Юрка

"Юрка".

Юрку Васнецова я знаю еще по тем временам, когда мы учились в кадетском корпусе. Учился он, стоит признаться, лучше меня. Да это и понятно почему: у него отец был академиком. Он дал ему такое прекрасное начальное образование, о котором я мог только мечтать. Дело было в 1918 году. Уже четыре года шла изнурительная Первая Мировая Война, которая была изначально губительна для Российской Империи. Наши союзники по Антанте, Англия и Франция скорее делали вид, чем взаправду пытались помочь нам в сражениях. К тому времени Юрка дослужился уже до капитана, чего нельзя было сказать обо мне. Я пока что был еще штабс-капитаном. А как известно, в Белой Армии, к коей мы с Юркой относились, его звание было старше моего, и поэтому я находился в непосредственном его подчинении. В Юркином распоряжении была целая рота солдат, большую часть которой составляли юнкера. Помощником Юрки, точнее его заместителем был вахмистр Белов. Когда Юрка был в роте, Белов подчинялся непосредственно ему. Когда же Васнецов отсутствовал по какой-либо причине, вахмистр, хотя и был младше Юрки по званию, заменял его, и командовал ротой. Белов был человек лет пятидесяти пяти, на висах которого стала появляться легкая проседь. Почему он до сих пор ходил в вахмистрах мне неизвестно. Да Юрке это не особо интересно, потому что если б он интересовался этим, то непременно бы узнал у Белова о причинах его неудачной ловли воинских чинов.
-Вахмистр, сколько у нас боеприпасов? Их достаточно для того, чтобы атаковать позиции противника?;- спросил Васнецов у Белова.
-Их не осталось совсем. Все боеприпасы, которые были у нас, мы израсходовали в последней атаке;- ответил Белов с виноватым взглядом.
-Черт побери, и вы мне об этом только сейчас докладываете? Вахмистр, вы сошли с ума?- глаза Васнецова налились кровью, костяшки пальцев начали белеть. Он взял вахмистра за грудки, потряс его, что есть мочи, и закричал на него:
- Командуйте , вахмистр! Идем в атаку! - В атаку?- глаза Белова в данную секунду выражали лишь одно чувство- испуг.
- Ваше Благородие, солдаты устали, хотят отдохнут. К тому же как мы будем атаковать противника, если боеприпасов не имеем?- начал было говорить Белов. Васнецов подошел к нему вплотную, взял за грудки, и откинул его.
-Устали? А я не устал? Я в окопах с августа четырнадцатого. Не хотите воевать, да и черт с вами. Я пошел
-Куда?-спросил вахмистр, смотря удивленными глазами на капитана.
-Воевать;- ответил Васнецов, зло посмотрев на вахмистра.
- Ваше Благородие, так убьют ведь;- вскрикнул переруганный Белов, до того сидевший на земле, и только сейчас решивший подняться.
-А вам вахмистр страшно поди?- спросил саркастически Васнецов, докуривая папиросу, которую он закурил после того, как откинул вахмистра.
