В Сухом болоте

Как-то теплым летним вечером, услышали очередной пришедший из отцовской памяти рассказ о его фронтовых буднях давно ушедшей войны...

Генерал фон Штебер, командир боевой мотодивизии, в этот вечер был в пресквернейшем настроении. Из его цепких рук уже вторые сутки ускользал какой-то «недобитый», как он изволил выражаться перед своими боевыми командирами, советский стрелковый полк. И не просто ускользал, а даже больно «кусался», устраивая ему ловушку за ловушкой.
  Генерал нервно ходил взад - вперёд по просторной, тщательно убранной комнате. У его седых висков ощутимо бился нервный пульс. Мысленно он называл себя большим идиотом.
– Как же так? – думал генерал. Он, опытный, не имевший за всю свою долгую солдатскую жизнь поражений, теперь сам себе лезет в заготовленные для него капканы. И вообще,  его неудачные боевые действия против русских в последние месяцы  - надо отдать должное их возросшему и боевому мастерству - привели к тому, что у него время от времени  начинают появляться искорки в глазах, а в ушах возникает и не подолгу не проходит противный назойливый звон.
Командиров двух своих полков Краузе и Нушке, которых он называл болванами, до сих пор не покончили с этими русскими. Мало того, за эти два дня преследования они потеряли столько солдат и техники, сколько дивизия в целом не теряла за всю компанию на Западе.
  Сегодня, когда до него дошло известие о том, что эти русские ушли из очередного «мешка», и вдобавок в одной из лощин артиллерией положили почти целый батальон из полка Нушке, генерал в порыве гнева едва не застрелил командира этого батальона.
  Он был не в духе еще и от того, что взятый утром в плен раненый советский солдат, несмотря на «искусный допрос», повторял только то, что он комсомолец, и что на вопросы бандитов отвечать не будет. Штебер приказал пытать пленного, но от солдата так ничего и не смогли добиться.
У двери в почтительной позе замер молодой офицер – адъютант Штебера. Он время от времени поглядывал на свои  швейцарские часы и слегка покачивал головой.
Генерал остановился посередине комнаты и, пронзив холодным взглядом адъютанта, спросил резко:
– Так вы вызвали полковника Курта?
- Так точно! – вытянувшись в струнку, отчеканил адъютант – Полковник Курт уже выехал.
И, как бы в подтверждение его слов, на улице послышался шум подъезжающего «Опеля». Раздался стук в дверь, и в комнату поспешно вошел полковник Курт.
Генерал с неприязнью относился к этому молодому  выскочке, недавно переведенному в его распоряжение с повышением, и, по слухам , имеющего весьма влиятельного покровителя в Вермахте.
– Полковник, вы, очевидно, догадались, зачем я вас вызвал?
И, получив полуутвердительный кивок, продолжал:
– События разворачиваются так, что преследуемый нами советский полк завтра может соединиться со своими основными силами, вернее, он будет стремиться к этому. Но я не допущу этого, вы понимаете? Мы разобьём русских завтра утром вот здесь,  реки.
И он показал карандашом на карте, висевшей на стене, место у излучины реки к востоку от села «N», куда, по данным его разведки, направлялся советский полк.
– Мы утопим их в этой реке.
– Они отходят по этой дороге через болото, – продолжал он водить карандашом по карте, – мимо села «N» в сторону реки, и, по моим расчетам, должны быть на берегу не раньше завтрашнего утра. Мост через реку я распорядился разбомбить нашей авиацией.  Ваш полк должен немедленно выступить, во что бы то ни стало догнать русских, и на подходе к реке завязать бой. Ваша задача - оттеснить их к излучине и не давать переправляться через реку. К этому времени к вам, вот отсюда, - он нарисовал стрелку слева от кружка, которым он обозначил русский полк, подоспеют Нушке и Краузе. И на этом нужно будет считать с ними поконченным – отчеканил он и, посмотрев на Курта,  резко поставил косой крест на кружке.
– Вам все ясно? –спросил генерал.
