Комментарии к Документам от 1 декабря 1934 года

Постановление Президиума ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года

http://www.proza.ru/2018/03/21/553
http://www.proza.ru/2018/03/21/563

Постановление Президиума ЦИК Союза ССР 1 декабря 1934 года было принято немедленно после убийства С.М. Кирова. Это событие стало толчком к постепенному развертыванию массового террора в СССР, в том числе против коммунистов. Чувствуя нарастание недовольства своей политикой в партии и обществе, Сталин решил использовать террор в качестве средства укрепления своей власти. Постановление ЦИК Союза ССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик»ввело террор в рамки советского законодательства.

1 декабря 1934 года в здании Ленсовета (Смольный) в Ленинграде был убит С.М. Киров — первый секретарь Ленинградского губкома и Северо-Западного бюро ЦК ВКП (б), член Политбюро ЦК ВКП (б), член Президиума ЦИК СССР, избранный в 1934 году секретарем ЦК партии, один из ближайших соратников Сталина, пользующийся популярностью в партии.

Сталин в дальнейшем доказывал, что Киров пал жертвой заговора троцкистов. Троцкий же, в свою очередь, выдвинул версию о причастности самого Сталина к убийству. На ХХ съезде партии эту точку зрения поддержал Хрущев. Говорилось о пособничестве убийце, о плохо организованной охране главы ленинградских коммунистов. По этой версии, не получившей надежных подтверждений, Киров являлся соперником Сталина в партийном руководстве. Если Сталин организовывал убийство Кирова, то постановление 1 декабря был заранее продуманной мерой. Однако те авторы, которые отрицают доказательность этих обвинений, считают, что Сталин просто воспользовался ситуацией, и постановление было экспромтом.
Узнав о выстреле, Сталин проговорил одно слово: «Шляпы!». Немедленно сформированная группа высших партийных руководителей под строжайшей охраной выехала в Ленинград.

Перед отъездом лидеры партии написали и оперативно (в тот же день — 1 декабря) приняли постановление Президиума ЦИК Союза ССР о борьбе с терроризмом. Официально оно было направлено против проявившегося в Ленинграде террористического подполья. Сталин принимал участие в составлении документа. Его текст не позволяет согласиться с авторами, утверждающими, что Сталин заранее подготовил этот документ, организуя убийство Кирова. Постановление написано явно второпях, его формулировки непродуманны, рассчитаны скорее на пропагандистский эффект, чем на применение, вышедший в печать документ не имеет даже названия. Позднее, когда ситуация в главных чертах прояснилась, было принято постановление — «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», которое существенно конкретизировало написанный 1 декабря документ. Хотя постановление, как и первый документ, датировано также 1 декабря, но было напечатано позднее.

Авторы попытались привести его в соответствие с юридическими нормами того времени. Если постановление Президиума ЦИК 1 декабря предусматривает ведение дел обвиняемых ускоренным порядком, то в документе, опубликованном 5 декабря, появляется конкретный срок следствия по делам о террористических актах против работников Советской власти — не более десяти дней. Появляется положение о вручении обвиняемым обвинительного заключения, но с оговоркой — за одни сутки до рассмотрения дела в суде. Чрезвычайный характер постановления подтверждает положение о том, что дело слушается без участия сторон. Когда у Сталина было время для подготовки судебных процессов над его врагами, то в спектакле участвовали и адвокаты (как в московских процессах 1936-1938 годов). 1 декабря 1934 года Сталин не был уверен, что у него есть такая возможность. Постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик» юридически более выверено. Еще жестче изложен вопрос о помиловании по этим делам. Вопросы, касающиеся обжалования решения суда, не получили отражения в первом документе.

Если в первом документе Президиум ЦИК не считает возможным принимать ходатайства о помиловании к рассмотрению, и судебным органам предписывается «не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании», то более юридически грамотно сформулированное второе постановление гласит, что вообще не допускается никакая подача ходатайств о помиловании, а равно как и никакое кассационное обжалование приговоров. В обоих документах приговор к высшей мере наказания приводится в исполнение немедленно после вынесении приговора. В постановлении «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик» появляется также и понятие террористическая организация. В момент выхода в печать этого документа уже был взят курс на то, что Кирова убил не одиночка. Этот порядок, упрощавший процедуру разбирательства по делам «о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти» действовал до 1956 года.

