Служба в армии

 
                (дополнение)
    Прошел при Котовском военкомате медицинскую комиссию, которую возглавляла тогда ведущий терапевт А.С. Черевко, пользовавшаяся большим авторитетом среди коллег и пациентов. С отметкой «здоров» был направлен в республиканский военкомат. Здесь опять взвешивали, измеряли и распределяли по родам войск. Меня направили в Казанское сержантское училище с отметкой "здоров"
    В 1957 году ноябрь в Молдавии был теплым, температура доходила до 16 градусов, и мы были одеты легко. Нас привезли на железнодорожный вокзал. Все обрадовались: впереди долгое путешествие и возможность посмотреть мир, пусть даже через окно. К нашему   удивлению,   ехать   предстояло   на   товарном   поезде   с добавленными к нему вагонами. Последовала команда: «По вагонам!»   

  Наскоро попрощавшись с родными, мы сели в вагоны. Поезд тронулся.
  Это путешествие и сейчас стоит у меня перед глазами как кошмарный сон. В повестке говорилось, что надо иметь провизию на трое суток. Через трое суток у всех все кончилось, а нас никто не кормил. Мы выскакивали на станциях, чтобы купить что-нибудь из еды (или обменять на вещи). Ближе к Волге стало очень холодно, особенно по ночам, и мы круглосуточно топили углем «буржуйки», а уголь находился в соседнем вагоне. Мы почернели от копоти и дыма, тем более что воды не хватало, «мылись» снегом на остановках, там же добывали   питьевую воду.
    На девятые сутки остановились на маленькой станции Юдино перед мостом через Волгу. Все обрадовались и выскочили наружу, чтобы посмотреть на Волгу и по другую ее сторону город Казань. К тому времени осталось примерно 30 ребят, остальных уже ссадили раньше. Поступила команда забрать вещи и перейти в другой поезд, который состоял из нескольких пустых вагонов. Когда зашли за чемоданами, то пришли в ужас: они были открыты и самое ценное украдено. У меня пропали все документы, среди них диплом фельдшера, фотоаппарат, фотоальбом, бритвенный прибор и другие вещи. Со слезами на глазах я сидел на скамейке и, дрожа от холода (было 25 градусов мороза), смотрел, как поезд пересекает Волгу. С нетерпением ждал, когда попаду в часть, чтобы согреться.
   Нас высадили в Казани. Все были грязные, черные от копоти и съежившиеся от холода. Наверно, сопровождавший нас офицер сказал, что мы из Молдавии, потому что, когда шли строем в городскую баню, ребятишки сопровождали нас всю дорогу криками: «Цыгане! Цыгане из Молдавии!». Конечно, А. С. Пушкин был ни при чем, когда писал о кочующих по Бессарабии цыганах, тем более что и он по внешности, мало чем отличался от них. Виноваты были те, кто вез нас, как скот.А.С. Пушкин всегда был и останется моим любимым поэтом. На его стихах я воспитывал своих дочек и внучек и в то же время я никогда не забывал как где то в  8 классе в его трех томике я прочитал его стихотворения написанные будучи в ссылке в Бессарабии,где прославляет молдавскую природу, боярских девиц, но к сожалению, унижает национальное достоинство коренного населения.
 
  Приведу ее.
  Среди неистовых цыганок,
  Я,как Орфей среди вакханок.
  В кругу кокеток,молдаванок,
  Пожалуй,бог среди болванок.
  Зато меж грустных молдован
  Не лань в овраге львином.
  Вернее, Лев среди обезьян
  Я-конь арабский Альмадан
  В смеренном табуне ослином.

    Я не думаю, что русский народ прочитав это унизительное стихотворение восхвалил бы своего великого поэта.
   А ведь его, молдавский народ, встретил с солью и хлебом и относился к нему с любовью и теплотой.До распада СССР самый красивый парк Кишинева носил его имя,в центре которого и сейчас красуется его бюст,его имя носил и драматический театр.Есть дом-музей Пушкина,в его честь названа красивая улица Кишинева. На это оскорбительное стихотворение ответил румынский классик Василе Александри. Я приведу ее в оригинале....не смог сделать качественный перевод,но скажу,что в ответном стихотворение Пушкин получил по заслугам.


 Fiind mai negru ca tiganii
 Ce-ai tot cersit la noi cu anii,
 Tu, cel primit cu dor de sus
 Nici bodaproste nu ne-ai spus.
 
 Cu dar de piine si de sare,
 Cu vin din beciul nostru mare
 Te-am ospatat. Iar tu in zori
 Rizind, te-ai scirnavit in flori.
 
 Apoi prin codri de milenii
 Ai tot umblat de dragul lelii.
 Ei, vezi atunci? Pun mina-n foc:
 Tu n-ai fost cal arab, ci PORC!


