Рыжий Часть 1. Память. Глава 1. Дорога

Перегон медленно покрывался первым снегом, который тут же плавился на еще теплой земле, превращаясь в  воду, которая смешивалась с дорожной пылью и натоптанной, из кюветов сапогами, глиной.  Дорога, под напором погоды расхлебенилась, растворяя и вычеркивая из памяти увековеченные следы прошедших здесь животных и, возможно, человека. А возможно, эта дорога уже давно никого не видела, возможно, она уже утратила ту самую память, и осталась наедине со  своими мыслями и лихорадочным бредом, раз за разом проживая реальное смешенное с вымышленным. То время, когда полноводная вена её направления была полна людьми, повозками. Жизнью.

Как и тогда, дорогу окружал лес, но  который, сейчас, больше напоминал нечесаную бороду ленивого мужика, из-за бурелома и частокола кривых, согбенных деревьев, потерявших жизненную силу. Все это имело вид довольно потрепанный и хаотичный, и даже, если бы какой зверь случайный попробовал здесь пробраться – у него это не вышло - валежник не просматривался дальше вытянутой руки.

А как раньше было! Красотища! В обе стороны сновали повозки: груженые, пустые, с людьми, с животными. А люди, управляющие этим транспортом и случайно останавливающиеся вдоль дороги, горели мыслями, желаниями, надеждами и мечтами. У них были семьи, к которым они всегда спешили. Всегда на этом пути была жизнь!
А потом что-то за лесом громыхнуло, сотрясая землю и разрывая дорожное полотно. Тогда она почувствовала беду, она сразу поняла, что это конец мира, что больше некому будет наполнять её  своей жизнью. Так и случилось – поток проезжающих повозок резко иссяк, сойдя на нет, а потом и вовсе пропал. Она тогда запаниковала, закричала-заскрежетала покрытием, до провалов безнадежности, оголяя боль пустоты. Но это не помогло – никто не приехал, никто не пришел посмотреть на её мучения. Она осталась одна!

И тогда она впала в беспамятство, лишь редко всплывая сознанием на поверхность, когда ощущала на себе легкие и быстрые шаги, но это оказывались животные, которые боязливо выбирались на пустое и чистое пространство и тут же, перебегая, перескакивая её, скрывались на противоположной стороне, в лесу. И она опять опускалась под глубокие черные воды, на самое дно своей мрачной меланхолии.
Но вот однажды, она почувствовала на себе легкую дрожь, постепенно переходящею в отчетливую вибрацию. Она даже смогла вспомнить, что это! Но не могла поверить своей памяти, потому-что такого не могло быть! Ведь прошло столько времени, столько лет! Она еще раз прислушалась и отчетливо поняла, что ощущение, а вместе с ними и звуки, нарастали, приближаясь. Её каменное сердце радостно заходило, предчувствуя возвращения былых времен, возвращения людей!

И действительно, из-за поворота, на полной скорости, скрипя и подпрыгивая, неслась одна из «их» повозок. Хаотично мечась из стороны в сторону, она лихорадочно пробивала путь сквозь щербины провалов и вздувшихся нарывов дороги, между давно вставших подобных ей машин. Все же, от всех  препятствий ей не удавалось уворачиваться и тогда, налетая колесом, или сразу, всем мостом,  она со страшным скрежетом подскакивала, грозя тот час развалиться. Но не разваливалась и продолжала движение.

На очередном ухабе случилось неизбежное, налетев на бугор колесом, оно вывернулось под неестественным углом, застопорив движение повозки. Последний раз, надсадно скрипнув-простонав, она остановилась, отдавая этим последним выдохом жизнь дороге. Передняя дверь с хрустом открылась и оттуда вывалился измученный мужчина. Упав на дорожное полотно, он старательно поджал правую руку под свое тело, словно пытаясь что-то уберечь. В кулаке правой руки он сжимал предмет – вещь и она была для него важнее его жизни.

Путник умирал, дорога это знала, но ни как не могла ему помочь,  хотела, очень хотела, подавая сигналы о помощи внутренним гудением и треском. Но на зов пришли не те, кто смог бы помочь, пришли падальщики, трупоеды, принесли смерть, но не облегчение, максимально продлевая мучения несчастного, объедая конечности.
Все кончилось, кончился ужас, прекратились стоны умирающего. Дорога смогла «открыть глаза», смогла разглядеть «то ужасное место». Там остались лишь белые кости разодранного скелета, она не сразу смогла найти все части, разнесенные «животными» на расстояние. Но потом все же увидела все, звери, наевшись плоти, потом еще наигрались костями, раскидав их по дорожному полотну, её замутило.
Она до последнего не смогла оторвать взгляда на останки своей последней надежды, вместе с ним умерла последняя искра её жизни, вера в будущее. Но тут, в руке, сжатой в кулак и оторванной,  лежавшей достаточно далеко от остального уцелевшего скелета, она разглядела зажатый предмет, вещь, тускло блестевший в лучах вечернего солнца. Она поняла что это!

