять с ними и выслушивать всю эту лабуду про жизнь и анекдоты про тёщ. А это невыносимо.
- Черт тебя подери, Солкин, да какая…
- Погоди, Платоха, это еще не все. У меня бывают изредка левые шабашки – кому текст поправить, кому что-то сверстать, кому отредактировать. Но это редко и совсем за мелкие копейки. А есть у меня один почти постоянный клиент, но до того, сука, противный! Он даже у меня в телефоне записан, как Урод. Он периодически приносит мне работу по редактированию каких-то разных невероятно скучных типа справочников абонентов и пособий абитуриентам. Так вот, накануне как раз он и заявился с довольно большой по объему работой, займет несколько выходных дней, причем работу надо делать именно в его присутствии. А это невыносимо! Я не встречал еще в жизни настолько противных и нудных людей. В нем раздражает всё – от его мыслей и тембра голоса, до скрипучих ботинок и манеры стоять все время вверх головой. Вот уже два выходных с его участием меня довели до горячки. Еще пара занятий, и я совсем сойду с ума. А он мне платит за каждый день работы по два косаря.
- Ба! Дружище! Ну, ты даешь! Слушай, у меня с ходу родилось к тебе предложение, как поднять твою ценность в глазах клиентов. Давай, как только к тебе приходит твой Урод, ты мне чиркаешь смс-ку, а ему говоришь, что извини, но у меня сейчас другая срочная работа и более высоко оплачиваемая. Я тут же кидаю тебе на карту три штуки, у тебя на телефоне высвечивается сообщение о поступлении денег на карту, ты ему предъявляешь, он уходит с позором, ты идешь в магазин за сухариком, и мы с тобой прекрасно проводим вечер, чокаясь в экран и болтая о высоком! А, как тебе идея? Только пришли мне номер своей карты!
- Да не. Как это так? Так я буду чувствовать себя обязанным. Спасибо, конечно, за предложение. Может быть, я когда-нибудь обращусь к тебе за помощью. Но сейчас не всё так уж плохо. Да и карты у меня нет.
- Так заведи карту, зайди в сбербанк, это займет немного времени, Солкин, туды ж тебя в качель! Мне бы твои проблемы!

Семейная совместная жизнь и ведение хозяйства предполагают некое распределение обязанностей. Плотов жил, что называется, на чужих половицах, испытывал некоторое стеснение, но постепенно вытоптал себе территорию и круг домашних дел, которые делал автоматически, по старой уже появившейся привычке холостяка. Он даже принял на себя кухню, чему несказанно были рады все. Аня никогда не любила готовить. А её редкие угощения домашних вкусным борщом или капустным пирогом как-то очень быстро сошли на нет. Таким образом, к концу первого месяца их совместной жизни Плотов прочно укрепился на кухне с чудесными завтраками для Ани из своего фирменного омлета и не менее аппетитными простыми мужскими блюдами на ужин для сына Ваньки, которые тот уплетал с аппетитом целыми сковородками.
Уже без проблем менялись перегоревшие лампочки и чинились разные поломки. Хождение в магазин и пополнение продуктами холодильника тоже беспрепятственно вошло в обязанности Плотова.  Но рано или поздно в семье встает вопрос – а на какие собственно деньги они живут, кто содержит семью, и что лежит в основе их материального фундамента? Пока длится конфетно-букетный период, мужчина норовит везде и всегда успевать платить по счетам, а женщина старается окружить нового мужа теплом и заботой в пределах своего дома так, чтобы он не чувствовал себя обязанным. Но когда-никогда встает вопрос покупки маме нового миниатюрного и очень недешевого слухового аппарата. И тут уж приходится в очередной раз задуматься, кто вы друг другу, крепко ли держитесь за руки и куда идете вместе?
