Священный лес

Опираясь на копьё, Уынам понуро брёл по серой земле. Рядом медленно перебирал лапами Ару, опустив голову и время от времени зарывая морду в толстый слой тяжелой пыли в надежде учуять след добычи. Но чувствительный нос пса ощущал только  запах сожженной, остывшей за ночь земли – крупная добыча ушла из этих мест, ушла много дней назад, на многие ночные переходы. А мелкая  забилась в свои подземные норы так глубоко, что достать её не было никакой возможности.
Охотник угрюмо взглянул  в ночное небо. Желтый Отец и Красная Мать, ползущие  друг за другом по темному небосклону,  стали совсем маленькими, такими, какими бывали в самые горячие и голодные годы. Луны, словно спасаясь от надвигающегося дня,  катились за горизонт, прячась в свои небесные пещеры. Противоположный край горизонта посветлел, постепенно наливаясь угрожающим багрянцем. 
Приближающийся рассвет заставил Уынама сначала ускорить шаг, а затем побежать, отмахивая  темп зажатым в правой руке копьём.  Нельзя, чтобы день застал его на открытом месте.  Ару, свесив на бок синий язык, рысил по левую руку от хозяина.   Две цепочки следов - Уынама и Ару - на  сизой   равнине   были единственным признаком того, что  жизнь еще теплится в этом краю.
Высокую гибкую фигуру Оми, замершую у пещер племени, Уынам узнал издалека. Приставив ладонь ко лбу, она вместе с другими женщинами ждала возвращения охотников.  Их, бегущих с разных сторон в сопровождении своих псов к спасительной глубине пещер, Уынам заметил боковым зрением. Выжимая последние силы, он убыстрил бег, стремясь достичь тени гор до того   мгновения, когда вздымающийся из-за хребта Небесный охотник опалит смертельным жаром равнину. Ару мчался чуть впереди, высоко вскидывая лапы.
Громадный  золотой диск солнца поднимался всё выше. Там, где его лучи касались поверхности, земля раскалялась и запекалась потрескавшимися комьями.  Возникающие  от  смешения  жара и прохладного ночного воздуха стремительные вихри  разбивали запекшиеся комья в пыль, ветер разглаживал поверхность  равнины, стирая оставленные за ночь следы.
Охотники неслись большими скачками, помогая себе широкими взмахами рук. Спасительная синяя тень быстро отодвигалась,  всё теснее  прижимаясь к скалам. Жар    лизнул оголенное  предплечье Уынама, ветер хлестнул по тёмной обожжённой коже многохвостой плеткой из пыли и песка.  Мохнатая шкура,  в которую был одет охотник, задымилась.
Ару достиг пещер первым. Влетел под их защиту, припадая на задние ноги и скользя когтями по каменистой поверхности. Следом за ним  вбежал Уынам. Он рывком сбросил начавшую тлеть шкуру, а  Оми накинула на голову и плечи мужа прохладную мокрую ткань. Другие женщины, встречая  своих охотников, делали то же самое, а затем поспешно уводили их, обессиленных, в глубину обширных пещер.  Уынам, отстранив настойчиво тянущую его Оми, оглянулся назад.
Серо-черную пелену, поднятую с земли утренним ветром, пронизывали яркие стрелы Небесного охотника, поражающие всё живое на своем пути.
- Идём, Уынам, -  бросив беспокойный взгляд  на буйствующий снаружи ураган, Оми вновь потянула мужа прочь от входа.
Подобрав изрядно подпаленную шкуру, Уынам оперся на плечо жены и поплелся домой.   
Небольшая пещера освещалась костром и огоньками нескольких лучин.  В широком глиняном горшке на алеющих углях грелась вода. Сидевшие у очага младшие мальчики  с робкой надеждой взглянули на Уынама. Но, увидев его пустые руки,  потупились. Весь прошлый день дети шарили по дальним  пещерам в надежде наловить  летучих мышей, хотя знали, что и эта скудная добыча уже давно  иссякла. И теперь, потерпев неудачу,  ждали отца - лучшего ловца племени. Но злой Небесный охотник  лишил всех остальных добычи. 
Махы, старший сын Уынама, вскочил при появлении родителей.  Он забрал из отцовских  рук копьё  и прислонил к стене у входа в их пещеру. Подхватив усталого отца, заботливо уложил его на постель из мягких козьих шкур.  Уынам вытянулся и закрыл глаза, давая отдых натруженному телу.  Оми присела рядом и  присыпала  золой ожог на его руке.    
Пёс с шумным треском отряхнулся у входа, высыпав набившийся под пластины панциря песок, и пробрался в свой угол. Обглоданные  кости, служившие ему игрушками, были давно перемолоты и съедены  людьми. Ару зевнул и покосился на  булыжник с глубокими  отметинами  его зубов. Тихий скрежет сильных челюстей о камень вплелся в потрескивание огня и бульканье воды в горшке. 
