Повелитель мух, Глава 10

Глава 10

Раковина и очки


Хрюша напряжённо всматривался и пытался разглядеть приближавшуюся фигуру. В последние дни он заметил, что ему удавалось видеть значительно лучше, если он снимал очки и приставлял оставшуюся линзу к другому глазу. Но и после этой процедуры, посмотрев своим хорошим глазом, Хрюша убедился, что Ральф – это, вне всяких сомнений, действительно Ральф. Вот он шагнул из-под сени кокосовых пальм и пошёл, прихрамывая, грязный, с сухими листьями, свисающими с копны его белокурых волос. Опухшая щека прикрывает заплывший глаз, а на правом колене образовалась большая короста. На мгновение остановившись, Ральф внимательно посмотрел в сторону платформы.

«Хрюша? Ты один тут остался?»

«Ещё маленьких есть немного».

«Ну, они не считаются. Больших нет?»

«А… Сэм-и-Эрик. Они за дровами отправилися».

«Больше никого?»

«Я больше ни про кого не знаю».

Ральф осторожно взобрался на платформу. Грубая трава всё ещё была вытоптана в том месте, где проводились собрания, и хрупкий белый рог всё ещё мерцал у отполированного бревна. Ральф уселся в траву лицом к месту главного и к священному рогу. Хрюша опустился на колени слева от Ральфа, и на долгую минуту между ними повисло молчание.

Затем Ральф прокашлялся и что-то прошептал.

Хрюша зашептал в ответ.

«Чо ты говоришь?»

Ральф повторил вслух.

«Саймон».

Хрюша ничего не ответил, но мрачно кивнул. Они продолжали сидеть, вперив двойной взгляд в скамью главного и в воды блестящей лагуны. Зелёные отблески и яркие солнечные лучи играли на поверхности их грязной кожи.

Наконец, Ральф встал и подошёл к рогу. Обеими руками он заботливо принял рог в руки и опустился на колени, облокотившись на ствол павшего дерева.
 
«Хрюша?»

«А?»

«Что нам делать?»

Хрюша кивнул на рог.

«Ну, ты можешь…»

«Созвать собрание?»

При этих словах Ральф резко рассмеялся, и Хрюша нахмурился.

«Ну, ты же сёравно ещё главный».

Ральф засмеялся снова.

«Да. Главный над нами».

«И у меня рог, да?»

«Ральф! Перестань так смеяться. Ну не надо, Ральф! Ну, другие-то чего подумают?»

В конце концов, Ральф замолк. Его трясло.

«Хрюша».

«А?»

«Это был Саймон».

«Ты уже говорил».

«Хрюша».

«Ну?»

«Это было убийство».

«Хватит!» – закричал Хрюша пронзительно, – «Зачем ты это говоришь?»

Вскочив на ноги, он встал перед Ральфом.

«Было темно. И был этот… танец дурацкий. И был гром и молнии, и дождь. Мы просто испугалися!»

«Но я не испугался», – сказал Ральф медленно, – «Я был… я даже не знаю, что со мной было».

«Мы испугалися!» – взволнованно закричал Хрюша, – «Всё, что хочешь могло случиться. И это не было… то, что ты говоришь».

Энергично жестикулируя, он пытался подобрать слова.

«Ох, Хрюша».

Голос Ральфа, низкий и вымученный, заставил Хрюшу застыть. Наклонившись, он просто ждал Ральфа. А тот покачивался вперёд-назад, бережно обнимая рог.

«Разве тебе не понятно, Хрюша? То, что мы сделали…»

«Да он может ещё…»

«Нет».

«Может, он так притворился кабудто…»

Заметив выражение лица Ральфа, Хрюша осёкся на полуслове.

«Ты же оставался снаружи. Снаружи круга. Ты в него не заходил. Разве ты не видел, что мы… что они сделали?»

В голосе Ральфа звучало отвращение и вместе с тем какое-то лихорадочное волнение.

«Разве ты не видел, Хрюша?»

«Ну, видел, но не очень-то хорошо. У меня же теперь только один глаз остался, ты же знаешь, Ральф».