Плотов никогда не платил самому себе зарплату, следовательно, зарплату и не получал. Аня тоже на тот момент официально нигде не работала, пыталась выстроить новый бизнес, доходов пока что не было, и деньги на жизнь она брала, что называется, из сейфа. Чтобы как-то утвердить свой статус мужчины в доме, Плотов, выкроив из очередной сделки прибыль в чистом виде и, превратив её в наличность, однажды вечером, вернувшись со встречи со своим «банкиром», гордо и чуть небрежно выложил на столик в гостиной пару пачек новеньких купюр. Не отвез домой в свой собственный домашний сейф, не положил на свой депозит в банке, а вот так вот запросто выдал любимой женщине с предложением распорядиться этой суммой на её усмотрение.
Аня не выразила большого любопытства по поводу суммы и происхождения денег, но резонно заметила, что деньги в доме есть, держать такие суммы дома ни к чему, и лучше отнести их в банковскую ячейку, где она собственно и хранила свои сбережения, разные цацки и прочие ценные вещи. Так и сделали на следующий день. Сходили вместе в банк, пополнили содержимое ячейки. И Плотов вдруг понял, что вот теперь у него уже и нет личных денег, а есть деньги общие, деньги семьи. А у него лично – нет ничего.
Да это пустяк, в чем проблема? Он все еще удачливый предприниматель, у него есть своя фирма, своя квартира, наконец. Он стоит довольно крепко на своих ногах. И в случае чего, даже если его опять выжмут до конца, как это случилось во время предыдущих довольно длительных отношений, то, что ж? Так тому и быть. Это путь приобретений и потерь. 
* * *

- Слушай, сколько можно сидеть дома? Я хочу на свежий воздух, я уже задыхаюсь в четырех стенах, я хочу побегать в парке, у нас же Сокольники рядом, почему мы не гуляем?
- Анют, я, в общем-то, занят, у меня постоянно есть работа. А в парке гулять я никогда не любил, это какое-то бомжарское занятие. Да и публика в парках соответствующая.
- Да ты же никогда не был в нашем парке. Пойдем, пробежимся!
- Да у меня и одежды-то для бега нет. Я как-то всегда сознательно избегал подобных развлечений.
- Сейчас тебе найдем всё. Вы с Ванькой одного сложения и роста, у него и кроссовок и шмотья полный шифоньер. Что ты морщишься? Ну, не хочешь, тогда я одна пробегусь.
Плотов на секунду представил свою Аню, такую стройную с осиной талией в обтягивающей спортивной одежде, бегущую по дорожкам парка, где на лавочках сидят подвыпившие мужики, глазеют на нее и отпускают вслед похабные шуточки.
- Нет уж, побежим вместе. Давай, доставай ванькино барахло, будем экипироваться.
Он был высоким стройным малым, почти спортивного телосложения, но никогда в жизни не занимался физкультурой. Предпочитал любой физической нагрузке лежание на диване, погруженным в свои мысли. Мог охотно делать тяжелую физическую работу, в которой видел смысл или интерес. Но тупо поднимать тяжести в спортзале или нарезать круги по стадиону ему было крайне скучно и безумно лениво. Человек представлялся Плотову неким сообщающимся сосудом, воздушным шариком в форме человека, который мог менять пропорции, если его сжимать то там, то тут. Например, если сжать голову шарика, то, несомненно, увеличатся руки и ноги. Это как бы моделировало качков, культуристов, любовно и настойчиво занимающихся формированием своего красивого тела. Вследствие чего собственная голова их как бы сдувается. Мышцы растут, голова сдувается. Ну, очевидно и наоборот. Если тельце человека-шарика сжать, то его голова раздуется. Так уж по жизни, все умники-очкарики, как правило, задохлики.