Оми оглянулась на пса. Наполнив  водой глубокую миску из бычьего черепа, она поставила её перед Ару. Тот отвлекся от камня, привстал и стал лакать воду. Уынам приоткрыл глаза и  глядел, как синий язык мелькает меж острых пёсьих зубов. 
- Я убью Ару. И мы будем сыты. Недолго, но будем сыты.
Голос охотника дрогнул, когда он произнес эти слова. Пёс  поднял голову, встопорщил иглы на загривке и глухо зарычал, словно поняв, что речь идёт о нем.
- Не нужно делать этого, - укоризненно  покачала головой  Оми. – Когда вернется зверь, и земля остынет и расцветет, с кем ты станешь охотиться? Кто загонит для тебя быка? Кто приведёт помощь, если она тебе понадобится? Нет, не тронь Ару.
Пёс подполз к Оми, ткнулся носом в её босую подошву. Женщина погладила  его по жесткой голове, покрытой пластинчатыми наростами. 
- Тогда… - Уынам сглотнул. - Тогда кто-то из племени должен пойти в Священный лес. Иначе мы все умрем. 
Казалось, даже огонь в очаге застыл от этих слов. Треск лучин на мгновение унялся, и в пещере повисла тишина. Оми взглянула на мужа.
- Это должен решать старейшина. Ему выбирать.
- Нет, - покачал головой Уынам. – Ему не нужно выбирать. Туда пойду я.
- Отец! – вскрикнул Махы.
Младшие мальчики съежились,  прильнув друг к другу и не понимая, отчего их брат так испугался.
- Ты лучший охотник племени! Самый сильный и умелый! Что будет с людьми, если ты уйдешь в Священный лес?!
- Я – лучший охотник племени, - свёл брови Уынам, и, опираясь руками, сел, гордо выпрямив спину.  – Я полон сил.  А значит, смогу дать людям еды больше, чем кто-то другой.
- Уынам… - прошептала Оми.
- Я так решил! – рявкнул охотник и ударил по колену кулаком. – Ложитесь спать.
Он лёг и отвернулся к стене. Дети шмыгнули на своё место, зарылись в шкуры и затихли, как зверушки в норе.   Махы зачерпнул плошкой горячей воды,  выпил,  еще немного посидел у огня и лёг на свое место. Ару вернулся в угол, свернулся в щетинистый шар и заснул.
Оми сидела у очага, глядя на мерцающие угли. Протянув к ним  руку, ощутила идущее от них тепло.  Старший брат этого мирного бога домашнего очага сейчас ярится снаружи, выжигая поверхность ранее плодородной и богатой равнины. Оми знала, что так будет не всегда. Когда  Желтый Отец и Красная Мать вновь приблизятся и дадут рассмотреть свои  лица, жар небес  утихнет. Прольется дождь и земля покроется шумящей зеленой травой, как  покрывается новым мехом отлинявший скальный питон.  Тогда свирепый Небесный охотник, покорный воле своих добрых  родителей, уйдет охотиться  в другие пределы, оставив на недолгое время людям эти земли. А затем всё повторится снова.
Оми с улыбкой взглянула на спящих детей. Трое младших сыновей-погодков, сплетясь ногами и руками, спали под широкой шкурой. Оми нагнулась над постелью, разняла их переплетенные тела, уложила рядком и бережно укрыла.
Махы, казалось, тоже спит, но женщина знала, что это не так – слишком напряжённо выглядела его спина. Оми подсела к нему, ласково коснулась плеча.
- Спи, Махы, спи. Я уговорю отца, чтобы он не делал этого.
Плечо юноши чуть дрогнуло под её пальцами и опало. Оми, как в детстве, нежно  похлопывала сына, пока он  действительно не заснул. Отсветы огня мерцали на его темно-коричневом, еще не отмеченном боевыми шрамами, теле.  Нагнувшись,  мать отодвинула  черные пряди длинных волос со лба сына,  провела кончиком носа по его виску.   
На женской половине, отгороженной от основной части пещеры пологом из полосатого холста, тихо спала годовалая дочь Уынама. Оми, склонившись над ней, с тревогой заглянула в худое личико, прислушалась к дыханию и подоткнула шкуру под  тощее тельце. Сев рядом с ребёнком, женщина провела ладонью по своей сухой, опавшей  груди, вскормившей четверых сыновей и дочь. Если не появится еда, многие дети умрут. На свет не появятся дети тех детей. Племя станет слабым. Узнав об этом,  другие племена придут на равнину и в эти пещеры. 