Курт всё это время не сводил со Штебера своих стальных серых глаз, слегка выдававших какое-то внутреннее раздражение не то самим видом генерала, не то его приказаниями. Курта коробило от самомнения этого чванливого служаки, резали слух фразы  «по моим расчётам», «не допущу» и было неприятно выдерживать взгляд его воспаленных глаз. Но он стоял, молча,  и  кивал. На последний же вопрос Штебера полковник ответил скупо двумя словами:
– Так точно.
Затем генерал, убежденный в безошибочности своих замыслов, добавил:
– А командира советского полка, этого - как его фамилия? – обратился он к адъютанту:
– Майор Немов – ответил молодой офицер.
– Да-да, этого Немова  вы  должны взять живым или мертвым, лучше живым.

Несмотря на усталость, валившую с ног бойцов, потрепанный стрелковый полк Немова день и ночь продолжал практически без передышки идти форсированным маршем. Вторые сутки с упорными боями он вырывались из стальных клещей гитлеровцев. Оставался последний, решительный бросок. Уже где-то совсем близко, впереди, были свои. Это чувствовал каждый солдат и ещё больше напрягал последние силы.
  В полночь, миновав село «N», полк подошёл к реке. Для прикрытия переправы был оставлен батальон старшего лейтенанта Етковского и батарея  Крупнова.
Бойцы  быстро заняли свои рубежи. То ли от чрезмерной усталости, то ли от того, что кругом было сыро, а ночь очень тёмной, а может быть и последней, бойцы глубоко в землю не зарывались, а старались, по возможности, приспособиться к местности. Многие из них сразу же задремали, свернувшись в шинелях в три оборота и крепко прижав пальцы к автоматам и винтовками.
  Село давно спало, или казалось таковым. Спали уставшие бойцы батальона. Командиры своих подразделений  Етковский  и Крупнов сидели в крайней избе и обсуждали способы связи и порядок взаимодействия, и при этом никак не могли согласовать позицию батареи, убеждая друг друга в своей правоте. Молодой и энергичный,  Етковский, как всегда, проявлял горячность в споре и предлагал Крупнову поставить пушки у дороги, за первой ротой:
– Здесь твоим пушкам будет лучше всего, немцы как на ладони, и дорога рядом, и в случае отхода мы тебе поможем, если будет нужно.
– Нет - степенно возразил Крупнов, -  не дело предлагаешь, комбат.  Во-первых, об отходе я меньше всего думаю. Во-вторых, спасибо за помощь, в которой я не сомневаюсь. Но только помогать-то, возможно, мы тебе будем. А,  в-третьих, мы в этом месте сами у немцев будем, как на ладони, и нас там заклюет не только артиллерия и танки, но и сомнет пехота на своих бронетранспортёрах. А если мы после этого уцелеем, днём авиация легко сравняет позицию с землей. Ну а когда они нас сметут, то и ротам долго не продержаться:
– Ну, а где же тогда? – спросил Етковский, – можно за стыком первой и второй роты, у «самоваров»,  или у здесь, сараев.  Не будешь же ты ставить их в болоте?
Неподалеку от села действительно было небольшое болото, правда слегка высохшее и вполне проходимое.
-  А впрочем, тебе виднее. Только бы не получилось, как в прошлый раз у Ракитного, когда вы по уши завязли.  Я теперь за ваши пушки душой болею не меньше твоих батарейцев.
  – Охотно верю комбат, но на сегодня, как видишь, обстановка складывается совсем по-другому. Что скрывать, если мы продержимся до рассвета и останемся в живых, то уцелевшие пушки, согласно приказу, придётся взорвать, а нам… – Крупнов умолк и стал выбивать пепел из погасшей трубки.
Лишнее напоминание о возможном неблагоприятном исходе боя холодком отозвалось в груди Етковского. Но на его бледном и усталом лице по-прежнему чувствовалась решимость и уверенность в своих силах.
– Я думаю, – набив и раскурив трубку, продолжал Крупнов – батарею нужно поставить восточнее сараев. Место очень удобно и для закрытой позиции, и для открытой, при необходимости. К тому же я чувствую, что здесь когда-то тоже было болото, уж больно местность для него подходящая. И огороды здесь крестьяне разбили неспроста. И если об этом противник не знает, то мы в таком случае многое можем выиграть.
– Постой, постой! Где это место на карте? – заинтересовался Етковский. Офицеры склонились над столом, но их внимание внезапно нарушил приглушенный стук в дверь.