-Нет, Ваше Благородие! Ни капельки! Я пойду в атаку с вами, и почту за великую честь погибнуть с Вами на одном поле брани;- ответил Васнецову Белов, держа в руках винтовку. После это Васнецов вынул из ножен саблю, и с громким, порывистым криком: «За веру, Царя и Отечество! Ура!»- начал атаку, которую впоследствии подхватили все солдаты его роты. Целью данной атаки был захват противника и пополнение боеприпасов армии. Следует отметить, что данная кампания прошла успешно, и рота Васнецова завладела немалым количество оружия и боеприпасов. Откуда мне известно до таких мелочей все то, что происходило в Юркиной роте? Ответ чрезвычайно прост, читатель. Дело в том, что я служил в одной роте вместе с ним. И я участвовал в данной атаке наравне с ним. Теперь, спустя время, я решил написать о Юрке что-то наподобие воспоминания. Вспомнить все то, что нас связывало. Мы служили вместе в одной роте на одном фронте и видел все лично, без преувеличений или преуменьшений чего бы то ни было. Если б ко мне кто-то посторонний подошел и рассказал историю о таком человеке, как Юрка Васнецов, я может быть и усомнился б в достоверности содержания рассказа. Но я все видел самолично, и преувеличивать или приуменьшать ничего не буду. Расскажу все как есть. Сразу же после удачно проведенной атаки и захвата вражеских боеприпасов, мы с Юркой решили перевести дух и успокоиться. Это мы обычно делали с помощью папирос. Отойдя в сторонку мы нервно закурили. Я, человек ничего не боящийся, почувствовал в руках легкий мандраж. Что было в этот момент с Васнецовым, мне не известно. Надо отметить лишь то, что на нем лица не было. Желваки бегали по его лицу сами по себе. Наверно таким образом у Юрки проходила нервозность, потому что уже в следующее мгновение он выкурив последнюю папиросу, спросил меня:
- Ну что, пошли посмотрим, какие боеприпасы теперь полностью в нашем распоряжении? Я, посмотрев в его карие глаза, которые излучали невиданный свет, одобрительно кивнул. Уже через мгновение мы озирались на оружие, которое оставил противник, покинув место своей дислокации. Мы все оружие забрали как трофеи. Сейчас пришло время рассказать немного о внешности. Юрке хоть и было двадцать восемь лет, опыт в сражениях или разведывательных операциях он имел немалый. Его лицо тому подтверждение. Оно было сплошь усеяно шрамами от ран, нанесенных врагами в бою. Под правой глазницей у него виднелся шрам, напоминающий перекрестие. Наверно в бою противник смог попасть дважды в одну и ту же точку, только с разных сторон. Капитан Васнецов был боец бравый. Это утверждали все до единого. Порой мне казалось, что этот человек ничего не боится и специально испытывает свою судьбу на прочность. Его несколько раз настигал вражеский огонь, но Юрка очень часто оставался невредим. А если и получал повреждения, то они были настолько малыми, что он не обращал на них внимания. Последний раз он был ранен, когда вместе с ротой решил взять штурмом вражеские позиции. К сожалению, попытка эта не увенчалась успехом. Я же такими боевыми заслугами, которыми обладал Юрка, не могу. Хотя мы и воюем на одном фронте, я таких ранений, как он, не получал. К сожалению, или к счастью мне неизвестно. Стоит только отблагодарить наверно Бога, что он предостерегает меня от большой опасности. Мне неизвестно, как сложится моя жизнь в дальнейшем, но пока я счастлив, что служу вместе со своим старым другом, Юрием Андреевичем Васнецовым, на одном фронте. Сегодня Юрке исполнилось двадцать девять лет. Возраст этот нельзя считать неюным. Все-таки именно в этом возрасте жизнь человека начинает набирать обороты, начинает, что называется кипеть. Свой день рождения Юрка отмечать наотрез отказался, решив, что буде отмечать его только тогда, когда кончится эта, как он сам выражался, проклятая война. Жаль, что он не знал одного: дни его сочтены. На протяжении всего дня Юрка ходил мрачнее тучи, о чем-то думал. Меня в подробности своих раздумий не посвящал. Только лишь вечером он подошел ко мне, и протягивая