Цель постановления историки объясняют по-разному. Если Сталин — организатор убийства Кирова, то документ нужен для того, чтобы уничтожить неудобных свидетелей. Если трагедия в Смольном оказалась для него неожиданностью, то постановление позволяет организовать массовые репрессии против всех подозреваемых. Пусть даже пострадают и не виновные, главное — чтобы «ни один участник террористического подполья» не ушел от ответственности. С помощью постановления можно также воздействовать на обвиняемого, угрожая применить к нему всю беспощадность документа, с целью добиться нужных показаний, например, о связях с лидерами подпольной оппозиции.

Кирова убил бывший партийный работник Леонид Николаев. Он несколько месяцев вынашивал планы убийства. В октябре 1934 года он был задержан у квартиры Кирова. Николаев объяснил свой визит желанием устроиться на руководящую работу (он был уволен из Института истории партии, с должности инструктора по приему документов). У Николаева был найден пистолет, который принадлежал ему законно со времен Гражданской войны. Его отпустили.

1 декабря Николаев в Смольном пытался, правда безуспешно, получить билет на собрание партийного актива, где должен был выступать Киров. Сам же Киров в этот день не должен был присутствовать в Смольном, но изменил свои планы, заехал не надолго.

Все это выглядит либо как цепь совпадений, либо как результат заговора. Впечатление о наличии заговора либо Сталина, либо оппозиции, усиливается в связи с гибелью охранника Кирова Борисова. В заключительном слове на XXII съезде КПСС Хрущев отмечает, что видимо не была случайностью смерть Борисова, охранника Кирова. Он погиб в результате автокатастрофы, по дороге на допрос 2 декабря. У автомобиля, перевозившего охранника, сломалась рессора, машина ударилась о стену дома. Сидя у борта грузовика, Борисов получил смертельный удар о стену дома. Смерть охранника вроде бы подтверждала, что за спиной Николаева стоит разветвленный заговор, проникший даже в НКВД. И если сейчас доступные факты позволяют склоняться к версии о трагической случайности, то в декабре 1934 года поверить в нее было невозможно.

Сталин лично допросил Николаева. Тот утверждал, что убийство он подготовил один, и никто не был посвящен в его планы. На допросе 1 декабря убийца объяснил свои мотивы оторванностью от партии, положением безработного и отсутствием материальной помощи от партийных организаций. Николаев надеялся, что его выстрел может стать политическим сигналом перед партией, что отдельные государственные лица несправедливо относятся к отдельному живому человеку. По одной из версий у Николаева были мотивы лично ненавидеть Кирова из-за гипотетического романа с женой Николаева Мильдой Драуле.

Но основные мотивы, зафиксированные в дневнике Николаева — все же социальные. Николаевым владело отчаяние. Из личных мотивов вытекали политические. В своем «Политическом завещании» («Мой ответ перед партией и отечеством»), он писал, что, являясь солдатом революции, не боится смерти, что он на все готов и ведет подготовление подобно А. Желябову (лидер революционной террористической организации «Народная воля»).

По данным НКВД в это время в стране были распространены террористические настроения среди людей, стремившихся подражать народовольцам. Было много и тех, кто пережив тяжелые годы революции, Гражданской войны, оказался не у дел, был озлоблен, неуравновешен, а, учитывая, что после Гражданской войны многие политически активные коммунисты были вооружены, угроза террористических актов была вполне реальной. Сигналы об этом партийное руководство получало давно. Пользуясь связями среди товарищей по партии, многие разочарованные вчерашние пламенные борцы революции могут встретиться с известными вождями ВКП(б) и выстрелить в кого угодно — в Сталина, в его ближайших единомышленников. Случай с Николаевым показал: вычистить этих опасных людей из партии, из правящей элиты — это, оказывается, не решение проблемы, а только ее обострение. Выстрел Николаева стал следствием социального явления – слоя людей, боровшихся за укрепление коммунистического режима, но не нашедших своего места в новых социальных условиях. Этот слой был питательной средой оппозиционных настроений.