Ральф продолжал раскачиваться.

«Это был несчастный случай», – неожиданно заявил Хрюша, – «Вот что это было. Несчастный случай», – Его голос вновь стал пронзительным, – «Притащился в темноте… зачем он придумал приползать вот так откудова-то из темноты? Он был чокнутый. Он сам напросился!» – Хрюша вновь отчаянно махал руками, –  «Это был несчастный случай».

«Ты просто не видел, что они сделали…»

«Ральф, послушай. Мы должны забыть про это. Ну ничо хорошего не выйдет, если сёвремя думать про это, понимаешь?»

«Мне страшно. Я боюсь. Нас самих боюсь. И я хочу домой. Господи, как я хочу домой!»

«Это несчастный случай» – упрямо твердил Хрюша, – «И всё».

Он коснулся голого плеча Ральфа, и тот вздрогнул от живого человеческого прикосновения.

«И ещё, Ральф»,  –  Хрюша быстро огляделся вокруг и наклонился поближе,  –  «не проболтайся никому, что мы были тама, на этом танце. Сэму-и-Эрику – ни-ни».

«Но мы же были там! Все были!»

Хрюша покачал головой.

«А мы не до конца были. Сёравно в темноте никто не заметил. Ты же сам сказал, что я был только снаружи».

«И я», – пробормотал Ральф, – «Я тоже был только снаружи».

Хрюша торопливо кивнул.

«Ну вот. Мы были снаружи. И мы ничо не делали  и ничо не видели».

Хрюша помолчал, а затем продолжил.

«Будем сами по себе жить, вчетвером…»

«Вчетвером. Но этого мало, чтобы жечь костёр».

«А мы попробуем. Видишь? Я уже его разжёг».

Появились Сэм-и-Эрик, волочившие огромное бревно из леса. Они бросили его в огонь и направились к бухте. Ральф вскочил на ноги.

«Эй! Привет!»

Близнецы остановились на мгновение, а затем пошли дальше.

«Они купаться пошли, Ральф».

«Лучше сразу с этим разделаться».

Близнецы были удивлены, увидев Ральфа. Покраснев, они смотрели в пустое пространство позади него.

«Привет. Мы не ожидали тебя встретить, Ральф».

«Мы тут только что были в лесу…»

«…собирали дрова для костра…»

«…и мы заблудились ночью».

Ральф разглядывал пальцы своих ног.

«Вы заблудились уже после…»

Хрюша принялся тереть линзу в своих очках.

«После пира», –  сказал Сэм сдавленным голосом. Эрик кивнул: «Да, после пира».

«А мы ушли раньше», – торопливо заговорил Хрюша, – «Потому что устали».

«Да, мы тоже…»

«…очень рано ушли…»

«…и очень устали».

Сэм коснулся царапины на своём лбу и поспешно убрал руку. Эрик ощупал свою разбитую губу.

«Да. Мы очень устали», – повторил Сэм, – «И ушли рано. А как там прошёл…»

Невысказанная правда давила тяжёлым грузом. Сэм скривился, и ему удалось произнести неприличное слово:

«…танец?»

Упоминание танца, на котором никто из них не присутствовал, заставило всех четверых мальчиков судорожно вздрогнуть.
 
«Не знаем. Мы ушли раньше».


Роджер совсем не удивился тому, что его попытались остановить, когда он приблизился к перешейку, соединявшему Крепость на Скале с остальной частью острова. Размышляя всю эту ужасную ночь, он так и предполагал, что обнаружит здесь, в самом безопасном месте, по крайней мере, часть племени, которая будет держать оборону против ужасов, населяющих остальной остров.

Резкий голос прозвучал с высоты, оттуда, где едва видимые обломки скал хранили неустойчивое равновесие, лёжа на вершине.

«Стой! Кто идёт?»

«Роджер».

«Проходи, друг».

Роджер пошёл вперёд.

«Ты же сам прекрасно видел, кто я».

«Вождь сказал останавливать всех».

Роджер уставился вверх.

«Ты же всё равно ничего не смог бы мне сделать, если бы я не остановился».