Они бежали по дорожкам парка. Начать в полтинник эту пробежку, посвященную новой жизни, было удивительно несуразно. В голове постоянно звучала какая-то идиотская мелодия, сопровождающая этот странный бег трусцой. И было безумно тяжело. Давила одышка, ноги устали и едва не подгибались. Они перешли на шаг, немного передохнули и побежали снова. После передышки бег стал чуть ровнее. Но огромное желание остановиться и рухнуть всем телом в снег у обочины не отпускало и всё нарастало. Тут Плотов вспомнил о своем же придуманном методе отключения, смысл которого прост – нужно было сосредоточить внимание на какой-то приятной мысли и на части тела, которая не так уж сильно устала, и управлять этим движением. А думать о приятном. Он вспомнил о намеченной на сегодня пьянке в офисе друзей по поводу какого-то новомодного праздника и мысленно побежал на эту вечеринку. А сосредоточил внимание на движении рук. Он сосредоточенно контролировал махи руками, почувствовал, что махать легче, если разжать кулак и махать рукой с прямо расправленной ладонью. Четко так и легко – раз-два, раз-два – работать руками и бежать. Бежать на вечернюю пьянку к друзьям в контору, где будут нехитрые закуски из магазина типа салатов и мясной нарезки, много водки, пива и прочих напитков, кто что принесет, каждый на свой вкус. Придут знакомые армяне, будут смешно рассказывать старые анекдоты и хлопать друг друга по животам. Всем будет весело, все будут просто ржать от души и чокаться очередными тостами. Руки – раз-два, раз-два…
- Сашуль, ты куда так рванул, я за тобой не успеваю!
- Ох, да, что-то я увлекся, - в сознание вернулось ощущение всего тела, ноги едва не подкосились, непосильно жадно стало дышать, сердце пыталось проскочить через горло наружу. Всё, только не останавливаться сразу. Надо походить, походить, помахать руками.

Но всему приходит счастливый конец. Стоять под горячим душем с ощущением выполненного долга, это двойной кайф. Сейчас он успокоится, остынет, выйдет из душа и растянется на прохладном покрывале.
- Ты куда улегся? Я только что постирала это покрывало, оно такое большое и тяжелое! Совесть есть? Оно едва помещается в стиралку, потом я его одна тут развешивала, такое тяжелое! Тебе совсем на меня наплевать?
- Анют, да я же в домашних брюках, в чистой футболке, - от такой неожиданности Плотов начал мямлить оправдания, но язык как-то плохо поворачивался, сердце всё колотилось, хотелось лечь, погрузиться в состояние покоя. Он переполз в другую комнату на диван. Держал руку на пульсе, подсчет по-прежнему был неутешительный. Плотов хоть и не был никогда активным спортсменом и вообще здоровяком, но любые хвори и раны заживали сами по себе, без проблем, шутил - как на собаке. Он верил в самодостаточность организма в любых условиях, и его возможность справиться с любой раной или болезнью. Лишь слегка иногда помочь. Из лекарств считал важными только три – йод, водку и аспирин. Йод, понятно, для ран. Водку при всех прочих недугах. А аспирин – на утро две таблетки, если лечение водкой сильно затянулось до ночи с превышением дозы.
- Ты когда-нибудь поменяешь лампы в коридоре? Или мы так и будем жить в темноте?
- Да, сейчас поменяю. Погодь. Только отдышусь.
- Мы уже полчаса, как дома, сколько тебе надо лежать, чтобы отдышаться? Весь день? А в шесть вечера, ты опять скажешь, что тебе пора спать?
- Анют, я же сегодня вечером иду к друзьям, я тебе говорил еще неделю назад. Мы итак редко встречаемся. Вот, наконец, договорились, все придут.
- А я, значит, буду сидеть весь вечер одна?
- Да, я не долго. Часам к девяти приеду. Ты можешь пойти со мной.
- Что я там буду делать? В абсолютно незнакомой компании. Вы будете напиваться, а мне предлагаешь на это смотреть, на ваши идиотские рожи? И слушать пошлые шутки?
- Анют, я быстро. Надо же встречаться с друзьями, хоть изредка. Это же мои друзья, моя компания, моя опора в жизни, как-никак. Ну, в какой-то степени.

К назначенным шести часам вечера в офисе было пусто. Двое смотрели футбол, на столе пивные бутылки. Плотов шел на встречу, переполненный своими переживаниями новой семейной жизни, и ожидал бурного обсуждения, дружеских подколов и армянских шуток.
- О, Платоха! Заходи, садись. Пиво будешь? Как житуха?
- Ну, житуха у меня началась, скажу я…
- Куда ж ты лупишь, косорылый? Ну, кто так играет! Затопчут нас сегодня «кони» с такой игрой, только начало, а эти уже стоят, не бегают. Саня, бери пиво, открывай-наливай. Как сам-то?..  Да за что желтую карточку-то?  Не было же ничего!
