Пов. страт-х 59 рд. гл. 39. Молчи-молчи
«молчи-молчи» пошел туда, пошел сюда. Прибыл новый «молчи-молчи».
В дивизии секретов много, поэтому и штат особого отдела большой. Почти в каждой войсковой части свой «молчи-молчи». У нас тоже был свой — капитан Сергеев. Почему-то ходивший в выцветшей голубой парадной шинели, и поэтому его узнавали издалека.
Он приближался, загадочный и значимый, и «говоруны» временно избавлялись от порока многословия, легко входили в образ молчаливых мужчин и играли эту трудную роль до его отбытия. Наш «молчи-молчи» был вполне приличный офицер, но всегда напряженное лицо и беспокойные глаза портили впечатление.
Занимались «молчи-молчи» сохранением военной тайны, поиском шпионов, потенциальных диссидентов и террористов. Да, да, в наше застойное время изредка встречались и террористы. Сейчас их пруд пруди, а тогда теракт было редчайшее событие. Это событие почти всегда показывало силу и могущество спецслужб и сплоченность советского народа против опасности. У нас в закрытом городке однажды террористы подложили бомбу в подъезде жилого дома в детскую коляску. Случайно подорвался сосед-прапорщик. Целый месяц не только наш городок, но весь райцентр стоял на ушах. А, может быть, и область. Постоянные опросы, проверки документов и изучение персонала транспортных и других организаций будоражили население. Кроме КГБ и контрразведки, все дежурные службы вооружились, повысили бдительность и долго искали скрытых врагов. Но так никого и не поймали. Или террористы были очень хитры, или кто-то из своих дилетантов провел непонятное минирование. А дилетантов, в отличие от профессионалов, поймать труднее. Дилетанты действуют нерационально и не по правилам диверсий. Они импровизаторы с неясной мотивацией.
Хотя много лет спустя, когда раскрылись некоторые архивы КГБ, мне стало казаться, что сработали все-таки ЦРУшники. Уж очень смело и профессионально было подготовлено и проникновение, и отход диверсантов. Диверсантов, скорее всего, из местных жителей. А жители в Карталах были очень разные. Но разработали операцию, конечно, профессионалы. В 80-х и 90-х годах, судя по прессе, США постоянно устраивали диверсии у нас на территории, в основном, на нефтепроводах. Все маскировалось под несчастные случаи. Готовили перестроечный хаос. Вопрос, почему им в подъезды небоскребов не клали бомбы в ответ? Можно предположить, что боялись расстроить престарелых генсеков, чтобы они, озабоченные разрядкой с США, не окочурились от волнений раньше времени. Так что погибший прапорщик — это не повод для беспокойства партийных бонз. Вот если бы грохнули нашего ГРУшника* , то никакой санкции на ответку не потребовалось бы. ЦРУшников тайно мочили бы по всему миру. Такова простая этика спецслужб. Наших не тронь. Не нарушай негласных правил. Вот мирное население — это политика. А политика КПСС никогда не берегла граждан своей страны.
Это еще ничего. А вот на участке пути Уфа–Челябинск в 1989 году произошел объемный взрыв газа мощностью в 10 килотонн. Почти миниатомная бомба. В этом очередном несчастном случае подорвались два пассажирских поезда с курортниками. Погибло более 500 человек. Не какой-нибудь пустой товарняк, а набитые женщинами и детьми поезда. По официальной версии якобы так сложилась цепь случайностей. А любой профессионал от «плаща и кинжала» скажет вам, что правильно сложенные случайности — это лучший способ прикрытия тайных операций. Казалось бы, зачем любвеобильным демократам такие грязные дела. Может, прощупывали возможности крупных диверсий, чтобы добить СССР. Может, пытались понять уровень социальной напряженности нашего общества во время перестройки. Но то, что такая версия про злых американцев не устраивала отца советского народа Горбачева — это точно. Он уже тогда зарабатывал у конгресса США свою «медальку Свободы»**.
Поиск диверсантов случался нечасто, в основном «молчи-молчи» занимались ежедневной рутиной: выявлением военнослужащих, склонных к политическому отступничеству или несанкционированным действиям. А к несанкционированным действиям относили любые телодвижения, выходящие за рамки инструкций и приказов.
