Радиоволна

Из серии "Байки старого охотника"

Байка седьмая.

- Ужасы всякие тут рассказываете. - пробормотал изрядно захмелевший Пётр Васильевич. - Я теперь всю ночь не усну. Бояться буду.
Фёдор Андреевич усмехнулся в усы и похлопал товарища по плечу.
- Что-то ты, Петро, совсем слабым стал. Всего ничего выпили, а ты уже кривой, как турецкая сабля.
Пётр Васильевич икнул и попытался сфокусировать взгляд на собеседнике. Не справившись с этой задачей, он, махнув рукой, заявил:
- Это потому, что я не пьющий. Вам, алкашам, хорошо. Вы самогон, как газировку хлещете, а мне, с непривычки, тяжко. Придумали тоже - с утра бухать. Нет бы вечера дождаться.
- Ну ты жук! - захохотал Фёдор Андреевич. Он отложил трубку и встал из-за стола. - Ладно. Я сейчас пельменей отварю. Горяченькое тебя быстро протрезвит. Бульончику, опять же, похлебаешь.
- Хорошая мысль. - одобрил Петро. - Пельмешки кстати будут. А я пока трубку твою покурю. Не возражаешь?
И, не дожидаясь разрешения, он, тщательно протерев мундштук грязным платком, сунул трубку в рот и затянулся. Тут же глаза его сошлись на переносице, лицо позеленело, и Пётр Васильевич зашелся сильным кашлем, чем немало повеселил хозяина трубки.
- Ой, Петька, как был ты балбесом, так и остался. - посмеивался Фёдор. - Уже помирать пора, а ты всё дурачишься.
- Это потому, что некурящий я! - оправдывался Пётр. - Я вообще человек со всех сторон положительный, а вы тут сидите, курите, пьёте и на меня плохо влияете. Ты там варишь пельмени и вари давай. А я пока Сане историю расскажу.
То ли табачный дым так повлиял, то ли кашель, но Петр Васильевич заметно протрезвел. Он поерзал немного, устраиваясь поудобнее, и начал свой рассказ:
- Жили, значит, в наших краях два друга, два охотника. Одного Антоном звали, а другого Василием. Дружили они ещё с малолетства. Так друг за друга стояли, как родные братовья не стоят. В школе за одной партой сидели. Потом и в армию вместе пошли. Два года в связистах оттрубили. Такие рукастые парни были, что их хотели дальше служить оставить. Они ни в какую. И в городе им предлагали работать, в телеателье, ремонтом,значит, заниматься, но друзья и от этого отказались. А ведь в советское время на ремонте электроники всякой можно было большие деньжищи заколачивать. Однако ребят вся эта суета городская не прельстила. Душа у них к тайге прикипела, домой рвалась. Вернулись они в родную деревню и в охотники подались. Промыслом, значит, занялись.
Выделили им два дальних участка за Угрюмой сопкой, и занялись друзья их обустройством. Первым делом, конечно, избы поставили. Сначала Антохе на его участке, а потом и Ваську. Бывалые охотники посмеивались над ними:
- Вы по что раздельно жить-то собираетесь? Поставили бы на границе участков добротную избу, да жили бы неразлучно.
- Да это временно. - вторили им другие зубоскалы. - Вот зима придет, метель завьюжит и они от тоски взвоют. Как же они выдержат - не общаясь. Тогда общие хоромы строить начнут.
Друзья на этих хохмачей внимания не обращали. Занимались потихоньку обустройством, да к зиме готовились. Иногда в райцентр ездили, закупали там провода какие-то, да радиолампы всякие. Бабы, опять же, судачили:
- Нормальные-то охотники солью да порохом запасаются, а эти провода в тайгу тащат. Чего-то неладное удумали.
Так, в заботах и хлопотах, дожили они до осени. А осенью вся деревня ахнула, когда друзья им свою задумку показали. Доказали Антоха с Василием, что не зря они два года государственные харчи ели. Собрали друзья две радиостанции, да два электрогенератора дизельных. В те времена, для наших краев - жуткая диковина. У нас-то и радио одно на всю деревню было, и то у сельсовета на столбе висело.
Ну, короче, все сплетники и зубоскалы языки свои в известное место засунули и завистливо поглядывали на диковинную технику. Друзья же погрузили аппаратуру да припасы на лодки и на свои участки отправились.
Пришла зима. Для промысловика это самая горячая пора. День зимний короток, а делов надо сделать немеряно. Зверь ведь сам себя не добудет. А вечером, при керосинке, этого зверя ободрать надо, да шкурку подготовить. Тут по гостям через сугробы шастать некогда. А Антохе с Васькой шастать-то и не требуется. Они генераторы свои завели, аккумуляторы ГАЗовские зарядили и сидят при свете лампочки, друг с дружкой по рации болтают. Красота.
Два сезона эта красота продолжалась, а на третий сезон беда пришла. В ноябре месяце утоп Васька. Судя по следам - в полынью провалился. Что и как произошло, о том можно только догадываться. Тело так и не нашли. Да и где его найдешь, по до льдом-то.