 «Да ну? Заберись-ка и погляди».

Роджер забрался по скале, напоминавшей лестницу.

«Погляди на это».

Под самым верхним из валунов была зажата колода, в которую упирался рычаг из тонкого ствола дерева. Роберт слегка нажал на рычаг, и валун угрожающе загудел. Нажав с полным усилием, он легко мог отправить огромный грохочущий камень вниз на перешеек.  Роджер застыл в восхищении.

«Вот кто настоящий вождь, да?»

Роберт кивнул.

«Да, и он собирается взять нас на охоту».

Роберт качнул головой в направлении далёких шалашей, туда, где в небеса поднималась тонкая струйка белого дыма. Сидя на самом краю скалы, Роджер мрачно осматривал остров и ощупывал пальцами свой шатающийся зуб. Взгляд его остановился на вершине горы, стоявшей вдали, и Роберт поспешил избежать нежелательной темы.

«Он собирается побить Уилфреда».

«За что?»

Роберт с сомнением покачал головой.

«Я не знаю. Он не сказал. Просто разозлился и велел нам связать Уилфреда. Он уже…», – добавил он, захихикав,  – «он уже несколько часов лежит там связанный, ждёт…»

«Но неужели вождь не сказал, почему?»

«Да вроде нет, я не слышал».

Сидя на огромной скале под палящим солнцем, Роджер воспринимал эти вести, как озарение. Оставив зуб в покое, он неподвижно сидел, осмысливая возможности, которые даёт ничем не ограниченная власть. Потом, не сказав ни слова, Роджер спустился вниз на другую сторону утёса и отправился к пещере, где были остальные из племени.

Обнажённый до пояса, там сидел вождь, и лицо его было скрыто слоем белой и красной краски. Члены племени полукругом лежали вокруг него. Только что побитый Уилфред громко сопел где-то позади всех. Роджер присел на корточки рядом с остальными.

«Завтра», – продолжал вождь, – «мы опять пойдём на охоту».

Он поочерёдно указывал копьём то на одного, то на другого из дикарей.

«Кое-кто из вас останется здесь, чтобы заняться пещерой и охранять вход. Я возьму с собой несколько охотников, и мы принесём мясо. А защитники будут смотреть, чтобы сюда не пробрались другие».

Один из дикарей поднял вверх руку, и вождь повернул к нему своё раскрашенное и ничего не выражавшее лицо.

«Но зачем они попытаются пробраться, Вождь?»

Вождь отвечал неясно, но уверенно:

«Они точно попытаются. Они захотят нам всё испортить. Поэтому часовые на входе должны быть внимательны. И потом…»

Вождь замолчал. Все увидели, как пронзительно розовый треугольник показался на раскрашенном лице, прошёлся по губам и спрятался вновь.

«…и потом, чудовище тоже может прийти сюда. Вы же помните, как оно подкралось…»

Лежавшие в полукруге вздрогнули и тихо заговорили между собою, соглашаясь.

«Оно пришло… обратившись. И оно может прийти снова, хоть мы и оставили ему голову от нашей добычи. Так что будьте начеку и помните об этом».

Стэнли отнял плечо от поверхности скалы и вопросительно задрал вверх свой палец.

«Ну?»

«Разве у нас не получилось? Разве нет?»

Скривившись, вождь бросил взгляд вниз.

«Нет!»

Последовала долгая пауза, на протяжении которой каждый дикарь пытался прогнать прочь свои личные воспоминания.

«Нет! Как можно было… убить… его?»

Отчасти обрадовавшись такому ответу, но при этом испытывая страх перед последующими ужасами, которые он подразумевал, дикари зашептались снова.

«Так что отныне гору да обходи  стороной», – торжественно заявил вождь, – «И да оставь для него голову своей добычи, охотник».

Вновь Стэнли взметнул свой палец.

«Наверное, чудовище – оно превращается».

«Может быть», – рассуждал вождь. Прямо на глазах состоялось рождение новой веры, – «В любом случае, нам не следует сердить его. Никто не знает, на что оно способно».