свернутый вчетверо лист бумаги, сказал: «Когда поедешь в город, а ты скоро поедешь туда, потому что я на один день отпущу тебя туда, чтобы ты повидался с сыном. А заодно, навести мою сестру Нику, и отдай ей это письмо. Пускай она его при тебе вскроет и прочтет. Вслух». Я положил письмо в нагрудный карман мундира и лег спать. Наутро, найдя Юрку, я спросил его, когда мне лучше отправиться в город. Он, туша папиросу, достал из кармана брюк бумагу и зачитал ее содержимое. В той бумаге вот что было написано: « За проявленную доблесть и мужество во время боев. За готовность помочь союзнику любой ценой, даже ценой собственной жизни, штабс-капитану Табулову Алексею Владимировичу предоставляется, по распоряжению командира, возможность съездить домой и навестить сына. Подпись»капитан Васнецов Ю.А». Закончив свою декламацию, он крепко меня по-братски обнял и снова закурил. Курение. Какая все-таки пагубная привычка. Она уже немало людей отправила на тот свет. Люди не понимают, какой опасности они подвергают жизнь, куря папиросы. Бедный Юрка. Эта привычка его сведет в могилу когда-нибудь. Покинув Юрку, я отправился в город. Сел на своего верного коня и он понес меня изо всех своих сил. Он наверно чувствовал мое желание поскорее увидеться с сыном. Приехав в город, я первым делом отправился домой. Решил, что к Нике заеду уже тогда, когда поеду в обратную дорогу. Мой сынишка, тоже Алексей, встретил меня с криками. Это были крики счастья. Он не видел меня уже три года. Когда я ушел на фронт, ему только-только исполнилось пять лет. Сейчас ему было восемь. Я был так счастлив нашей с ним встрече, что даже забыл о том, что мне надо съездить к Нике. Но вовремя вспомнив об этом, я все же попрощался с ним, пожелал успехов в учебе(которые к слову сказать, были весьма недурны), и поцеловав его в лоб, ушел. На улице начал капать дождь. Конь, все это время ждавший меня, увидев, что я подхожу, заржал. Я успокоил его, погладив по правому боку, и сев в седло, поскакал к дому, где жила Юркина сестра. Эта была девушка двадцати четырех лет. Только-только закончившая институт. Черты ее лица были настолько прекрасны, что любой мужчина, попадавший под их воздействие, моментально терял самообладание. Я сделал все так, как и просил Юрка. Она вскрыла при мне письмо и начала читать: «Дорогая моя Ника! Пишу тебе, что осведомиться о состоянии маменьки и о твоих достижениях. Верю, что вас все хорошо и проблем нет. За меня не беспокойтесь. Скоро сам к вам приеду. Навещу вас. А может и нет. Это неизвестно мне. Может в завтрашнем бою я погибну и что тогда вы будете делать? Отца ведь нет уже давно, а жить как-то надо. Надеюсь, что я все-таки еще увижу. Ну, а ежели нет, то прими это письмо, как прощальный поклон вам с маменькой. Люблю вас и крепко обнимаю. Юра». Когда она закончила читать, я увидел, что по щекам ее давно льются ручьями слезы. Она не могла сдержать эмоций, переполнявших ее изнутри. Переборов себя, он извинилась передо мной и попросила меня подождать. Спустя какое-то время она вышла со сложенным вчетверо листом бумаги, и протянув его мне, сказала, чтоб я отдал это Юре, когда снова его увижу. Сказав, что непременно это сделаю, я вышел из дома, сел на коня, и что есть мочи, поскакал обратно в роту. Когда я вернулся в роту, мне сообщили неприятное известие-Юрка погиб. Обстоятельства его гибели мне неизвестны доподлинно. Я их знаю только по словам очевидцев, которые остались живы. В этот сегодняшний, роковой для него день, он решил вместе с ротой атаковать и захватить позиции красноармейцев, которые все ближе и ближе подходили к лагерю белых. План захвата, составленный Юрой потеплел фиаско. Красноармейцы, догадывающиеся о возможной скорой вражеской атаке устроили засаду. Васнецов, вахмистр Белов и вся рота об этом разумеется не знали. Подходя к вражеским позициям они все были атакованы гранатами и последовавшей за этим пулеметной очередью. Почти вся рота, включая и самого капитана Васнецова, погибла. Оставшиеся в живых солдаты