Оми зажгла лучину, воткнула её в щель в стене, и села за ткацкий станок. С него  свисало почти  законченное полосатое полотно. Обмотанная  синей пряжей обструганная палочка сновала меж нитями основы, делая полотно длиннее. Уынам, лёжа на своей постели,  слушал тихое торопливое перестукивание  палочек, когда Оми снимала очередной отрезок ткани со станка.
- Зачем  так торопишься? – услышала  она голос мужа, когда тот присел рядом. – Полотно будет неровным, и женщины станут говорить, что Оми – неряха.
Она опустила руки, и челнок соскользнул на пол. Подняв глаза на Уынама, Оми прошептала.
- Ты не должен идти в Священный лес. Если тебя не станет, кто накормит наших  детей? Мужчина не должен поступать так… так… глупо. 
- Глупо? – Уынам удивленно посмотрел на жену.  - Мне казалось, я принял смелое решение.
Оми отрицательно замотала головой. Подобрав челнок и положив его на край станка, она прильнула к груди Уынама, заговорила  пылко, убеждающее: 
- Если не станет лучшего охотника племени, у кого Махы станет учиться? Если  уйдет  лучший добытчик, как племя сможет быть сыто? Если  не будет защитника, как племя сможет выжить, когда придут чужаки?  Тебе не нужно туда ходить!
- Если не пойду я, если не пойдет кто-то другой  – племя всё равно ослабеет.
- Это не обязательно должен быть ты!
- Кто же еще?
- Я…
 Уынам вздрогнул, отпрянул от Оми, с ужасом глядя на неё.
- Уынам…
- Нет!
  - Уынам… Мои дети… Наши дети будут спасены. Я не смогу смотреть, как они погибают. От голода ли, от чужих ли копий.
- Нет! – повысил голос охотник. - Пусть старейшина выбирает!
Оми умоляюще прижала палец к его губам, указав взглядом на спящую дочь.
- От того, кто идет против своей воли, с обиженным сердцем - мало толку. Мало еды. Я пойду с благодарностью, с радостью от того, что спасу наших детей сейчас. А ты защитишь их и  позволишь  жить дальше. Отпусти меня, Уынам.
Он обнял жену, зарылся лицом в её черные волосы.
- Я хотел, чтобы ты родила мне пятого сына. Я хотел носить на руке пять красных повязок, сплетенных тобой.
- Ты возьмешь новую жену. Она и твои дочери будут жарить  добытого тобой зверя. А ты  будешь ходить на охоту со своими сыновьями и носить десять красных повязок. 
- Но они не будут сделаны твоими руками.
- Ты отпускаешь меня?
- Да…
Небесный охотник  скрылся за горизонтом. Над скалами, словно опасаясь гнева своего могучего  сына, осторожно  показались   Желтый Отец и Красная Мать, освещая остывающую землю.
Оми, стоя у входа, с трепетом следила за движением лун. За её спиной переминались  люди племени с пустыми корзинами на спинах. Они  поглядывали то на женщину, то на Уынама, но говорить не смели – слишком уж непонятен был им поступок Оми. 
Одно дело, когда старейшина сам выбирал  того, кто навсегда уйдет в Священный лес и накормит исстрадавшееся за долгую засуху племя.  И другое – когда кто-то сам вызывался сделать это, принести себя в жертву ради людей.
«Пора» - старейшина первым ступил за пределы пещер, оглянулся на Оми и побрёл, волоча ноги и  взрыхляя теплую пыль.
Расправив плечи и положив ладони на головы двух младших сыновей, Оми двинулась следом. Уынам, Махы и третий сын шли по пятам. За ними  из пещер вышли и остальные.
Священный лес находился  под скальными склонами  в пяти  полетах стрелы.  Он пугающе белел гладкими сухими потрескавшимися  остовами деревьев, с которых солнечный жар  слизнул кору, иссушил и  превратил в пыль  тонкие ветви. Лунные лучи, переплетаясь, скользили по мертвой древесине, зарывались в  пышный  слой сухого пепла у подножия толстых стволов. 
Люди племени остановились за два десятка шагов от леса, сбросили корзины на землю. Дети Оми остались тут же. К краю леса приблизились только Оми, старейшина и Уынам.
- Оми! – старейшина торжественно коснулся головы  женщины коротким белым посохом, сделанным из ветви первого священного дерева. – Проси у Красной матери обильной еды, а у Желтого отца – скорого окончания засухи.
Старейшина повернулся, чтобы уйти, но, помявшись, всё же оглянулся на Оми. Потрескавшиеся тонкие губы сложились в беззвучное «спасибо».