Племя восприняло эту мысль и затрепетало, как пламя под порывом ветра. Вождь обратил внимание на впечатление, которое произвели его слова, и резко встал.

«Но завтра мы отправимся на охоту, и у нас будет пир, когда мы добудем мясо…»

Руку поднял Билл.

«Вождь».

«Да?»

«А чем мы разведём костёр?»

Краску, прилившую к щекам вождя, скрыл слой красной и белой глины. Заметив его неуверенное молчание, племя снова зашепталось друг с другом. Но вот вождь протянул вперёд руку.

«Мы возьмём огонь у других. Слушайте. Завтра мы пойдём на охоту и добудем мясо. Но сегодня ночью я отправлюсь с двумя охотниками…Кто пойдёт со мной?»

Руки подняли Морис и Роджер.

«Морис…»

«Да, Вождь?»

«Где у них костёр?»

«Там, на старом месте, у большого камня».

Вождь кивнул.

«Остальные могут отправляться спать сразу, как сядет солнце. Но мы займёмся делом – я, Морис и Роджер. Мы уйдём до заката…»

Руку поднял Морис.

«Но что будет, если мы встретим…»

Вождь отмёл возражение в сторону.

«Мы пойдём вдоль пляжа. И если оно явится, мы снова исполним наше… наш танец».

«Танец? Втроём?»

Ропот поднялся среди собравшихся, но быстро стих.


Хрюша передал Ральфу свои очки и ждал, когда ему возвратят возможность видеть. Древесина была сырая, и это уже была  их третья попытка зажечь огонь. Поднявшись на ноги, Ральф сказал самому себе:

«Нет, только не ещё одна ночь без костра».

Он виновато оглянулся на троих остальных мальчиков, стоявших рядом. Впервые Ральф признавал, что костёр выполнял двойную функцию. Одна из них, несомненно, состояла в том, чтобы слать в небеса призывную струю дыма, но другая была в том, чтобы обеспечивать мальчикам очаг и уют на время ночного сна. Эрик продолжал дуть на деревяшку, пока она не засияла, и крошечные языки пламени не начали плясать по её поверхности. Тонкая струйка бело-жёлтого дыма потянулась вверх. Вернув себе очки, довольный Хрюша разглядывал дымок.

«Если бы только мы могли сделать радиоприёмник!»

«Или самолёт…»

«…или лодку».

Ральф углубился в свои блекнувшие знания об окружающем мире и выдал:

«Нас же тогда коммунисты могли бы в плен взять».

Эрик откинул назад густые волосы.

«Лучше уж к ним, чем…»

Он не стал называть менее предпочтительных пленителей, но Сэм завершил фразу за него, кивнув головой по направлению вдоль пляжа.

Ральф вспомнил нескладную фигуру на парашюте.

«Он же что-то говорил про мертвеца».

Совершив это нечаянное признание в том, что он присутствовал на танце, Ральф резко покраснел. Затем он соскочил и, двигаясь всем телом, закачался и замахал руками, обращаясь к дыму с призывом:

«Нет! Нет! Не останавливайся! Вверх! Вверх!»

«Дым становится тоненький».

«Надо ещё дров, хотя бы сырых».

«Моя астма…»

Ответ прозвучал машинально:

«Опять ты со своими ластами».

«Еслив я начну ещё и брёвны тягать, то мне очень плохо станет из-за астмы. Мне очень жалко, Ральф, но это же правда».

В конце концов, они втроём сходили в лес и принесли по охапке гнилых веток. Дым снова потянулся вверх, жёлтый и густой.

«Надо бы перекусить».

Все вместе они направились к фруктовой роще, с копьями наперевес. Почти не обменявшись ни словом, ребята поспешно набили животы, и, когда они снова вышли из леса, солнце уже садилось, и лишь угли светились в костре, а дыма не было вовсе.

«Я больше не могу идти за дровами», – заявил Эрик, – «Я устал».

Ральф прокашлялся.

«Но наверху-то жечь костёр было ещё тяжелее».

«Наверху он был маленький. А тут приходится делать большой».

Ральф подбросил ветку в костёр и стал наблюдать, как дым поднимается вверх на фоне сумеречного неба.