Николаев сообщников не выдавал. Следователи столкнулись с человеком, находившимся в тяжелом психологическом состоянии: то и дело он впадал в истерику, а вслед за этим молча сидел, глядя в одну точку. Сталин не верил, что Николаев – одиночка, и руководил дознанием: «кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему - все расскажет и покажет». Раз за Николаевым стояла организация, лучше всего на эту роль подходили зиновьевцы – остатки ленинградской левой оппозиции 20-х годов. Николаев во многом повторял лозунги левой оппозиции, которая в Ленинграде была представлена в первую очередь последователя Г. Зиновьева. Конечно, Николаев мог и сам дойти до тех же несложных выводов, как и лозунги левых оппозиционеров. Но логичнее было бы предположить, что его идейная эволюция происходила под влиянием оппозиционных взглядов, циркулировавших в северной столице. Пока Николаев был доволен жизнью, он, как и большинство партийного актива, поддерживал генеральную линию. Столкнувшись с жизненными трудностями, Николаев начал повторять аргументы оппозиции. После первой пятилетки такую эволюцию прошли миллионы людей. Даже если организации террористов нет, есть оппозиционная организованная среда, которая вырастила фанатика-террориста. После теракта эту среду Сталин решил выкорчевать – и не только в Ленинграде.

17 декабря «Правда» утверждала, что убийца подослан «подонками» из бывшей зиновьевской оппозиции. Следствие приступило к арестам знакомых Николаева. Естественно, среди них было немало зиновьевцев — недовольных ленинградских коммунистов. В дневнике Николаева упоминался известный зиновьевец И. Котолынов и троцкист Н. Шатский. Перемежая  признания с попытками самоубийства, Николаев 6 декабря подтвердил участие в заговоре Котолынова и Шатского.
Следствие разрабатывало и другие версии, в том числе «зарубежную» и «белогвардейскую». Вскоре после убийства были расстреляны 103 «белогвардейца». Это вызвало недовольство Сталина. Секретарь ЦК Н. Ежов рассказывал, что Сталин указал искать убийц Кирова среди зиновьевцев. 6 декабря схема следствия под давлением «сверху» сложилась: существовало два центра — в Ленинграде и Москве. Во главе «Московского центра» стоят бывшие оппозиционные лево-коммунистические лидеры Г. Зиновьев и Л. Каменев.

Следственной группе во главе с заместителем наркома внутренних дел Я. Аграновым удалось убедить Николаева в том, что он может выполнить еще одну важную «миссию» — разгромить зиновьевцев. Николаев не принадлежал к оппозиции, враждебность к Кирову не исключала неприязни и к Зиновьеву.

После 8 декабря Николаев «сломался» и стал давать показания о группах Котолынова и Шатского, которые якобы готовили покушение на Кирова. Он часто путался в показаниях, но НКВД не обращало на это внимания — нужно было скорее отчитаться о раскрытии заговора оппозиционеров. Сталин тоже не стал вникать во все нюансы дела, окончательно уверившись, что зиновьевская версия оказалась правильной.

Постепенно из знакомых Николаева в следственных бумагах сложился «ленинградский центр», в который НКВД на начальном этапе следствия включило 14 человек. Трое согласились сохранить себе жизнь ценой признания в причастности к убийству (возможно, кто-то что-то слышал от Николаева о его планах, что уже означало «причастность»). Остальные арестованные (кроме Шатского) тут же признали, что участвовали в подпольной оппозиционной зиновьевской группе, но причастность к убийству категорически отрицали, подтверждая при этом, что руководители их организации постоянно указывали, что все зло исходит от нынешнего руководства Сталина, Молотова, Кагановича и Кирова.

