Не выходи из...

          Погода была мерзкой. Именно о такой, наверное, писал когда-то Бродский:

«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?»

          Я курю, правда, не «Шипку»… Но это мало что меняет.

«Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более – изувеченным?»

          И сегодня очень не хотелось никуда идти. Хотелось остаться дома. Взять заброшенную две недели назад Вирджинию Вулф и вместе с юной Рэйчел продолжить поиски счастья и любви.
          Возможно, кто-то скажет: «Фу, что за сопли?!? В сорок лет надо читать другие книжки и думать о другом». А я считаю, что думать о любви и счастье можно и нужно всегда. Независимо от возраста, цвета кожи, вероисповедания и сексуальных предпочтений.
          Даже в квартире было зябко. Казалось, что молекулы тумана, висящего сплошной, казавшейся неподвижной, но живой, стеной за окном, проникли сквозь перегородки и перекрытия дома и обволакивают влажной массой мебель и вещи. Даже пар от кофе казался прохладным.
          На улице было не лучше. За несколько шагов впереди ничего не видно. Люди шли медленно и осторожно, ощупывая взглядом пространство перед собой, как слепой обстукивает своей длинной палкой окружающий мир. Чувство одиночества зашкаливало: вокруг ни души, только ты и туман.
          Вдруг перед глазами возникла композиция «Рабочие снимают предвыборные плакаты». Как будто чего-то стесняясь. Чтобы меньше народу это видело. В ошмётках грязи, вперемешку со снегом, валялись длинные полоски, которые ещё несколько минут назад величественно и значительно призывали сделать правильный выбор: «Сильный президент – сильная Россия».
          Казалось, что туман (или что это было) с каждой минутой становится всё плотнее и в какой-то момент меня охватила паника. Мне показалось, что я иду не в ту сторону и вход в метро где-то в другом месте. Нет! Здесь…
Я, обычно, недолюбливаю метро с его тёплым и несвежим воздухом и закрытым пространством. Но сейчас, занырнув с разбегу в коричневую пасть подземного перехода, мне было всё равно. Главное, избавиться от назойливых объятий мерзкого тумана.
          Муравьиное царство подземки сегодня мне показалось, даже, забавным. Это если не вглядываться в лица людей, спешащих положить очередной день на алтарь неизвестно чему и кому.

«Не вглядывайся в лица людей.
А лучше, не выходи из комнаты…»

          Мог бы написать кто-то из современных поэтов. Если они ещё не вымерли, как вид. Я вот не представляю, кто может сейчас читать стихи. А если некому читать, то зачем их, тогда, писать?
          Но я не об этом. Раз уж не сработало сегодня одно предостережение, то зачем прислушиваться к внутреннему голосу и опасаться второго? Тем более, что очень тоскливо на душе и постоянно кажется, что проныра-туман вот-вот меня догонит и здесь. Вдруг повезёт, и я поймаю живой заинтересованный взгляд.
          Наконец, подошла электричка. Меня внесли, как безвольную частицу столичного вещества, в вагон, двери закрылись, и приятный женский голос объявил: «Следующая станция – Достоевская».
          Вообще, у меня маршрут тот ещё. Из Марьиной рощи на Крестьянскую заставу. Звучит так, как будто не 21 век на дворе, а времена Ивана Грозного, например. Хорошо, что не проезжаем район Арбата, а то появление опричников сегодня – это, явно, был бы перебор.
          Освободилось место прямо передо мной. Пацан, с чёрным рюкзаком «Nirvana», посмотрел на меня и нерешительно промямлил:

– Присаживайтесь. 
– Благодарю.

          Сидеть было значительно удобней, чем стоять. Можно «потупить» в смартфоне, разглядывая посты ФБ-фрэндов. Можно, закрыв глаза, представлять себе, что ты летишь на мощном катере по морю, берег – всё дальше, волны пытаются сбить с курса, но, постоянно, остаются не у дел, и лишь слегка покачивают из стороны в сторону и тебя, и катер.
          «Стоп! Главное – не уснуть! Со мной уже такое бывало… Предавшись мечтам о лете и отдыхе, можно переборщить и очнуться где-нибудь в Люблино, а то и в Зябликово».
          Надо зацепиться за кого-нибудь взглядом, лучше – за молоденькую симпатичную девушку, и… Как назло, вокруг никого подходящего не было. Вагон опустел: в ближнем углу тихонько сидели и шушукались о своём три женщины-азиатки, напротив – седой старичок читал какую-то многостраничную газету, рядом ехали парни, по виду, студенты.
          «Станция Римская. Переход на станцию Площадь Ильича»: послышалось из динамиков. И тут… вошла она. Римская богиня. Не иначе. Светлый плащ обнимал её тело, как древняя туника. Поясок кокетливо и, одновременно, застенчиво, давал понять, что он здесь не просто так, что у него есть очень приятная миссия – делать этот мир прекраснее. Из-под вязаной шапочки каштановым водопадом струились длинные волосы.
          Меня охватил божественный трепет.
          Этому созданию хотелось служить.
          Хотелось ему поклоняться.
          Хотелось его любить.
          «Что это со мной? Неужели я ещё могу вот так запросто влюбиться с первого взгляда? Эх, была не была…»
          «Станция Крестьянская застава. Переход на станцию Пролетарская».
          «Чёрт! Как не вовремя! Может… Да! Да! Да! Она, тоже, выходит!»
Моё счастье было таким огромным, что готово тут же, прорвав оборону белоснежного купола станции, мгновенно преодолеть пятьдесят метров до поверхности и разорваться разноцветным салютом в сером московском небе.
          Девушка пошла на фиолетовую ветку. Я – за ней. Двадцать лет – долой. Не иду, а лечу, не чувствуя под собой ни ног, ни плит метро. Не видя никого вокруг. Только я и она.
         
- Ты чего меня преследуешь, дура крашеная?
         
- Ты мне понравилась. Хочу познакомиться.
         
- Я не из ваших. Отвали!

***

          Погода была мерзкой. И прав был Бродский:

«За дверью бессмысленно всё, особенно – возглас счастья…»