- Да как же не было? Вон, на повторе, смотри, он ему локтем…
- Каким локтем? Это же случайно, в прыжке…
Плотов не смотрел футбол, не интересовался вообще. Он открыл бутылку пива и уставился в сторону экрана, ощущая какой-то вакуум вокруг себя. Начали подходить приятели и знакомые, кто выпивал, кто нет, кто-то был за рулем. Все смотрели футбол и перекидывались последними новостями с теми, кто был более-менее в курсе обсуждаемых событий. Наконец пришел директор конторы Игорь, который по существу и был объединяющим центром этой разношерстной компании. Его жена – армянка, у него работал брат жены, отсюда когда-то родилась и целая компания веселых армян, завсегдатаев всех посиделок в офисе. Так повелось давно, с тех пор, когда Плотов даже еще не переехал в Москву, а наведывался в эту фирму по рабочим делам, приезжал в командировки, коротал время до обратного поезда. Футбол закончился. Стол постепенно наполнился бутылками и закусками. Потянулись старые анекдоты и невеселый смех. Потом приехала жена одного из армян и увела его домой. Народ начал понемногу расходиться. Круг сужался. Игорь - директор и старинный друг, знавший еще первую жену Плотова, подсел к нему, стал расспрашивать про всё, и они под разговор стали накидываться вискарем.
Тут позвонила Аня.
- Ты на часы смотришь? Обещал к девяти быть дома. А сейчас уже сколько времени?
- Да, да! Я уже выхожу буквально, в дверях стою.
Поговорить толком «за жизнь» не получилось. Обнялись.
- Ну, Платоха, ты не пропадай, приводи подругу, познакомишь. И приезжайте к нам в гости, Наташка будет рада. В общем, не грусти. Все будет пучком.
Через полчаса он вышел из метро, как всегда поднял воротник, сунул руки в карманы и потопал к дому. Слегка мело редким снегом. Он уже не спешил. Факт опоздания налицо, он пьян, а значит, дома его встретит взгляд, в котором будет написано всё женское разочарование, все рухнувшие надежды на возможную и наконец-то уже счастливую семейную жизнь с нормальным достойным добрым заботливым человеком.
В освещенном витринами соседнего продуктового магазина отрезке тротуара его встретил пёс, местный, живший, кажется, в соседнем подъезде. Пёс как всегда молча смотрел на Плотова. Плотов смотрел на пса.
- Ну что, дружище? Покормить тебя, что ли? Сиди тут, я сейчас вернусь.
Плотов зашел в магазин, к прилавку с колбасными изделиями и попросил завернуть ему сардельку.
- Какую Вам? – шутливо щурясь, спросила продавщица.
- Да, любую.
- Собаку, что ли, покормить? – хихикнула она, умиляясь настроению пьяненького сентиментального позднего покупателя.
Плотов вышел на тротуар. Пёс сидел в той же позе и смотрел на него.
- Ну, пошли, давай только отойдем от входа, - он постеснялся кормить пса на виду у редких прохожих. И, маня его разломленной пополам сарделькой, пошел за угол. Пёс как-то неохотно и не сразу двинулся за ним. Отошли. Плотов, ожидая прилив собачей благодарности, положил перед псом угощение. Тот даже глазом не повел. Пёс все так же сидел и смотрел на Плотова своим непонятным собачьим взглядом и не притрагивался к еде, даже не соизволил понюхать. А всё смотрел Плотову в глаза. Плотов, присев на корточки, смотрел на пса.
- Что, поговорить хочешь? – становилось холодно. – Да черт с тобой. Избалованный, собака, москвич. Колбасу жрать не хочешь.
И пошел домой. Открыв дверь ключом, в прихожей не встретил никого, снял дубленку, прошел в гостиную. Аня сидела, уткнувшись в какой-то сайт постельного белья. Потом подняла на него свой взгляд. Опять взгляд, и опять ни слова.