«Но ведь мы должны поддерживать костёр».

Эрик упал на землю.

«Но я слишком устал. Да и что толку?»

«Эрик!» – закричал потрясённый Ральф, – «Не говори так!»

Сэм опустился на колени рядом с Эриком.

«Ну, правда… что толку?»

Возмущённый Ральф пытался припомнить. Было же что-то хорошее про костёр. Что-то очень-очень важное и хорошее.

«Ральф же вам столько раз говорил», – вмешался угрюмый Хрюша, – «Как мы можем спастися отсюдова без костра?»

«Конечно! Если у нас не будет дыма…»

Ральф сел перед ребятами на корточки в сгущавшихся сумерках.

«Разве вам не понятно? Ну, какой смысл мечтать про радиоприёмники и про лодки?»

Протянув вперёд руку, он сжал её в кулак: «Чтобы спастись из этой беды, у нас остался только один выход. Кто угодно может играть в охоту, кто угодно может мясо добывать…»

Ральф переводил взгляд и смотрел в лицо то одному, то другому из них. Но затем, именно в тот момент, когда он был так уверен и напорист, знакомая завеса с шумом опустилась в его сознании, и он сам позабыл, к чему клонил всё это время. Опустившись на колени, так и стоял он, сжав кулак и переводя серьёзный взгляд с одной тёмной фигуры на другую. Но вот завеса вновь взмыла вверх.

«Ах да. Вот поэтому нам нужен дым, и как можно больше…»

«Но мы не можем его поддерживать! Ты только посмотри!»

Костёр умирал прямо на глазах.

«Если дежурить у костра по двое», – сказал Ральф наполовину самому себе,  – «то это будет двенадцать часов в день».

«Но мы больше не можем идти за дровами, Ральф…»

«…только не в темноте…»

«…только не ночью».

«Мы можем разводить его каждое утро», – предложил Хрюша, – «Сёравно никто не увидит дым ночью».

Сэм энергично закивал.

«Теперь-то так можно, когда костёр больше…»

«…не наверху».

Ральф встал на ноги, чувствуя себя необычайно беззащитным перед надвигавшейся тьмой.

«Ну, пусть тогда костёр горит хотя бы эту ночь».

С этими словами Ральф направился к первому шалашу, изрядно потрёпанному, но ещё державшемуся. Пол внутри устилали листья, сухие и громко шуршащие при каждом прикосновении. Слышно было, как в следующем шалаше один из маленьких говорил во сне. Четверо оставшихся больших забрались в шалаш и зарылись в листья. Близнецы лежали рядом, а Ральф и Хрюша – у противоположной стены. Некоторое время слышно было только непрерывное шуршание листьев, шумевших оттого, что мальчики пытались устроиться поудобнее.

«Хрюша».

«Да?»

«Всё в порядке?»

«Вроде бы».

В конце концов, шалаш погрузился в полную тишину, нарушаемую лишь случайными шорохами. Входной проём стоял перед ними, чёрный, продолговатый и украшенный блестящим стеклярусом, а со стороны моря доносился гулкий шум волн, разбивавшихся о коралловый риф. Ральф приступил к своей еженощной игре «вот если бы только».

Вот если бы только они отправлялись сейчас домой на реактивном самолёте, и тогда уже утром они приземлятся в том самом аэропорту в Вилтшере. Оттуда они поедут на машине. Нет, чтобы всё было идеально, они поедут на поезде прямо в Девон, чтобы опять жить в том коттедже. И, конечно, одичавшие пони придут вновь и будут смотреть через ограду…

Ральф беспокойно перевернулся в сухой листве. Дартмур  – он диковат, да и пони тоже. А дикость уже успела утратить для Ральфа свою привлекательность.

Мысли его покатились дальше, и теперь он уже склонялся к идее о маленьком и ручном городке, где не было места ничему дикому. Вот, например, что может быть безопаснее, чем автостанция со всеми её огнями и большими колёсами?