– Да! Входите, - раздался повелительный голос Етковского.
Дверь слегка скрипнула, и на пороге показались сержант Мальцев, командир отделения дивизионных топографов, временно прикомандированный к батарее Крупнова, и  молодой артиллерийский разведчик. По их возбуждённым лицам было видно, что они очень торопились поделиться какой-то информацией. В одной руке Мальцев держал немецкий ранец с обгоревшей рыжей шерстью, а другой придерживал автомат.
– Ну что там случилось? – подавшись вперёд, задал вопрос сержанту Крупнов.
В эти дни отступления он уже успел немного изучить Мальцева, во многом заменявшего ему недавно погибшего командира взвода управления, и чувствовал, что тот зря не станет тревожить командира.
– Разрешите доложить? – проговорил сержант, и, увидев кивок комбата,  быстро открыл ранец и достал оттуда какую-то карту. Аккуратно развернув, он положил её на стол, рядом с картой офицеров.
– Эту карту случайно нашли в багажнике трофейной машины, которую мы взяли в засаде этим днём. Я ее, было, хотел использовать вместо своей - моя уж больно побита осколками - но как только взглянул на неё, так сразу к вам. Вы только взгляните на неё.
Офицеры принялись внимательно рассматривать карту, при этом стараясь выяснить дату  последней рекогносцировки. Судя по всему,  в последний раз карта редактировалась более пятнадцати лет назад.
– Вот оно где, это болото! – приглушенно промолвил Крупнов, сравнив свою карту с немецкой. Его предложение о месте огневой позиции для батареи согласно этой карте оказалось именно там, где на трофейной карте было обозначено болото. Из нее следовало, что это болото, довольно обширное, раньше простиралось на юго-восток от села,  по правую сторону от  дороги, по которой отошел полк. Сейчас на его месте раскинулись разбитые накануне войны колхозные сады и огороды
Крупнов обратился к Етковскому:
– Комбат, а ты, между прочим, прав – пушки действительно придётся поставить в болоте, но только в сухом – так, кажется, называют такие места местные крестьяне.
И он нарисовал кружок на трофейной карте.
– Да, идея заманчивая – согласился Етковский, – немцы ночью ни за что не полезут в это «болото» и тем более в обход не пойдут.  Я, пожалуй, вторую роту могу выдвинуть немного вперёд, а днём, когда обстановка прояснится, можно будет легко отойти или перегруппироваться .
– Правильно комбат, при таких боевых порядках мы сможем целую дивизию удержать до рассвета, а днём я пару орудий выведу на прямую наводку, «петеэровцы» залягут у дороги,  и тогда ни один немецкий танк не прорвётся к реке до тех пор, пока мы будем живы.
  План возможного ночного боя был согласован, и бойцы батареи заняли позиции.
В последний час перед рассветом всё было готово к бою. Ночная темнота, казалось, не собиралась расступаться, а сгущалась еще больше. В этой темноте затаилась зловещая тишина. Тревожная ночь порождала тревожные чувства в душе у солдат.
  Внезапно в эту тишину нарушил нарастающий гул моторов. Бойцы вздрогнули, вмиг слетела дремота с их лиц, а руки крепко сжали автоматы. Пулемётчики прильнули к холодной стали «максимов». Нервы каждого как струны натянулись перед жаркой схваткой - может для него она станет последней?
  Гул с каждой секундой нарастал всё сильнее и сильнее. Стал различимо слышен  лязг гусениц боевых машин, почувствовалось дрожание сырой земли. Сотни глаз напряжённо всматривались в непроглядную тьму ночи.
  Бой завязался внезапно. Ракеты, рассекая темноту, взвились в небо и осветили резким слегка мигающим светом мотоколонну. Шквальный ружейный, пулемётный и артиллерийский огонь остановил головные машины. Из них, пригибаясь, стали выскакивать гитлеровцы, беспорядочно и наугад стреляя в разные стороны. Многие тут же падали, сраженные перекрестным огнем, а остальные спешили укрыться в воронках и кюветах.