- Ну что ты так на меня смотришь, как Ленин на буржуазию? – ему казалось, он классно острил. – Все-то тебе не так, всё-то не нравится. Раз в полгода выбрался посидеть с друзьями, так и то – преступление.
Не надо было начинать этот разговор. Плотину их добрых отношений, её терпения и любви прорвало. Всё, что было нажито за время их новой жизни, всё, что старательно не замечалось, о чем замалчивалось – всё понеслось, сбивая с ног, лишая точки уверенной опоры, состояния спокойного равновесия.
- Ведь ты же умный и красивый мужик. Вся наша семья была рада твоему появлению и все были рады за меня, появилась надежда, что наконец-то сложится и моя личная жизнь. Но когда ты напиваешься, а делаешь ты это регулярно, хотя и не считаешь пьянством выпитые двести грамм виски, ты превращаешься в натурального дебила с дурацким выражением лица и манией величия. Ты уже достал всех своими рассказами и шуточками, достал Ваньку своими нравоучениями, обижаешь маму – старого человека – постоянно споря с ней по любому поводу. Я уже не говорю про себя. Мы никуда не ходим. В гости – потому что все мои друзья скучные и глупые. В театр – потому что театр фуфло. Я вижу, что тебе никто не нужен, что тебе хорошо и комфортно только в одиночестве. Тогда зачем мы вместе? Живи один, раз тебе так лучше.
После таких слов оставаться или пытаться оправдаться было уже невозможно. Вскипела гордость. Плотов молча ушел в кабинет. Подумал минуту, взял рюкзачок, сунул в него свой ноутбук, свежие рабочие бумаги со стола. Проверил в кармане ключи от своего дома и тихо вышел из квартиры. В голове всё пылало. Он понимал, что совершает непростительный поступок. Но и оставаться было нельзя. Это было бегством. Когда ты не можешь справиться ни с ситуацией, ни со своей гордыней, можно только бежать.
Он уже спустился в метро, как зазвенел телефон. Брать не стал. Он боялся снять трубку, сказать было нечего. Сел в вагон, время позднее, ехать далеко, целый час. Главное не уснуть. Но хмель и возбуждение были сильны. Через некоторое время звонок повторился. На этот раз звонил Ванька.
- Саньк, ты куда пропал? Мама тут вся в расстроенных чувствах.
- Вань, да я сегодня подгулял с друзьями, выпил лишнего, решил домой съездить, переночевать, чтоб не пугать вас своим амбре как от винной бочки.
- Да мама тут вообще, места себе не находит, Саньк. Приезжай!
- Вань, да уже поздно, я уже почти доехал, обратно не успею, метро закроется. Скажи маме, пусть не расстраивается, что я сам расстроен, что так вышло. Скажи, виноват я, сам всё понимаю.

Усталый и разбитый всем этим днем и вечером, ночным броском на метро через всю Москву, Плотов, наконец, доплелся до дверей своей квартиры, поскреб ключами, открыл дверь. Навстречу вышли обе его дочки. Старшая уже давно закончила универ и занимала одну из комнат плотовской двушки. Но тут приехала и младшая, поступила, жила в общежитии при университете, но не ужилась с однокурсницами и соседками по комнате, вот и перебралась домой – к папе. Плотов давно не был дома, и был слегка удивлен, насколько переменилась обстановка. Девочки обжили обе комнаты, расставили и развесили свои вещи, поменяли шторы, рассадили цветы. От уютной мужской холостяцкой берлоги не осталось и следа.
- Ой, папулечка, привет! А мы тебя и не ждали, как-то ты неожиданно, и не предупредил даже. Мы бы тебе ужин приготовили.
- Да не надо, спасибо, я сыт и пьян. И нос в табаке. Так случайно вышло, сидели сегодня у Игорёхи в конторе, решил, что до дому быстрее доберусь. Вот и приехал. Устал, спать только и хочу.
- Папуль, так давай мы в одну комнату уляжемся, а ты на своем диване.
- Не-не, ложитесь, спите. Я на кухне, на диванчике. Разложу его. Мне там уютно будет. И холодильник рядом, если что, - отшутился и пошел устраиваться.