Здесь хочется отметить, что чем муторнее служба и тяжелее боевое дежурство, тем больше желание как-то разнообразить ситуацию. Разнообразить, конечно, не в плане повышения уровня соцсоревнования, как требовали замполиты, а розыгрышами и шутками. Вот эти шутки были объектами пристального внимания особого отдела военной контрразведки. Все-таки части режимные — чего еще там нашутят офицеры и прапорщики от скуки. Видно, установка у них такая была.
Шутить над подчиненными неинтересно и безнравственно. Над начальниками опасно. Шутят, в основном, над равными по должности или неравными, но независимыми по служебной иерархии.
Я терпеть не мог эти розыгрыши от умственного безделья, но и меня один раз бес попутал. Пошутил я над оперативными дежурными. Они больше всего боялись из внутренних проблем потерять дежурное состояние автоматизированной системы управления вооружением. Это как в компьютере допустить сбой в работе. А если сбой — нужна перезагрузка. А системы взаимосвязаны по вертикальной иерархии. И нижнюю, соответственно, загружает верхняя. То есть нас должен загружать КП нашей ракетной армии. А внеплановая загрузка — это ЧП. Нет, конечно, во время крупных учений и пусков ракет бывают более серьезные неприятности. Но особенность этого случая в том, что потерять состояние можно сдуру самим без участия других пунктов управления или крупных учений. Так сказать, сами дураки — сами потеряли. А затем докладывать наверх и через командира дивизии.
Те, конечно, пришлют необходимые коды и команды, а следом «телегу»*** с указанием найти и наказать растяп. А так как первым получает недоумение руководства командир дивизии типа: «Вы что, совсем технику не знаете?», то он с особым рвением расследует ситуацию и взыскивает по максимуму.
А когда можно вывести технику из положенного режима функционирования? Да практически никогда. Она годами гудит себе, работает, только боец пыль протирает. Если бы не было плановых и внезапных ремонтов, а еще хуже, регламентных работ, так сказать, по улучшению ее состояния.
Тут надо отметить, что улучшать нашу советскую технику не нужно. Ее вообще лучше не трогать, тогда она работает, как часы. Но это мнение военных. А конструкторы свои инструкции спускают в войска. Когда и что надо разобрать, переделать и протереть спиртом. Вот разобрать и протереть спиртом почему-то всегда получается быстро и легко. Правда, спирта не всегда хватает для техники, его пытается освоить персонал. А вот собрать и чтобы снова заработало — тут частенько возникают затруднения. Не то чтобы лишние детали появились — это уже было бы слишком. А так, вроде все блоки на том же месте — включаешь, а не работает.
Это все оперативные дежурные знают. И опасаются всякого серьезного ремонта. Вдруг потеряется исходное состояние системы управления. Но потерять режим достаточно трудно. Наша техника хоть и очень громоздка, но достаточно надежна. И еще надо постараться нарушить ее функционирование. Но об этом знал я, так как в основном мне и приходилось днями и ночами ковыряться в ее хитросплетениях. Но не знали мои начальники и даже штатные оперативные дежурные. И вот, перед каким-то ремонтом наслушавшись на инструктаже ужасов, которые ожидают всех участников работ и дежурной смены, если мы потеряем этот злосчастный режим функционирования в мирное время, я не выдержал и говорю:
— Не переживайте, если потеряем режим — я его автономно восстановлю.
— Без запроса у КП ракетной армии? — переспросил меня командир дежурных сил дивизии.
— Конечно, зачем нам ЧП?
— Не может быть.
Но в тот раз как-то обошлось. Однако кое-кто запомнил мои слова и в следующий регламент оперативные дежурные начали доставать меня дурацкими вопросами по поводу потери режима функционирования аппаратуры. А смогу ли я восстановить? А если не получится? А, может быть, про это я вообще пошутил?
«Ну, пошутил — так пошутил», — подумал я про себя.