  Крупнов с Мальцевым в это время находились на наблюдательном пункте Етковского, в боевых порядках второй роты. Из тесного и сырого окопа, наблюдая за перемещением противника, они управляли огнём батареи. Слышались их отрывистые команды телефонистам, которые те передавали на огневую позицию:
– Правее 0-05.
– Ближе два.
– Огонь.
– Левее 0-02.
– Батареей.
– Пять снарядов.
– Беглым.
– Огонь.
  В сухом болоте молнией, одна за другой, вспыхивали  ярким пламенем, на мгновение озаряя окрестности, и быстро гасли залпы десятка орудий. Громовой рокочущий грохот сотрясал равнину. Тяжёлые гаубичные снаряды с хрустом рвались на дороге. Одна за другой факелами вспыхивали машины противника, рвался боезапас,  сокрушая всё вокруг.
  Курт, дремавший в своём «Опеле», ехавшего в хвосте колонны, очнулся от резкого толчка. Вытянув шею в сторону шофёра и ещё не сообразив, что произошло, он хриплым голосом вскрикнул:
– Что там случилось?
Шофёр, широко раскрыв воспалённые глаза, испуганно всматривался вперёд. Перед ними на фоне каких-то вспышек вырисовывался развернувшийся боком бронетранспортёр, из которого выскакивали сонные солдаты. Впереди образовалась «пробка». Курт отчётливо услышал гром артиллерии и беспрерывную дробь ружейно-пулемётного огня. С него мгновенно слетели остатки сна.
Курт больше всего в жизни боялся неизвестности, и в последнее время он стал очень осторожным, никому не доверял даже в мелочах. В каждом приказе ему фон Штебера он пытался усмотреть, что тот постоянно хочет сделать ему какую-нибудь пакость. Генерал видимо пронюхал, что его по ходатайству дяди вот-вот  должны перевести на запад,  и поэтому тот послал его в самое опасное место, причём ночью.
– О, мой бог! – со стоном вздохнул Курт, и стал с опаской вылезать из машины. Ночной холод и сырость охватила его. Усилившиеся вспышки и грохот разрывов и полнейшая неизвестность разбудили в нём страх, по спине пробежали противные мурашки. Он развернулся было к машине, в надежде найти в ней укрытие, но в этот момент из темноты появился его адъютант.
– Что там случилось?
– Впереди русские, господин полковник. Вас просит на радиостанцию начальник штаба.
Курт поёжился и, застегнув на все пуговицы походный плащ, сухо сказал:
– Идём, – и последовал за адъютантом.
В кузове огромной глухо закрытой машины тускло светились лампочки, терпкий запах аккумуляторов перехватывал дыхание. Вдоль бортов у радиостанций сидели операторы и усиленно вызывали своих адресатов. Посреди машины у маленького столика, согнувшись над картой, стоял начальник штаба.
– Господин полковник, первый батальон атакован русскими силами одного полка. Связь с батальоном потеряна. Из второго батальона только что получено сообщение, что они усиленно обстреливается советской артиллерией. Роты залегли у дороги. Командир батальона ждёт ваших приказаний. С остальными устанавливаем связь, – при этом он растерянным,  нетерпеливым взглядом посмотрел на радистов.
– Ганс, где мы находимся? Доложите, где русские? – приказал Курт.
Начальник штаба, взглянув на него, заметил, как сильно осунулось его лицо за последнее  время.
– Мы находимся на этой дороге, похоже - вот здесь, – не совсем уверенно ответил он, показав острием карандаша на дорогу в болоте у села N.
– А русские, очевидно…-  он не успел договорить, как адъютант доложил, что прибыл связной из первого батальона.
Связной сообщил о том, что первый батальон русскими прижат к болоту, что потеряно много машин, а командир батальона ранен.
– Русская артиллерия расстреливает наши роты и сжигает наши машины прямо на дороге – доложил связной.
– Где русская артиллерия? – перебил его Курт.
Тот пожал плечами – В двух километрах от дороги вправо, где-то в болоте.
Начальник штаба пристально посмотрел на карту.
– По моим соображениям – сказал он – русские пушки поставлены, очевидно, вот на этом выступе в болоте, на краю села, другого места, где можно было бы поставить дивизионную артиллерию, здесь больше нет – кругом одно болото. Танки туда пускать нельзя, но уничтожить эти пушки нашим артиллеристам, пожалуй, можно и отсюда.