Да, вот так вот. Вот и нет у тебя, Платан, больше своего угла. Квартира есть, а своего угла – нет. На эту мысль снова неожиданной синкопой в горле откликнулось сердце. Спать пора, был невероятно длинный день. Утром чуть не дал дуба на пробежке по парку. Потом все эти нервы. Спать. Завтра все как-нибудь придет к обычному порядку.
Он растянулся на маленьком кухонном диванчике и мгновенно уснул.
Наутро звонила Аня, рассказывала, как плохо спала, как ей вчера было горько и безнадежно одиноко, как ей сразу становится нечего делать и незачем жить, если Плотова нет рядом. Она извинялась за вчерашнюю резкость, а Плотов думал про себя, какой же он гад, и что так нельзя с ней поступать. Настолько она искренний человек, пусть иногда не может сдержаться и высказывает всё начистоту, зато не держит камня за пазухой, и не допустит лжи или предательства. И потом воздаст взамен такой же искренней добротой и любовью. А он, черствый самовлюбленный мужик, позволил себе такую выходку. Дал себе слово, что больше такого не повторится. Он мужчина, он должен принимать на себя удар, смириться и терпеть, тем более что всё высказанное ему в лицо заслужено.

Закончил писать новый рассказ. Разослал по знакомым, от некоторых получил хвалебные отклики. Но он понимал, что главный его беспощадный цензор – друг Солкин. Для кого он собственно и писал этот рассказ. И который просил больше ничего ему не посылать. Решил все же прощупать почву, вдруг отношение переменилось? А заодно и напомнить про новый подход к расценкам на подработку.
- Ладно уж, присылай, куда тебя девать? – и к удивлению на повторную просьбу тут же прислал номер банковской кредитки.
Плотов, недолго думая, перевел на карту три тысячи рублей и отправил по электронной почте свой рассказ. А также письмо, в котором предлагал другу, раз уж он оказывает подобные услуги разным типам, стать его личным редактором и директором всего творчества вплоть до опубликования его произведений. На что спустя некоторое время получил следующий ответ.
«Дорогой Шура! (О, уже дорогой!) С твоим предложением я согласен вполне. Если у тебя так бьет фантазия, вышли мне кучу рассказов, чтоб мне было из чего выбрать. Может, что-то доведем до ума. Я несколько знаком с этой кухней, но не с издательствами, а с литературными журналами-толстяками (такими как "Новый мир", "Знамя"…). Гонорары там символические. Но публикуются авторы с известными именами! В издательствах, где книжки печатают - Донцова и прочие, там просто бизнес и безымянные «литературные негры». В писательском сообществе это дурной тон. Есть писатели, которые в издательствах издают романы за свои же деньги, но потешить самолюбие – то это если тебя опубликовали в "толстяках". Какие-то шансы есть, что я продвину туда твои опусы. Если у тебя дома будет лежать журнал "Октябрь", в котором напечатан твой рассказ, ты достанешь всех своих домочадцев и знакомых, но у тебя на это будут основания. По крайней мере, для ощущения самореализации».
Еще через день пришло новое письмо.
«Ну что сказать. Не высокая проза. Да ты на это и не претендуешь. Определенный жанр, пользующийся ныне популярностью - жанр "сейчас расскажу, как такие дела на самом деле варятся".  Если доведешь до логического конца, то думаю, что твой опус опубликуют в каком-нибудь толстом литературном журнале и, возможно, с радостью. Только помни, это проза, и не надо постоянно острить и каламбурить. А так - всё неплохо. Всё не так уж безнадежно плохо».
Перечитал снова. Значит ли это, что дорога открыта и нужно продолжать? Были начаты аж сразу три новых рассказа. Три интересных задумки на подъёме быстро воплотились в три изящных, как ему казалось, начала. Но день за днем он никак не мог заставить себя сесть за продолжение. Как будто волнение первого свидания прошло, а надо было закончить каждый из этих «романов», прожить их до конца.