И вот уже в своих мечтаниях Ральф плясал вокруг ярко горящего фонаря с наименованием автобусного маршрута. А со стороны автостанции выползал автобус, и довольно странный…

«Ральф! Ральф!»

«Ну что?»

«Перестань так шуметь, пожалуйста…»

«Извини».

Из тьмы в дальнем углу шалаша до них донёсся страшный стон, заставивший их в страхе разметать листья. Это дрались Сэм и Эрик, заключив друг друга в объятья.

«Сэм! Сэм!»

«Эй…Эрик!»

Всё быстро стихло опять.

Хрюша тихо обратился к Ральфу.

«Выбираться нам отсюдова надо».

«В каком смысле?»

«В смысле, спастися отсюдова».

Несмотря на надвигавшийся мрак, Ральф впервые рассмеялся за сегодняшний день.

«Я серьёзно», – продолжал шептать Хрюша, – «Еслив мы не отправимся домой поскорее, то мы просто спятим тута».

«Тронемся».

«Свихнёмся».

«Чокнемся».

Ральф убрал с глаз спутанные пряди мокрых волос.

«А ты напиши письмо тёте своей».

Хрюша всерьёз задумался над этим предложением.

«Ну, я не знаю, где она теперь. И у меня нету конверта, и марки нету. И тута почтового ящика нету, и почтальон не ходит».

Впечатление от успеха этой маленькой шутки переполняло Ральфа. Смех становился неконтролируемым, Ральф трясся всем телом, и плечи его дрожали.

С чувством оскорблённого достоинства Хрюша поспешил упрекнуть Ральфа:

«Я ничо не сказал такого смешного».

Несмотря на уже начавшуюся боль в груди, Ральф по-прежнему продолжал смеяться. Очередной приступ смеха душил его, а потом он падал в изнеможении, затаив дыхание и с тревогой ожидая следующего сдавливающего спазма. Во время одной из таких пауз Ральфа, наконец, настиг сон.

«Ральф, ты опять шумишь. Помолчи, Ральф…потому что».

Ральф поднялся среди листьев. На этот раз у него были причины быть благодарным  за то, что сон его оказался прерван, ведь автобус уже успел приблизиться, и его стало видно лучше.

«Почему это… потому что?»

«Тихо! Послушай».

Ральф аккуратно прилёг под аккомпанемент долгого сухого вздоха со стороны листвы. Эрик простонал что-то и успокоился. За исключением усыпанного звёздами входного проёма, тьма вокруг была непроницаема, как плотное одеяло.

«Я ничего не слышу».

«Там чота двигалось снаружи».

Ральф почувствовал покалывание на коже головы. Шум собственного пульса заглушил все прочие звуки, но потом стал тише.

«Всё равно ничего не слышу».

«Ты слушай. Слушай подольше».

Совершенно ясно и отчётливо услышали они, как хрустнула ветка на расстоянии всего лишь около одного ярда от задней стенки шалаша. Кровь зашумела у Ральфа в ушах, и смутные образы замелькали в его воображении, сменяя друг друга. Существо, являющее собой олицетворение всех этих страшных образов, бродило сейчас вокруг их убежища. Ральф почувствовал голову Хрюши у своей груди и ощутил на себе отчаянную хватку его руки.

«Ральф! Ральф!»

«Заткнись и слушай».

В отчаянии Ральф молился про себя, чтобы чудовище предпочло кого-нибудь из маленьких.

Снаружи раздался страшный шёпот:

«Хрюша… Хрюша…»

«Оно пришло!» – выдохнул Хрюша, – «Оно взаправду есть!»

Он вцепился в Ральфа и широко раскрывал рот, задыхаясь.

«Хрюша, выйди наружу. Ты мне нужен, Хрюша».

Губы Ральфа были у самого хрюшиного уха:

«Не говори ничего».

«Хрюша… где ты, Хрюша?»

Что-то задело стенку шалаша. Хрюша оставался неподвижен, но затем с ним случился приступ его астмы. Он изогнулся назад и всем телом плюхнулся в листья. Ральф откатился от него прочь.