Посмотрев, на часы он продолжал:
– Скоро рассвет. Надо попросить авиацию, чтобы утром обработать юго-восточную часть болота, – он обвел предполагаемое место нахождения батареи,  -  Как можно лучше.
Выслушав начальника штаба, Курт принял решение немедленно начать обстрел русских пушек, а  к рассвету сосредоточить пехоту и танки у первого батальона. Утром, сразу же после бомбардировки с воздуха, отрезать дорогу к реке и уничтожить русских в болоте, не дожидаясь подхода Нушке и Краузе.
Штеберу была отправлена радиограмма, в которой он доложил о вступлении в бой с полком Немова и запросил авиацию.
Генерал, получив радиограмму, пришёл в замешательство. Все его планы рушились.
– А может быть – мелькнула в его голове мысль – Курт что-нибудь напутал, ведь не случайно же Нушке частенько называет его паникёром. Вероятно, встретил какой-то дрянной заслон и давай строчить: «Советский полк, Немов, артиллерия, прошу авиации, разобью…» Ох и доберусь я до него.   Если предположить что он действительно напоролся, только не на полк, а на батальон? – продолжал размышлять генерал. - Что же всё-таки мне делать с этим Куртом.
И, в конце концов, не смотря на свой гнев, он пришёл к выводу, что русские способны на любые неожиданные штучки. И он отдал приказ Нушке и Краузе, двигавшимся в обход Немова, немедленно изменить маршрут и кратчайшим путём предельно быстро следовать к cелу N , а затем заказал запрашиваемую Куртом авиацию.

  В болоте, меж тем, продолжался бой. Артиллеристы Курта открыли ураганный огонь по батарее Крупнова. Его приказ – разбить, во что бы то ни стало советскую артиллерию в предполагаем месте они выполняли с усердием. До рассвета с воем сыпались снаряды, перепахивая землю в стороне от сухого болота. Батарея же Крупнова оставалась неуязвимой, и лишь изредка шальные осколки прилетали на огневую и, обессиленные, падали неподалёку. Но там на это никто привычно не обращал внимания, продолжая ритмично вести огонь по скоплениям противника.
  На правом фланге немцы дважды пытались отбросить от дороги первую роту, но их робкие атаки оба раза захлебнулись в шквальном огне батареи.

  Наступил рассвет. Над болотом поднялось холодное осеннее солнце, птицы, улетавшие на юг, далеко огибали негостеприимное место.
  Советские солдаты, преодолев ещё одну трудную боевую ночь, время от времени бросали взор на восток, куда ночью ушёл полк. Незримая живая нить связывала их. Они жили его приказами и ждали от него их. Последний приказ – «Стоять и ни шагу назад до особого сигнала» - они выполняли с чёткостью.
  Снаряды уже были на исходе. Петеэровцы бесшумно залегли у дороги. Гитлеровцы, не предпринимали новых действий. Даже артиллеристы Курта на время прекратили бешеную стрельбу. Умолкли и наши «максимы». И только один неугомонный бронетранспортёр на левом фланге временами нарушал  тишину очередями из автоматической пушки. В тревожном ожидании замер батальон. Сырой болотный воздух пробирался под солдатские шинели и сковывал движения. Бойцы, молча, следили за дорогой.
  Вдруг надрывный гул моторов стал медленно заполнять пространство. По цепи из одного края в другой пронеслась команда «Воздух»! В сером утреннем небе показались большие группы «юнкерсов», шедших в походном порядке с запада. На миг замер передний край. Советские бойцы с лютой ненавистью смотрели на тяжело груженые стаи «стервятников». Для них стало ясно, что смертельная схватка только начинается.
  В этот момент по радио от командира полка Немова был принят сигнал отхода. Путь на восток был чист. Но последнюю схватку уже никто не в силах был отменить, с каждой секундой она зловеще приближалась к батальону. Его позиции ощетинились сталью. Бойцы приготовились с честью умереть в этом неравном бою.