Как бы снова ощутить вдохновение каждой из этих новых историй? Где почерпнуть настроение и снова поймать этот ускользающий азарт? Кажется, он уже чувствовал, что вот-вот, и какая-то из этих историй закрутится в воображении, как сон, как кино. Да-да, сейчас засверкают грани и начнут превращаться в слова и витиеватые фразы. Хрустальный стакан, когда наполнен на четверть золотистым цветом виски, играет в свете ламп линиями узора. Потом приятно обжигает горло, еще минута, и все уже вокруг почти искрится, как хрустальный орнамент. Истории оживают, только не спугнуть и погрузиться в мечтательный сон, не торопить сюжет, пусть он сам привидится, пусть даже по новому, может быть неожиданно и не про то вовсе.
В прихожей раздался звонок. Он пошел открывать дверь. Он понял, пришла Аня. А он, как же он забылся, уже выпил. Заколотилось бешено сердце, он открыл дверь, и, стараясь не дышать, принял сумку, помог снять куртку. Но не смог увернуться от её взгляда. Она не сказала ни слова упрека. Она, как ни в чем не бывало, начала рассказывать про встречу, про интересную новую тему, которой им предстоит заняться в ближайшие полгода. Но всё уже произошло. И уже ничего не исправить. Вечер пройдет в обычной спокойной обстановке. Но сердце от какой-то непонятной досады на самого себя будет бешено колотиться, и не успокоится уже до завтрашнего утра.
И так пройдет еще много вечеров, пока он не научится спохватываться перед тем, как по инерции с наступлением вечера с нахлынувшим настроением наполнить красивый хрустальный стакан. Пока не врежется в ежедневную память этот испуг и неумеренное неровное сердцебиение.

- Сашуль, хорошие новости! Служба безопасности «Нафта-Норд-Холдинга» одобрила твою Компанию к поставкам оборудования. Я дважды завозила весь пакет документов, финансисты тоже одобрили. Фирме десять лет, обороты приличные. Мне выдали образец генерального соглашения на этот год и план поставок. Объем очень хороший, заказы на десятки миллионов рублей, а также рекомендованный список заводов изготовителей. Ничего искать не нужно, просто берем заказ, размещаем на производстве, комплектуем и отправляем в северные филиалы заказчика.
- Ты знаешь мое мнение. Мы уже всё обсудили. Я устал от всей этой трудовой повинности за двадцать лет своего предпринимательства. Я мечтал когда-нибудь заработать в конце концов необходимую мне на жизнь скромную сумму и уйти на покой, поселиться в маленьком домике у моря, или хоть на даче, и реализовать наконец свои мечты – заняться музыкой и попробовать писать. Твой проект шикарный, слов нет. Но он отодвигает мою мечту на неопределенный срок. А много ли мне осталось? Я не знаю, и никто не знает. А эта работа довольно серьёзная, она отнимет всё свободное время, потребуется снова организовать офис, нанять людей, арендовать склад. Да и не мои это объёмы. Такие огромные цифры. А сколько там подводных камней? Да на одной провальной сделке можно потерять вообще всё.
- Ну, хорошо, ты же сам говоришь, надо заработать что-то на жизнь.
- Так ведь у нас есть на что жить, причем довольно безбедно. А если жить на даче, где у нас все условия для нормальной жизни, дрова в лесу, машина под боком и сельпо в ближайшей деревне, так деньги вообще почти не нужны.
- То есть ты хочешь запереть меня в деревне? Так я не желаю такой жизни. Я хочу обедать в ресторанах, путешествовать по миру. И самое главное, ты прекрасно это знаешь, я хочу работать! Я не могу сидеть без дела. Это меня рушит.
- Что ж, Анют, ты проделала гигантскую работу, я не вправе зарубать твое начинание. Хоть я и не верил на все сто, что у тебя эта тема пойдет, но все варианты работы мы с тобой давно обсудили. Я закрою этот квартал, сдам отчеты, и в начале следующего, давай, готовь все необходимые документы для перерегистрации Компании, ты будешь совладельцем и генеральным директором. Внесем изменения в Устав, твои координаты и подпись в банк и налоговую. Рули дальше сама. Я какое-то время буду тебе помогать, пока ты не освоишься полностью в работе с моими аудиторами, налоговой отчетностью, банковским сервисом. Но потом, извини, я рассчитываю уйти на покой и не вникать ни в какие вопросы. Пойми меня, пожалуйста, правильно. Пусть это будет мое личное мнение, но я считаю, что для творчества нужна праздность, голова, свободная от забот и мыслей о необходимости чего-либо.