   Наконец, мы оказались в бане, сбросили с себя тряпье, в которое превратилась наша одежда, выкупались. Солдат разбирали по воинским частям. Всех уже забрали, а я, голый, все ждал в бане своей очереди. Только часа через три пришел офицер, принес мне обмундирование. Все подошло, кроме шинели, которая была на два размера больше, и я в ней был вылитый «сын полка». Когда сказали, что в часть пойдем пешком, я возмутился, что в таком виде никуда не пойду, но тут же услышал:
  – Еще как пойдешь! А за неподчинение – наряд вне очереди: вечером мыть туалеты в казарме.
  Я промолчал. Офицер строго   прикрикнул
  – Не слышу ответа!
  – А какой вы хотели бы услышать ответ?
  – Ну хотя бы: «Есть».
  – Вот когда буду в части и научите армейским законам, я буду знать, как вести себя и как отвечать.
   Моя реплика офицеру не понравилась, он запомнил меня, и я это почувствовал позже.
  Сержантское училище находилось в Кремле Ивана Грозного, где стояла воинская часть. Когда зашел в здание, абсолютно не чувствовал нос, щеки и уши. Ребята сразу заметили, что они обморожены. Меня отвели в лазарет, раздели, уложили на койку и стали растирать, чем-то смазывать, пока не почувствовал боль в обмороженных участках. Потом накормили, дали горячего чая, и я уснул. Проснулся весь в жару. Померили температуру, а там 40 градусов! Послушали легкие. Я сказал, что у меня страшно болит горло. Оказалось, острая фолликулярная ангина. Сделали укол пенициллина, дали какие-то таблетки, тепло одели и повезли в госпиталь в лоротделение. А ночью опухли и стали сильно болеть коленные и голеностопные суставы.
  На второй день возле моей кровати собрался консилиум из военных врачей. Тот, кто слушал легкие и сердце, вдруг спросил, как я попал в армию с ревматизмом и пороком сердца?
  – Как? По заключению медицинской комиссии военкомата, – ответил я.
  – Ну ладно, пока будем лечить тебя, а потом посмотрим, что делать.
   Когда все ушли, я попросил у дежурного фельдшера трубку, сказав, что я его коллега. Он дал фонендоскоп, и я впервые послушал свое сердце, которое и раньше иногда ныло и болело. Понял, что страдаю ревматизмом, имею порок сердца, а на фоне ангины проходит острая ревматическая атака.
   Пролежал в госпитале полтора месяца. За это время мне удалили миндалины. Выписали в часть, и буквально на второй день начались занятия по строевой подготовке. На свое несчастье, я попал к тому офицеру, который вел меня из бани и дал тогда наряд вне очереди, который из-за болезни я не отработал. После строевых занятий он сказал, что я должен отработать тот наряд. Взял я швабру и со слезами на глазах отправился мыть туалеты.
   На другой день, когда стоял в строю, кто-то что-то спросил у меня. Только повернул голову, как   команда:
   – Солдат Пену, выйти из строя!
   Я вышел, а младший лейтенант отчеканил:
   – За разговоры в строю два наряда вне очереди!
   – Я с вами не согласен. Я ничего не сказал, только голову повернул, – защищался я.
   – За пререкание с командиром еще наряд вне очереди – мыть туалеты.
   И я ответил:
   – Есть, три наряда вне очереди.
   Последовала команда:
   – Вольно! Отдых 30 минут.
   Выбрав момент, я подошел к своему мучителю и сказал:
   – Слушай, ты, хохол, хочешь заработать еще одну звездочку, издеваясь надо мной? Ты ее не получишь. У меня предчувствие, что с тобой случится беда. Земля таких, как ты, долго не терпит.
   Повернулся и пошел, а он вслед:
  – Стоять! Смирно!
   – Да не кричи. Я исполняю команду «вольно», тобой же отданную.
Все три наряда выполнил, помогали мне хорошие ребята, среди которых были сержант Алик и солдат Рогов.
   Вскоре меня опять поместили в госпиталь на несколько дней, где сделали различные исследования и сказали, что готовят документы для отправки в военный округ г. Куйбышева для решения вопроса о комиссовании из армии по болезни. К тому времени пришло подтверждение, что я действительно закончил Тираспольское фельдшерско-акушерское училище, и меня оставили фельдшером при военном госпитале. Работать по специальности мне было интересно.
   Зима выдалась очень суровая. Дивизия готовилась к войсковым учениям. Накануне их ночью началась страшная пурга. Утром прозвучала команда: «По машинам!» Видимость была не более 5 метров. Машины медицинского обеспечения ехали сзади. Офицеры между собой говорили, что из округа якобы поступила команда «отбой», но командир дивизии генерал-майор проигнорировал ее. Шли вторые сутки учений, я находился в медицинской машине и вместе со всеми ждал команды, что делать. Вдруг радист передал нам, что уже более пяти часов, как пропала связь с отделением солдат-новобранцев: «Будьте готовы оказать помощь». Но помощь уже не потребовалась: солдат нашли на вторые сутки – все замерзли, лишь офицер подавал признаки жизни. Еще через сутки в красном уголке лежали в гробах пятеро солдат. А офицером, погубившим ребят, оказался тот самый, кто издевался надо мной и кого я предупредил о беде. Его судил военный трибунал. Ребят отправили домой в гробах. В сопроводительных документах говорилось, что они погибли, выполняя особое поручение, защищая родину. Командира дивизии куда-то перевели, дивизию расформировали.