Работали, как обычно. Отключили аппаратуру, разобрали, почистили, протерли спиртом, заменили кое-какие панели внутри блоков, собрали, включили. Все работает, а транспарант исходного состояния техники не горит. Потеряли основной режим функционирования аппаратуры управления вооружением. Началась тихая паника. Я в задумчивости листаю совершенно секретные инструкции по эксплуатации, как бы пытаясь найти причину отказа, оперативные дежурные мечутся по главному залу. Когда закончили перечисление всех возможных кар, которые обрушатся на нашу голову за это ЧП, взоры обратились ко мне:
— Ты говорил, что сможешь восстановить?
Самый доставучий оперативный дежурный смотрел на меня. Но в его голосе уже не было насмешки, скорее, мольба и надежда. А разве можно не оправдать искренних надежд. Почесав затылок, я согласился попробовать восстановить режим, но при одном условии, чтобы это все осталось между нами. А то вмешательство в работу секретной техники может командованием трактоваться двояко: либо несанкционированные действия, либо диверсия.
Минут десять я пощелкал переключателями блоков, затем с клавиатуры прогнал несколько тестов. И voila****. Транспарант исходного состояния аппаратуры загорелся долгожданным умиротворяющим огнем. По главному залу КП прокатился вздох облегчения. Все заговорили одновременно, и каждый о своем. Кто-то вытирал пот со лба, кто-то глупо улыбался. Пространство подземелья постепенно наполняла безудержная радость.
Затем пили чай с бубликами прямо тут на боевом посту, отмечали успешное завершение регламента. Я был именинником. Меня нахваливали и заговорщически подмигивали. Нахваливали, может быть, излишне, ведь я не восстановил режим, а только восстановил его отражение на табло. С самого начала было понятно, что мы его не потеряли. Но до этого тоже надо было еще додуматься. Поэтому я не торопился делиться своими догадками с участниками работ.
В свое время, покопавшись в технике, я предположил некоторые возможные причины потери «постоянного режима». Главное — не обесточивать оперативную память. А в некоторых случаях его вообще не теряли, он хранился в другой памяти и просто не отражался на транспаранте. И после прогонки некоторых тестов проявлялся как бы из ниоткуда.
После этого случая я получил среди офицеров командного пункта негласную славу знатока этой мудреной автоматизированной системы управления. Это меня устраивало и давало некоторые привилегии. И я эту иллюзию незаметно поддерживал. Но, как известно, всякое негласное рано или поздно доходит до органов негласного контроля и вызывает у них неподдельный интерес.
Кто-то проговорился, и взяли особисты меня в оборот. Как это я автономно управляю режимом работы. Тут дело и до автономного несанкционированного пуска ракеты может дойти. А это уже ЧП в мировом масштабе.
И как показала история, опасения их были не напрасны. Если я только имитировал манипуляции с основным режимом, то мой коллега из частей ракетных войск железнодорожного базирования сумел найти и отработать такую комбинацию команд для процессора нашей автоматизированной системы управления (АСУ), что умудрялся переводить ее автономно в боевой режим управления вооружением. А боевой режим — это уж точно до автономного запуска рукой подать. Эти достижения пытливого ума, конечно, стали известны мне и узком кругу специалистов только спустя многие годы. Так как эту историю еще больше засекретили, чем саму аппаратуру. Его так же вычислили через агентуру, затем три месяца вели следствие. Вызванные с оборонных почтовых ящиков конструкторы только качали головами, когда он на их глазах проводил простые манипуляции, загоняя в тупик логику пульта управления противоречивыми командами и простыми несовместимыми комбинациями цифр*****. Самое страшное в этой истории было то, что взломанная военным хакером аппаратура молчала, не подавала сигнала тревоги «НСД»****** в вышестоящие инстанции. А это значит, работа многих конструкторских бюро и исследовательских институтов на огромных бюджетах сводилась к нулю этим любознательным умельцем. В кино такого офицера бы наградили и отправили в военную приемку аппаратуры АСУ или в НИИ разрабатывать систему защиты от НСД. А в реальной жизни военные бюрократы, чтобы прикрыть собственную несостоятельность, его, как и принято в армии, начали «плющить».