- То есть ты, если я правильно понимаю, вообще больше не желаешь работать? А как же роль мужчины в доме? Тебя не будет угнетать ощущение своей бесполезности, не будет мучить сознание того, что жена несет на себе весь груз ответственности за обеспечение семьи. Ты не будешь беспокоиться и ревновать, когда я буду ездить на деловые встречи и вероятно ужинать с деловыми партнерами?
- Это сложный для меня вопрос. Конечно, буду. Вокруг тебя будут активные подтянутые современные мужчины, а дома отрешенный мечтатель, не реализовавший себя в жизни. Это опасное для меня соревнование. Ты самая удивительная на свете женщина, я безумно тебя люблю и очень боюсь тебя потерять. Но и ты постарайся меня понять. У меня только одна жизнь. Повторения не будет. Для тебя работа и вечная борьба – это смысл жизни. А для меня нет. Я всю жизнь работал по одной простой приземленной причине. Работа приносит деньги, средства к существованию. И когда у тебя есть достаточно денег, твое существование может стать полнокровной жизнью. Вот только добывание этих средств отнимает все время, и вместо жизни у меня получается именно существование. А я мечтаю – пожить! И у меня уже всё для этого есть. Нужно только время.

Через месяц Плотов закрыл последние свои контракты, сдал квартальный отчет. Аня подготовила документы для перерегистрации фирмы. Они сходили к нотариусу, заверили все по форме, поставили подписи. Наступало лето. Первые жаркие дни душили наползающими грозовыми тучами.
Дружище Солкин начал проявлять неподдельный интерес к редактированию и частенько спрашивал, не появились ли новые рассказы.
- Что-то мне в городе уже стало тяжело дышать. Рвану ка я на дачу.
- Конечно, поезжай. А я сегодня отправлю весь пакет документов в сорок шестую налоговую, вечером встречусь с девчонками, а завтра к тебе приеду.
- Ну, вот и всё, - подумалось. - Теперь у меня нет и конторы. Нет ничего, что могло бы меня держать и не отпускать.
Он двинулся сквозь непроходимые пробки на выезд из города. Автомобили окружали со всех сторон, и, казалось, толкались бамперами на пересечениях дорог. Нервно сигналили нетерпеливые водители, как будто это могло ускорить их продвижение в тесном беспрерывном потоке. Внезапно пугали звериным рыком мотоциклисты, пробирающиеся между рядами машин. Невыносимо резали слух резкими сиренами кареты скорой помощи. Потребовался час, чтобы вырваться за окружную дорогу на шоссе. Движение в потоке всё ускорялось. И вот он уже буквально летел в крайнем левом ряду по автостраде, мимо всех, кто не очень-то спешил в тягучем многорядье справа. А его несло течением, обгоняя течение, уже не нажимая на тормоз, улетая в открывшееся свободное пространство впереди.
От возбуждения этой гонки или от предчувствия свободы скоростного шоссе и прохладного вечера в одиночестве с сигаретой на крылечке деревянного домика беспокойно забилось сердце, в такт сердцу машины, набирающему обороты.
Дорога, закругляясь, уходила с возвышенности вниз пологим виражом и скрывалась за поворотом. Скорость колес по асфальту и шум ветра заглушали музыку в салоне. Плотов чувствовал, как отрывается от города, от потока, от земли. Слева от его ряда металлическое ограждение мелькало окрашенными столбиками и уже сливалось в одну сплошную полосу. Только скорость и направление, вниз, в плавный поворот.
Вдруг картина потеряла соизмеримость с движениями, с усилием ноги, давящей на педаль газа, с уверенностью рук на руле. Начало темнеть в глазах, сначала наполовину, снизу вверх.
Потом серая непрозрачная пелена – вот же чёрт! - поглотила всё.