Беда эта по Антохе больно шандарахнула. Мужики думали, что он в петлю залезет, но нет. Попил с недельку и опять за промысел принялся. И вот, в один вечер, сидит Антоха в своей избе, крутит ручку своей радиостанции. Поймает станцию какую нибудь, послушает пару минут и дальше крутит. Муторно на душе у Антохи. Давит на него смерть товарища. Да так давит, что сердце от натуги лопается. И как-то так само собой вышло, что он настроил приемник на ту волну, где они с Василием общались обычно. И тут, сквозь шорохи и шумы посторонние, услышал Антоха странные звуки. Вроде, как поет кто, но голос такой слабый, что и не различишь толком. Антоха затих, прислушался. Даже дыхание задержал. И точно. Издалека поет кто-то Васькиным голосом. Даже слова в треске помех разобрать можно. “Чёрный ворон… что ж ты вьешься… над моею…”
Антоха вскочил, как ужаленный. Схватил микрофон, орет в него:
- Васька! Братан! Ты живой?
А в ответ ему только треск и тихий голос: “черный ворон… что ж ты вьешься…”
Антоха, не помня себя, накинул тулуп, встал на лыжи и ломанулся к избе друга. Сквозь темень, сквозь заснеженную тайгу. На что надеялся - не понятно. Изба его встретила темными окнами. Он откопал занесенную снегом дверь и вошел внутрь. Щелкнул выключателем, в аккумуляторе оставался заряд и лампочка зажглась. Антоха дрожащей рукой включил радиостанцию и прижался ухом к ледяному наушнику. Шипение, треск и где-то далеко-далеко: “ ты добычи… не дождешься… черный ворон… я не твой…”
Вот с той поры и начались у Антохи проблемы с головушкой. Первое-то время он держался. Цеплялся за реальность, так сказать. На путик выходил, зверя собирал, кулемки по новой настораживал. День на лыжах отмахает, а вечером включит свое радио и ночь на пролет “черного ворона” слушает. И ведь, что характерно - не он один это пение слышал. Заходили к нему охотники, ну попроведовать чтобы, узнать, как состояние. Видели же, что тяжко парню, как его без присмотра оставишь… Так вот, эти охотники тоже пение слышали. И все как один клянутся, что Васькин это голос был.
Со временем перестал Антоха в тайгу выходить. Совсем перестал. Путик замело, соболей в ловушках зверье погрызло, да птицы поклевали. Полное запустение, короче. Мужики его несколько раз пытались в деревню вывезти, а он ни в какую. Сидит, как сыч, возле своей радиостанции, и только по нужде из избы выходит. Видят мужики, что дело совсем худо. Стали тревогу бить. И вот, одним ранним утром, приезжает к Антохе егерь наш тогдашний, Арсений Ляксандрович. Суровый мужик был, царствие ему небесное, и всеми уважаемый. Ему даже старики, которые в тайге родились да пням молились, слова против опасались сказать. Так вот, приезжает, значит, егерь к Антохе и говорит:
- Хватит дуру гнать, парень. Собирай манатки и поедем в деревню. Лучше добровольно давай, чем силой. Ты меня знаешь.
Антоха поглядел на него грустно так, кивнул и отвечает:
- Правда твоя, Арсений Ляксандрович, задержался я тут. Пора уходить. Ты на снегоходе приехал? Слушай, будь другом, сгоняй до Васькиной избы. Забери там рацию его. Пропадет ведь без присмотра. Жалко. А я, пока ты ездишь, свое барахлишко упакую.
На том и сговорились. Часа четыре егерь проездил, а когда вернулся, то Антохи в избе уже не было. Но егерь заприметил свежий лыжный след, что от избы в сторону реки уходил. Рванул Арсений Ляксандрович по следу, и след его к полынье вывел, в которой Васька утоп. У края полыньи лыжи валялись, валенки да тулуп Анохин.
Последними словами проклинал себя Арсений за то, что купился на такую детскую уловку, но изменить уже ничего нельзя было. Парень свой путь сам выбрал.
Вернулся егерь в Антохину избу, а сам места себе найти не может. Жалко ему парня, хоть тот и дураком был. И тут Арсению на глаза радиостанция попалась. Стоит, огоньками светится. Антоха, уходя, не выключил ее. Ну, егерь наушник к уху-то и приложил, а там, сквозь шум и треск помех, два мужских голоса печально так поют: “ черный ворон… что ж ты вьешься…”
Чего так смотришь? Не веришь? Думаешь, что дед спьяну околесицу несет? Так эту историю легко проверить. Они ведь и по сию пору поют. Бери рацию и отправляйся за Угрюмую сопку. Там, если нужную волну поймать, до сих пор можно различить в шуме помех печальные голоса двух друзей. “Черный ворон… что ты вьешься… над моею головой… ты добычи не дождешься… черный… ворон… я… не… твой…”