вернулись на свои позиции и стали дожидаться командиров. Те, кто участвовал в той атаке и остался жив, показали мне место, куда они перетащили под шквальным огнем уже бездыханное тело капитана. Они привели меня туда и удалились. Я остался один на один с другом. Его внешний вид привел меня в ужас. Точнее то, что от него осталось. Ног не было, одна рука была оторвана до предплечья. Лицо было обезображено настолько, что даже мать родная не узнает. Все его лицо было покрыто кровью вперемешку с земляной грязью. Я стал рыскать по карманам его мундира. Все, что мне удалось найти, это карандаш и фотоснимок, вложенный в портсигар. После этого я поднял его, и взвалив на плечи, понес. Мне нужна была лопата. Благо в окопах их было много. Я взял одну из них и стал копать яму. Выкопав ее, я подошёл к Юрке, перекрестил его, взял за ноги и потащил в яму. Сначала туда я опустил то, что осталось от его ног, потом туловище и голову. Юрка лежал на спине. Его глаза были до сих пор открыты. Но они уже давно остекленели и ничего не видели. Я закрыл его глаза своей рукой. Закрыл навсегда. В это самое мгновение в моем сознании одна за другой начали всплывать воспоминания. Они переносили меня в прошлое. В то прошлое, в котором Юрка был жив. Мне сразу вспомнились кадетские года, первая любовь, первая ссора на любовной почве. Мы с Юркой влюбились в одну девушку. Звали ее Екатерина. И меня и Юрку она свела с ума. Молниеносно. Из-за нее у нас с Юркой чуть не произошла дуэль. Благо Юрка понял, что она ломанного гроша не стоит и тем самым конфликт был исчерпан. И наша дружба не пострадала. Также мне вспомнилось, как Юрка меня однажды спас. Уже отучившись в корпусе и начав взрослую, полноценную жизнь, мы однажды пошли на охоту. Долго ища кого бы подстрелить, я заметил волка. Решил его подстрелить. Промахнулся. Этим промахом я только разозлил хищника. Он набросился на меня, целя свои острые клыки точно мне в шею. Я кричал и звал о помощи в надежде на то, что меня кто-то слышит. Юрка, услышав мой зов, прибежал на помощь, и одним метким выстрелом убил волка. Хищник завыл и упал. По ним была лужа крови. Если бы не Юрка, волк растерзал бы меня на части. Так что я обязан ему жизнью. Жизнь нам всегда посылала ситуации, в которых проходила проверку на прочность наша дружба. И она рушилась до самого последнего дня жизни капитана Васнецова. Теперь эти воспоминания стали для меня дороже вдвойне, потому что Юрки больше нет. Он лежал в яме с изуродованным лицом. Я смотрел на него и жалел. Жалел, что не я оказался на его месте. Сколько боли и злости кипело внутри меня в те минуты, когда я смотрел на мертвое тело своего друга. Я не мог поверить, что его больше нет. Я сжимал свои руки в кулаки так, что были видны костяшки пальцев. Я был готов разнести вражеские позиции к чертовой матери. Готов был пинать до смерти поганых красноармейцев. Готов был единолично пойти в атаку и перестрелять всех врагов. Лишь бы Юрка ожил. Но на все воля Божья. Если он погиб, значит так ему было предначертано свыше, и сделать с этим ничего нельзя было. Я был готов кричать, но этого не сделал, сдержав свои эмоции внутри себя. В порыве отчаяния я достал из кобуры наган и выстрелил в висок. Произошла осечка. Потом все повторилось снова. Больше я решил не испытывать судьбу на прочность. После последней осечки я упал на колени перед ямой, где лежал Юрка, и заплакал. Лицо мое моментально было запачкано руками, которые были в земле. Я захлебывался слезами, я не мог поверить, что Юрки больше нет. Придя в себя, я положил в нагрудной карман Юрки письмо, что написала ему Ника, и стал забрасывать яму землей. Спустя много лет я часто прихожу на то место, куда захоронил капитана Юрия Андреевича Васнецова. Стою рядом с могилой, и, вспоминая былые времена, плачу. Тихо плачу. Слезы подступают к горлу комом, не дают дышать. Но я делаю усилие над собой. Делаю глубокий вдох, и приложив пуку к земле, ухожу к себе домой, где я живу последние несколько лет своей бесславно боевой жизни.