С 10 декабря начались аресты оппозиционеров, которые уже не были лично знакомы с Николаевым. Пресса все чаще произносило слово «двурушничество». «Двурушниками» называли зиновьевцев и тех троцкистов, которые заявили о своем разрыве с оппозицией, а на самом деле продолжали вести оппозиционную деятельность. 18 декабря было разослано секретное письмо ЦК парторганизациям «Уроки событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова». В нем о зиновьевцах говорилось, что они стали на путь двурушничества, как главного метода своих отношений с партией, а в отношении двурушника нельзя ограничиваться исключением из партии, — его надо арестовать и изолировать, чтобы помешать ему подрывать мощь пролетарской диктатуры. Зиновьев и Каменев были арестованы 16 декабря. С 18 декабря пресса называет их «фашистским отребьем».
Всего было арестовано 843 бывших зиновьевцев (вероятно, только часть из них продолжала в 30-е годы вести осторожную оппозиционную пропаганду). Ленинградские «зиновьевцы», которых органы не включили непосредственно в террористический центр, проходили по делу «Ленинградской контрреволюционной группы Сафарова, Залуцкого и других».
Руководителем «ленинградского центра» был признан И. Котолынов, один из лидеров ленинградского комсомола до 1925 года, исключенный XV съездом из партии и после «признания ошибок» восстановленный в 1928 году, он стал руководителем факультетского партбюро в Ленинградском индустриальном институте. Как и большинство зиновьевцев, он не порвал связей с группой единомышленников, решивших действовать изнутри партии.

Котолынов был настолько потрясен убийством, что просто не счел возможным скрывать существование подпольного зиновьевского кружка. После того, как следствие убедило его в том, что Николаев вращался в кругу зиновьевцев, где «культивировались озлобленные настроения против партруководства и которые могли объективно среди горячих голов породить террористические настроения», Котолынов сделал признание, что его организация несет политическую и моральную ответственность за выстрел Николаева, т.к. ими создавались такие настроения, которые объективно должны были привести к террору в отношении руководителей партии и правительства. Как активный член этой организации он также лично несет за это ответственность. На суде Котолынов подтвердил, что слышал от Зиновьева о Сталине, что «лучше бы его не было». У арестованных зиновьевцев нашли старые оппозиционные листовки, завещание Ленина, платформу Рютина, оружие, хранившееся с гражданской войны, в том числе без регистрации.

Надежду на жизнь подсудимым давало только полное «разоружение перед партией». Котолынов всячески демонстрирует, что ему нечего скрывать. Он во всех подробностях рассказывает о политическом подполье, но категорически отрицал соучастие в убийстве. Он доказывал, что почти не общался в Николаевым в 1930-е годы и признавал разве что моральную ответственность зиновьевского течения за настроения Николаева. На процессе 28-29 декабря Котолынов снова подтвердил свою моральную ответственность, но не соучастие в убийстве.

Сталин, следивший за ходом следствия, возможно понимал, что ленинградские зиновьевцы не были организаторами убийства. Но репрессивная машина была запущена, и ее остановка означала бы триумф невиновных Зиновьева и Каменева, унижение Сталина и невозможность расправится со средой, порождающей радикальные оппозиционные настроения. Сталин решил не отступать. Все обвиняемые были расстреляны.

Выслушав приговор, Николаев кричал, что его обманули. Перед расстрелом Котолынова Агранов и Вышинский спросили его: «Вас сейчас расстреляют, скажите все-таки правду, кто и как организовал убийство Кирова». На это Котолынов ответил, что весь этот процесс — чепуха. Людей расстреляли, и все они, за исключением Николаева, ни в чем не повинны. 16 января 1935 года на процессе «Московского центра» Зиновьев и Каменев получили десять и пять лет лишения свободы. Это было только начало. В течении нескольких месяцев, последовавших за убийством Кирова, в Ленинграде было арестовано до 40 000 человек.
По указанию Сталина НКВД развернуло широкомасштабное расследование, призванное разоблачить и уничтожить всех скрытых оппозиционеров в партии. Постановление 1 декабря 1934 года активно применялось при проведении террора во второй половине 1930-х годов. Оно сохраняло силу до ХХ съезда КПСС.

Источник: http://doc.histrf.ru/20/postanovlenie-prezidiuma -tsik-sssr-ot-1-dekabrya-1934-goda/