Затем из входного проёма шалаша раздалось злобное рычание, и живые существа, толкаясь и падая, вломились внутрь. Кто-то споткнулся о Ральфа, а в хрюшином углу завязалась возня, мелькали конечности и слышались удары. Ральф бил изо всей силы, а затем он и, казалось, ещё дюжина других людей вместе упали и покатились по земле, кусая, царапая и нанося удары друг другу. Кто-то рвал и тряс Ральфа, он почувствовал чьи-то пальцы у себя во рту и укусил их. Рука незнакомца отпрянула, но словно поршень вернулась назад, сложившись в кулак и нанеся сильный удар, а шалаш мгновенно залился ярким светом. Подавшись в сторону, Ральф навалился боком на какое-то извивающееся тело и почувствовал чьё-то горячее дыхание у своей щеки. Орудуя сжатым кулаком, как молотом, Ральф принялся наносить удары по губам внизу, и, войдя в раж,  он продолжал бить с нарастающей силой, пока, наконец, избиваемое лицо не стало скользким. Между ног Ральфа, согнувшись, резко выросло колено, и ему пришлось упасть в сторону, потеряв интерес ко всему, кроме собственной боли, а драка всё продолжалась вокруг. Наконец, наступил яркий финал, когда рухнул шалаш, и безымянные тени принялись бороться в поисках выхода. Тёмные силуэты выскочили из-под развалин и умчались прочь, подальше от криков маленьких и судорожных хрюшиных вздохов.

Ральф выкрикнул дрожащим голосом:

«Маленькие, ложитесь спать! Мы просто подрались с другими. А теперь всё, спите!»

Сэм-и-Эрик подобрались поближе и уставились на Ральфа.

«А вы двое в порядке?»

«Кажется да…»

«…мне здорово досталось».

«Мне тоже. Как там Хрюша?»

Вытащив Хрюшу из руин, они прислонили его к стволу дерева. Ночь была прохладной, а её пронзительные ужасы остались позади, и Хрюше дышалось немного легче.

«Тебе больно, Хрюша?»

«Не очень».

«Это был Джек со своими охотниками», – с горечью сказал Ральф, – «Никак не могут оставить нас в покое».

«Но мы же им тоже наваляли, будь здоров», – ответил Сэм. И врождённая честность заставила его добавить: «Ну, по крайней мере, ты, Ральф. Я-то немного завозился в другому углу».

«Да, одному от меня досталось», – отвечал Ральф, – «Я его вздул как надо. Теперь не скоро надумает с нами драться».

«И я тоже одного вздул» , – вставил слово Эрик, – «Когда я проснулся, он пинал меня в лицо. У меня, наверное, всё лицо в крови, Ральф. Но в конце я дал ему сдачи».

«И что ты сделал?»

«Я поднял колено», – ответил Эрик простодушно и гордо,  – «и ударил его прямо по шарикам. Вы бы слышали, как он завыл! Тоже теперь не скоро к нам сунется. В общем, мы неплохо справились».

Ральф неожиданно вздрогнул во мраке, но в тот же момент услышал, что Эрик что-то нащупывает пальцами у себя во рту.

«Что такое?»

«Просто зуб шатается».

Хрюша подобрал ноги.

«С тобой всё хорошо, Хрюша?»

«Я-то думал, что они хочат рог забрать».

Ральф побежал по белому пляжу и запрыгнул на платформу. Рог всё так же мерцал, лёжа у бревна главного. Поглядев на него немного, Ральф вернулся к Хрюше.

«Нет, рог они не забрали».

«Я знаю. Они не за рогом приходили.  А за кое-чем другим. Ральф… чо мне теперь делать?»

Далеко, у песчаного мыса, в сторону Крепости на Скале вдоль берега быстро шагали три фигуры. Они держались подальше от опушки леса и поближе к берегу. Иногда они тихонько пели, а иногда кто-то из них делал колесо у подвижной светящейся кромки воды. Их вёл вождь, бежавший ровным шагом и торжествовавший из-за очередного своего подвига. Став теперь вождём по праву, и чувствуя это, он то и дело наносил в воздух разящие удары своим копьём. И в левой руке его болтались сломанные хрюшины очки.