Оми перевела взгляд на Уынама, медленно сняла одежду и отдала ему. Охотник принял платье дрожащими руками, в последний раз глядя на  истощенное тело своей жены,  такое горячее и плотное в сытые времена, с темной гладкой кожей  и большой, тугой грудью,  налитой молоком, которым она кормила его детей.   
- Иди, - сказала она и простерла  руку в  ту сторону,  где стояли  люди их племени.
И Уынам не посмел спорить, ведь с этого мига Оми  больше не была его женой. Теперь она была одним из духов Священного леса. Охотник отступил на несколько шагов, повернулся и на негнущихся ногах направился к соплеменникам, бережно неся её наряд. Обнаженное плечо Уынама стягивали четыре красные повязки.
Оми опустилась на землю, скрестила ноги, тряхнула головой, распуская длинные волосы. Подняла лицо к алому лунному диску, всматриваясь в лицо Красной матери.
«Красная мать. Возьми моё тело.  Обрати мою силу  и текущую во мне кровь в  пищу для моего народа. Сделай меня плодовитой и  обильной».       
Тихий шёпот за спиной не напугал Оми. Она знала, что это духи леса пришли, чтобы принять её в свое племя. Она чувствовала многочисленные прикосновения к своему телу, чувствовала, как тонкие нити  шевелящихся под землей корней выползают наружу, оплетают её, пронизывают поры кожи, шевелятся в  волосах,  проникают внутрь. Из кончиков её пальцев проросли гибкие отростки и устремились вглубь земли, становясь толще и сильнее по мере  погружения. Оми почувствовала влагу там, в недрах земли. Влагу, не иссушенную  жаром Небесного охотника, наполненную  жизненной силой и мощью.
«Пей», - шептали духи за её спиной. – «Пей!». 
И Оми стала пить. Она тянула наверх струи подземных источников, и они послушно текли по её корням, вливались в её тело. Тёмное тело женщины,  скрытое в переплетении корней, стало расти, перерождаться, устремляясь  вверх, выбрасывая в стороны ветви, на которых вырастали новые ветви. Ветки на малое время  покрылись многочисленными бутонами, которые через мгновение раскрылись, одарив замерших поодаль людей почти забытым ароматом цветов. Лепестки опали, зеленые завязи набухли и стали расти, увеличиваясь с каждым отрезком времени, приобретая  желтоватый цвет  спелых плодов. 
С неба за рождением нового Священного дерева внимательно следила  Красная мать. Оми отвела взгляд от её лица, посмотрела на соплеменников и удивилась. Они казались такими маленькими с высоты её нынешнего роста.
«Берите!» - прошелестела Оми, и, тряхнув веткой, уронила  на землю первый плод.
Люди, подхватив корзины, кинулись к дереву. Кто-то полез наверх, пополз по толстым сучьям, срывая плоды,  и кидая их вниз. Оставшиеся внизу собирали урожай, наполняя корзины, и одновременно набивали рты едой. Оми улыбнулась, глядя,  как её младший сын подхватил плод, и, сорвав толстую светлую кожуру, впился в мучнистую мякоть крепкими зубами. Прыгающие под деревом собаки глотали брошенные людьми очистки.
Только Уынам стоял в стороне, прижимая к груди одежду жены и  глядя на вознёсшееся к небесам спасительное дерево. Мимо него, согнувшись под тяжестью ноши,  вереницей потянулись соплеменники.
- Уынам! – позвал охотника  старейшина, тащивший на спине объемистый мешок. – Скоро наступит утро. Иди в пещеры.
- Хорошо,  - ответил охотник.
Мимо, избегая смотреть на отца, прошел Махы с корзиной на спине. За ним, оглядываясь на пустое, обобранное дерево, брели братья, тоже обременённые мешками с плодами.
Когда под деревом никого не осталось, Уынам медленным шагом приблизился и коснулся ствола. Ладонь ощутила знакомое тепло. «Оми», - прошептал охотник.
Она нежно сплела над ним ветви. На самой верхушке, не доступный чужим рукам, висел крупный  плод. Оми согнула ветвь и опустила его в руки Уынама. На шершавой коре склонённого к нему дерева охотник разглядел улыбку жены. Хотя, возможно, это лишь багровые отливы скорого рассвета, заблудившиеся в переплетении ветвей, сыграли шутку с его глазами.
Красная мать и  Желтый отец спрятались за горизонт. Взгляд просыпающегося Небесного охотника закровавил верхушки скал. Оми  тревожно зашелестела, затрясла ветвями, прогоняя Уынама, подстегивая его. И охотник послушался. Он отступил от дерева, завернул последний плод в ткань и  побежал к пещерам.
Оми проводила его ласковым шелестом листьев, уже начавших жухнуть от наползающего жара, и  широко распахнутыми глазами взглянула на восходящее солнце.