  Головную группу «юнкерсов» вёл опытный асс - лётчик Арндт. Подойдя к назначенному месту, он передал команду: «Приготовиться к атаке». Его группа самолетов стала выстраиваться в одну линию над проселочной дорогой. Глазами азартного хищника Арндт выискивал цель. Справа от дороги вырисовывались ряды деревьев огороды. Арндт стал обращать на них внимания. Он хорошо помнил приказ: «Бомбить юго-восточную окраину болота у села N. И сейчас он, казалось, разглядел её. Она раскинулась впереди под ними, слева от дороги. В пожелтевших камышах и у дороги он стал различать в свете восходящего солнца очертания боевой техники и пехоты.
  - А, вот вы где! - решил он и, заложив крутой вираж, пошёл на цель.
  Вдруг он увидел, как оттуда стали взлетать белые и зелёные ракеты
               – Что это?
И невольное сомнение  остановило его. Он выровнял машину и лёг на новый заход. Остальные самолёты, следуя его команде, послушно повторили маневр. Только теперь, на втором заходе, он, окончательно рассмотрев местность, убедился в том, что правильно сориентировался, и уверенно направил свою машину на юго-восточную окраину болота, откуда по-прежнему одна за другой пачками взлетали белые и зелённые ракеты. Он ухмыльнулся – русские его не проведут, он, как-никак, немного изучил их хитрости.
  Прижавшись к стенке сырой канавы, полковник Курт глазами затравленного волка смотрел в застланное тяжёлым удушливым дымом небо и не верил своим глазам. Оттуда со страшным рёвом моторов и сирен с выпущенными шасси – как когти стервятников, один за другим пикировали на его полк заказанные им же бомбардировщики. До настоящего момента, он считал, что пикирующий бомбардировщик несет две-три бомбы от силы. Теперь же он со страхомувидел, как и от каждого самолёта оделялись по шесть-семь бомб и с нарастающим пронзительным свистом, догоняя одна другую, падали прямо на его позиции. Он закрыл глаза и начал судорожно что-то шептать, сам не осознавая смысл произносимых слов.
  Бомбы рвались всё ближе и ближе. Курт готов был червяком влезть в колыхающуюся и вздрагивающую землю. Некоторые самолёты сбрасывали по одной большой бомбе, те в свою очередь  распадались в воздухе на две части, из которых  гроздью высыпались мелкие противопехотные бомбы.
Полк Курта безжалостно истреблялся своей же авиацией. Солдаты бежали врассыпную, падали, сраженные осколками и тонули в болоте, а у дороги горели и взрывались машины и техника, а уцелевшие танки на полном ходу отступали на запад.
  О,  как в эти ужасные минуты Курт ненавидел авиацию. Если бы ему дали волю, он бы первым делом перестрелял бы всех лётчиков. Но больше всего он в это мгновение ненавидел самодовольного и ненавистного ему фон Штебера. Это он один и виноват в таком несчастии, в этом печальном конце Курта.
  Шум моторов слегка затих. На миг он снова взглянул в небо и  снова отпрянул к стенке канавы. Третья группа самолётов теперь выходила точно на него. Вдруг он увидел как мимо его канавы пробежал солдат с испуганными глазами и непокрытой головой. Солдат держался руками за голову и безумно вопил: - О main Gott! О main Gott! Тогда он сам, не отдавая себе отчёта, выскочил из канавы, и, не успев сделать нескольких шагов, почувствовал резкий удар в спину. Всё внезапно пришло в хаотичное движение, а затем закружилось, завертелось и понеслось в темнеющее пространство…

  К вечеру батальон вышел к реке, через которую уже заканчивал переправу полк.
- Товарищ майор, немецкую колонну накрыла наша батарея возле села, и к тому же они попали под удар собственной авиации  - доложил Немову комбат.
Рядом с Етковским  стоял Крупнов и, слегка прищуриваясь, улыбался, держа в руке немецкую карту.
 – Вряд ли они  смогут оправиться до следующих суток,- добавил Крупнов.- Тем более, что дорога разбита, а в болото они не сунутся  - и он протянул майору карту.
-Готовьте подразделения к переправе – ответил майор, разглядывая карту с пометками Етковского. - Выйдем к своим, а там можете вертеть дырки в погонах и гимнастерках, - с улыбкой закончил он, похлопав по плечу комбата.

В правке этого рассказа участвовал мой брат Александр Лышков.