Это был её ШАНС! Они точно придут за этим! Они точно за ним придут!


Прошло еще двадцать лет.

Ботинки топчут пепел под ногами, точно такой же похоронил меня под своей многосотенкиллограмовой массой. Точно такой же был сверху, надо мной, вокруг меня, давил со всех сторон, стремясь, если не физически раздавить, то уничтожить морально. Но вот я выбрался и теперь  мои башмаки топчут его, трамбуя, давя и прессуя, стараясь растереть в еще более мелкую пыль, чем он есть. Не получается.
У меня не получается выместить на нем злобу от заточения, страх от одиночества, злость и обиду. И еще очень много ненависти и страха. Очень много страха.


Иду вперед, пересекая проплешину техногенной опушки, ищу естественные ориентиры на местности, но видимо, сила произошедшего здесь, была столь велика, что даже складки и изгибы местности выровнялись, образуя правильную геометрическую поверхность.

Здесь произошло то, после чего можно сказать о силе интеллекта человека, победившего природу, о хозяине жизни, о распорядителе царства жизни.
Жизни, следствием которой стала смерть.


Я иду, периодически спотыкаюсь о щербатую местность, усеянную тем, что осталось от некогда густого и сильного леса. Мне все более становится очевидным, что тягостно-тягучее состояние моего рассудка, который попал сейчас в некою эмоциональную гипнотическую и негативную петлю, становиться все более устойчивым, слабее реагируя на внешние раздражители. Я словно птица Феникс, сгорел, но уже без шанса на возрождение из пепла. Это было гораздо хуже, чем быть просто похороненным под слоем пепла и не надеяться выбраться.

Страх, ненависть, злоба и отчаяние, одиночество и обида. Это новые всадники моего гнета меланхолии и опустошающего понимания тщетности предпринимаемых усилий. Мир погиб, и даже не знаю, что это за мир, какой он был до катастрофы, и как в нем очутился. Не знаю, где я, для чего здесь  и есть ли шансы для меня в будущем.
Вышел на нечто похожее на дорогу, старую, ветхую, древнею.   Сквозь её щербатость проступала жалкая растительность, жизнь которой, по-видимому, была заключена в корнях, как по другому объяснить, что могучая сила, расчесав, словно граблями, местность и сдув с неё «большой лес, не смог справится с этими ничтожными кустарниками.  Прохожу мимо кустов и ожесточенно пинаю их, завидуя этой силе жизни.

Решил направление, выбранное дорогой, сделать своим, мне было все равно куда идти, а она могла вывести к людям. Так я думал. Но солнце уже несколько раз вставало и садилось, дорога, петляя, вывела меня  к лесу, наполненному больными и мертвыми деревьями, а еще были колючки, торчавшие в разные стороны из густого черного прилеска. Туда я благоразумно не совался.

Снова день пошел на убыль, ноги ноют, руки не поднимаются, отягощенные застоявшейся кровью, а в голове тупая мысль:

- Шаг. Еще шаг. А теперь левой. А теперь правой. Шаг. Еще шаг. А теперь….

А еще мучает жажда. И это становиться все более назойливым. И пусть мне становилось хуже, но я понял, что именно жажда помогла отвлечься от самоубийственных мыслей, перестать жалеть себя, просто идти, просто попробовать найти воду. Напиться.


А потом.


Потом вернутся в сладкое лоно самоедства, придающего столько индивидуальности моей, к слову сказать, ни кому сейчас не интересной личности. Но это так приятно, быть окруженным бархатной мягкостью осознания себя жертвой обстоятельств.
Упал на колени, нет больше сил идти дальше. Видимо здесь закончиться мой недолгий путь, начавшийся от могилы в глубине, до могилы на поверхности. И даже мой труп будет не интересен ни кому.  Я не повстречал, пока шел ни одного признака животного. Я умру, не принеся ни пользы, ни пищи.

Все. Тут. Это лучшее место для меня, хотя здесь везде одинаково хорошо. Сажусь, давая натруженным ногам отдых, стараюсь направить мысли на нужный лад, представляю каким будет переход в другой мир, если конечно он бывает. И еще, загадываю, чтобы он был не таким мучительным. Облокачиваюсь спиной о разбитый пенек, закрываю глаза и начинаю ждать.

Да! Они вернулись! – Ликовала и кричала дорога. И пусть он один, пусть у него нет сил, но она поможет ему, она сможет! Надо только позвать на помощь!