Его долго пытали на тему «кому он успел рассказать». Потому что проводить модернизацию всей АСУ ракетных войск было бы слишком накладно. Несмотря на то что все выявленные его приятели и собутыльники — носители информации — были охвачены и запуганы страшными подписками, особисты все равно не могли спать спокойно долгие годы, пока не пришла в войска аппаратура следующего поколения с новым программным обеспечением. Не спали, потому что парень на практике показал, что для русского человека грозные положения совершенно секретных инструкций типа «невозможно», «исключено», «очень защищено» не являются преградой, и он обязательно попытается это «невозможно» прощупать на прочность. И сколько таких «Кулибиных» не удается вовремя выявить и взять под колпак контрразведчикам, не знает никто.
Но это было потом и в другой дивизии, а пока особисты навалились на меня. И так радостно меня потрошили, что я начал понимать, что не так часто бывает на их улице праздник. Не так часто появляются возможности добиться реального успеха. Конкретных шпионов — мало. Техника надежна. Врагов народа тоже днем с огнем не сыщешь. Их еще в детском саду выявляют и до щита Родины не допускают. Направляют, наверное, в диссиденты. Личный состав, в основном, предан партии и правительству, несмотря на пьянство и сексуальную неразборчивость. Ну, негде отличиться контрразведчику. А тут такая халява. Можно и орден получить, и очередное звание досрочно.
После длительного, так сказать, собеседования на конспиративной квартире, куда меня привел наш «молчи-молчи», пришлось признаться во всем и немного разочаровать «рыцарей плаща и кинжала». Я, конечно, не сразу сдался, а поторговался слегка на предмет сохранения сути моих манипуляций в тайне. Дабы не растерять таким трудом и выдумкой наработанный авторитет.
Пережив легкое разочарование, особисты решили выжать из меня хоть что-то для своей пользы. Дали лист бумаги предложили описать предполагаемые слабые места аппаратуры.
Посидел я в раздумьях над листом бумаги. Хоть и совершенно секретных инструкций и технических описаний целый шкаф, но документация, конечно, далеко неполная. В основном, структурные схемы, имеются функциональные схемы некоторых блоков, а точные принципиальные схемы только на ничего не значащие лампочки транспарантов. Чтобы найти слабые места в аппаратуре, нужно знать ее тонкости. А тонкости знают только конструкторы и скрывают с точки зрения безопасности. Целые институты работают, чтобы не допустить слабых мест, а тут вынь да положи им эти слабые места.
Почесал я затылок и заключил свои размышления казенными фразами, что, похоже, слабых мест наша советская техника — самая надежная в мире — не имеет. А если и имеет, то мне о них неизвестно по причине отсутствия полной документации. Вот ежели они достанут принципиальные схемы основных блоков, то, возможно, и удастся что-нибудь наковырять. Тут я слегка лукавил, понимая, кто ж им даст такие документы. Так что не смог ничем реально помочь.
Несмотря на то что я не оправдал надежд особого отдела, расстались мы почти полюбовно. Видно, со всеми умными людьми можно договориться. Потом даже здоровались на улице, как старые знакомые.
Кстати, слово они сдержали, про наши беседы даже непосредственные начальники не узнали. Тайны хранить умеют. На то они и «молчи-молчи».
* * *
* ГРУ — главное разведывательное управление (военная разведка).
**«Медаль Свободы» — одна из высших наград США присуждена Горбачеву 13 июня 2008 года, вручаемая вместе с премией в размере 100 тысяч долларов. Вручается награда тем, кто в соответствии со статутами «медалей Свободы» своей деятельностью в частности «поддерживает национальные интересы США».
***«Телега» — жаргонное название телеграммы вышестоящего командования с подробным перечнем нарушений инструкций и ошибок, фамилий, должностей и взысканий попавших под разбор военнослужащих.
**** Voila — франц. Дословно — «вот».
***** Цифры — даже сейчас как-то не хочется в точности публиковать эти сокральные знания.
******НСД — несанкционированные действия. Сигнал тревоги для вышестоящего командования, блокирующий аппаратуру и предотвращающий несанкционированные пуски ракет.
Свидетельство о публикации №218032101707