   Вскоре я стал замечать, что ко мне приглядывается начальник военного госпиталя, проявляет особое внимание. Не раз он давал мне поручения, отправляя к себе домой. А в одно воскресенье пригласил и познакомил   с   женой   и взрослой дочерью.
  Не раз родители оставляли нас с девушкой одних, а сами уходили в гости. Мы проводили вечера в беседах о литературе, музыке. Девушка показывала собранную отцом коллекцию картин известных художников и что-то пыталась рассказать о них, хотя было видно, что не очень-то разбирается в этом. По возвращении старших пили чай, беседовали, и лишь потом генерал давал команду шоферу отвезти меня в госпиталь. Так было не раз.
   А однажды он пригласил меня в кабинет и прямо спросил, нравится ли мне его дочь. Я, конечно, ответил, что да, она умная и начитанная девушка.
  – Ну раз так, сегодня вы пойдете в оперу.
   Я поблагодарил, но сказал, что в солдатской форме в театре я буду чувствовать себя неловко, да и нарядно одетой девушке такой кавалер не подойдет
  – Не беспокойся, дома тебя ждет гражданская одежда, тебе понравится.
Я растерялся, но отказаться от этого предложения не мог, ведь я был подчиненный.
   Вечером в прекрасном театре мы слушали оперу на татарском языке. По окончании шофер отвез нас домой. После расспросов об опере мне предложили переночевать у них. Я поблагодарил за возможность увидеть татарский оперный театр, послушать оперу и попросил отправить меня в госпиталь, сославшись, что чувствую себя неважно (сердце прихватило, а лекарств с собой нет). Хозяин, казалось, не ожидал отказа, но приказал шоферу отвезти меня.
   На второй день у нас состоялся серьезный мужской разговор о дальнейшей моей судьбе после комиссования по болезни. Начальник госпиталя предложил мне жениться на его дочери, а затем продолжить учебу во ВМА г. Ленинграда, где преподавал его брат. На это предложение я ответил, что, хотя мне нравится его дочь и учиться во ВМА очень заманчиво, жениться не могу, так как в Молдавии меня ждет девушка, с которой мы дружим с девятого класса, сейчас студентка мединститута. Кроме того, меня ждут больная мать, сестра, брат и разваливающийся старый дедушкин дом.
   – Это несерьезные причины. Мария найдет себе другого парня, может, уже нашла. А вопрос с мамой и старым домом мы решим быстро.
   Я поблагодарил его за заботу, за человеческие отношения, несмотря на столь большую разницу в чинах (генерал-майор и солдат), но сказал, что принять его предложение не могу и не имею права – слишком я привязан к тем, кто ждет меня дома.
  – Я тебя не тороплю, – сказал генерал. – Поедешь домой и, если у твоей Марии есть парень, дай знать. Твои семейные вопросы будут решены, как ты скажешь, и быстро.
   Я обрадовался, что наконец-то закончился этот тяжелый разговор. А на второй день пришло письмо от Марии, она сообщала, что у нее все нормально и она ждет меня.
   Где-то в середине лета 1958 года я получил документы о комиссовании из армии по болезни. Домой об этом не писал и приехал без предупреждения. Оставив в камере хранения железно¬дорожного вокзала чемодан, сел на троллейбус N1 и поехал в общежитие мединститута, к Марии. По дороге встретил парня, который занимался в одной группе с Марией, и узнал, что она ведет себя скромно, правда, есть один парень из соседней группы, который настойчиво предлагает ей свою дружбу.
   Я поднялся на второй этаж, постучал в дверь. Через несколько секунд открылась дверь и вышла Мария, которая очень удивилась и обрадовалась, увидев меня. Я сказал, что вернулся совсем.
Дома меня встретили с большой радостью. Мама спросила, надолго ли я приехал. Ответил, что навсегда, комиссовали по болезни.
   – Как это понять?
   – Да вот так: коллеги из районного и республиканского военкоматов отправили меня в армию с пороками сердца.
   Я часто думал: как могло случиться, что считавшиеся опытными врачи не распознали у меня пороков сердца? Что это – свидетельство низкого профессионализма или безответственность? Иногда склонялся к мысли, что тогда в республике не было необходимой диагностической аппаратуры. Но ведь военные врачи в Казани поставили мне диагноз, пользуясь тем же фонендоскопом, что и наши. Значит, не в этом дело. Вспоминаю службу в сержантской школе. Нагрузки там были огромные, выдерживать их могли только физически очень здоровые люди. Я задыхался во время марш-бросков, а меня называли симулянтом и наказывали…
   Этот случай в какой-то степени предопределил в дальнейшем выбор мною профессии врача-диагноста. Еще тогда я понял, что вовремя поставленный правильный диагноз   означает жизнь.(Продолжение следует)