68. Про любовь и ненависть

Однажды   ехала в автобусе  одна пара,  лет им  около   сорока. Одежды на них вроде бы хорошие  и чистые, а по лицам видно – народ меры в алкоголе не знает.

Мужчина выглядел  не слишком  трезвым, а у женщины лицо в синяках, глаз подбитый, всё  маскировалось косметикой, и что можно было закрасить и замазать,  улучшили, но получилось грубо.  Как известно,   синяки трудно ювелирно скрыть, это надо визажистом-профессионалом быть.

Между собой они разговаривали мало, он  смотрел виновато.

Платила женщина, и столько было на её лице презрения к нему, отвращения или может злобы. Она избегала на него  смотреть. Мужчина же, напротив, вёл себя  раболепно, угодливо, предупредительно. Всё  как-то бросалось в глаза, невольно приковывая внимание  праздно сидящих пассажиров  противоречиями  в поведении в облике. Было понятно,  что они  чем-то связаны между собой.  Парочка вышла  на остановке   посреди  дороги,  и о них можно было бы забыть. Мало ли в эти времена пьяных или  опустившихся ездило – а эти,   хотели или нет, но попадали под  такие  определения. 

Автобус возвращался назад,  когда эта парочка зашла   там же, где вышла.  По времени  прошло где-то  около двух часов,  но какая разница.
Будто другие люди -  мужчина пьяный и куражливый, что-то  говорит громогласно, пытается острить.
От  женщины тоже попахивало вином, и   одежда как бы потеряла чистоту и опрятность. Они вошли последними и  стояли молчком, каждый на особь. 

Кондуктор подошла, но никто из них не пошевелился заплатить.  Первой  заговорила кондуктор и вечное своё тихо:
- Платим.

Несколько секунд безмолвия и бездействия,  как оказалось -  перед бурей.  И женщина вдруг бешено взорвалась:
- Плати, скотина!

«Скотина» начал выворачивать карманы и весёлым голосом приговаривать:
- Плати… плати, а как платить? А нету денег! Денег нет и денег не будет!  Нет,  и не будет! – Заталкивал  карманы обратно,   подчеркивая этой клоунадой   -  не старайтесь и  не надейтесь: денег нет, и хоть всего его выверните, как карманы, ничего не найдете.

Внезапно  женщина,  не обращая ни на кого внимания,  в раскалённой ярости открытой топки,  схватила  своего муженька, а надо заметить,  невидного ни телом, ни лицом, а одеждой  тщедушность не прикроешь, и давай его  с силой трясти, трясти, как половик,  и приговаривать:

- Ищи, скотина! Ищи! Я тебе дала 10 рублей (как раз заплатить за двоих  хватило бы). Куда запрятал? Ищи,  гад! Пьянь! 

  И далее  невообразимое!

Это надо видеть, как она его шустро  и ловко раздела,  и принялась искать несчастную десятку. Все карманы и тайнички в куртке и  в рубашке со штанами проверила, со всех сторон,   все шовчики!  Не впервой, понятно. Штаны с майкой только не снимала.

Этот удивительный цирк  привлёк внимание  пассажиров, народу было столько, что  картину никто не заслонял,  всё выглядело  потрясающе занимательным.

Женщина, а тут стало видно, что была она ещё недавно красавицей,     умоляюще  взглянула  на кондуктора, и лицо вдруг приобрело  ангельские  черты. Это было бесподобно.

- Прошу вас, провезите. Этот скот украл у меня деньги сейчас, он только что показал десятку,  а видно, запрятал. На пропой себе, скот!

Удивляла картина, сама ничтожность суммы  денег, из-за которой   последовал  взрыв,  их отношение друг к другу.
- Это ваш муж?
- Да, чтоб он сдох! Сдохни ты, скот! Как же ты мне надоел, позоришь только.

Скот» улыбался дурашливо, заканчивая одеваться, гримасничал и терпеливо сносил всё.
- Как же я его ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! -   Говорила женщина как в упоении, быстро,  со злом.

- Как же ты достал меня! – Повторяла горько и уже тише:
-  Он мне всю жизнь сломал, гад, сволочь!

Кто-то спросил, глядя на её слезы:
 - - А зачем же вы с ним живёте?

Женщину, снова, как прорвало,   с ненавистью глядела она  на спутника:
- А куда ж от него деться? Он камнем на моей шее повис. Думаете, легко выбраться? Это туда легко, а назад никак. Вы  ж все  вокруг что  думаете? Без мужика нельзя. Без мужика пропадешь,  хоть такой, а всё мужик!  Я от него уходила, убегала, уезжала, но он разыскивал  и как рыба-прилипала. Клялся, что бросит пить, что без меня  ему – конец.   И начинаю,   жалеть начинаю этого скота!  Ну,  жалеть и верить начинаю, что бросит пить. У-у, скот! Удушила бы!

Тут  « скот», покачиваясь, и  с самым любовным выражением лица, которое  таким становилось  по мере  увеличения  ругательств,  сказал с непередаваемым  чувством благодушия:

- А я, может быть, люблю тебя.

Пассажиры смеялись, и даже замороченные жизнью и делами наблюдали из своих углов с любопытством. Женщина  плакала. И  снова удивляла вдруг  какими-то красивыми красками выражения своего страдания.

- И хоть бы он мне мужем был, а то так, сожитель.
- Так ты сама не хотела… не раз просил вашей руки и прочее

- От тебя не отделаться и без этого. 18 лет назад у него были золотые руки и хорошо подвешенный  язык, да всё  пропил.  И я сама пить начала в эти времена  беспросветные…  Никакой душевной поддержки… У-у-у, избавления нет от  тебя.

Лицо ее было мокрым от слез, брови горестно подняты

- Любовь зла, – приговаривал её дружок, подмигивая и осклабляясь.

- Он считает, что его любовь  победит  все нападки и ему всё-всё простится. Не надо мне твоей любви, чтоб ты провалился! – горькое выражение безысходности потрясало

- Так, как я тебя любил и люблю,  никто не полюбит, – сказал мужчина,  и лицо приобрело строгое выражение.  На что она снова вскинулась.

- Как я его ненавижу, я не знаю, как от него и его любви избавиться. Мученье одно.
-  Ну ладно, хватит тебе… - он что-то тихо забормотал ей, отвернувшейся от всех, только всхлипывала и плечи вздрагивали -  Ну я же люблю…   знала бы ты …

А автобус ехал, громыхал, и слова его исчезали в шуме.